Третья мировая война. На окраине империи

Глава 1

В воздухе пахло весной.

Это была одна из самых тяжёлых зим в городе. Стояли холода, и газ поступал нерегулярно. Ветхая система водоснабжения постоянно выходила из строя. Проблемы множились день ото дня. Инфраструктура города умирала, так как в неё не вкладывались средства в течение многих лет.

Но люди как-то выжили, и стали выходить на улицы, радуясь лучам солнца. Свирский в комфорте тёплого двухэтажного особняка неоднократно спрашивал себя, а как они выживают.

— Выкручиваются, — неизменно отвечала Оксана, когда он задавал ей этот вопрос.

— Торгуют. Родственники из сёл помогают. Выкручиваются. — Был ответ коменданта города на тот же вопрос.

Они с полковником всё ещё сохраняли дистанцию, хотя исчезла напряжённость, характерная для первых дней знакомства. Генерал никак не мог привыкнуть к независимой манере держаться, которая отличала полковника. Это не вязалось с его прошлым опытом в Средней Азии и на Кавказе. Но там была война, и генерал списывал на мирное время подобное отношение коменданта к вышестоящему командиру. Но как полковник поведёт себя, если завтра начнётся война здесь, в Одесском укрепрайоне? У Свирского были полномочия снять с занимаемой должности любого из его подчинённых. Но кем заменить полковника? И нужно ли? На войне всё ясно и понятно. А здесь приходилось учитывать множество различных факторов. И это раздражало.

— Он же хозяин в городе, — поразила его Оксана, когда он, наконец, решился задать ей вопрос о коменданте.

— Хозяин? — переспросил он.

— Ну, здесь так повелось, — попыталась объяснить она. — Мэр всегда был хозяином, без которого ничего не решалось. А теперь вместо мэра — комендант. Он должен сохранять баланс между интересами различных группировок. И давать людям жить и зарабатывать деньги.

Свирский обдумывал услышанное.

— Что означает «сохранять баланс»?

— Он должен быть посредником, когда сталкиваются интересы различных людей. Чтобы никто не получал преимуществ, чтобы не началась война интересов.

Возможно, Оксана имела представление о чём-то, чего не знал он. Или не понимал.

— Какой хозяин? Есть командующий. То есть я. Какие ещё хозяева?

Она положила свою руку на его.

— Виталий! Он просидел здесь всю жизнь, и его здесь уважают. Он пытается что-то делать для людей. Хотя, естественно, и себя не забывает. Ну, так у нас повелось. Ничего не поделаешь.

— Это как? — иронично спросил он.

Оксана хитро улыбнулась.

— А вот так! Было, есть и, наверное, будет всегда.

Он понял. Одесса не отличалась от других азиатских и кавказских городов. И ему стало обидно, потому что хотелось, чтобы она была другой.

И ещё генерал осознал, что означал отрешённый взгляд полковника. Тот понимал, что Свирский — это временно, а он — надолго. Его заменить некем. И от этой мысли стало совсем противно. Он попытался перевести разговор на шутливую тему. Мол, раз так, то он сам уйдёт в отставку, найдёт себе тёпленькое местечко у коменданта и забудет обо всех проблемах. Но Оксана не поддержала его, напомнив, что пора начинать серию вечерних упражнений. Она, вообще, становилась напряжённой от его попыток начать разговор об отставке.

Свирский взглянул на часы. Она была права. Не оставалось ничего, кроме как подчиниться.

Позже, в тепле постели, Оксана вдруг неожиданно продолжила тему:

— Даже не думай! Тёпленькие места — это не для тебя.

Она уже заснула, а Свирский всё лежал с открытыми глазами. Тёпленькие места действительно были не для него. Что же тогда оставалось?

Вот уже три месяца он возглавлял укрепрайон, регулярно связывался с командующим и начальником штаба округа. Просил, требовал. С ним разговаривали корректно, каждый раз интересовались самочувствием, но он всегда наталкивался на стену непонимания. Ему отказывали во всём. «Обходитесь наличными средствами!» Планы по строительству оборонительных рубежей просто не могли быть выполнены при подобном снабжении строительными материалами и техникой. Холодная погода, вообще, сорвала все графики. А весной территориальные батальоны разбегутся по личным огородам на посевной сезон. И не было такой силы, которая бы их остановила. Иначе семьи просто умрут от голода следующей зимой. А они составляли основной костяк сил в районе. Мужчины от 45 и старше, отслужившие, отвоевавшие, отработавшие своё, а сейчас строящие укрепления для своей собственной защиты от варваров, засевших на другой стороне Дуная.

И настораживало отсутствие инспекции из штаба округа. Так не полагалось. Нового начальника всегда проверяли по прошествии нескольких месяцев. Ожидали весны? И что он скажет им в своё оправдание? Говорят, что предыдущий командующий просто написал рапорт с просьбой о переводе в действующую армию, и его просьбу удовлетворили. С понижением в должности и в звании. Ну, а с его ранениями действующей армии не видать. Что же тогда?

Мысли перекинулись на положение за Дунаем. Там по-прежнему было тихо. Нач. разведки получил несколько публичных замечаний за неэффективность в сборе информации. Генерал предложил послать на другой берег разведгруппу. На войне это было обычной практикой. Но здесь подобная операция потребовала согласования в штабе округа, и оттуда пришёл отрицательный ответ: «Не провоцировать румынскую сторону». Там считали, что тишина — это хорошо. А он знал, что затишье должно настораживать. На противоположной стороне Дуная давно не было румын. Там сидели турки и всякий сброд с Ближнего Востока. Об этом догадывались местные жители и предупреждали его во время инспекционных поездок. Но приборы разведчиков ничего не показывали, и считалось, что доказательств не имелось.

Сам нач. разведки вдруг оказался очень больным и засобирался на операцию в госпиталь. И непременно в Москву. По его мнению, грыжу могли прооперировать только там. Добрые люди уже донесли, что он заказал контейнер для вещей, а днём ранее из штаба округа поступил запрос на его аттестацию, что означало, что после операции офицер убудет для несения службы в другое место. Старая и надёжная практика ещё раз сработала. Зам начальника разведки был совершенно другим человеком и не имел родственников на ответственных постах в Генштабе. Поэтому Свирский собирался выдвинуть его на место уезжающего начальника и надеялся, что тот не будет обращаться по любому вопросу в штаб округа. Вместе с ним генерал найдёт способ, как проверить свои подозрения.

По всему миру шла война. И всё с большим ожесточением. Союзному государству удалось отбросить очередное наступление фундаменталистов в Средней Азии. На Кавказе был создан мощный рубеж обороны. На Балканах объединённые силы европейских государств пока сдерживали продвижение мусульман. Средиземное море служило надёжным естественным рубежом от проникновения из Северной Африки. Даже простой взгляд на карту указывал, что единственным местом, где они ещё не попытались проникнуть в Европу, было Чёрное море. Крым был сильно укреплён. На Кавказе стояла мощная боевая группировка, которая выкинет их в море, если они попытаются высадиться на побережье. А на 500 километрах береговой линии между Дунаем и Крымом стояли две мобильные бригады, не имеющие опыта боевых действий, и территориальные войска, которые хорошо воюют только рядом со своим домом. И положение со строительством рубежей обороны в соседних укрепрайонах было не лучше, чем у него. Генерал уже успел познакомиться с соседом из Николаева. И спутниковая информация о ситуации в их районе у противника имелась. Если бы он сам планировал атаку на Европу, то нанёс бы удар именно здесь. Но у Генштаба была совершенно твёрдая позиция: «Не провоцировать!» Формально с Турцией военных действий не велось. Закрытие Босфора считалось лишь недружественным шагом. Резня в Болгарии и фактическая оккупация Румынии заслуживали осуждения и только.

Оксана зашевелилась и что-то сказала во сне. Наверное, плохой сон приснился. Свирский обнял её, и она успокоилась.

Он подумал о том, что благодаря этой женщине, стал по-другому видеть мир. Раньше он был для него чёрно-белым, а сейчас генерал вдруг начал замечать цвета. Зелёная ёлочка во дворе, которую они нарядили на Новый год. Штормовое море тёмно-синего цвета. Голубое небо в разрыве облаков.

Еда перестала быть средством заправки организма для поддержания его работоспособности. Раньше он не замечал, что ел, а сейчас начал радоваться, когда видел на столе поджаристые блинчики с вареньем из летних запасов и другие вкусные вещи.

В штабе Свирский стал смотреть на часы, ожидая, когда он сможет уехать домой. В последние годы у него были лишь помещения, которые он занимал и куда являлся, чтобы переночевать. А теперь у него был дом, с уютом, теплом и любимой женщиной.

И постель. Не койка, заправленная шерстяным одеялом, куда он ложился, чтобы дать организму отдохнуть несколько часов и затем бежать на службу, а огромная кровать с чистым бельём и приятным запахом. Не просто отдых, а полноценный сон. И женщина, согревающая его постель и его жизнь.

И ещё он стал замечать время. Раньше Свирский вспоминал о течении времени два раза в году: на Новый год и в день рождения. За рюмкой с сослуживцами он вдруг осознавал, что стал на год старше, но потом в военных буднях всё напрочь забывалось. Впервые он задумался о времени и о том, как быстро оно бежит, возле елочки во дворе в новогоднюю ночь. Генерал смотрел на резвящихся вокруг неё людей и думал о том, как много отпущенной жизни было растрачено на борьбу и как мало её осталось для себя. И с тех пор Свирский начал воспринимать каждый день как подарок.

С этой мыслью он провалился в сон до утра.

Глава 2

Утро всегда начиналось с неизменной зарядки. Оксана занималась вместе с ним и не давала ему пропустить ни одного дня. Свирский заметно окреп, хотя часто кружилась голова, и мерк свет в глазах, но он переводил дух минуту-другую и продолжал изводить себя на тренажёрах.

На кухне уже возилась Галина Алексеевна. Они пригласили маму Оксаны пожить у них, когда в её блочном доме 50-летней давности стало совсем холодно. Она поначалу отказывалась, но Оксана уговорила её побыть с ними хотя бы временно, пока не пройдут холода. С тех пор она распоряжалась их нехитрым запасом продуктов и старалась как-то разнообразить стол. Они со Свирским были на «вы» и называли друг друга исключительно по имени и отчеству. Мама Оксаны была на несколько лет моложе его.

Затем поездка в штаб. Генерал перестал стесняться брать с собой Оксану, которая стала ездить на работу. Он высаживал её у поликлиники, и сотрудники уже давно перестали судачить и не обращали на них внимание. Зима была тяжёлой, и каждый был занят своими проблемами.

В штабе его ожидали документы и сообщения из центра и из штаба округа. После этого неизменное обсуждение текущих дел с Ворониным.

— Мы остаёмся без нач. разведки, — было новостью дня. — Он сегодня оформляет документы и отбывает в Москву. Прощального банкета не планируется. Уезжает тихо.

Свирский, молча, пожал плечами.

— Нас торопят с аттестацией.

— С чего бы вдруг? Он же на операцию ложится.

— По-видимому, Москве нужно время для подыскания нового места службы.

— Ну, и напишите такую, которая подходила бы и на повышение, и в тюрьму.

Воронин понимал, о чём шла речь. Такую, чтобы опытный кадровик сразу бы понял, с кем имеет дело. Они умеют читать между строк.

Проинструктировать нового главного разведчика Свирский решил, когда уляжется пыль после отъезда старого. У него были некоторые мысли на этот счёт, но тот вдруг сам напросился на приём.

— Нам сообщили с Дуная, что сегодня ночью с того берега открыли огонь по лодке, которая попыталась переправиться на наш берег. Тут же подошёл катер и снял находившихся на ней людей. Засекли краткие переговоры между катером и берегом. Переговоры велись на арабском или турецком языке. Мы передали запись в Москву, и там занимаются переводом.

Офицер в целом производил положительное впечатление, хотя генерал знал, что у него почти не было боевого опыта. А Свирский считал, что это было существенным недостатком в людях.

— На прошлой неделе был такой же случай?

— Так точно. Только тогда, по-видимому, люди в лодке были убиты.

— Две попытки в течение недели. Что-либо ещё?

— Отмечается значительное увеличение числа приборов ночного видения вдоль реки. Они явно усилили охрану.

«А бывший не доложил! Думал только об отъезде».

— Эфир?

— Практически ничего.

«Плохие признаки!» — подумал генерал, а вслух сказал:

— Подготовьте план разведывательных мероприятий, которые будем проводить, когда закончится непогода. Даю вам два дня.

В последние дни шли проливные дожди и дул ветер, а на море был сильный шторм. Люди сидели по домам, и работы не велись. Штаб убрал с моря сторожевые корабли, которые ушли в Севастополь.

Потом был комендант.

— Ночью мы уничтожили группу, которую разыскивали последние несколько дней.

Генералу показалось, что ночью сквозь сон он слышал стрельбу и взрывы в отдалении, но не придал этому значения. В городе частенько стреляли по ночам.

— Есть потери?

— Нет. Окружили дом в Червоном хуторе и расстреляли из гранатомётов. Никто не ушёл.

По приказу генерала неделю назад ликвидировали посёлок цыган, где женщины практически в открытую торговали наркотиками. Все задержанные семьи были отправлены в лагеря для интернированных в глубине Украины, но трём мужчинам удалось не попасть в окружение. Вечером того же дня они убили двух военнослужащих в качестве мести за депортацию семей, и на них была объявлена охота. Комендант опасался, что они могут попытаться напасть и на дом генерала. Весь город знал, где он живёт. Поэтому прислал дополнительно двух человек, которые ночью охраняли территорию. Свирский в душе порадовался, что теперь их можно убрать. Слишком много народа стало бродить по его дому.

— Как удалось так быстро обнаружить бандитов? Обычно, они уходят безнаказанными.

Комендант пожал плечами.

— Воры навели. Они не любят мочилово.

«Выражается, как в кабаке».

— Но они же своих не выдают.

— А эти — не свои. Цыгане, одним словом.

Свирский вспомнил слова Оксаны о коменданте. Оказывается, он и у воров пользуется авторитетом. Но уничтожил банду, и ладно. Они могли бы много чего наделать.

Потом пошли доклады других подчинённых, разговор со штабом в Севастополе. Ближе к обеду вдруг опять потемнело в глазах, и Свирскому показалось, что на какой-то момент он потерял сознание. В это время он сидел за столом, и никого в кабинете не было. Генерал стёр испарину, появившуюся на лбу.

Днём раньше он, наконец, прошёл новый медосмотр у начмеда. Свирский с улыбкой упомянул о происходивших затмениях сознания, но связал их с тем, насколько интенсивно занимался на тренажёрах. Начмед тогда как-то внимательно взглянул на него, но ничего не сказал в ответ, и это Свирскому не понравилось.

Обедать он, обычно, ездил домой. Дом находился недалеко от штаба, и они с Оксаной укладывались в отпущенный на обед час. Генерал не хотел, чтобы подчинённые думали, что для него и для Оксаны не существовало правил. По пути домой Свирскому показалось, что она была в подавленном настроении. В последнее время она плохо себя чувствовала.

Рабочий день, который мало отличался от других, уже подходил к концу, когда неожиданно появился начмед. Он был нечастым гостем.

Как обычно, Свирский поинтересовался, как идут дела у его дочек. Обе служили в армии Израиля, а там тоже складывалась непростая обстановка. Используя своё тактическое ядерное оружие, стране удавалось отбрасывать орды окружавших её арабов, но единственный иранский ядерный заряд, который достиг территории Израиля, нанёс значительный ущерб, хотя и взорвался в пустынном месте. Дул неблагоприятный ветер, который разнёс радиоактивную пыль по населённой территории, и теперь половина населения была вынуждена выходить на улицу в марлевых повязках и с сумками с противогазами. Были заражены поля и источники воды.

В ответ Израиль нанёс ядерный удар и полностью уничтожил инфраструктуру Ирана, что послужило катализатором для объединения мусульман в борьбе с неверными.

— Редко разговариваю. Но у них всё в порядке. Воюют.

И в Союзном государстве, и в Израиле существовала жёсткая цензура на разговоры через спутниковую связь.

— Виталий Сергеевич! — приступил начмед к теме, с которой явился.

Они с генералом с первого дня перешли на обращение по имени и отчеству. Начмед начинал с полевого госпиталя в период польской войны, и с тех пор помотался по Дальнему Востоку, пока не получил назначение в «тихий округ» перед уходом в отставку. Он никак не производил впечатления военного, хотя носил форму. Хотелось называть его: «Доктор», а не «Товарищ полковник».

— Вам нужно пройти полное медицинское обследование в хорошем госпитале.

Генерал промолчал, поэтому начмед продолжил.

— Я думаю, что лучшим местом был бы Киев. В Москву привозят тяжелораненых со всех фронтов, а в Киеве поспокойнее.

Свирский прочистил горло.

— И что же вы у меня нашли?

— Ничего. Только подозрения. У нас нет необходимого оборудования, чтобы ставить диагнозы подобного рода, а тем более проводить курс лечения.

У генерала неприятно защемило сердце.

— Михаил Ильич! Мы с вами оба военные люди. Поэтому скажите мне напрямую! Что у меня?

— Виталий Сергеевич! Мне сразу не понравился ваш анализ крови, когда вы прибыли три месяца назад. Я даже удивился, что вас выписали из госпиталя. Но подумал, что в Москве виднее.

— Но я пролежал почти полгода.

— Наверное, они поспешили. Вам полагался ещё один курс процедур.

— Михаил Ильич! В Москве каждая больничная койка на учёте. Там всегда спешат. Давайте говорить о наших делах.

— Хорошо. Ваш вчерашний анализ ещё хуже. Даже больше. Он угрожающий. Три месяца назад я подумал, что всё обойдётся, что это — временное состояние, но оказалось, что не так.

— Скажите! Что вы подозреваете?

Собеседник прямо смотрел генералу в глаза.

— Я подозреваю лейкемию.

Потом поспешно добавил:

— Но, конечно, нужны дополнительные анализы.

Генерал сидел прямо, глядя перед собой. Мыслей не было. Была пустота.

— Доктор! Сколько я протяну?

Он даже не заметил, что обратился не по уставу.

— Я не специалист по данной болезни. Больше по ранениям тела. Но из того, что я знаю, всё зависит от индивидуальности каждого организма. Есть курсы лечения. В отдельных случаях делается операция.

— Операция? — повторил за ним генерал. — В госпиталях такое творится с ранеными на фронте, что у них руки не дойдут до меня.

Он не узнавал своего голоса.

— Вы знаете, что я врач. И как врач, я настаиваю, чтобы вы прошли обследование в госпитале в Киеве. В конце концов, я могу ошибаться.

— Доктор! Я хотел бы побыть один.

— Да, да. Конечно.

И он совсем не по-военному стал собирать свои бумаги и направился к двери.

Когда он уже выходил, очередная тёмная волна окутала на мгновение мозг. Свирский откинулся и вытер лоб.

Потом он долго стоял у окна и смотрел, не видя ничего снаружи. Даже не слышал, как дождь барабанил по стеклу. Стоял без света. Старая военная привычка никогда не подходить к освещённому окну. На столе звонил телефон.

«Кажется, отвоевался, — думал он. — Не много мирной жизни отпустила мне судьба».

Он знал эту болезнь, и через что проходят больные ей люди.

«Хотелось бы, чтобы врач ошибался. Ну, что же. Я много повоевал с врагами, теперь пора повоевать за свою собственную жизнь».

А потом ему в голову пришла мысль о том, что его всё равно рано или поздно снимут, и будет лучше, если он сам уйдёт по состоянию здоровья. Это будет достойным завершением военной карьеры. Столько ранений!

«А как же Оксана? А ведь она уже знает. Знала ещё до меня».

В штабах нет секретов. И если что-то знает лаборантка, то об этом знает и весь госпиталь. И восстановительный центр при нём тоже.

Генерал отошёл от окна и включил свет.

«Теперь поборемся! И за жизнь, и за Оксану».

Глава 3

Синоптики из Москвы угадали с погодой. Действительно, как они и предсказывали, непогода пошла на убыль, и с утра лишь иногда срывался мелкий дождь. А в ближайшие дни вообще должно потеплеть.

Давно в штабах поговаривали, что учёные Союзного государства научились воздействовать на погоду. Только этим можно было объяснить не прекращающуюся засуху в арабских странах в последние годы и регулярные циклоны над Китаем, которые смывали все посевы. Поставки дешёвого продовольствия из Северной Америки давно прекратился. Там шла своя война. Поэтому по всей Азии счёт погибших от голода шёл на миллионы, и ситуация ухудшалась с каждым годом. Если это было действительно так, то сама погода превратилась в оружие массового поражения, которое использовалось, чтобы победить в войне. Но никто точно не знал, так как, очевидно, это было большим секретом.

Полночи они с Оксаной обсуждали, что нужно делать, и решили, что следует согласиться с начмедом и ехать в Киев. Она категорически отказалась остаться в городе и настояла, что поедет с ним. Никакие аргументы не подействовали. Даже то, что она потеряет работу и паёк. Деньги ничего не стоили. Или почти ничего. Основное — паёк. Продукты были дороже денег. Свирский прикинул, сколько у него осталось денег, и на какое время их можно растянуть, покупая продукты на рынке, чтобы Оксана пожила в Киеве. На несколько месяцев, конечно, хватит. А что потом?

— Даю честное слово, что напишу рапорт, — в третий раз пообещал он с утра перед отъездом.

— Я позвоню в 10 часов и проверю, — пригрозила она.

Свирский притянул её к себе и поцеловал. Так, прижавшись друг к другу, они простояли пару минут прежде, чем выйти во двор. Пора было уезжать. Ему — в штаб, ей — в реабилитационный центр.

Они вдвоём с Оксаной сели на заднее сиденье машины и медленно выехали. За ними пристроилась автомашина с двумя дополнительными охранниками, которых прислал комендант для охраны территории ночью и сопровождения днём.

«Нужно снять их с дежурства, — вспомнил генерал. — В городе и так почти каждый день стреляют. Каждый боец на счету. А банду уже ликвидировали».

Ехали медленно. Дороги не ремонтировались годами и были в ужасном состоянии. Из-за проблем со спиной в гараже выбрали не бронированную, а обычную автомашину с самой мягкой подвеской, и шофёр лавировал на ней между выбоинами в асфальте, стараясь не причинять боль командующему.

Старая военная закалка сработала и на этот раз. Свирский успел свалить и прижать Оксану к сидению машины ещё до того, как он начал стрелять. Тот человек в широкой, чёрной куртке, который выхватил короткоствольный автомат.

Первая очередь прошла над ними. Генерал рванул дверь машины, другой рукой выдёргивая из кобуры пистолет, который никак не поддавался. Вторая очередь прошла по машине, когда он уже лежал на земле, снимая пистолет с предохранителя. Всё происходило как в замедленной съёмке. Свирский видел в нескольких шагах от себя человека в чёрном с автоматом, из дула которого вился дымок. Он поднимал оружие для следующей очереди, на этот раз в него. На лице был звериный оскал.

Генерал успел выстрелить первым. По той же старой военной привычке патрон всегда находился в стволе, и не пришлось терять время на передёргивание затвора. Пуля ударила человека в грудь и свалила на землю, но по щелчку Свирский понял, что на нападавшем был бронежилет. И ещё он услышал автоматную очередь позади себя.

«Он не один, — пронеслось в мозгу. — Где охранник?»

Он взглянул на машину. Часть тела и кровавые клочья вместо головы сержанта свешивались на землю из открытой передней двери.

Чёрный человек приподнялся и уже держал в руках автомат. Генерал выстрелил и по касательной попал в бронежилет, потом ещё раз. Человек хоть и пошатнулся, но не выпустил из рук оружие.

«Ноги!» — опять мелькнуло в мозгу.

Он два раза выстрелил и попал. Человек дико закричал и, наконец, выпустил из рук автомат, схватившись за ногу. Генерал сделал выдох, прицелился и выстрелил ему в голову. Вопль мгновенно прекратился.

Свирский впустил в лёгкие воздух, резко поднялся и выглянул из-за машины. Через стекло он увидел второго. Тот перезаряжал автомат и тоже увидел его. Генерал выстрел через стекло, но тот успел наклониться и спрятаться за машиной.

«Автомат», — сработало в мозгу.

Пригибаясь, он бросился к телу охранника. Оружие было в машине. Сержант не успел сделать ни одного выстрела. Свирский рванул на себя автомат, но ремень зацепился за что-то внутри. Отчаянно дёргая на себя оружие, он глядел, как из-за машины показался второй человек в чёрной куртке и поднимал своё оружие.

«Эх! Не успел!» — В отчаянии подумал он и услышал автоматную очередь.

Ухо привычно отметило: Калашников. Человека в чёрном отбросило, но автомата он не выпустил.

«В броник попал».

Второй нападавший лежал и ловил ртом воздух, подтягивая автомат на грудь. Ствол был направлен в сторону Свирского.

Он повернул голову внутрь автомашины. Там всё было в крови. Сзади прозвучали выстрелы.

«Опять АКМ».

Генерал сбросил ремень автомата с ручки скоростей, за которую он зацепился, и рванул оружие на себя, падая на землю. Ещё одна очередь, и пули взбили грязь вокруг лежащего человека.

«Кто же так стреляет!?»

А нападавший, не обращая внимания на летящие пули, уже целился в генерала. Свирский лёжа передёргивал затвор автомата, когда в сантиметре от его головы прошли две пули. И тут же очередь из Калашникова. Свирский резко приподнялся, направив ствол в сторону человека в чёрном, но понял, что стрелять уже не нужно. Тот лежал неподвижно в грязи, а там, где должна быть голова, вся земля была забрызгана чёрной жидкостью.

«Сколько их ещё?»

Выставив перед собой автомат, он выглянул из-за машины. К нему приближался босой мальчишка в трусах и в майке с Калашниковым в руках.

— Свои! Свои! — Отчаянно закричал он и в доказательство поднял вверх руки с автоматом.

Мальчишка был худой, долговязый и нескладный. Он застыл на месте с поднятым автоматом. У генерала подкосились ноги, и он тяжело сел, прислонившись к колесу машины. Мозг заволокло чёрным туманом, и очнулся он от голоса:

— Вы ранены, товарищ генерал?

Над ним склонился мальчишка в майке и с автоматом. По голове и телу бежали капли дождя. Зрелище было нелепым.

«Кто это? Откуда он взялся?»

Спрашивать не было сил.

«Оксана!»

Свирский резко рванулся. Мальчишка испуганно отскочил.

Через заднюю дверь он наклонился над ней, лежащей на полу салона.

— Всё. Закончилось. Вставай!

Он стал тянуть её, но она не реагировала.

— Ну, вставай же! Закончилось.

Его руки наткнулись на что-то липкое.

— Товарищ генерал!

Сбоку появилось лицо мальчишки.

— Помоги мне! — приказал Свирский.

— Товарищ генерал! Мёртвая она.

Он с ужасом взглянул на свои руки. Они были все в крови. Свирский распрямился, всё ещё не отрывая взгляда от рук, и его опять укрыла чернота.

Он не знал, сколько просидел возле машины. Когда окружающий мир, наконец, сфокусировался, он увидел перед собой мальчишку с автоматом, стоящего босиком в луже, и женщину, которая причитала, ощупывая его, как будто не верила собственным глазам.

— Колька! Колечка! Жив.

Она разревелась, сдёргивая с себя кофту и пытаясь укрыть ей мальчишку.

— Как же ты? Замёрзнешь!

— Подожди, мам! — отбивался парень.

В отдалении застыли какие-то фигуры мужчин и женщин.

«Что они здесь делают? Чего они ожидают?» — Пришла на ум ленивая мысль.

— Товарищ генерал! — опять возникло лицо мальчишки. — Нельзя вам тут. Пойдёмте к нам! Мы живём в этом подъезде. Пойдёмте! Вы не ранены. Я осмотрел. Нас учили. Ну, пойдёмте же! Мам! Помоги!

Они вдвоём помогли ему встать на ноги. Он не сопротивлялся.

«А как же она?»

Но они под руки уже вели его к подъезду. Ноги плохо слушались. Генерал взглянул на машину сопровождения. Стёкла осыпались от количества пуль, которая она получила. Из неё тоже не успели сделать ни одного выстрела в ответ.

Когда уже входили в квартиру на первом этаже, вдруг забухали сапоги и подъезде, и, тяжело дыша, появились военные с автоматами наперевес.

— Товарищ генерал! — козырнул один из них.

— Вот отсюда! — зарычал Свирский. — Обеспечьте охрану места происшествия! И вызовите транспорт!

Не дожидаясь ответа, тяжело прошёл внутрь квартиры. Женщина, хлопоча, провела его в малюсенькую ванную.

— Ой! Вы же весь в крови. Сейчас я воду включу. Слава богу, есть сегодня. И полотенце принесу.

Свирский опёрся руками на умывальник и взглянул на себя в зеркало. На него глядело измождённое лицо старика с пятном крови на щеке. Он не узнавал себя.

«Что теперь? Зачем всё теперь? Зачем?»

И он второй раз в жизни заплакал.

Глава 4

Генерал сидел на краю ванной в состоянии полной апатии. Где-то в глубине сознания проскальзывала мысль о том, что нужно привести себя в порядок и выходить наружу. Он не мог сидеть здесь бесконечно. Свирский заставил себя умыться и вымыть руки. Куртка и брюки были безнадёжно испачканы кровью. Оттирать их было бессмысленно. На рубашке были огромные пятна пота под мышками.

За дверью кто-то басил, выспрашивая у парня. Тот отвечал тенорком:

— Ну, я выскочил, в чём был, и увидел, как он расстреливает машину.

Потом:

— Не. Я только одного уложил. А второго — товарищ генерал.

За расспрашивающим закрылась входная дверь. Меньше всего генералу хотелось бы, чтобы его в таком виде увидел кто-либо из подчинённых.

В голове мелькнула мысль:

«А почему на меня? Почему сейчас?»

Нападавшие явно были кавказцами. Это он понял. Покушение было тщательно спланировано. Они поджидали именно его. Отомстить за Кавказ? Зачем посылать так далеко? Он — не та фигура, за которой следовало бы охотиться, чтобы отомстить. Генерал служил в штабе и не принимал непосредственного участия в военных действиях. Тогда почему?

Там, в Таджикистане, прежде чем атаковать, напали и тяжело ранили командующего.

Мысли в голове перекатывались, как тяжёлые шары.

«Сначала организовали покушение, затем попытались взорвать штаб, и только потом пошли на них из Афгана. Покушение, штаб, атака. Штаб!»

Свирский рывком открыл дверь.

— Николай! — вспомнил он имя парня.

Тот возник в дверном проёме, явно испуганный. Он уже успел одеться. Из-за спины выглянула ещё более испуганная мать.

— Быстро в мою машину! Возьми оттуда мой коммуникатор! Быстро!

— Есть!

Парень рванул к входной двери, на ходу схватив в руки автомат.

«Хорошо обучил их комендант со своими отставниками», — автоматически отметил Свирский.

— Простите! Как вас зовут? — Обратился он к появившейся матери парня.

— Ирина Александровна.

Генерал попытался придать своему голосу теплоту, но он предательски дрожал. Свирский не узнавал себя.

— Ирина Александровна! У вас не найдутся мужские брюки. Мне срочно нужно в штаб, а я не могу явиться туда в таком виде.

И он показал на себя. Потом добавил:

— Я верну.

Та захлопотала.

— Да, конечно же. От моего мужа остались. Он сейчас на Амуре служит.

На Амуре шли самые кровопролитные бои с китайцами.

Она быстро вернулась с тёмно-коричневыми брюками.

— Вот. Вам подойдут.

В это время влетел Колька с коммуникатором, который держал за антенну. Тот был перепачкан кровью. Он знал, чья это кровь. Генерал прошёл в ванную и стёр кровь полотенцем. Он действовал, как автоматический механизм. Свирский знал это состояние. Знал по всем войнам, которые прошёл.

Он стал набирать номер. Пальцы плохо слушались, но, в конце концов, удалось соединиться.

— Дежурный, капитан…

— Отставить! Свирский. Весь личный состав дежурного взвода на улицу! Выставить блокпосты на всех подъездных путях к зданию штаба в радиусе 50 метров! Останавливать весь транспорт без исключения! В случае неподчинения, стрелять на поражение! Без предупреждения! Приказ поняли?

— Так точно! Взять под охрану…

— Отставить! Выполнять! Под твою личную ответственность, капитан. Стрелять на поражение! Выполнять немедленно!

Он опять вышел из ванной в коридор. Там стояли перепуганные мать с сыном.

— Николай! — ещё раз обратился к нему генерал. — Какой транспорт во дворе?

— Микроавтобус медпомощи.

— Подойди к старшему по званию и скажи, чтобы подогнал его вплотную к подъезду! И чтобы убрал всех зевак! Задачу понял?

— Так точно! — рявкнул парень и рванул к двери.

Он не расставался с Калашниковым.

«Хорошим будет солдатом».

Пока тот бегал, генерал натянул на себя брюки отца парня. Мужик был здоровым, и они болтались на животе. Он, как мог, затянул их ремнем из форменных брюк и свернул в узел свои и куртку. Посмотрел на себя в зеркало. На него глядел боец. Не старик, а боец.

— А вот сейчас повоюем, гады! — сказал он вслух и вышел из ванной.

— Готово, товарищ генерал! — доложил Колька.

Прежде, чем уйти, он обратился к парню:

— Благодарю за службу!

Тот вытянулся.

— Служу народу!

Это был девиз, который ввёл главнокомандующий и который быстро прижился. Это была поистине народная война. Каждый из народов воевал за выживание. Как в Великой Отечественной.

Свирский пожал ему руку.

— Я прослежу за твоей военной карьерой, — пообещал он.

— Спасибо, товарищ генерал.

Следующей была его мать. Молодая женщина, но с сетью морщин на лице от постоянной борьбы за выживание.

— Ирина Александровна! Спасибо за всё. За Николая. Он будет настоящим мужчиной.

Она смутилась, но быстро пришла в себя.

— А та женщина в машине, она…

«Что скрывать? И так весь город знает».

Генерал посмотрел в сторону.

— Да.

Он повернулся к двери, чтобы не видеть слёз, которые хлынули из глаз матери Кольки.

Выйдя из подъезда, он сразу же нырнул на переднее сидение микроавтобуса санитарной службы. К нему подскочил сержант.

— Кто внутри?

Автобус был старенький, рассчитанный на перевозку двух тел.

— Женщина и один из рядовых, — доложил сержант.

Оксана опять была с ним в одной автомашине.

— Когда будете выгружать, прикройте носилки и проследите, чтобы не было посторонних, — сказал он, глядя в пространство.

За всю жизнь он видел несчётное количество трупов и знал отношение к ним тыловых служб.

— Не беспокойтесь, товарищ генерал. Всё сделаем по-человечески. — Совсем не по-уставному вдруг ответил сержант.

Свирский сфокусировал взгляд на говорившем. Человеку с сержантскими погонами было глубоко за пятьдесят. Это был резерв начмеда.

И добавил, как будто прочитав его мысли:

— Вы можете переместиться в салон. Я думаю, что вам там будет лучше.

Но переместиться в салон генерал не успел. Грянул оглушительный взрыв и в округе посыпались стёкла. Перепуганные люди бросились по подъездам. Из-за домов поднялся столб дыма.

Он знал, что произошло. Началась война.

Глава 5

Генерал шагнул внутрь через выбитую входную дверь штаба. К нему по битому стеклу бросился капитан, на ходу начав доклад: «Дежурный…». Вид у него был испуганный.

— Отставить! — на ходу бросил Свирский.

Тут он заметил группку офицеров, которые вытянулись, увидев его. Все были перепуганы.

«Вояки, мать их! Одного взрыва испугались. Стоят. Обмениваются впечатлениями».

Генерал вспомнил о чужих, болтающихся на нём брюках.

«И я перед ними, как чучело».

И бросил на ходу дежурному:

— Чтобы через три минуты все были на своих местах!

Свирский бросился вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки. Лифты много лет назад сломались и с тех пор не работали. Как назло по пути попадались офицеры, которые, увидев его, жались по стенам. Когда он достиг третьего этажа, внутри всё кипело.

«Не офицеры, а бабы какие-то».

Потемнело в глазах.

«Только бы сейчас не укрыло!»

Но обошлось. Он достиг двери кабинета и никак не мог вставить ключ в замок.

Наконец, очутившись внутри, он вздохнул с облегчением. Это была его территория, и здесь никто не мог его видеть в идиотском облачении. Коммуникатор мигал и гудел, но генерал не обращал на него внимания. Он распахнул шкаф и вынул большой пакет. Там было то, к чему он привык за многие годы, без чего чувствовал себя так некомфортно на войне.

Свирский закрыл на ключ дверь и скинул с себя одежду, как шкуру из прошлой жизни и зашвырнул её в угол кабинета. Начиналась новая жизнь. И она требовала полевой военной формы. Камуфляжа.

Он ответил по коммуникатору командующему округом, который никак не мог с ним связаться. С экрана на него глядело сухощавое лицо типичного «кабинетного» генерала в золотистых очках.

Спросив для приличия, не пострадал ли он, командующий, без обиняков, приступил к делу:

— Я понимаю ваше состояние после того, что произошло, но ваше объявление тревоги считаю преждевременным.

Свирский про себя называл командующего «бухгалтером» за умение оперировать в разговоре тоннами и кубометрами. Поэтому первое, что он сделал после взрыва, это — связался с Ворониным. Полковник долго не отвечал, но, в конце концов, Свирский услышал хриплое представление, на которое ответил лишь:

— Жив?

Он почувствовал облегчение, что подчинённый почти не пострадал. Отделался лёгкой контузией. Генерал не представлял, кем бы он мог заменить Воронина. Тот был человеком на своём месте. Узнав, что штаб хоть и пострадал, но может функционировать, Свирский приказал объявить боевую тревогу во всех частях укрепрайона, что было тут же продублировано в штаб округа в Севастополе. Теперь приходилось давать объяснения.

— Мы не можем беспричинно провоцировать румынскую сторону.

Командующий всё ещё считал правый берег Дуная румынской стороной, а не турецкой и арабской.

«Россия за свою историю проспала столько войн! И он хочет, чтобы мы проспали очередную».

Генерал думал об этом, спускаясь по лестнице в центр управления и держа коммуникатор перед собой. Он шёл уверенной поступью туда, где сейчас был нужен. Он был одет для войны. Он был готов к войне. Командующий продолжал что-то говорить с экрана, а ему было всё равно, что о его решении думают другие люди. Он направлялся воевать.

— У меня есть важные сообщения, и я доложу вам позднее.

Свирский отключил связь, открывая дверь центра управления.

«Пусть думает, что хочет!»

А в том, что эти сообщения будут, он был уверен.

— У нас нет связи с Измаилом, — первое, что он услышал внутри от оперативного дежурного.

Центр не пострадал, так как находился в подвале и не имел окон. Взрыв произошёл метрах в двадцати-тридцати, и на его месте осталась огромная воронка. От машины, которая пыталась прорваться, не осталось ничего. В штабе были выбиты все окна, а в соседних домах даже обвалились несколько балконов. Были убитые и раненые, и потери подсчитывались.

— Что говорят соседи?

— Артиллеристы видели самолёты, и столб дыма над городом.

Помощник дежурного вмешался, держа в руке телефонную трубку.

— Полковник Онушко по обычному телефону.

Генерал схватил трубку.

— Жив? — во второй раз за день спросил он.

Штаб в Измаиле был разрушен бомбами с двух самолётов, которые на низкой высоте прошли со стороны Румынии. Система ПВО не успела сработать.

«Опять проспали!» — подумал он.

Онушко повезло, что он с утра поехал на объект.

— Приказ знаете?

— Уже разворачиваем все силы.

— Быстрее! Они уже атакуют. И организуйте новый узел связи!

В это время на большом мониторе опять возник командующий округом.

«Ну, что? Ещё сомневаешься?» — Думал генерал, докладывая о событиях в Измаиле.

— Прошу поднять авиацию и направить в дунайский сектор. И немедленно вывести в море сторожевые корабли. Можем ожидать удара с моря.

По лицу командующего округом не было понятно, как он отнёсся к просьбе генерала. Оно было бесстрастным.

— Разведывательные самолёты получили приказ на вылет. Остальные меры будем принимать по мере необходимости.

В этот момент кто-то отвлёк внимание командующего, и он отвернулся от экрана. Потом возник вновь.

— Регулярно докладывайте об обстановке! — сказал он деревянным голосом, и экран померк.

У генерала всё кипело внутри. Самолёты-разведчики мало, что могли увидеть на земле. Их приборы рассчитаны на наблюдение за техникой, а здесь будут небольшие группы, которые они не засекут из-за низкой облачности. Флотские доберутся до них не раньше, чем через сутки. Ещё есть две мобильные бригады вдоль береговой линии от Николаева до Крымского полуострова. Он взглянул на экран с картой округа, прикидывая, за сколько времени они смогут добраться до Дуная, но вдруг услышал срывающийся голос помощника оперативного дежурного:

— Товарищ генерал!

Тот показывал пальцем на экран монитора с текстовыми сообщениями из штаба округа. По его лицу генерал понял, что случилось что-то чрезвычайное.

— Они взорвали штаб в Кишинёве.

Генерал читал бегущие по экрану строчки, и внутри у него похолодело.

«Это означает, что они пойдут по всему протяжению границы по Дунаю и Пруту. А для этого им нужно не менее 200 тысяч человек, и они у них имеются. Плюс вторая волна — не менее 100 тысяч».

За столько лет войны их штабы на берегу Персидского залива научились планировать операции. И людских ресурсов у них хватало. Там были готовы идти на смерть с Кораном в руках, если мулла приказал.

И ещё одна горькая мысль:

«Опять проспали! Как они смогли сконцентрировать такие силы?»

Он услышал:

— Товарищ генерал!

По всему сектору вдоль Дуная пошли сообщения. С противоположного берега начали переправляться вооружённые отряды на катерах, надувных лодках и плотах. Тысячи плавающих средств.

Генерал взглянул на направление ветра. Артиллерию с ОВ применять невозможно. Потравит своих. Когда принимали решение об атаке, они явно просчитали и фактор ветра.

«Значит, придётся биться по-старинке».

И от этой мысли стало плохо. Сколько смогут продержаться?

Он получал сообщения, автоматически отдавал приказы, связался со штабом округа и потребовал подкреплений. Дали одну из двух мобильных бригад. Подняли в воздух вертолётные группы. Бои шли по всему протяжению Дуная. Успел взглянуть на экран с сообщениями с других участков. Тоже, что и у него. В Молдове попытки форсировать Прут по всему протяжению реки.

«Подкрепления из Киевского военного округа в первую очередь пойдут туда, — решил он. — Мы слишком далеко. Мы на окраине».

А это означало для него одну простую вещь. После того, как мобильная бригада пройдёт к месту боевых действий, будет задействован секретный план. Начнётся эвакуация гражданского населения за Днестр. Если не пришлют подкреплений, с одной бригадой долго на Дунае они не продержатся.

Глава 6

У себя в кабинете генерал попытался придти в себя. Его опять чуть не укрыла темнота в подвале, где размещался оперативный центр управления. Отдышавшись, он решил подняться к себе. Не хватало бухнуться в обморок перед подчинёнными в первый день военных действий!

На столе стоял коммуникатор, по экрану которого бежали строчки с запросами, докладами, приказами из штаба в Севастополе. Абсолютное большинство их касалось молдавского направления. Размах вторжения там был шире, и отсутствовал местный штаб, который был взорван смертником.

А на Дунайское направление перебрасывалась лишь одна бригада, которая должна подойти только ночью. На остальные просьбы из штаба округа приходил один ответ: «Обходиться имеющимися силами». А они были малы по сравнению с масштабом атаки. Турки и арабы приспособили под плавающие средства всё, что нашли, в дополнение к тысячам надувных лодок, на которых пытались пересечь реку. Самолёты и артиллерию применять против них было бессмысленно. Это — то же, что стрелять из пушки по воробьям. Ветер препятствовал применению отравляющих веществ. Выручали вертолёты, но и они не могли справиться с массовым потоком лодок. И огонь по ним вёлся противником из всех имеющихся средств. Несколько машин уже потеряли. Оставалось лишь стрелковое оружие и миномёты. И надежда на стойкость защитников.

По экрану побежали строчки приказа из Москвы. Из Киевского военного округа на молдавское направление перебрасывались некоторые из воинских частей, стоявших на границе с Польшей. Генштаб решил рискнуть. По-видимому, в Молдове складывалась тяжёлая ситуация. Поляки так и не смирились с поражениями и не скрывали, что попытаются восстановить Великую Польшу ещё раз. Тогда, в 2013 году, они пересекли белорусскую границу и двинулись вглубь страны под предлогом помощи «демократическим» силам, которые пытались расшатать ситуацию. На самом же деле их целью было отторжение западных областей Белоруссии. В ответ Путин бросил бронетанковые войска и окружил и полностью разбил поляком перед Минском. НАТО не успело придти на помощь, и в самой организации произошёл раскол. Польша двинула войска, не проконсультировавшись с другими участниками.

Вторая попытка была сделана год спустя на Украине, где в результате политического коллапса воцарилась анархия, и улицы попали под власть бандитов и мародёров. Россия ввела войска в восточные области и в Крым и стала жёсткими мерами наводить порядок. Польские войска сначала двинулись в западные области, а затем попытались взять под контроль Киев и большую часть Украины. На этот раз им помогали войска из некоторых стран НАТО. Столкновений с российской армией избежать не удалось, и они переросли в крупномасштабные бои. Включилась американская авиация и морские пехотинцы. России удалось с большими потерями выбросить с территории Украины натовские войска в значительной мере потому, что Америка была занята своими внутренними проблемами и смогла оказать лишь ограниченную поддержку.

После прихода к власти в США чернокожего президента, то ли Осамы, то ли Орамы, произошла вспышка чёрного экстремизма. Лидеры объявили христианство религией белых эксплуататоров и переметнулись в ислам. На нефтедоллары, полученные от арабских шейхов, чёрные, вооружившись, стали средствами террора вынуждать белое население покидать южные штаты. Президент не предпринимал действенных мер по пресечению вспышки экстремизма, а его жена прямо выражала сочувствие лидерам сепаратистов. Произошёл раскол между Конгрессом и исполнительной властью, и страна стала погружаться в хаос, приведший её к распаду на несколько частей. Без роли Америки в качестве мирового полицейского и поставщика дешёвого продовольствия весь мир стал ареной междоусобных сражений.

Польша, отделённая от исламского мира буфером из других государств, лишь дожидалась момента, чтобы вновь вернуть «захваченные москалями земли», поэтому на границе приходилось держать воинский контингент. Генерал прикинул, откуда ещё он мог бы просить подкреплений. Получалось, что неоткуда. На всех направлениях шли бои.

На глаза попался ком одежды в углу, и опять сжало горло. Нужно было сделать то, на что он никак не мог решиться.

«Давай, генерал!» — приказал он сам себе и взялся за телефонную трубку.

Голос у матери Оксаны был слабым.

— Галина Алексеевна! — начал он и осёкся.

Она заплакала.

— Виталий Сергеевич! Я до сих пор не могу поверить. За что? За что её?

— Война, Галина Алексеевна. А на войне первыми гибнут лучшие. А она была лучшей. Для меня.

Они оба помолчали.

— Вы берегите себя! Я сегодня уезжаю. Уже всё собрала.

— Куда же вы поедете? Не нужно никуда уезжать. Вы можете остаться.

— Нет. Я не могу. — Грустно сказала она. — Мне всё кажется, что Оксаночка вот-вот войдёт. Я не могу здесь оставаться. Не могу.

Она опять расплакалась.

— Я вас понимаю. Хорошо. Вот только как с…?

Генерал никак не мог выговорить слово «похороны».

— Мне позвонил Михаил Ильич. Он сказал, что всё организует. Завтра.

«Молодец начмед!»

— Завтра и увидимся, Виталий Сергеевич. Вам, наверное, нужно делами заниматься.

«Делами заниматься» прозвучало совсем по-домашнему. Знала бы она, какие у него сейчас «дела».

— Я оставила суп в холодильнике.

«Этому супу ещё долго придётся стоять в холодильнике».

Он сам не представлял, как он вернётся в дом, где всё напоминало об Оксане.

— Галина Алексеевна! Возьмите с собой все продукты! Все. Мне сегодня выдадут. И я пришлю за вами машину. Обязательно дождитесь!

Разговор, казалось, отнял все силы. Генерал встряхнул головой.

«Нужно заняться текучкой! Потом будет некогда».

Он взялся за селектор. Машину, чтобы перевезти маму Оксаны. Койку в кабинет. Питание. Испачканную кровью форму в чистку. Поручение отвезти брюки матери Кольки. Отметить самого Кольку. Он заслужил. Личное оружие. Его Макаров остался на месте схватки с террористами. Начмед.

— Похороны завтра в 2 часа, — доложил тот. — Я организую машину за матерью Оксаны.

— Спасибо, Михаил Ильич!

Генерал знал, насколько был занят начмед отправкой полевых госпиталей в район боёв и был действительно благодарен ему за такт и понимание.

Свирский просмотрел на коммуникаторе последние снимки, сделанные беспилотниками. Сотни полузатопленных надувных лодок плыли вниз по течению. Но ещё больше сновали по реке, перевозя небольшие группы на левый берег, туда, где были бреши в обороне, и где им удалось закрепиться. Они применяли китайский метод, с которым он сталкивался на Амуре.

«Тяжёлая работа предстоит мотострелковой бригаде, которая придёт завтра».

Им придётся ликвидировать очаги обороны закрепившихся отрядов с использованием артиллерии и бронетехники. А у нападавших имелось большое количество средств борьбы с танками. Это было видно на снимках.

«Ну, что же. Завтра будет завтра, а сегодня мы ещё повоюем».

Все присутствующие вскочили с мест, когда он вошёл в комнату.

«Наконец-то, осознали, что они военные. И для этого нужно было, чтобы началась война. — Автоматически подумал Свирский. — Раньше еле задницы отрывали от стульев».

С самого утра генерал договорился с Ворониным, что пока он будет находиться в командном центре, тот наведёт порядок в здании штаба и в головах у офицеров после взрыва. Судя по всему, полковник справился с поставленной задачей. Свирский почувствовал это по атмосфере в комнате.

Теперь нужно было сделать неизбежное.

— Начальник контрразведки!

Круглое лицо с ёжиком волос испугано взглянуло на него из-за стола. Генерал даже не мог вспомнить фамилии офицера. Тот всегда держался незаметно, не напрашивался на доклад.

«Ошибку ты сделал, генерал! Ох, ошибся! Смертельно ошибся! Не проконтролировал придурка».

Когда началась война, Путин объединил и отдал в подчинение армии все разведывательные и контрразведывательные ведомства. Решение было несомненно правильным, но в армию пришли тысячи новых людей, до того надевавших форму только раз в году на какой-нибудь праздник и не знающих специфики службы в вооружённых силах. Происходили конфликты, совершались трагические ошибки. Тут был один из этих случаев.

— Встать! — рявкнул он.

Офицер поспешно вскочил, продолжая испуганно глядеть на него.

— В городе действуют группы диверсантов. Что делает контрразведка? Ничего. Вы не справились со своими обязанностями и отстраняетесь от занимаемой должности.

Тот всё ещё стоял, пытаясь осознать сказанное.

— Выйдите из комнаты! — приказал генерал.

Офицер неловко повернулся, чуть не опрокинув стул, и направился к двери.

«Так и не научился ходить, как подобает офицеру», — отметил он про себя.

— Подготовьте приказ о снятии с должности и разжаловании в лейтенанты, — обратился генерал к Воронину, когда закрылась дверь. — И направьте лейтенанта в распоряжение Онушко. Пусть повоюет!

А уж полковник-то будет знать, как распорядиться новоиспечённым лейтенантом. Об этом генерал позаботится.

Дальше Воронин доложил о состоянии штаба. При взрыве погибли два солдата, которые открыли огонь по прорывавшейся к зданию автомашине, и один офицер, который в это время случайно находился поблизости. Несколько офицеров в знании были контужены и пострадали от осколков вылетевших оконных стекол. Но в целом штаб мог работать, хотя внутри и было холодно. Застеклить окна не представлялось возможным, так как в городе просто не нашлось такого количества стекла. Поэтому отрядили группу на давно закрытый рынок Седьмой километр, чтобы там оторвали пластиковую обшивку от оставшихся павильонов и забили ей окна вместо стёкол, чтобы хотя бы как-то сохранять тепло внутри здания.

В результате взрыва были убитые и раненные среди гражданского населения в прилегающих домах, и их количество уточнялось.

Свирский распорядился, чтобы посмертно отметили погибших солдат. Ценой собственных жизней они спасли штаб и офицеров.

Пошли доклады начальников, и Свирский понял, что штаб работает, а значит, управляет войсками. Он поставил офицерам задачи и быстро закончил совещание. Сегодня ещё предстояло многое сделать.

Глава 7

Он оказался на ногах, ещё до того, как осознал, что произошло.

«Взрыв, — пронеслось в мозгу, когда пол заходил под ногами. — Опять не попали!»

До заката солнца Свирский успел облететь на вертолёте район боёв вдоль Дуная. Снимки с беспилотников давали лишь картину отдельных участков, спутниковая информация была недоступна из-за облачности. Поэтому, чтобы иметь полное представление о происходящем, пришлось рискнуть и сделать облёт самому. То, что он увидел, не вселяло оптимизм. Турки и арабы всё ещё удерживали ряд плацдармов на левом берегу, и было ясно, что до наступления темноты сбросить их оттуда не успеют. А за ночь они смогут перебросить через реку подкрепления, которые сплошным потоком шли из глубины Румынии к Дунаю. Недостатка в людях у них не было. Выросло целое поколение молодых людей, которых обучили лишь нескольким цитатам из Корана и стрельбе из автомата. Продуктов питания было недостаточно, чтобы прокормить стремительно растущее население, и их посылали на север, где сидели неверные, из-за которых аллах разгневался и наслал на них свои кары. И они шли, ослеплённые фанатизмом, чтобы тысячами умирать, переправляясь через реку, потому что это было высшей наградой — погибнуть во имя аллаха в бою с неверными и таким образом обеспечить себе место в раю.

То, что румыны их пропустили, не удивляло. Они всегда были продажными. Удивляло другое: как разведка не засекла массового передвижения подобного количества живой силы. Даже если они передвигались небольшими группами и в ночное время. По его приблизительным подсчётам на дунайском и молдавском направлениях атаковали не менее 200 тысяч человек. Ещё столько же были на подходе. Единственное объяснение — как всегда действовали по шаблонным схемам, которым офицеров обучили в академиях. И уроки Средней Азии и Китая так и не пошли на пользу.

Утомлённый тяжёлым первым днём войны, генерал заснул на койке в своём кабинете, закутавшись в шинель, так как температура в помещениях штаба была не намного выше, чем снаружи. В здании штаба не было ни единого целого стекла, и окно в его кабинете было забито куском пластика, который оторвали от одного их старых уличных павильонов.

И вот теперь он стоял, озираясь, посреди своего кабинета, стараясь сообразить, что произошло.

Коммуникатор на столе жужжал и мигал красным светом. В щели в окне мелькали вспышки. Где-то разгорался пожар.

Когда он прочитал сообщение на экране коммуникатора, то забыл о том, что произошло снаружи. Нужно было срочно действовать на фронте, а потом разбираться, что произошло на месте. Береговое наблюдение засекло движение к черноморскому берегу большого количества судов. Направление — в тыл оборонявшихся частей.

«Десант».

Свирский взглянул на часы.

«Проспали!»

Суда были небольшими и прошли, прижимаясь к румынскому берегу, поэтому не были замечены на радарах. Облачность не позволяла засечь передвижение судов со спутников Союзного государства. Шторм закончился. Бригада мотострелков достигнет места высадки не ранее, чем через два часа. Сторожевики подойдут только к утру.

«Всё предусмотрели! Китайцы помогли. Без их спутниковой информации так бы не просчитали».

Он стал зачитывать приказ мотострелковой бригаде направиться к месту высадки, и коммуникатор послушно переводил его слова в текст на экране, который одновременно появлялся на аппарате командира бригады и в штабе округа.

В кабинет, не спросив разрешения, торопливо вошёл Воронин и сел рядом. Сейчас было не до субординации. Он тоже ночевал в здании штаба.

— Что там произошло?

Воронин, молча, показал на сообщение, появившееся на экране. Два самолёта на низкой высоте попытались прорваться к городу со стороны Румынии. Один был сбит силами ПВО, а другой сделал манёвр и увернулся от ракеты, но не смог сбросить бомбы точно на цель, и они попали в район жилых домов. А целью, судя по всему, было здание штаба.

— Знают, что не удалось взорвать. Агентура работает. Со спутника нас не видно.

— Мне доложили, что не могут разыскать бывшего контрразведчика. Исчез.

Генерал посмотрел на заместителя долгим взглядом. Он сталкивался со случаями, когда в Средней Азии сержанты и солдаты обменивали военное имущество, оружие и боеприпасы на водку и наркотики. Казалось, что людей невозможно было испугать трибуналами и расстрелами. Но чтобы предал офицер такого ранга, с таким он сталкивался впервые.

— Найти и под трибунал! — приказал он, хотя понимал, что в подобных обстоятельствах всем было просто не до поисков сбежавшего офицера.

Прошло сообщение, что ещё два самолёта попытались прорваться к единственному мосту через Днестр, по которому в это время проходила мотострелковая бригада, но были сбиты силами ПВО. Арабы всё ещё располагали авиацией, которую этим странам успели поставить Россия и Америка до войны, хотя значительное количество боевых машин было уничтожено в результате рейдов авиации Израиля. Но вместо них Китай в обмен на нефть стал поставлять им устаревшие самолёты Сухой, которые там скопировали и продавали всем желающим.

— Тоже знали, когда следует атаковать, — констатировал генерал.

Теперь предстояло самое сложное. Свирский набрал на коммуникаторе код командующего округом.

— Знаю, знаю! — без приветствий начал тот. — Решение правильное. Бригада пойдёт на уничтожение десанта.

Он устало глядел на Свирского с экрана.

— Прошу поднять авиацию. В районе предполагаемой высадки у нас войск нет. Все на дунайском рубеже. Нужно как-то задержать высадку десанта до прибытия бригады.

Оба военных понимали, что одна авиация не способна уничтожить сотни мелких судов, приближающихся к берегу.

— Лётчики устали. Кроме того, им поставлена задача на сегодняшний день на молдавском направлении. Могу направить лишь несколько машин. Обходитесь имеющимися вертолётами!

Свирский знал, что его вертолётчики тоже смертельно устали за день боёв.

— Погода будет вам благоприятствовать, — добавил командующий. — И ветер тоже.

На своей должности он был более осведомлён, чем Свирский. По-видимому, где-то там предпринимают меры по управлению погодой, разгонят облака и изменят направление ветра. Тогда будет возможно применение ОВ артиллерией.

— Нам требуются подкрепления! У противника большой численный перевес.

— Они всем требуются. Передаю вам вторую мобильную бригаду береговой обороны. Приказ уже отдан. Других частей просто нет.

Свирский мысленно прикинул, когда она сможет прибыть на место боёв.

— Эта бригада должна занять оборону на берегу Днестра, — послышалось из коммуникатора.

Генерал подумал, что ослышался.

«Причём здесь Днестр?»

— Да. Создать рубеж на берегу Днестра. — Подтвердил командующий.

Он смотрел в упор с экрана коммуникатора.

— И задействуйте план 1276! Выполнять! — Приказал он прежде, чем его изображение исчезло с экрана.

Если у генерала ещё были сомнения, то теперь они рассеялись. В штабе округа уже были готовы к потере придунайской области и готовились к обороне по Днестру.

На него глядел Воронин, ожидая приказаний. Его заместитель не имел представления о плане 1276. По должности не полагалось.

— Получите в секретной части пакет с планом и подготовьте приказ! — скомандовал Свирский.

Воронин ожидал разъяснений. Генерал взглянул на изображение на коммуникаторе. Бригада уже прошла мост через Днестр.

— Приказ о немедленной эвакуации населения. Использовать все средства транспорта! Кому не хватает, тот уходит пешком! Брать только самое необходимое! Для расселения использовать все свободные помещения в городе!

Воронин был в таком же состоянии, как и он сам. Недоумения и беспомощности. «Как же так? Как отступать со своей земли?» Но это было приказом, и его следовало выполнять. Полковник медленно поднялся и побрёл к двери. Он даже забыл соблюсти положенные формальности при уходе от старшего по званию, о которых никогда раньше не забывал.

Этого приказа Свирский внутренне ожидал и понимал его необходимость. По предыдущему военному опыту он знал, что территориальные войска хорошо воюют только в районах проживания. Как только возникают осложнения, как на Кавказе, бойцы бросают свои части и боевую технику и бегут с одним автоматом защищать свой дом и свою семью. В результате и семью не могут спасти, и сами гибнут, и теряется боевая техника. Поэтому семьи должны находиться в безопасности.

Но этот приказ ещё приведёт к панике, закупорке единственной дороги потоком беженцев, затруднениям в снабжении войск.

Где-то за окном вовсю полыхало пламя. Он уже получил сообщение о десятках погибших от взрыва бомб, которые были предназначены ему и штабным офицерам. В эту войну, в отличие от двух других мировых, потери среди мирного населения были значительно выше, чем у военных. Это была война на уничтожение. Полное уничтожение.

Генерал взглянул на карту. За условными значками разных цветов стояли люди, которые сошлись на широкой реке, чтобы уничтожить других или погибнуть за свою идеологию, за свой образ жизни, за своих близких.

«Сегодня будет решающий день. Сегодня будет потеряно много жизней».

Глава 8

Он возвращался на вертолёте в Одессу. И, конечно, опаздывал.

С утра Свирский прилетел в организованный Онушко штаб, чтобы на месте командовать войсками. Его пришлось перевести в Татарбунары, так как в Измаиле становилось опасно. Город постоянно обстреливался реактивными снарядами с противоположного берега. За ночь турки и арабы перевезли через реку подкрепления на участки, где им удалось закрепиться днём ранее. Но, как обещал командующий округом, облака почти рассеялись, и изменился ветер. А значит, можно было применить самое действенное оружие в данной ситуации — ОВ. Но у артиллеристов практически не было опыта применения отравляющих веществ, а он насмотрелся на действия с применением ОВ в Средней Азии. Поэтому Свирскому пришлось на месте отдавать приказы с учётом направления ветра. ОВ — штука коварная.

— Только не потравите своих, — повторял он вновь и вновь.

Над Дунаем поплыли коричневые облака от взрывов химических снарядов. Но ветер всё ещё был силён, и ОВ быстро рассеивались. А с другого берега переплывали всё новые и новые лодки с фанатиками, которые бросались людскими волнами на минные поля и на окопавшихся защитников. Проблем с людскими ресурсами на том берегу не было. То тут, то там сходились в рукопашную, и тогда защитников одолевали численным преимуществом.

— Но там же свои! — кричал в трубку артиллерист, когда ему давали координаты.

— Своих там сейчас добивают. Огонь! — Орал генерал в ответ.

И на том месте, где только что шёл бой, поднимались ядовитые грибы, и никто не оставался в живых. Война — занятие жестокое.

На побережье вертолёты ночью не смогли уничтожить первую волну десантных кораблей, и к приходу мотострелковой бригады несколько сот десантников уже успели закрепиться на берегу. Высадились в том месте, где практически не было укреплений и минных полей. Китайцы помогли информацией со своих спутников. На снимках с беспилотников было видно, как вдоль побережья дрейфовали десятки полузатопленных кораблей, но, несмотря на действия авиации, всё новые и новые суда приставали к берегу, подвозя подкрепления. ОВ тоже были задействованы, но их эффективность была слабой. Ветер! Когда бригада сможет справиться с десантом, не было ясно. И, сумеет ли справиться, тоже.

Сторожевики не дошли до места высадки. Турецкий флот вышел на поддержку десанта, и в море шло сражение.

Подобного крупномасштабного нападения не ожидал никто. Со штабом округа невозможно было связаться. Все линии связи были задействованы. На всех направлениях шли ожесточённые бои.

В промежутках между докладами и указаниями подчинённым Свирский бросал взгляд на полную карту боёв, к которой он имел доступ на своём коммуникаторе. У его подчинённые такой возможности не было. И с каждым разом настроение у него ухудшалось. Как кадровый военный с большим стажем он понимал, что их участок находился на крайнем фланге фронта, и им пожертвуют, чтобы добиться успеха на основном участке. Такова логика войны. Фактически ими уже пожертвовали, направляя все резервы на другие направления. Они сражались только за то, чтобы выполнить план 1276. Чтобы успеть вывести гражданское население. Или хотя бы большинство людей. В этой войне не было покорённых народов. Были только захваченные территории, на которых не оставалось населения. Это была война на уничтожение. Но признаться о своих догадках подчинённым он не имел права. Они должны верить в победу.

— Когда подойдёт вторая бригада? — в очередной раз спросил Онушко, когда они и ещё два старших офицера штаба расположились вокруг стола, на котором как из-под земли появились миски с едой, о которой могли только мечтать в Одессе.

Наступило время обеда, и майор-снабженец уже открывал баклажку с продукцией местного производства.

«Даже разрешения не спросил, наглец», — по привычке подумал генерал.

Но время было военное. Не до подобных мелочей.

— Подойдёт бригада! — кратко ответил он на вопрос полковника.

Онушко ожидал продолжения, но не дождался. Ему ещё рано знать, куда направляется бригада. Полковник начал какой-то застольный разговор, который скоро как-то сам по себе затих. Каждый был не в самом лучшем расположении духа. Сказывалось напряжение последних дней. И ещё. Каждый понимал серьёзность ситуации. Молча, жевали, запивая вином и думая о своём.

Пора было улетать обратно в Одессу, и они с Онушко вышли наружу.

— Там майор положил в вертолёт пакет, — сказал полковник, глядя куда-то вдаль. — Вам сегодня понадобится. Так полагается по обычаям предков.

Онушко, как и все, знал, что он летел на похороны.

— Олег Григорьевич! Как идёт эвакуация? — Впервые за весь день поинтересовался генерал.

За выполнением плана 1276 следил Воронин, и у Свирского просто не было времени связаться с ним по этому вопросу.

— Вывозим, как можем. Загружаем людей в попутный транспорт, который подвозил снабжение и боеприпасы на фронт и возвращается в Одессу. Используем собственные средства, которые ещё остались у людей.

Он всё ещё смотрел куда-то в сторону.

— Нужно поспешить! Кто может, пусть добирается пешком.

— Да, сам-то я понимаю. А как я объяснить людям?

Они помолчали.

— А как ваша собственная семья? — поинтересовался генерал.

— Сын служит под Владивостоком. Ну, а его семью и своих я отправил к куму под Чернигов ещё осенью. Там им будет спокойнее.

«Предусмотрительный ты, полковник. Ещё тогда понял, что на другом берегу что-то затевается».

— Мне пора лететь. Ждите завтра с утра.

— Счастливого пути!

Полковник взял под козырёк, пожал поданную руку, совсем не по-военному повернулся и, ссутулившись, побрёл к штабу. Такой походкой, обычно, идут пожилые люди.

«А сколько ему лет?» — впервые подумал Свирский.

Вертолёт возвращался в Одессу вдоль единственной дороги, по которой в сторону города двигался автотранспорт, повозки, запряжённые лошадьми, шли люди и катили за собой тележки с поклажей. Но не было потока, который ожидал увидеть генерал. Очевидно, большинство на что-то надеялись и тянули до последнего. Он связался с Ворониным и поставил задачу ускорить эвакуацию. В случае неожиданного прорыва будет поздно, и начнётся резня.

Они приземлились прямо на дороге по соседству с кладбищем. Его уже ждали. Восемь могил и команда из сержантов, каждому из которых давно перевалило за пятьдесят, под командованием молоденького лейтенанта, только что выпущенного из училища. Действовал приказ генерала Смирнова о поголовной мобилизации в районе боёв.

Лейтенант отдал приказ, и команда выстроилась.

«Только бы не укрыло именно сейчас».

Свирский подошёл к первой могиле и остановился на минуту, отдавая последний долг погибшему. Затем к следующим. В них лежали люди, которые спасли и его, и штаб укрепрайона. Сержанты из его охраны, не сделавшие ни единого выстрела, но ценой своих жизней продлившие жизнь командующему. Два солдата-новобранца, которые расстреляли машину с террористами и погибли, но штаб мог функционировать. Офицер, случайно оказавшийся поблизости. И ещё в одной из них лежала его любимая женщина, которую он не сумел защитить. Так он обошёл все могилы и остановился у последней, возле которой виднелась одинокая фигура в чёрном. Они так и стояли молча. Каждый не верил, что всё это происходило наяву.

Он кивнул лейтенанту, и тот начал церемонию. Грохнул первый залп из карабинов, потом второй. Мать Оксаны заплакала, и он взял её под руку, чтобы она не упала. Свирский знал, как она любила дочь.

Потом они бросили вниз по горсти земли, и он повёл её к выходу. Команда стояла, ожидая дальнейших распоряжений. В это время он заметил одного из вертолётчиков, который стоял в отдалении, держа в руках знакомый пакет. Генерал вспомнил, что было внутри, и подозвал лейтенанта, который подлетел и застыл, выпучив глаза.

«Совсем ещё зелёный. Ничего! На войне быстро повзрослеет».

— Возьмите у пилота пакет и после похорон помяните погибших вместе с командой!

Генерал пошёл, не дожидаясь, пока лейтенант начнёт по-уставному повторять полученный приказ.

Машина из штаба уже ждала.

— Я подъеду часов после девяти, и мы…, — начал, было, он, когда они отъехали.

Мать Оксаны покачала головой.

— Я сегодня уезжаю. Я же прошла медподготовку и еду в госпиталь на ту сторону. Михаил Ильич сказал, что машина туда пойдёт в пять вечера.

«Какой к чёрту госпиталь на той стороне! — подумал он. — Завтра с утра поступит приказ эвакуировать все полевые госпитали на эту сторону Днестра».

Но начмед, конечно, об этом ничего не знал. Не полагалось. Он сделал для себя мысленную отметку связаться с ним и отменить её отправку. А чтобы она не собиралась, вслух сказал:

— Завтра поедете! Оставайтесь сегодня в городе!

— Нет, Виталий Сергеевич! Я не могу здесь оставаться. Мне будет легче, если я буду заниматься делом.

Они промолчали всю дорогу до дома. Она вышла из машины и, не оборачиваясь, пошла к себе, а ему ничего не оставалось, как ехать в штаб. Он военный и должен быть там, где больше всего нужен.

Генерал смотрел в окно и не замечал ничего снаружи. Теперь, когда он остался один в глубине машины, и его уже никто не видел, он по-настоящему ощутил боль утраты, и на глаза навернулись слёзы.

Следующее, что он почувствовал — резкий запах, и изображение окружающего мира опять сфокусировалось. Он почему-то лежал на сидении в машине, а над ним склонился сержант-охранник, который держал в руке кусок ваты.

— Сейчас. Полежите, и всё пройдёт!

— Что это?

Голос у него прозвучал совсем слабо.

— Нашатырь. Мне его выдал товарищ полковник медицинской службы.

«Значит — опять укрыло!»

И ещё раз подумал, что начмед — хороший офицер. На таких, как он и Воронин, армия держится. К сожалению, их мало.

Сержант и шофёр хотели помочь ему вновь сесть, но он жестом их остановил.

«Не хватает только, чтобы стали болтать, что командующий совсем плох!»

Схватившись за переднее сидение, он сел сам.

— Поехали! — прохрипел Свирский, чтобы не видели, как ему тяжело дышать.

В штабе он заставил себя, не останавливаясь подняться по лестнице на третий этаж, и только оказавшись в своём кабинете, рухнул в кресло, пытаясь отдышаться. Сразу же стал звонить телефон, но он не поднимал трубку. Голос был ещё предательски слаб. Вместо этого он стал просматривать данные с коммуникатора. Пока он добирался до Одессы, противнику удалось продвинуться вперёд на нескольких участках. Эвакуацию необходимо ускорить!

Пришлось, как полагалось, провести совещание, где он выслушивал доклады и давал необходимые указания. Он был осторожным в выборе формулировок. Никто, кроме него и Воронина, ещё не знал, что вторая бригада не пойдёт в район боёв, а будет занимать позиции вдоль Днестра. Если бы они узнали, то эта новость быстро бы распространилась и подорвала бы боевой дух сражавшихся. Его штаб узнает об этом только завтра.

После совещания начмед попросил остаться с ним вдвоём. Генерал выслушал доклад о состоянии медицинской службы и в конце попросил полковника, чтобы тот задержал отъезд матери Оксаны до завтрашнего утра, зная, что на завтра отбытие в любом случае отменят.

— Машина уже вышла. Удалось отправить её пораньше. До наступления темноты.

«А вот тут вы зря старались!» — в сердцах подумал он, но вслух ничего не сказал.

Уходя, начмед оставил у него на столе запечатанный конверт и сказал:

— Виталий Сергеевич! Я хочу, чтобы вы посмотрели этот документ.

После того, как за ним закрылась дверь, генерал ещё несколько минут не мог заставить себя прикоснуться к конверту. Он догадывался, что могло находиться внутри.

Пальцы плохо слушались, и он никак не мог вскрыть конверт. Наконец, он рванул серую бумагу, и конверт разорвался поперёк. Внутри была форма, заполненная чётким почерком. Свирский не стал читать протокол вскрытия, а лишь ограничился одной фразой, отмеченной начмедом.

Вникнув в смысл написанного, он отбросил бумагу, грохнул кулаком по столу и, откинувшись в кресле, стал бессмысленно смотреть в потолок.

«Как же так? Как же так?» — Молотилась в голове одна единственная мысль.

Оксана была беременной.

Глава 9

По дороге двигался сплошной поток людей. С высоты было видно, что обочины были завалены коробками и ящиками, которые бросали, чтобы успеть к спасительному мосту через Днестр. Все понимали, что с ними сделают, если они не успеют. Слух о том, что вторая мотострелковая бригада занимает позиции за рекой и не пойдёт им на помощь, распространился ночью мгновенно, и трасса на Одессу разительно отличалась от того, что Свирский видел днём ранее.

Он летел на левый берег Днестра в штаб, который развернула вторая бригада, а Онушко должен был со своими двигаться туда на автомашинах. В Татарбунарах становилось опасно. Противник подходил к городу.

Утром удалось окончательно ликвидировать десант, так как моряки отбросили турок на море и блокировали подход новых судов с десантом. Но время было упущено. Бригада понесла большие потери и не смогла полноценно помочь оборонявшимся защитникам. Теперь основной задачей было удерживать дорогу и дать уйти людям.

Начиная с раннего утра, Свирский находился в штабе. Внутри у него как будто всё выгорело. Он отдавал приказы о нанесении артиллерийских ударов, указания о том, чтобы люди стояли насмерть на своих позициях, перебрасывал войска для занятия позиций в тылу обороняющихся войск, зная, что те, кто стоял впереди погибнут, смятые идущими на них в атаку фанатиками. Они бежали на их позиции с криками «Аллах акбар», и у оборонявшихся просто не хватало патронов, чтобы всех их уничтожить. Запасы снарядов с ОВ закончились до полудня, и подвоза новых боеприпасов не предполагалось. Всё шло на основное направление — на Молдову, потому что, если прорвутся там, то расползутся по всей правобережной Украине. Как кадровый военный Свирский понимал логику Генштаба. Как командующему укрепрайоном ему трудно было смириться с подобным решением.

— Почему не ёбнут по Румынии? Где ваше атомное оружие? — В отчаянии кричал ему Онушко.

Генерал решил не обращать внимания на неуставное обращение полковника. Тот родился и провёл в здешних краях всю жизнь.

— Существуют таблицы расчёта целесообразности применения ядерного оружия, — пытался использовать логику Свирский. — Они идут через Румынию небольшими отрядами. Потери от ядерного взрыва будут небольшими. Плюс ветер. Он понесёт радиоактивную пыль или сюда, или на Европу. А мы считаемся союзниками.

— Какие они, не хер, союзники! — Не успокаивался Онушко. — Да, ебал я таких союзников! Они же не воюют. Они же прячутся за нами.

Объединённые войска европейских стран действительно проявили себя на Балканах не с лучшей стороны. Это была собранная наспех группировка, солдаты которой не понимали друг друга и воевали на чужой земле. А командующие национальными контингентами никак не могли найти общий язык. В результате они из последних сил сдерживали мусульманское нашествие, и, очевидно, сейчас тихо радовались, что арабы пошли на северо-восток. А основные силы европейцы бросили на борьбу с внутренним врагом — миллионами выходцев из Северной Африки и Ближнего Востока, которых десятилетиями завозили в Европу в качестве дешёвой рабочей силы и которые теперь терроризировали гостеприимных хозяев под лозунгами ислама. Все стадионы были превращены в огромные концлагеря, но и их уже не хватало.

Их разговор прервал командир одной из частей, который вышел на связь.

— Противник начал наступление. Они гонят перед собой румын. Среди них много женщин. — Кричал он.

«За продажных и трусливых правителей приходится расплачиваться простым людям».

— По противнику огонь! — Прокричал он в ответ.

Командир промолчал пару секунд прежде, чем сдавленным голосом повторить команду.

Так продолжалось до тех пор, пока арабы не подступили к Татарбунарам, и ему пришлось перелететь на левый берег Днестра, где он принял командование из развёрнутого там штаба. В бинокль было видно, как по мосту шёл поток людей, изредка двигался автотранспорт, в основном, с ранеными. Свирский вспомнил о матери Оксаны и связался с начмедом. Тот доложил, что вскоре завершится вывод госпиталей в Одессу. Но генерал не спросил напрямую о матери, а начмед ничего сам не сказал, из чего он сделал вывод, что тот ничего не знает. Если бы имел сведения, то, наверняка, упомянул бы о ней.

Наступила ночь, а канонада на той стороне ещё продолжалась. Войска с боями отходили к мосту. По его расчётам в течение ночи все должны быть отведены на эту сторону реки. Мост уже был заминирован, и его взорвут, как только будет получен приказ.

Онушко всё ещё не появился, но прибыли Воронин и комендант города. Слушая доклад заместителя, Свирский ещё раз убедился, что придётся полагаться только на себя. На обращения в штаб округа в Севастополе на всех уровнях получали стандартный ответ о том, чтобы использовали собственные силы и средства.

Комендант доложил, что для размещения прибывающих беженцев используют все имеющиеся помещения. Но не хватает продовольствия, одежды, топлива для обогрева. Не хватает ничего. Старшеклассники вместо учёбы патрулируют улицы. В одном из пригородов обнаружили базу диверсантов и разгромили её.

— Похоже, что одним из убитых был наш контрразведчик, — с усмешкой сказал комендант. — Трупы сильно обгорели. Использовали зажигательные снаряды. Но колечко на пальце одного из них уж больно похоже на то, что носил наш.

— Как удалось обнаружить? Средствами радиоперехвата?

— Нет. Мы работаем по-старинке. Воры донесли. Они хорошо знают город.

«Да! Ну и комендант в Одессе!»

Если так, то контрразведчик просветил противника о внутренней обстановке в городе и в районе. Он многое знал. Хорошее дополнение к спутниковым снимкам, которые предоставили китайцы. Это нападение было значительно лучше подготовлено, чем те, которые приходилось отражать в Средней Азии и на Кавказе. С каждым разом они всё лучше и лучше организовывались, и это настораживало.

Что касается, почему продался, то, скорее всего сначала посадили на наркотики, потом пообещали денег, сколько может унести. Но начали с наркотиков. В этом генерал был уверен. Сколько таких, как он, видел за свою служебную карьеру! Но чтобы офицер в таком звании!

«Хватит с этой мерзостью!»

— Убедите людей двигаться дальше, вглубь Украины! К родственникам, к знакомым. — Дал он указание коменданту. — Здесь мы их держать не можем. Договоритесь с Киевом! Железнодорожный транспорт ещё ходит. И быстро! Пока будет затишье.

— Они пойдут опять?

— Конечно. Зачем же они сюда пришли? Теперь они уже не остановятся. Они уже получили порядочный кусок земли. Накопят резервы и полезут. — Начал просвещать их Свирский. — Арабы патологически трусливы. А на той стороне сейчас в основном они, а не турки. Арабы могут наступать, только имея десятикратное численное превосходство. Это не афганские пуштуны и не персы. Поэтому у нас будет несколько недель, прежде чем они привезут свежие силы и опять поползут, как тараканы.

Он передохнул и выпил воды. Кружилась голова.

— Подготовьте план эвакуации населения города!

Это предназначалось уже Воронину.

— И займитесь этим незамедлительно! Мы должны начинать вывозить людей уже сейчас! Одесса — это не Измаил.

— Что? Одессу будем отдавать? — Изумлённо спросил комендант.

— Нет. Будем сражаться до последнего. Но надо быть готовым к любому развитию событий. Население будет помехой для войск. И разъясните это людям! Чем раньше они уедут, тем лучше будет для них самих. Но не допускайте паники!

Комендант застыл, обдумывая услышанное. Ему в голову не приходило подобное. Оставить Одессу! Даже теоретически. А Свирский, как кадровый военный, понимал, что это — война. А на войне нужно быть готовым ко всему. Слишком много в истории России было сделано ошибок, за которые потом приходилось расплачиваться человеческими жизнями. В том числе и в этой войне. Третьей мировой.

Всю ночь по мосту двигались люди. Не обошлось без паники, путаницы, обстрела своих. Но к рассвету части прикрытия перешли на левый берег реки, и мост опустел. В предрассветной мгле на другой стороне реки начали перебегать с места на место фигурки в пятнистой одежде. Явно не в форме российской армии. Где-то на горизонте догорали брошенные автомашины. Впервые за много дней воцарилась тишина.

«Ну, что же. Ждать больше нечего», — подумал генерал.

— Подрывай! — приказал он офицеру инженерных войск.

Полыхнуло, а потом мощный раскат сотряс воздух.

«Ну, всё. Теперь отдыхать!»

До отлёта в Одессу он поинтересовался, не появился ли Онушко со своими. Никто о нём не слышал.

«Пора бы и явиться в штаб», — подумал генерал.

Впервые появилось нехорошее предчувствие, но он убедил себя, что тот перешёл на эту сторону моста, но не успел добраться до командного пункта из-за общей суматохи.

Впервые за несколько дней боёв Свирский вошёл в свой дом. Казалось, что прошла вечность с тех пор, как они с Оксаной выехали отсюда в тот день, когда, наконец, закончилась непогода, и когда ещё был мир. Когда у него была семья и ощущение, что это продлится вечно. Теперь он стоял посреди комнаты, и дом казался уже огромным, незнакомым и чужим.

Свирский заставил себя пройти в ванную. Свет был. Вода тоже. Из огромного зеркала на него взглянул старик с запавшими глазами на осунувшемся морщинистом лице и с всклокоченными седыми волосами.

«Да! Хорошо тебя укатало, генерал! И всего за несколько дней войны. А ведь это — только начало».

Когда он вышел из ванной, то связался со штабом. Онушко не появился. Ни он, ни его офицеры.

«Эх, Митрич, Митрич!»

Полковник здесь родился. Его майор-снабженец, кажется, тоже. Два подполковника попали сюда откуда-то из глубин России. И они защищали этот клочок на окраине огромной страны, потому что это была их земля, их Родина.

Чудеса на войне иногда происходят, но редко. Ещё два дня группы людей переправлялись через реку и выходили через плавни. На третий день никто с того берега уже не вышел. Чуда не случилось.