Ванда переступила порог и оказалась в комнате, разделенной перегородкой на два кабинета: штатных корреспондентов и главного редактора. Первый кабинет был пустым, стулья не стояли, стол укрыт стойким налетом пыли. Кабинет главного редактора «ударил по голове» серыми стенами и тусклым светом, льющимся из единственного в комнате маленького окошка. Ванда сразу и не заметила, что в помещении кто-то есть. Она вначале услышала голос, как будто кабинет говорил с ней, а потом из-за стола встал, словно отделившись от стен, человек в сером пиджаке и направился к ней навстречу.
- Здравствуйте, - ответила на приветствие Ванда. – У Вас моя книга.
И тут Ванда заметила возле стены на маленьком столике свою книгу. Обложка была яркой и сияла, как солнце среди туч в пасмурный день.
- Я ждал Вас. А Вы знаете, что такое быть поэтом, настоящим поэтом? – спросил редактор и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Поэт – это не профессия, и даже не призвание, и даже не талант. Поэт – это точка соединения разных миров, точка переплетения разных миров. Поэт – это вечный странник, через него говорит душа мира, через него выходят мысли, меняющие облик планеты и сознание людей. Он шаман, открывающий портал. Он смертный в бессмертном мире и бессмертный – в смертном.
«Какое глупое сравнение, просто набор красивых фраз», - думала Ванда и уже не слышала, а видела редактора. Он напомнил ей паука и упорно ткал паутину. Книга лежала в сторонке и была похожа на бабочку, попавшую в сети.
- Настоящий поэт – это всегда шаман. А Вы имеете представление о рифме и ритме в стихосложении? – «паук» задал очередной риторический вопрос и, наконец, открыл книгу. – Вы складно пишите… Хм, и рифма неплохая. Образы довольно оригинальные.
«Паук» листал страницы книги. Ванда молчала. Она терпела и знала только то, что пришла сюда за книгой.
- Ваши стихи хороши, но это средний уровень. Вот смотрите, - редактор открыл верхний ящик стола и достал оттуда небольшую книжку в черном переплете. – Это лучшие польские стихи. Это лучшая польская поэтесса. Она моя ученица. Работала здесь, со мной. Я учил ее писать статьи, затем – владеть поэтическим словом. Вы способны и можете стать настоящим поэтом. Станьте моей ученицей. И мы пойдем дальше: вы станете не просто лучшей польской поэтессой, вы станете лучшей поэтессой в мире. Я научу Вас владеть словом, я знаю, что сейчас требует душа мира.
Ванда взяла книжку в руки и открыла наугад. Красивые слова, стройная рифма… Стихи ни о чем. Когда же ей на глаза попались имена греческих Богов, Колодзей улыбнулась и произнесла:
- Что Вы, я и не думала претендовать на роль поэта и даже представить себе не могла, что мои стихи будут стихами среднего уровня. Я не поэт, но теперь, после Ваших слов, после Вашего предложения, я подумаю: почему бы мне и не стать поэтом, не стать Вашей ученицей?!
Лицо «паука» засияло радостной надеждой и удовлетворенным самолюбием:
- Да, да, подумайте. У Вас большое будущее. Я буду ждать, не опоздайте…
Ванда уверенно пошла к выходу. Оглянулась:
- Непременно. Я вернусь, - попрощалась Ванда и еще раз окинула взглядом кабинет главного «паука» города: серые стены, тусклый свет, льющийся из единственного маленького окошка, столик у стены, на нем – книга, книга Ванды Колодзей.
«Ты останешься здесь, непрочитанной, но здесь», - решила Ванда и закрыла за собой дверь комнаты…
На сцене стоял человек, человек в черном. Он думал, куда идти дальше. Ответ не приходил в голову, и тогда человек пошел наугад и резко повернулся. Поворот был таким неожиданным, что мужчина наткнулся на собственную тень, отразившую удивление на лице хозяина. На секунду замерев, тень стала выполнять команды человека. Ощутив полную власть, хозяин увеличил и ускорил «приказы». Тень уже не успевала их выполнять, вышла из-под контроля мужчины и осознала, что может быть свободной и жить без хозяина. Но тени было мало свободы.
- Я хочу, чтобы мы поменялись местами, чтобы ты стал тенью, а я - твоим хозяином.
Человек попытался сбежать, но Тень позвала на помощь две черные тени, и те спутали мужчине ноги. Затем человек стать кричать, тогда Тень позвала на помощь две серые тени, и те наложили печать на его уста. Человек не сдавался: он взял перо и бумагу и стал писать. Тень в третий раз позвала на помощь белую тень, та соединила все тени в кольцо, в центре которого стоял человек. Он хотел вырваться из кольца, но чем больше делал попыток, тем сильнее сжималось кольцо, тем более узким становился круг. Бумага выпала из рук человека. Перо стало мечом, и мужчина стал рубить им кольцо, но разрубить не смог. Обессилев от борьбы, человек остановился и, сделав вид, что перестал сопротивляться, написал пером в воздухе слово «СВОБОДА» - кольцо исчезло, тени исчезли. Человек оглянулся и увидел собственную тень: на шее у нее была веревка, ее конец тень протягивала своему хозяину.
На сцене стоял человек, человек в черном. Он думал, куда идти дальше. Подумав, взял конец веревки, повернул направо и, уводя за собой тень, ушел со сцены…
Волны ударялись о скалы. Брызги воды долетали до Верхнего Неба. В бурном и грозном Нижнем Небе открылся Путь. Белой тонкой нитью он бежал по темному океану. Тьма породила светлую дорогу и проявила ее, чтобы та не утонула в иссиня-черных глубинах, надежно скрывающих в себе все формы, способные подняться на поверхность. На дороге никого не было: ни человека, ни Бога, ни тени одного и второго. Путь то поднимался, то опускался в такт дыхания Нижнего Неба.
«Ожили темные алмазы», - подумал Вир.
- Ожили темные алмазы, - эхо повторило его мысль и разнесло по океану Нижнего Неба.
По светлому Пути в черных водах шел отшельник. Куда он шел? К себе. Откуда? От себя. Свет его души был невелик. Свет его разума еще не проявлен. Он шел по зыбкой дороге, играющей под ногами пеной Мирового Океана. Иногда отшельник боялся сделать следующий шаг: в сознание проникала мысль, что под ногами не земля, а вода. Иногда он летел над дорогой, не замечая ее, не замечая и темных вод Вселенной. Он был вечно молод, но волосы поседели от поиска и борьбы внутри себя, невидимой, но меняющей душу войны. Одинок в черных глубинах, свободен на поверхности океана.
«Как долог будет его Путь? – размышлял Вир. – Реален ли отшельник?»
- Реален ли отшельник? – эхо вторило мыслям не-Бога.
Огромная волна поднялась вверх, над океаном, за ней – вторая, третья… Шторм соединил Верхнее и Нижнее Небеса. Фигура отшельника еще разделяла их собой и то исчезала в волнах, то появлялась над водой. И вот уже девятая волна с грохотом и ревом неслась на отшельника.
- Остановись, погибнешь! – закричал Вир.
Отшельник оглянулся на крик. Вир протянул ему руку, но… девятая волна накрыла одинокую фигуру. Океан ревел, смешивая между собой все непроявленные формы. Вир смотрел в темное зеркало и видел в нем свое лицо.
Темные алмазы на короне играли собственной тьмой…
Ванда в последний раз утром укладывала книги в сумку. Что будет с ними дальше, она не знала. Что будет с ней дальше, она знала. Вот только в Мире Богов распятие не было таким реальным, как здесь. Знать о нем – это одно, а идти на крест – это совсем другое. Сегодня у нее две встречи – две встречи с читателями. Она должна успеть на каждую, а значит, необходимо забыть себя и все силы отдать книгам. Когда исчезла ночная мгла, в душе появилась надежда, что эти встречи последние. Надежда широко расправила крылья за ее плечами, и Ванда «полетела».
В Академии проходил семинар по вопросам современного искусства. Ректор попросил Ванду Колодзей выступить на нем, высказать свое мнение о новой живописи и литературе, в качестве примера рассказать о книге и предложить ее участникам научной конференции. Ванда слегка волновалась, хотя причин для волнения не находила.
Докладчики с серьезными и умными выражениями лиц пытались объяснить свое существование в мире, связывая его с постмодернистскими тенденциями, психоделикой, поп-артом и кичем. Кандидаты, профессора и просто преподаватели высшей школы разделились на два лагеря: первые говорили о тупике, в котором находится современное искусство, о коммерческом, потребительском подходе во всех сферах деятельности, о предметах искусства как товаре, подлежащем немедленной продаже; вторые восторженно высказывались о свободе творчества, о соединении восточной и западной философии, о положительном результате этого союза, о том, что каждый житель планеты может прикоснуться к творению, открыть в себе таланты и стать творцом. Выслушав друг друга, участники в полемику не вступили: крайние точки зрения и остались крайними. Ванда должна была выступать последней, и она не знала, с чего начать свой монолог. Ее симпатия была на стороне вторых, но сама она как поэт и художник жила вне этих крайностей и на диалог не рассчитывала. Устав от высокопарных слов, докладчики с радостью приняли предложение о переносе семинара в непринужденную обстановку, о задушевной беседе с поэтом за чашкой кофе. Ванда захотела уйти из Академии и больше никогда сюда не возвращаться, но посмотрела на сумку, в которой лежали книги, и осталась.
Колодзей молчала, за нее говорили стихи. Участники семинара пили кофе, ели конфеты и пирожные и не обращали внимания на автора. И это было лучше, чем если бы Ванда прочла в их глазах ненависть, злость и зависть, которые поэт видел неоднократно после выхода книги.
Колодзей как можно быстрей завершила свое выступление, отдала книги в Академию, для желающих, но выйти спокойно не успела: ее догнал мужчина средних лет и среднего роста, на его губах еще были крошки от пирожного, он держал в руках книгу Ванды и декламировал:
Святых убивает бесовское пламя,
Отчизна горит вместе с ними. В огне
Святые встают под бесовское знамя:
Святые и грешники там наравне.
- Объясните мне, объясните, пожалуйста, я понимаю первую и вторую строчки и согласен, что нет пророка в своем Отечестве, но почему «Святые встают под бесовское знамя»? Это неправильно, так быть не должно, какие же они после этого святые?
Ванда подумала, посмотрев на своего «читателя», что она сейчас с удовольствием стала бы под бесовское знамя, а вслух произнесла:
Они, умирая, рождают стихи,
Но не на бумаге, не в келье – на воле,
На воле, где ветер – им преданный брат.
Встречают судьбу в диком поле,
Свободы вдохнув аромат.
Произнесла и, не обращая внимания на реплики «читателя», вышла из Академии искусств.
Свобода встретила ее ветром и гулом автомобилей. В сумке лежали оставшиеся книги. Ванда посчитала их – всего лишь четыре. Закрыв сумку, поэт посмотрел по сторонам и не узнал места, на котором стоял. Ванда делала шаги вправо и влево, но все время возвращалась в исходную точку.
«Тупик? Как можно заблудиться в городе, исхоженном вдоль и поперек своими ногами?» - недоумевала Ванда. Когда она ощутила реальность «тупика», по лицу пробежал свет фар автомобиля. Ванда пошатнулась: огромная лавина неведомой ей силы швырнула ее под колеса машин. Поэт едва удержался на ногах.
- Спокойно, девочка, это уже серьезно, - прошептала себе под нос Ванда и спросила у прохожего: - Вы не подскажите, как пройти на остановку?
Пожилой мужчина что-то буркнул ей в ответ и рукой указал путь. Ванда пошла: в сумке лежали книги, во Дворце культуры ее ждали очередные «читатели».
«Это в последний раз, это в последний раз», - в голове звучала только одна мысль.
Во Дворце культуры ее встретили организаторы вечера, поблагодарили за приход, объяснили, что она будет выступать перед польской молодежью, которая по случаю праздника собралась в Белом зале, и что будет и «хлеб» и «зрелище». Ванда оказалась на сцене с микрофоном в руках. Прочитав небольшое стихотворение, поэт спустился в зал. Путь по залу был похож на прохождение через шеренги солдат с нагайками в руках: за столиками сидела пьяная молодежь, громко смеялась, парни целовали девушек, некоторые молодые люди удостоили Ванду своим похотливым, ничего не понимающим взглядом, некоторые просто пили и ели, зачем в общем-то сюда и пришли. Ванда перестала различать лица. В Белом зале было одно лицо: большое, красное, со стеклянными глазами и жующим ртом.
«Зачем, зачем я здесь?»
- Мы благодарим Вас за выступление. Это было великолепно. Присядьте, отдохните, через 15 минут Ваш второй выход.
- Зачем, зачем я здесь, зачем Вы меня пригласили?
- Успокойтесь, не стоит так волноваться. Теперь мы знаем, что в нашем городе есть такой замечательный поэт, как Вы.
- Но я не хочу знать Вас. Прощайте.
Ванда выбежала из Дворца. Свобода встретила ее ветром и гулом автомобилей. Ванда нащупала в сумке книги: их было четыре.
- Это в последний раз, - Колодзей произнесла так громко, что невольно испугала влюбленную пару, мирно сидящую на скамейке под городскими фонарями…
На сцене стояли люди-роботы. Их движения были скованными, их лица были одинаковыми. Каждый шаг четкий, каждый шаг распланированный. Электронная музыка звучала на сцене, электронная музыка звучала в них, электронная музыка звучала в зрительном зале. Люди-роботы не смотрели друг на друга, люди-роботы не смотрели в зал, люди-роботы смотрели на свои ладони, там были зеркала, маленькие зеркала. Люди видели свое отражение? Возможно. Они показывали зеркала рядом стоящим, зрителям, отражая их взгляды и мысли. Отразив в четвертый раз, «роботы» четко выстроились в два ряда и чеканным строевым шагом ушли со сцены…
Нижнее Небо напоминало бездну, в ней образовалась воронка. Все, что было когда-то воплощено в Мире людей, вращалось в ней и «строило» ее – и воронка росла. Новый виток, новый круг. Все образы в бездне. И сразу они еще даже видны на первом витке, но появляется новый виток – и образы исчезают. Они навсегда остаются в бездонных глубинах. Силой мысли их можно «извлечь» и воскресить в реальности памяти, но для этого нужно создать еще одну воронку.
- Воронка для Вира! – торжественно объявил Иларий. – Вир, все, что ты когда-то воплотил, ты можешь извлечь из бездны и решить судьбу воплощений во второй раз: воплотить еще раз, ликвидировать без права на восстановление или забрать с собой, вернее в себя, в Пустоту. Решай, Вир, Мир Богов примет любой твой выбор.
- Иларий, а Боги могут быть там, внутри, спуститься по спирали воронки в бездну?
- Боги могут все, но что им там делать, Вир? Там образы «замерзают» и становятся неподвижными. И чтобы их изменить, нужно «окостеневшие» формы ломать.
- Не хочешь ли ты сказать, Иларий, что в Мире Воплощений есть один путь – через боль?
- Да, это очевидно. Испытывать боль – это безумие. В Мире Богов все образы динамичны и боли нет. Так зачем быть безумцем?
Вир всматривался в темную воронку. Сотни образов возникали и исчезали перед глазами. Среди них – образ польской художницы Ванды Колодзей, от тела которой он отказался в самом начале праздника, от образа которой он отказался в своем сознании. И это была уже не художница, а Вир, настоящий Вир. Но кто тогда он, жадно всматривающийся в темные глубины бездны? Вир? Нет. Ванда? Уже нет. Он не человек, он не Бог, и это его будут короновать. А прошлую жизнь он вычеркнет из памяти, навсегда.
- Я не буду извлекать ни один образ, - заявил Вир Богам. – Свою Пустоту я наполню новыми образами, отличными от этих.
Ладонями Вир дотронулся до воронки и ощутил прохладу воды. Тогда не-Бог зачерпнул воду руками и подбросил вверх. Капли темными алмазами падали к ногам Богов. Воронка набрала обороты, и великая бездна поглотила ее. Капли-алмазы катились по площади в Долине. Темные алмазы на короне играли собственной тьмой…
Глория ступила на площадь, подошла к Виру.
- Великий Вир, твой отказ от прежней жизни еще больше заверяет нас в правильности выбора: ты достоин короны, ты обладатель искры Пустоты, ты сама Пустота. Мое воплощение я посвящаю тебе, я отдаю тебе, в нем – вся моя любовь.
На темном небе встретились солнце и луна. Они сияли каждый своим светом: солнце – сильным, ярким, насыщенным, солнечным; луна – слабым, бледным, полупрозрачным, лунным. Они не стояли на месте, они плыли навстречу друг другу, сокращая и сокращая расстояние между собой. Когда же солнце и луна прикоснулись своими дисками, восторг вырвался из груди Вира, восторг вырвался из груди Богов. Солнце сливалось с луной, а луна с солнцем. В полном слиянии получилась новая звезда, звезда с огненно-водным телом. Огненная вода закипела и полилась к ногам Вира. Пар белым облаком поднялся вверх и обнял, словно руками, не-Бога. Пар не обжигал, он ласкал душу Вира.
Виру захотелось остаться в этих объятиях навсегда, он даже боялся пошевелиться, чтобы не нарушить это прикосновение, эту любовь Глории. Облако таяло само. Когда дымка рассеялась, Вир посмотрел под ноги и увидел меч, свой меч. Глория улыбалась, она уже знала, что сделает Вир, но ждала, как будто ожидание давало ей неуверенность и неожиданность в развитии событий.
Вир поднял меч, поцеловал и протянул Глории.
- Ты отдаешь мне свой меч? Свою силу?
- Я отдаю силу Любви. Только она может владеть ей. Отдав меч тебе, Глория, я возвращаю все воспоминания, все воплощения, весь Мир Богов. Отдав всю свою силу Любви, я обретаю свободу…
- Вир, почему, почему ты не воспользовался мечом и не отрубил Иларию голову? – спросила Глория, оставшись наедине с Виром.
- Разве можно убить Бога? Ведь вы бессмертны! – ответил Вир.
- Убить нельзя, но можно изменить, пролив кровь Бога. Можно отсечь память – и это будет уже другой Иларий, непомнящий, не знающий, что ты двойник Вира.
- Иларий мой друг. Он первым встретил меня в вашем Мире, он научил меня владеть силой, он открыл мне тайны Богов. Он мой Учитель. Зачем мне проливать его кровь?
- Он хочет занять твое место и готовит тебя в жертву.
- Мое место? Я и сам уступлю его после коронации. Хочешь, Глория, я уступлю его тебе? Мой меч у тебя!
- Ты не понимаешь, Вир! Вспомни, вспомни свое первое воплощение!
- Ночь, ставшую ярким днем? Что ты хочешь этим сказать, Глория?
- Линии переплелись, а должны были искривиться по замыслу Илария. Он хотел твоего позора. Он предатель.
- Но ведь ночь стала днем, и никто не смог помешать этому. Не смог и Иларий.
- Да, но лишь потому, что тебе помог Вир, настоящий Вир. Я не знаю, как это у него получается, но вы воплощаете вместе, хотя неизвестно, воплощаешь ли ты? Он там, внизу (безумец!), но его присутствие я ощущаю и здесь, и немудрено: ты его творение. И он не оставит свое творение в беде.
- Так вот почему ты хотела сделать меня убийцей! Ты думаешь, Вир вернется? В это же тело? Ты плохо знаешь его, Глория. Он ушел из этого тела на крест. А сошедшему с креста разве нужно тело?
- Что можешь ты знать о распятии Бога? Ты смертный, ты человек!
- Да, я смертный, я человек, удержавший искру Пустоты. Человек ли? Во всяком случае, не Бог: Богам огонь Пустоты не подчиняется.
- Ты хитер и силен, Вир!
- У меня прекрасный Учитель и всемогущий Творец!
- Я ненавижу тебя, Ванда Колодзей, ты украла у меня Вира!
- Так убей меня, у тебя есть мой меч.
- Я не могу этого сделать, и ты сам знаешь почему.
- А, тело… Понимаю. Оно дает тебе надежду. Тогда тебе, Глория, остается только одно: пролить кровь Илария, - сурово сказал Вир и направился к Богам, снимающим с Храма Совета Воплощений алмазную корону.
Долина наполнилась голосами Богов. Мир был готов к чудесам, Мир был готов к коронации. Жизнь ярким светом заполнила все пространство между Верхним и Нижним Небесами. Золотая Сфера едва успевала вращаться от интенсивности и силы этого света. Жизнь чистой водой струилась по камням Нижнего Неба и легкими облаками плыла в Верхнем.
Боль позади. Та боль, которая словно клеймо, поставленное жизнью на душу Ванды Колодзей. Иногда боль прожигала холодом, иногда палила невыносимым жаром. То кричала: «Убей меня». То приказывала: «Убей себя». Ванда не слушала и не слышала ее. Бог знал, зачем он пришел в Мир Воплощений. Затем, чтобы навсегда уйти с Дерева Жизни, а для этого нужно взойти на «крест», распять себя – отказаться от роли, сыграв ее до конца. И вот он, крест, внутри себя, видимый только тобой, невидимый всеми. И боли на нем нет (осталась на дороге), и победы нет. Ничего нет. Никого нет. Тела нет. Души нет. Разума нет.
Голос есть, твой настоящий Голос, и он говорит с тобой. Свет есть. Свет вокруг. Свет внутри, белый, как солнце, прозрачный, как вода в источнике. И крест из него (света), и ты сам есть этот свет. На голове венец из ярких лучей, видимый внутренним взором, сияющий и освещающий всю душу до самого предела наготы. Все одежды Бог оставлял по дороге, вот и последние (из света!) исчезают безвозвратно.
- Кто ты? – спрашивает Голос.
- Вир!
- Кто ты? – спрашивает Голос.
- Бог…
- Кто ты? – спрашивает Голос.
Ответа нет. И нет вопроса. Есть ожидание, ожиданием не являющееся.
Крест за пределами себя. Крест за пределами Мира. Жизнь за пределами Жизни. Смерть за пределами Смерти.
Свет сам оттолкнет тебя и вернет разум, и тогда вновь зазвучит Голос. Свет сам оттолкнет тебя и вернет душу, и тогда ты увидишь крест. Свет сам оттолкнет тебя и вернет тело, и тогда ты сойдешь с креста. Все это будет не раньше, чем свет оттолкнет тебя, и поэтому ты ждешь и в ожидании своем умираешь.
Сколько дней и ночей Бог был на кресте, он не знал. Все дни и ночи смешались в безвременье. Когда свет иссяк, наступила тьма и с креста сошла Пустота, поглотившая эту тьму. В Пустоте возникло Дерево Жизни, неповторимое Дерево Пустоты.
Когда наступило утро, Ванда открыла глаза – вставало зимнее солнце, яркое, алое, новое. Колодзей смотрела на зарю глазами ребенка, глазами новорожденного.
- Я в Мире, но почему осталась? – задала сама себе вопрос Ванда и тотчас же ответила: - Вир! Дело в нем! Ищи дверь, старую, увитую плющом дверь, с железными, ржавыми засовами!
Ванда сделала первый шаг.
Золотая Сфера направила в Долину яркий луч. Прикоснувшись к земле, он стал широкой дорогой, пересекающей всю Долину, в центре которой возвышался Храм Совета Воплощений. По обе стороны луча стояли Боги, никто из них, по всеобщему мнению, не достоин был даже ступить на эту дорогу, не то, что идти по ней. Боги ждали, когда Вир, их герой, достойнейший из всех, оставит на луче свой невидимый след, когда корона будет венчать его голову. Ожидание объединило всех.
Вир посмотрел в лица Богов – в них отражалась радость, бесстрашие и жизнь. Как прекрасны были эти лица, божественно красивы! Пораженный красотой и силой, Вир ступил на луч. Земля уплывала, голова кружилась, ноги шли сами.
- Слава Виру! Слава Великому Виру!
Вир шел по лучу дальше.
- Слава не-Богу! Слава Великой Пустоте!
Вир шел по лучу дальше.
- Вир, мы тебя любим! Вир, мы тебя любим!
Вир шел по лучу дальше и видел, как глаза Богов излучали любовь, и тысячи маленьких лучей были направлены к нему и хотели занять в его сердце свое место. Не-Бог их невольно впускал в себя и светился любовью, любовью к Миру, Богам и самой Жизни.
Излучая свет, Вир не заметил, как подошел к Храму. Дорога за его спиной сузилась до луча и вернулась назад в Золотую Сферу. На пороге Храма Вира встретил Иларий:
- Прежде, чем корона увенчает тебя, Вир, ты должен принести клятву. Текст клятвы я хранил в архиве вместе с мечом. Меч ты отдал Глории, это твое право, но слова клятвы ты произнесешь в честь Пустоты, Богов и себя как новой Пустоты. Повторяй за мной:
Я, творение Великой Пустоты, двойник Духа, не-Бог, перешедший границы Миров,
клянусь, что, став Пустотой, буду стоять на защите Мира Богов при любом вторжении чужеродной силы;
клянусь, что буду любить всех его жителей независимо от их отношения ко мне;
клянусь, что все творения, создаваемые в своей Пустоте, я отдам во благо Мира, во благо Богов;
клянусь, что, уходя из Мира навсегда, я найду преемника и соединю свою силу и силу его во славу бессмертия и могущества Богов.
Если я нарушу клятву, то пусть кара Золотой Сферы обрушится на меня и не будет мне покоя ни в Верхнем, ни в Нижнем Небе.
Клянусь. Клянусь. Клянусь.
После последних слов клятвы в Мире наступила тишина, даже Золотая Сфера свой поворот совершила бесшумно, словно боялась нарушить торжественность происходящего момента. И в этой абсолютной тишине, играя светлыми и темными алмазами, корона увенчала голову Вира. Не-Бог уловил взглядом, как руки Илария подняли вверх сияющий предмет и опустили его ему на голову. Корона обхватила кольцом и сжала затылок, виски и лоб, да так сильно, что Вир едва устоял на ногах.
«А корона-то тяжела», - подумал Вир и тихо спросил у Илария:
- Что мне делать дальше?
- Иди по дороге назад, смотри по сторонам и улыбайся: Боги заслужили твою улыбку. Когда обойдешь Долину, вернешься в Храм Совета, я там буду тебя ждать.
Вир сделал первый шаг. Ступни пылали неведомым огнем, но не жгли землю. Руки просились в полет, но не взлетали, а укрывали душу от порывов ветра, доносящихся из Мира Воплощений. Губы шептали: «Ванда». Глаза видели в Верхнем Небе крест, крест на солнце, крест из солнечного света.
Боги с восхищением смотрели на брата, а тот с восхищением – на крест, как будто искал на нем Ванду Колодзей, но ее там не было, и Вир шел дальше.
Обойдя Долину, Вир направился к Храму. На подступах не-Бог услышал сильный удар и звон стекла – окно первого этажа здания треснуло, и осколки разлетелись в разные стороны.
Часы на Башне Храма Совета Воплощений показывали 0 часов, 0 минут, 0 секунд нулевого года, месяца и дня.
Вир вошел в Храм…
Пирамида. Я влетаю в нее через вершину. Спуск быстрый, без преград, по узкому туннелю. Темно. Я лечу на свет и знаю, что он (свет) в точке пересечения всех линий, всех миров, всех жизней. Резко останавливаюсь. Комната с множеством открытых дверей, бело-голубой свет льется водопадом сверху в ее центр. Свет живой, словно прозрачная вода. Я дотрагиваюсь до водопада – руки проходят сквозь воду, душа наполняется величием и всеобъемлющей радостью. Из бело-голубого света на меня смотрят глаза, и вот я уже вижу лицо, шею, руки, тело. Прекрасная Богиня стоит в потоках свето-воды и пронзает взглядом пространство комнаты. Я узнаю в ней себя. Это я! Я дотрагиваюсь до своего лица, поворачиваю голову на бок и протягиваю руки. Богиня в точности повторяет все движения. Это мое отражение? Внутренний голос говорит, что нет. Она совершенна! Я совершенна! Я в ней? Я здесь, в комнате, в пирамиде, я вижу ее!
- Стань на колени, поклонись мне, - я слышу голос Богини.
На колени? Я говорю себе стать на колени? Никогда! Это не я!
- Это не я! – крик вырывается из моей души.
Образ Богини растворяется в бело-голубом свете. Свет бледнеет, становится похожим на туман и рассеивается.
Я быстро ищу выход. Первая дверь, коридор, темный и узкий, - тупик. Вторая дверь, коридор, темный и узкий, - тупик. Третья дверь, коридор, темный и узкий, - тупик. Нет выхода? Неправда! Выход всегда есть. Выход там, где вход. Я смотрю вверх и вижу, как светятся звезды на ночном небе. Маленькое окошко на вершине пирамиды. Я взлетаю…
Ванда открыла глаза. Нет, это был не сон. Электронные часы на правой руке показывали 0 часов, 0 минут, 0 секунд нулевого года, месяца и дня…
«Почему в Храме темно? В Храме, полном света Богов?» - спрашивает себя Вир, но отвечать некогда. Холодная вода поднимается к ногам все выше и выше. Тьма сжимает со всех сторон. Животный страх наполняет душу: в кромешной тьме кто-то есть, и этот кто-то обязательно нападет. Вир ожидает удара со всех сторон, словно невидимый враг специально выжидает удобный момент, чтобы застать врасплох.
- Тьма полна сюрпризов, - Вир пытается успокоить себя неуместной шуткой, но ничего не выходит.
Вода прибывает. Вир идет по колено в морской воде. Черные стены. Он ощупывает их руками и так продвигается вперед. Вперед ли? Виру кажется, что он движется по кругу. Тьма не пропускает ни звука, даже стук собственного сердца не слышен, боль в висках пульсирует бесшумно.
Вода прибывает. По пояс в воде Вир идет и ощущает, как бездна, неизвестная, неразгаданная, открывает перед ним пасть. Один неверный шаг – и ты там.
- Нет, нет, я не один. Вот стоит Глория и зовет за собой. Глория, я здесь. Помоги мне!
Вир ускоряет шаг. Бушующие воды океана, черные стены.
- Нет, нет, я не один. Иларий, мой друг, ты где? Помоги мне!
Вир рассекает воду руками, но она все прибывает и прибывает, как будто ее источник в глубинах души и памяти. Черные стены. Тишина.
- Вир! Помоги! – захлебываясь, кричит не-Бог, и его крик тонет во тьме, тонет и он сам.
- Ты не один. Корона! – слышит он голос и видит Вира, настоящего Вира. Тот снимает с его головы корону и протягивает ему. Светлые алмазы вспыхивают в темноте ярким светом.
- Вир, почему ты снял корону? Что случилось? – спросил Иларий.
- Человек умер, - ответил Вир и увидел свое отражение в каждом алмазе на короне. – Я не человек…
- Двойник стал бессмертным? – в разговор вмешалась Глория, внезапно появившаяся в Храме Совета Воплощений.
- Я последовал твоему совету: убрал из сознания понятие смерти. Для этого пришлось изменить и сознание, - ответил Вир.
- Ты способный ученик! Правда, Иларий? – в гневе спросила Глория. – Но ты не Вир. Верни мне его! Отправляйся в свой Мир, в Пустоту, в Бездну, куда пожелаешь, но верни мне его!
- Боюсь, Глория, что это уже невозможно, - сказал Иларий (слова прозвучали как приговор), а потом добавил: - Перед нами новое существо, а обмен произошел не с ним!
- Не хочешь ли ты сказать, что человек стал Богом?
- Нет, человеком и Богом надо родиться.
- Вир, не-Бог, жил среди нас, а потом ушел в Мир Воплощений. Значит, и этот сможет уйти.
- Дорогой Вира, Глория? Теперь он должен создать себе двойника, как это сделал Вир, и поменяться с ним местами. Только так и не иначе.
- Не иначе? Отдай корону, она не твоя! – Глория выхватила у Вира корону.
- Верни ему корону. Она ждала его!
- Мне короновать? Короновать его? Не бывать этому!
Глория бросила на пол корону, выхватила из-за спины меч. Вир видел, как меч, рассекая воздух, приближался к нему.
«Да будет так», - решил Вир.
Иларий бросился на защиту Вира. Занесенный над головой меч оказался в руках архивариуса, но лезвие все же дотронулось до тела Вира, зацепив кожу на шее. Выступила кровь. Меч был в крови!
- Предсказание сбылось, Иларий? – спросил Вир.
Иларий не ответил. Он подобрал с пола корону и надел ее на голову Вира.
- Возьми меч, на нем твоя кровь. Теперь он по праву твой. Иди, Вир, иди. Боги ждут тебя!
Разорвав плащ, Вир обмотал куском ткани шею и направился к выходу. У двери оглянулся – по лицу Глории катились слезы, Иларий достал из сумки книгу и открыл ее наугад.
Когда Вир переступил порог Храма, в Долине хлынул дождь. Он лил одной сплошной стеной, соединяя Верхнее и Нижнее Небеса. Капли ударялись о поверхность воды и брызгами разлетались в разные стороны. Вир шел по воде. Под ногами, над головой была жизнь. Жизнь в каждой капле дождя! В океане жизни шел счастливый Вир и улыбался. Рука крепко сжимала меч…
«Темные алмазы наполнят бесстрашием душу и укрепят тело, светлые – освободят разум. Коронованный сотворит Новый Мир, Боги заселят его, но перед этим Старый Мир изменит свой облик. Первый знак – сильный дождь, льющий ровно сутки, и радуга, доходящая до границы Верхнего Неба», - прочитал вслух Иларий и закрыл книгу.
- Глория, я не узнаю тебя. Зачем ты подняла меч на Вира? Неужели любовь ослепила тебя?
- Иларий, тебе не понять меня, ты никогда не любил.
- Не любил? Любовь – это естественное состояние для Бога. Вот только у каждого Бога она своя. Я люблю Мир, и ради него я спас тебя от непоправимой ошибки, я спас Мир от катастрофы. Ты хочешь, чтобы Твердыни рухнули? Ты хочешь быть изгнанной в Мир Воплощений?
- Да, Иларий, там у меня появится шанс встретить его.
- Опомнись, Глория. Ты уверена, что Вир там остался прежним? Ты уверена, что он все еще любит и помнит тебя?
- Что ты мне предлагаешь?
- Прими нового Вира. Забудь о прежнем. Боги поймут тебя.
- А если он вернется?
- Куда? В его теле – бессмертный. Да и ты сама, Глория, не примешь его. Боги не примут его. Корона на голове нового Вира.
- Возможно, ты и прав.
- Я всегда прав. В Долине идет дождь. «Первый знак – сильный дождь, льющий ровно сутки, и радуга, доходящая до границы Верхнего Неба». Пойдем, Глория, посмотрим на радугу Вира.
- А как же ты, Иларий?
- А что я? Я люблю Мир. Мое время еще не пришло…
Ванда заболела. Тело не подчинялось ей. Оно не успевало реагировать на внутренние изменения. Болели ноги. Колодзей вспомнила свои первые ощущения в момент перехода в Мир Воплощений - первые шаги были мучительны: не-Богу казалось, что он проходит сквозь толщи воды, давящей на него со всех сторон. Потом давление воздуха перестало беспокоить, но тяжесть и тупая боль в ногах не утихали и не собирались утихать, как будто претендовали на роль спутников в новом и опасном путешествии. Именно с этой болью Ванда жила последние две недели, словно кто-то приковал ее ногами к земле, чтобы она не взлетела, чтобы была еще здесь, в мире людей. Наводя порядок в квартире, разбирая старые записи, она нашла листки, исписанные рукой настоящей Ванды Колодзей. Мелким почерком в каждой клеточке художница писала о белой моли, пожирающей Твердыни Богов, о Книге Желаний в Театре Жизни и о приходе Ребенка, меняющего ход всей пьесы. Небольшие символические рассказы не оставили равнодушной новую Ванду.
«Мы говорим на одном языке, языке символов. Ванда действительно была моим творением. Как она там? Человеку быть Богом куда как тяжелее, чем Богу – человеком. Ее уже должен был признать Мир Богов, иначе… Я не могу ей помочь. Бог умер. Кто я? Не знаю, у Пустоты нет имени. Знаю одно: свое Дерево Жизни я «посажу» здесь. Для этого мне не стоит возвращаться в Мир, мне не нужна Золотая Сфера, она меня не отражает, не видит, а я – ее. Дерево будет иным. Пришло мое время», - решила для себя Колодзей.
«Началась новая жизнь, с чистого листа, и в ней нет места для прошлого, нет места для будущего. Бесконечно долгая дорога, а ты на ней – архитектор, создающий чертежи своей Вселенной. Что ты построишь – зависит только от тебя. И пусть Галактики и их звезды здесь не видны, но они светят, они реальней, чем эта реальность, созданная в умах Богов и воплощенная руками людей. Иларий когда-то говорил, что в Новой Пустоте обязательно рождаются Новые Боги. В моей Пустоте их не будет».
Боль, приковав ноги к земле, отрезала от земли разум. За две недели Ванда перечеркнула все прошлое: книгу, картины, театр, любовь и жизнь – и засела за новые полотна. Они должны были стать маленькими кирпичиками ее нового дома…
Дождь прекратился. Золотая Сфера, омытая живой водой, казалась еще более золотой. Вир шел по дороге, устланной лепестками белых роз, шел к Золотой Сфере. Боги с нетерпением ожидали от него не слов, а реального действия, посвященного им и всему Миру. Боги не знали, что это будет за поступок, не знал и сам Вир. Нижнее Небо волной ударилось о ступени Храма и утихло. Не-Бог посмотрел в Верхнее Небо и увидел там глаза Вира.
«Как он там, на земле? Богу в человеческом теле куда как тяжелее, чем человеку – в теле Бога. Я не могу больше принять его помощь. Человек умер. Кто я? Не знаю, но я буду воплощать здесь. Я вижу Золотую Сферу, я отражаюсь в ней, я овладею ее энергией. Пришло мое время».
Золотая Сфера, сделав полный оборот, выпустила четыре луча. Вир направил два луча в Верхнее Небо, два – в Нижнее Небо. Над ультрамариновым океаном появилась радуга, яркая, живая, прозрачная. Состояла она из тонких мыслей Вира, его душевных переживаний и зарождающейся любви к своему творению. Радуга стала расти. Вот она уже поднялась до Золотой Сферы, еще несколько мгновений – и мост из фантастических картинок реальной жизни достиг границы Верхнего Неба. И тут из него вылетели белые птицы, они покружились над радугой и, сделав последний круг, влетели в Нижнее Небо, оставив вместо себя белое перышко. Оно, словно маленькая лодочка, поплыло по радуге и исчезло в ее свете. Боги стояли затаив дыхание.
«Он сделал то, что обещал Вир», - слеза радости покатилась по счастливому лицу Глории…
Первым образом, появившимся из-под кисти художницы, была радуга, и появилась она на свет в Старом замке. Целый день Ванда работала над полотном, радуга менялась на глазах неоднократно: эмоции переходили в мысли, мысли – в чистые образы. Колодзей вспомнила свою радугу в Мире Богов, в памяти это творение еще существовала. Вместе с радугой ожили и глаза маленькой девочки, полные любви и восторга. Тогда Ванда поняла, что она напишет радугу глазами ребенка. Образ обрел окончательную форму, когда художница ощутила свое отсутствие у картины и доверила руку свободе. Радуга родилась в лучах заката. Когда Ванда нанесла последний мазок синей краски и вытерла кисти, она уловила на себе чей-то пристальный взгляд. Посмотрела по сторонам – никого, но ощущение не исчезало.
- Кто здесь? – громко спросила она.
Тишина. Только слышно, как гудит ветер в развалинах замка.
- Кто здесь? – повторила вопрос Ванда.
Из-за стены появилась фигура Гостека.
- Ты стал привидением этого замка? – засмеялась Ванда.
- Я стал привидением своей жизни, - ответил Гостек.
- У тебя жена, ребенок, о каком привидении ты говоришь? Я не поверю, что ты все еще любишь меня. Посмотри на картину. Что скажешь?
- Я всегда восхищался твоими полотнами, и эта не исключение. Почему радуга?
- После потопа Бог людям подал знак прощения – радугу. Гостек, а где твоя скрипка?
- Со мной. Ты хочешь услышать ее голос?
Ванда кивнула головой.
Скрипка заиграла протяжно, с надрывом. Гостек натянул струны своей души и именно по ним водил смычком. Ванда слышала то печаль, то борьбу, но одна нота звучала особенно – нота боли.
- Как много в тебе боли, - тихо произнесла Ванда.
Гостек играл. Боль нарастала. Она неслась лавиной и хотела проглотить Старый замок и свою причину – Ванду Колодзей. Скрипач резко оборвал музыку, бросил скрипку на землю, быстрым шагом подошел к художнице и поцеловал ее. Солнце садилось за горизонт, а Гостек все целовал Ванду и шептал ей самые нежные слова своей любви.
- Как же я люблю тебя, как же я люблю. Стоит мне только увидеть тебя, и я понимаю, что люблю тебя.
Ванда молчала.
- Что ты молчишь?
- Когда видишь… Не встречай меня, не смотри на меня. Я скоро уеду назад, в Варшаву.
- Но есть Старый замок и дорога к нему.
- Бесконечно долгая дорога, - прошептала Ванда.
Гостек обнял Ванду покрепче.
- Не надо, Гостек. Нельзя.
Ванда попыталась вырваться из объятий скрипача, но тот еще сильней прижал ее к себе и стал целовать губы, лицо, шею. Ванда рванулась во второй раз, хотела закричать, но не смогла: сильные руки Гостека сжали ей горло.
«Да будет так», - решила для себя Ванда.
Последний луч заходящего солнца скользнул по лицу художницы, Гостек увидел ее глаза и посмотрел в них.
- Это не ты, Ванда! Юный римский Бог!..
Ужас охватил душу Гостека, он разжал руки и с криком ненависти к себе пустился бежать по бесконечно долгой дороге. Радуга смотрела ему вслед.
Ванда дотронулась до шеи: кровь пульсировала по жилам. Уложив краски и забрав картину, Колодзей быстро зашагала прочь от Старого замка…
Варшава встретила Ванду светом фонарей. Колодзей любила вечернюю столицу: Суета приобретала иную окраску, можно было свободно думать и воплощать любые, самые дерзкие, образы. Ванда шла по улицам города и думала: «Это будет новый мир. Я найду свои формы, отличные от форм Мира Богов. Другая Вселенная, с другими звездами, другим солнцем. Ты уже существуешь – в моих мыслях, в моих глазах».
Из-под кисти художницы появились новые пирамиды, новые замки, новые города, новые планеты. Не каждый образ просился на полотно, не каждый образ Ванда выпускала на свободу из своего разума. Только тот, который становился «плоть от плоти», «кровь от крови» творца, она воплощала яркими красками. И (о чудо!) выпущенный образ, будучи картиной, вновь притягивался к автору, чтобы быть неразлучно связанным с ним, и возвращал ту часть жизни, которую творец без сожаления отдавал творению в момент его создания.
Четыре земных года из жизни Ванды Колодзей ушли на создание Дерева Жизни. Это были годы упорного труда и веры в то, что бесконечно долгая дорога, пролегающая через туманности души и лабиринты разума, приведет к желанному солнцу, в котором есть выход, есть старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами.
«Ты плывешь в океане своей жизни на плоту, без паруса. Жажда достигнуть заветной цели управляет крепко сплетенными между собой мыслями, силой ветра и течением воды. Корабли-миражи встают на твоем пути, нагруженные мечтами, славой и богатством. Корабли величественны и прекрасны, плывут они, как белые птицы, по безбрежному океану. Иногда хочется остановиться и смотреть на них, не отрывая глаз. Но это всего лишь желание, и оно мимолетно, как легкое дуновение ветерка в полный штиль. Чтобы не стоять на месте, ты создаешь сам себе ураган и вступаешь в борьбу со стихией, и эта борьба служит новым рывком в твоем движении. И в этой борьбе корабли-иллюзии терпят крушение, бесследно рушится и путь позади тебя. Нет дороги назад, впереди – солнце, и ты мчишься к нему еще быстрей, не замечая ни новых кораблей, ни буревестников. Приближаясь к солнцу, вначале ты думаешь, что сгоришь в его огне, но потом, ощутив себя огнем, понимаешь: в огне огонь сгореть не может. Огненный шар притягивает тебя, горит путь в океане. Ты плывешь в огне в центр шара и видишь, что солнца нет, что солнце – это ворота в Пустоту, Великую Пустоту», - записывала свое путешествие Ванда.
«Солнце – это Золотая Сфера! Я создала свою Золотую Сферу! Вир, иди в Золотую Сферу, не бойся, там твой выход. Слышишь ли ты меня?» - мысленно обращалась Колодзей к своему двойнику.
Из-под пера поэта вышла вторая книга и создавалась третья. Слова, записанные и произнесенные после распятия, приобретали иную ценность – они раскрывали суть нового Мира. Только перестав быть Богом, можно творить по-настоящему, не прикасаясь к своему творению руками и мыслями, творить, рождая из себя, рождая самого себя. Вторую книгу Ванда верстала и печатала сама просто потому, что она должна была существовать, не выполняя никакой другой функции при этом. Быть как пройденный путь. «Бесконечно долгая дорога» - ее имя. Дорога, освещаемая луной, навстречу солнцу. Эта книга – результат борьбы и работы.
«Какой борьбы? – писала Ванда. – Борьбы с собственной памятью. Какой работы? Вечной работы над собой».
Дух-воин, Дух-огонь стал героем книги.
«Пять экземпляров – численный предел для такой книги», - решил поэт.
Один экземпляр Ванда оставила себе, остальные четыре разлетелись быстрее молнии. Две книги попали в руки парням-студентам, которые видели в своем преподавателе не просто художника, поэта и философа, а нечто большее, чему не могли дать имени. Ванда сама не могла дать себе имя.
«Разве у Пустоты есть имя? Она существует без имени, у нее нет имени», - факт, который не оспаривал и сам поэт.
Студент Владек сочинял песни под гитару, он и пригласил Ванду на свой первый концерт.
Ванда пришла незадолго до начала выступления. Владек встретил ее и усадил на лучшее место – напротив себя. Комната студенческого общежития временно превратилась в концертный зал: ряды стульев, журнальный стол, на нем – гитара. Автор волновался и не потому, что сегодня его сольный дебют, а потому, что все песни он исполнит для нее, только она может решить их судьбу, а значит, и его судьбу. Творить ли ему дальше? Или это всего лишь игра?
Гитара пела, смеялась, рыдала. Владек вещал о вечной борьбе света и тьмы, о собственном выборе и о ночных кошмарах, подстерегающих разум на пути просветления.
Ванда слушала и улыбалась. Она видела в юной душе себя, себя до падения и распятия, одержимою жаждой выхода. На мгновение ей показалось, что никого в комнате нет, лишь она и этот маленький мальчик, протягивающий на ладонях свою судьбу и ожидающий приговора. Это была его первая настоящая радость, и Ванда радовалась, сорадовалась. Слова, вылетающие из детских уст, связывали их сердца одной нитью, и пока они (слова) свободно летали в пространстве, нить существовала и крепла. Когда расстояние между душами стало минимальным, улыбка исчезла с лица Колодзей: напротив ее сидел двойник. Двойник не того Вира, не-Бога из Мира Богов, а Вира, распятого в Мире Воплощений.
«Я создала двойника, будучи здесь? Невероятно, но он рядом, говорит моими словами, смотрит моими глазами и ждет, ждет крещения».
Ванда, не дожидаясь окончания концерта, мысленно собрала весь огонь в своей душе и направила его на «сцену» автору-исполнителю. Лицо Владека покраснело, голос задрожал. Нить оборвалась. Перед Учителем сидел счастливый ученик и знал, что в приговоре написано одно слово – Жизнь.
На следующий день в кафе за столиком сидели два парня и молодая женщина. Владек был окрылен своим счастьем, много говорил и жестикулировал. Когда же была выпита третья чашка кофе, Ванда неожиданно произнесла:
- Ты когда-то хотел вступить в мой Орден Огня? Я отдаю тебе Огонь. Бери. Впрочем, ты его уже вчера взял. Это огромная сила. Она может и разрушать, и созидать. Учись владеть Огнем сам. Хотя… ты можешь им и не пользоваться.
- Пришло время? Я достоин?
- Ты хотел его получить.
- Я думал, что когда-нибудь… А как же книги?
- Какие книги? Я отдала все. Ты напишешь их сам.
- Я уже не демон?
- Ты все еще демон, Владек. Вот только я уже не в Огне…
Вечером свобода напоила душу Ванды несказанной радостью: она вне Творящего Огня. Отказаться от творения в Мире Богов, а Огонь отдать в Мире Воплощений и для этого создать двойника…
«Все очень просто. Чаша пуста. Ты свободен, мой двойник. Ты уже не двойник! Я даю себе обет молчания».
Третья книга по имени «Пустота» так и не родилась в Мире Воплощений. Она была и не была. Она существовала в электронном варианте, и одного щелчка компьютерной мыши хватило бы, чтобы решить ее участь. «Пустота» оставалась в Пустоте. Ванда молчала. Звучала пустота своим чистым, как горный ручей, голосом. Сияла Пустота своим едва уловимым, но ослепительным светом…
Вир прошел через Жизнь. Четыре года в Мире Богов полностью изменили его. Коронованный (это новое имя дали Виру Боги и забыли старое) возглавлял Совет Воплощений. Все идеи и образы Богов проверялись теперь на их функциональность и стопроцентное практическое применение в Мире Воплощений. Время эстета и философа Вира ушло безвозвратно, наступила новая эпоха – Эпоха Коронованного, Эпоха Рационализма. Боги спускались со своих Твердынь уже не для общения, а для отчета в Совете Воплощений о проделанной образной работе, приносящей пользу всему Миру. Заслужить одобрение Коронованного – стало целью существования. Высшем же достижением всей жизни Бога считался образ, использованный не-Богом в создании Пустоты. Вир был одержим идеей строительства нового Дома для себя и Богов. Последние не называли его Домом, а Коронованный не называл его Пустотой.
В Долине перед Храмом Совета Воплощений не-Бог установил зеркало, Зеркало Мира. В нем отражались не только Боги, но и Золотая Сфера. Прежде, чем войти в Храм, Бог оставлял на его пороге свое отражение. Зеркало крепко держало его, пока Бог представлял Совету свое очередное творение. Уходя из Храма, Бог снова смотрелся в Зеркало, и отражение возвращалось к своему хозяину.
Вначале Боги с опаской приняли изобретение Коронованного, но потом заинтересовались и даже полюбили Зеркало во имя строительства нового Мира, новой Пустоты.
За четыре года рациональных воплощений Мир Богов достиг предела своего могущества. Твердыни гордо возвышались. Золотая Сфера, совершив полный оборот, утверждала приход нового дня.
Новый день настал.
- Ты сегодня сам не свой. Что случилось? – обратилась Глория к Виру.
- Не знаю, что со мной. Тревожно как-то, - Вир посмотрел на корону.
- Из-за нее? Она твоя. Никто, кроме тебя, не может пользоваться ей.
- Нет, дело не в короне.
- Тогда успокойся, на Совете ты должен быть уверенным и абсолютно бесстрастным.
- Ты права, Глория. Иларий говорил, что сегодня на Совете будут рассматриваться очень важные идеи для Дома и что одна идея будет лично его.
- Я буду тебя ждать на нашем мосту. Приходи поскорей. У меня тоже есть идея.
Вир набросил плащ, надел на голову корону. Потом странно заметался по комнате, как будто что-то искал. Глория хотела предложить ему помощь и сделала шаг навстречу. Вир пролетел, как стрела, но Богиня все же заметила в правой руке не-Бога меч…
В Центральном зале Храма Совета Воплощений царил мягкий свет. Он лился сквозь окно в стеклянной крыше, он проникал из всех открытых дверей, ведущих в зал и выходящих из него. В точке пересечения потоков света находился круглый стол. Двенадцать совершенно одинаковых стульев-тронов ожидали участников Совета для принятия и утверждения новых творений. Тринадцатый или нулевой трон возвышался над остальными, но стоял с ними рядом, в одном замкнутом кругу. Это было место для Коронованного. Первым всегда приходил Иларий, он проверял зал, стол, стулья и раскладывал предварительную информацию для каждого участника Совета – она светилась на прозрачном, невидимом экране и меняла свое изображение при едва уловимом движении мысли. Проверка перед началом Совета стала традицией в Мире Богов, и архивариус с гордостью выполнял ее.
Иларий эту традицию не нарушил и в этот раз, но когда он появился в Центральном зале, то обнаружил, что на троне уже восседает Вир и что-то очень быстро записывает.
- А, это ты, Иларий!
- Что ты здесь делаешь так рано? Коронованный должен появиться последним, как ему и подобает. Его должны ждать, а не он!
- Все условности выдуманы и глупы. Иларий, сегодня Совет ты проведешь без меня.
- Как же так, Вир? Именно сегодня мы завершим «крышу» нашего Дома, твоего Дома, и тебе даже не интересно?
- Интересно, но есть дела более важные
- Более важные? Ты шутишь? Целых четыре года было отдано на переустройство Старого Мира и создание Нового, четыре года Совет воплощал только те образы, которые наполняли твою Пустоту. И вот теперь, когда цель как никогда близка, ты своей выходкой открыто заявляешь о безразличии к общему делу, к своему делу.
- Ты серьезно так думаешь?
- Не хотелось бы, но…
- Послушай, Иларий, ты мой друг, ты спас мне жизнь, я тебе полностью доверяю и знаю, что ты примешь только те идеи, которые пойдут на благо Нового Мира, ты ведь так любишь Мир Богов. Поверь и мне: я не могу сегодня быть на Совете, не должен. Это не бегство. Вот возьми. Этот листок, не читая предварительно, ты пустишь по кругу в самом конце Совета. Каждый участник сам прочтет мою информацию, листок вернется к тебе, и ты последним прочтешь мою запись. Обещаешь?
- Обещаю, но, Вир, как же моя идея о сверхпотоках света и их концентрации в шары-кристаллы, подобные Золотой Сфере?
- Ты мне уже ее и изложил. Утверждаю. Ты как всегда гениален и прост.
- Что скажут братья, когда…
Сильный удар сотряс Долину. Волна из Нижнего Неба поднялась к ступеням Храма. В Верхнем Небе ветра смешались и ураганом пронеслись над Долиной. Иларий выскочил из Храма: на земле лежало Зеркало Мира темной стороной вверх.
- Вир, упало Зеркало!
Иларий влетел в Храм, но Вира там уже не было, зал был пуст.
Долго не думая, Иларий принялся за переустановку Зеркала Мира. Сделать это было нетрудно: Зеркало при падении не пострадало.
«Скоро Совет. Боги должны отразиться в Зеркале. Надо спешить».
Архивариус справился быстро и даже не заметил, что Зеркало установил неправильно, перевернув его, а когда увидел свою ошибку, исправлять было уже некогда…
- Братья, сегодня Совет мы проведем без Коронованного, но он мысленно с нами и передал для нас информацию. По его просьбе, о ней мы узнаем в самом конце нашей беседы. Что ж, приступим, - торжественно заявил Иларий.
Образы появлялись из потока света, льющегося из окна крыши в центр стола. Они приобретали видимые черты, когда приходящие на Совет Боги начинали говорить о своих идеях, и растворялись в свете, когда информация была исчерпана. Так в лучах света появилась машина с плоским экраном, посылающая сигналы на маленькие датчики-экраны и таким образом связывающая всех Богов, где бы они ни находились в Мире. Затем машина, концентрирующая поток мыслей и создающая из них зрительный образ-проект любого объекта Нового Мира. В числе предлагаемых совету образов были и шарики-кристаллы Илария, дающие возможность воплощать и без непосредственного участия Золотой Сферы, но заряжаемые от прикосновения к ней.
Когда все образы были рассмотрены. Совет замолчал, чтобы принять окончательное решение. В тишине раздался голос Илария:
- Что бы мы ни надумали, Коронованный примет наш выбор. А вот и послание от него.
Листок Вира переходил из рук в руки. Лица после прочтения бледнели и искажались. Боги в большом недоумении передавали листок по кругу. Послание довольно быстро вернулось к Иларию, и тот прочел:
«Коронованный – самозванец. Он не Вир. Он Двойник Вира, человек».
- Не может быть, но это его почерк, он и писал при мне.
- Он что написал сам на себя донос?
- Ты знал об этом, Иларий?
- Что нам делать, братья?
Боги вопросами перебивали друг друга. Иларий молчал. В его голове звучал один единственный вопрос: «Зачем он открыл себя?»
Звук от удара падения Зеркала, разлетевшегося в дребезги, остановил поток слов и мыслей Богов. Осколки ударная волна разбросала по Долине. Вырвавшиеся отражения метались в Долине возле Храма Совета Воплощений…
Вир сидел в Пустыне и поднимал в сжатой ладони песок, а он тонкими струйками сквозь пальцы возвращался на землю.
«Кто я? Коронованный? Возомнил и поверил. Чей Дом? Богов! Это не Пустота, это обман!»,
Вир поднял голову и посмотрел на небо: белое солнце слепило глаза и жаром палило тело. Человек снял обувь, затем одежду – пустыня сдавила его со всех сторон, огонь пробежал по телу и вырвался наружу. Крик о помощи утонул в море песка, так и не услышанный никем, даже самим не-Богом. В горле пересохло, губы потрескались. Жажда становилась невыносимой, состояние – полуобморочным.
«Вот он кто я – безжизненная пустыня. Ни капли воды, ни капли жизни. Дом… Где он? Где Дом? Среди людей его нет, среди Богов – тоже».
Солнце ударило в голову. Ноги стали тяжелыми и неподвижными. Мысли путались в голове и раскалывали ее на две части. Одна часть говорила: «Это твоя пустыня. Ты в ней – Бог». Вторая шептала: «Ты безвольное существо. Слабак. Игрушка в руках Богов».
Сколько длилась эта внутренняя борьба, Вир не знал, но диалог закончился, когда сквозь горячее марево пустыни человек увидел мираж. Белый дворец гордо возвышался над песком, ослепительно белый и легкий, как солнце пустыни, величественный и прекрасный, как давняя мечта. Вир реально ощутил, что шагает по дороге вдоль фонтанов и белоснежных скульптур полубогов-полуживотных к центральному входу. Двери нет. Дворец давно ждет своего архитектора. Вир даже слышит, как стучит его сердце – сердце Дома. Радость окрыляет человека, и он уже не идет, а бежит к своему счастью, боясь спугнуть его. За два шага до входа черные тени преграждают путь. Вир выхватывает меч и рубит им головы. Головы падают, но прилетают новые тени. И чем больше меч отсекает голов, тем больше теней слетается, и черная стена встает между творцом и его творением. Вир продолжает борьбу, уверенный в своей победе. Стена падает, но вместе с ней рушится и Дворец. И вот уже человек стоит на руинах Дома. Душа наполняется гневом. О, лучше бы она зарыдала, но слезы высыхают от пустынного зноя, так и не появившись.
Поднялась песчаная буря. Песок стал резать глаза. С каждым новым выдохом вдох было сделать все труднее и труднее. Вир сидел на бархане и жадно всматривался вдаль. В вихре песка он увидел, как вспыхивают и гаснут звезды, как вращаются планеты, как вращается Земля, как тьма проглатывает Землю, планеты, звезды и неудержимо притягивает и его самого. Во тьме – жуткий страх безвозвратности. Человек хватается за свои воспоминания, но ни картины, ни Гостек, ни корона, ни Глория не ослабевают это притяжение. Черная воронка расширяется, не-Бог летит в ее центр. «Вир!» - кричит душа, и человек в центре воронки видит улыбающееся лицо Вира.
Буря улеглась. Выглянуло солнце, оно садилось за горизонт, свет его был мягким и спокойным. Вир посмотрел на свои руки: правая крепко сжимала меч, а левая – калейдоскоп, детский калейдоскоп.
«Ищи старую, увитую плющом дверь, с железными, ржавыми засовами», - решил для себя Вир и уснул, не выпуская из рук ни меч, ни калейдоскоп.
Виру снился сон. Перевернутое Зеркало Мира разлетелось на осколки. Вырвавшиеся отражения метались в Долине возле Храма Совета Воплощений….
- Братья, мы должны вернуть наши отражения, - кричал Иларий, но его голос утонул в общем шуме.
Над Долиной пронеслась песчаная буря. Ветер пытался ворваться в Храм и песком засыпал все окна и двери, как будто кто-то не желал, чтобы отражения вернулись в Богов, и специально устроил ловушку. Песок, словно пыль, стоял в воздухе, резал глаза, дышать с каждой новой минутой становилось все труднее и труднее. Отрезанные стихией от Мира, Боги впервые задумались над своим бессмертием и осознали, что их отражения также бессмертны, а значит, могут натворить множество бед.
- Иларий, в твоем архиве есть план Храма. Вспоминай его, - сказал один из двенадцати Богов.
- Что тебя интересует в нем? – ответил архивариус.
- Есть ли в Храме точка его разрушения?
- Падет Храм – падет и Мир, ты прекрасно знаешь. Надо искать другой выход из сложившейся ситуации.
- Где он, твой выход? Двери и окна засыпаны песком, возможно, что и стены. Ветер гудит, буря еще не улеглась.
- Есть два выхода: первый – пройти под Храмом, через землю, второй – через Творящий Свет из верхнего окна. Он все еще льется, значит, окно свободно.
- Создать проход под Храмом – риск оказаться в Мире Воплощений, а Мир Воплощений – куда большая ловушка, чем наш Храм. Проходя через Творящий Свет, мы неизбежно изменимся и также рискуем, но рискуем попасть в Верхнее Небо, а Верхнее Небо – это абсолютная неизвестность для нас. Впрочем, ни один Бог еще там не был.
- Был Вир, но его с нами нет.
- Иларий, почему ты не сказал нам правду о двойнике? Почему ты допустил его коронацию?
- Вы бы все равно не поверили, в это трудно поверить: Вир пал, а вместо себя возвысил человека. Скажите, хоть один Бог совершил бы такое? Если, конечно, он не безумен. А меня вы все равно бы обвинили в сообщничестве и изгнали бы в пустыню.
- Теперь весь Мир стал пустыней.
- Братья, неужели Боги не заметят нашего исчезновения? – спросил один из участников Совета.
- Вместо нас – отражения. Пока Боги разберутся, Мир рухнет.
- За четыре года мы и так его разрушили. Вы и сами уже не те. Вы не Боги Эпохи Вира, вы Боги Эпохи Коронованного! Вы сами создавали новую Пустоту. Что не так? – резко произнес Иларий истину, о которой Боги и не хотели вспоминать.
- Но ведь и ты строил Дом!
- Да, строил! Да, знал! Да, короновал! «Коронованный сотворит Новый Мир, Боги заселят его, но перед этим Старый Мир изменит свой облик. Первый знак – сильный дождь, льющий ровно сутки, и радуга, доходящая до границы Верхнего Неба. Второй знак – песчаная буря. Двенадцать из тринадцати попадут в вечное заточение. Один из них пройдет через Творящий Свет», - цитировал по памяти Иларий. – Я архивариус и знаю, что записано – то воплощено.
- Вот ты и пойдешь. А мы пока поищем точку разрушения!
- Опомнитесь, не разрушайте Храм, - Иларий поспешил в Творящий Свет.
Архивариус отодвинул нулевой трон от стола. На троне лежала корона, корона Вира. Ничему не удивляясь, Иларий взял ее в руки, стал на трон, с трона поднялся на стол и уверенно ступил в Творящий Свет.
Боги наблюдали, как свет трансформировал тело Илария, как на лице их брата отразилась боль, о которой они только слышали, но никогда не испытывали, как на его голове появилась корона и как, став едва различимым, он вознесся вверх.
Ванда молчала. Рука иногда (по привычке!) хотела взять перо и прикоснуться им к чистому листу бумаги, чтобы оставить на нем след Пустоты.
«Следов много, и без меня. Пришло время их стирать», - говорил внутренний голос. Ванда откладывала в сторону блокнот и ручку. Все сказано, все записано, все воплощено – в этом она была абсолютно уверена.
«Я посадила Дерево Жизни, и оно выросло, с шапками-островами, могучим стволом, преходящим в звездный путь. Я сама и есть это Дерево, и проросла я в самой себе, - думала Ванда. – Я срываю плод с Дерева, держу его в руках, вижу его. Он концентрирует все мое внимание. Проявленная часть Пустоты в сознании замещает всю Пустоту. Я теперь хорошо понимаю Глорию и Гостека: объект любви загораживает собой саму любовь. Написанная строка в момент прочтения важнее целой книги. Хотя, может быть, я и писала книгу, чтобы найти эту строчку, это главное для себя слово, а скрипка Гостека пела о любви, чтобы прославить Ванду… Творение делает невидимым Творца! Творец по-настоящему свободен всегда: и до творения, и после – он невидим. Значит, я как Пустота невидима другой Пустотой и не вижу ее сама. Воплощенные, проявленные части Пустоты ее не видят, но Пустота их видит и держит, как плод, на своих руках. Да, все так, но в моих руках нет старой, увитой плющом двери, с железными, ржавыми засовами. Я ее не вижу. Где она?»
И Ванда действительно ее не видела. Перед глазами периодически возникал совсем другой образ. Он терзал ее душу тяжестью необъяснимой ностальгии, состраданием и жаждой помочь. Что же лишало Ванду покоя?
Пустыня. Желтый песок. В песке – лица. Из песка лица. Лица-маски. Совершенные лица, достойные быть лицами Богов. Их глаза закрыты. Вечное заточение, вечное бездействие… Сколько их? С каждым новым видением одной «маской» становится больше. Восемь, девять, десять, одиннадцать… Одиннадцать Богов в вечном ожидании, одиннадцать Богов смотрят на нее своими закрытыми песком глазами. И когда Ванда уже готова откликнуться на их молчаливый зов, тогда резкая, острая боль искажает лица, ветер проносится над ними, сметая песок, сметая и их самих. Пустыня. Белое солнце, слепящее глаза, выпаливающее жажду помощи и необъяснимую ностальгию.
Ванда молчала. Рука ее держала кисть. На полотне появилась пустыня. Белый всадник на солнечной колеснице пролетал над землей. Белые гривы лошадей трепал ветер. Колесница оставляла длинный узкий след, и он горел, горел белым огнем. За всадником пылала его дорога.
Академия искусств направила Ванду Колодзей в Прагу с выставкой ее работ и работ студентов. Среди полотен, воспевающих красоту Польши, гармонию мира и вечный поиск Творца, был и «Белый всадник». Он летел над Прагой, чтобы туда не вернуться. Никогда…
Творящий Свет возносил все выше и выше. Иларий уже ничего из того, что было и в чем он был уверен, не помнил и не знал. Невероятную легкость ощущало его тело, как в тот день, когда он впервые обрел видимые черты, отразившись в Золотой Сфере.
«Да, конечно, чтобы Творящий Свет возносил тебя, нужно быть легче его!»
Но не только тело и мысли изменились у Илария, изменилась и его неизменная любовь к Миру Богов. Свет проявлял все мысле-образы, все чувства, и они мгновенно менялись на глазах у Бога: приобретали иную окраску, иную форму, иной смысл. Желание владеть и управлять, используя мудрость тысячелетий, исчезло, жажду перемен и созидания утолил Творящий Свет, проникая в каждую клеточку души и тела, а главное – Иларий больше не стремился спасать Мир от разрушения, судьба Храма Совета Воплощений его не беспокоила. Теперь Бог любил Мир без стремлений и желаний, в полной свободе от него (Мира Богов).
В своем безмыслии Иларий достиг Верхнего Неба.
Океан дышал ровно и спокойно. Волны накатывались на берег. Верхнее Небо было темно-ультрамариновым. Да, да, темно-ультрамариновым!
«Странно, в Мире Богов мы видим его светло-голубым», - удивился Иларий и посмотрел под ноги: «земля» светилась, «земля» освещала Небо! Хотя «землей» этот светящийся берег назвать было нельзя. Бог ступил на него и пошел, скорее бесшумно полетел.
Глубокий покой. Тишина. Никого. Никого здесь нет. Молчаливые камни смотрят на Илария своим неподвижным взглядом. Бог приближается к одному из них. Камень излучает свет и молчит. Бог прикасается к нему. Пальцы ощущают слегка шероховатую поверхность. Тень… Чья-то тень на камне. Иларий оглядывается – никого. Поворачивает голову – тень на месте. Она существует, она на камне!
- Она не моя, - шепчет Бог. – Кто здесь?
Глубокий покой. Тишина. Никого.
- Вир! – Иларий рукой дотрагивается до тени…
Долина ровно и спокойно дышала. Золотая Сфера вращалась. Верхнее Небо было светло-голубым, Нижнее – ультрамариновым. Иларий держал в руках осколок Зеркала Мира. За спиной Бога стоял Храм Совета Воплощений и своим новым обликом напоминал огромную пирамиду.
Часы на городской ратуше пробили полдень. Смерть позвонила в свой маленький колокольчик, словно еще на один час отняла жизнь у всех пражцев и гостей города. Двенадцать апостолов появились и исчезли в окошках над часами, символизируя замкнутый круг времени. Вращались звезды, вращалось солнце, а земля оставалась неподвижной. На своем месте стояла и Прага.
Ванда шла по старой мостовой. Когда-то по этим камням ступала нога великих королей и реформаторов, героев и мучеников, алхимиков и лжепророков. Все они когда-то шли в Градчаны и оставляли на дороге следы, но толпы туристов их давно уже затоптали и превратили Прагу в мертвый город – город-музей. И Ванда шла в Градчаны и не потому, что хотела полюбоваться костелом святого Вита или Королевским дворцом, а потому, что идти нужно было старыми узкими улочками, улочками ремесленников и художников. Прага – это порог, порог Чехии, порог земли, ее порог, а за порогом должна быть дверь.
Невысокие домики, маленькие окошки, низкие двери. Магазинчики, частные лавочки, кафе, пивные бары и… туристы, туристы… Ванда пересчитала наличность:
- Да… Сегодня на пиве придется сэкономить.
Колодзей решила проверить, не завалялась ли мелочь (несколько лишних монет ей бы не помешали), но карманы были пустыми. Просматривая последнее денежное пристанище, Ванда и не заметила, как увлеклась этим бессмысленным занятием. Вывернув карман наизнанку, Колодзей подняла голову: о, Боже, прямо перед ее носом была старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами. На пороге сидел большой рыжий кот. Ванда ступила на порог, дверь была не заперта и легко открылась.
От пола до потолка – полки, на них – книги, много книг, старых, в кожаных переплетах, на разных языках.
- Вас какая книга интересует? Какой автор? – спросил продавец. – Я хозяин. Мое имя Богуш, я торговец старыми книгами. Все они подлинники, издавались при жизни авторов. Что Вам предложить?
- Мне нужен Майринк, Густав Майринк.
- У Вас неплохой вкус. Вот, пожалуйста, «Голем». К сожалению, других его книг у меня нет. Но здесь тоже Прага, и этот старый еврей, возомнивший себя Богом. Кстати, Вы были на его могиле?
- Нет, но думаю побывать. Сколько с меня? – Ванда выложила на стол все свои деньги. – Это все, что у меня есть. Мало?
- Что Вы, что Вы! Двадцатый век не такая уже и древность. Вполне достаточно.
Колодзей забрала книгу и направилась к выходу.
- Будете в Праге, заходите еще, - услышала она голос за своей спиной.
Дверь за ней закрылась, старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами.
- Лжедверь, лжепорог, - откровение озарило разум, и художница зашагала прочь от двери, прочь от Градчан.
Весь оставшийся день она была в своем номере в гостинице, читала Майринка. Когда наступил вечер, Колодзей уже стояла на Карловом мосту. Каменные короли смотрели на нее со всех сторон своим молчаливым взглядом. Влтава спокойно и размеренно несла свои воды. Солнце садилось за горизонт. Одна из башен стобашенного города гордо возвышалась на фоне заката, как будто она и не башня вовсе, а Твердыня, Твердыня Бога.
- Прощай, Прага! Прощай, несуществующий порог! – тихо, но гордо произнесла Ванда.
Колодзей достала из сумочки «Голема» и бросила в реку. Влтава быстро поглотила книгу, затем подняла ее на поверхность и понесла вниз, по течению….
Белое солнце село за горизонт.
«Белый всадник» пролетел над Прагой, чтобы сюда не вернуться. Никогда…
Виру снился сон: песчаная буря отрезала Храм от Мира. Боги оказались в ловушке, Боги оказались во тьме. Творящий Свет вознес Илария и больше не освещал Центральный зал: верхнее окно засыпал песок.
- Точка разрушения! Братья, мы ищем точку разрушения! – кричал один из одиннадцати Богов, стараясь перекричать стук собственного сердца.
Боги исследовали каждый сантиметр Храма: нажимали, стучали, ударяли, но все было бесполезно – Храм стоял нерушимо. В жертву поиска были принесены стулья-троны – Боги разбивали их о стены, которые даже не содрогнулись при этом.
После двухчасовых бессмысленных попыток вырваться на свободу Боги осознали, что осталось два выхода: или сидеть и ждать помощи, или уходить через Нижнее Небо, прорыв проход под Храмом. Вот тут и произошел раскол: первая половина Богов была готова рискнуть своим положением, вторая – ожидать, хоть и целую вечность.
Чтобы прийти к единому мнению, Боги решили тянуть жребий: какое действие окажется последним, так они и поступят. Десять меток со словами «Нижнее Небо» и «Ожидание» лежали на столе, одиннадцатая осталась пустой, резервной. Это была метка судьбы, метка Великой Пустоты, ее невидимый голос. Боги поочередно тянули метки: «Ожидание» - «Нижнее Небо», «Нижнее Небо» - «Ожидание». Пустая метка все еще лежала на столе, как будто давала шанс подумать и открыть ловушку. Когда на столе остались две метки (одна была пустой), один из Богов предположил:
- Братья, а что если все это: и песок, и ловушка, и жребий – только плод нашего сознания? Что если в каждом из нас существует своя точка разрушения, а единой точки нет?
- Тогда почему мы все слышим, как гудит ветер, мы все ощущаем, как песок режет глаза?
- Боги, ведь это сама Великая Пустота смеется над нами! Вспомните: Вира нет, Вир – двойник. Нет Новой Пустоты! Новой Эпохой мы разрушали Мир. Разве Мир можно разрушить? Мы можем разрушить только свои Твердыни! В них – точка разрушения! Так пусть они рухнут, раз и навсегда!
Виру снился сон: рушились Твердыни, одна за другой, стремительно, безвозвратно. Мир сотрясался от каждого удара. Волны Нижнего Неба поднимались до Верхнего, а облака Верхнего Неба опускались до глубин Нижнего. Золотая Сфера вращалась, но вращалась неравномерно, то замедляя, то ускоряя темп. Камни рухнувших Твердынь дробились на глазах, превращались в песок и пылью оседали в Долине.
Боги стояли возле Храма, похожего своим новым обликом на огромную пирамиду. Иларий собирал в Долине осколки Зеркала Мира и не обращал внимания на Храм, Богов и новое вращение Золотой Сферы. Он не видел, как Сфера выпустила в Мир луч и им же, словно молнией, поразила себя. Сильный толчок изменил ее вращение. Поменяв направление своего движения, Сфера преобразилась: выпустив одновременно тысячи лучей, вместе с ними она отдала и все «золото», сконцентрированное в ней, и на глазах у Богов светлела. Затаив дыхание, Боги наблюдали это быстрое превращение – Желтая Сфера, Белая Сфера, Прозрачная Сфера, как алмаз, с ровными гранями, отливающими всеми цветами, существующими в Мире Богов. Сфера «окаменела», вобрав в себя всю пыль исчезнувших Твердынь, став новой Твердыней – Светлой, Алмазной. Храм-Пирамида отразился в ней и потемнел – черный алмаз возвышался над Долиной. Боги увидели свое отражение в Алмазной Сфере и удивились: на голове Илария была корона, корона Вира! Архивариус же, подобрав последний осколок, уверенной походкой направился к Пирамиде. Перед входом в нее он разложил все осколки на свои места, они соединились, образовав новое Зеркало. Иларий поднял его и установил перед дверью…
Перед старой, увитой плющом дверью, с железными, ржавыми засовами. Да, да, перед старой, увитой плющом дверью. Вир это видел отчетливо и уже не понимал, то ли это сон, то ли явь. Пальцы нащупали ржавые железные засовы. Дверь открылась…
Ослепительная, яркая радуга смотрела из нового Мира в пустыню, а на вершине ее сиял ключ. Вир видел каждый завиток на нем, каждый изгиб. Мастер выковал его, настоящий Мастер! Вир точно знал: это был ключ, открывающий любую дверь. Это был ключ от всех дверей! Это был ключ от старой, увитой плющом двери, с железными, ржавыми засовами! Рука потянулась за ключом…
- Вир, очнись. Твердыни рухнули! Мир изменился! – Глория схватила не-Бога за руку и вытащила из-под развалин его Твердыни.
Вир открыл глаза. Сон был реальней реальности – реальность же показалась ему сном. Пальцы сжимали не ключ, а руку Глории, слепила глаза не радуга, а Алмазная Сфера, над Долиной возвышалась Черная Пирамида.
- Глория, в Храме Боги. Им нужна помощь!
- Тебе не до них. Надо бежать. Боги знают, кто ты!
- Куда? Куда, Глория? Ведь ты нашла меня в моей пустыне!
- Я это я. Бежим на Мост, наш Мост. Необходимо выиграть время.
В иной реальности был Мост – в их сердцах был Мост. Ни о чем не думая, они сделали шаг…
- Зачем? Зачем ты сказал им правду?
- Я не мог больше врать.
- Кому? Им? Они прекрасно жили твоим обманом и даже строили Новый Мир!
- Себе! И это был не настоящий Мир! Рано или поздно он бы все равно рухнул!
- Ничего, к этому времени мы бы придумали новый.
- Это говоришь ты, Глория? Та, которая любит Вира, настоящего Вира?
- Я люблю тебя. И мне все равно, кто ты. Ты часть его! Я принимаю его любого!
- Я хотел им стать! Я искренне этого хотел!
- Не стоит. Будь собой! Иначе…
- Что иначе?
- Иначе ты тоже уйдешь, как он…
Вир посмотрел под ноги.
- Красивый Мост, но не стоять же на нем всю жизнь!
- Мы бессмертны, ты забыл, хотя… ты прав. Стоять вечность – это многовато. Смотри!
Глория повернула голову направо – Боги толпились в Долине возле Черной Пирамиды, Алмазная Сфера вращалась против часовой стрелки. Вир посмотрел налево – Храм Совета Воплощений стоял на прежнем месте, Золотая Сфера совершала свой обычный оборот.
- Глория, ты соединила времена?
- Да. Один шаг – и мы в Старом Мире. Ты по-прежнему возглавляешь Совет. Ты для них – Коронованный, ты Вир!
- В чем смысл возврата?
- Мы не будем строить Новый Мир. Мы исправим свои ошибки. Твердыни не рухнут. Боги останутся прежними, неизменно-прежними.
- А если я выберу правую сторону?
- Ты там – человек. И будешь изгнан. Вир, подумай, я люблю тебя.
Под Мостом океан играл своими волнами. Бездонный, ультрамариновый океан!
«Там ключ! Там дверь!» - подумал Вир и сделал шаг направо…
Дверь Черной Пирамиды открылась. На пороге показалось одиннадцать Богов.
- Братья, мы на свободе! Иларий освободил нас!..
Прошло три года
Пустота завершена. Пустота воплощена. Ванда держала ее в руке, Ванда-звезда, а второй рукой водила смычком – Пустота звучала, и в звуке рождалась первая ее форма – цветок лотоса. Звездой изобразила себя Ванда условно, хотя этот автопортрет художнице действительно нравился. С зеркала же на нее смотрел Вир, его взгляд появлялся все чаще и чаще. Это означало, что тело двойника уже не могло скрыть того, кто в нем был, а ты сам волей-неволей менял его под себя. Колодзей знала, что вскоре проявится ее истинное лицо и останется таким навсегда, и радовалась, когда ее не узнавали старые знакомые и друзья. Даже тело двойника ощущало ее внутреннюю силу и стремление к свободе.
Пустота воплощена, но дверь не открыта, и где ее искать, Ванда не знала. Вот тогда ей и открылась третья дорога. Ванда писала:
«Первая дорога – это дорога Всеобщей Пустоты. На ней ты рождаешься и неважно кем – человеком или Богом. По ней ты идешь и изучаешь ее досконально. Пытаешься творить на ней, только пытаешься, хотя тебе кажется, что ты творишь, на самом же деле творит Пустота, но твоими руками. Если останешься на этой дороге, тебя ждет слава, ибо ты славишь Пустоту, тебя ждет богатство, ибо ты обогащаешь Пустоту новыми образами. Первая дорога – это предел для Бога и человека.
Вторая дорога – это дорога твоей Пустоты. Попадешь ты на нее, когда откажешься от первой дороги, а значит, пройдешь через собственное распятие. На этой дороге ты по-настоящему творишь. Творишь сам, своими руками. Ты здесь есть Великий Зодчий, ибо «строишь» свою Пустоту, «населяешь» ее своими образами. Вторая дорога – дорога бунтарей-одиночек, вероотступников и Мессий. Кто-то высаживает на ней райский сад, кто-то выжигает огнем и идет через тьму души к свету разума. На этой дороге нет славы и богатства – вся слава и богатство внутри тебя, в твоей Пустоте, которой ты становишься и которую в себе вмещаешь. Вторая дорога – это предел для Творца, владеющего разрушением и созиданием, соединяющего их в себе.
Третья дорога – это дорога между первой и второй, между Всеобщей Пустотой и твоей Пустотой, дорога Абсолютной Свободы. Станешь ты на нее не раньше, чем пройдешь первые две. Раньше ты не постигнешь Свободы. Третья дорога как Мост между первой и второй. Ты идешь по ней условно вперед, а Мост остается, ты стоишь на нем и можешь всегда сделать шаг в любую сторону, но не делаешь и идешь дальше, до следующей развилки. Оглянешься назад, а дороги нет, Моста позади нет – есть только тот Мост, на котором ты стоишь, да едва уловимые очертания новой развилки. Ты вроде даже идешь и не идешь по третьей дороге, а видишь ее со стороны, смотришь на нее сверху. Куда ведет она, ты не знаешь. Бесконечна она? Возможно, а возможно, и у нее есть предел, предел беспредельного тебя».
Третья дорога Ванды Колодзей появилась из райского сада. Заказ на него был отменен, и художница закрасила полотно лилово-фиолетовой краской, а дорога к райскому дереву превратилась в беспредметный путь с островами-дорогами по обе стороны. Новый этап – остановка – острова-дороги. Следующий этап – остановка – острова-дороги. Третья дорога уходила «вглубь» картины, не достигая конца. Над дорогой неожиданно для самой художницы появились два едва различимых образа. Похожие на два крылатых создания, они созерцали третий путь, возвышаясь над ним. Колодзей узнала их – это были настоящие Вир и Ванда.
«Как там мой ненастоящий Вир?» - подумала ненастоящая Ванда…
Вир сидел на камнях и слушал шум прибоя. Вот уже три года, как он не покидал развалин своей Твердыни, от остальных не осталось не следа ни в Мире, ни в памяти Богов. Вир был изгнан и с радостью принял это изгнание. Он строил свой Дом, невидимый для других, но видимый им.
«Я вижу его – его увидит и Вир. Я строю Дом для него, я строю Дом для нас», - решил не-Бог и повернул калейдоскоп, изменив в нем картинку.
- Вир, хватит мечтать! – сказала Глория, ступив на камни. – Иларий хочет видеть тебя.
- Пусть придет сам. Я занят.
- Чем же? Не собственной ли ленью?
- Строительством…
- Строительством? На развалинах? Ты меня рассмешил!
- Что ему нужно? Корона у него! Он возглавляет Совет! Мир – в его руках!
- Он говорит о каком-то третьем знаке.
- Первый знак, второй, вот теперь третий – все это его выдумки, он сам сочиняет эту легенду.
- Не знаю, не знаю… Иларий говорит о ключе и о старой, увитой плющом двери…
- О ключе? Я уже в пути, Глория.
Вир отбросил в сторону калейдоскоп и стрелой помчался в Долину, к Черной Пирамиде.
- Мне нужен меч, отдай его мне, - заявил Иларий, стоя на пороге Пирамиды.
- Ты не пропустишь меня в Храм? – спросил Вир.
- Нет. Ты не отражаешься в новом зеркале, тебе нет места в Пирамиде.
- Я отдам меч, если скажешь, где ключ?
- Я могу забрать его у тебя силой.
- Попробуй. Он попал в безвременье, он на Мосту. Найди его сам.
- Ты мне в этом и поможешь.
Иларий набросил на Вира сеть. Вир «окаменел».
Жара сковала столицу. Каждый новый день в точности повторял предыдущий. Неподвижный горячий воздух. Палящее солнце. Ванда просыпалась рано, хотя в эти душные ночи нельзя было сказать, что она спала, и бралась за кисти. Работа продвигалась медленно, в полдень, когда жара становилась невыносимой, художница слегка нервничала, так как полотна быстро сохли, а писать их было крайне тяжело, да еще подгоняло время: новая выставка назначена на октябрь, а половина работы еще впереди. Сегодня на нее смотрело черное солнце, поражающее лучом фигуру на шахматной доске – белый король падал на глазах у черной королевы, падала и его корона. Солнце наблюдало за ходом собственной игры и улыбалось внутренней улыбкой, как Будда в непальской ступе. Ванда смотрела на черное солнце, долго смотрела – воспоминания яркими картинками всплывали в сознании и крепко держали ее душу…
Карлов мост позади. Она шла на вокзал. Ноги словно налились свинцом и не слушались ее. Ванда переставляла их медленно, шаг за шагом. Рюкзак казался таким тяжелым, что давил на плечи, сгибая их к земле.
- Оглянись, - говорил ей город.
- Остановись, - шептала ей Прага.
Ванда шла, шла на вокзал.
«Я буду там, даже если мне придется ползти». И Ванда «доползла». На перроне перед отходом поезда, сидя в вагоне, она услышала сильный взрыв. Рабочие, проводя ремонтные работы, взорвали старое прочное покрытие. Поезд тронулся, из окна на уходящую Прагу смотрела Ванда и улыбалась…
Черное солнце улыбалось и играло своими лучами…
15 ноября Ванда Колодзей собрала все свои рукописи: и старые, и новые – положила в сумку, взяла спички и после обеда вышла из дома. День стоял теплый, но пасмурный. Берег Вислы и сама река готовились к зимнему сну: тишина царила вокруг. В этой осенней тишине Ванда слышала легкий треск огня – пылали рукописи, Колодзей подбрасывала в костер листок за листком, пока в огне не оказалось все: слова, мысли, образы – вся ее жизнь. Пламя навсегда забирало с собой и светящийся крест Вира, и сожженную на площади душу Ванды Колодзей, и вечно горящую книгу Единой Судьбы. Огонь глядел в глаза художницы и искал в них милосердия и защиты, но Ванда была непреклонна: внутри себя она уже давно сожгла все рукописи, а вместе с ними – и себя, прежнюю, «до» и «после».
«Нет ничего прекрасней и трогательней момента, когда автор сжигает свои рукописи. Рукописи не горят? Неправда. Горят, еще как горят! Одним росчерком спички! Из огня их уже не извлечь! Это все равно, что вернуть и прежнюю жизнь, и себя прежнего. Невозможно. И не нужно».
Строчки лизало пламя. Рукописи сгорали быстро. Вместо них появились три розы, одна за другой. Розы из пепла. Задержавшись в этом мире на несколько мгновений, они соприкоснулись с ветром, и тот поднял их над землей и унес в иное измерение, откуда розы и появились…
Черное солнце смотрело на Ванду закрытыми глазами и улыбалось. Оно поглотило все, даже последние воспоминания своего создателя, своего Творца.
Жара сковала столицу. Варшава «окаменела». Ванда Колодзей «окаменела», превратившись в неподвижного Будду…
- Ты не был на Совете, Вир. Позволь мне продемонстрировать одно из изобретений Богов, предложенное для Нового Мира и принятое тобой на веру. Проверку машины я проведу на тебе.
- Каким образом? Я в твоих сетях, я неподвижен.
- Тем лучше, ничто не будет отвлекать тебя, так как этот аппарат концентрирует поток мыслей и создает из них зрительный образ-проект. Я проникну в твое сознание и найду меч.
- Зачем столько усилий ради одного предмета? Скажи, Иларий, ведь легенда о том, как человек изменит Мир Богов, написана тобой? Я прав?
- Отчасти. Все могло быть именно так, но мой замысел изменил Вир, тот Вир, в теле которого ты находишься. Он все еще здесь, в Мире Воплощений, и я не знаю, что от него можно ожидать.
- Так тебе нужен Вир? И ты думаешь найти его в моем сознании? Я ведь его даже не видел, мы прошли друг друга насквозь. Его кристалл рухнул, от него ничего не осталось!
- Ты ошибаешься. Часть его жизни в Сфере, часть его жизни в тебе. Он держал в руках меч!
- Ты сам ему его и отдал.
- Да. Да! Но это был предмет, способный «отсечь» его от Мира, предмет-символ, декорация для пьесы.
- Тогда что изменилось? Пьеса не сыграна? Зачем тебе меч? Его оставил Вир мне. Меч уже был в твоих руках, ты отдал его дважды…
- Ты в самом деле ничего не понимаешь?
- Что я должен понять?
- Вир изменил значение символа. Теперь меч выполняет другую функцию.
- Всезнающий Иларий разочаровал меня. Ты не знаешь, зачем меч?
- Знаю, поэтому ты и здесь, иначе сидел бы на своих развалинах и созерцал бы набегающие волны.
- Откуда ты знаешь про дверь? Или это очередная твоя уловка?
- Это не моя дверь, это дверь Вира. Я был в Верхнем Небе и видел его тень. Он оставил там тень. Творящий Свет вернул меня в Мир. Я всего лишь хочу изучить Верхнее Небо. Я открою для Богов новые знания, я изменю Мир, я, а не ты. Дверь – это точка перехода.
- Но как ты сможешь открыть чужую дверь? Для этого хотя бы нужен ключ. Ключ?! Вот оно что! Меч – это ключ! И как же я раньше…
- Наконец-то! Есть образ! Машина уловила его! Держи крепче, не отпускай!
- Ничего не выйдет, Иларий. Боюсь, что я тоже нарушу твой замысел. Я не буду думать.. о ключе…
Образ-проект стал медленно исчезать с прозрачного экрана машины. Вир старался ни о чем не думать. Машина отобразила дверь, корону, радугу, Старый замок, скрипку, лицо Вира. Это был последний образ. Далее аппарат щелкнул и экран погас. Иларий посылал сигналы «меч» и «ключ» в сознание не-Бога, но машина не получала потока мыслей в ответ. Тогда Иларий решил подождать, ведь не может же Вир все время не думать.
«Ничего, время есть – впереди вечность»…
Иларий ждал час, два, три… После пятичасового ожидания архивариус ощутил, как воздух стал теплым, словно Бог находился возле самой Сферы. Вир не думал. Прошел день. Алмазная сфера совершила полный оборот. Машина молчала. Температура воздуха росла. Стало жарко, невыносимо жарко. Иларий дышал с трудом, но все еще ждал окончание своего эксперимента. Волна жаркого воздуха, исходящего от Вира, достигла границ Алмазной Сферы и остановилась. Сфера приняла, впустила в себя волну, словно проверяла ее, «считывала» написанную на ней информацию, замерла на мгновение и выпустила ее назад. Горячий воздух струей вернулся в тело Вира и, как молния, поразил его. Аппарат затрещал, экран расплавился.
«Какую часть жизни ты можешь принять?» - услышал Вир в глубокой Тишине собственный голос.
«Ее начало, самое начало», - ответил он себе, открыл глаза, посмотрел на Илария, затем на сеть.
Одного взгляда было достаточно, чтобы сеть разорвалась. Не-Бог встал, сделал шаг и рухнул на землю…
Иларий увидел огненный шар, в который вошел Вир и исчез в нем…
- Где я? – спросил Вир и посмотрел по сторонам: маленькая комната напоминала склад старых вещей, а он восседал на троне, троне из Центрального зала Храма Совета Воплощений, едва уцелевшем после песчаной бури.
- В Черной Пирамиде. Не волнуйся, здесь тебя никто не будет искать.
- Кто ты?
- Я Артрей, Бог. Архивариус и готовлю Храм к Совету.
- Зачем ты помогаешь мне? Я не Вир.
- Я знаю, ты его двойник. Вир учил меня, учил не по книгам. Он учил меня искать знания в себе и творить без Золотой Сферы. Я восхищался им. Потом я восхищался тобой.
- Что тебе нужно? Мне нечему тебя научить… Скажи лучше, что произошло?
- Тебя оттолкнула Сфера. Она вернула тебе тебя же, то есть ту часть, которую отдал Вир на ее создание, на Великий Эксперимент.
Вир встал с трона.
- Прощай, Артрей.
- Остановись. Куда ты пойдешь? Здесь самое безопасное для тебя место.
- У меня больше нет времени. Я и так его много потерял и зря. Ответь мне напоследок, Артрей, где сейчас живут Боги? Твердыни-то рухнули…
- У каждого Бога теперь свой Дом, своя Звезда.
- Значит, все-таки человек изменил Мир Богов. Не ищи меня. Я ухожу на Мост.
- А как же…
- Ах, да, Глория. Передай ей вот это и скажи, что теперь в ее жизни появился новый капитан.
В руке Артрея оказался якорь, маленький якорь. Белый алмаз сиял в его верхней части, а внизу, по бокам – свой свет излучали два черных. Бог засмотрелся на якорь, а когда поднял голову, Вира уже не было: его трон был пуст…
Концерт группы «Грегориан» был назначен на 25 октября, и Ванда Колодзей в означенный день сидела в зрительном зале. Она не была фанатом этой группы, но голоса этих людей напоминали ей голоса Богов из далекого забытого Мира и вызывали уважение. Ванда была уверена, что пришла на выступление артистов не слушать, а видеть, и жадно всматривалась в игру света на сцене. Свет подчинился ей, и Колодзей ставила уже свою пьесу, написанную тотчас же и видимую только ей.
Насыщенный синий свет заполнил пространство сцены, в нем, как в тумане, появились фигуры монахов. В их движении и голосах Ванда видела поиск, и ожидание, и покой, покой вечного созерцания жизни.
Пульсирующий белый свет внес в души монахов сомнения, тревогу и… любовь.
Красным светом наступила борьба между жизнью и смертью, созиданием и разрушением. Души монахов терзались, бились. Силы созидания и силы разрушения были равны. Борьба шла на полное уничтожение.
В звуках ударных и электрогитар сотрясался весь Мир: и Мир Богов, и Мир Воплощений. Ванда видела, как рухнули Твердыни, как рухнул белый кристалл Вира, излучая голубой свет. В этом свете появилась Мировая душа, в ней Колодзей узнала себя. Душа остановила борьбу, соединив силы между собой, вернув их друг другу, и сама, вспыхнув ярким, чистым, новым светом, растворилась в нем.
«Мое распятие было в свете. Из него я вернулась в Мир, чтобы строить Пустоту. Я возвращаюсь в свет», - решила Ванда и сделала новый шаг…
Дни летели. Ванда «летала». Ощущения левитации вызывали испуг в ее теле, но с ним художница справилась быстро, после показа своей новой выставки. Картины, как и их творец, тоже «парили» над землей.
Вернисаж состоялся в том же художественном салоне, где впервые увидели свет картины Ванды Колодзей из серии «Бессмертные Боги. Вечный город». Круг приглашенных был избранным, сама художница отказалась давать интервью и комментировать свои работы.
- Говорить о «Пустоте» не стоит. Ее нужно просто видеть, - это была единственная реплика автора по поводу своих полотен, объединенных одной общей темой.
Колодзей более не интересовало, что напишут корреспонденты в средствах массовой информации и критики в научных статьях о современной живописи. На одном из полотен Ванда изобразила каменного Будду. Его листья-желания пожелтели и падали на землю с Дерева Жизни. Рука Будды листья не ловила, глаза Будды их не видели. Будда сиял собственным светом и ничего не искал…
Дорога 3
Мост
Меч был на Мосту и ждал своего хозяина. И хозяин пришел. «Вир изменил значение символа. Теперь меч выполняет другую функцию», - голос Илария звучал в голове не-Бога.
Вир взял в руки меч, поднял высоко над собой, размахнулся и вонзил в середину Моста. Меч вошел легко, как будто в заранее приготовленную щель. Левый и правый берег исчезли из поля зрения Вира, прошлое и будущее перестали существовать в его сознании, он оказался в ином измерении, в котором нет ничего другого, кроме Моста, в полном одиночестве.
«Здесь и будет дверь. Здесь я буду ждать. Здесь я сотворю Новый Мир – свой Вечный Дом. Я должен успеть, пока не открылась дверь», - это было окончательное решение Вира.
Не-Бог потрогал меч: он прочно сидел в расщелине. Вир сел на Мосту и посмотрел вверх и вниз: Верхнего Неба и Нижнего Неба не было, а был один могучий океан, бездонный и безбрежный.
«Нужен корабль, - подумал не-Бог. – Когда откроется дверь и вернется Вир, Мост перестанет существовать, и мы вместе поплывем по безбрежному океану. Да, корабль необходим. Поплывем вместе. Хотя зачем я ему, тому, кто превзошел Бога? Я, тот, кто Богом не стал, не смог, и не человек уже. Нет, нет, надо отбросить все сомнения: он придет, он не может не прийти – во мне его часть жизни, вернее, две части. Он придет за мной, я знаю».
- Я здесь, Вир, - крикнул не-Бог.
Радость пробежала по глади воды.
В радости Вир стал творить, творить без зрителей, без ожидаемого результата, творить по-настоящему, творить Вечный Дом. Какой он будет и с чего начать, Вир не знал. Не-Бог, еще живя среди людей, мечтал о своем, настоящем Доме, но творить по образу земному здесь, на Мосту, не было смысла: слишком маленьким и смешным Дом казался с высоты Богов. Создавать его подобным на Твердыню или Звезду тоже не хотелось: человеку они чужды, да и истинный Вир вряд ли согласится жить в нем, ведь он осознанно оставил в Мире Богов даже свой кристалл.
«С чего начать и каким образом? Весь Дом целиком или выхватить значимую деталь, главную часть? Отпустить на свободу или оставаться вечным его хозяином?» - эти вопросы не-Бог задавал сам себе и ответы пока не находил.
«А как творил Вир? Как он творил меня? Он отдал мне часть своей жизни. Значит, и я в свой Вечный Дом отдам часть своей жизни. Я увидела впервые Вира через радугу, тогда решила, что стану художником, настоящим художником. Кто такой художник? Это кисти и краски, образы, к которым он же подбирает цвета и комбинирует их, как в калейдоскопе. В калейдоскопе? Да, конечно же, вот ответ – разноцветные стеклышки калейдоскопа. Когда я уходила, он разбился, и стеклышки упали на камни, каждое отдельно от других. Вечный Дом – это все тот же калейдоскоп, а его комнаты – разноцветные стеклышки, соединив их, скомбинировав, я получу общий образ Дома», - догадалась Ванда-Вир и принялась за творение.
Сине-голубой океан, белоснежные колонны, башни, беседки, мосты и арки, замок и храм…
Одного пространства мало, нужны целые острова, планеты, Галактики.
«Да будет так! Я творю новую Вселенную по аналогии с той, в которой я жила, но это будет моя Вселенная! В ней будет продуман мной каждый предмет, каждый штрих, каждая линия и точка. Вечный Дом будет полон жизни, радости и счастья. На одной планете меня ждет отдых, на другой – открою мастерскую, о какой на земле я могла только мечтать, на третьей – воздвигну Храм, на четвертой – Замок, пятая планета станет планетой детства и веселья… Сколько будет планет? Нужно подсчитать. 12, 13, 14, 15… Да, именно 15, и не одной планетой больше или меньше».
Башни Времени появились первыми. Они, как два маяка, освещали и отсчитывали время, которого у не-Бога было мало. Театральная площадь, Шарохрам, Камни просветления говорили об игре, проводимой жизнью, о ее бесконечных комбинациях. Беседки объединяли четыре стихии и служили для пятой. Волны счастья пробегали блаженством и негой по телу, достигая высоты разума. Виноградные винтовые башни, соединенные живым мостом, воспевали любовь и единение противоположных начал. Огромная лестница, выходящая из океана, вела гостей в Замок, где царили гармония, сила и величие. Храм прославлял своего Творца и уводил разум за пределы Вселенной, служа местом для Книги Вира.
Вечный Дом ожил в сознании не-Бога. Вечный Дом рождался из тела, души и разума в ином измерении, на Мосту, без прошлого и будущего, в ожидании открытой двери, в ожидании прихода Вира, как вместилище Духа, как сам Дух.
«Мой Вечный Дом – это я сама, мой Бог, что ожил внутри меня, и которого я сотворила в себе своими руками! Вот он – целая Вселенная! Его можно создавать бесконечно! Он сам может творить себя! Я отпускаю тебя на свободу, мой Вечный Дом! Ты отпускаешь меня на свободу, мой Вечный Дом! Как когда-то отпустил меня Вир, а я прошла сквозь него, не замечая творца. Я не прощаюсь с тобой, мой Вечный Дом, но ты можешь жить без меня! Я могу жить без тебя! Мы можем жить вместе! Я люблю тебя, мой Вечный Дом!»
Вечный Дом также любил не-Бога, улыбался ему и открыл все свои двери. Ванда-Вир поднялась и сделала шаг к старой, увитой плющом двери, с железными, ржавыми засовами. Дверь открылась…
Свет
- Я здесь, я снова здесь, - произнесла Ванда, и ее голос утонул, растворился в Свете.
- Кто я? Пустота? – спросил себя не-Бог.
- Да, но ты должен отпустить ее, она должна отпустить тебя, - ответил внутренний голос и замолчал.
В собственном молчании Вир-Ванда оказался наедине со Светом. В нем не-Бог видел все, слышал все, все символы, которыми он владел и менял, существовали уже в новом, прямом для себя значении и были реальны в своей непроявленности. Каждая мысль, зародившаяся в его сознании, каждый образ, выпущенный им из себя на свободу, сияли здесь в истинном свете, не прячась за другие, но и не затмевая их.
Невесомость и бесстрастие – вот те два состояния, которые характерны всем, кто попадет в Свет, с ними ты и появляешься в нем, сюда ведут все твои дороги.
- Ты готов выпустить Пустоту? – услышал не-Бог свой голос.
- Да, - ответил себе Вир-Ванда.
«Я уже слышал этот голос, здесь я слышал этот голос. Тогда я забывал, кто я, исчезал из Великой Пустоты, но вернулся, будучи никем, за двойником».
- Ты готов выпустить Пустоту? – услышал не-Бог свой голос во второй раз.
- Да, - ответил себе Вир.
«Истинная причина моего возврата – Пустота. Ее я создавал своими руками, ей я отдал последнюю часть своей жизни».
- Ты готов выпустить Пустоту? – в третий раз услышал не-Бог свой голос.
- Да, - ответил себе не-Бог.
«Настал час рождения».
Великая радость пробежала по невесомому телу не-Бога, душа затрепетала и раскрылась, как цветок лотоса, пробив толщу своих воспоминаний, разум просветлел настолько, что стал равным Свету и продолжал светлеть, выпуская лучи, едва различимые в этом измерении.
Не-Бог на какое-то мгновение перестал существовать вообще, существовала только та радость, что наполняла, переполняла и отделялась от него.
Пустота отделялась от не-Бога. На его глазах она росла, менялась, переливалась, загоралась и гасла, взлетала и падала, дышала и замирала – она училась быть собой. Создатель терял форму – она приобретала. Он умирал – она рождалась.
Не-Бог закрыл глаза, доверив свое несуществующее тело Свету, а тот держал его собой, став колыбелью для того, кто, отпустив, стал легче, чем он сам, светлее, чем он сам. Свет знал, что когда рождается Пустота, рождается и тот, кто ее родил, и все что он мог – это стать колыбелью для того, кто обретал новое имя, окрестив его не водой и огнем, а светом, непроявленным светом.
Пройдя не-Бога насквозь, свет открыл ему глаза.
- Вот она, твоя Пустота! Непроявленная Вселенная! Она существует! В ее любом потенциальном образе часть тебя, а значит, и тот, кто может «родить» свою Пустоту, стать ей отцом-матерью, глотнув свободы и непроявленного света.
- Она может быть без меня?
- Да.
- Я могу быть без нее?
- Да.
- Мы можем быть вместе?
- Да.
- Я знаю, что проявится первым в этой Пустоте и кто проявит, - сказал не-Бог. – Это будет Ванда.
Вир вспомнил радугу, глаза девочки, лицо Ванды. Свет расступился широкой дорогой, на которой не-Бог увидел Мост, меч и стремительно идущую к нему навстречу художницу Ванду Колодзей в теле Вира, человека, ставшего Богом его Пустоты…
Встреча
- Это ты? – спросила Ванда-Вир.
- Я, - ответил не-Бог и сделал шаг навстречу.
Двойник увидел своего создателя: полупрозрачное тело, тело из света, воздушные, невесомые одежды, искрящиеся, словно иней в солнечный морозный день, спокойный и уверенный взгляд.
«Бездна, - подумал двойник. – Целая бездна, неуловимая, безграничная. Как принять ее? Как понять?»
И тут он услышал стук сердца, такой знакомый, такой родной. Так стучало сердце Вира, так стучало сердце в теле Ванды.
- Это ты! – двойник узнал своего создателя.
- Я! – радостно ответил не-Бог.
Ванда-Вир дотронулась рукой до лица не-Бога и увидела, как он приобретал видимые черты: тело уплотнялось: сильные руки, крепкие ноги – на третьей дороге стоял Вир. Двойник мгновенно перенес взгляд на себя: тонкие руки, стройная фигура – на третьей дороге стояла Ванда.
«Вернулась», - подумала она.
«С возвращением!», - мысленно произнес он.
- Ну, здравствуй, Ванда, - сказал Вир.
- Здравствуй, Вир, - ответила Ванда.
- Что ты здесь делаешь?
- Тебя жду.
- И долго?
- Целую вечность! Успела построить Вечный Дом и отпустить его на свободу.
- Я знаю, я даже знаю, где он теперь.
- И где же? Я стала беспокоиться: а вдруг его больше не увижу?
- Он в моей Пустоте. Ты смогла проявить его только там.
- Так это твой Дом?
Вир улыбался.
- Я так и знала. Я всего лишь твои руки!
- Ты создатель Вечного Дома! Ты Бог! Бог моей Пустоты!
- А здесь? Кто я здесь?
- Ты не человек, но и не Бог. Я не Бог, но и не человек. На третьей дороге мы равны.
- Покажи мне картины. Те, что ты подписывал моим именем.
В небе, на все небо, как на экране, появлялись и исчезали картины.
- Они твои, Вир, только твои.
- Ты хочешь вернуться в Мир Воплощений?
- Нет. Это уже не мой Мир!
- Правильно! Смотри!
Мимолетное видение затронуло Ванду до глубины души: в тихом городке, в маленькой комнате, за столом сидел юноша и читал книгу, со стены на него смотрел отшельник, «Отшельник» Вира…
- А ты, ты не вернешься в Мир Богов?
- Ты смеешься, Ванда?
- Я просто боюсь тебя потерять…
- Не бойся.
Новое видение успокоило душу Ванды: Центральный зал Черной Пирамиды молодой Бог Артрей готовил к Совету Воплощений, Алмазная Сфера совершила свой полный оборот – Мир Богов стоял нерушимо!
- Что нам делать дальше, Вир?
- Дай мне меч, Ванда!
- Меч? Он прочно сидит в расщелине на Мосту!
- Дай мне меч!
Ванда вернулась на Мост, дотронулась до меча: он легко поддался и быстро оказался в ее руках.
- Возьми. Иларий утверждал, что он стал ключом от двери, и хотел овладеть им.
- Умный и догадливый Иларий! Как и всегда он знает не все!
Вир взял меч и, словно перо, обмакнул его в Свет, в тот свет, откуда явился, затем дотронулся им до Моста, на котором сидела Ванда, и передвинул его на третью дорогу. Мост засиял и стал радугой. У Ванды перехватило дыхание:
- Это и есть та радуга, о которой говорила Глория?
Вир улыбался.
- Ванда, вот тебе ключ, закрой им дверь.
Вир протянул меч. Ванда была уверена, что брала именно меч, но когда он оказался в ее руках, пальцы нащупали резьбу ключа, глаза увидели железные завитки.
- С удовольствием! Закрою надежно, чтобы никто не проник сюда!
Вир улыбался. Она оглянулась – была позади старая, увитая плющом дверь, с железными, ржавыми засовами. Ванда повернула в скважине ключ – дверь закрылась, океанская волна ударилась о нее и навсегда унесла в бездонные глубины… Вслед за дверью в глубинах исчез и ключ…
Корабль
- Такой красивый был ключ, - вздохнула Ванда.
- Двери нет, она больше не нужна. Не думай о ней! Поторопись, Ванда. Нам пора! – сказал Вир.
- Куда мы спешим?
- Радуга не вечна, а у меня есть еще дело.
- Дело? Я думала, что все позади, что мы уже пришли.
- И мне так казалось, но третья дорога – это не место, а состояние, в котором ты не выбираешь, что делать, а делаешь то, что необходимо. Мне нужно написать Книгу, Книгу о наших приключениях. Не спрашивай «зачем?», просто нужно и все.
- Книгу так Книгу. Главное, что ты рядом.
Они ступили на радугу и начали свой новый путь. Вокруг шумел океан. Радуга была полупрозрачной. Ноги тонули в ярких красках и не чувствовали ее. Ванда посмотрела на Вира – он «летел» над дорогой, обернулась – радуга растворялась, исчезала, и назад пути не было.
«Все впереди», - она была уверена в этом и прибавила шаг, чтобы догнать Вира.
Они все шли и шли, а радуга-дорога не кончалась.
- Вир, как ты будешь писать Книгу, если мы все время идем?
- Мы не можем остановиться, Ванда. Что ты предлагаешь?
- Когда я сидела на Мосту, то вместе с Вечным Домом создала и корабль, чтобы мы плыли на нем. Он блуждает в океане. Может, воспользуемся им? Ты будешь сидеть на палубе и писать Книгу, а корабль тем временем будет мчаться вперед.
- Замечательная идея, Ванда!
На гребне волны появился корабль: трехмачтовый, с белыми парусами, богиней Победы на корме. Поравнявшись с Вандой и Виром, он остановился, и они взошли на палубу…
Корабль летел вперед. Вир писал Книгу. Ванда рисовала Вечный Дом.
Книга росла, листок за листком, и оживала на корабле – память создавала образы, и они появлялись на палубе как призраки тех, кто был когда-то рядом с Вандой и Виром и сыграл свою роль в бесконечном маскараде жизни. Глория, Иларий, Гостек, Марек заняли свои центральные места по праву главных героев. Яркой голограммой они светились в разных частях корабля в зависимости от страницы, на которой их записывала рука Вира. Корабль стал напоминать сцену: события следовали одно за другим, то взлетая в Мир Богов, то падая в Мир Воплощений.
К главным героям присоединились второстепенные, те, кто не влиял на ход игры, но в какое-то время был рядом и менялся сам под влиянием Ванды и Вира.
Проникнув на корабль, герои-призраки не собирались покидать его, а претендовали на бессмертие.
- Я записан в Книгу – я бессмертен, - шептал каждый призрак, будучи уверенным в том, что без него Книги не было бы, что именно он и определял жизнь не-Бога.
Вир всматривался в лица героев и переживал заново все события своей жизни, но по-новому, с позиции третьей дороги, словно переписывал моменты и заменял их другими. Ванда, отбросив рисунки в сторону, также писала, как она называла, опус № 3, и Вир обещал, что ее литературный труд будет приложением Книги, в Мире Воплощений не-Бог читал ее творения, прикасаясь к ним своим пером.
Ванда писала как всегда – быстро, мелким почерком, в каждой клеточке, без пробелов и знаков препинания. Вир не торопился, выжидал, чтобы Миры приняли то, что он выпускал из себя, и писал, как ему казалось, уже не пером, а лучом, и не на бумаге, а на зеркале, не замечая ни корабля, ни героев-призраков.
Обделенные вниманием автора, герои взбунтовались, решив, что смогут вполне прожить и без творца, что корабль принадлежит им, и они сами поведут его, а Вир и Ванда должны покинуть судно, покинуть навсегда.
Ванда забеспокоилась. Беспокойство усиливалось, когда она видела, что Вир даже и не замечает разыгравшейся революции, а сосредоточен только на Книге и в ответ на ее попытки обратить внимание на бунт (как и всегда!) улыбается.
- Нет, никто не займет мое место на корабле! – сказала себе Ванда и решила действовать самостоятельно.
Она разместила всех призраков по каютам. На дверях повесила таблички с номерами тех страниц, на которых жили герои, пообещав отдельно каждому, что в полночь отведет к штурвалу и отдаст управление корабля в его руки. Призраки разошлись по своим местам, уверенные в том, что станут капитанами Вечного Корабля.
Каюты не хватило одному призраку – молодому Богу Артрею. Ванда обратила на него самое пристальное внимание, так как он ни на шаг не отходил от Вира, стараясь заглянуть в Книгу.
Вир улыбался и продолжал писать.
В полночь Ванда направилась в рубку, к штурвалу, и решила: «Без боя корабль не отдам, а, одержав победу, разберусь, что делать с Артреем».
Призраки, вырвавшись на свободу, летели со всех сторон, но Ванда крепко сжимала штурвал и вела корабль вперед.
«Вир, оторвись же ты от Книги, иначе твои герои овладеют кораблем», - тысячу раз про себя произносила Ванда и (на всякий случай) мысленно попрощалась с кораблем, Виром и собой.
Призраки стучались в рубку – Ванда вела корабль.
- Океан, заклинаю тебя, приди на помощь! Ветер, заклинаю тебя, приди на помощь! – шептала Ванда.
Океан послушался Ванду и заревел. Ветер послушался Ванду и поднял в Океане бурю. Волны стали ударять о борт корабля, холодные брызги воды упали на Книгу Вира…
Вир оторвал взгляд от Книги и посмотрел по сторонам.
- Ванда, что ты наделала? – крикнул Вир, но его голос утонул в грохоте падающей воды.
Не-Бог посмотрел за борт: условное небо смешалось с условной землей. Удары молнии и раскаты грома сотрясали третью дорогу. Вир закрыл Книгу и взял ее в левую руку, а правой схватил молнию и ударил ей в корабль…
Корабль раскололся пополам и пошел ко дну, забирая с собой героев-призраков.
- Помоги мне, Вир, я тону, - кричала Ванда.
- Помоги мне, Вир, я тону, - кричал Артрей.
Вир протянул руку Артрею и поднял его над водой.
- Призрак Артрея! Возвращайся в Мир Богов к своему хозяину! Он ждет тебя!
Призрак исчез, растворился в брызгах воды…
- Ванда, утонуть на третьей дороге невозможно! Тебе все еще нужен плот? Вот он, залезай!
Маленький деревянный плот шириной в три доски плыл в Океане. У Ванды стучали зубы: от промокшей одежды было холодно. Вир сидел рядом и писал Книгу. Одного его взгляда было достаточно, чтобы в душе засияло солнце и навсегда исчез страх…
Предел
- Ванда, знаешь, я Автор. Все, кто был когда-то рядом с нами, всего лишь герои этой Книги. Все, что было когда-то с нами, всего лишь события этой Книги. Вся наша жизнь – это маленький деревянный плот, на котором я пишу Книгу, и вечно бушующий Океан…
- Вир, так значит, ничего и не было?!
- И было, и не было. Ты ведь есть! Ты на плоту, рядом! А они? Они в ней и только в ней! – Вир швырнул Книгу в Океан. – Они делали то, что я написал для них! Я делал то, что написал самому себе! Даже это «прозрение» я написал и знал о нем заранее! Я давно уже написал Книгу!
- Так ты знаешь, что ждет нас? – спросила Ванда.
- Не знаю и не хочу знать. Все, что у нас есть – это третья дорога. Ванда, ты пойдешь со мной в неизвестность?
- И ты еще спрашиваешь? Спрашиваешь ты, Вир, Автор двух Миров?
- Я, Ванда, я. Я больше не Автор! Я отпускаю Миры на свободу!
- А как же наша Книга? Каков ее финал? Как же тот юный Артрей, которого ты отправил в Мир Богов?
- У жизни не может быть конца! У Книги не будет конца. Хотя… у нее будет эпилог…
Океан вернул Книгу. Во тьме в руках Вира она сияла, каждое слово, записанное в ней, пылало огнем. Вир писал тонким лучом, исходящим из сердца, писал быстро, чтобы успеть. Океан бушевал, сильные порывы ветра бросали плот то влево, то вправо. Молнии временами освещали третью дорогу. Дописав последнее слово, Вир направил луч вниз, тот, вобрав в себя Книгу, перенес ее в Мир, Мир Богов, на руины кристалла…
Наступила полная тьма. Только было слышно, как шумит Океан, все затихая и затихая. Буря улеглась. Плот покачивался на воде.
- Вир, смотри, там Предел, он светится белой тонкой нитью!
- Предел? – Вир встал и сделал шаг.
- Осторожно, Вир, вода! – закричала Ванда.
Вир оглянулся и протянул ей руку.
Ванда сделала шаг навстречу, вложив свою ладонь в ладонь Вира.
Они шли по воде.
Они шли к Пределу.
Их тела стали терять свои видимые черты. Их тела стали терять свою форму.
Они перешли Предел и взлетели…
Две яркие вспышки озарили тьму и слились воедино, став Новым Светом…
Эпилог
Артрей сидел на руинах кристалла и ждал. Чего или кого он не знал. За несколько дней, проведенных на обломках, юный Бог многое переосмыслил. Идти дорогой Илария он не хотел, идти дорогой Богов он не мог: слова и мысли Вира не давали ему двигаться в этом направлении. Творения Богов не приносили ему радость, свои воплощения лишали его покоя. По-настоящему его манила только Твердыня Вира (единственное уцелевшее свидетельство о пребывании не-Бога в Мире Богов!), но и ее скоро не будет: кристаллы раздробят, чтобы наполнить ими тысячи корон и раздать всем Богам как знак полной и незыблемой власти Илария.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги