Тревожная кнопка

ГЛАВА ПЯТАЯ

Светочка не бравировала громкими фразами про реализм. Час назад позвонила Карина. Завтра вызывают в следственный департамент. Там, как и предупреждала участковый, возбудили уголовное дело по факту нанесения неизвестным тяжкого вреда ее здоровью. И планируют неизвестное превратить в известное. То есть посадить Андрея. Карина паниковала, плакала, поэтому Светочка обещала зайти, чтобы выработать совместную линию поведения. Да и вообще, оценить семейную обстановку и спрятать колюще-режущие предметы, пока муженек досиживал срок за мелкое хулиганство. На всякий случай. Клятвы и обещания, как подсказывал опыт, не гарантируют ничего. Особенно когда в дело вмешивается алкоголь. А Светочка, поддавшись чувствам и пойдя Карине навстречу, теперь отвечала и за ее безопасность. Она с участка уйдет, а люди-то останутся.

Седых с Машковым разгребали столы, отыскивая материалы, которые могли бы их скомпрометировать в глазах ОСБ и прокуратуры. Потому что после задержания их коллеги в обязательном порядке нагрянет проверка.

Во взгляде Петра Егоровича читался вопрос: «А не при делах ли ты, девочка?» Седых, наоборот, смотрел на нее с одобрением. Потому что сам просил ее стукануть на Никиту. И видимо, полагал, что она выполнила просьбу. Свежая крысиная отрава в углу не реагировала никак.

Разведчица включила чайник, предложила коллегам бутерброды. Седых взял, Машков отказался, сославшись на несварение. Перекусив, она полчаса для проформы тоже чистила стол, затем поднялась и взяла планшет:

— Я в адрес, по материалу. Буду через час.

— Телефончик не забудь, — язвительно напомнил Машков.

— Спасибо. Не забуду.

На площадке курил волшебный конь, взявший крысу для чучела. С ошейником и перстнями. Был он мрачен, как и подобает отрицательным брутальным персонажам. Но не показательно мрачен в соответствии с имиджем, а просто по-человечески опечален.

— Привет, — поздоровалась Светочка, — что-то случилось?

— Ушла, — лаконично ответил конь, но так выразительно, что задавать уточняющих вопросов о том, кто ушел, не потребовалось.

— Что предъявляла?

— Или она, или это, — он кивнул на дверь.

— Радуйся, что ушла. Вернется — гони, — коротко посоветовала разведчица и вышла из подъезда.

Во время пути к дому Карины ей не давал покоя один вопрос, не связанный с внедрением. А не слишком ли долго она строит из себя недотрогу перед Колей? И не пора ли форсировать события, чтобы не остаться в негордом одиночестве. С учетом того, что Бойков перестал быть для нее «спортивным интересом», а превратился в интерес иного рода. Не надоест ли ему в рестораны приглашать, не махнет ли рукой, благо претенденток, готовых «сразу и на все», как окурков возле лавочки.

Да, пора форсировать. Сегодня. И ни днем позже.

Карина встретила участкового инспектора улыбкой, словно старую подругу. Но все, кроме улыбки, говорило, что она на нервах. Легкая марлевая повязка еще белела на шее. Пригласила Светочку на кухню, предложила чаю. Пока закипал чайник, рассказала про Андрея. Как познакомились, как ухаживал, как сделал предложение. Ничего, в общем-то, оригинального. Как у всех. Но простота не означает негатив. Для Карины он самый-самый: и ухаживал как никто другой, и предложение сделал особенное. Потом в отношениях произошел какой-то сбой, но сбои тоже случаются у всех. Главное, суметь справиться.

Показала свадебные и послесвадебные фото. Жених и невеста. Нормальные, симпатичные, явно любящие друг друга люди. Скажи им тогда, что один попытается перерезать другому горло, закидали бы свадебными подарками и выгнали бы из-за стола.

— Если он сядет, то все… Назад не вернется.

— Откуда такая уверенность?

— Наследственность. Два его брата прошли примерно через подобное. Не вернулись. Увы. — Карина заварила чай, достала плюшки. — Я не пущу его туда… Что же мне делать?

— Для начала держитесь своих показаний, как бы глупо они ни выглядели. Танцевали, и все. Не факт, что это пройдет, но ничего другого не остается. Против вас играют слова соседей, врачей «скорой», Никиты. Но с ним я попробую договориться. Возможно, назначат экспертизу ранения. Тут как повезет.

Если, конечно, следователь пустит к Никите. Именно для этого она и просила Бойкова достать разрешение.

— То есть… Есть вероятность, что Андрюшу… Посадят?

Разведчица не стала давать нарочные оптимистические прогнозы:

— Есть. Небольшая, но есть.

— Но это же идиотизм какой-то! Я же ничего не хочу! Как можно без моего желания посадить?

— Можно. Я уже говорила — это не дело частного обвинения. И Андрей — не министр.

Странно. Вместо того чтобы раскрыть преступление, сделать нужное для страны и министерства дело, она занимает позицию адвоката. Участковый — от слова «соучастие».

— Я не отдам Андрея, — Карина хотела сказать это как можно громче, но горло еще болело, — они не заберут его… Господи, как я боюсь…

Светочку, в принципе, такая позиция вполне устраивала. Потому что, пока Карина и Андрей будут молчать, ей бояться нечего. Хотя и так, наверно, нечего. Если верить Бойкову.

На улице стемнело. Что-то рановато. Они посидели еще немного, оговорили детали. Завтра после прокуратуры Карина позвонит Свете.

На пороге хозяйка еще раз негромко поблагодарила гостью, то ли намеренно, то ли случайно перейдя на «ты»:

— Спасибо тебе… Как хорошо, что кто-то прислал именно тебя на наш участок.

«Вестимо кто. Царев Борис Дмитриевич по прозвищу „Царь-пушка“. Ему и спасибо. Обязательно передам».

— До свидания, Карина.

Ранняя темнота объяснялась тучкой, несшей на своем борту несколько тонн дождевой воды, если можно так выразиться. Сопутствующий ветерок раскачивал единственный фонарь, освещавший двор. Когда свет его пал на угол дома и озарил номер, разведчица притормозила. Номер был поразительно знакомым. И видела она его совсем недавно. Эх, молодеет склероз, молодеет.

Но нет! Смерть склерозу! Она вспомнила. В этом доме жила сутулая Юля. А что, если Карина знает ее? Ведь они почти ровесницы. И не поведает ли она о ней что-нибудь занимательное? Например, о связи с Никитой.

Светочка вернулась в подъезд, поднялась на этаж, нажала кнопку звонка.

— Что-то забыли? — Карина опять перешла на «вы».

— Карин… Ты, случайно, не знаешь Юлю Некрасову. Из тринадцатой квартиры. Конопатая такая.

— Со сколиозом?

— Да.

— Конечно, знаю. В параллельных классах учились.

— С кем живет?

— Раньше с матерью. Она утонула в прошлом году. Странно как-то. Вроде трезвая была, а с моста упала. А сейчас у Юльки парень какой-то, я их постоянно вместе вижу. Лет тридцать, симпатичный. А почему вы спрашиваете?

— Она на учете состоит. Как наркоманка. Не знаешь, сейчас употребляет?

— Ой, так это давно было! А сейчас ни-ни. Не нюхает, не колется, не курит.

— Точно?

— Конечно! Сама говорила. Вот на днях буквально. Она ж как и я. В положении. На третьем месяце. Да и по ней видно. Раньше как скелет ходила, а сейчас нормальная.

— А с Никитой ты ее не встречала? С Сапрыкиным. Участковым.

— Не видела, если честно.

— Хорошо, Карина, спасибо. Завтра жду звонка.

Выйдя из подъезда, Светочка присела на лавку.

Нестыковочка, однако. Юля приходила к Никите якобы за дозой. При этом сама давно завязала. Не исключено, доза нужна для сожителя. Что там у нас еще за красавец, после появления которого трезвые мамы падают с моста и тонут. И не навестить ли молодых людей? А что, имею право. Я — участковый инспектор. Это мои прямые обязанности — знакомиться с гражданами. Тем более судимыми. Проверять условия быта, санитарные нормы, заполнять анкеты. Тем более что тринадцатая квартира в соседнем подъезде, далеко идти не надо. Да и дождь переждет.

И главное — ее не будут терзать угрызения по поводу Никиты. Она отработает до конца.

Ливень хлынул. Светочка вскочила с лавочки и добежала до подъезда, по пути успев глянуть на окна. Свет горел. Значит, два варианта — либо хозяйка дома, либо сломан выключатель и люстра горит постоянно.

Четыре этажа коммунального рая. Есть риск сломать ноги во тьме. Лампочки выкручены и проданы бездомным элементом. Номеров квартир не разобрать. Пришлось воспользоваться секретным мобильником, имевшим яркий дисплей. Достала из немецкого планшета, посветила на дверь, сунула телефон в карман кителя. Прислушалась, но ничего не услышала — дождь за разбитым окном подъезда создавал шумовые помехи. Надавила кнопку звонка. Мелодия из «Криминального чтива». Высокие технологии позволяли установить рингтон и на дверные звонки.

Свет в окне не обманул. Юля оказалась дома.

— Кто?

— Участковый инспектор Родионова.

Хозяйка не стала препираться, заявляя, что никого не вызывала, не требовала санкции и прочих соблюдений прав. Вот что значит — опытный человек. Сразу открыла дверь.

— Я пройду? — тем не менее спросила разрешения Светочка. А могла бы ведь и с порога в конопатую челюсть. — По поводу долга Никиты.

— Да, пожалуйста, — чуть растерянно ответила Юля, отходя в сторону.

Хозяйка была в облегающей футболке. Действительно, живот немного выпирает. И вряд ли от переедания. Готовится стать матерью. Лишь бы после этого не упасть с моста. А кто у нас готовится стать отцом, а?

— Нам бы поговорить.

— Ну… Проходите. На кухню. А то в комнате не прибрано.

Светочка скинула не форменные туфли, оставшись в форменных чулках. Тапочек хозяйка не предложила. Похоже, последняя находилась дома одна, на шум в прихожей из комнаты никто не вышел. Может, вышел призрак мамы, но невидимый.

На кухне, довольно опрятной, не имеющей ничего общего с наркоманским притоном, Юля присела на табурет. Светочка осталась стоять на пороге, пощелкивая авторучкой.

— Я поговорила с Никитой. Что-то не помнит он ни про Зареченск, ни про просьбы к тебе.

Юля, рискуя сделать будущего ребенка инвалидом, закурила.

— Конечно… Как долг отдавать, так сразу память отшибло.

— Хорошо, — Светочка тоже присела на табурет, — допустим… А ты не догадываешься, почему Никита попросил съездить именно тебя?

— Откуда я знаю… Другие, наверно, заняты были.

— И как это выглядело? Его просьба.

— Да обыкновенно… Шел мимо, заглянул, предложил заработать.

— Мимо? Это давно не его участок.

— Ну что вы к словам цепляетесь? Я ж уже говорила… Дружба у нас.

— Ладно. И как ты добиралась до Зареченска?

— Обыкновенно… На автобусе, — злобно буркнула сутулка-конопатка.

— Во сколько был рейс? — не унималась гостья.

— Утром… Не помню уже. Послушайте… Я что-то натворила? Убила кого-нибудь, ограбила? Сами же подкинули халтуру, а теперь наезжаете!

— Наезжает братва, а я просто уточняю детали. Дозу, значит, пообещал?

— Да! — Юля загасила окурок и встала с табурета.

— А как же будущие дети? — Светочка показала на живот: — Не боишься, что вместо молока кокса потребует?

— Не боюсь…

— Дело твое.

Да, наверно, она зря пришла. Надо было просто все рассказать Коле или Копейкину, пускай бы Юлю кололи. А она только вспугнула. Единственный плюс — окончательно убедилась, что рыжая врет. Теперь хорошо бы убедить в этом Коленьку, пока не запрессовал Никиту.

Вспомнился Штирлиц с его шпионским наблюдением, что запоминается последняя фраза. Проверим, не заблуждался ли:

— Я, собственно, не только за этим. Анкету надо заполнить. С нас требуют, — разведчица достала из раритетного планшета бланк.

Быстро заполнила пункты. Юля отвечала без запинки, притормозив лишь на одном пункте.

— Кто еще проживает в квартире?

— Ну… Это… Никто. Раньше мама жила, но она умерла.

И не просто умерла. Не от старости или болезни. А очень-очень странно утонула.

— Что ж… Благодарю.

Светочка бегло осмотрела кухню и еще раз убедилась, что Юленька врунья. В раковине две немытые тарелки, пара вилок, в пепельнице окурки от разных сигарет. (Браво! Шарапов! Шерлок Холмс! Родионова!) Похоже, человек поужинал и ушел, а она не успела вымыть посуду. И вряд ли это был просто гость или гостья. Есть ощущение, что не просто.

В прихожей догадка подцепилась. Мужская куртка теоретически могла принадлежать хозяйке, но по размеру явно не подходила. Да и кроссовки…

Кроссовки…

Боже! Боженьки!

Великолепной шпионской зрительной памятью разведчица не обладала, но могла поклясться святым Феликсом, что данный фасон она совсем недавно видела. И не в магазине.

— Ой… Я, кажется, ручку на кухне забыла.

Юля свалила из прихожей.

Оставалось быстро раскрыть планшет. Через две секунды Светочка держала фото, переданное ей Бойковым. И на этом цветном, превосходном, качественном снимке были изображены точно такие же кроссовки, что валялись на полу в прихожей.

А значит, человек, напавший на курьеров, бывает здесь…

Господи, что значит «бывает»?.. Кроссовки же не на улице, а дома, значит, и человек… Она же не заглядывала в комнаты. А тишина обманчива.

(Не Холмс! Дедуктировать еще и дедуктировать!)

— Привет… А ты догадливая… Вот так и стой.

Черный зрачок пистолета находился в паре метров от ее лица. И, естественно, оружие не висело в воздухе. Оно удобно сидело в руке, принадлежащей субъекту средних лет. Которого Светочка, несомненно, видела раньше.

Но сейчас было не до воспоминаний.

Планшет полетел в голову гада, но не с целью поразить, а с целью отвлечь. Правая же рука скользнула в карман и выхватила секретный мобильник.

Оппонент сориентировался еще быстрее, но стрелять не стал. Просто выбросил вперед левую руку, нанеся суровый удар в лицо участковому инспектору.

Мобильник упал на пол.

Следом за Светланой Юрьевной, упавшей на секунду раньше.

Нажать тревожную кнопку она не успела.

Примерно в то же самое смутное время, вернее, немного позже, человек, описание чувств которого к Светлане Юрьевне могло бы украсить страницы любого женского романа, прибыл на встречу со своим недругом, описание чувств которого к нему отлично подошло бы для хорошего триллера. А если говорить прямо, без загадок и псевдонимов, — с Козлом Павловичем Копейкиным.

Коля не звонил ему, чтобы назначить свидание. Это было бы слабостью. Решил подкараулить возле отдела и якобы случайно встретиться.

Случай наступил довольно поздно, когда начался дождь. Копейкин, прикрываясь зонтом со сломанными спицами, поскакал к своей тачке. Николай Васильевич пару раз посигналил и моргнул фарами. Копейкин огляделся, изменил курс и подошел к бойковской «девятке», дверь которой гостеприимно распахнулась.

— Торопишься? — поинтересовался охотник на оборотней.

— А что?

— Разговор есть.

— Ты чего, меня специально ждал?

— Делать не хрен… Я к Сычеву, за справкой по Сапрыкину… А тут — ты. Залазь.

Копейкин свернул зонт, стряхнул с него воду и забрался в салон:

— Ну?

Бойков начал не сразу. А с артподготовки:

— Тебе Ольга не звонила? На днях или сегодня?

— Нет. И писем не писала. С чего она должна мне звонить?

— В общем, так… Она места себе не находит. Из-за тебя. Короче… Я ей действительно предложил тебя охмурить. Ну для дела. Она так и сделала. А потом по-настоящему втрескалась.

— Ерунда. Так не бывает, — мрачно возразил герой триллера, — то не люблю, то люблю.

— Бывает… Еще как бывает, — вздохнул герой женского романа, — по себе знаю… Я к чему… Если она вдруг позвонит, не посылай сразу. А постарайся понять и простить.

Копейкин с открытым подозрением глянул на антагониста.

— А у тебя-то какой интерес? Или ты купидон бескрылый? Про проснувшуюся совесть только не надо.

— Ну… Я ж вижу, девчонка мучается, страдает… Помочь хочу. Не говори ей, что я приезжал. Давай так. Я ей скажу, что ты тоже страдаешь, а потом встречу устрою, якобы случайную.

Кирилл Павлович посмотрел на благотворителя с еще большим подозрением. В принципе, он искал встречи с Ольгой, но только не через Бойкова. Тот ничего просто так не делает.

— За справкой, говоришь, приехал? Может, сходим вместе? — Он взялся за ручку двери. — Мне тоже кое-что у Сычева надо.

— Ладно-ладно… Погоди, — Коля посчитал артподготовку состоявшейся и перешел к атаке: — Есть, есть у меня интерес.

Копейкин убрал ладонь от ручки.

— Интерес зовут Светкой. Родионовой. Та самая…

Кирилл Павлович не то чтобы поразился, но легкое любопытство в его взгляде читалось.

— Понимаешь, странная штука. Она мне поначалу глазки строила. В кино затащила, в кафешку. А потом, когда я начал отвечать взаимностью, резко пошла на попятную. Вот я и думаю — почему? У нее ж не спросишь. Они с Ольгой подруги, наверняка делятся личным. Если вы с Ольгой помиритесь, спроси, что Светка обо мне думает.

— Ты меня, что ли, вербуешь? — возмутился Кирилл Павлович. — Ну вы даете! Обалдеть! Совсем в шпионов заигрались. А вы по-простому, без комбинаций, можете? Без внедрений, без вербовок?

— Чья бы мычала… Ну хорошо, хорошо… Сам тогда спроси, пока она здесь. Так, между делом…

Копейкин не ответил, потому что запиликал секретный телефон Бойкова. Тот вместо ответа посмотрел на дисплей. Красная точка на карте Юрьевска интенсивно мигала — опять, наверно, проверяет…

Он убрал мобильник, о чем-то задумался, достал снова и посмотрел на экран:

— Черт… Это ж Некрасовой дом. Юльки. Чего она там забыла? У тебя ствол с собой?

— К сожалению, да. Что, опять комбинация?

— Да какая комбинация?! Пожар!

Коля завел двигатель и, не дав Копейкину выйти, рванул с места, едва не протаранив отделенческий «козлик». И снова машину бросило в кювет.

— До Победы как быстрее?

— Я покажу. Сейчас прямо, потом на Красных Ткачей.

— За сколько доедем?

— Минут за пятнадцать. Если по воздуху, то за пять. Но у тебя, кажется, нет пропеллера.

— Черт! Что там еще стряслось? Я ж отвечаю за нее!

Это было сказано Колей для себя. Он отвечал за Светку не перед начальством, не перед Копейкиным. Перед самим собой.

— Объяснить можешь, куда едем?

— Хорошо, слушай… В некотором царстве, в некотором государстве жили-были одни мудаки…

— Я же предупреждал. Не садись в машину к незнакомым.

Все, вспомнила. Улыбчивый парень, чинивший джип во дворе Сантаны. Тот, что предлагал подвезти ее.

Светочка попыталась озвучить эту несчастливую догадку, но не смогла. Мешал скотч, а не просто клейкая лента. И жестами не показать. По той же самой причине. Скотч был качественный, настоящий. Не порвать. Она лежала на полу в комнате, но не на ковре, а рядом, на паркете.

Жутко болела скула и вообще дедуктивная голова. Удар у товарища отменный. Мастерский. Легкая потеря сознания, тяжелое возвращение в реальность. Товарищ сидел на диване и рассматривал ее мобильники.

Больше он ей ничего не говорил. А что говорить в подобной обстановке? В плохих фильмах преступник дает герою расклад, прежде чем убить. Но затем герой чудесно спасается, и правда торжествует.

Преступник никаких раскладов не давал. Правда, пока и не убивал. Словно ждал чего-то или кого-то. Вынул из обеих трубок аккумуляторы. Чтобы не запеленговали.

И дождался. Послышались шаги, и Светочка увидела перед носом великолепные тупорылые ботинки примерно сорок третьего размера. И еще услышала ни с чем не сравнимые звуки «Angry Birds».

— Подними, — приказал знакомый голос, — все-таки дама.

Парень встал с дивана, подошел к Светочке и усадил на пол, прислонив к стене.

— Ну, здравствуй.

Сантана. Жадный Аркаша. Лично. Человек и спонсор. Любитель телефонных игрушек и милицейских тусовок, хозяин ресторана «Лазурный берег». Без устриц. С ним еще один бык. Телохранитель, наверно. Охраняет от сердитых птичек.

«Здоровее видали», — хотела огрызнуться Светочка, но по понятным причинам не смогла. Кивать головой тоже не стала.

Сантана обернулся к обладателю хорошего удара:

— Ну и что ты меня сдернул? Сам намутил, сам и расхлебывай. Предупреждал же — сиди тихо и не дергайся. Так еще и бабу свою втянул.

Упомянутой бабы не наблюдалось. Наверно, заваривает на всех чай или моет посуду.

— Я подстраховаться хотел, — вяло оправдался товарищ, словно ракетчик, нечаянно нажавший красную кнопку и уничтоживший пару городов.

Звучало неубедительно, потому что красную кнопку нечаянно не нажмешь.

— Подстраховаться… Лучше бы кроссовки сжег.

— Зачем? Новые совсем…

— И что теперь с ней делать прикажешь? — Аркаша кивнул на Светочку: — На Северный полюс отправить? Оэсбэшники за своих землю носом рыть будут.

— Я бы, наверно, зачистил, — высказался телохранитель.

— Да ты можешь! Идиоты…

— А про кроссовки никто, кроме нее, не знает, — заверил сожитель конопатой Юли.

— Спасибо, утешил… Ладно… Подгони тачку прямо к подъезду. Ее в багажник и вывезите куда-нибудь. Только чтобы не всплыла. Будем надеяться, что никто не знает, куда она пошла. Да если и знают… Верно?

Последнее слово было обращено к разоблаченной разведчице.

— Крем, кстати, неплохой, жена не нарадуется… Эх, занималась бы ты лучше сетевым маркетингом. И блондинкой тебе больше шло… Извини. Не тебя мы списываем в архив, а вредную нашему делу информацию.

Сантана поднялся и переместился во вторую комнату, откуда тут же донеслись «птичьи» голоса.

Хозяин кроссовок подошел к жертве и принялся расстегивать ремень. Ну вот только изнасилования нам тут не хватало! Нет, можно успокоиться. Насиловать не будут. Просто задушат ремнем. Хоть честь не пострадает.

Светочка, как всякий нормальный человек, попыталась оказать сопротивление, потому что жизнь дается один раз. Перевернулась, пару раз ударила затылком о пол, в надежде, что услышат бдительные соседи.

Телохранитель присел на корточки и руками-клещами прижал ее ноги к полу. Прессовочный станок, и тот бы сделал это с большей нежностью.

Паника! Смерть! Говорят, вся жизнь сейчас пронесется. Враки! Ничего не проносится! Мамочка… Мамочка, где ты?!

— Э-э… Сдурели? — раздался окрик из комнаты, — не здесь.

Сантана не собирался становиться прямым свидетелем убийства. Одно дело дать команду, другое дело при выполнении команды присутствовать. От команды всегда можно откреститься, заявив, что тебя не так поняли.

Господа кивнули, посмотрели друг на друга, словно предлагая друг другу тяжелую работу.

— Гарик, твой косяк, — привел аргумент телохранитель, — тебе и выносить.

С этим не поспоришь. Отец будущего Юлиного ребенка вставил ремень обратно в джинсы и покинул комнату, чтобы подогнать джип к подъезду.

Ох, как же много ей предстоит передумать за оставшееся время.

…Если она чудом спасется и ей вдруг придется кого-нибудь убивать, она сделает это сразу, не заставляя человека морально страдать.

А по окнам барабанил теплый летний дождь. И не хватало хорошего блюза. Или Челентано с его «Confessa».

— Точность этой хреновины — метров пятьдесят, но мне сдается — Светка в тринадцатой квартире, — предположил Бойков, притормозив возле нужного дома и выключив фары.

По пути он набрал оба ее номера, но в обоих случаях металлический голос ответил, что абонент связан скотчем и ответить не может. Шутка. Просто вне зоны. И это настораживало. Особенно с учетом тревожного сигнала.

— Может, все-таки нажала случайно?

— Сейчас проверим.

Они взялись за дверные ручки, но притормозили, увидев в свете единственного фонарика завораживающую картину. Из Юлиного подъезда, держа на плечах свернутый ковер, вышел молодой человек и направился к джипу, стоящему буквально в десятке метров. При этом ковер шевелился, словно живой, а из нижней его части виднелась пара не форменных дамских туфель. Если бы невольные напарники любили историю, то наверняка провели бы параллель с Клеопатрой, которая велела завернуть себя в ковер при полном параде, дабы предстать во всей красе пред очами Цезаря, которого мечтала заполучить. Что ей удалось на все сто. Клеопатре.

— Она! — моментально среагировал зоркий сокол Бойков. — Давай вдоль дома, я отвлеку.

Коля запустил руку в бардачок и что-то достал. Через секунду оба мокли под дождем, немного ослабившим стартовый натиск.

Наверно, можно было подбежать, представиться, наставить палец. По-простому так, без сериальных наворотов. Но сие чревато. И прежде всего для разведчицы. Взять ее в заложницы ворогу проще простого. Такое случалось. Да еще неясно, кто в джипе. А ну как выпустят заряд картечи из окошка. Поэтому нужна хоть формальная, но разведка.

— Ой… Мужик… А чьи это ноги из ковра торчат?

Гарик, не ожидавший, что в такую погоду и в такое время на улице могут оказаться прохожие, сильно расстроился. Потому что теперь есть свидетели. И это очень, очень плохо. А с другой стороны — что ему терять? Больше пожизненного не дадут. Нет, он не маньяк, мочит народ не по причине получаемого удовольствия, а исключительно по нужде. И там, на трассе, не собирался, но пришлось. И сейчас придется. А так он — нормальный работящий парень, добрый, заботливый. Хочет увидеть сына, жениться на Юльке, построить дом…

От расстройства он поставил ковер на землю, также от расстройства вытащил из-за ремня пистолет и, прикрываясь несчастной участковой, словно щитом, направил оружие в голову прохожего.

— Так! Полезай в джип! Быстро! На заднее сиденье! Бегом!

Сказано было не громко, но с нужной интонацией, от которой хотелось тут же застрелиться самому.

— Ой! — включил пингвина Бойков, поглядывая на дом, вдоль которого крался Копейкин. — Извините… Мне домой надо, на процедуры…

С тем же успехом можно было сказать, что ему надо на дискотеку. Но «процедуры» звучало как-то более миролюбиво, по-домашнему.

— Быстро! — не поддался на провокацию Гарик.

Копейкин, в принципе, уже мог стрелять, но риск попасть в ковер, а не в гада был велик. Во-первых, темно, во-вторых, дождь, в-третьих, Копейкин это не Стивен Сигал. Стрелять, конечно, умеет, но не всегда попадает. Поэтому остается только рукопашная схватка. Но бесшумно подползти к противнику он при всем желании не сможет. Кусты шиповника мешают. Даже при дожде звук шагов чуткое ухо уловит. А у врага оно наверняка чуткое.

Поэтому следом за разведкой нужен отвлекающий маневр.

Бойков вскрикнул, схватился за шею и повалился на одно колено. Кровь обагрила пальцы.

— Что ж ты наделал, сво…

Коля, продолжая громко стонать, живописно рухнул в лужу, пожертвовав своим самым лучшим брендовым костюмом, надетым специально для предстоящего объяснения с напарницей. Эх! Хоть и куплен на распродаже, а все равно жалко. Актеры, недовольные гонораром, утверждают, что изображать покойника — плохая примета. Поэтому не стоит изображать покойника. Только раненого.

Гарик слегонца растерялся. Конечно, он допускал мысль, что пистолет мог выстрелить даже от легкого прикосновения к крючку, ударно-спусковой механизм совсем расшатался от старости. Но почему не было слышно выстрела? Может, он оглох от волнения? И что делать дальше? Не со слухом, а с мужиком на асфальте и бабой в ковре? Все эти вопросы требовали вдумчивого подхода.

Для начала он осмотрел пистолет, отведя ствол в другую сторону. Затем отпустил ковер и передернул затвор. Патрон выскочил из патронника и упал на асфальт. Вслед за ковром.

Поднять патрон Гарик не успел. Потому что из ближайшего куста шиповника вылетел позитивный сгусток энергии и сбил будущего отца с ног. Сгусток был велик, почти восемьдесят килограммов, и скорость полета впечатляла. А масса, помноженная на скорость, если верить второму закону старика Ньютона, называется силой. А если верить удостоверению — Копейкиным Кириллом Павловичем. Вот эта сила и припечатала несчастного головой к асфальту. Несчастный пистолет выпал из несчастной руки и отлетел в лужу. А это значит, что будущий ребенок Юли не увидит папу, потому что последний уедет в полярную экспедицию или в Африку — помогать бедным аборигенам.

«Раненый» Бойков тут же выздоровел, однако бросился не на помощь к коллеге, а к ковру. Но развернуть до конца не сумел — на поле брани объявились новые действующие лица, вышедшие из подъезда. И устроили брань. Очень краткую, конспективную. Из одного слова. Потом быстро развернулись и скрылись обратно в темноте.

— Держи! — Копейкин метнул Бойкову свой табельный «макаров». — Давай за ними, я сейчас!

— Ковер разверни!

Николай Васильевич устремился в страшный темный подъезд, словно в пещеру ужасов, где за каждым поворотом ждут инфарктные сюрпризы. Копейкин же подтянул потерявшего ориентацию Гарика к оградке газона и приковал его к ней наручниками. После размотал ковер, отлепил скотч ото рта бедной Светочки, пережившей такое, что обычному человеку лучше не переживать. А если переживать, то за очень большие деньги.

— Покарауль его, — кивнул он ей на поверженного врага, — только не убивай.

И тоже умчался в темноту, прикинув, что двое против одного не по правилам, даже принимая во внимание, что один — не самый хороший приятель. Да и вообще — не приятель.

Сантана и его верный оруженосец Санчо не стали возвращаться в квартиру Юли. Что там делать? О чем с этой рыжей сутулой дурой разговаривать? Да и найдут у нее сразу.

— Давай на чердак!

Оруженосец назывался так не для красного словца. Он действительно носил оружие, хоть и полулегальное — официально зарегистрированный «травматик», но доведенный умельцами до нужных бронебойных кондиций.

Господа, преступившие уголовное законодательство, несмотря на одышку, успешно добрались до чердачной двери, представлявшей собой обыкновенную металлическую решетку. На петлях болтался навесной замок — и, о счастье — он не был защелкнут. То ли дворник потерял ключи и вешал его для блезиру, то ли просто забыл закрыть. Без разницы. Оставалось только шмыгнуть за решетку, протянуть руку и защелкнуть дужку, чтобы никто больше не зашел. Что и было без промедлений проделано. Пока менты провозятся с замком, они спокойно выйдут из дома через соседний подъезд. А дальше — самолет «Юрьевск — Москва» и «Москва — Лондон». Да и то в самом крайнем случае.

Первым у решетки, разумеется, оказался Бойков. И, вместо того чтобы бежать обратно и перекрывать выходы из дома, принялся с остервенением молотить рукояткой пистолета по замку, словно рестлер по голове соперника. И молотил до тех пор, пока не появился второй участник погони.

— Да кто ж так делает?! Дай!

Копейкин отобрал у охотника на оборотня оружие, передернул затвор и отошел на метр от замка.

— Как говорят в кино: лучшая отмычка — это пуля.

Прицелился и плавно нажал спусковой крючок.

То, что приключилось в следующую секунду, не пришло бы в голову даже самому отъявленному сценаристу с канала «Насилие».

Николай Васильевич, стоявший рядом с Кириллом Павловичем, дико вскрикнул, крутанулся волчком вокруг собственной оси и, схватившись за плечо, второй раз за вечер рухнул на грязный пол, окончательно погубив брендовый костюмчик. Кричать после падения не перестал, а наоборот, усилил рев турбин.

Напрасно он не доверял актерским приметам, ох, напрасно. Нельзя изображать не то что убитого, а даже раненого. Ибо лицедейское астральное тело может пересечься с реальным астральным телом, их чакры совпадут, и духовная оболочка окажется пробитой. Хорошо, если навылет.

Законы физики никто не отменял. А важнейший из них утверждает: «Угол падения равен углу отражения». Рассмотрим пример.

ДАНО: Пуля, выпущенная из пистолета Макарова, попадает в металлический навесной замок, находящийся на расстоянии один метр, под углом в сорок пять градусов.

ВОПРОС: Под каким углом отскочит пуля от замка, учитывая, что пробить тело замка невозможно?

ОТВЕТ: Пуля отскочит от тела замка под тем же самым углом и попадет в тело того идиота, кто не учил физику в школе.

Садись, два!

Вернее, ложись.

Сантана, отродясь не державший в руках гитару и получивший такое прозвище из-за внешней схожести с великим музыкантом, первым достиг решетки соседнего подъезда. Потому что очень не хотел в тюрьму. Спустя пару секунд к финишу пришел оруженосец Санчо.

Увы, здесь замок добросовестно нес вахту, без дураков. Оруженосец попытался рукояткой пистолета сбить его, но с тем же успехом можно детским надувным молотком разбить стенку дзота.

— Стреляй! — приказал Сантана, встав под углом в сорок пять градусов по отношению к замку.

Санчо лихо выхватил пистолет, но в это мгновение в соседнем подъезде грохнул выстрел, после которого раздался дикий, дикий, дикий вопль.

Господа испуганно посмотрели друг на друга. Оруженосец прислушался и сделал вывод:

— По ходу Гарика вальнули. На поражение бьют, отморозки… Сдаваться надо.

Сантана, тоже не помнящий законов физики, хорошо помнил законы жизни. А один из них гласил: «Все надо делать вовремя».

— Пушку скинь, — приказал он оруженосцу, — потом звони адвокату. И помни про пятьдесят первую статью Конституции. Она поважнее понятий.

После достал айфон и доиграл последний уровень «Angry Birds». Сдаваться надо с честью.

Ольга Андреевна Горина, как и Кирилл Павлович Копейкин, переживала непростые времена. Сегодня она переживала их на дежурстве в своем кабинете, занимаясь разбором бумажных завалов, вместо того чтобы раскладывать «косынку» или решать сканворд. Какой бы год на дворе ни стоял, а количество писанины не уменьшалось ни на букву. На том стояли и стоять будут органы внутренних дел.

Звонок от сидящего на вахте Жукова скрасил скучный вечерок:

— Ольга Андреевна, из Северного звонили. Что-то стряслось там. Наших постреляли.

— Каких наших?!

— То ли Кольку, то ли Копейкина… То ли обоих сразу.

— Живы?!!

— Без понятия! «Скорая» поехала.

— Боже… Машина есть?

— Моя на приколе, инжектор полетел, а отделенческая на профилактике. Я Цареву позвонил домой, он туда на попутке выехал…

— Черт! Адрес давай!

Ольга выскочила из отдела, на ходу набирая номер бойковского мобильника. Коля трубку не брал.

Добежав до проспекта, вскинула руку. Третья машина остановилась, она назвала адрес и цену, получила добро и упала на заднее сиденье.

Кто ранен? А может, убит. Колька или Кирилл? Скорее всего, Колька, раз не берет трубку.

Но кто более матери-истории ценен? Положа руку на сердце — Кирилл. Прости, Коля, если обидела, но…

Она дрожащими от волнения пальцами крутила мобильник, не решаясь набрать номер Копейкина, хотя, казалось бы, — чего проще. Просто боялась. А вдруг все-таки он? Что она тогда будет делать? Дура!

— Быстрее, быстрее, я отмажу от ГАИ…

Господи, только бы пронесло… Как же без него?

И ей из приемника вторил великий сын грузинского народа Валерий Меладзе:

«Я не могу-у-у-у без тебя… Куда ни беги, все повторится опять…»

Коля действительно не мог снять трубку. Врач — мужик с элегантным выхлопом медицинского спирта — обрабатывал ему рану, приговаривая ободряюще: «Хороший коп — мертвый коп». Светочка, приложив грелку со льдом к распухшей скуле, смотрела на них и горько плакала, увлажняя пол кареты «скорой».

Копейкин что-то докладывал примчавшемуся Слепневу с бригадой поддержки, не святая троица Гарик — Сантана — Санчо дожидалась участи на скамейке под охраной постового. Адвокат, прибывший первым, прорывался к клиентам, но его не пускали. Остальное — традиционно: зеваки, комментарии, плоские шуточки.

— Жаль, кость не задета. Иначе бы вплоть до ампутации. А так через неделю заживет, — продолжал глумиться эскулап.

— А шрам? — возмущенно напомнил раненый. — Это ж на всю жизнь! Кому я теперь с таким уродством нужен?!

— Но не на жопе же… Давайте шею посмотрю.

— Не надо. Это краска… У оборотня одного отобрал.

— Воля ваша, — врач закончил и вышел покурить на свежий воздух, потому что, как большинство врачей, не заботился о собственном здоровье.

Бойков повернулся к разведчице:

— Свет, не плачь. Тут же нет никого. Можно не играть.

Какая игра? Да она по-настоящему ревет! И не столько из-за себя. Колька же реально погибнуть мог. Вот дурак!

Она осторожно дотронулась до его повязки:

— Очень больно?

— Уже нет, заморозили, — он внимательно посмотрел на нее, — ты чего? На самом деле? Брось. Заживет… Сантана тварь…

— Это он тебя?

— Ну не Копейкин же…

С этим можно было бы поспорить, но Бойков благородно рассудил, что Копейкин, хоть и гад, но ему помог — спас потенциально любимую женщину. Да и вообще, не по понятиям своих вламывать, даже не знающих законов физики. Когда полным-полно чужих. Поэтому версия родилась примерно такая — они догнали Сантану и Санчо, предложили предъявить документы и пройти вниз. Однако первый достал ствол и пальнул в представителей власти. Попал в бедного Колю. Копейкин имел полное право открыть ответный огонь, но предпочел честную рукопашную схватку, в процессе которой бандитский пистолет улетел в чердачные закрома, а сами бандиты были повержены. Версия не очень оригинальная, но зато вполне реалистичная. Тем более что пуля не застряла в Колиной руке, а пролетела насквозь. И дознаться, из какого она была выпущена ствола, в принципе невозможно. Да и какие еще версии могут быть в подобной ситуации?! В рикошет пули от замка никто точно не поверит.

Таким образом, даже если не получится вменить Сантане покушение на убийство участкового инспектора, в варианте с Бойковым и Копейкиным все железно. И показаний они не изменят даже под угрозой очень больших денег. Сам Сантана пока про сию версию не подозревал и спокойно выстраивал в голове линию защиты. Ничего, скоро узнает. Обрадуется.

Светочка, услышав последнюю бойковскую реплику, отшвырнула грелку, выскочила из «скорой», чуть не сбив с ног курящего доктора, подбежала к скамейке и со всего размаха залепила Сантане оплеуху:

— За Колю!

Предпринять защитных мер спонсор полицейских праздников не смог. Да и как сможешь со сцепленными за спиной руками? Оставалось только звать на помощь либеральную общественность и кричать о полицейском беспределе.

— Ты чего творишь?!!! Люди! Пишите на мобильник! Выкладывайте в Сеть! Не бойтесь! Не те времена!

Вторая оплеуха являлась ответом на поставленный вопрос. Третью нанести не дали подбежавшие представители слепневской бригады и меткий стрелок Копейкин.

— Тихо, Свет, тихо… Они ж тоже люди, хоть и козлы.

— Господа! Смотрите! Будьте свидетелями! Врача, врача! А-а-а… — Сантана захрипел и повалился на скамейку, словно футболист, симулирующий тяжелую травму.

— Заткнись, сердитая птичка, — лаконично посоветовал Кирилл Павлович.

Светочка немного успокоилась и вернулась в «скорую».

— Спасибо, конечно, — поблагодарил растроганный «прикрыватель», — но это лишнее. Он и так сядет.

В салон заглянул настороженный врач, озабоченный девичьей выходкой.

— Девушка, вам бы томограмму не мешало сделать. Возможно, сотрясение мозга. Хотите, отвезем в больницу.

— Спасибо, сама доеду.

Бойков дотянулся до пиджака, накинул его на плечи разведчицы — в салоне «скорой» было не жарко. Приобнял.

— Свет… Давай договоримся. Между собой никаких комбинаций. Мы ж обычные люди, а не шпионы, в конце концов.

Она согласно кивнула.

Чуть в стороне с шумом затормозил автомобиль. В нашем полку прибыло! Ольга Андреевна Горина! Аплодисменты!

Подбежала к постовому:

— Кого ранили?

Тот указал дубинкой в направлении кареты, ничего не ответив. Ольга бросилась туда, но по пути заметила Копейкина и группу товарищей. Изменила курс:

— Кирилл… Ты в порядке?

Тот наморщил лоб, потер плечо:

— Пустяки… Кость не задета. Повезло.

Ольга осторожно прикоснулась к упомянутому плечу:

— Здесь?.. Не больно?

— Больно.

«Дай подую», — хотела было предложить Ольга, но тут из салона «скорой» донесся чудный голосок соседа по кабинету:

— Э! Э! Я не понял… Это я — раненый! Меня жалейте!

Копейкин посмотрел на Ольгу, улыбнулся, после подошел к кричащему:

— Пожалеем еще… На вот, посмотри лучше, — он протянул Бойкову мобильник, отобранный у Гарика.

— Ну «Nokia». И что?

— Во входящие ММС глянь.

Бойков раскрыл нужную папку. Фото было уже загружено. Машина. Но не просто машина. А та самая, на которой уехали в свой последний путь курьеры.

— Блин!

— Вот и я говорю. Осталось узнать, кто отправитель.

Как всегда к месту, возник Слепнев, притащивший компьютерный диск.

— Вот, — у скамейки валялся, — возможно, скинули. Надо посмотреть, что здесь. Не исключено, на заказухи выйдем.

— «Киллер как профессия», — прочитал кровавую надпись на диске Бойков, — да, похоже на то.

Копейкин вздрогнул словно заяц, к которому в автобусе подошел контролер, похлопал по карманам куртки и признался:

— Ой… Это мое… Выпал, пока кувыркались. Ну, вернее, не мое… Изъял по материалу. Игрушка обычная.

Не говорить же, что отобрал симулятор у сына, решил поиграть и втянулся людей мочить. Вроде взрослый, серьезный человек, офицер полиции, а все не настрелялся.

Ольга никак не прокомментировала, но взгляд ее относился к категории подозрительных по всемирной классификации взглядов.

«Изъял, говоришь?.. Уж больно по теме».

— Жаль, — Слепнев вернул диск Копейкину и забрал у Бойкова мобильник Гарика. — Ладно. Надо с этим решать. И срочно. — Он повернулся к своим бойцам. — Ну что? Пробили?

Один из оперов утвердительно кивнул и принес бумажку с данными абонента.

— Вот. Тартахунов Нуржан Альтаирович… Проживает в Таджикистане, в городе Курбан-Тюбе.

— Он и навел, — сделал вывод Копейкин, — а вы — наши, наши… Таджики, блин!

— Шутки в сторону, — отрезал Слепнев, — звонить надо так, чтобы не было мучи… тьфу, — чтобы сами услышали звонок. И прямо сейчас. Если человек узнает, что Гарика задержали, трубку скинет. А Тартахунова мы долго искать будем. Кстати, скорей всего, это гастарбайтер. А кто у нас гастарбайтерами занимается, а?

— Да все кому не лень, — ухмыльнулся Кирилл Павлович, — поэтому их так много.

Бойков с нежностью посмотрел на разведчицу с опухшей челюстью:

— Ты с нами или томограмму делать?

— С вами.

Кто бы сомневался. Вот примерно таким образом и рождаются сценарии «Крепких орехов».

— Нет уж… С такой челюстью только в балет «Щелкунчик». Доктор, везите ее в больницу. Будет сопротивляться — вяжите.

Сегодня снова был вечер памяти Курта Кобейна — человека из нирваны. Стенобитная мелодия «Smells like Teen Spirit» в не очень качественном, но громком исполнении создавала настроение полета, радости и особой умиротворенности. И проживающие в доме хоть и стучали в бессильной злобе по стенам и батареям молотками, но музыка продолжала звучать. И будет звучать, согласно действующему законодательству, еще пять минут — ровно до одиннадцати. Стучи не стучи.

И бдительный участковый Володя Седых, стоя на изготовку с бланком протокола в одной руке и часами в другой, невольно подтанцовывал, прислушиваясь к уханью за стеной. И если хотя бы на несколько секунд рокеры превысят лимит, их ждет серьезный штраф, а возможно, и закрытие клуба. Потому что — задолбали со своим Кобейном и прочими недобитыми наркоманами. Если б хотя бы играли вечнозеленую «Мечты сбываются и не сбываются», а то… Тут же пританцовывала пара измученных роком пенсионеров. Муж с женой со второго этажа. В качестве понятых. Зафиксировать время для протокола.

Петр Егорович занимался более полезным делом. Подсыпал свежей крысиной отравы. Крысы задолбали покруче Кобейна. Скоро дискотеку устроят посредине кабинета. Благо музыка есть.

Рокеры не уложились. Часы пробили одиннадцать, а песня не кончалась, оставаясь с человеком.

— Есть! — объявил Володя. — Состав административного правонарушения налицо. Сейчас составим акт, затем протокол.

Авторучка коснулась бумаги, выводя первое слово, но в этот момент в кармане участкового запиликал мобильник. Рингтоном не такой бессмертной вещи. «О, боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына…»

— Да.

— Витек! Привет! — Голос явно поддатого абонента звенел радостью.

— Ошибся, родной, — улыбнулся Седых и отключил связь.

Но почти тут же дверь распахнулась:

— Нет, родной, не ошиблись…

И Володя понял, что он пришел. Тот самый эвфемизм, созвучный со словами «торец», «песец» и прочими. Сегодня его представителями были Бойков, Слепнев, еще одна дама и другие официальные лица.

— Трубочку… — протянул руку первый из упомянутого списка, — Нуржан Альтаирович.

— А в чем дело? — Седых не потерял присутствия духа.

— Не заставляй применять мат и силу. Мобильник давай.

Жильцы, мечтавшие о покое, заподозрили, что останутся с музыкой «Нирваны», которая, к слову, продолжала доноситься с площадки, навсегда или, говоря современным русским языком, — форево.

Седых, поняв, что сопротивление бесполезно, сунул руку в карман и передал свой «Самсунг» оэсбэшнику.

Коля активировал мобильник, нашел папку со входящими звонками. И слегка озадачился. Во входящих номерах его звонка не было. Удалить его Седых бы не смог — просто не успел бы. Да и какой смысл удалять — у оператора он зафиксирован.

Он посмотрел на Машкова, после на пенсионеров.

— Кто сейчас разговаривал по телефону?

Пенсионеры синхронно пожали плечами, заподозрив, что стали свидетелями чего-то важного. Поэтому лучше помалкивать. Машков тоже молчал.

Но Коля, будучи серьезным охотником на оборотней, быстро взял себя в руки. Извлек свой телефон и еще раз набрал нужный номер. И снова зазвучал задорный голосок певицы Натали:

«О, боже, какой мужчина, я хочу от него сына, я хочу от него дочку…»

— А в почку? Не хочешь?

Вопрос был задан Бойковым Володе, а не певице. Ибо музычка звучала из глубин его кителя.

Седых, поняв, что теперь точно пришел полный эвфемизм, метнулся к окну, на ходу доставая из кармана еще один «Самсунг». Брата-близнеца первого, что держал в руке опер ОСБ. Прицелился и метнул точно в форточку. Но телефон попал в решетку и вернулся обратно в кабинет.

— Видно, не судьба, — подвел итог Николай Васильевич еще одной цитатой из песенного творчества Натали, — лучше б ты его съел.

Пока представитель городского убойного отдела Слепнев со своими подмастерьями досматривали кабинет в поисках улик и материальных ценностей, Коля и Оля сидели на мокрой лавочке, любовались вечерним юрьевским небом и дышали свежим озоном. Дождь закончился, рокеры угомонились, и лишь оперативный матерок, долетавший на улицу из кабинета через форточку, немного нарушал идиллию.

— Вот и вся операция, — печально подвел итог Коля, — три оборотня на один опорный. Неплохо. Вернее, плохо. Развела ты, Ольга Андреевна, преступность на своей земле. Если б не Светка…

— Между прочим, знаешь, почему она согласилась здесь работать?

— Царев уговорил.

— Нет. Узнала, что ты будешь ее прикрывать. Делай выводы.

— Серьезно?.. А что ж она тогда?.. Ну это… Как бы это сказать?.. На контакт не идет. Я и так и сяк…

— Потому что, Коля, даже если женщина оказывает тебе знаки внимания, это не значит, что ее можно брать голыми руками. Подвиги и песни под балконом еще никто не отменял. Даже в век высоких технологий.

— Я не умею петь.

— Учись.

— Ладно… Оль, тогда информация за информацию. Я сказал Копейкину, что наврал про тебя.

— В смысле? — насторожилась Ольга. — Опять какие-то комбинации?

— Никаких комбинаций. Так и сказал — да, был план охмурить его. Но ты работала с ним не по плану. Просто он тебе понравился. По-моему, поверил.

Самого Копейкина на задержании не было. Он не поехал, дабы не прослыть поганым стукачом в глазах коллег. Остался работать с Сантаной и Гариком.

— А зачем ты, вообще, с ним обо мне говорил?

— Оль, я ж не слепой… Ты ж по нему сохнешь. Да и он — невооруженным взглядом видно. А я вроде как клин между вами вбил. Вот и решил исправить. Возьмитесь за руки, друзья…

«И потом я буду знать, что обо мне думает Светка».

Но об этом Николай Васильевич, естественно, умолчал.

Сегодняшнее совещание оперативного состава проходило в полевых условиях. Деревце, посаженное Царевым во дворе отдела собственной безопасности, прижилось и дало первую листву. Но это не значит, что на него теперь можно наплевать и забыть. Борис Дмитриевич никому не доверял окучивание своего детища, поэтому лично орудовал лопатой, несмотря на больную спину. Стоявший рядом Бойков и рад бы был помочь, но не мог — раненая рука все еще висела на перевязи. А вторая держала свежий выпуск «Юрьевского вестника».

— «При задержании преступники оказали вооруженное сопротивление, — с добрыми интонациями цитировал Коля автора заметки, театрально жестикулируя, — открыли огонь из пистолета по полицейским, ранив одного из них в руку и шею. К счастью, ранения оказались не смертельными, сейчас здоровью сотрудника ничего не угрожает. Полицейских, принимавших участие в операции, поблагодарил лично министр внутренних дел…» Вранье. Наглое, циничное вранье.

— Что — вранье?

— Не благодарил. Дальше читать?

— Не надо, — Царев прервался, вытер лоб, — по делу что?

— Да что там может быть? — Бойков свернул газету и присел на лавочку. — Седых признался, Гарик тоже. Сначала пошли на сделку с совестью, потом со следствием. Есть маленький шанс не получить пожизненное. Гарик второго сдал, с кем на трассе был. Мент бывший. Пока не поймали, но никуда не денется. Слепнев дырки в кителе сверлит… Расколол. Герой.

— Что Седых говорит?

— Как мы и предполагали. Скорей всего, когда Михалев узнал, что возит вовсе не деньги, решил соскочить. Предложил Седых — не хочешь ли выгодную халтуру? Тот согласился, но в последний раз попросил съездить Михалева. Мол, у самого в тот день дела. Потом Сантане перезвонил с секретного мобильника. Он его специально завел, еще до всего этого. Для интимных звонков. На гастарбайтера одного оформил. В общем, позвонил — так и так, могу вернуть долг. Только не деньгами, а информацией. Потом у дома Михалева сфоткал машину Темнова, когда тот за ним заезжал. И отправил фото по ММС Гарику.

— Из-за семи тысяч подставлять сослуживца под убийство?

— Убивать якобы не договаривались. Так, взять одного в заложники, отобрать деньги, и все. А получилась заварушка. То, что в машине не деньги были, а «хлеб», они и не знали даже. Знали б, может, и не связывались бы. Одно дело — черный нал, другое — наркота. Ее же сбывать надо, а Сантана таких дел сторонится. Ну а когда Седых просек, что Светка — наша, решил на Никиту стрелки перевести. Поэтому и наврал ей про якобы подслушанный разговор того с Михалевым.

— Откуда он узнал про Родионову?

— Она у Сантаны дома была. С установкой. Связи пробивала. Город маленький… А может, еще от кого. Попробуй все просчитай.

— Черт… Это хорошо, что так закончилось. Я, конечно, сам виноват, пошел на авантюру, — Царев воткнул лопату в землю, нечаянно перерубив невинного червя.

— Борис Дмитриевич, — Бойков понизил голосок, — а это правда, что она согласилась внедриться, узнав, что прикрывать ее буду именно я?

— А что?

— Ничего, просто слухи ходят.

— Она согласилась, потому что я уговорил.

Николай Васильевич, конечно, огорчился, но вида не подал.

— Борис Дмитриевич… У меня к вам одна просьба… Так, на всякий случай…

— Погоди с просьбами… Ты мне теперь без всяких газетных статей скажи — кто тебя подстрелил? Сантана не отморозок так подставляться.

Коля поправил повязку, еще раз посмотрел на газету:

— Ну… Отморозок не отморозок, а когда припрет… Просто он целился выше, а попал в ру…

— Николай. Не дури.

Пришлось рассказать горькую правду. Про замок, Голливуд и, прости господи, мудака Копейкина. Царев, конечно, улыбнулся, но едва заметно — словно услышал бородатый анекдот.

— Повезло тебе, Коль… Но на всякий случай съезди и забери замок. Пока сантановские адвокаты не забрали.

— Обижаете, Борис Дмитриевич. Уже давно на дне…

— И хорошо б пулю копейкинскую найти… Как они, кстати?

— В смысле?

— С Ольгой…

Коля не удивился вопросу. Нормальный начальник должен быть в курсе интимной жизни подчиненных.

— Вроде помирились… По крайней мере при мне не дрались. Хотите, спрошу у Ольги.

— Я не о том, — Борис Дмитриевич заметил несчастного червяка и добил беднягу, — что по «Главному»?

Речь шла о предполагаемом человеке, организовавшем комбинацию по дискредитации Гориной руками Копейкина.[6] Возможно, никакого «Главного» не существовало в помине, но не исключено и обратное. И «Главный» мог работать в системе на высокой должности.

— Пока ничего, — честно ответил Бойков, вместо того чтобы пустить в ход туманные формулировки, типа «работаем, и скоро будут подвижки», — но я работаю и надеюсь, скоро будут подвижки.

— Лишь бы эти подвижки не произошли без нашего участия… Ладно, что там у тебя за просьба?

Несмотря на проявленные героизм и мужество, поместили Светлану Юрьевну не в палату люкс, а обыкновенную, низкобюджетную. Хотя и отдельную. С окном, выходящим на больничный двор. Томограмма показала, что с мозгами относительный порядок, но сотрясение есть. Поэтому лучше понаблюдаться недельку в стационаре. Да и зачем с опухшей щекой по улицам ходить, пугая народонаселение. Бойков обещал навещать два раза в день и пока не обманывал. Столик украшали не дешевые полевые цветы, а элитные розы, купленные им чуть ли не в кредит под залог квартиры. Если не врет.

Царев тоже приезжал, поблагодарил за работу, рассказал пару старинных анекдотов для поддержания морального духа. Министр не звонил. Репортеры не домогались, про роль Светланы Юрьевны в секретной операции никто им не поведал, а сама она никому не хвасталась. Равно как и родным.

И вроде бы все хорошо — миссия удачно завершена, злодеи пойманы и, возможно, будут наказаны. И Коля цветы дарит и чуть ли не в любви объясняется. Цель достигнута. Да только нет спокойствия на душе. Может, потому, что свои все же оказались чужими, а может, любовная цель достигнута таким странным путем. А даже мелкий обман грозит в дальнейшем большими проблемами.

Или это из-за мучительной бессонницы? Никакое успокоительное не помогает. Закроешь глаза, и одно и то же. Ковер и расстрельный приговор. Ладно б еще в военное время… И ведь могли, гады, привести в исполнение. Тогда, в квартире Юли, еще не доходило, а сейчас дошло.

Печальные размышления прервал веселый стук в дверь.

— Не заперто, — отозвалась Светочка, вытаскивая из-под подушки пистолет, заботливо оставленный Бойковым на случай вооруженного конфликта с организованной преступностью. Вдруг мстители объявятся? Пистолет он оставил собственный, табельный, выказывая ей, таким образом, полное доверие.

Дверь приоткрылась, в палату вкатился сервировочный столик, накрытый большой салфеткой. Следом возник настоящий ресторанный официант. В белоснежной рубашке, с бабочкой и в накинутом поверх плеч халате.

Руку с оружием Светочка убрала за спину, не исключая, что под салфеткой прячется другое оружие.

Но она ошиблась. Официант откинул салфетку, поднял металлическую сферу-крышку, прикрывающую блюдо. На тарелке беззвучно молили о пощаде устрицы. Штук двадцать. Тут же лимончик и специи. Рядом с тарелкой — завернутые в салфетки приборы.

— Заказ от «Лазурного берега»! — объявил вошедший, доставая блокнотик с квитанцией и авторучку. — Распишитесь.

Колька, что ли, подкалывает? Прислал обед из ресторана, хозяин которого ее чуть не убил.

Светочка нахмурилась, незаметно сунула пистолет обратно под подушку, взяла квитанцию:

— Но… Тут палата шесть.

— А эта какая?

— Девятая. Там просто цифра перевернулась.

«Катись ты отсюда со своей тележкой».

— Прошу прощения, — молодой человек вырвал квитанцию и удалился вместе с обреченными устрицами.

И опять напала хандра. Может, Ольге позвонить, поплакаться? Она уже навещала, но тогда хандры не было.

В дверь снова постучались. И снова привычные движения руки. Подушка — пистолет — палец на крючок. Так и втянуться можно. Потом без ствола в кровать не ляжешь.

— Да, входите.

На сей раз никаких ошибок. Бойков. С пакетиком. И рукой на перевязи:

— Привет…

— Проходи, — положила пистолет на тумбочку, где стояла упаковка с соком и лежала посуда.

— Я мимо проезжал, вот, «дачку»[7] привез, — он принялся выгружать из пакета продукты, — хорошо, что здесь не тюрьма. Лишнее не отбирают и не обыскивают.

Апельсины, яблоки, шоколадка…

— Ты не подумай, это не с оперрасходов. На свои, на кровные. Всю ночь бумаги писал, чтобы заработать.

— Спасибо.

— А когда поправишься, сразу в ресторан. Устрицы за мной.

— Коль… Не надо мне никаких устриц. Да и не люблю я их, если честно. Скользкие, противные, тьфу…

— Любишь не любишь, а есть придется. Мужик сказал — мужик ответил, — Бойков присел рядом с ней на койку, — как самочувствие? Удалось поспать?

— Нет. Бесполезно.

— Момент, — Коля достал из кармана круглую баночку без этикетки. — Копейкин передал. Говорит, супертаблетки. Держи.

Светочка взяла упаковку, высыпала на ладонь несколько черных пилюль:

— Что это?

— Он называл, я не запомнил. С ног валит лучше «калаша». Но якобы никакой химии. Попробуй, вдруг поможет.

— Спасибо. А у тебя как рука?

— Уколы делают. От бешенства. Сантана заразить мог. Через пулю.

Про меткий выстрел они с Копейкиным не говорили даже самым близким людям. Но между ними произошла очень бурная дискуссия по вопросам знания законов физики и мирового кинематографа. Победителя выявлено не было.

— За Сантану Москва вступается. Откуда только не звонят! Но ничего, отобьемся. Стрельба по сотрудникам — это не бюджетные деньги тырить. Голимый криминал. Козел. Про тебя, кстати, ерунду всякую блеет. Мол, велел Гарику не убивать, а отвезти подальше и выпустить в чисто поле. А ты, дескать, не так поняла.

— Ну да, наверно… По Никите что?

— Так в тюрьме. В ментовской хате. За кокаин и арбузы. Тут, как говорится, сам герой… Эх, где ж ты, Ваня? Как тебя не хватает.

— Че-го? Какой Ваня?

— А-а, не обращай внимания… Мысли вслух… Свет, — Коля приблизился еще на пару сантиметров, — я что подумал-то… Помнишь, мы там в «скорой» договорились, что больше никаких комбинаций?

— Помню.

— В общем, я признаться хочу. Чистосердечно…

— В чем?

— Я, когда узнал, что Царев тебя внедрить хочет, напросился тебя прикрывать… Не веришь? Можешь у него спросить.

Вот это новость…

— Зачем напросился?

— Сама же говорила, про меня слухи всякие ходят. Мол, на службе не кручу никаких романов, скачущее либидо. Ты б меня сразу завернула. А так… Больше шансов на успех.

— То есть… У тебя со мной служебный роман?

— Почему служебный? Просто роман. И теперь я буду прикрывать тебя всегда. Держи.

Коля извлек из заднего кармана брюк мобильник, по́шло, но от души украшенный стразами:

— Иваныч новый сварганил. Лучше прежнего. Вот тревожная кнопка. Здесь улучшенная прошивка и навигация. Точность — до двадцати пяти метров. Если что — жми, не стесняйся.

— Даже в нерабочее время?

— Конечно!

— Но ты понимаешь, что это серьезная нагрузка. Не сломаешься через год? Или месяц?

— Я не боюсь трудностей.

— А как насчет ремонта холодильника?

— Вообще без проблем. Давай ключи, все сделаю в лучшем виде, — Коля приложил ладонь к груди, приблизившись еще на один сантиметр.

— Вообще-то, он не сломан.

— Не понял…

— Я тоже подходик искала. Но мы же договорились. Больше никаких комбинаций.

И Светочка так мило улыбнулась, что Коле захотелось без промедления обнять ее, и как можно крепче.

Но не судьба. Потому что медсестра-кухарка привезла обед. Не из «Лазурного берега». И надо заметить, без устриц.

Леонид Анатольевич Сатин, возглавлявший компанию «Юрьевские срубы», не мог оставаться в стороне от событий местной жизни. Особенно когда события могли затронуть его лично. И не просто затронуть, а нанести такой удар, после которого очнешься где-нибудь в дальнем зарубежье. Если успеешь очнуться.

Поэтому ежедневный просмотр определенных страничек Интернета стал жизненно необходим. Тайна следствия — это святое, но всегда найдутся сотрудники, готовые слить информацию журналистам за интерес.

Раскрытие убийства курьеров, с одной стороны, радовало, но с другой стороны… Хорошо, если налетчики будут все отрицать и молчать как рыбки. А если заговорят?

Самое страшное, что Леонид Анатольевич — не последнее звено в цепи. А вот последние звенья — люди очень и очень серьезные. Не поймут и не простят. И в зарубежье найдут. Самом дальнем.

Он расчехлил планшетник, открыл новостной сайт, пробежал глазами. По делу о курьерах ничего. Но успокаиваться нельзя. Надо потихоньку собирать «тревожный чемоданчик». Чтоб в любой момент…

В кабинет заглянула секретарша:

— Леонид Анатольевич, тут к вам…

Аккуратно отодвинув секретаршу, зашел мент. Тот, что приезжал в день налета. Копейкин, кажется. Он улыбался так, словно получил генеральское звание. В руках объемный полиэтиленовый пакет:

— Леонид Анатольевич! Я без созвона! Так сказать, сюрпризно. Здравствуйте!

— Доброе утро… Проходите.

— Извините, если оторву… Зато сюрприза у меня целых два!

Опер подошел к столу и вытащил из пакета мобильный телефон и бумажник:

— Вот! Узнаете?

Сатин растерянно взял мобильник, покрутил в руках.

— Да… Это мой.

— А говорили, что упали… Вас же ограбили. Верно?

— Верно, — нехотя выдавил из себя директор, — но… У меня с женой не очень, она бы не поверила… Да я и не думал, что найдете. Откуда это у вас?

— Как откуда? Мы же работаем. Служба дни и ночи. Поймали грабителей, изъяли у скупщика. Все, кроме часов. Часы ушли навсегда.

— Спасибо, конечно.

— Благодарить рано. Потому что есть второй сюрприз!

Копейкин извлек из пакета черную спортивную сумку.

У Леонида Андреевича началась сердечная аритмия. Сумка была та самая. В которую он лично упаковал наркоту. И которую передал Игорю.

А значит, Интернет подвел. Не оповестил вовремя, не предупредил. Впрочем, технологии еще не достигли такого уровня.

— Вам нехорошо?.. А то у меня таблеточки есть. Черные, правда, зато надежные. Не стесняйтесь.

— Нет, все в порядке.

— Сумка ваша?

— Нет… То есть… Да… Спасибо.

— А почему так скромно? Без радости? Разбой ведь раскрыт. Где вы один из потерпевших. Плясать надо!

Не плясать, а сваливать.

— И я догадываюсь, почему вы не пляшете… Ибо денег там не было, потому что не было никогда.

— Не понимаю…

— Понимаете, Леонид Анатольевич, понимаете… Постройкой бань на дворец не заработать. А дворец хочется. Приходится подкармливать бизнес хлебушком. И где ж вы, интересно, его берете?

В кабинете появилась пара собровцев, вооруженных масками.

— Но ничего. Мы поможем построить. Все только начинается. Может, все-таки таблеточку?

Эх, как это здорово случайно встретить старого знакомого на узенькой тропинке! А еще лучше — сослуживца, с которым довелось похлебать из одной миски и поспать под одной шинелью. А потом посидеть, выпить, повспоминать. Поворчать по-стариковски о том, что годы летят, что молодежь уж нынче не та, что счастье не в деньгах… Погрустить немного, но признать все же, что лучшее, конечно, впереди.

Вот и встретились сослуживцы. Светлана Юрьевна и профессор Мориарти — Петр Сергеевич Машков. На узенькой тропинке, ведущей от больничного корпуса к центральной проходной. И рука автоматически потянулась к оставленному Колей мобильнику с тревожной кнопкой.

— Поговорим, Свет?

Отчего ж не поговорить, если пистолет в кармане.

— Хорошо.

Они присели на больничную скамеечку.

— Вы меня караулили, Петр Егорович?

— Нет… По телефонограмме сюда… Иду, а тут ты… Выписываешься?

— Просто гуляю.

Светочка приготовилась выслушивать упреки. Мы к тебе с открытой душой, планшет раритетный подарили, а ты… Некрасиво, не по-человечески. Однако ошиблась.

— Я извиниться хотел.

— За что?!

Машков потер подбородок, собираясь с мыслями:

— Володька не сказал, откуда он про тебя узнал?

— Якобы от Сантаны.

— Нет… Не от Сантаны… От меня… Я ведь сразу понял, кто ты.

— Почему?!

— Уж больно вовремя появилась. Ну и еще кое-откуда. Только не спрашивай, не скажу.

Не исключено, кто-то из кадров. Машков к кадровичке частенько наведывался. Роман у них служебный. А та не удержалась, подтвердила подозрения.

— Я Вовку и предупредил… По дружбе. Никиту не стал. Уверен был, что Михалев из-за него погиб, хотел, чтоб вы его… А вон, оказывается, как… Вовка-Вовка… Видать, ничего я в людях не понимаю.

Светочка не знала, что сказать. Наверно, надо благодарить Машкова, что не поднял панику.

— Вы меня тоже извините…

— Да тебя-то за что? Это ж работа. Сама выбрала… Сычев слюнями брызжет, но и пускай. Он за себя больше дрожит… Ладно, — Петр Егорович поднялся со скамейки, — выздоравливай… Будешь в наших краях, заходи.

Он протянул руку. Она пожала:

— Спасибо… Зайду.

Вряд ли он играл, стараясь наладить отношения с потенциальным противником. И еще она поняла, что он не причастен к налету на коллекционера. Она не стала сообщать, что Седых первым узнал о ней именно от Сантаны.

Машков сделал несколько шагов, затем, что-то вспомнив, обернулся:

— Да, вот еще… Дамочка вчера на опорный прибегала. Дозвониться до тебя не может. Та, что с резаной шеей.

— Карина.

— Вроде… В панике вся. Просила позвонить. Я ей не говорил, что ты… не наша.

— Да, хорошо, конечно. Позвоню.

Светочка вспомнила, что заблокировала конспиративный телефон. А другого Карина не знает.

Она быстро вернулась в палату, достала трубку, набрала номер:

— Карина, здравствуй… Это Родионова. Что случилось?

— Куда ж вы пропали?! — Ее голос дрожал. — Тут такое… Господи. Андрей признался!

— В чем?

— Да что меня ножом, — она заплакала, — арестовали его… Что делать-то?

— Зачем признался?

— Не знаю! Адвокат говорит — либо обманули, либо напугали. Наплели про сделку со следствием… Андрюша как лучше хотел. И еще эта Лимонова достает. Я с ума схожу!

— Спокойно, спокойно… Карина, успокойся… Я что-нибудь придумаю.

— Да вы же ушли! Вы же временная!

Информация все-таки просочилась в массы. Неудивительно. Высочайшие технологии. Или болтливые сотрудники.

— Я просто приболела. Не бойся, я не брошу тебя. Сегодня же перезвоню.

Светочка опустилась на койку. Она не представляла, чем может помочь Карине. Ей самой ничего не угрожает — внедрение все спишет, Моржов, в крайнем случае, заступится. Но люди-то остались. И им придется помогать, даже если это невозможно.

Потому что нельзя быть временным. Даже приходя на час.

В полдень ресторан мексиканской кухни «Акапулько» гостеприимно распахнул свои двери для дорогих гостей. И только для дорогих. Дешевым здесь делать нечего.

А без пяти семь по юрьевскому времени перед его фасадом остановилась карета «фольксваген» с шашечками на крыше, из нее вышел облаченный в новый брендовый костюм Николай Васильевич Бойков, обежал, открыл дверь и с рекламной улыбкой галантно подал руку:

— Прошу!

Светлана Юрьевна, придерживая подол длинного вечернего платья, оперлась на протянутую конечность и покинула карету. Помимо платья, на ней была изящная шляпка и туфли на очень высоком каблуке. Из аксессуаров — кожаный планшет немецкого производства 1928 года, перекинутый через плечо, и веер. В планшете мобильник с тревожной кнопкой.

Прическа и макияж соответствовали лучшим мировым стандартам. Для полноты картины напрашивались бриллианты. Но где ж их взять без огнестрельного оружия и шапочки-балаклавы?

Опухоль на ее скуле спала, и лишь небольшой шрамчик напоминал о том, что это не любовный роман, а боевик.

— А вот и обещанный сюрприз! — Коля указал на ресторан.

Сюрприз был обещан по дороге к «Акапулько».

— И в чем он заключается? Ты же сказал, куда мы едем.

— Сюрприз не в заведении, а в том, кому оно принадлежит. А принадлежит оно заместителю районного прокурора Лимоновой Ульяне Михайловне. Вернее, ее безработному мужу! И копать особо не пришлось. Как говорится, куда ни кинь — везде вляпаешься.

— Что, серьезно?

— Я же обещал, что буду тебя прикрывать. Поэтому ничего больше не бойся. И Карине передай то же самое.

— Боюсь, для Лимоновой это не компромат.

— Смотря как, когда и кому преподнести. На любого крупного чиновника есть компромат, но садятся избранные. Все зависит от политической воли. А она найдется.

— Грустно все это… Но все равно спасибо, Коль.

Светочка взяла Бойкова под руку, и по специальной дорожке, замощенной настоящим мексиканским булыжником, оба направились к улыбающемуся индейцу майя, раскрывшему дверь элитарного заведения.

— И как мне теперь работать? Засветилась по полной где только можно.

— Засветилась, потому что ты — Света, — скаламбурил Бойков, — придется тщательно гримироваться. Как в шоу «Один на один».

Когда до порога оставалась пара шагов, она вдруг притормозила и обернулась назад:

— Погоди.

— Что такое?

— Слышишь?

Бойков тоже повернулся и прислушался. Музыка. Кажется, мексиканская. А вон и сами музыканты. Наяривают на площади, зарабатывая на хлеб и пиво. Сменили дислокацию.

— Это марьячи, Коля.

— Вижу. И что?

Светочка несколько секунд вглядывалась в музыкантов:

— Ты пистолет захватил?

— В ресторан? Боже упаси. Меня по пьяни клинит… Помню, один раз…

— Жаль… Тогда прикрывай так.

— Кого?

— Меня… Не индейца же.

— Свет… Все закончилось. Ты больше не участковый. Да и была им понарошку.

— Ничего нельзя делать понарошку.

И чуть неуклюже, стараясь не сломать каблуки о брусчатку, она двинулась в сторону музыкантов, исполнявших великую «Бессаме мучо». По пути вынула из планшета секретный телефон и, не оборачиваясь, покрутила его в поднятой руке, что означало: «Никто тебя за язык не тянул».

Коля намек понял и, не задавая больше вопросов, пошел следом. Да, теперь это его вечная тревожная кнопка. Получил то, что хотел.

И рядом с ним, улыбаясь, неслышно шагал Ваня Хельсингов, сжимая в руке осиновый кол.