Три чужака

Глава третья

Они шли но каменистой тропинке, ведущей к домику. Рик передвигался медленно, опираясь на костыль и на плечо Рэда, несшего клетку с попугаем. Вашингтон яростно ругался и бил крыльями по прутьям. На темном небе светила бледная луна, и лишь лягушачья какофония нарушала покой. Рэд вдруг почувствовал, что у его товарища участилось дыхание, пять сильных пальцев сжались на его руке. На веранду, через опущенные жалюзи, пробивался луч света. Рэд прибавил шагу. Нога его ступила на первую ступеньку скрипящей лестницы. В полутьме он заметил какое-то движение.

— Входите, ребята, входите, — раздался вежливый, с хрипотцой, голос, который Рэд узнал сразу же, и различил в темноте серый силуэт массивной фигуры Милча.

— Что вы здесь делаете? — сурово спросил Рэд.

— Входите, поговорим. Зачем здесь объясняться, на таком холоде? Я вам говорю, входите.

Рэд не двигался. Пальцы Рика еще сильнее вжались в его руку.

— Пошел к черту! — завопил Вашингтон и забил крыльями.

— Не будем усложнять жизнь, — спокойно посоветовал Милч. — Входите оба.

Рэд все еще медлил, пытаясь освободить руку от вцепившихся пальцев Рика. Милч приближался к ним. Рука его сжимала короткоствольный револьвер.

Рэд почувствовал, что Рик тянет его за руку. Именно Рик распахнул дверь и держал ее открытой. Рэд еще мгновение колебался, но в спину ему уперся ствол револьвера.

От яркого света он зажмурился. Сначала он увидел Доктора, удерживавшего в равновесии орехи на тыльной стороне ладони, из его маленького рта торчала огромная сигарета. В тот же момент за спиной послышались тяжелые шаги, и Милч отвесил две звонкие оплеухи маленькому Доктору, вырвал сигарету и раздавил ее ногой на полу. Щеки Милча налились краской, побагровели. Но через мгновение лицо его вновь обрело цвет старого, бледного пергамента.

— Я же тебе запретил, — ласково произнес он, будто разговаривал с непослушным шалуном. — Я же сказал тебе: пока не больше одной.

Доктор застонал, провел руками по лицу. Голова его упала на грудь и застыла в этом положении. Слышалось лишь его шумное дыхание, он как будто провалился в глубокий сон.

Дэнни сидел верхом на стуле. Когда Рэд взглянул на него, парень отвернул лицо, но гигант успел заметить, что глаза его были расширены от страха. Лицо было совершенно белым; несмотря на холод, блестящие капли пота скатывались по его впалым щекам. Рэд увидел, что в комнате были и другие гости.

На красном плюшевом диване, одной из ножек которому служил деревянный ящик, сидела девушка с ребенком на руках. Она была хорошенькой, совсем юной, возможно, ей и двадцати не было. Очаровательное сочетание молодости и здоровья, никакой искусственности или вульгарности. Загорелое лицо, высокие скулы, темные ярко сверкающие глаза, красиво очерченные нежные красные губы — все это говорило, что с годами она будет становиться все краше. Короткие иссиня-черные локоны обрамляли ее тонко вылепленное лицо. Когда она увидела Рэда, глаза ее широко распахнулись и на мгновение тень улыбки скользнула по ее губам. Белокурая головка мальчика покоилась на ее груди.

— Кто это? — Рэд сжал волосатые кулаки и шагнул к Милчу.

— Ты был так любезен с нами сегодня утром, что нам захотелось возвратиться. И еще гостей привезли. Мы им рассказали о твоем глухонемом друге, который так чудесно готовит. Правда, Доктор?

Розовощекий человечек — голова его все еще свешивалась на грудь — издал резкий хлюпающий звук. Рэду показалось, что откуда-то издалека доносится постукивание орехов. Дэнни, уставившись в стену, закуривал сигарету.

Рэд прошел в глубь комнаты и повесил клетку на вбитый в потолок крюк. Вашингтон вновь бросился на прутья.

— Чтоб вы все сдохли! — проскрипел попугай. — Я хочу спать… Пошли в задницу…

Милч хрипло рассмеялся.

— Смотрите-ка, совсем не дура эта птичка!

Доктор поднял глаза, взгляд его был невидящим.

— У попугаев нет и намека на разум, — возразил он спокойно. — У них необычайные способности к подражанию, и больше ничего. Слова для них не имеют смысла. Просто очень развитая слуховая память. Видел я раз попугая, который говорил по-тамильски, по-турецки и по-венгерски.

— Слышали? — воскликнул Милч. — В этой голове кое-что есть! Давай, Доктор, толкни нам еще речугу.

Доктор ухмыльнулся и тут же впал в свое обычное летаргическое состояние.

— А я, — сказал Дэнни, — птиц не люблю. И клетки мне не нравятся.

— У тебя на то есть веские причины, так ведь, Дэнни? — Милч скривил губы. — Да и у меня тоже…

Он стал ходить взад-вперед по комнате и вдруг остановился напротив литографии, изображавшей Эйзенхауэра.

— Видишь вот этого? — сказал он в задумчивости. — Вот ведь, что хочет, то и делает: может тебя спасти от стула, а может и поджарить. Так вот с Розенбергами случилось. Наверно, жутко приятно обладать такой властью.

Потом он взглянул на календарь, который Рик повесил, чтобы закрыть пятна сырости на обшарпанных обоях. Сильнейший приступ кашля передернул его всего, и он тотчас поднес руку ко рту. Кашель утих, и Милч принялся перелистывать календарь.

— Какое сегодня число?

— 6 мая, — буркнул Дэнни.

— 6 мая, — повторил Милч. — Черт! Иногда время летит слишком быстро. Ты помнишь 13 апреля, Дэнни?

Смеясь, он плюхнулся на стул и вытянул толстые мускулистые ноги. Потом сунул руку в карман, и глазки его сразу же спрятались за тяжелыми мешками, похожими на куски мягкого теста.

— Время летит быстро, Рэд, никогда не забывай об этом, — повторил он с ухмылкой. — Что это у тебя в руке? Газета? Дай-ка ее Доктору.

Доктор, еще не вполне пришедший в себя, поднял голову и протянул руку.

— Да, — прошептал он, взглянув на первую полосу. — Здесь все есть. Ты был прав. Описывают все подробности.

— Прочти-ка нам, Доктор, — приказал Милч, отклонившись назад и удерживая равновесие на двух ножках стула. — И не торопись.

Доктор прочистил горло.

— Заголовки во всю ширину страницы, — отметил он и начал читать.

— Удачный поворот! — тихо произнес Милч. — Показания свидетелей не совпадают. Давай, Док, читай до конца, но не так быстро.

Доктор опять издал булькающий звук, вытащил из кармана платок и вытер глаза. Кашлянул, как бы извиняясь, и продолжил чтение. Похоже было, что он с трудом фиксирует взгляд на строчках текста.

— Здесь и фотографии напечатаны, — закончил Доктор.

Милч вырвал газету из его рук. Через плечо Милча Рэд увидел фото седовласого мужчины, красивой улыбающейся женщины и большеглазого веселого мальчугана.

— Теперь ты понял, как обстоят дела, — тихо сказал Милч, не сводя угрюмого взгляда с Рэда.

— Понял, и даже слишком хорошо, — ответил задумчиво Рэд.

Он посмотрел на напряженное лицо девушки, на мальчика, спящего на ее руках, на Доктора, уставившегося на свои пальцы, на Милча, сквозь приоткрытые серые губы которого виднелись неровные зубы, на Дэнни верхом на стуле, с потухшей сигаретой в углу рта.

Неожиданно Рэд осознал, что Рик стискивает ему руку. Он повернулся к Милчу.

— Убирайся отсюда, — сказал он спокойно. — Забирай всех и отваливай.

— Пошел в задницу! — одобрительно заорал Вашингтон и забил крыльями.

Милч опустил правую руку в карман, и его погасшие глаза опять спрятались среди жировых валиков. Он встал.

— Не осложняй мне жизнь, друг, — угрожающе прохрипел он. — Ты должен помочь нам, мы на это очень рассчитываем. Выбора у тебя нет.

— Я вам сказал: убирайтесь, — повторил Рэд, подавшись вперед и сжав огромные кулаки.

— Осторожнее!

Это было произнесено спокойным, безразличным тоном. Милч хлопнул себя по оттопыренному карману с револьвером.

— Мы не собираемся здесь устраивать драку. Зачем? Я слышал, что ты сказал. Я не глухой, как твой товарищ. Но чтобы слинять отсюда, не может быть и речи. Мы здесь еще немного задержимся.

Большими шагами он пересек комнату, поднял красную пожарную машинку, сделанную из дерева, и принялся с любопытством ее рассматривать.

— Надо же! Обыкновенный кусок деревяшки. А этот щенок не расстался бы с ним ни за что на свете. Смех, да и только. Не понимаю я этих сопливых детей.

Он швырнул игрушку на пол и сильно ударил по ней ногой. Машинка ударилась о стену, отскочила и оказалась у ног Рика, который поднял ее с насмешливой улыбкой на лице.

— Выбросьте из головы вашу затею втянуть нас в это дело. — Рэд был невозмутим.

Доктор уронил свои орехи и теперь, на четвереньках, чертыхаясь, пытался их отыскать.

Милч твердо стоял на толстых, коротких ногах. Острый подбородок был прижат к мощной груди, свирепый взгляд был обращен в пустоту.

— А вас никто и не заставляет. Нам только нужно здесь укрыться на время. Место идеальное. «Понтиак» мы спрятали. На этой вонючей рухляди нас сразу заметут. Мы ее поставили за вашим пикапом. Постарайся понять. Нам нужно лишь укрыться здесь, на день-два. Ты ничего не теряешь. Мы вам и бабки отстегнем, тебе и твоему другу. У папаши Гэльена куча денег, а больше детей у него нет. Ему уже около шестидесяти, так что других у него, видимо, больше не будет. Мы не жадные, просим всего двадцать тысяч. По шесть штук каждому из нас, и, скажем, две штуки вам с товарищем. Гэльен знает, что ему придется раскошелиться. И еще будет считать себя счастливым, если выручит своего ребенка.

— Я в эти игры не играю.

Милч вздохнул.

— Значит, помочь нам не хочешь? А, Рэд? Доктор меня предупреждал. Он эти дела прекрасно чует, иногда, правда. Ты же знаешь, мы совсем не хотим ни с кем ссориться. Хотим, чтобы все было тихо-спокойно. Посмотри на своего товарища. Ты ведь его любишь, так? Он тебе вроде сына, так? Я помню то, что ты мне рассказал. Ты его любишь… но если он получит пулю, то любить будет уже нечего. Труп. И если ты меня захочешь обидеть, то конец будет именно таким. Попробуй избежать этого, Рэд. Не доводи нас, и никто не пострадает.

Спящий малыш заворочался и забормотал во сне.

Мышцы Рэда напряглись, он сделал еще шаг к Милчу, но почувствовал на своей руке пальцы Рика. И в тот же момент увидел в руке Доктора небольшой никелированный револьвер. Тот положил орехи на стол и вытаращенными глазами смотрел на свое оружие. Потом подбросил револьвер на ладони и положил на колени, в то время как его пальцы пытались нащупать на столе два гладких ореха. Он нашел их, подбросил и поймал на тыльную сторону ладони. Затем взял револьвер, взвесил его в другой руке, сунул в карман и устремил на Милча умоляющий взгляд.

— Слушай, Милч, можно?..

— Нет, — прошипел Милч, — пока нет. Ты уже слишком много выкурил. Слишком много.

— Милч! — плаксивым голосом взмолился Доктор.

— Я сказал нет, Док. Будь умницей.

Дэнни вытряхнул сигарету из пачки и бросил ее Доктору. Сигарета упала на пол, и пухленький человечек растоптал ее каблуком, размазав табак по старому ковру.

— Какого… поганишь все? — взвился Дэнни.

— Оставь его в покое, — приказал Милч и, повернувшись к Рэду, добавил: — Подумай получше. Не хотел бы я сделать больно этому юноше. Нас интересуют только двадцать тысяч, и мы хотим получить их без приключений. Ясно? Советую тебе не делать глупости и не морочить мне голову. Что такое двадцать штук для папаши Гэльена?

— Нет, — рыкнул Рэд. — Ты только время зря теряешь. Я лишь хочу, чтобы вы отсюда по-быстрому отвалили.

Милч вытянул вперед волосатые ручищи.

— Слушай, мой хороший. Как только мы получим бабки, уйдем сразу же. Оставим здесь мальчишку с девушкой… и испаримся. Пострадает только банковский счет Гэльена.

Рэд повернулся к девушке.

— Вы с ними заодно? — спросил он жестко.

Девушка подняла на него глаза. В ее взгляде не было страха — лишь изумление и боль.

— Нет, — тихо сказала она. — Дэнни мой сводный брат. Он мне позвонил и сказал, что нужно срочно встретиться. Когда я пришла на место встречи, он пригласил меня сесть в машину. Я не хотела. Вот этот, — она указала на Милча, — сидел в глубине машины, и я его не заметила. Пока мы разговаривали с Дэнни, он вышел и посоветовал мне не сопротивляться. Как только я оказалась с Терри внутри, Дэнни тронул машину. Немного дальше мы остановились, чтобы забрать Доктора. Я об их планах ничего не знала.

— Хватит, Тесс, — процедил сквозь зубы Дэнни. — Слишком много болтаешь.

— Да, все было так, — подтвердил Милч.

— Дэнни рассказывал нам о своей сестре, о том, что она служит няней в доме Гэльенов, и предложил похитить мальчика. Идея была Дэнни, деньги — Доктора. А я разработал всю операцию. Понимаешь, мне нужны деньги, и по-быстрому. Доктор прекрасно знает, почему. И у нас был отличный вариант достать их. Девушка гуляла с мальчишкой в парке. Мы остановились около них. Дэнни вышел поговорить с сестрой. Я остался внутри. Когда я увидел, что она не слушается, я тоже вышел и втащил мальчишку в машину. Дэнни, как ему и было сказано, двигатель не выключал. Эта колымага теперь хорошо бегает — починил ее твой друг — и сразу тронулась с места. — Дэнни пробормотал что-то нечленораздельное.

— Тебе слова не давали, дружок, — перебил его Милч.

— Послушай… — начал Рэд.

— И тебе тоже, симпатяга, — отрезал Милч. — Хочу сказать тебе еще кое-что важное. Дэнни и я, мы вышли из Синг-Синга три недели назад. Доктор два месяца как освобожден под залог. У него кое-что заначено было, так ведь, Доктор? Отдал все в наше распоряжение. Именно так, друг мой, мы вместе сидели в тюряге, в одном блоке. Доктор получил двадцать лет, а здоровье у него никудышнее. Но когда ему удается достать эти свои сигареты, становится совсем другим. Но остановиться он уже не может, вот я за ним и смотрю. Знаешь, за что он загремел в тюрягу? Убил свою жену, расчленил труп, и в мешочках оставил части тела в разных районах Нью-Джерси. Легавые с ног сбились, пока все разыскали и собрали вместе. Настоящая головоломка была! Ну, а поскольку их черная служанка все видела, он и ее так же обработал. До сих пор не пойму, как это он избежал электрического стула.

— В те времена у меня были политические связи, — ухмыльнулся Доктор.

Он вытащил из кармана револьвер, посмотрел на него большими удивленными глазами и снова взялся за орехи.

— Теперь о Дэнни, — откашлявшись, продолжил Милч. — Мелкая рыбешка. Начал неплохо как карманный вор, но попался на ограблении склада. Ночного сторожа пришили на месте. Дэнни был самым молодым в банде, и ему припаяли пятерик.

Глаза Дэнни вспыхнули от ярости.

— На кой ты ему все это рассказываешь? — злобно процедил он сквозь зубы.

Милч замолк, говорить ему было трудно. Помолчав немного, он спокойно и снисходительно ответил:

— Рэд должен понять, что мы не шутим. Сейчас о себе скажу. Я начал в пятнадцать лет: снимал колеса с машин, крал из них радиоаппаратуру, ну, и так далее. Меня засунули в то, что они называют исправительной колонией. Друг мой, могу тебе сказать только одно: по сравнению с той вонючей помойкой Синг-Синг — это вроде отеля Риц! Уж там я натерпелся. Когда мне стукнуло восемнадцать, меня выпустили. Мне даже отдали брюки и пиджак, в которых я туда поступил. К несчастью, за это время я подрос на пятнадцать сантиметров и прибавил в весе тридцать килограммов. Директор всучил мне десять долларов и выразил надежду, что больше он меня не увидит. И не ошибся: я уже готов был для настоящей тюряги. Через месяц меня взяли в Гэлвестине. Как они говорят, за бродяжничество. Получил год тюрьмы, уже для взрослых, и не скостили мне ни дня. Вышел, попал в банду автоугонщиков. Полгода все шло хорошо, потом один легавый за нами охоту устроил. Мой дружок, с которым я в паре работал — познакомился с ним еще в колонии, он и предложил мне автомобили угонять — пришил легавого. Через три месяца его поджарили на электрическом стуле, но до этого регулярно избивали, каждый день. Я узнал об этом от тюремного капеллана, вознамерившегося обратить меня в веру. У меня был пожизненный срок, но с возможностью его сокращения при хорошем поведении. Я, брат, в Синг-Синге провел восемнадцать лет. Однажды попросил позвать врача. Уже довольно давно я плохо чувствовал себя. Не спал совсем, ощущал страшную усталость, были жуткие приступы кашля, иногда плевал кровью. Меня осмотрели, может, потому, что я никогда им хлопот не доставлял. Через несколько недель меня вызывает директор тюрьмы и объявляет о моем условном освобождении. — Толстые губы Милча приоткрылись, обнажив коричневые десны и желтоватые зубы.

— Он мне сказал, что я тяжело болен. Сказал это очень участливо, вежливо, положив мне руку на плечо. Это… как ее… лу… лускемия.

— Лейкемия, — поправил Доктор.

— Точно. Объясни-ка ему, что это такое.

— Лейкемия — это одна из форм анемии. Иногда ее неправильно называют раком крови. Болезнь неизлечимая, исход всегда летальный. Римляне первыми описали ее симптомы, в четвертом веке нашей эры, назвав ее mors celera — быстрая смерть. О ней писали и неаполитанцы, в четырнадцатом веке. По некоторым данным, Цезарь Борджиа, вопреки легенде, умер именно от лейкемии.

— Слышите? — возбужденно воскликнул Милч.

Доктор продолжал вещать как по-писанному.

— Из исследований Фонда Карнеги явствует, что пилоты с большим налетом часов часто поражены этой болезнью. Развивается она крайне быстро. Иногда не более месяца, после установления диагноза, и редко когда длится больше года.

— Доктор прав. Директор тюрьмы мне сказал, что, по мнению тюремного врача, я протяну максимум месяцев шесть. Поэтому меня и выпустили. Но этот шарлатан, наверное, ошибся. Я себя так хорошо еще никогда не чувствовал. Я ведь в хорошей форме, правда, Доктор?

— Я никаких изменений не нахожу, — ответил Доктор, глядя в сторону.

— Но, может быть, они и правы. Посему я решил подзаработать хорошенько и пожить, сколько мне осталось, в свое удовольствие.

— Лейкемия… — продолжил Доктор, задумчиво глядя на лежащие в его ладони орехи. — Прекрасное название! Я все задаюсь вопросом, почему названия всех наших болезней мы позаимствовали у греков и римлян — лейкемия, карцинома, туберкулез…

В горле у него опять громко булькнуло. Хитро взглянув на Милча, он начал сворачивать себе сигарету.

— Слушай, Доктор, — тихо сказал Милч, — что-то я не слышал, чтобы ты у меня спросил разрешения. То, что ты тут козыряешь всякими умными словами, еще не дает тебе права на сигарету.

Улыбаясь, Доктор, продолжал свои манипуляции с табаком и обрывком бумаги.

— На этот раз ладно, но в следующий — только когда я тебе разрешу.

— Да вы не выкрутитесь из этого дела! — воскликнул Рэд. — Весь штат поднимут на ноги, чтобы найти ребенка. Отвезите его домой, а девушка будет молчать. — Тесс кивнула в знак согласия. — И тогда можете оставаться здесь сколько угодно. И к тому же бесплатно.

— Братишка, все не так просто, как тебе кажется. Как бы там ни было, мы все трое созрели для электрического стула. То, что произойдет или не произойдет с тобой, с этим сопляком, с твоим другом, с девушкой — это ничего ровным счетом не меняет. Если меня вынудят, я прикончу мальчишку и всех, кто попытается ставить мне палки в колеса. Но как только получим деньги, мы трое исчезнем и оставим тебе ребенка и девушку. Делай с ними что хочешь. За всю свою поганую жизнь я так и не узнал, что значит иметь деньги. Сейчас у меня есть шанс, и я его не упущу.

— Так просто это вам не сойдет, — повторил Рэд, не зная, что бы сказать еще.

Он взглянул на Рика. По движению головы парня Рэд понял, что тот следит за разговором.

— Как ты мне сказал, завтра Рик должен поехать в Карджин за протезом, так ведь? — спросил Милч и прищурился.

Рэд кивнул.

— Хорошо. Опустит письмо с требованием о выкупе в ящик у банка на Оак стрит. Там находится контора Гэльена. Где ведро, Док?

Доктор медленно поднялся, положил орехи в карман и направился в угол комнаты, где взял ведро для молока и, похихикивая, поставил его себе на голову. Зажег обслюнявленный бычок, висевший на его губах, и выдохнул струю сладковатого дыма. Ведро закачалось.

— Будет дурака валять, Док. Поставь ведро на пол. — Тот повиновался. — Прекрасно. А теперь, Рэд, слушай меня внимательно, потому что должен будешь повторить своему другу то, что я тебе скажу. Рик должен будет поставить это ведро у дороги на Карджин. Знаешь развилку на Пенроуз, в семидесяти пяти километрах отсюда? Рядом с указателем стоит еще рекламный щит Кока-Колы. Знаешь? Там Рик и оставит ведро. А теперь, Док, прочти письмо.

Толстячок отлепил от губ окурок, взглянул на него и положил в коробочку. Затем надел потерявшие цвет перчатки, взял со стула конверт, вытащил из него лист бумаги и начал размеренно читать.

Доктор аккуратно вложил письмо в конверт.

— Хорошо написано, правда? — сказал Милч. — Ничего не скажешь, Доктор умеет слова лепить.

— Ничего у вас не выйдет, — еще раз предупредил Рэд.

— Выйдет, — спокойно ответил Милч. — Если Рик все сделает, как надо, мы скоро отсюда уберемся. Вы же этого хотите, так? На пикапе Рик спокойно доберется до Карджина за два часа. Выедет в восемь. Если в три часа не вернется, тем хуже для мальчишки и для девушки. — Глаза его на мгновение спрятались в нависших жировых складках. — И пару слов скажем и тебе, братишка.

Рэд промолчал.

— Сейчас по радио новости передают, — заметил Доктор.

— Жаль, что у тебя телевизора нет, — бросил Милч, вращая ручку настройки приемника. — Я телик до жути люблю.

Из приемника послышалась музыка, певица плаксиво блеяла: Любимый мой, я этого не заслужила.

— Это Сэлли Сэбло! — взвизгнул Дэнни. — Поет в «Эльдорадо». Входной билет туда стоит десять долларов, но удовольствий масса! Мэрилин, по сравнению с этой куколкой, может катиться куда подальше. Я ее раз видел…

Заметив взгляд Милча, он осекся.

— Кто знает, может, на следующей неделе ты сможешь увидеть ее во плоти, — обещающе промолвил Милч. — Скоро десять долларов покажутся тебе сущей ерундой.

Доктор вытащил из кармана коробку с табаком, выудил из нее влажный окурок, разорвал его, высыпал табачинки на ладонь, аккуратно пересыпал их в коробку и принялся напевать себе под нос.

Рэд увидел, что Рик сел на диван рядом с девушкой и протянул к ней руки.

— Предупреждаю, он глухонемой, — ухмыльнулся Дэнни.

Девушка улыбнулась и передала Рику спящего ребенка.

— Говорю тебе, он глухонемой, — злобно повторил Дэнни.

— Может быть, — презрительно ответила Тесс. — Но он все равно мужчина, а ты…

Милч засмеялся.

— Смелая у тебя сестренка, Дэнни. Вся семейная смелость, видно, к ней ушла, а о тебе забыли совсем…

Дэнни грубо выругался сквозь зубы. Милч мгновенно очутился возле него и отвесил ему оплеуху.

— Не при дамах, мой маленький Дэнни! — сказал он вежливо. — Ни одного грубого слова, понятно? Прикрой свою пасть, и все пакости попридержи для себя.

Доктор усмехнулся. Глаза его ожили и заблестели.

Девушка вскрикнула. Милч выключил приемник.

— Слава Богу, что у Дэнни другая фамилия, — заметил он. — Молодец твоя мамаша, что сменила своего придурка.

Он закашлялся, обтер губы руками, посмотрел на пальцы и, тяжело дыша, засмеялся.

— Лускемия… вранье!

— Они надеются на быстрое завершение расследования. — Доктор усмехнулся.

Милч взглянул на Рика, все еще державшего на руках ребенка.

— Обделаться можно от умиления, — прорычал он. — Тесс, иди спать вон в ту комнату. Щенка уложим здесь, на диване. Можешь приготовить ему постель. Здесь ему будет хорошо, а мы за ним присмотрим. Правильно, Доктор? — Тот ответил бульканьем. — Дэнни и Рик лягут в большой комнате, я буду рядом с мальчишкой. Сплю я мало, так что присмотрю за ним. Рэд и Доктор останутся здесь. Хорошенько усеки, Рэд: даже представить себе трудно, насколько у меня и Доктора чуткий сон. При малейшей попытке… я мальчишку продырявлю. Так что не вздумай валять дурака, дело дохлое.

Рик осторожно положил мальчика на диван. Тот вдруг проснулся и прошептал:

— Моя машина.

Тесс вложила игрушку в руки ребенка.

— Жаль будет, если с ним что-нибудь случится, — пробормотал Милч. — Умный мальчик. И вежливый.

— Я пошел спать, — сказал Дэнни, направляясь к двери.

— Скажи своему другу, что и ему пора, — обратился Милч к Рэду. — Завтра у него напряженный день.

Не сводя взгляда с губ Милча, Рик взял костыль и последовал за Дэнни. Уже у двери он взглянул на Рэда.

— Спокойной ночи, — улыбнулся ему тот.

В ответ Рик кивнул головой.

— Тебе пора, Тесс, — приказал Милч, взяв ее за руку.

Резким движением плеча девушка стряхнула огромную лапу.

— Не будь кретинкой, детка, — посоветовал Милч. — Я вот как раз думал поделиться с тобой добычей.

Тесс быстро вышла из комнаты.

— И без глупостей, ты! — Милч повысил голос. — Через окно не вылезешь. И подумай о ребенке. Не хочешь ведь, чтобы с ним что-нибудь случилось?

Он стянул кожаную куртку, поиграл бицепсами, сделал глубокий вдох. Грязная майка чуть было не лопнула на вздувшейся груди.

— Чушь все это… Какая лускемия? — пробормотал он.