Три девицы под окном...

ГЛАВА 1

Ивану снилось, что он плавает в кефире. Весь такой белый и насквозь диетический. Только ужасно чесалась левая рука. Он потянулся, чтобы избавиться от досадного неудобства, но чей-то звенящий голос рассудительно произнес:

— Больной, не стоит пугать капельницу, она снабжает ваш организм жизненно важными витаминами.

Иван в изумлении распахнул глаза. И увидел черное око, уставившееся на него с потолка. Оно парило на манер воздушного шарика, ничуть не смущаясь отсутствием прочих частей тела.

— Мать честная, я же попал к инопланетянам! — вспомнил Птенчиков и от волнения всё-таки почесался.

— Больной, не обижайте капельницу! — повторил знакомый голос.

Вздрогнув, Иван посмотрел на свою руку. В том месте, где на уроках ОБЖ школьников учат щупать пульс, к его телу прильнула радужная пластинка. Она переливалась на свету и укоризненно шевелила тонкими усиками.

Иван сдавленно булькнул и подскочил на постели. Постель подскочила следом, моментально приняв очертания находящегося в ней тела.

— Больной, вам вредно волноваться! — сокрушенно вздохнул неведомый голос, парящее под потолком око приблизилось к кровати и коснулось пушистыми ресницами лба Птенчикова.

— Ну вот, давление поднялось на шестнадцать единиц.

Птенчиков потерял сознание. Когда он очнулся, в палате снова звучали голоса. Мужские. Два.

— Что за безответственность! — выговаривал густой бас — Как ты мог привезти с собой пассажира?

— Если помнишь, это он меня привез. И спас при этом от гибели, — возразил другой голос, смутно знакомый.

— Ты вообще не имел права подпускать кого-либо к машине!

— Но у него заболела нога. По моей, можно сказать, вине. Я был обязан помочь человеку!

«Оп-ля, у меня ведь и правда болела нога!» — вспомнил Птенчиков и аккуратно шевельнул конечностями под одеялом. Боли не было, но нога, которую он умудрился подвернуть в парке, почему-то была в носке. Птенчиков слегка высунул ее из-под одеяла и скосил глаза. Плотный белый носок был расчерчен забавными рыжими полосками. Когда-то его мама рисовала подобным образом йодовую сеточку. Правда, не на одежде… Иван тяжело вздохнул. Прошло уже больше года, как мамы не стало. С тех пор он жил совсем один, не отваживаясь привести в дом новую хозяйку.

— Очнулся! — раздался обрадованный возглас, отвлекая Ивана от невеселых раздумий. Через мгновение Птенчиков увидел… ну конечно, Олега. Он вздохнул и решительно начал:

— Прошу извинить невольную слабость. Больше обмороков не будет. Можете не маскироваться. Я… готов.

— К чему? — Олег удивленно переглянулся с придвинувшимся ближе обладателем звучного баса. Тот оказался вдобавок обладателем внушительного пуза и кустистых бровей. Птенчиков представил, как с едким шипением эти брови начинают растворяться в загорелой коже… Он сглотнул:

— Ко всему.

После некоторой паузы Олег осторожно поинтересовался:

— Иван, как по-вашему, где мы находимся?

— Ну, название планеты я вряд ли угадаю. Впрочем, скорее всего, мы еще в пути. На летающей тарелке? В корабле? Звездолете?

«Кустистый» крякнул.

— Неужели… — Птенчиков ощутил неприятный холодок. Как его называл этот черный глаз под потолком — «больной»? И то верно, в здравом уме такого не примерещится! Он уныло закончил фразу:

— Неужели в дурдоме?

— Нет, дружище, ты в будущем, — объявил Олег, непринужденно переставая «выкать». — Москва, двадцать второй век. Больница экстренной помощи. Извини, моя вина.

— Вот это круто! — Птенчиков резво сел на кровати, и та снова подскочила вслед за ним.

— Больному вредно волноваться, — затянул свое звенящий голос. Птенчиков опасливо покосился на левую руку.

— Ой, а где же эта? Пиявка?

— Капельница, — поправил его Олег. — Последнее достижение биотехнологов. Питается исключительно полезными веществами, скапливает в себе полный набор витаминов и затем пополняет состав крови заболевшего человека необходимыми микроэлементами. Если ты пришел в себя — одевайся, нас ждут в Институте истории.

— О, с удовольствием!

Птенчиков соскочил на коврик, искоса поглядывая, не бросится ли неугомонная кровать его ловить. Кровать осталась на месте, но коврик целеустремленно заскользил за угол.

— Куда?! — завопил Птенчиков.

— К удобствам, — пояснил Олег.

— Но я не хочу… к удобствам! — протестовал Птенчиков уже из туалета.

— Что поделаешь, больница. Полная забота о пациентах. Когда ты наденешь костюм и ботинки, медоборудование перестанет причислять тебя к этой категории.

— Скорее киньте ботинки, ко мне уже подсоединяют какие-то трубочки!

— О, это регулятор обмена веществ. В твои времена его называли клизмой.

Олег подхватил одежду и побежал спасать товарища.

Центральный компьютер Института исследования истории (сокращенно ИИИ) чуть не отправил Ивана в музей исторических редкостей, ценным экспонатом. Насилу его перепрограммировали. В возмещение морального ущерба гостю тут же предложили ознакомительную экскурсию по секретнейшим лабораториям. Подавленный фантастичностью происходящего, Иван с трудом усваивал информацию, которой щедро делились словоохотливые провожатые. Рука машинально сжимала припрятанную в кармане зажигалку. О нет, не подумайте, что неблагодарный Птенчиков решил спалить Институт, чудеса которого с такой гордостью ему демонстрировали. Зажигалка служила Ивану чем-то вроде талисмана. В тот день, когда он впервые отправился в парк на тренировку, новоявленный Ван Дамм решил, что обязательно бросит курить. И ведь бросил! Сей беспримерный подвиг внушил Ивану подлинное уважение к самому себе: если уж он сумел справиться с привычкой выкуривать по пачке сигарет в день, то ему теперь всё должно быть по плечу! О чем и напоминала в трудные минуты оставшаяся не у дел зажигалка. Правда, на этот раз ситуация выглядела чересчур экстремально даже для такой героической личности, как наш Птенчиков…

Наконец ошалевшего от обилия впечатлений Ивана привели в лабораторию по переброскам во времени и усадили в кресло-трансформер, предложив чашечку черного кофе. Кофе оказался приторно-сладким и источал аромат жженой резины. «Кустистый», которого звали Аркадием, пристроился рядом и с любопытством наблюдал за реакцией гостя.

— Узнаешь? Ваш, две тысячи пятый года. Олег привез с оказией для институтского музея. Образец продукции вашей пищевой промышленности, — с нескрываемой гордостью заявил он.

Иван вежливо покивал головой, раздумывая, куда бы незаметно вылить эту бурду.

— А что, у вас сейчас дефицит кофе? — осторожно поинтересовался он.

— Ну что ты, — рассмеялся Олег. — У нас этого добра предостаточно. Просто я как-то случайно попробовал этот напиток в одном из ваших кафе и оценил по достоинству. Мне стоило больших трудов получить разрешение на его переброску — без резолюции наших таможенников вывозить из прошлого что бы то ни было нельзя. Сейчас специальный отдел нашего Института проводит спектральный анализ этого напитка, с целью получения рецепта и налаживания промышленного производства. А мы пока что, втихаря, отсыпали себе немного… Так сказать, в награду за заслуги перед современниками.

Олег с видимым удовольствием отхлебнул из чашки и блаженно закатил глаза, а Иван, подивившись извращенному вкусу людей будущего, поспешил перевести разговор в другое русло:

— А чем занимается ваш отдел? Отправляет любопытствующих поглазеть на «дела давно минувших дней»?

Рассмеявшись, Олег вскочил со стула и картинно поклонился:

— Позвольте представиться: ваш покорный слуга Олег Сапожков, практик-испытатель лаборатории по переброскам во времени. А это — Аркадий Мамонов, наш теоретик и ведущий инженер по техническому обеспечению этих самых перебросок. В данный момент лаборатория занята разработкой подвижной модели «Хамелеон», которая, оказавшись в прошлом, сможет не только передвигаться всеми позволительными для данной эпохи способами, но и маскироваться под местные средства передвижения.

Иван узнал, что «Хамелеон» должен стать революционным прорывом в технике освоения прошлого. Ведь спрятать и обезопасить стационарную машину времени невероятно сложно. А сколько проблем возникает, когда надо заполучить необходимый транспорт на месте, не вызвав ни у кого подозрений! Когда Птенчиков увидел в парке Олега, тот как раз испытывал пробный экземпляр «Хамелеона». После пересечения временного коридора модель дала сбой, начав менять формы без команды человека. Олегу едва удалось с ней справиться.

Глаза Птенчикова загорелись.

— Олег, не в службу, а в дружбу. Когда повезешь меня обратно, запрограммируй «Хамелеон» на воздушный шар! Так хочется полюбоваться землей из корзины…

Повисла напряженная тишина.

— Ну, если это не совсем удобно… — смутился Птенчиков.

Олег вздохнул:

— Ты не полетишь обратно.

— То есть как?

— Правила путешествий во времени запрещают заглядывать в будущее, — подтвердил Аркадий. — Человек, нарушивший запрет, остается в будущем навсегда.

— Но почему? Человечество развивалось бы гораздо быстрее, если бы…

— Человечество перестало бы развиваться. Представь, как это тоскливо: не жить, а проживать лишь то, что должно с тобой случиться. Жизнь теряет смысл. Какие могут быть цели, надежды, мечты, если результат известен заранее? Скажу больше: без мечты и надежды человек просто не сможет существовать.

— Подождите, но ведь будущее человека — в его руках. Предупрежденный об опасности постарается этой опасности избежать…

— Знал бы, где упасть, соломки б подстелил? — усмехнулся Олег.

— Вот именно!

— Нет, дружище. Девиз будущего — «Чему быть, того не миновать». Разумеется, в твоих руках возможность выбора, каждый день, каждую минуту. Съесть пряник или яблоко? Стать художником или космонавтом? Побывав в будущем, ты всего лишь узнаешь, что съел пряник, так как в яблоке сидел червяк, и полетел в космос, так как не обладал талантом живописца. Узнав будущее, ты лишаешь себя иллюзии выбора.

— Печальная теория.

— Отнюдь. Мы ведь не летаем в будущее. — Птенчиков немного подумал.

— Хорошо, я не успел ничего узнать о собственной судьбе и не выведал у вас никаких сенсационных секретов. Отпустите меня домой, и забудем, что я здесь был.

— Не получится, — покачал головой Аркадий. — Сейчас я направлю запрос в центральный архив, и ты сам всё поймешь.

Пальцы быстро забегали по клавиатуре компьютера. Через некоторое время на экране появились строчки: «Птенчиков Иван Иванович. Погиб в автомобильной катастрофе 7 сентября 2005 года. Поднять тело со дна реки не удалось».

— Как я ненавижу всю эту технику… — прошептал Иван.

Олег временно поселил Ивана в квартире своего друга, отбывшего в мезозойскую эру работать над диссертацией. К великому огорчению, у Птенчикова категорически не заладились отношения с «достижениями цивилизации», бывшими в доме. Впрочем, он никогда не любил технику. Многообразие приспособлений повергало в уныние. Иван пытался выжать сок в коническом очистителе атмосферы, изменил магнитное поле утюга, раскалив его через трансформатор высокого напряжения, и попытался выстирать белье в утилизаторе мусора. Хозкомпьютер мигал аварийными лампочками и слал полные отчаяния инструкции. Птенчиков считал их электронной почтой хозяина квартиры и, разумеется, не читал: кто же читает чужие письма? Непостижимым образом Птенчикову удалось подключиться к чужой информационной линии, и он с полчаса наблюдал по видеофону за личной жизнью соседки, полагая, что смотрит телевизор. Когда Иван, вооружившись металлическим штырем, полез разбирать утилизатор, чтобы отыскать таинственно исчезнувшее белье, компьютер не выдержал и взбунтовался. Он направил сигналы SOS в единую сеть и приготовился к военным действиям. Теперь, как только Птенчиков пытался использовать не по назначению какой-либо предмет (а догадывался об их назначении он слишком редко), тот начинал отбиваться током. Иван взвыл от собственной беспомощности и бросился к Олегу:

— Дружище, выручай! Ну не могу я существовать в вашем электронном раю! Я привык пить по утрам кофе, а компьютер подсовывает мне кефир: он, видите ли, считает, что для моего желудка это полезней. Вместо яичницы получаю морковные котлетки со шпинатом…

— Наверное, хозяин установил программу, ориентированную на здоровый образ жизни, — предположил Олег.

Птенчиков застонал:

— Я даже телевизор посмотреть не могу. Ровно в двадцать три ноль-ноль раздается приятный женский голос: «Спокойной ночи», и электричество вырубается. Свет можно включить только в ванной или туалете. А о каком здоровом образе жизни может идти речь, если здесь даже вечернюю пробежку негде совершить — сплошь самодвижущиеся тротуары!

— Как это — негде? — удивился Олег. — В квартире полно тренажеров, и беговая дорожка имеется.

— Да ерунда всё это, — махнул рукой Иван и с тоской поглядел на друга. — Умоляю, уважь мечту человека, который старше тебя почти на двести лет! Подыщи мне какой-нибудь маленький домишко посреди густого леса, и чтобы ничто не мигало, не пищало и не… В общем, хочу назад, к природе!

— В гущу дерев? — понимающе кивнул Олег.

— Вот-вот.

— Что ж, есть у нас одна экологически непобедимая чащица. Попробуем что-нибудь придумать.

И вскоре Иван Иванович Птенчиков стал обладателем небольшой избушки на лесной поляне. Вокруг качались такие же, как двести лет назад, березки и осинки, скакали такие же, как двести лет назад, лягушки, а в жаркую пору жужжали такие же кусачие комары, так как лес считался заповедным и истреблять даже самую противную флору-фауну запрещалось. Электричество в доме, конечно, имелось, но из техники стояли лишь обогреватель, плита да холодильник милого сердцу образца 2005 года. Кайф!

В тишине и покое Птенчиков вновь занялся выполнением асан и полюбил бродить на руках по тронутой осенним увяданием земляничной полянке, гадая, сумел бы Ван Дамм съесть ягодку с куста, не выходя из стойки на голове. По утрам за ним залетал аэробот и увозил в Институт истории.

В будущее историки не летали, но прошлое осваивали активно. Птенчиков с некоторым разочарованием узнал, что наука отрицает существование параллельных миров, выдуманных его современниками. Реальность одна. Но сколько в ней таится возможностей! К примеру, захотелось ненасытному исследователю воочию увидеть Юлия Цезаря. Пожалуйста, история не совершит от этого истерических скачков. Если бы существовала летопись, отражающая все слова и поступки всех людей планеты во все времена, в ней было бы записано, что такого-то числа к великому императору Рима подошел какой-то чудак и сказал: «Привет!» Оказавшись в прошлом, человек всего лишь вплетается в сложную мозаику общества, увеличивая его численность на одну единицу. Удалось выбраться? Что ж, в покинутом времени стало одним человеком меньше. Возможно, «аборигены», расхлебывающие последствия неожиданного визита, сложат пару-тройку легенд по теме. И вполне вероятно, что эти легенды пройдут через века, обрастая по пути немыслимыми подробностями. Но того, кто умудрился создать проблемы в прошлом, никогда больше не подпустят к машине времени.

А знаете, как появилась машина времени? Ее изобретатель собрал в охапку все чертежи и кипу специальной литературы, прилетел в прошлое к самому себе, юному ученику седьмого класса, и сказал: «Дерзай, мальчик. Когда ты сумеешь понять всё, что здесь написано, ты построишь машину времени». И полетел обратно. Так как знал, что начиная с того самого седьмого класса совершенно забросит скейтборд и станет настоящим книжно-компьютерным червем (или по отношению к компьютеру следует сказать «вирусом»?), а через пятнадцать лет построит-таки машину времени, на которой, собрав в охапку чертежи, полетит к самому себе…

Птенчиков испытал потрясение, узнав о работе отдела подсказок историческим личностям. Думаете, Менделееву и впрямь приснилась таблица элементарных частиц? А Ньютон открыл закон тяготения, получив по лбу яблоком? Красивые сказки для наивных современников! Просто и с тем и с другим пообщались сотрудники ИИИ. А как о такой встрече кому-нибудь расскажешь? Либо отправят в сумасшедший дом, либо обвинят в сговоре с дьяволом — в зависимости от исторической ситуации и уровня развития общественных отношений. Ведь были, были печальные прецеденты.

Та же история с Джордано Бруно: предупреждали человека со всей серьезностью: соблюдай осторожность, а он решил пойти напролом. Ну, суровая инквизиция и поджарила его на костре…

Что запрещалось правилами ИИИ, так это посещение в прошлом самого себя. «А как же изобретатель машины времени?» — возразите вы. Да вот так. Он был первым, к тому же не пытался бороться с неизменностью свершившихся исторических фактов. Запрет на посещение себя логически вытекал из запрета на познание будущего. Зачем человеку лететь к самому себе? Не для того ли, чтобы поделиться закрытыми сведениями?

Поначалу случались попытки борьбы со свершившимися фактами. Так, один из сотрудников Института обезумел от горя, потеряв невесту — ее накрыло в горах снежной лавиной. Он решил отправиться в прошлое и предупредить ее о надвигающейся катастрофе, но в момент приземления заклинило дверцу машины. Драгоценное время было потрачено на борьбу с неожиданной помехой, и подоспевшая лавина накрыла ученого прямо в кабине, превратившейся в западню. История другого «нарушителя» еще печальнее. В молодости он попал в аварию и лишился ног. Вопреки законам о перемещениях во времени он полетел к самому себе, в тот злополучный день, когда произошла катастрофа. Остановил себя-молодого, продемонстрировал протезы и начал внушать: «Нельзя кататься на роликах по проезжей части, сейчас из-за угла вылетит машина, и…»

— Отвянь, дядя! — раздалось в ответ, и через секунду он увидел, как автомобиль давит в лепешку его собственные ноги. Зрелище было настолько ужасным, что «нарушитель» два месяца лечился у психиатров в клинике собственного времени. Однако этот человек не сдался и через пару месяцев после выписки предпринял новую попытку побороть обстоятельства. Он решил, что бросится самому себе под ноги, не дав добраться до того рокового места, по которому промчится автомобиль. Затаился у ларька с мороженым, посмотрел, как сам с собой беседует о безопасности дорожного движения, сам себя посылает, и затем кинулся вперед с намерением дать себе-молодому хорошего тумака. Но тут один из протезов угодил в щель у сдвинувшейся крышки канализационного люка, несчастный рухнул оземь и вновь увидел, как автомобиль переезжает его ноги.

До психиатров он не добрался. Тронулся умом прямо у люка. Сотрудники ИИИ с великим трудом отыскали его спустя полгода в одном из переходов местного метро, где бедняга демонстрировал прохожим обрубки, жалобно наигрывая на чьей-то гармошке. Надо ли говорить, что больше он в прошлое не летал?

С той поры центральный компьютер Института вел строгий контроль за маршрутами перемещений. Запреты больше не нарушались.

Наблюдая за работой ИИИ, Птенчиков пытался понять, какое место он мог бы занять в этом неожиданно обретенном мире. Иван не привык жить без работы. Представьте, как неприятно слоняться бездельником среди людей, увлеченных и занятых! Профессия историка Птенчикову нравилась. Однако…

Он всё чаще вспоминал своих учеников. Удивительный факт: учителя, которые постоянно ругаются, ставят двойки и отравляют людям существование сотней различных способов, через некоторое время начинают тосковать по тем, от кого недавно готовы были удрать на край света!

Так вот, как-то раз Птенчиков заглянул в лабораторию к Олегу с Аркадием и, помявшись да потоптавшись, заговорил:

— Ребята, я в восторге от Института. И я… э… благодарен вам за всё, что вы для меня сделали…

Олег с Аркадием уставились на него в недоумении.

— Но… э… у меня есть профессия. Которую я люблю. Я хотел бы работать в школе.

— Отлично, — озадаченно переглянулись друзья. — Кем?

— Ну, на должность директора я не претендую, — улыбнулся Иван. — А вот учителем — хоть завтра. Я преподавал русский язык и литературу. Конечно, я не знаком с последними достижениями, но…

— Понимаешь, я немного представляю, кто такой «учитель». Но сейчас в школах учителей нет. — Олег развел руками. — Родной язык дети впитывают с молоком матери. Учебный материал подсыпают в бутылочку и взбалтывают, он очень хорошо растворяется. К полутора годам малыши не только отлично говорят, но и грамотно пишут, пользуясь клавиатурой компьютера. С изучением литературы проблем больше. Дети глотают книги безо всякого удовольствия. Необходимо вырабатывать вкус к чтению…

— Ну, это несложно!

— Как сказать. Пищевая промышленность бьется над этой проблемой десятки лет, но ведь в книгу не добавишь краситель или ароматизатор, не подсластишь ее, не изменив содержания! А ведь попадаются такие горькие произведения, просто до слез…

— Подожди, подожди. — Иван почувствовал некоторое головокружение, представив, как скопища учеников наперегонки пожирают испещренные буквами страницы. — При чем здесь пищевая промышленность?

— Тоже мне историк, забыл, что на рубеже тысячелетий книги были совсем другими? — засмеялся над Олегом Аркадий. — Вот, смотри, это новинка! — Он протянул Птенчикову довольно крупную таблетку в блестящей упаковке. — Сборник поэзии двадцать второго века.

— Вы хотите сказать, что дети действительно их… глотают?

— И не только дети. Но, разумеется, леденцы гораздо вкуснее, и многие книги остаются невостребованными. Комитет по образованию даже принял решение прививать любовь к литературе в младенчестве. Медики разработали прививку и опробовали ее на отряде добровольцев (разумеется, более сознательного возраста). Эффект проявился, но возникло большое количество осложнений. Кто-то чересчур погрузился в мир фантазий, кто-то впал в книгозависимость, некоторые принялись изъясняться рифмами, а кое-кто — сплошными метафорами. Попробуй-ка разбери, что такой человек имеет в виду!

Птенчиков почесал подбородок:

— А в каком виде вы потребляете математику? Физику? Химию? И, извините, зоологию?

— О, тут разработано надежное программное обеспечение. Компьютер тестирует природные склонности ученика и, запечатлев в его сознании общую картину знаний, разрабатывает индивидуальную программу по выбранной специальности. Директор школы тщательно следит за исправностью компьютеров. Некоторые ученики так и норовят запустить новый вирус и устроить себе каникулы!

— Значит, из живых людей во всей школе остался лишь директор? Даже уборщиц нет — сплошные роботы…

— Почему же? Существует еще команда тренеров. Компьютер в футбол играть не научит, а без спорта в наше время жить нельзя, никакие витамины не спасут.

Птенчиков удрученно покачал головой:

— Тогда мне остается лишь спрятаться в лесу и писать мемуары о своих учениках. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь их… проглотит.

Новая система образования произвела на Ивана впечатление отталкивающее. «Мало знать содержание книги! — размышлял он в раздражении. — Книгу нужно осмыслить, прочувствовать… прожить, наконец! Именно умением чувствовать, переживать и сопереживать человек отличается от компьютера. А еще — наличием фантазии. Странные люди: берегут возможность мечтать, не пуская друг друга в будущее, и тут же убивают в себе саму способность мечтать!»

Птенчиков покинул стены Института истории и направил требовательный взгляд учителя на ставшее ему современным общество будущего. Худшие предположения оправдывались. Воспитанные компьютерами люди отличались прагматизмом. Они мало общались, мало смеялись и вообще редко испытывали сильные эмоции. Исключение составляли, пожалуй, сотрудники ИИИ, постоянно подвергающиеся воздействию иных эпох. На фоне технического прогресса и расцвета точных наук бросалось в глаза увядание искусства. Компьютер заменил художнику кисти и краски, синтезатор мгновенно предлагал композитору десяток вариантов развития музыкальной фразы, театры перестали существовать, а литература старалась развивать всё более удобоваримые жанры, приятные для пищеварения.

— Человечество теряет человечность! — потрясенно воскликнул Птенчиков.

— И что вы предлагаете? — поинтересовалось «человечество» в лице председателя комитета по образованию.

— Школьную реформу, — без промедления выпалил бывший учитель.

— Что ж, мы готовы рассмотреть ваши предложения.

И вот Иван Иванович Птенчиков получил в свое распоряжение экспериментальную группу учащихся старшей ступени одного из колледжей. Такой выбор объяснили тем, что в старшем возрасте психика более устойчива, а возможные последствия эксперимента проще устранить.

Итак, подростков оторвали от компьютеров и в добровольно-принудительном порядке собрали на урок литературы. Ребята предусмотрительно запаслись жвачкой — сбивать оскомину с зубов. Рассевшись по местам в просторной аудитории, они принялись гадать, чем можно заняться на уроке литературы.

— Не понимаю, — возмущалась рыженькая толстушка. — Мы давно проглотили весь учебный материал. Неужели нас собираются пичкать новыми поступлениями? Это произвол!

— А может, нам предложат производить какие-то опыты, как на химии, — задумчиво произнес ее сосед. — Будем смешивать части разных произведений в определенных пропорциях и наблюдать, что из этого выйдет?

Но тут в класс вошел учитель, и дискуссия прервалась. Волнуясь и заикаясь, Птенчиков объявил, что рад приветствовать своих учеников в театральной студии.

Последние дни Иван много раз пытался представить себе начало первого разговора с новыми учениками. Например, так:

— Друзья, знакомы ли вы с творчеством Александра Сергеевича Пушкина? — спросит он.

— Знакомы, — облизнутся ученики и уставятся на него голодными глазами…

К счастью, всё прошло куда прозаичнее. Никто зубами не щелкал и слюну не пускал. Обыкновенные юноши и девушки, оторванные от своих дел непонятно кем непонятно зачем.

С творчеством Пушкина все были немного знакомы, но «Руслана и Людмилу» не глотал никто. Иван долго ломал голову, выбирая произведение для первой постановки. И решил остановиться на этой замечательной сказке для взрослых, полной волшебной романтики и любви. Он намеревался основательно встряхнуть своих подопечных, окунув их в совершенно другую, так отличающуюся от привычной, реальность.

Директор, почтивший присутствием первый урок, набрал код библиотеки, и вскоре автотележка привезла набор «книг».

— Усваиваются в течение двадцати минут, натощак быстрее, — любезно предупредил директор учителя и удалился по своим делам. Птенчиков подождал, пока ребята проглотят произведение.

— Ну что ж, у нас есть время. Давайте поговорим о том, что такое театр.

Идея Птенчикова была проста: ребята, узнавшие содержание книги, но не пропустившие ее через свои чувства и мысли, будут вынуждены прожить ее, играя на сцене. Им придется проникнуть в образы, примерить их на себя. И тогда эти образы оставят в душе неизгладимый след. Чем не начало «реформы»?

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге явилась стройная девушка с длинной черной косой.

— Здравствуйте, — произнесла она с достоинством. — Меня зовут Варвара Сыроежкина. Очень прошу извинить за опоздание, инфузории росли медленнее, чем предполагалось. Я постараюсь впредь не доставлять вам неудобств.

И Варвара Сыроежкина, гордость и краса факультета биологии, прошествовала к свободному месту, скрывая под маской преувеличенной вежливости раздражение от того, что пришлось прервать научный эксперимент ради какого-то непонятного «учителя».

— «А сама-то величава, выступает, будто пава, — пробормотал Птенчиков. И, не удержавшись, добавил: — Сладку речь-то говорит, будто реченька журчит».

Ребята засмеялись.

— В тексте этого нет, — удивился сидящий неподалеку паренек. Вдруг его глаза округлились: — У вас тоже осложнения?

— Какие осложнения? — растерялся Иван.

— От прививки любви. К литературе. Вон у нашего Егора Гвидонова после инъекции случилось обострение — рифмами так и сыпал. Сейчас вроде перестал. — Он кивнул в сторону первой парты. Птенчиков с любопытством взглянул на крепкого светловолосого парня. Его буйные кудри были стянуты в хвост, а серые глаза светились живейшим интересом к «эксперименту».

— Понятно, — улыбнулся учитель. — Но прививка здесь ни при чем. Можно сказать, что любовь к литературе я получил по наследству, от мамы. А процитировал я сейчас «Сказку о царе Салтане». Неужели не читали в детстве? Тогда слушайте:

Егор Гвидонов взглянул на Варвару Сыроежкину и почему-то покраснел.