Ванда Колодзей
Третья дорога
Роман
(Фантастические картинки реальной жизни)
Пролог
Белые башни излучали яркий свет. Сегодня он был особенным. Виру казалось, что эти два Маяка Вселенной растворились в собственном сиянии, их очертания едва улавливало его сознание. Вспышка озарила Пустоту – и перед глазами юного Бога возник Дворец. Белоснежные колонны соединяли Небеса: одно было бледно-голубым, с легкими полупрозрачными облаками, второе – ультрамариновым, с волнами, доходящими до самых ступеней, до предела понимания. Во Дворце между колоннами Небеса смешивались, и в центре их проникновения формировалась Сфера, словно живой алмаз, покрытый легкой паутиной золотых огней.
«Братья творят», - подумал Вир. И ему захотелось принять участие в Творении, о котором вот уже несколько дней говорил весь Мир Богов и боялся своим голосом помешать Великому Эксперименту. И как ответ Миру Золотая Сфера зазвучала, и вместе с ней зазвучала и душа Вира, как может звучать свет, сконцентрированный в одной точке пространства. Юный Бог посмотрел вперед и увидел, что между ним и Сферой существует нить, тонкая сияющая нить, он ощутил ее прочность и понял, что разорвать этот луч может только он сам. Он знал, что готов отдать Золотой Сфере всего себя, но та не готова была принять его полностью и вмещала маленькую часть его света, маленькую часть его жизни.
«Какую часть жизни ты можешь отдать?» - услышал Вир в глубокой Тишине собственный голос.
«Ее начало, самое начало», - ответил он себе и направил поток мыслей в Сферу.
Нить порвалась…
Вир обрел реальные черты: сильные руки, готовые держать меч, крепкие ноги, твердо стоящие на небесах, лицо, полное решимости и отваги. Сфера отражала его. И не только его. Тысячи других Богов и Богинь, любящих себя и Сферу, улыбались Миру, улыбались Виру…
Дорога 1
Мир Богов
- Я не буду творить. Зачем? Сколько их было! Какое это по счету? Совет еще не рассмотрел предыдущее.
- Земля переполнена, ты знаешь. Твои же бабочки достойны воплощения. Подари их мне, Вир. А лучше сотвори свою планету и выпусти их на свободу.
- Глория, мы с тобой часть Великого Эксперимента. Мы свободны, да… но если я исчезну в собственной Пустоте, то исчезнешь и ты, и Золотая Сфера…
- Тогда ни о чем не думай и твори. Радость безгрешна.
- Иногда мне кажется, что в этой радости я начинаю ненавидеть свои творения, по крайней мере, я не наполняю их собой.
- А радуга?
- Что радуга? Я ей живу…
Вчера и сегодня Вир подбирал краски для своей радуги, подбирал не спеша. Золотая Сфера предлагала ему семь цветов, но для Бога этого было недостаточно. Первые творения приносили Виру радость и умножали его силу, все последующие потеряли свою значимость и стали просто игрой. И только радуга еще напоминала ему о величии творений. Он пообещал себе, что это будет последнее прикосновение его мыслей и рук к Золотой Сфере. А потом… Что потом?.. Боги творят. Он не будет Богом. Он волен сделать свой выбор. Вир не торопился, его радуга будет жить даже тогда, когда он уже не будет Богом. Глория смеется над ним: «Ты забавный… Творение бессмертно бессмертием Творца». Вот и сейчас Вир слышит ее смех. Любит ли он ее? Несомненно. Именно она станет самой яркой краской его радуги!
Все свое внимание юный Бог сконцентрировал на Сфере. Та максимально приблизилась и завладела им. Краски смешались со звуками. Образы Мира Богов пульсировали в пространстве, самые сильные и яркие становились частью радуги. И радуга росла. И когда она обогнула дугой Золотую Сферу и достигла Верхнего Неба, Вир уловил чей-то пристальный взгляд. Кто-то был там, на Вершине. Глория? Но это было лицо не Глории. Это были глаза не Глории, и Бог посмотрел в эти глаза…
Там была надежда… Там была Земля. На земле стояла маленькая девочка и смотрела на радугу, широко раскрыв чистые, как безоблачное небо, глаза. Там было ожидание…
Через мгновение радуга исчезла, а Золотая Сфера излучала свой свет на прежнем месте. Игра воображения? Ловушка Сферы? Возможно… Юный Бог повернулся к Золотой Сфере спиной и уверенно зашагал прочь от Дворца в реальный Мир Богов.
Прошло 12 лет
Твердыни Мира Богов стояли на прежнем месте. На прежнем месте была и Золотая Сфера. Ледяные горы отражали ее лучи, а она отражала каждого Бога, сидящего на вершине горы, изредка сходящего вниз для утверждения своих творений в Совете Воплощений. Да, Боги нисходят для… общения, для ощущения рук и тела. И если спросить у Богов, где высшая точка их мира, каждый ответит: высшая точка – на вершине его горы. И будет прав. Нет ничего во Вселенной величественней и прекрасней образа Бога, вознесенного до Верхнего Неба, момента прикосновения мыслей…
Когда наступал вечер, Глория невольно искала глазами на соседней горе Вира. Там его не было. Она несколько раз видела его в Долине, но не решалась подойти: Вир был уже не просто Юным Богом, мечтавшим сотворить для нее радугу, он стал во главе Совета Воплощений. Боги говорили о Великой Жертве, Глория не понимала, в чем она, это Жертва, но знала точно одно: на вершине Вира не было, его Твердыня была пуста… а Вир… Вир? Где ты?.. Он был ей так нужен… Нет, она не произнесет эти слова… никогда. Завтра, ближе к полудню, Глория будет в Совете, принесет свое очередное творение, и в очередной раз она не увидит его. И забудет до… нового творения. Но как же манит к себе покинутая Богом Твердыня! И не Твердыня вовсе, а Кристалл, Чистый Кристалл, без единого творения, без Творца…
Полный оборот Золотой Сферы – и наступает новый день. Совет Воплощений сообщает Богам о принятом вчера решении, и волна восторга передается от Твердыни к Твердыне. Боги знают, что воплощенное творение расширяет до Галактики, и каждый мечтает создать свой Мир, стать великой Пустотой, в которой Боги рождаются сами.
Вир не стремился и не мечтал. Утром он объявит решение Совета, увидит, как в Воплощенном Мире меняется Лента Событий: старая форма уступает место новой, бесследно исчезая в Едином Сознании. Вызовет ли это у него восторг? Он по-настоящему видит только радугу и глаза девочки, так глубоко… чтобы поверить в их существование…
- Богиня Глория, Вас вызывает Совет Воплощений.
Глория вошла в Пространство Совета. Она впервые переступила Порог и оказалась в центре. Со всех сторон на нее обрушился невероятно чистый и прохладный свет. Богиня ожидала пристальных взглядов участников Совета, но никого вокруг не было, а из потоков света вышел один Бог. Это был Вир.
- Почему радуга? – спросил он.
- Ты обещал…
- Обещал?.. Твоя радуга чудесна. Совет принял творение, и сегодня же его увидят жители Мира Воплощений.
- А как же ты, Вир?
- Я рад за тебя.
- Твердыня помнит и ждет… и я…
- Мое место здесь. Радуга существует. Боги ее не видят… Я не Бог, я в Долине. Я вижу суть твоего творения – оно порадует людей и раскрасит их Мир. Хороший результат.
- Я хочу видеть ее…
- Ты опять предлагаешь мне разорвать Золотую Сферу?
- Неужели это единственный способ?
- Нет… Возвращайся на вершину и смотри на Нижнее Небо. Твоя радуга воплотится, и это стоит того, чтобы быть Богом. Прощай.
Вир повернулся и исчез, как будто и не появлялся, как будто Глория видела всего лишь мираж в Пустыне собственных ожиданий…
Вечером на Нижнем Небе появилась радуга, яркая, насыщенная. У Глории перехватило дыхание от величия и красоты, и она забыла… забыла о том, что видела Вира, о том, что Вир есть.
Вир любовался радугой Глории, как, впрочем, и любым творением Богов, но, возможно, любовался иначе, хотя знал, что она уже и не вспоминает о нем. Память Богов так непостоянна. А он любил ее. Любил как не-Бог.
А в это время Чистый Кристалл, Кристалл без Творца ожил и прорезал Мир Богов лучом. Боги его не видели: они смотрели на радугу Глории…
Не-Бог ступил на луч. Вир не знал, куда идти и где будет конец дороги. Все воплощенные образы появлялись перед ним и пропускали вперед, все невоплощенные – смотрели на него из легкой туманной дымки. Дорога поднималась вверх, и Вир незаметно для себя поднимался вместе с ней. Когда же он оглянулся, чтобы с высоты полюбоваться радугой Глории, то был удивлен: облака Верхнего Неба плыли над Золотой Сферой, а он стоял над облаками.
«Я в Верхнем Небе?» - Вир не поверил своим глазам, но не остановился, а пошел дальше. Почему он здесь, не-Бог решит потом, а сейчас ему нужно идти, идти вперед. Дорога сужалась, образы исчезали. Луч стал тонкой нитью. Где-то вдалеке вспыхнул огонь. Огненный шар вырвался в пространство. Вир двинулся ему навстречу. Когда расстояние между ними стало минимальным, не-Бог увидел в огне свою радугу, глаза, излучающие любовь, и дверь, старую, увитую плющом дверь, с железными, ржавыми засовами. Он дотронулся до нее… Шар оказался позади, а из Мира доносились радостные возгласы: Боги видели, как с Верхнего Неба по тонкому лучу спускался Вир. Слава о Высшем, самовознесенном Боге прокатилась по Миру. Великая Жертва уступила место Великому Подвигу. Боги замерли от восхищения, а Вир спустился в Долину, в Совет Воплощений…
Всю ночь Боги не могли сомкнуть глаз: их мучили вопросы, а ответов не было.
Как Вир оказался на Верхнем Небе?
Почему он, а не я?
Зачем Вир вернулся?
Мир Богов не спал. Твердыни качались от шума голосов. Богам казалось, что горы не выдержат и рухнут, и рухнет весь Мир.
- Вир смеется над нами.
- Смеется над нашими творениями…
- Да, смеется, ведь он не-Бог.
- Что там, на Верхнем Небе?
- Пусть Совет решает, что нам делать.
Боги то замолкали, погружаясь в глубины себя, то вновь говорили о дерзком и невероятном поступке их брата. И только Вир крепко-крепко спал, не подозревая о том, что принесет ему новый день.
Этой ночью Виру снился очень странный сон: он шел по бесконечной дороге, уходящей в никуда, в лицо дул сильный ветер, такой сильный, что приходилось одной рукой держать плащ, внезапно появившийся на плечах, а другой… А другой не-Бог сжимал меч, обагренный кровью. Вир оглянулся – дорога обрывалась, посмотрел вперед и… проснулся.
«Все изменилось. Прошлое исчезло из памяти. Навсегда». Вир знал, что сегодня наступил решающий день, что его «путешествие» не осталось незамеченным, а это катастрофа для Мира. Боги по-разному отнесутся к его поступку: одни искренне порадуются и своим восхищением возвысят его еще больше, но будут и те, кто назовет его выскочкой. Какую бы позицию ни занимали и первые, и вторые, ясно было одно: в Мире Богов появилось неравенство. «Слово за Советом». И Совет ждал брата.
Утро для Богов принесло надежду: все должно оставаться по-прежнему. Все будут сидеть на своих Твердынях, творить и любить свои творения, а Вир будет во главе Совета, пусть нетворящим, но он в любую минуту может творить вновь, братья даже ждут этого. Утро надежду и отняло: мысли утверждали, что ничего не останется прежним. Они сами уже не прежние Боги…
- Совет желает знать причину.
- Я ступил на луч и пошел по дороге.
- Что видел ты?
- Воплощенное и невоплощенное.
- Зачем спустился?
- Дорога привела назад.
- Ни долг? Ни честь? Дорога?
- Прошел я сквозь себя. Вот я и здесь.
- Мы рады, брат, что ты вернулся. Велик твой Подвиг. Скрывать его не сможешь ты: Мир наблюдал, Мир говорил всю ночь о нем.
- Боялся рухнуть Мир.
- Боялся? Не думал я, что мой непродолжительный уход посеет в сознании Богов тревогу и страх. Вы вправе изгнать меня.
- Изгнать? Нет-нет. Ты будешь возглавлять Совет и далее.
- Достойных много.
- Достойных много – ты один… И знаешь сам, что выше нет тебя.
- Твои творения невидимы для нас, а значит, тебе легко увидеть истинность творений наших.
- И дело не в доверии, а в плотности сознания.
Так говорили Боги. Так говорил Совет. Вир знал их правоту, но также знал и то, что уйти и не вернуться он сейчас не может, что в плотности этого Мира он занимает место, он родился в этом Мире, он часть его, и если кто-то из Богов исчезнет – Мир рухнет. Нельзя сохранить алфавит, удалив из него хотя бы одну букву, если только все слова, содержащие ее, не перестанут существовать. Но Вир оставил столько следов!!! Отказ от творений – это всего лишь попытка не наследить далее. Чужие следы… Теперь на Дороге Богов он оставляет чужие следы.
Вир вышел из Совета, чтобы принять для себя окончательное решение. В Долине, на площади Согласия его остановил Иларий, участник Совета. Брат что-то прятал за спиной, а потом, немного поколебавшись, протянул Виру меч, укрытый плащом.
- Возьми. Он твой. Я хранил его долгие годы. В архиве есть запись, старая запись, со времен еще до Золотой Сферы, где указано на рождение саморожденного, для него с Верхнего Неба упал меч. Хозяина меча узнают по тонкому лучу, на котором он будет спускаться с высот, недоступных для Богов. Нет сомнений: хозяин меча – это ты. Предсказание сбылось.
- Ты ничего не утаил?
- Этим мечом прольют кровь, кровь Бога, и будет открыт новый путь.
Вир вспомнил свой сон и взял меч. Нижнее Небо озарила вспышка молнии, а раскаты грома сотрясли Мир Богов…
«О, Вир! Знал бы ты о замысле Богов. Бросить в Золотую Сферу до полного растворения. Доводы веские: в Мире нет места для разрушений. Предупредить? Предать тебя или Мир?» Крупные капли дождя упали на лицо Глории. Она все-таки любила Вира…
После Совета Мир погрузился в молчание. Каждая капля дождя в тишине звучала ударом. Вир рассматривал меч. «Что хочет от меня Золотая Сфера? Это ее меч, я уверен. Я когда-то уже держал его». Все, что было до Золотой Сферы, Вир не помнил. Меч же был реален. Долго не думая, не-Бог решил спрятать его на своей Твердыне.
Кристалл встретил хозяина ослепительным пульсирующим сиянием, как будто хотел сказать о радости встречи, о полном слиянии, которое возможно только при возвращении домой. Вир взошел на Твердыню. Весь Мир был перед ним как на ладони. Боги молчали. «Боятся даже посмотреть на Кристалл. Тем лучше. Свет Твердыни скроет от чужих глаз меч. Кровь Бога не будет пролита». Вир повернулся лицом к Золотой Сфере и крикнул:
- Я бросаю вызов тебе, Золотая Сфера! Ты дала мне меч – смотри: у меня его нет.
Золотая Сфера на мгновение погасла, а затем вспыхнула вновь. В ней Вир увидел отражение Мира, отражения Богов. Не было только одного отражения – его, не-Бога. Он посмотрел на себя: руки, ноги, тело существовали, но они не отражались в Сфере.
«Вызов принят», - подумал Вир и решил спуститься. Вместо себя на вершине он оставил меч, еще раз окинул взглядом Мир, чтобы унести его красоту с собой в Долину, и увидел, как на соседней Твердыне за ним внимательно наблюдают. «Это Глория», - подсказало сердце и застучало сильней.
Кристалл выбросил в пространство световую волну – Твердыня Глории зазвучала. Вир сделал шаг вперед, Глория шла ему навстречу: полупрозрачный мост соединил горы. На середине моста не-Бог и Богиня встретились.
Впервые их тела прикоснулись. Впервые соединились их души. Впервые переплелись их мысли.
- Не уходи! – кричало сердце Глории.
- Я не могу остаться, - ответил Вир.
- Но почему? Почему?
- Потому что есть радуга… Там, на Верхнем Небе. Потому что этого хотят Боги.
- Боги боятся тебя.
- Боги могут бояться? И ты, Глория?
- Я люблю, я здесь, потому что люблю.
- Мост прекрасен. Это твое лучшее творение, ты воплотила его без Совета.
- Этот мост для нас двоих…
- Мост для влюбленных… Что ж, отныне он будет существовать.
- Ты вернешься?
- Не знаю…
- Ты можешь чего-то не знать?
- Я не знаю, вернусь ли я…
- Мост будет ждать…
Их мысли переплелись. Их губы прикоснулись. Огонь вырвался из сердец – мост воспламенился. Над огнем возвышались две фигуры: их держали объятья.
Золотая Сфера отразила поцелуй.
- Пора. Надо идти, - сказал Вир.
- Возьми меня с собой, - попросила Глория.
- Ты откажешься от творения? Ты откажешься от Мира?
Ответа не было… Глория стояла на вершине своей Твердыни. Вир быстро спускался с Кристалла вниз.
- Я не смогла… - прошептала сама себе Глория.
Вир был уже очень далеко. Глория посмотрела на Кристалл, стараясь навсегда запомнить эту встречу. На вершине лежал меч…
В Долине лил сильный дождь. Стена воды отделяла Твердыни и пространство Совета, словно пыталась приостановить замысел Богов. Вир, весь промокший, переступил порог. Внутри никого не было. «Странно. Обычно Совет полон Богов». Не-Бог снял плащ, в камине горел огонь. Волна тепла пробежала по телу. Мысль о Великой Пустоте завладела сознанием. «Стать Пустотой? Сотворить новый мир? Населить его Богами? Это реально. Из Мира можно выйти, заменив себя своим же творением. И не важно, что будет с ним. Не важно?..» Мысли поплыли. Из огня на Вира смотрели глаза, полные светлой тоски. Пламя поглотило их и создало новый образ: дерево, Дерево Жизни. Корнями оно уходило в Воздушный Океан, а кроной касалось той Пустоты, о которой вот уже несколько лет думал не-Бог. Дерево было огромным и сильным, таким огромным, что Вир не мог охватить его полностью своим взглядом. Тогда он сосредоточил внимание на середине, на месте, где смешивались Воздушный Океан и Пустота, и опять увидел дверь, старую, увитую плющом, с железными, ржавыми засовами. Вир попытался их открыть, но резкая боль пронзила его мысли, резкая боль пронзила его тело. «Боги не знают боли. Ты не Бог». Боль стучала в висках. «Ты не-Бог», - эхом вторило сердце.
Сквозь боль Вир почувствовал запах гари и ощутил, как чьи-то руки пытаются вернуть его в реальный Мир Богов.
- Вир, очнись!
Вир встрепенулся. Рядом стоял Иларий, опаленный плащ лежал на полу.
- Готовь меч! Мир восстал против тебя. Завтра после Совета на Нижнем Небе ты будешь воплощать пустынные миражи. Они станут для тебя ловушкой. Боги откроют вход в Золотую Сферу и закроют проход в Мир. Они хотят, чтобы Сфера поглотила и растворила тебя…
- Зачем ты здесь? Зачем хочешь спасти меня?
- Мир Богов иногда меняется, я прочел об этом в архиве. Меняются Боги.
- Их меняет Золотая Сфера?
- Да, но… Падение одной капли порождает круги. Боги хотят, чтобы этой каплей стал ты.
- Какая честь для моей персоны!.. Великая Жертва… О ней тоже есть запись в архиве?
- Она существует со времен до Золотой Сферы. В Мире Воплощений ее называют распятием.
- Распятием… Круги уже пошли. Что ты предлагаешь, Иларий?
- Завтра во время воплощений мы создадим свой портал, связывающий Верхнее и Нижнее Небеса. Ты уйдешь в Верхнее Небо и станешь Великой Пустотой, а с Нижнего Неба мы поднимем твое творение, твоего земного двойника. Ты отдашь ему свой меч. Золотая Сфера не примет его. Будет война, и в этой войне Боги будут повержены человеком.
- Ты хочешь войны, Иларий? У меня нет меча… И кто тебе сказал, что я хочу стать Пустотой?
- Твой огонь. Стать Пустотой – это стремление Бога. Исчерпать себя в своем мире, что может быть лучше?
- Исчерпать себя до ноля. Да, да… Как же я не подумал об этом? Хорошо. Я создам портал. И человек станет Богом…
В камине потрескивал огонь. Нектар блаженством разлился по телу. В этом году напиток был сладким и в меру выдержанным, пьянил сознание и расширял его границы. После второй чаши нектара завтрашний день не казался уже таким значительным ни для Илария, ни для Вира. Вот только Великая Пустота оставалась все также Великой да Дерево Жизни по-прежнему манило к себе своей тайной. Когда была выпита третья чаша, Вир ощутил, что разгадка тайны Дерева Жизни близка. Иларий говорил что-то о пользе нектара и его влиянии на поиск новых форм, но Вир его не слышал, он всем своим сознанием был в другой реальности…
В этой реальности было только дерево, Дерево Жизни. Каждая ветвь представляла собой мир, непохожий на все остальные. Вир мысленно просматривал их: остров Пробуждения насыщен водопадами и белоснежными колоннами, там ветер играет грохотом падающей воды; остров Познания есть безбрежное море, и по нему плывут мысли-корабли; остров Созерцания полон ночной тишины и светом фонарей, освещающим самые тайные желания; остров Просветления трепещет огнем, постоянно меняющим формы бытия. Все острова соединяет один крепкий и могучий ствол, видимый ровно до середины, а потом переходящий в звездный путь. Не-Бог последовал за мыслью по пути – и звезды растворились в Океане, Вир сам растворился, а когда достиг корней, то растворилась и сама жизнь. Вир «услышал» собственный голос:
- Я отдаю всю жизнь, я возвращаюсь.
Воздушный Океан пришел в движение, и вверх по стволу к кроне направился поток света. Острова ожили. Они ждали возвращения своего творца, и вот теперь, питаемые его силой и любовью, стали новыми реальными мирами, но без Богов, без Золотой Сферы.
«Я есть Дерево. Я есть проводник. От себя к себе».
Огонь потрескивал в камине. «Неужели Иларий тоже видел свое Дерево Жизни?» Вир посмотрел на Бога, тот говорил о своих юных творениях и о том, как он попал в Совет. Вир понял: Иларию не нужно Дерево Жизни. Дерево Жизни прорастает в собственном Воздушном Океане. И этот Океан навсегда растворен в Едином Океане Духа…
Мир находился в состоянии грозы. От сильного вращения Золотой Сферы энергия не концентрировалась на Твердынях, а опускалась в Долину и ударяла в пространство Совета. После очередного удара Сфера так быстро набрала обороты, что Боги не успели отразиться в ней – и время остановилось. В отсутствии времени Боги ощутили плотность своих окаменевших Твердынь, и впервые страх овладел ими: горы изначально были застывшими формами.
«Надо запустить время», - эта мысль передавалась от Бога к Богу. «Как? – вопрос задало само время и тотчас же ответило: - Необходимо создать иллюзию и перейти в нее сознанием. Твердыни вновь обретут прежнюю форму, и начнется новый отсчет».
- Кто может создать иллюзию? – спрашивали участники Совета друг у друга.
- Вир!
- Его Кристалл не окаменел!
- Его сознание не имеет плотности…
- Он спасет Мир!
- Он вернет время!
- Что ты можешь сделать, Вир?
- Всю энергию, что опустилась в Долину, я направлю в пространственные ловушки, Золотая Сфера начнет снижать обороты и вернется в состояние нормального движения.
- Где будут ловушки?
- В Мире Воплощений. Это будут пустынные миражи. В них прогремит гроза. Люди не пострадают, они даже не заметят ее. Возможно, что-то могут увидеть бедуины, только им одним пустыня открывает свое лицо.
- Новую эпоху мы назовем в твою честь, Вир, - Эпохой Преодоления!
- Воплощай, весь Мир в твоих руках.
Нижнее Небо изменило цвет: ультрамариновый стал черным. И в этой кромешной тьме возникла желтая пустыня. Мир затаил дыхание. В тишине стали слышны раскаты грома. Среди пустыни то тут, то там вспыхивали молнии, собирая вокруг себя темные тяжелые тучи. Боги услышали, как зашумел в миражах дождь. Песок пустыни был таким горячим, что капли испарялись, не достигая земли. Когда же вспыхнула последняя молния и прогремел последний гром, черные тучи стали подниматься вверх и перешли границу Нижнего Неба. Крик ужаса пронесся по Миру: тьма подступала к золотой Сфере.
- Вир, соединяй Небеса, - кричал Иларий, стараясь заглушить всех Богов. – Твой двойник готов к переходу!
Тьма достигла Верхнего Неба и остановилась. Мир оказался во тьме. Вир был в центре тьмы. Ни звуков, ни образов… Только стук сердца… Вир прислушался к тишине – это стучало не его сердце, это стучало не сердце Бога: у Богов нет сердца. Стук позвал к себе – и не-Бог пошел вслепую. Сделав несколько шагов, Вир очутился перед дверью. Он не видел ее, но знал, что это старая, увитая плющом, с железными, ржавыми засовами дверь. Вир не пытался ее открыть. Дверь открылась сама…
Дорога 2
Мир Воплощений
Холодным февральским вечером, на закате, старая женщина шла в церковь, шла на службу. Завтра праздник, а сегодня она хотела помолиться за свою внучку: ее забрали в роддом. Женщина попросила всех домочадцев двигать мебель, переставлять любые предметы с места на место, чтобы облегчить роды, а сама, взяв свечи, отправилась на предпраздничную вечерню. Церковь стояла на горе. Ступеньки деревянной лестницы обледенели, подъем для старых больных ног оказался трудным и создавал ощущение бесконечности. Голова закружилась, в глазах потемнело – старая женщина потеряла сознание и упала… В это же мгновение в роддоме раздался громкий крик новорожденного, сообщающий миру о приходе еще одной души… «Свершилось. Правнучка», - мысль вернула прабабушку в реальный мир. Женщина поднялась на ноги и продолжила свое восхождение по крутой деревянной лестнице…
- Вандзя, Вандзечка, девочка моя, домой, пора обедать! – позвала мама дочку, выглянув в окно.
Девочки во дворе не было. Мама не беспокоилась. Она знала: Старый замок, вернее, те руины, что от него остались, был местом игры для мальчишек и девчонок, когда-то и она сама, будучи ребенком, пропадала там целыми летними днями, пока голод не брал верх да в животе не начинало урчать громче, чем эхо в развалинах, и тогда дорога домой была самой короткой в ее жизни. «Ничего, проголодается – прибежит. Обед покажется еще вкуснее», - улыбалась сама себе молодая женщина…
Днем руины замка собирали детвору, вечером становились местом для свиданий, и не раз камни слышали первые слова любви, радостный смех и смелые обещания детей и влюбленных.
Ванда собирала вокруг себя друзей, устраивала на развалинах соревнования, победителей награждала медалями, нарисованными собственной рукой. Иногда она убегала в замок, чтобы побыть одной. Здесь слезы высыхали очень быстро, обиды забывались, и каждый раз можно было проводить «раскопки» и находить интересные предметы.
Сегодня Ванда была одна, но не слезы были тому причиной: она ждала чудо. И, как любое чудо, девочка хотела его не только увидеть, но и сохранить в памяти навсегда… Дорога в замок была обычной. Голубое небо, легкие белые облака, запах полевых цветов. «Вот уже и замок показался, а чуда нет». Как только Вандзя это произнесла про себя, три белых мотылька закружились перед ее носом. Девочка побежала за ними по дороге. Бабочки поднялись вверх, в небо, Ванда посмотрела (о чудо!): облака точно копировали руины замка. Можно было разглядеть и мост, и две башенки…
Девочка остановилась, чтобы на мгновение «остановить» чудо.
- Облака, задержитесь, пожалуйста, - тихо попросила она.
Облака замерли, солнце скрылось. Ванда смотрела в небо. Небо ответило ей улыбкой: над облаками появилась радуга, такая яркая, такая живая.
- Я нарисую тебя, - прокричала Вандзя и больше слов не нашла, дыхание перехватило, комок счастья подступил к горлу.
На земле стояла маленькая девочка и смотрела на радугу, широко раскрыв чистые, как безоблачное небо, глаза. В них была надежда, в них было ожидание…
- Я вернусь к тебе, радуга, - прошептала Ванда, лицо ее сияло светом солнца, светом любви…
Домой Ванда прилетела стрелой, не забегая на кухню, она устремилась в свою комнату, быстро нашла лист бумаги и краски и села за рисунок. Сегодня она решила, что станет художницей…
Прошло 12 лет
«Не то». Ванда без сожаления стерла все масло с холста – день ее работы превратился в грязную тряпку. «Краски не те». Руки перебирали тюбики с масляной краской, а в ушах звучал голос:
- Ванда Колодзей, Академия искусств гордится Вами и вместе с дипломом об окончании вручает направление на стажировку в Рим. Мы надеемся, что поездка укрепит веру в талант, а новые полотна прославят не только страну, но и станут достоянием мировой живописи.
Рим позади. И что же?.. Новые полотна? Да. Новые краски? Да. Новый взгляд на живопись? Да… Но… нет радуги. Нет главной картины ее жизни. «Как оживить ее руками? Перед глазами она такая живая!» Мысли прервал телефонный звонок. Звонили из художественного салона, приглашали приехать на предварительный просмотр: завтра открытие ее выставки «Бессмертные Боги. Вечный город». Завтра вернисаж…
После посещения салона художница не отправилась ни в кафе, ни домой, ее позвали руины, ее позвал Старый замок. Чем ближе она подходила, тем отчетливей слышала музыку. Это играла скрипка, да-да, скрипка. Нежная и одновременно сильная мелодия вырывалась из души скрипача. Смычок парил над инструментом и прикасался к… радуге, ее радуге – и радуга была такой же яркой и живой, как когда-то, в первый день их встречи…
Солнце садилось. «Какие же здесь неповторимые закаты». Ванда посмотрела на теплое оранжевое небо и на его фоне увидела силуэт скрипача. Музыкант играл самозабвенно, но когда заметил девушку, мелодия резко прекратилась, а руки мгновенно опустили и смычок, и скрипку.
- Ванда, ты!.. Не может быть, это не сон? – произнес Гостеслав. Их глаза встретились. Их тела встретились. Их мысли переплелись.
- Гостек, ты ли это? Совсем взрослый стал. Черт возьми, прекрасен, как юный Бог. И часто ты здесь бываешь? – спросила Ванда. Радость звучала в ее голосе.
- Летом часто. Я здесь сочиняю музыку и жду… ее..ее одну.
- Бессердечная, как она может не придти, когда ее так ждут?
- Не говори о ней так. Она пришла, она уже здесь. Это ты, Ванда.
Наступила тишина, и в этой тишине полилась музыка. В ней звучал ветер и облака, лучи солнца и деревья, замок и долина. Это звучало признание, признание в любви, а то, что это признание, Ванда не сомневалась…
По дороге они шли вместе. Ощущение неизбежности стучалось в их сердцах.
- Приходи завтра в салон, на открытие. Увидишь мои картины. Рим – прекрасный город. Ты увидишь его моими глазами и полюбишь навсегда.
- Я уже полюбил его. Хотя без тебя мне не нужен ни один город на свете.
- Давай купим билеты на поезд или на самолет, все равно, и уедем.
- А как же твоя выставка? И у меня концерт. Нет, только не завтра, но я обещаю: мы обязательно уедем, вдвоем.
Ванда знала, что этого никогда не произойдет. Сердце было наполнено до предела любовью, поэтому ничто уже не могло омрачить радость.
«Как неожиданно приходит любовь и поражает мгновенно. Правда, Гостек утверждает, что любит давно. Мне больше нравится слово «вечно»…
С самого утра Ванда волновалась. Дрожь пробежала по телу от осознания того, что душа будет «оголена» перед… перед людьми. Ждала ли она признания таланта? Возможно, да… Слава – это не ее состояние, не ее страсть. Картины попросили – и она их покажет. «Неужели творение приносит творца в жертву?» - художница задала вопрос и не ответила. Чтобы отвлечь себя и успокоить душу, Ванда взялась за новую работу, но руки не слушались ее, мысли блуждали далеко-далеко, во вчерашнем дне, на закате… И мелодия… Она уже внутри и пустила корни. Корни? Дерево… Дерево Жизни? Это будет Дерево Жизни! Ветви соединяются в могучий ствол, переходящий в звездный путь. Звезды падают, но не на землю, они падают в небо, в легкие белоснежные облака. А над кроной – радуга. Радуга, ее радуга! «Что-то здесь есть, что-то важное зацепила моя мысль и подняла со дна колодца».
Ванда ухватилась за образ и стала писать. Энергия рывками попадала на полотно. Это были уже ни ветви, ни листья – это были острова, миры, живые миры.
Художница вернулась в действительность только к обеду, когда на городской ратуше пробили часы и голубь влетел в окно. Птица села на подоконник, постучала в раму, посмотрела на хозяйку квартиры и улетела. «Это к любви. Посланник Гостека. Пора». Ванда завесила полотно, быстро собралась и вышла из дому. Улица встретила шумом голосов – и чувство волнения исчезло. На вернисаж обещал придти Гостек…
Если бы вернисаж проходил в Старом замке, Ванду выбрали бы королевой, королевой вернисажа, и не потому, что она была хозяйкой картин, а потому, что сегодня она была настоящей Королевой! Уверенный шаг, гордый и открытый взгляд и глаза, полные невероятным светом. В этих глазах Гостеку хотелось утонуть, утонуть навсегда. Скрипач прятался за спины гостей: хотел преподнести сюрприз в финале. Он видел, как Ванда искала его глазами. Польщенный ее беспокойством, музыкант стал за колонну и уловил на себе пристальный взгляд: на него смотрел римский Бог глазами Ванды. Гостек отвернулся и вновь посмотрел на картину – определенно на него взирала женщина, которую он любил, но с такой внутренней силой и свободой, что скрипач остолбенел: Ванда была внутри этого Бога или Бог был внутри Ванды? Еще не раз потом Гостеслав вспомнит это полотно и это мгновение, стараясь в сотый раз ответить на вопрос, но ответа не будет.
- Оригинальные работы! Особенно вот этот юный Бог. Кажется, что всего лишь один шаг отделяет его от нас…
- Необычный взгляд! Боги полуреальны, но реальны…
- Рим прекрасен в любую погоду! Пожалуй, стоит купить эту работу.
- Только классическая живопись может гордиться своими Богами, а это – так, жалкая копия.
Голоса посетителей открыли глаза Гостеку – и все исчезло: с картины смотрел римский Бог, непохожий на своего творца.
Ванда Колодзей давала интервью местным газетам:
- Что дала Вам поездка в Рим?
- Именно в Риме я ощутила всю красоту и глубину прикосновения к полотну, именно в Риме я стала художником.
- Почему героями Вашей Римской серии стали Боги?
- Бытует мнение, что каждый из нас ребенок, открытый миру и жизнерадостный. Я бы добавила: в каждом из нас присутствует Бог, личный Бог, и от нас зависит, проявит ли он себя или мы в состоянии вечного сна будем ждать его и всю жизнь превратим в томительное ожидание.
- Если не секрет, ваша любимая картина?
- Все работы по-своему любимы.. Вероятно, вы хотели спросить, более значительная для меня? Это «Юный Бог. Взгляд сквозь время». В ней я хотела объединить внешнюю и внутреннюю силу и красоту Бога. Это полотно стало последним в серии, оно и вернуло меня на Родину.
- Каковы Ваши дальнейшие планы и темы новых творений?
- План у меня один – творить, совершенствовать технику. А темы? Темы подскажет сама жизнь. Буквально сегодня я начала работу над «Деревом Жизни» и нашла для себя совершенно новую форму его существования.
- Что Вы можете пожелать художникам и ценителям живописи?
- Первым – никогда не останавливаться на достигнутом результате, вторым – видеть суть работы, а форме предавать наименьшее значение…
Ванда улыбалась и принимала поздравления. Среди гостей она наконец-то увидела Гостека: в руках у него был букет огромных, шикарных белых роз. Скрипач протянул ей цветы:
- Поздравляю! Твои работы великолепны! Ты талантливый художник!
- Где ты пропадал? Я думала, что ты уже не придешь.
- Я был всегда рядом, невидим для тебя, как и в прежние годы. Меня захватили твои полотна, а по-настоящему интересует одно: под названием «Ванда Колодзей».
- Бессовестный лгунишка!
Гостек подошел ближе и прошептал Ванде на ухо:
- Я украду тебя у всех на виду, пускай мне завидуют.
Потом взял Ванду за руку, и они вместе направились к выходу.
Вместо выхода перед глазами Ванды возникла дверь, старая, увитая плющом, с железными, ржавыми засовами. И не художница шла навстречу, а дверь приближалась к ней. Ванда крепко сжала руку Гостека: он был рядом. Значит, реальность здесь, и дверь тоже реальна. В отличие от Ванды музыкант шел уверенно, и дверь в его сознании не существовала. Когда же расстояние между дверью и художницей стало минимальным, Ванда зажмурила глаза и сделала шаг вперед. Ничего не произошло: она шла рядом с любимым человеком, а когда оглянулась назад – двери не было. «Я прошла сквозь нее», - Ванда была в этом абсолютно уверена…
В июле и августе в душе Ванды Колодзей царил рай. Всюду была жизнь, словно вырвалась на свободу и заявила о себе во весь голос: летние грозы укрепляли силу, ветер врывался в сознание и очищал его, шепот деревьев и трав эхом отзывался в сердце, солнце ласкало тело теплом, свет звезд отражался в глазах, как в зеркале мира. Необыкновенная любовь творила обыкновенные чудеса…
Две недели они не виделись: филармонический оркестр, в составе которого был Гостек, уехал на гастроли, Ванда писала «Дерево Жизни». Телефонные звонки иногда соединяли их голоса, но что можно было сказать по телефону? «Люблю» превращалось в самое банальное слово.
Выставка завершила свою работу, половина картин была продана, вторую половину художница подарила Академии искусств. Работа «Юный Бог. Взгляд сквозь время» осталась у хозяйки. Она ни за какие деньги не продала бы ее никому: полотно было слишком личным и живым, чтобы стать предметом интерьера или учебным пособием для студентов. Иногда девушке казалось, что с портрета смотрит она сама, вот и сейчас картина излучала любовь.
«Дерево Жизни» почти завершено: корни, звездный путь, ствол, ветви-острова… радуга не та. Сколько раз Ванда пыталась ее передать, но все попытки не давали ожидаемого результата. «Я думала, что любовь откроет радугу, даже была уверена в этом… Может, радуга за дверью, той дверью… Любовь не ключ… На двери нет замка, там засовы, железные, ржавые засовы. Значит, дверь нужно открыть руками», - решила для себя Ванда.
Чтобы найти и открыть дверь, Ванда отправилась в Старый замок. День стоял теплый. Вчера лил дождь – дорогу размыло, а долина была местами залита водой. «Ищи свой путь», - сказала себе Ванда и свернула налево. Трава была такой мягкой, что ноги тонули в ней. Удачно перейдя затопленный участок, художница двинулась вперед. Там, впереди, блеснула поверхность новой воды, не поверив своим глазам, Ванда продолжала идти.
«Стоп! Ловушка!» - выдало сознание: вода разлилась полукругом и отрезала дорогу. «Ищи свой путь», - повторила себе Ванда и повернула направо. Ноги вывели на сухое место. «Это не дорога». Девушка оглянулась: прежняя жизнь была позади.
«Ищи свой путь», - в третий раз прозвучал внутренний голос Ванды. Она заметила узкую тропинку («Кажется, по ней ходили люди») и без сомнения пошла по ней. Из-за сплетенных ветвей выросших деревьев показалась невысокая стена. Ванда посмотрела, что находится за ней: экспериментальная станция, двор, двор людей, во дворе – никого. Художница пошла вдоль стены… Узкая тропинка то появлялась, то исчезала, идти было трудно: бурелом, крутые обрывы создавали новые ловушки. Ванда упорно шла вперед: идти назад смысла не было. Когда появился просвет, то появилась и надежда выйти на широкую протоптанную дорогу. Ванда знала, что она совсем рядом. Вот и конец стены – новый поворот и остановка. «Здесь должна быть очередная ловушка, самая большая». Ванда прислушалась – тихо, посмотрела на ноги – грязная обувь не давала покоя. Художница согнулась и стала вытирать влажными салфетками ботинки, а когда поднялась во весь рост, увидела, как на нее быстро движется большой черный пес. Ванда повернула назад, но не пошла по пройденной тропинке, а спустилась с размытого дождем обрыва вниз. Земля была вязкой, дорога полностью отсутствовала. Ванда стала пробираться сквозь высохший борщевик, не прокладывая себе путь и не оставляя следов. Широкая дорога сама появилась впереди, как только девушка перестала о ней думать. А став на дорогу, Ванда тотчас же оказалась перед воротами Старого замка, вернее, перед дверью, старой, увитой плющом, с железными, ржавыми засовами. Как только попыталась открыть ее – резкая боль пронзила тело и душу. Боль стучала в висках: «Все позади. Все позади». Что позади?
- Ванда, где ты? – отчетливо услышала она голос Гостека, а потом и сам скрипач появился из-за двери, которой уже не было…
- Как ты здесь оказался?
- Твой сосед сказал мне: Ванда Колодзей пошла в Старый замок. У меня не возникло и тени сомнения – и вот я здесь.
- Долина затоплена водой. Как ты сюда добрался?
- Как обычно, по широкой дороге. Ванда, я безумно скучал эти две недели без тебя и не мог уже просто сидеть и ждать твоего возвращения, зная, что ты совсем рядом.
- Ты не видел здесь дверь?
- Какую дверь? О чем ты говоришь? В этих развалинах нет двери. Ты заработалась, моя любовь… Дай мне руку, - попросил Гостек, и Ванда протянула ее.
В руке оказалась маленькая коробочка из красного бархата. Ванда открыла ее: серебряный перстень с черным камнем привлек к себе внимание художницы.
- Я где-то читал, что перстень с черным камнем на указательном пальце левой, а затем правой руки носила одна русская поэтесса. Камень назывался вороний глаз. Так почему его не может иметь польская художница Ванда Колодзей?!
- Польская художница Ванда Колодзей может все, - сказала Ванда и надела перстень на указательный палец левой руки. - Я, конечно, не русская поэтесса, но есть вещи, которые просятся на бумагу. Суждено: я буду писать. Гостек, ты случайно не прихватил с собой скрипку? Я хочу, чтобы ты сыграл для меня одной.
- Скрипка со мной: я знал, что ты меня попросишь об этом. Старый замок не может быть без мелодии, а мелодия не может жить без Старого замка.
Смычок прикоснулся к скрипке – и полились звуки… Мягкие и плавные, как ход Луны в ночном небе, яркие и пульсирующие, как звезды в ясную погоду, нарастающие и сильные, как волны в океанском шторме, грозные и протяжные, как раскаты грома в воробьиную ночь. И в этой мелодии Ванда услышала плач ребенка и треск огня (трещали сухие ветки). Сквозь пелену дыма художница посмотрела на скрипача: тот стоял не один – рядом с ним была женщина, его жена, она победно улыбалась, а из глаз Гостека катилась слеза. И тут Ванда осознала, что она на костре, она горит в центре площади. Пылающая женщина окинула взглядом толпу.
- Ведьма! Сжечь ведьму! – кричали люди.
Маленький мальчик ухватился за подол юбки пожилой горожанки и плакал. Это его плач услышала Ванда! «Это мой сын», - мысль болью пронзила душу…
Мелодия, вырвавшись на свободу, присмирела, как укрощенный дикий зверь, и вновь полились мягкие, плавные звуки.
«Я сошла с ума, - подумала Ванда и решила: - Все это плод моего больного воображения. Отдых! Нужен отдых…»
Отдыха не было. Головная боль не отступала ни днем, ни ночью. Ванда уже и не помнила, когда ей удалось уснуть, наверное, дней пять назад. Крепкий кофе держал на ногах. Ванда писала!!! Много писала, мелким почерком, без остановки. И только на седьмые сутки художница свалилась от усталости на кровать и проспала целый день.
- Ванда, что случилось? Почему ты не отвечаешь на звонки?
- Ушла головой в творчество. На звонки не хватало времени.
- Я нашел тебе работу в Академии искусств, будешь обучать студентов живописи. Ответ необходимо дать сегодня. Согласна?
- Какой с меня учитель, Гостек? Я слишком люблю свободу.
- Я думаю о тебе, мое счастье. Это разумный выбор.
- Делай, как знаешь. Я хочу тебя видеть. Приедешь?
- У меня мало свободного времени. Через полчаса репетиция, вечером выступление, открываем фестиваль классической музыки.
- Успеть хотя бы на минуту встречи…
- Что ты говоришь?
- Так. Ничего. Вечером я буду в замке…
Ванда смотрела на римского Бога: рядом с любовью в нем жила и боль. Боль натянула струны души до предела, а Гостек-скрипач водил смычком по этим струнам. Сознание выдавало новые сюрпризы: змея, большая змея извивалась на полу кольцами. В руках Ванды внезапно появился меч, и она безжалостно стала рубить им голову гада! Потом стала рубить на куски и тело змеи. «Вир, остановись!» - в ушах звучал чей-то крик. «Кто этот Вир? – задала себе вопрос Ванда и посмотрела на юного Бога. – Он? Да, он. Странное имя для античного Бога».
Ванда вспомнила о новом полотне и открыла «Дерево Жизни». Одна ветвь-остров пылала огнем, словно была обагрена кровью. Звездный путь утонул во тьме, и тьма спускалась дальше вниз, приближаясь к корням. Художница одним рывком закрыла полотно и выбежала из дому на улицу. Она спешила, спешила в Старый замок. «Опасность! Миру грозит опасность? Виру грозит опасность!» Мысли опережали тело, и Ванда падала, вставала, продолжала свой бег и снова падала. В полном бессилии она добралась до замка.
«Время есть», - Ванда рухнула на землю и посмотрела в небо. На голубом небе плыли легкие облака, яркое солнце слепило глаза. Ванда захотела пронзить солнце взглядом, как будто именно там, на солнце, был Вир и ему грозила опасность.
Вдруг небо потемнело. От резкого порыва ветра зашумели листья на деревьях, загудел Старый замок. «Что случилось? Затмение?! И день стал ночью…» Все вокруг замерло. В полной тишине Ванда услышала стук своего сердца. Она лежала на земле и смотрела в черное небо. Не видела, но знала, что там вместо солнца дверь, старая, увитая плющом, с железными, ржавыми засовами. Ванда не пыталась ее открыть, дверь открылась сама.
Перекресток Дорог
Тьма жила собой. Поглощала любую мысль, любой образ, любой луч. И ей было все равно, какую мысль, какой образ, какой луч. В ней не было ничего, кроме самой себя. Вир был в ней. Тьма не поглотила его. «Тьма поглотила Золотую Сферу, Чистый Кристалл, Глорию – все, чем я был, все, что я любил. Она должна была поглотить и меня, но я слышу, слышу стук сердца, я вижу, вижу поток света из открывшейся двери. Нет тела моего, нет глаз моих, но я вижу и слышу. Кем я стал? Кем я был? Зачем я задаю вопросы, ведь мне не нужны ответы? Тьма живет собой. Тьма живая, в ней существует жизнь и будет существовать. Она также бессмертна, как бессмертны Боги! Неужели? Неужели она всего лишь тень Богов, их временный сон, сон?.. А когда они проснутся, то в памяти ее (тьмы) не будет. Что останется в памяти Богов? Ничто не может нарушить их совершенство, даже собственная тень», - так размышлял Вир, не-Бог, единственное существо, не поглощенное тьмой.
В какой мир ведет старая, увитая плющом дверь? В Верхнее Небо? Нет. Вир точно знал: она ведет в Мир Воплощений. Он ранее искал за ней радугу, чтобы стать самой яркой краской, чтобы собой заменить все краски! Боялся ли он полного растворения? Он желал его, как может желать безумец. Растворения в Золотой Сфере? О, нет, какой смысл в новом рождении? Он родится Богом, как думают все остальные? Не, нет и нет. Он родится не-Богом, он вновь откажется от творений, даже если память почистить, даже если Глории не будет…
«Куда идти? Вокруг тьма. Остаться в ней и обречь себя на бездействие? Нет. Подняться в Верхнее Небо и стать Пустотой? Нет. Забыть своего двойника и через него навсегда быть связанным с Миром Богов? Нет. Свет ведет в Мир Воплощений. Там стучит сердце. Еще шаг – и оно будет моим…»
Не-Бог шел во тьме, прорезая тьму, к открытой старой двери, увитой плющом…
Ванда лежала на земле. Черное небо не внушало страха, только сердце все равно учащенно билось, словно отсчитывало последние удары и старалось успеть сосчитать их все. Небо смешалось с землей. Тьма стала реальней, чем весь мир, чем она (Ванда) сама. Тьма сжимала со всех сторон, холодом наполняя разум, огнем сжигая душу. Ванда точно знала: она может исчезнуть во тьме, навсегда, и тьме абсолютно все равно, Ванда она, художница, или торговка с городского рынка. Она не исчезнет! Вместо солнца Ванда видит свет, он льется на землю из мира, что за дверью…
«Гостек», - кричит душа. «Гостек», - цепляется разум за образ. В потоке света Гостека нет, он остался и исчез во тьме. «Я не останусь во тьме. Я хочу наполниться жизнью, силой, любовью до предела, от корней до ветвей Дерева Жизни! Там Дерево, за дверью. Там все краски моей радуги! Жить на земле с вечной болью? Нет. С вечной неутолимой жаждой жизни? Нет. Прощай, юный Бог, тебя, тебя одного я еще хотела бы увидеть…»
Ванда встала. Дверь заскрипела – свет с силой рванул ее и широкой дорогой опустился к ногам художницы. Ванда сделала шаг, второй… Невесомость… Полет…
Свет жил собой. Проявляя любую мысль, любой образ, любое слово. И ему было все равно, какую мысль, какой образ, какое слово. В нем было все, и все было Светом.
В Свете навстречу друг другу по Дереву Жизни двигались Ванда и Вир. Они дышали одним воздухом, они слышали одни звуки, они видели одни образы. Их движение – это движение от кроны к корням и от корней к кроне. Звездный путь на границе перехода встретил обоих метеоритным дождем, вспышками новых звезд и сверхзвезд, рождением новых Галактик и звездных систем. И над всеми системами, над всеми Галактиками была радуга, их радуга!
- Я иду к тебе, - крикнул Вир.
- Я иду к тебе, - произнесла Ванда.
И, сделав последний шаг, они прошли сквозь друг друга. Они вошли друг в друга, так и не увидев друг друга, перейдя желание видеть…
Тьма отступила…
Время пошло. Золотая Сфера вращалась и как прежде отражала Богов, а те смотрели на Мир новыми глазами и уже не видели и не помнили того, что осталось за гранью тьмы, в том пространстве, где рядом с ними жил не-Бог. Не хотели помнить? Не помнили… Немногие из Богов что-то пытались рассказать о своих снах, полных страха, отчаяния, тьмы и надежды на спасение, но их не слышали: новые творения привлекали к себе куда большее внимание, чем все попытки восстановить часть истории Мира. Один Бог, Иларий, все видел и помнил. Он был тем Богом, что не уснул, а наблюдал за действиями Вира и терпеливо ждал, когда тот уйдет в Верхнее Небо. Этот Бог хотел первым встретить двойника из Мира Воплощений и подчинить его себе в обмен на молчаниие о переходе. Иларий ничего во тьме не видел, на какое-то время тьма даже поглотила его, но миг поглощения был так краток, а «пробуждение» вселило уверенность в положительном исходе всей операции. Иларий был уверен: Вир стал Пустотой (он бы поступил именно так!).
Внезапно тьма отступила. Иларий наблюдал, как Твердыня за Твердыней возрождалась и сияла новым светом. На вершине каждой просыпался Бог. На Чистом Кристалле стоял Вир. «Вир ли это? Может, это та девочка, которую я увидел в Огне Вира? Выбора нет: иди и узнай все сам», - Иларий принял для себя окончательное решение.
Ванда навсегда запомнит свои первые ощущения в новом теле, в новом Мире. Невероятная легкость, открытость, сила. «Тела и нет вовсе», - слегка испуганно прошептала она. И не только тело было новым – новыми были и мысли, новыми были и образы. Красота Мира завораживала: под ногами – ультрамариновый океан, глубокий и бездонный; над головой – полупрозрачное голубое небо с белоснежными трепещущими облаками; в центре – ослепительный Золотой шар, покрытый звездной паутиной; вокруг – хрустальные горы, отливающие разными цветами, и на вершине каждой – существо, совершенное во всем. Когда Ванда посмотрела на то место, где стояла, то увидела Кристалл, Чистый Кристалл, он был таким живым, что выпустил из себя в пространство лучи в знак радостной встречи с ней. Весь Мир был наполнен такой любовью, что хотелось любить еще больше, чем она любила на земле.
- Иларий, - представился Бог и протянул ей руку.
- Ванда, - ответила художница рукопожатием.
- Ты уже не Ванда, ты Вир, смотри, - Иларий повернул ее лицом к Золотой Сфере.
Из Сферы смотрел Бог. Черты его были реальны: сильные руки, готовые держать меч, крепкие ноги, твердо стоящие на небесах, лицо, полное решимости и отваги.
- Ты Бог, и имя твое Вир! – с радостью заявил Иларий и посмотрел в Верхнее Небо: «Ты сдержал слово, Вир. Когда-нибудь и я так уйду, а пока…»
- Я Бог, и имя мое Вир! – повторила Ванда…
Яркое солнце слепило глаза. Первые мгновения в Мире Воплощений Вир запомнит навсегда: плотное тело; дыхание, которое переполняет и сжимает грудь так, что хочется крикнуть, как кричит душа, появившаяся на свет в свой первый миг прихода; звуки, резкие и обрывистые; мысли, тяжелые и неподвижные; образы то четкие, то размытые; шум в ушах и боль в голове, острая и блуждающая.
«Вот оно, падение», - подумал Вир и сделал шаг вперед.
Первые шаги были мучительны: не-Богу казалось, что он проходит сквозь толщи воды, давящей на него со всех сторон. Потом давление воздуха перестало беспокоить, но тяжесть и тупая боль в ногах не утихали и не собирались утихать, как будто претендовали на роль спутников в новом и опасном путешествии.
Вир остановился и посмотрел вокруг. Земля была прекрасна: ясное голубое небо, яркое солнце, деревья, утонувшие в зелени листвы, дорога, старая, утоптанная путниками, бродившими по ней из конца в конец, стены замка, величественные даже в своем разрушенном виде.
«Я узнаю его, это мой замок, - озарение поразило Вира. – Это одно из моих первых воплощенных творений. Его разрушило время? Здесь нет времени… Наверное, мой сознательный отказ от творения и «разрушает» все мои воплощенные образы».
- Хорошее и тихое местечко, - произнес Вир.
- Только что делать в этом хорошем и тихом местечке? – отозвался внутренний голос.
- Я пришел, чтобы отдать себя, всего себя, полностью.
И тут Вир обратил внимание на свое новое тело: тонкие изящные руки и пальцы, ноги, крепко стоящие на земле, длинные русые волосы и глаза (о, эти глаза он видел не раз в своей радуге!), чистые, как безоблачное небо. Это было тело молодой женщины.
- Ванда! – к нему навстречу бежал молодой человек и взволнованно кричал: - Я тебя люблю! Люблю!
У Вира громко застучало сердце. «Мое имя Ванда. Ванда Колодзей, я художница. Вир, поздравляю тебя: получилось! Что ж, действуй…»
Параллельные Дороги
Прошло 5 лет
15 апреля Ванда ждала гостей. В зале Академии искусств она разыграет образно-звуковое шоу – и зрители исполнят в нем не последнюю роль. Месяц художница готовилась к показу: костюмы, свет, запись фонограммы, отбор полотен, сценарий и приглашение гостей. В списке приглашенных друзья (а их было немало) занимали верхние строчки. Ванду не беспокоила реакция публики на ее (по замыслу) появление в самом конце шоу-программы, но она волновалась: не подвели бы студенты, «12 апостолов», и не провалили заключительную и самую важную часть показа. Репетиция первая и она же генеральная состоялась незадолго до открытия шоу.
Ванда встретила гостей приветственным словом:
- Я рада, что сегодня вы пришли ко мне. Я приглашаю Вас в необычное путешествие в мир образов и звуков. «Жители Ночи» приветствуют Вас! – художница открыла широкую дверь, зрители оказались во тьме, в ограниченном темном пространстве.
Ударил колокол, вспыхнул огонь. Юноша в черном плаще с капюшоном в одной руке держал факел, а другой рукой указал на путь следования по залу. Фонограмма голоса Ванды (она читала свои стихи под музыку) сопровождала гостей и раскрывала смысл полотен. За голосом шел юноша в черном плаще, за голосом шли приглашенные гости. Картины «вспыхивали» друг за другом и «гасли», словно фрагменты новой жизни, запечатленные разумом и рукой художника, и эти же моменты вновь уходили в Ночь, когда творец разжимал руку, а разумом искал новый миг, новый образ. Освещенная картина не только приковывала внимание, она захватывала душу и не отпускала до тех пор, пока свет трепетал, и ему в ответ трепетала и душа. Из потоков воздуха сплелась прочная нить между творением и зрителями. Чьи руки сплели ее? Творца-художника? Нет. Творений-картин? Конечно, нет. Силы, направляемой от Творца к творению? Да. Словно Святой Дух, она завладела пространством и душами людей и создала пятое измерение, неподвластное времени и законам внешнего мира.
Ванда владела этим измерением. «Мое действие я посвящаю тебе, Ванда. Я в твоем теле, под твоим именем. Этот дар – для тебя!»
Жители Ночи открывали свои лица: это были духи стихий и силы самой Жизни. Ванда через щель противоположной двери наблюдала за юношей в черном плаще, за лицами и поступками людей. «Океанида» заворожила каждого, слова художницы о нетленном океане и о песни Океаниды затронули волны в сердцах гостей, и те стояли вне времени и пространства, в живых потоках «святого духа», становясь Святым Духом.
Среди гостей Ванда заметила лицо Гостека. «Как, он здесь? Я его не приглашала. Он пытается в Океаниде найти Ванду? Глупое занятие. А впрочем, он был глуп всегда. И не любил ее, ни-ког-да. Он испугался и тени любви человека, а как насчет любви Бога? Ванда не видела его: Гостек прятался за колонны. Я его вижу, и здесь нет колонн. Его появление преподнесет сегодня мне сюрприз».
Музыка изменилась, погас огонь у последней картины. Настало время выхода. Ванда раздала огонь верным студентам и широко распахнула новую дверь. Процессия живых огней двинулась в пятое измерение. Это был не ход, это был полет, свободный полет 12 апостолов за своим 13 Учителем, полет птиц клином за своим вожаком.
«Птицы» покружили над землей, а потом разлетелись в свои миры, отраженные на полотнах Ванды.
Учитель погасил огонь в своих руках, чтобы воспылать внутренним светом, каждый апостол по цепочке повторил подвиг Учителя. Когда погас последний огонь – вспыхнул свет, яркий и сильный, залил все пространство и обнажил души зрителей. Те в недоумении стояли и смотрели то на Ванду, то на картины, то друг на друга и боялись сделать шаг. Настоящий голос творца вернул их в реальность:
- Я рада, что вы сегодня пришли ко мне! Пришли, чтобы увидеть мои картины, а значит, увидеть саму Ночь, пришли услышать мой голос, а значит, услышать саму Ночь. Возможно, каждый из Вас нашел свое место в Ночи, узнал себя. Я же наполняю тьму светом и Ночь делаю Днем. В Полдень сон исчезает. Но это уже совсем другая история.
Мгновение – и тишину помещения взорвали аплодисменты. Гостек с букетом белых роз первым оказался возле Ванды, она приняла цветы и раздала студентам. Потом были речи: Гостек, друзья, директор Академии поздравляли, хвалили и желали больших творческих успехов. Ванда их не слышала, она всем сознанием была не здесь, а под палящим солнцем, в Огненной Пустыне…
Под палящим солнцем, в Огненной Пустыне стоял Вир. Сегодня он впервые, без помощи Илария, воплощал. Правда, воплощал не день, а ночь, звездную, ясную, теплую, с новыми созвездиями и движением новых планет. Почему ночь? Ночью менее заметны ошибки. Хотя Вир и рассчитал все до мелочей, но мало ли… Сбой возможен, ведь он не Бог, а человек, поверивший в то, что стал Богом.
Месяц тайной, кропотливой работы позади. Вир возглавляет Совет Воплощений, формально возглавляет, Советом управляет его друг, Иларий, но сколько же можно зависеть от Бога, пора воплотить свое творение. На схемах-шпаргалках четкие линии и образы, яркость звезд и формы планет. Ночь увидят Боги на Нижнем Небе, и пусть она будет сотой, а может быть, тысячной ночью, воплощенной внизу, но именно эта ночь добавит красоты в уже прекрасный Мир. Вир недавно сделал для себя открытие: красота безгранична. «Иларий рядом, в его руках животворящий огонь! Значит, на помощь можно рассчитывать!»
Вир соединил потоки Золотой Сферы и направил их в одну точку Нижнего Неба. Точка пересечения стала расти – и звездная ночь накрыла своим крылом Мир Воплощений. «Вир, свое первое творение я посвящаю тебе. Я в твоем теле, под твоим именем. Этот дар – для тебя!»
Иларий от радости потирал руки: схемы были его. Он уже ждал благодарных слов от Вира. Еще больше Иларий ждал, когда линии искривятся и звезды погаснут. Боги увидят несовершенство Вира и сами поймут, что он не Бог, он человек, и вернут двойник назад, в Мир Воплощений, а он, Иларий, станет во главе Совета и взойдет на Чистый Кристалл, Кристалл без творений и осуществит тайное желание любого Бога, не дерзнувшего на его осуществление. «Пять лет, пять долгих лет я шел к цели. Сегодня или никогда», - думал Иларий.
- Никогда, - в ответ сияли яркие звезды.
- Никогда, - в ответ вращались планеты.
Еще мгновение – и выверенная схема стала давать сбой. Линии не искривились, а переплелись между собой. Звезды погасли, но вспыхнул свет, яркий и сильный и залил все пространство Нижнего Неба, и обнажил мысли Богов. Те в недоумении сидели на своих Твердынях и смотрели то на Вира, то на Нижнее Небо, то друг на друга. Наступила полнозвучная тишина, волна радости и восхищения взорвала Мир Богов. Вир купался в этой волне и даже не видел искаженное гневом лицо Илария. Вир не видел его, он не слышал, как Иларий объявил ему войну, он всем сознанием был не здесь, а под палящим солнцем, в Огненной Пустыне…
После показа Ванда собрала всех друзей. Шумная застольная беседа в этот раз не ладилась. «Обнаженные» души гостей искали внешнее «прикрытие», а не найдя, просто молчали. Ситуацию изменила сама Ванда – она внесла большую чашу с белым вином и пустила ее по кругу, первой отпив глоток. С каждым новым глотком круг становился теснее, а голоса громче. «Зацепило», - заметила художница. Показ никого не оставил равнодушным: все обсуждали картины, не обращая внимание на то, что их автор сидит с ними рядом, живет с ними рядом. За одним столом, в одном кругу оказались Гостек и Марек – две любви соединились, старая, вечная, и новая, изменчивая, как порывы ветра. И обе претендовали занять свое место в сердце Ванды. И обе даже пытались вытеснить «конкурента» из сердца, которое им не принадлежало.
Гостек и Марек возненавидели друг друга с первой минуты знакомства. Как они оказались за столом рядом, Ванда не знала. Да и стоит ли ей замечать такие мелочи, когда сегодня она сделала первый шаг на «крест», озарив тьму Мира внутренним светом. Это серьезное заявление, это выход из пятилетнего плена собственного труда: изучения всеобщего Дерева Жизни и работы над собой. Это точка перехода на звездный путь. И когда открылись звезды не потому, что этого захотели или разрешили Боги, а потому, что ты сделал это сам, не обращая внимание на свой Вечный дом, тогда Ванду уже не могла интересовать борьба Гостека и Марека за обладание ее вниманием и любовью, но и останавливать, а тем более мирить кого-либо она не хотела. «До крови не дойдет, а остроумием своим пускай повоюют. Может, инфантильные души надумают повзрослеть? Сюда бы меч Илария, но он остался на вершине Кристалла. Ванда возьмет его в руки. От него человек не откажется, и даже Бог не откажется. Вот и я не уничтожил его, а спрятал на горе. Зачем? Знал, что без дела он не останется. Оставил же…»
Чаша пошла по второму кругу. Марек предложил каждому из собравшихся, отпивая глоток, говорить Ванде комплимент, а тот, у кого в руках чаша окажется последней, выполнит любое желание хозяйки. И зазвучали комплименты. Когда банальные слова восхищения и уважения закончились, друзья с улыбкой «покидали поле боя». Круг сужался, и вот друг напротив друга сидели Гостек и Марек и продолжали игру, превратившуюся в войну двух людей, двух миров.
- Чистый кристалл неба!
- Крылья великой свободы!
- Океан белоснежных идей!
- Огонь полуденного края!
- Хватит. Остановитесь, - вмешалась Ванда, думая о том, что спор может продлиться несколько часов, а остальные друзья будут утомлены игрой слов, хотя никто (ни полемисты, ни слушатели) и не подозревали, что это уже не игра слов…
- Я присуждаю победу обоим. В честь польской художницы Ванды Колодзей я прошу исполнить танец шаманов. Бубен победителям!
Звуки и голоса заполнили комнату. Гостек первым взял в руки бубен и стал выбивать ритм. Марек голосом подхватил мелодию. Две фигуры закружились, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга. Ритм возрастал. Голос стал гортанным, звучал то обрывисто, то непрерывно. Круг расширялся. Зрители, оказавшись во власти танца, сами стали отбивать ритм ногами. И тут в круг вошла Ванда. Она взяла у Гостека инструмент и ускорила ритм. Скрипач смотрел на художницу, но видел не Ванду, а римского Бога, который мчался на своей квадриге по Огненной пустыне. Марек же Бога не видел, он реально различал лица вокруг, лицо Ванды было для него самым значимым, самым родным, но в руках художницы почему-то оказался меч, и она размахивала им в воздухе, словно сражалась с невидимым для Марека врагом.
Вир рассекал воздух Мира мечом, словно сражался с невидимым врагом. Он обнаружил меч на вершине Кристалла и принял его как неизбежность, и принял свою судьбу как неизбежность. «Это меч Вира. Значит, я должна владеть им, хотя думаю, что Богу для этого не надо учиться». И каждую ночь, пока Боги спали, Вир учился владеть мечом, не подозревая о том, что этим мечом будет пролита кровь Бога.
Рассекая воздух мечом, Вир думал, что обучение в Мире завершено, что узнал уже многое для того, чтобы принять свое высшее происхождение, что сделает еще больше, чтобы доказать самому себе свое высшее происхождение. «Все любят Вира. Иларий утверждает, что сам Вир никого не любил. Не думаю, что Иларий прав. Здесь какая-то тайна. И я ее разгадаю».
- Вир, ты все-таки взял в руки меч, - пред ним появилась Богиня. – Я Глория. Ты забыл меня? Не поверю. Не-Бог не мог уснуть так, как уснули Боги, а ведь сон – это твоих рук дело. Что ты видел во тьме, Вир?
- Это было затмение солнца. Открылась дверь. Я сделал шаг.
Глория посмотрела в глаза Вира.
Их глаза впервые встретились.
«Открытые, чистые, излучающие свет. В них нет Вира. Это не Вир!» - мысль молнией пронзила сознание Глории.
Вир пристально смотрел в глаза Глории, как будто в них искал что-то близкое, искал себя. И что-то действительно близкое и родное было в том, как эти глаза улыбались, что-то слишком знакомое Вир увидел в том, как эти глаза стали печальными. «Гостек! У него эти же глаза, такая же манера держать голову и такие же руки – руки скрипача. Гостек – двойник Глории?! Вот мы и встретились, - Вир не знал, то ли радоваться, то ли бежать от этой встречи. – Разве можно скрыться в мире Богов? Я открыт как на ладонях, на ладонях Глории».
- Ты не Вир! – крикнула Глория. – Кто ты? И где, где Вир?
- Я не Вир, я человек, двойник Вира. Где Вир я не знаю. Дверь открылась, и мы прошли сквозь друг друга. Иларий говорит, что Вир стал Пустотой.
- Пустотой…- произнесла Глория. – Ты Ванда Колодзей, художница?
- Да.
- Тогда ты должна знать Гостека. Он любит тебя. Вир не позволял мне любить его здесь, в Мире Богов, и я создала свой двойник в Мире Воплощений, чтобы хоть так любить Вира.
- Глория, ты думаешь, он действительно стал Пустотой?
- Вероятно, ведь это мечта каждого Бога…
Их глаза встретились, их тела впервые прикоснулись. Золотая Сфера отразила поцелуй.
В Золотой Сфере отражалась Богиня Глория и новый Бог Вир, Бог с человеческим сердцем.
Мелодия прозвучала в пятый раз. Гостек перестал танцевать и вышел из круга. Ванда опустила бубен – и наступила тишина. Марек стоял рядом с Вандой. В его глазах художница прочла: «Я готов повторить еще пять раз, только не исчезай». Вместо улыбки и слов благодарности Ванда у всех на виду искренне, отчаянно, страстно поцеловала Марека. Лица друзей отразили этот поцелуй. В них отразился счастливый Марек и новая Ванда, художница без человеческого сердца, Бог, переставший быть Богом.
Двери громко хлопнули. Это ушел Гостек, ушел в гневе.
- Навсегда? Навсегда, - сама себе ответила Ванда.
Ванда с головой ушла в работу. Академия – мастерская, мастерская – академия. Между ними – публикации, лекции, выступления, научные и творческие командировки и… сон. И если бы в сутках было больше, чем 24 часа, Ванда сказала бы «спасибо». «Что ж я не воплотила сутки на 28, а лучше на 32 часа. Хотя это нецелесообразно, люди не знают, чем заполнить 24 часа, не говоря уже о большем времени». В одном из таких «между» Марек предложил Ванде издать книгу избранных стихов. Художница не приняла эту затею серьезно: книга автоматически вешала на нее новый ярлык – поэт, и новая роль тоже требовала бы времени на ее исполнение. А ее, Ванду, более интересовало «распятие», о котором она узнала в Мире Богов, Огненная пустыня, в которой находилось ее сознание последние две недели, да и встречи с поэтами не оставили в ее душе приятных воспоминаний для того, чтобы стать «собратом по перу». Марек все же был настойчив: Ванда делилась с ним своими новыми мыслями, читала новые стихи, слушая, он пророчил ей великую славу поэта. Ванда улыбалась в ответ, но не переставала писать.
Чем больше событий происходило во внешней жизни, чем больше людей встречалось ей на пути, тем глубже сознание уходило в Огненную пустыню, тем ярче там пылал огонь.
«Что хочет мне сказать Пустыня? Что горит в ее огне?»
Чтобы разобраться в себе и ответить на вопросы, Ванда попросила в ректорате две недели на отдых и променяла столицу на родное тихое местечко, на Старый замок.
Ванда сняла обувь и босыми ногами зашагала по дороге. День был жарким – вечер стал теплым. На дороге ни души. На небе – огненный закат. Ванда пошла на огонь. Вот уже и Старый замок растворился в огненном тумане, а Ванда все шла и шла.
Огонь сошел с неба на землю и соединил два пространства. Огонь жил над головой, огонь жил под ногами, Ванда вдыхала в себя огонь. Она видела Мир через огонь, неопаляющий, живой. Она видела землю через огонь, она видела небо через огонь. На небе, как на экране, горела книга, еще не рожденная, ее книга. Можно было даже разглядеть каждую пылающую строчку. Ванда мысленно стала «листать» страницы, они были заполнены ее словами и мыслями, некоторые из них уже давно записаны ее рукой на бумаге, а некоторые не успели даже зародиться в ее голове.
«Миры соединились, жизни соединились», - подумала Ванда. И как только она приняла это соединение, открылись последние страницы книги. Там не было текста, не было слов. На правой странице Ванда отчетливо увидела пылающий крест. Ужас сковал тело художницы: крест не был пустым, на нем висел распятый мужчина. Руки и ноги прибиты к огню ржавыми гвоздями, голова покорно опущена вниз, губы шевелятся, пытаются что-то произнести. Шепот такой тихий, что Ванда не может разобрать ни одного слова. «Кого распяли? Кого я распяла?» - мысль пытается пробиться сквозь шепот распятого. Тот поднимает голову и направляет свой открытый взгляд на художницу. «Это Вир! На кресте распят Вир!» - прозрение пришло через резкую боль.
На левой странице – рыночная площадь, в центре – эшафот. На столбе горит женщина. Она не кричит, широко открытыми глазами она смотрит вокруг, как будто ищет кого-то, и этот поиск куда важней, чем ее казнь; как будто пытается запомнить все, что происходит, чтобы найти за пределами своей жизни того, кого оставила; как будто не ее жизнь и смерть сейчас переплелись, а бессмертие постучалось, и женщина открыла ему сердце. Боль выдают слезы, но они очень быстро высыхают от жара костра. «Кого казнила святая инквизиция? Кто горит на костре?»
- Ванда! Это ее лицо. Это ее костер! – ответ болью застучал в висках.
Две страницы пылали. Распятый мужчина и любящая женщина смотрели друг на друга.
Ванда закрыла книгу. Под ногами – твердая земля, над головой – чистое небо, вдалеке – Старый замок. Знакомая мелодия, слишком знакомая, доносится из замка и зовет к себе, зовет за собой. «Книга будет», - решила Ванда и пошла на зов мелодии.
Скрипка то плакала, то смеялась. Звуки, поблуждав среди руин, вырывались на простор и стремились за горизонт, туда, где пылал закат. Боль и радость переплетались в них, и в этом мощном союзе звучал призыв к свободе.
Звуки «струились» в воздухе, как в горном ручье, Ванда хотела опустить в этот «ручей» руки, зачерпнуть холодной и чистой воды и пить, пить, пока не будет утолена жажда жизни. Не в Мире Богов, а здесь, в Мире Воплощений, она испытывала эту жажду ежедневно, ежеминутно и в десять, нет, в сто раз более сильную, чем испытывают Боги на своих вершинах…
В лучах заката, в «океане» мелодии Гостек увидел архангела. Тот сиял ярче солнца, свет был таким сильным, но не слепил глаза. Архангел приближался. Как звезды, сияла его одежда. Огромные белые крылья на фоне заката отливали оранжевым цветом. Архангел не летел, не спускался с небес, он шел в огне, шел по огню босыми ногами, в руках нес огромный шар – Сферу, покрытую легкой паутиной золотых огней.
Гостек опустил скрипку и посмотрел в лицо архангела. Что-то близкое, родное было в решительном и совершенном взгляде.
- Ты пришел, чтобы забрать меня? – спросил Гостек.
- Нет, я пришла, чтобы проститься с тобой, - ответил знакомый женский голос.
Видение исчезло, перед Гостеком стояла Ванда.
- Почему? Почему? Господи, я так люблю тебя…
- Посмотри мне в глаза. Что ты видишь в них? Я не Ванда.
- Ты не любишь меня?
- Люблю, но я уже давно не та девочка, для которой ты здесь сочинял мелодии. Я уже не та художница, которой ты здесь признавался в любви. Я не Ванда.
Ванда посмотрела в небо: «Глория, я не могу принять твою любовь. Ты не можешь остановить меня. Книга будет».
- Прощай, Гостек. Наша встреча была восхитительной. Я хочу, чтобы на самой высокой ноте мы простились.
- Не уходи. Мне больно…
- До встречи в вечности…
- Ты думаешь, мы там встретимся?
Вместо ответа Гостек увидел улыбку, улыбку польской художницы Ванды Колодзей, улыбку его любви.
«Почему линии не искривились, а переплелись? Я ведь все рассчитал. Откуда взялся свет? Не мог человек изменить замысел Бога! Кто-то помог! Но кто? Боги не вмешиваются в воплощение и не воплощают одновременно. Вмешался не-Бог… Вир? Как? Став Пустотой, он потерял связь с Миром Богов. Он населяет свою Пустоту новыми Богами, а это куда интересней, чем наблюдать за действиями двойника, да и не двойника уже… Прежнего Вира нет. Кто может быть двойником новой Пустоты? У Пустоты нет двойника. Может, Вир не ушел в Верхнее Небо? Здесь его нет. Он в Мире Воплощений, вместо девочки? Нет, какая глупость… Что делать Богу среди людей? Обучать? Вир не-Бог. Что делать не-Богу в Мире Воплощений?» - сомнения не давали покоя Иларию.
- Глория, ты видела последнее воплощение Вира? – Иларий взошел на Твердыню Богини.
- Ты имеешь в виду ночь, ставшую самым ярким днем?
- Воплощение достойное Вира, правда?
- Вира? Иларий, ты всегда был рядом с ним в последние годы, не думаешь ли ты, что я поверю в твое незнание?
- Так свет – это твоих рук дело, Глория?
- Ошибаешься, а нет ли об этом записи в твоем архиве?
- Архив молчит, молчит и Вир, что может сказать двойник… Глория, ты его любишь?
- Кого? Вира или двойника?
- Второго.
- Я согласна его любить. Я знаю, что это все равно, что любить маленькую часть его, оставленную мне в утешение, но это лучше, чем если бы ничего не осталось, кроме боли…
- Ты можешь возглавить Совет.
- Я сделаю его Богом, равным мне. Ты хочешь помешать?
- Что ты, Глория?! Как может архивариус помешать Великой Богине? Ты не боишься, что Вир выдаст себя и Боги вернут его назад. Он так и не успеет стать настоящим Богом.
- Не хочешь ли ты сказать, что тьма не должна была стать светом?
- Да. Да! И ему кто-то помог!
- Но кто?
-Этот вопрос я задаю себе много раз, версии есть – ответа нет. Обещай, Глория, если ты что-то узнаешь, то сообщишь мне – я сделаю запись в архиве.
- Предлагаешь мне стать предателем? Ты смеешься?
- Ты и так уже предала Вира. Вспомни Мост Влюбленных! Если хочешь любить, скажешь…
- Теперь я понимаю, почему твое место в архиве…
- Богиня Глория, Вас вызывает Совет Воплощений. Ваш новый способ передачи информации рассмотрен, - строго официально произнес Иларий и оставил Глорию в гордом одиночестве сидеть на вершине своей Твердыни.
В Долину пришла весна не потому, что в Мире существует зима, а потому, что все внизу жаждет перемен и меняется мгновенно на глазах у Богов. Изменился и Вир. Сила, энергия, осознание, и если бы не стук человеческого сердца, то Глория назвала бы его Богом, но сердце стучало и с каждым ударом отсчитывало отведенное смертному человеку время в бессмертном Мире Богов.
Второе свое воплощение «новый Бог» решил совершать без схем-шпаргалок. Это будет закат, огненный закат.
- На Нижнем небе я создам книгу и огненными буквами запишу там слово «бессмертие», - пообещал Вир Глории.
Боги ожидали новое воплощение Вира, ожидали как непредсказуемое чудо: так огненно признаваться в любви мог только Вир.
- Тебе не нужна моя помощь? – спросил Иларий у Вира.
- Спасибо, друг, на этот раз я сам!
- А если не получится?
- Что получится – то получится. Мир Богов наполнен светом, вы привыкли к нему и не замечаете, мне же есть с чем сравнивать. Каждая минута пребывания здесь наполняет меня им. Не скрою, мне хотелось бы надолго остаться в Мире, вернее вовсе не возвращаться к людям, но… Может ли человек стать Богом? Я не знаю, но попытаюсь им стать, хотя бы попытаюсь. Посмотри вечером на Нижнее Небо, Иларий. Я обещаю порадовать Мир Богов новым, необычным воплощением.
Конечно, Вир волновался: второе воплощение по сути было первым, самостоятельным, как говорили бы люди, экзаменом на взрослую жизнь. Человек привык к телу Бога и старался ему соответствовать, а это было несложно: в совершенной форме содержание хотело быть совершенным. Откуда было знать Виру, что гнев и зависть Богов тоже могут быть совершенны, как радость и любовь.
Наступил вечер. В Мире Воплощений он был теплым и тихим.
«Глория говорила, что последним воплощением Вира были пустынные миражи, в них гремела гроза. Значит, я сотворю пустыню, Огненную пустыню, и в огне родится книга, Книга Вира».
Уверенный в своей правоте Вир приступил к воплощению. Нижнее Небо стало оранжевым, а затем вспыхнуло живым огнем. Вир смотрел на Мир Воплощений через огонь, на лица Богов через огонь, на Золотую Сферу через огонь. Неожиданно для себя «новый Бог» почувствовал, что огонь как-то связан со Старым замком, о существовании которого он уже и забыл, что огонь не опускается в Мир Воплощений, а поднимается вверх, в Мир Богов, что он сам вдыхает его полной грудью и ничем иным дышать не может.
Боги затаили дыхание: на Нижнем Небе из океана огня поднялась книга, большая, в старом кожаном переплете, с золотыми печатями. Вир открыл ее – строчки пылали, их автор был неизвестен. Когда не-Бог снял последнюю печать, Мир погрузился в тишину: на правой странице в огненном воздухе висел крест, на левой – на костре горела женщина. Крик ужаса сковал Богов: на кресте был распят Вир, в пылающей женщине двойник узнал Ванду Колодзей…
Марек звал Ванду в Прагу. Он знал, что это любимый город художницы, а теперь уже и поэта Ванды Колодзей. Он надеялся, что пражское небо соединит их души навсегда.
- Надо выбирать, - говорила Ванда, - между поездкой и книгой, на все просто не хватит средств.
- Продай своего «Юного Бога». На 250 экземпляров книги денег хватит, а Прага будет моим подарком для нас двоих.
- Не обещаю, но подумаю… За твой счет в Прагу я не поеду.
- Но почему, Ванда?
- Потому что не поеду… Марек, а 250 экземпляров – это не многовато ли?
- Думаю, издательство не пойдет на меньшее количество. Не переживай, Ванда, у тебя друзей и студентов намного больше. Если каждый приобретет по одному экземпляру, то книг еще и не хватит. Так мы поедем в Прагу?
- Намного больше… Ладно, пусть будет, как будет, а Прага? Прага подождет.
Шесть месяцев Ванда Колодзей готовила книгу. Это должна быть книга-путешествие, все дороги обязательно приведут в Старый замок, где вместо крыши и стен будет Солнце и Луна. А когда дух взлетит над пространством, то исчезнет и Солнце, и Луна, и сердце станет свободным. «Я назову книгу «Свобода Сердца» и переверну ей весь мир», - решила для себя Ванда.
Мир понял, что Вир не Бог. Ни один Бог не станет воплощать свой образ на кресте. Отправить на крест своего двойника, своего «сына» - это реально, так было и будет, но распять самого себя? Нет, такого не желал и не мог желать Бог! Значит, Вир не-Бог! Вир никогда не был Богом! Вся история Мира до сна восстановилась в памяти. Боги вспомнили жизнь до сна! Это было впервые со времен существования Пустоты, но это было! Боги вспомнили о быстром вращении Золотой Сферы, о своих «окаменевших» горах, о воплощении Вира.
Совет экстренно собрался в Долине, чтобы принять важное решение: объявить новую эпоху Эпохой Преодоления и воплотить в Мире людей новое учение, отражающее великий подвиг спасения Богов. По случаю восстановления справедливости всем Богам необходимо спуститься с Твердынь в Долину и провозгласить Вира Великой Пустотой с правом создания своих Богов в этом Мире.
Вир сидел на Кристалле и ни о чем не подозревал. Он думал о том, что увидел в Книге. В Мире Воплощений, будучи Вандой Колодзей, он слышал плач ребенка и видел себя на костре, но крест… на кресте была не Ванда, а Вир. «Я не творил это! Или я не знаю, как происходит настоящее творение!? Я чувствую, что Вир где-то рядом…»
Мысли прервало появление Глории. Ее приход сегодня был торжественным и, как Виру показалось, важным, важным для обоих.
- Мир ликует. Боги перешли барьер памяти. Как человеку это удалось? – не скрывая гордости и любопытства, спросила Глория.
- Это мог сделать только настоящий Вир! Огонь поднимался вверх из Мира Воплощений сюда, в Мир Богов. Думаю, что Вир там, вместо меня. Мы поменялись телами!
- Невероятно! Ты уверен?
- Не знаю. Спроси у Гостека.
- Канал закрыт. Сердце Гостека сейчас полно боли, а не любви. Он оплакивает потерю тебя.
- Тогда как узнать?
- Если Вир там, он проявит себя, надо только подождать.
- Глория, я хотел спросить, как долго мне суждено здесь быть, ведь я человек, смертный?
- Ты можешь остаться навсегда, если уберешь из сознания жизнь и смерть.
- А Боги могут уйти?
- Могут.
- А что тогда будет с Миром?
- Пустота населит его новыми Богами, а новые Боги сотворят новых двойников. Вот тебя, Вир, хотят назвать Пустотой для того, чтобы гармонию Мира можно было восстановить мгновенно, не дожидаясь ухода всех Богов.
- А они знают, кто я?
- Нет. Они знают только то, что ты не Бог, а человек ты или кто-то другой, им все равно. Вир, я пришла за тобой. Совет Воплощений и весь Мир желают видеть тебя.
- Идем, Глория, с тобой мне ничего не страшно…
- Вир в Мире Воплощений! Помоги мне вернуть его! – Глория не пришла, влетела в пространство архива.
- Доказательства?
- Крест и костер! Их воплощал не двойник.
- Весомо! Спроси у Гостека.
- Ванды нет с ним рядом.
- Тогда спровоцируй Вира на действие. Вспоминай, чего он больше всего желал? Думай, Глория, думай!
- Радуга… Он желал сотворить радугу!
- Так помоги ему! – сказал Иларий и закрыл книгу Летописи Мира.
Для Ванды наступил рай, ее рай. Электронный вариант книги уже существует. В раю надо сделать выбор: идти ли дальше?
Марек решил заработать денег на продаже старых немецких авто в Россию. После удачной сделки он уехал на два месяца в Германию и устроился на работу в автомастерскую, пообещав Ванде, что заработает и на книгу, и на грандиозный праздник в честь великого поэта, и на поездку в Прагу. Ванда во второй раз не приняла затею Марека серьезно.
Дни шли. За весной пришло лето. Приняв экзамены у студентов, Ванда попала на работе в «штиль». Настало время подумать, настало время сделать следующий шаг. В Огненной пустыне она была одна, в Мире Воплощений она была одна. И в Пустыне, и в Мире Ванда проверяла себя на желания. В руки ей попалась книга Гете «Фауст». Художница «проглотила» ее как никогда быстро и сделала вывод: для нее наступило время Фауста – пойдет ли она дальше или произнесет:
- Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
Фауст все же эти слова произнес, Ванда – нет, и вряд ли согласится произнести. Колодзей знала, что книга ничего не изменит в ее внешней жизни, что книга не нужна этому Миру, книга нужна только ей, ей одной, что она (книга) лишь шаг к «распятию», очередной шаг.
Ванда не могла уснуть: в душе жила гроза. «Как тогда, в момент перехода… - художница вспомнила свои ощущения, когда была Виром, не-Богом в Мире Богов. – Как давно это было, в прежней жизни, словно и не было. Какие разные возможности, и какой разный результат!»
Гроза бушевала всю ночь. Не осталось ни одного уголка души, куда б ни ударили стрелы разума, они беспощадно разили человеческое сердце, пока оно не загорелось и не сгорело дотла. Последняя молния была такой огромной, что озарила всю душу, и Ванда увидела в ее свете, что сердца больше нет.
Гроза прекратилась, как только наступили сумерки. Ванда встала с кровати и сделала шаг, шаг к «распятию»…
Гроза забрала не только сердце, в ней сгорел и рай…
Утром Ванда в последний раз посмотрела на «Юного Бога».
- Таким меня видела художница, - сказала Ванда ему и добавила: - Прощай, юный Бог, настал твой звездный час, ты для этого и был создан.
Плотно укрыв картину, Ванда отправилась в антикварную лавку, хозяином которой был коллекционер классической живописи. Он предлагал ей неплохую сумму за это полотно. Может, он не изменил своего намерения, и сегодня ей повезет.
- Вы нуждаетесь? – спросил старый еврей у художницы. – О, не отвечайте, я и так все вижу по вашим глазам. Иначе я не смог бы созерцать столь прекрасное создание в своем маленьком мире.
- Я принесла «Юного Бога». Купите?
- Вы серьезно, милочка? Не пожалеете?
- В ваших надежных руках ему будет лучше, чем на стенах музея Академии или в холле английского лорда.
- Вы умеете уговорить старое еврейское сердце. Давайте картину сюда.
Через десять минут Ванда шла по улицам Варшавы. Рука в кармане сжимала деньги.
«Нет, это не сон. Сейчас же я пойду в издательство. Время не ждет».
Рука в кармане сжимала еще и визитную карточку «Тимур Красневски. Издательство книг и брошюр. Календари, визитки». Это маленькое частное издательство Ванде посоветовал коллега по работе. Искать долго не пришлось. Она на пороге…
«250 экземпляров? Пусть будет 250», - Ванда, не задумываясь, согласилась. Тимур держал в руках диск с электронным вариантом книги. После просмотра стороны пришли к соглашению: 100 страниц, предоплата, предварительный просмотр первого экземпляра, самостоятельная доставка, без участия издательства.
25 августа родилась книга: у Ванды был первый экземпляр. Завтра она заберет 249 экземпляров, а сегодня… она не верила своим глазам: вот книга и такая реальная. «Так много в ней моей жизни, и она такая живая». Ванда пыталась осознать исторический факт в своей биографии. Радость, как шторм на море, захватила автора, и не творец нес книгу – книга несла творца над землей. Энергия чистого рождения! Что есть выше тебя в этом мире? Ради тебя приходят сюда Боги! И от тебя же отказываются. Ты есть первая искра Пустоты, которой творец придает форму.
Ванда растворилась в этой энергии, растворилась в океане жизни. Мелкие капли летнего дождя прикоснулись к лицу.
- Ангелы плачут слезами радости, - произнес поэт.
Теплый дождик моросил над землей, а в небе, на все небо раскинулась радуга! Все семь цветов были такими яркими и насыщенными. Ванда Колодзей посмотрела на радугу и крикнула:
- Глория, это твоя радуга! Ты знаешь, что я здесь. Тебе мало любить двойника?! – Ванда повернулась к радуге спиной. – Ты опоздала, Глория, я не думаю о радуге: она давно живет над Верхним Небом. То, что меня интересует, боюсь, не приведет тебя в восторг.
Ванда посильнее прижала к себе книгу: завтра ее ждал интересный день.
- Девять месяцев книга жила во мне, словно ребенок в утробе матери. Я слышала стук ее «сердца», оно заменило мое и сгорело дотла. Книга родилась не в муках, а в глубокой тишине, переходящей в шепот летнего дождя и громкий первый крик радости. Так радоваться может только жизнь, - говорила Ванда себе и слышала не свой голос, а голос самой Тишины, голос самой Жизни.
В ночь с 25 на 26 августа крепко спал самый счастливый человек в Мире Воплощений – польский поэт Ванда Колодзей.
Глория выбрала самые яркие цвета для радуги: красный резко пульсировал в пространстве Нижнего Неба; оранжевый ласкал душу теплом; желтый улыбался, как ребенок; зеленый утолял жажду открытий; голубой и синий чередовались набегающими волнами и растворялись в глубокой фиолетовой бездне. Краски заиграли в обратном порядке – и родилась вторая радуга, выше и шире первой. Глория пристально смотрела на свое творение и искала в нем ответ на призыв своей мечты и любви. «Вир утверждал, что Боги не мечтают. Любят, но не мечтают. Как же он был не прав: я мечтаю плыть вместе с ним на одном корабле в вечном океане жизни. На корабле с тремя мачтами, под белыми парусами, не опуская якорь, доверив не-Богу штурвал. Ветер станет попутным, свет – маяком во тьме чистых желаний».
Радуга смотрела на Глорию.
В радуге не было никого и ничего, кроме ее самой.
- Вир, ты молчишь, но ты там, за радугой. Я знаю: ты вернешься, - крикнула Глория, и ее голос утонул в Тишине, заглушенный голосами Жизни.
Провозгласить брата Великой Пустотой – это грандиозное событие, достойное происходить в Мире Богов. Такого праздника, пожалуй, не было со времен возникновения Золотой Сферы. Боги даже думали, что выше Сферы, масштабней Сферы нет ничего в Пустоте, в которой они – высшее воплощение.
Появление Вира в Мире Богов было вначале воспринято как сбой программы, затем Бог, отказавшийся творить, показался дерзким выскочкой, потом Боги привыкли к существованию иной формы сознания рядом с ними, не понимая, зачем ее породила Пустота, и только после того, как Вир запустил время и восстановил их память, Боги оценили неоценимый подвиг не-Бога и признали его стоящим выше самих себя. А что может быть выше Богов? Пустота.
По просьбе Совета все Боги оставили свои Твердыни и спустились в Долину для принятия участия в сверхреальном празднике по случаю провозглашения Вира Великой Пустотой и коронации его алмазной короной.
Миф об алмазной короне знал каждый Бог. До Золотой Сферы Боги жили одной большой семьей: вместе радовались и вместе печалились, вместе творили, не имея рук, вместе созерцали творения, не имея глаз. Не было Мира Воплощений, как и не было Мира Богов. Зачем двойники тем, кто не имеет тел? Не было и Дерева Жизни. Был один бесформенный океан, а в нем – семена жизни. Что из них прорастет, зависело от одной искры Пустоты, проявляющей весь Мир в едином выдохе и поглощающей весь Мир в едином вдохе. Выдох и вдох Боги назвали Светом и Тьмой. И появились сторонники Света и сторонники Тьмы. Все они знали, что как выдох невозможен без вдоха, а вдох - без выдоха, так и Свет не существует без Тьмы, а Тьма без Света. Знали, но… Разделив сознание, Боги разделили себя и уже радовались и печалились не вместе: кто в Свете, а кто во Тьме. Чтобы объединить разделенное сознание, Пустота родила Счастливого Бога, он то и предложил сотворить алмазную корону и короновать ей того Бога, в ком Тьма и Свет растворятся друг в друге, кто овладеет первоначальной искрой Пустоты и проявит Мир без выдоха и вдоха.
- Это будет другой Мир, - звучал голос Счастливого Бога среди голосов других Богов. – А пока пусть каждый из вас принесет алмаз, мы соединим их все, корона будет прочной и сияющей, достойной нового сознания.
Боги задумались и приняли предложение Счастливого Бога. Вот только алмазы принесли разные: сторонники Света – светлые, сторонники Тьмы – темные.
Черно-белая корона гордо возвышалась над Башнями Времени и ждала прихода своего нового Бога.
Шли годы, затем столетия. Свет и Тьма сами соединились в сознании Богов. От этого соединения родилось Дерево Жизни, а потом Боги придумали и сотворили Золотую Сферу, отразились в ней и обрели реальные черты. Получив глаза, Боги отделили Верхнее Небо от Нижнего, получив руки, – Мир Богов от Мира Воплощений. Алмазная корона все ждала того, кто сможет овладеть первой искрой Пустоты, и черно-белыми алмазами напоминала Богам о выдохе и вдохе, о возможном противостоянии Света и Тьмы, и все так же гордо возвышалась, но уже в Долине над храмом Совета Воплощений.
Новый Бог так и не пришел. Бессмертные Боги уже и не верили в реальность его прихода, а алмазная корона стала мифом, красивым мифом. Втайне каждый Бог надеялся, что корона когда-нибудь окажется на голове, и мысленно примерял ее на себя…
Завтра наступило: книги ждали автора.
«Я заберу их сама. Только как? Такси? Нет. Весь дом будет знать о моей затее… Какая же здесь тайна?.. А что если позвонить Агнешке? У нее отличная тележка для перевозки продуктов. Книги упакую в ящик и сумку».
Через полчаса рядом с тележкой стояла сама Агнешка и предлагала свою помощь, так как была уверена, что автору не следует утруждать свои тонкие поэтические руки, для этого есть она. Радость Ванды передалась ей, и так хотелось взлететь над землей, растворится в лучах теплого, но не палящего августовского солнца. И если все это счастье подарила книга, то Агнешка готова бежать за ней на край земли, поднять любую тяжесть, лишь бы это счастье задержалось в ее душе подольше.
Ванда помощь приняла. Ей самой так хотелось разделить радость с друзьями, но Марек был далеко, Гостек – в прошлой жизни, Анжела и Вацлав – на работе, и только Агнешка, верная Агнешка, была всегда рядом, как брат, вернее, сестра по оружию.
Дорога вперед была обычной. Половина Варшавы еще спала, вторая половина уже приступила к работе. И те, и другие Ванде не мешали и не могли мешать.
«Роль поэта сыграна. Посмотрим, что она может мне сказать», - думала Ванда, переступая порог издательства.
Тимур встретил Ванду улыбкой. Книги лежали везде: на столах, на стульях и даже на полу. Ванда и представить себе не могла, что их будет так много. Цифра 250 в голове казалось небольшой, а вот 250 книг напоминали архив городской библиотеки.
Ванда не стала пересчитывать, оплатила работу и упаковала книги.
- Тяжела ноша поэта, - шутила Агнешка. – Сюда еще бы третьи руки.
Третьи руки предложили себя сами на площади. Сестра Агнешки бежала домой и принять участие в таком важном событии была даже рада. Тележка покатилась по улицам города. Дорога назад была легкой и незаметной.
Когда все книги заполнили часть пространства квартиры, Ванда осознала: теперь она не одна, рядом с ней, вместе с ней будут жить и ее книги…
На коронацию Вир взял с собой меч (в последние месяцы он с ним не расставался) и спрятал в архиве Илария.
Боги все прибывали и прибывали в Долину. Свет их мыслей был таким ярким и интенсивным, что пространство, насыщенное им, напоминало Золотую Сферу, но не вращалось, как это совершала Сфера, а постепенно расширялась до размеров Долины. Когда с Твердыни в Долину спустился последний Бог, праздник начался.
Мир Богов заполнил свет: от самого предела Нижнего Неба до самой высшей точки Верхнего Неба. В этом свете возник Храм-мираж. Его размытые черты проявили Боги и без Золотой Сферы. В нем было все из света, из внутреннего света Богов. Свет струился плавными потоками и уплотнялся на алтаре, на котором лежала огненная книга, открытая ровно на середине. Страницы были пусты и чисты. Боги знали, что могут записать на них только одно свое слово, и каждый искал в себе самое важное, самое близкое слово и молнией ударял в книгу, чтобы произвести запись в огне.
«Радость», «Свобода», «Творение» - слова сияли голубым светом на фоне белого огня. Еще несколько мгновений – и две страницы пылали словами Богов. Вир совершал запись последним. Боги замерли в ожидании его слова, но вместо ожидаемой «Пустоты», они прочли слово «Ванда» и удивились: то ли это имя новой любви Вира (среди Богинь не было Ванды!), то ли это имя его двойника в Мире Воплощений, но тогда, что не-Бог пытается сказать этим именем? Вир молчал и, сделав запись, закрыл огненную книгу.
Огонь, исходящий из книги, волнами катился в пространство. По мере расширения волн Храм-мираж уплотнялся и приобретал видимые черты: четыре башни-шпиля, соединенные двумя (верхним и нижним) мостами, в центре – пятая, увенчанная алмазной короной, три затемненные арки-проема, пирамидами устремленные вверх, винтовая лестница, ведущая к вершине центральной башни, круговые колоннады боковых башен, освещаемые внутри факелами с живым бело-голубым гнем. Возле Храма – фонтан. Свет пульсирует в нем всеми цветами и каскадами прокладывает себе путь дальше, заполняя всю Долину.
Видимые черты здания уплотнялись дальше: стены, колонны, шпили – все стало каменным. Между Нижнем и Верхнем Небесами стоял реальный Храм с деревянными дверями и железными кольцами-ручками. Три двери открылись, и Боги вошли внутрь. В Храме звучала музыка, торжественная и глубокая, на самой высшей ноте ее подхватил голос, голос Богини Глории. Она славила Пустоту, Мир Богов, Золотую Сферу и новое сознание – Вира. Она пела о бессмертной любви, о едва уловимом единении душ, побуждающем Богов спуститься со своих Твердынь и творить себя, Мир, саму любовь. Ей вторили другие чистые голоса Богов и Богинь. Низкие ноты добавил Иларий, он натянул струны своей души и резко ударил по ним, свободно подбирая аккорды. Импровизация Глории и Илария вызвала восторг у Богов, которые на мгновение уже и забыли в честь кого и чего устроили праздник, но помнил Вир! Он уверенно направился к алтарю, туда, где пылала закрытая книга, дотронулся до нее руками – музыка и голоса умолкли, Храм стал терять видимые черты, превращаясь в здание из песка.
Песок с башен по стенам сбегал вниз. Лестница, колонны, арки – все рушилось на глазах у Вира. Из Нижнего Неба поднялась волна и размыла песчаные «руины» Храма.
Вир стоял на желтом песке у реки и пристально смотрел вдаль…
Воды быстрой реки уносили с собой воспоминания жизни в Мире Воплощений. Ванда осталась в прошлом, в том прошлом, которое навсегда исчезло из памяти Вира. Теперь был только Вир, и это его будут короновать. Тело, душа, мысли – в них не было ничего от той прежней Ванды, которая, возможно, сгорела на костре, но что было в них от настоящего Вира? Тело, одно тело. Оно бессмертно, оно не изменилось, все остальное – это новая Ванда, не желающая ей быть.
- Ванды нет, есть Вир? – спросил у реки не-Бог.
- Ванда есть в книге, - ответила ему река и, не задерживаясь, понесла свои воды дальше.
- В книге?
Только сейчас Вир заметил, что в его руках книга. Он поднял ее высоко над головой, размахнулся и бросил в реку. В месте падения вода закипела и приобрела красный оттенок. На мгновение книга скрылась, воды поглотили ее, затем со дна поднялся водяной столб и выбросил книгу на берег, к ногам Вира.
- Верни на алтарь, - сказала река. – Это книга Вира, и только он вправе решать ее судьбу.
Песок побежал вверх по лестницам, колоннам, башням. Между Верхнем и Нижнем Небесами стоял каменный Храм, в нем звучала музыка. Богиня Глория славила Вира, Иларий и множество других чистых голосов вторили ей.
Вир прижал книгу к себе, не решаясь войти в Храм. Он еще бы долго стоял у открытой двери, если бы не пошел дождь, огненный дождь, прожигающий душу и мысли насквозь. Дождь лил одной сплошной стеной, в нем утонул Храм и весь Мир Богов. Музыка уже не так громко звучала: шум дождя заглушал ее. Среди этого огненного шума Вир отчетливо услышал знакомый голос:
- Крещен огнем.
Этот голос некогда принадлежал ему, вернее ей, когда она жила в Мире Воплощений и ее звали Ванда Колодзей.
- Крещен огнем, - голос повторил.
Вир все еще не мог переступить порог Храма: как вернуть книгу, не принадлежащую ему? Он что, воришка? Нет, но действовал, как вор: быстро, тихо, незаметно. Дождь усилился.
- Крещен огнем, - в третий раз услышал Вир голос Ванды…
В Храме Боги славили Золотую Сферу и не видели, как с алтаря исчезла книга, как за стенами хлестал огненный дождь. Когда же Глория пропела последнее слово гимна, Боги вернулись в реальность и заметили: у алтаря стоит новый Вир и держит огненную книгу в руках…
Мир Воплощений книгу не принял, но она просилась в Мир и терзала своего творца.
Утро начиналось с того, что Ванда нагружала сумку книгами, вечер заканчивался тем, что только четвертая часть книг не возвращалась в дом автора.
- Книги, научитесь ходить сами, - говорила Ванда.
Но может ли ходить ребенок, которому две недели от роду? Чтобы исправить сложившуюся ситуацию, Ванда решила отдать Богу Богово, а кесарю кесарево и понесла книгу в храм. Теплым сентябрьским днем поэт переступил порог костела и пошел наугад. Прихожане собрались на службу, чтобы в очередной раз отпить глоток «крови» Христа, подержать любовь и покой в своих руках и передать их по цепочке своим соседям. Взглянув на людей, Ванда пошла дальше, ища глазами ксендза Станислава, добрая слава о котором разнеслась по всей Варшаве, а не найдя, повернула в боковой коридор и улыбнулась: в конце коридора выносили крещеного младенца. «Мне туда», - поняла Ванда и сделала шаг вперед.
- Что тебе нужно, сестра моя? – спросил священник. – Ты опоздала… Обряд завершен.
- Святой отец, я принесла в храм книгу, - ответила Ванда.
- Какую книгу? – удивленно произнес молодой ксендз.
- Свою. Я поэт. Это моя первая книга. Я хочу ее отдать в костел. Благословите!
До конца не осознавая, что происходит, святой отец неожиданно, резким движением вытащил из-под сутаны крест и поднес к губам поэта.
- Благословляю, пиши!
Ванда поцеловала крест и вложила книгу в руки священника.
- Что мне с ней делать? – спросил ксендз.
- Оставьте в храме, - сказала Ванда и указала рукой на подоконник.
Ксендз положил книгу на подоконник и поспешил к выходу. Через пять минут начнется служба, а у него сегодня особая миссия: ксендз Станислав уехал в Краков и просил провести мессу без него.
Ванда осталась в «купели» одна.
- Крещена огнем, - тихо произнесла она и посмотрела на книгу. Та молча лежала и уже ни о чем не просила своего творца.
- Крещена огнем, - повторила Ванда, когда услышала слово «молимся».
- Крещена огнем, - потрескивали свечи у алтаря.
Ванда улыбнулась и вышла из костела. Город встретил ее уличным шумом – внутри же поэта жила тишина, сотканная из множества голосов, среди которых она отчетливо различила голос Глории, славившей Мир Богов, Золотую Сферу и ее, некогда носившую имя Вир.
- Виват Виру! Виват Виру! – восторженные возгласы Богов Вир слышал со всех сторон в Храме. – Он держит в руках искру Пустоты! Он держит в руках искру Пустоты!
Книга постепенно сжималась в размерах, и вот уже маленькой змейкой она стала извиваться в руках Вира. «Удержать ее невозможно», - думал каждый Бог. Вир не думал, в его ушах звучали слова «крещен огнем». Не-Бог громко, на весь Храм повторил их – змейка-искорка покорилась ему и вошла ударом в тело. Вир покачнулся, но удержался на ногах. Ударная волна пронеслась по Храму, и он рухнул. Боги стояли на площади перед Советом Воплощений, над головой светилось Верхнее Небо, под ногами, словно океан, дышало Нижнее Небо.
- Великий Вир! Совет в честь твоей коронации проводит шоу воплощений: каждый желающий Бог без утверждения получает возможность проявить свое творение на Нижнем Небе, но есть одно условие: творение должно быть посвящено празднику и не нарушать вращение Золотой Сферы. Нижнее Небо станет зеркалом, и ни один образ не увидят люди, ни один образ ничего не изменит в Мире Воплощений. Я, Иларий, по праву друга начну шоу, а Богине Глории по праву возлюбленной Вира предлагаю завершить парад проявлений.
Нижнее Небо изменило цвет: ультрамариновый стал голубым, а затем белым. Верхнее Небо отражалось в зеркальном экране, вместе со счастливыми лицами Богов и Богинь.
- Вир, ты когда-то думал о Дереве Жизни. Посмотри, оно ли это?
Дерево Илария отразилось в зеркале Нижнего Неба: могучий ствол, множество ветвей и пышная зелень, похожая на шапки-острова, корни не видны, но можно реально представить, как они крепко цепляются за Нижнее Небо, чтобы удержать и ствол, и ветви. В кроне пели птицы на разные голоса. Половину Дерева освещало солнце, над второй половиной светила луна и горели звезды. По стволу бежал ручей и уходил в «землю». Возле Дерева суетилась семейка ежей и фыркала своими маленькими носиками, вокруг ствола бегал дикий кабан и, пытаясь найти желуди, раскапывал корни.
Вир улыбался: в Мире Воплощений он видел огромное количество подобных деревьев и не думал, что именной такой земной образ имеет Дерево Жизни…
Прошел месяц. В этот период книга заняла центральное место в жизни Ванды и затмила всех, кто был рядом с художницей до появления печатной версии. Ванда даже не заметила, как из Германии вернулся Марек. Он не показывался на глаза и не звонил. Ни о чем не думая, Ванда позвонила ему сама. После обычного слова «привет» Марек не дал возможности поэту спросить «как дела?», поделиться радостью выхода книги и заявил:
- У меня совсем нет времени.
- Хорошо, я позвоню завтра, - недоумевая, сказала Ванда.
- И завтра у меня не будет времени, и послезавтра, а на следующей неделе я вновь буду в Германии.
- Нет и минуты? У меня…
- Нет, я работаю.
- Когда появится свободная минута, позвони, - все еще сохраняя отношения, предложила Ванда.
- Конечно, мы увидимся.
Ванда прекратила разговор первой. Она все поняла. Ей уже самой не нужна была эта свободная минута. Их дороги разошлись: она сделала шаг на крест, Марек, заработав деньги, проявил элементарную трусость и навсегда сделал шаг от креста, чтобы никогда на нем не оказаться. И все-таки Ванда была благодарна Мареку, ведь это он зародил в ней идею книги, это он предложил ей продать «Юного Бога».
- Он достоин радости чистого проявления, но бежит от нее. Беги, Марек, ни я, ни книга догонять не станут. Забавно даже, ведь ты никогда и не узнаешь, что книга вышла, что книга есть.
Боль пробежала по телу Ванды, а потом ей стало жаль Марека, просто жаль: он всю жизнь будет бегать от нее и нести совсем другой «крест» - свое невыполненное обещание.
- Может, выслать ему книгу почтой? Нет, не стоит, примет как пощечину. Прощай, Марек, захочешь – узнаешь все сам, - произнесла Ванда и перевернула страницу книги…
Богов, желающих проявить свое творение в зеркале Нижнего Неба, оказалось много.
«Так не хватит и всей моей жизни, - подумал Вир и посмотрел на алмазную корону. – Я понимаю, Боги не спешат: они бессмертны, но тороплюсь я. Я должен все понять и все воплотить. Я просто обязан это сделать».
Вир смотрел в зеркало Нижнего Неба, одно из следующих воплощений «приковало» взгляд не-Бога. Бутоны белых роз зарождались, росли, раскрывались. В каждом бутоне звучала своя мелодия, в каждом бутоне жил свой мир, свой маленький, но живой мир. Нежный розово-голубой рассвет раскрасил первый бутон. Радуясь первым лучам, из него выпорхнули бабочки. Второй бутон приобрел насыщенную голубую окраску, и из него полилась река, легкой лентой обвивая стебель и листья. В третьем бутоне кружила метель, белая, плотная, как кисея. Снег можно было зачерпнуть ладонями и подбросить до Верхнего Неба. Золотисто-оранжевый четвертый бутон заката излучал тепло, медленно раскрывая лепесток за лепестком, завораживая глубоким покоем. На сине-фиолетовом пятом бутоне сияли яркие звезды и светила Луна. Лунный свет струился и водопадом низвергался по каменным лепесткам. На каждом каменном лепестке сидел мотылек, маленький ночной мотылек, чтобы потом превратится в бабочку и выпорхнуть из нежного розово-голубого цветка. Богиня хлопнула в ладоши – розы стали белыми и сплелись между собой, соединившись, растворились друг в друге, образуя один цветок. В нем могла уместиться вся Вселенная.
- Этот Цветок Жизни ближе к Дереву, но все же это только цветок, - отметил для себя Вир и посмотрел на корону: светлые алмазы ожили и заиграли собственным светом…
В новой жизни Ванды появился театр: лавина судьбы поставила ее на сцену. Театр-студия «Геликон» (так назвала ее Ванда) объединила талантливых юношей и девушек в один небольшой творческий коллектив и поставила Колодзей во главе его. Новая «роль» захватила Ванду полностью, хотя и старая «роль» (поэта) требовала выйти на «бис». «Их необходимо совместить, иначе… иначе они разорвут меня. Книга больше сцены. Книга – это жизнь. А сцена? Сцена – это ощущение жизни».
Юные актеры репетировали часами. Ванда Колодзей была не только режиссером, но и стояла на сцене рядом в качестве актера.
- Чтобы понять, что такое театр, нужно жить театром, нужно быть на сцене, - говорила Ванда студентам. – Нужно творить сообща.
И они творили вместе. На сцене. Чистая энергия зарождалась внутри, в сознании мгновенно появлялся мысле-образ и через движение души вырывался в пространство, перемещая актеров, словно фигуры в шахматной партии.
«Сцена – это шахматная доска? И да, и нет. Сегодня на ней кружатся маски, отражаясь друг в друге своей противоположностью, как Верхнее Небо отражается в Нижнем в том далеком полузабытом Мире Богов. Маскарад? Да. У каждого Бога – своя маска. Может ли Бог сорвать ее, поменять? Человеку это под силу – я сорву ее», - думал уже не поэт, а режиссер и актер Ванда Колодзей.
Маска Радости отражалась в маске Печали, маска Гнева – в маске Покоя, маска Смеха – в маске Слез, маска Восхищения – в маске Разочарования, маска Победителя – в маске Побежденного, маска Признания – в маске Обиды. И только маска Бесстрастия не отражалась ни в одной другой маске. Именно ее выбрала для себя Ванда, именно она и начинала вращение, приводя в движение все остальные. Бесстрастие делало первый шаг, и к нему навстречу с разных сторон «летели» актеры, руки соединялись, образуя круг. С «приходом» новой маски круг расширялся, вращение ускорялось. Скорость достигла предела, когда маски «потеряли свое лицо», стали абсолютно бесстрастными. Теперь не отдельная маска, а круг имел значение, в нем заключалась вся жизнь. Круг то разрывался, то вновь соединялся, меняя положение актеров на сцене. Маски в кругах проживали свои жизни и, отдавая свою энергию, усиливали ее так, что Ванда могла вытянуть ее в длинную нить, намотать на палец и подбросить вверх, «подбрасывая» вверх и всех участников маскарада, и всех его зрителей. Когда «нить» стала «стрелой» и достигла цели, Бесстрастие первым сорвало с себя маску, за ним – Радость и Печаль, Гнев и Покой, Смех и Слезы, Восхищение и Разочарование, Победа и Поражение, Признание и Обида. Сорвав маски, актеры покинули сцену. Последней со сцены ушла Ванда. Актеров нет, но сцена не пуста – на ней лежат маски и ждут прихода новых актеров. На сцене осталась и энергия – при новом вращении ее можно вновь вытянуть в тонкую прочную нить, намотать и подкинуть вверх. Сцена ждет своих актеров. Актеры выходят на поклон…
Лицо Вира сияло внутренним светом, как светлые алмазы в короне. Воплощение сменялось новым воплощением. Вир не мог оторвать от них взгляда. В глазах не-Бога, как в зеркале, отразилось восхищение.
Ударил колокол. В океане Нижнего Неба появился корабль, он летел над волнами под белыми парусами. Колокол ударил во второй раз. За кораблем показались два других, меньших по размеру. Они догнали большой корабль и выстроились с ним в одну линию. О, это уже эскадра! Ветер надул паруса и заставил трепетать флаги. «Кто ведет корабли? Кто капитан?» - задал сам себе вопросы Вир. За штурвалом большого корабля стоял молодой капитан и уверенно вел судно вперед. Вир присмотрелся внимательно и (о, чудо!) в капитане узнал себя: да, это было его лицо, это были его руки!
Боги прочли удивление на лице Вира и улыбнулись. Эскадра мчалась вдаль, чтобы раствориться в легком вечернем тумане. Колокол ударил в третий раз…
Три монаха уверенным шагом шли по сцене. Жизнь их связала прочной веревкой. Казалось, что никто и ничто не сможет разрубить ее. Лица скрывали капюшоны. Первый монах, что по левую руку от центрального, открыл лицо, посмотрел в зрительный зал и сбросил с себя веревку. На сцене появился его призрак-мечта: девушка в белом легком одеянии с цветком белой лилии в руке «разбудила» монаха, протянула ему цветок, и, сделав несколько «па», они замерли в любовании друг другом. Второй монах, что по правую руку от центрального, открыл лицо, посмотрел в зрительный зал и сбросил с себя веревку. Его страсть вырвалась на сцену: девушка в красном одеянии с цветком красной розы в руке захватила в плен сердце монаха. Дождь из лепестков роз обрушился на их головы, плечи, руки, и фигуры замерли в полном слиянии друг с другом. Третий монах, центральный, открыл лицо, потрогал веревки, убедившись, что остался один, посмотрел в зрительный зал, ища в нем живые души, а найдя, жестами правой и левой рук пригласил их на сцену. Через мгновение рядом с монахом стояли крылатые люди и звали его с собой в полет, в небо. И монах «взлетел». На вершине его горы стояла Богиня, укрытая полупрозрачным сияющим покрывалом. Монах сорвал покрывало – Богиня спустилась с горы в мир, на сцену, где замерли любовь и страсть. Ведомая третьим монахом, Красота оживила левого и правого и, забрав с собой любовь, страсть и свободу, вернулась на вершину. Три монаха уверенным шагом уходили со сцены. Жизнь их не связывала прочной веревкой, но они шли рядом…