– Слушаю, – слегка настороженно произнес Зарецкий.
– У вас много друзей повсюду, сделайте так, чтобы смерть Кати не стала главной новостью в прессе, – озвучила свою просьбу старуха.
Издатель попытался спрятаться в кусты.
– Ну, это нелегко…
Губы Елизаветы Гавриловны скривила гримаса.
– Очень мне шума не хочется, толпы корреспондентов вокруг дома, воплей газетчиков, программ по местному телевидению. Моя семья живет честно, а сейчас откроется шлюз для разного дерьма. Начальник полиции думает, что Екатерина у его дочери мужа отнять хотела, расстарается, будет про Николаевых гадости репортерам врать. А те набрешут, что Катю убили, вспомнят, как Алку из института выгнали, напридумывают, чего и не было. Хотя нет, сам Баков молчать будет, велит подчиненным языком молоть. Я любые деньги заплачу, лишь бы в нашу семью комья грязи не швыряли. Никто Катю не убивал, посторонних в доме не было. Кроме Виолы, конечно.
Я подпрыгнула.
– Намекаете, что я имею отношение к смерти вашей внучки?
– Я-то прекрасно знаю, что ты ни при чем, но репортеры костер разожгут, и тебе тоже достанется, – продолжала старуха. – Прямо вижу заголовки: «Арина Виолова последней видела умершую», «Смерть в доме Николаевой. Причастна ли к убийству писательница?», «Автор детективов зарезала дочь хозяйки пансиона?»… Шум не нужен ни мне, ни вам обоим. Иван Николаевич, заткни борзописцев, очень прошу. У тебя полно знакомых в верхах, пусть велят Бакову объявить смерть Кати естественной и живо закрыть дело. Расследование по реноме нашей семьи больно ударит. У Николаевых безупречная репутация, но ведь любой факт можно так исказить…
Старуха говорила и говорила, а я не верила своим ушам. Елизавета Гавриловна не горит желанием узнать, почему умерла ее внучка? Ну да, скорей всего смерть Кати не криминальная. Окна в ее спальне были закрыты, в доме из посторонних находилась только я. Но ведь можно ночью тайком кого-то впустить в особняк… Надо же понять, по какой причине молодая, с виду здоровая девушка неожиданно ушла из жизни. Если у нее и впрямь был женатый любовник, то его супруга вполне могла навредить разлучнице.
Елизавета Гавриловна неожиданно замолчала и посмотрела на нас с Зарецким.
– Жарко мне стало… Выйдите, пожалуйста, ненадолго, я переоденусь.
Мы с Иваном молча покинули комнату.
– Весьма необычная старуха – сохраняет полнейшее спокойствие, – тихо сказала я. – Увидев внучку на полу, не впала в истерику, не кинулась к телу, сразу поняла, что девушке не помочь. Уникальное самообладание! И как она сообразила, что Катя мертва? Ведь смотрела на нее издали.
Иван Николаевич прислонился к стене.
– Муж Елизаветы был следователем, занимался особо тяжкими преступлениями, супруга стала медэкспертом. Когда муж умер, она ушла работать в больницу. Николаева много лет на пенсии, но «автопилот» до сих пор включается. Опыт-то у нее какой. Годы работы из памяти не выкинешь.
– Фамилия дамы Комани, – поправила я. – Ты про нее раньше упоминал, и в музее я видела стенд с названием «Лиза Комани. Героиня нашего города». Николаевой стала ее дочь Нина, когда вышла замуж за Геннадия Петровича.
– Комани девичья фамилия старухи, – уточнил Зарецкий, – Елизавета вышла замуж за Анатолия Сергеевича Николаева. Ох, давно это было… Меня Васькин в музей затащил, и я внимание на дату ее свадьбы обратил – двадцать седьмое февраля тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. А у меня мама двадцать седьмого февраля родилась в тридцать пятом году. Она всегда говорила: «Хорошо, что день рождения не двадцать девятого, а то бы я раз в четыре года подарки получала». Помнится, я на стенд глянул, дату бракосочетания Николаевых увидел и подумал: «Число, как у мамы, а год ее перевертыш: пятьдесят три – тридцать пять». Вот и запомнил. Муж Нины оказался ее однофамильцем, при регистрации ей не потребовалось менять паспорт.
Издалека донесся мужской голос:
– Нам тут налево?
– Баков приперся, – с этими словами в коридор выскочила Елизавета Гавриловна и, прежде чем мы с Иваном Николаевичем отреагировали, понеслась дальше.
Я сообразила, что старуха может затеять скандал, кинулась за ней и схватила за руку.
– Елизавета Гавриловна, не нервничайте.
– Я спокойна как удав, – ровным голосом ответила дама и повернулась к краснолицему толстяку в мятых брюках и рубашке с коротким рукавом.
– Здравствуй, Семен.
– Добрый день, Елизавета Гавриловна, – отозвался Баков. – Хотя нет, день совсем недобрый. Примите мои соболезнования по поводу утраты, скорблю вместе с вами.
– Странно от тебя сие слышать, – отрезала старуха.
Семен Егорович сделал вид, будто не услышал ее.
– Мы тут с парнями осмотримся, вам лучше пока полежать или в столовую спуститься. Понимаю, горе у семьи, но нам нужно со всеми потолковать.
Елизавета Гавриловна исподлобья посмотрела на полицейского.
– Нет, Семен, ты сейчас же отсюда уедешь.
– Извините, это невозможно, – возразил Баков, – в доме совершено убийство.
– С чего ты взял? Может, Катя упала, головой о кровать ударилась и умерла? – вкрадчиво поинтересовалась бабушка. – Или у нее с сердцем плохо стало, а? По какой причине про преступление запел? В комнату еще не заходил, тела не видел, а вывод сделал. У тебя уже и версия есть? Подозреваешь кого?
Баков стиснул зубы, вынул мобильный и вежливо ответил:
– Просто я повторил то, что по телефону услышал. Вот…
Семен Егорович нажал на экран, по коридору полетел задыхающийся мужской голос: «Скорей… скорей приезжайте! Катю зарезали… насмерть…»
– Узнаете, кто говорит? – осведомился начальник местной полиции.
Елизавета Гавриловна молчала.
– Конечно, голос по телефону искажается, – вздохнул Семен Егорович, – но я определившийся номерок по базе прогнал – принадлежит он Виктору Арефьеву, мужу Аллы, вашей внучки.
Пожилая дама вздернула подбородок, открыла рот, но ничего не успела сказать, потому что с лестницы раздался громкий голос:
– Семен Егорович, подождите!
В конце коридора появилась коренастая фигура, она быстро приблизилась к нам, и я узнала Григория Андреевича Васькина, владельца «Кинофабрики».
– Вам еще не звонили? – забыв поздороваться, спросил он.
– Кто? – прищурился Баков.
И тут телефон в его руке запищал. Семен поднес его к уху.
– Добрый день, Михаил Ильич. Слушаю… Понял. Конечно. Да, выполню.
Потом начальник местной полиции сунул трубку в карман пиджака и сообщил:
– К нам из столицы выехали московские специалисты, они и займутся делом Екатерины. Мне велено у варягов на подхвате быть.
– Это я организовал, – перебил Бакова Васькин. – Как услышал про убийство Екатерины, сразу позвонил Андрею Платонову.
– Вы знаете Андрюшу? – удивилась я.
– Кто сказал про Катю? – одновременно со мной воскликнула старуха.
– Нас с Андреем связывает дружба, – ответил мне первой Григорий Андреевич. – Лет шесть назад я делал телесериал о полиции, понадобился консультант, и я позвонил Ивану Николаевичу: «Много детективов печатаешь, у тебя небось есть человек, способный заметить огрехи в сценарии. Наверное, ты и с полицейским начальством на короткой ноге. Не посоветуешь кого-нибудь?» И Зарецкий свел меня с Платоновым, за что я ему очень благодарен. С той поры мы с Андреем тесно общаемся. А про смерть Кати радио «Голос Гидрозавода» сообщило, добавив: «Полиция полагает, что убийство совершено членом семьи или любовником внучки Елизаветы Гавриловны».
Старуха побагровела:
– Твари! И как только новость разнюхали?
– На номер местной службы спасения поступил звонок от Арефьева, – пробормотала я. – Пресса платит тем, кто сидит на пульте, за «горячую информацию». Если господин Баков уточнит, кто принял вызов, он выяснит личность того, кто «стучит» журналистам.
– Спасибо за подсказку, госпожа Тараканова, – буркнул Семен Егорович, – мне самому вовек бы не додуматься до этого. Но ловля «кротов» не моя обязанность. И, если вы забыли, напомню: в России свобода слова.
Васькин сделал шаг вперед и заявил:
– Платонов суперпрофи, он все раскопает.
– И как тебе, Гриша, в голову пришло вызвать людей из Первопрестольной? – процедила сквозь зубы Елизавета Гавриловна. – Почему ты так забеспокоился?
Я прислонилась к стене. Странно, что старуха Николаева задает этот вопрос. Мне ответ на него понятен. Сейчас объясню, почему.