В приёмном покое госпиталя раздавался весёлый смех. Две медсёстры и симпатичный, чуть полноватый доктор травили анекдоты. Ранним утром посетителей ещё не было и можно было спокойно поболтать.
— Идёт мужик по кладбищу, — продолжил тему молодой врач. — Представляете, полночь, вокруг ни души, одни кресты вокруг. Идёт мужик, дрожит от страха и вдруг видит… — Доктор выдержал паузу и округлил глаза.
Медсёстры в предвкушении смешного анекдота улыбнулись.
— И вдруг видит, сидит другой мужик и красит крест в синий цвет. Этот, конечно, обомлел, подходит к тому поближе и спрашивает: «А чего это ты мол, делаешь?» А тот ему так спокойненько отвечает: «Не видишь, что ли, крест крашу». — «А ты не боишься?» — спрашивает первый. «Чего?» — удивлённо, в свою очередь, спрашивает другой.
Медсёстры засмеялись, а доктор, выдержав паузу, продолжил:
— «Ну, покойников всяких, мертвецов, не боишься?» А тот так спокойненько, продолжая красить крест, отвечает: «А чего нас бояться?»
По коридору пронёсся дружный хохот. Молодой врач, довольный произведённым эффектом, тоже присоединился к медсёстрам. В это время раздалось треньканье мобильного телефона. Врач сделал жест рукой, чтобы девушки затихли, и поднёс трубку к уху:
— Да. Сюда? Вас понял. — Он отключил мобильник и утвердительно кивнул на немой вопрос девушек. — К нам гости…
В приёмный покой торопливо вошла высокая темноволосая женщина с цветами и пакетом в руках. Она быстро прошла к справочному окну и, волнуясь, спросила:
— Могу я навестить отца, мне сказали, он лежит здесь.
— Как фамилия? — спросила её девушка в окошке.
— Суздалев Пётр Петрович.
— Мы так рано посетителей не пускаем к больным. А Пётр Петрович находится в тяжёлом состоянии…
Женщина, почуяв за спиной какое-то движение, быстро повернулась и резким жестом толкнула подошедшего к ней вплотную мужчину, одетого в белый халат… Пистолет отлетел в сторону, мужчина согнулся пополам. Ещё пара ударов ногой — и две медсёстры оказались на полу. Женщина отбросила далеко в сторону пакет…
Раздался взрыв, помещение наполнилось дымом… Не оглядываясь, террористка бросилась вон из приёмного покоя. Она быстро пробежала вниз по лестнице, но ей навстречу уже бежали трое людей, одетых в штатское, женщина развернулась и увидела небольшой отсек. Она скользнула в проем и оказалась перед лифтами. Пожилая санитарка закатывала в лифт тележку с грязным бельём.
— Погодите секундочку, — женщина улыбнулась очаровательной улыбкой, — я с вами.
— А что, через приёмный покой нельзя?
— Там все закрыто, рано ещё, а мне отца навестить срочно надо. Я уезжаю в командировку, — умоляюще произнесла женщина.
— Ну ладно, поехали, — миролюбиво ответила санитарка и закрыла двери лифта.
Почти тут же на её голову обрушился сильный удар. Пожилая женщина, охнув, сползла на пол…
На первом этаже лифт остановился, и оттуда вышла молодая женщина в белом халате и колпаке. Она спокойно прокатила тележку с грязным бельём мимо охранников и свернула к подвалу. Видно было, о она неплохо ориентируется в лабиринтах военного госпиталя.
От подвала вверх вела узкая металлическая лестница. Женщина быстро пересекла три проёма и, оказавшись на втором этаже, пошла вдоль длинного коридора. До реанимационной палаты ей оставалось пройти несколько метров, когда она услышала за спиной мужской голос:
— Остановитесь. Вы задержаны.
Женщина резко обернулась и поднесла руку к груди. Но вытащить оружие она не успела, раздался выстрел, и незнакомка рухнула на пол.
— Кто стрелял?! — по коридору пронёсся голос Николаева.
— Я, Лёша, — Краснов покаянно опустил голову и посмотрел на лежавшую перед ним мёртвую женщину.
— Ты чего, Андрюха, с ума сошёл?
— Не рассчитал… — тихо отозвался Краснов.
— Не рассчитал, — передразнил друга Николаев, — а чего тут рассчитывать было, она ж в трех шагах от тебя была…
Это своему другу Лешке Николаеву можно было так ответить: «Не рассчитал…» — а перед Тихомировым, мрачно покусывающим карандаш, Андрей Краснов стоял навытяжку и тихо внимал.
— Вы что, впервые в жизни на серьёзном задании? — совершенно справедливо отчитывал его начальник. — Вы что, целиться разучились?
— Олег Филиппович, — начал было Краснов и поджал губы. Сказать ему было нечего.
— Вам повышение вот-вот должны были дать, а теперь… — Тихомиров махнул рукой. — Что мне Тарасову, так и сказать: «Андрей Краснов стрелять разучился?»
— Олег Филиппович, это не он, это я стрелял, — выступил вперёд до сих пор молчавший Николаев, рука у меня дрогнула в последний момент.
Давно не упражнялся…
— Не понял, — удивлённо открыл рот Тихомиров.
— Он… — начал было Краснов, но Николаев до боли сжал его руку.
Тихомиров испытующе посмотрел на подчинённых. Николаев виновато улыбался, а Краснов стоял опустив голову.
— Детский сад, — развёл руками майор.
— Вы объясните Тарасову, что, как всегда, из-за меня осечка вышла, он поймёт, он меня знает, — улыбнулся Николаев.
— Ну это я сам знаю, как перед начальством отчитываться. Вы мне лучше, друзья-товарищи, скажите, что делать будем. Такая зацепка уплыла, — выпустив пар, уже более спокойно спросил Тихомиров.
— Отпечатки с убитой сняли, через полчаса информационники обещали выдать результат, — отрапортовал Краснов. — За Снегирёвым ведётся наблюдение.
Домработница и пресс-секретарь также под наблюдением. Держим руку на пульсе.
— На пульсе? — опять начал горячиться Тихомиров. — Осталось-то всего два дня, а что сделано? За сутки было совершено столько ошибок, что и…
В дверь кабинета осторожно постучали. Мужчины, как по команде, повернули головы.
— Можно? — В дверном проёме появилась голова светловолосой женщины.
— А… вот и информация об убитой. Заходи, Марина, — Тихомиров сделал приглашающий жест, — ждём вас.
— Извините, я не хотела вам мешать. Тем более что информации никакой нет. Пальчики убитой в картотеке не значатся, — почти скороговоркой произнесла женщина. — Интерес представляет только её оружие. Оно зарегистрировано на имя некоего Васильева Николая Ивановича, — женщина протянула распечатку Тихомирову, — числится среди пропавших.
— Васильев Николай Иванович, 1960 года рождения. С 1982 по 1984 год служил в Афганистане… Уволен в запас в звании старшего лейтенанта, по ранению. Проживает в Санкт-Петербурге… Спасибо, Марина, мы теперь сами разберёмся.
Женщина покинула кабинет, и Тихомиров протянул лист Краснову:
— Дерзайте!
Николаев и Краснов молча шли по длинному коридору управления.
— Леха, ну зачем ты подставился вместо меня? Тебе что, и так шишек мало?
Николаев шутливо потёр лоб:
— Брось, Андрюха, какие шишки? Мне не впервой, а тебе повышение грозит.
— Я себя такой сволочью почувствовал». Леха потрепал друга по плечу:
— Глупости, Андрюха, давай лучше прикинем план действий. Что мы имеем на сегодняшний момент?
Лицо Краснова оживилось и приобрело деловитое выражение:
— Трое: Снегирёв, его секретарь и домработница. Кто-то из них донёс куда-то, что шофёр жив.
— Так, это первое.
— Второе, убитая девица. Тёмная лошадка. По ней пока ничего нет…
— И третье, пистолет бывшего старшего лейтенанта Васильева, — добавил Николаев. — Так? Задачка с тремя неизвестными…
Из кармана Краснова раздалось едва слышимое треньканье. Андрей вытащил мобильный телефон, выслушал сообщение, и его лицо вытянулось:
— То есть как — пропал? А в офисе? Тоже нет?.. — Краснов отключил мобильник и прикусил губу. — Снегирёв-старший пропал. Окунь его прозевал.
— Пропал? — теперь настала очередь удивиться Николаеву. — Во мужик даёт! А куда Окунь смотрел?
Окунь — была кличка молодого оперативника Игоря Шестова. Так парня прозвали сослуживцы из-за глаз, которые были чуть навыкате. Ему Краснов и поручил наблюдение за кандидатом.
— Час от часу не легче, — развёл руками Андрей…
Игорь Шестов заступил на дежурство в полночь… Надо прямо сказать, молодому, начинающему оперативнику было до слез обидно. Он знал, что вся группа направилась в госпиталь. А ему, как неопытному, поручили самое скучное задание — слежку за человеком, которого даже подозревать не в чем. Поэтому Шестов удручённо сидел в машине с подслушивающей аппаратурой и уныло смотрел на дверь подъезда. Прохожих в этот вечер не было. Дул сильный питерский ветер, моросил мелкий дождь. Окна квартиры Снегирёва были темны. По всей видимости, кандидат в губернаторы видит сладкие сны, решил про себя оперативник и поэтому с чистой совестью лёг на узкую кушетку и мирно задремал. Проснулся он в пять утра.
Вокруг все так же не было ни души. Володька дремал в кресле водителя, тихо шурша, двигались бобины магнитофонов. Все говорило, что никаких изменений за последние пять часов не произошло. И все-таки было на душе как-то неспокойно.
Чувство вины перекрыло вчерашнюю обиду, и Окунь, поёжившись, вышел из машины. Окна второго этажа все так же были плотно занавешены, и оперативник вернулся в машину. За четыре часа по переулку прошло не более десятка человек, все служащие, спешащие на работу. В девять тридцать в подъезд вошла домработница Снегирёва. Через десять минут после неё появился пресс-секретарь Виктор Поваляев. Окунь не мог сформулировать чётко, почему внутри него поселилось это чувство тревоги, но оно не давало ему спокойно сидеть, он нервно грыз ноготь и посматривал на окна Снегирёва. Володька периодически докладывал, что никаких звонков в квартиру не поступало…
В десять утра Окунь не выдержал и набрал номер.
— Алло, — ответил ему Виктор Поваляев.
— У вас все спокойно? — поинтересовался оперативник.
— Да.
— Иван Давыдович на месте?
— Иван Давыдович? — удивлённо переспросил пресс-секретарь, — его нет.
Скорее всего, он в офисе…
— Как в офисе?
— Я тоже удивлён, обычно он без меня не уезжает на работу.
Окунь повесил трубку, быстро выскочил из машины, вбежал в подъезд и буквально взлетел на второй этаж. Запыхавшись, он вошёл в квартиру, которую ему открыла Лидия Сергеевна, и за десять минут осмотрел все вокруг. Следов насилия видно не было. Вероятнее всего, Снегирёв покинул свою квартиру самовольно.
Окунь, обречённо вздохнув, стал набирать номер Краснова.
Шура сидела у себя на кухне и вяло жевала бутерброд с колбасой. Есть совсем не хотелось, настроение было поганое. Николаева она не видела со вчерашнего дня, телефон Сергея, её бывшего мужа, не отвечал, а больше поделиться плохим настроением было не с кем, и девушка, давясь сухой пищей, завтракала…
— Какая мразь, — наконец выдавала она из себя давно вертевшееся на губах слово, и на душе стало легче. — Вот зар-р-раза!..
Шура встала и подошла к плите. Чайник все ещё был горячим. Девушка налила себе чай, и несколько капель кипятка попали на руку. Она громко взвыла и неосторожным движением сбросила чашку на пол. В результате мелкие осколки разлетелись по полу, а вокруг ног образовалась лужица. Шура бросилась в коридор и в стотысячный раз набрала номер Сергея.
— У-у, — ответил ей сонный голос бывшего мужа, — алло?
— Серёжа, друг, это я, Шура.
— Александра? — Сергей мгновенно проснулся. — Ты чего? У тебя голос какой-то не такой. Что случилось?
— Серёжка, приезжай, мне плохо, — наконец выдавила Шура и заплакала.
— Буду, я сейчас буду. Подожди, не плачь…
— Угу, — промычала Шура и положила трубку. Верный рыцарь Серёга прикатил, как и обещал, через десять минут. Непричёсанный, в расстёгнутом плаще, вымокший, он влетел в квартиру с круглыми от испуга глазами.
— Что случилось? — выдохнул он. Несмотря на то что развелись они давным-давно, чувства Сергея к Александре, как торжественно называл молодой химик свою бывшую жену, не угасали. Он все так же готов был в любую минуту прийти ей на помощь и все так же нежно, с немым вопросом заглядывал ей в глаза.
С присутствием Николаева в её жизни Сергей смирился. Алексей — парень что надо, раз и навсегда зафиксировал для себя Сергей и больше этот вопрос не поднимал.
«Ревность ревностью, но счастье любимой все же главнее», — сказал себе бывший муж Потаповой и успокоился.
— Серёга, ты — настоящий друг! — бросилась к вошедшему Шура. — Мне так… Так плохо… Так отвратительно на душе…
— Александра, — Сергей осторожно обнял девушку и на всякий случай заглянул на кухню. Силу удара Николаева ему уже приходилось испытывать и больше не хотелось. — А где Алексей?
— Давай не будем о нем…
Обнявшись, они прошли на кухню. Следы недавней аварии с чашкой Шура уже успела уничтожить, и кухня встретила гостя сияющей чистотой.
— Шура, я так волнуюсь. Что случилось?
— А, ничего, — отмахнулась девушка. — Даже рассказывать не хочется — так все противно.
— На работе неприятности? Шура извлекла из холодильника масло, сыр, колбасу и приготовила гостю бутерброды.
— Поешь, Серёжа, ты ж небось не завтракал.
— Не-а, — радостно кивнул бывший муж и с жадностью набросился на угощение.
Шура поставила локти на стол и, подперев щеки кулаками, уставилась в окно:
— Господи, Серёжа, сколько всякой гадости на свете существует.
— Это ты про людей? — с набитым ртом проявил интерес к разговору Сергей.
— Про них самых, — задумчиво отозвалась Шура и, выдержав паузу, вопросительно посмотрела на Сергея. — И почему, спрашивается, к власти самые поганые из них стремятся? И что удивительно, пробиваются!
— Тебя что, с работы выгоняют? — Гость испуганно посмотрел на девушку.
— Ну прям! Меня выгонишь.
— А что случилось? Александра, не томи, я уже весь как на иголках.
— Я, Серёжа, на днях интервью брала у одного кандидата в губернаторы. А он оказался таким неприкрытым мерзавцем, что мне тошно стало.
— А чего .он тебе не понравился? Приставал, что ли?
— Если б приставал, я б его хоть за самца считала, а тут — мразь, и все тут. Нет, ты представляешь, — Шура встала и подошла к окну, — он, мерзавец, ещё людьми собирается управлять.
— Он что, тебя плохо встретил?
— Встретил он как раз хорошо. Они, подлецы, знают, что теперь без журналистов никуда. Только он думает, что все купить можно и все продаётся.
— Ты с ним в диспут, что ли, вступила?
— А ты как думал! Я им такое устроила! Сначала все, конечно, чинно было.
А потом он как начал мне втирать про сильную руку, да про то, что мы с тобой, Серёжа, и со всем нашим народом быдло, что нас держать в кулаке нужно… Тут я и пошла. Терпеть не могу, когда о нашем несчастном, обманутом народе неуважительно отзываются…
— Александра, а ты знаешь, самое интересное, что этот народ-то пойдёт за него голосовать. И ещё его выберут.
— Да знаю я это, Серёжа, знаю. Вот что и обидно. Идёт в политику всякая шушера и своими грязными лапами будет ещё законы устанавливать.
— А туда с чистыми руками не ходють, — угрюмо отозвался Сергей.
Шура встала, налила себе чай и присела рядом с бывшим мужем.
— Спасибо, Серёжа, что приехал. Вот я выговорилась — и мне легче стало.
— Ну слава богу! А то я подумал, что вы опять с Лехой поругались.
Журналистка опустила голову:
— Мы и поругались…
— Ну вот! Опять? Она кивнула.
— И где же он теперь?
— Я не знаю. И знать не хочу! Я… Я… — Шура вдруг всхлипнула по-детски и прижалась к бывшему мужу. — Я что-то, Серёжа, совсем запуталась в своих чувствах. То мне кажется, что я его ненавижу, а то вдруг так накатит, что думаю — как же я без него теперь жить буду…