Три мушкетера. Д'Артаньян

Глава II

При дворе короля в Лувре.

В это время по коридорам Лувра торопливо шла темноволосая стройная девушка в плаще самого простого кроя. В руках она держала запечатанное письмо и настороженно поглядывала вокруг. Из-под белоснежного чепца выбилось несколько прядок волос. Девушку звали Констанция Бонасье. Она была горничной, служила королеве, а значит, для нее во дворце были свои входы и выходы. Слуги и есть слуги, на них никто не обращает внимания. А между тем эти наперсницы, посланницы, лазутчицы зачастую знают немало секретов. У невидимок есть преимущества.

До чего же велик королевский дворец! Констанция знала в нем каждый уголок, но никогда еще – так ей казалось – не бежала по коридорам так долго. Встречая на пути придворных дам, она прижималась спиной к стене и слегка приседала, почти не замедляя шага. Ну, наконец‐то! Двери в королевские покои. Постучалась. Лакей отворил, и она проскользнула внутрь.

– Констанция? – окликнул ее голос с легким акцентом. – Идите скорее сюда, дитя мое. Есть ли письмо?

– Да, Ваше Величество, – ответила Констанция. – В особняке Валькуров слуга, какой‐то новый, я его никогда не видела, передал письмо от имени графини Изабель. Она ждет ответа до вечера. Корабль отплывает на заре.

Анна Австрийская, слегка побледнев, взяла письмо и сломала печать.

Королева Франции, красивая женщина, располагала к себе присущей ей спокойной доброжелательностью. Сейчас же она выглядела взволнованной и хрупкой.

Анна подошла к окну и принялась за чтение.

«В эту субботу, как всегда на Святой неделе, вы поедете исповедоваться в аббатство Валь-де-Грас. Я тоже там буду, чтобы покаяться в грехе, что о вас все мои мысли. Через неделю, если не умру, увижу вас, пусть даже придется перевернуть весь мир. Ваш нижайший слуга, герцог Бекингем».

– Но, Ваше Величество, вы же его просили… – прошептала юная Констанция, преклонив колени.

Королева нервно расхаживала по комнате.

– И все-таки он упрямо настаивает на приезде в город, где рискует собственной жизнью… И вынуждает меня рисковать своей честью.

– Ваше Величество, король ждет… Спрячьте письмо.

– Я доверяю его тебе. Да, ты права – меня ждут.

Анна Австрийская покинула покои. Настало время вновь стать королевой Франции. И забыть, что она в первую очередь женщина, чье сердце может биться так сильно и чьим мечтам не суждено сбыться…

Что за безумство? Как она позволила этой страсти приблизиться к себе?

Она встретила герцога Бекингема три года назад, и их чувство друг к другу вспыхнуло с первого взгляда. В десять лет Анна стала невестой, а в четырнадцать ее обвенчали с Людовиком XIII, человеком суровым, мрачным. И все же она к нему привязалась. Однако в сердце проснулось совсем иное чувство после встречи с герцогом. С тех пор они виделись два раза. Их разделяло все: она родилась испанской инфантой и стала королевой Франции, а он был самым могущественным вельможей Англии. Ходили слухи, что англичане заключили дружеский союз с французами – гугенотами, а значит, герцог Бекингем стал врагом французской короны. Королева давно жила в тревоге, она чувствовала, что за ней следят, – у кардинала де Ришелье повсюду шпионы. Если он проникнет в ее тайну, она погибнет. Кардинал ненавидел королеву, – в этом Анна не сомневалась. Ришелье ждал только удобного случая, чтобы ее погубить, после того, как он – отец церкви! – признался ей в горячей привязанности. Было это очень давно. Анна оттолкнула кардинала со всем юным пылким негодованием. Ришелье не простил. И она стала его бояться. Ее муж, король, – лишь марионетка в руках кардинала, а последний так прозорлив, так влиятелен… Он гораздо могущественнее нее. Ведь она до сих пор не подарила наследника французской короне, и положение женщины было крайне уязвимым. Достаточно любого скандала, чтобы объявить брак недействительным. Анна может не просто попасть в немилость: она рискует головой! На протяжении веков принцессы из королевского дома подвергались заточению за неверность, одна из них лишилась в тюрьме жизни… И что, собственно, изменилось за эти триста лет? Разве участь женщин, в том числе и королевской крови, стала менее жестокой?

Вот какие мысли теснились в гордо поднятой голове Ее Величества королевы, когда она шествовала по анфиладе[5] Лувра, легким кивком отвечая на приветствия.

В зале Королевского Совета придворные стеснились вокруг стола, на котором стоял макет – неф[6] и боковые приделы церкви Сен-Жермен-л’Осеруа. Солнечные лучи, проникавшие сквозь высокие окна, ложились на макет косыми золотистыми полосами. Сотни свечей в люстрах заставляли играть яркими бликами позолоту потолка. Анна Австрийская медленно шла по синему ковру с королевскими лилиями. Все расступались, и она наконец заняла кресло рядом с королем Людовиком XIII, который встретил ее рассеянной улыбкой. Зато он очень внимательно слушал аббата Ругона. А тот, склонившись над макетом и указывая пальцем на фигурки, изображавшие участников церемонии, говорил:

– С согласия эмиссаров его святейшества, Артюс д’Эпине де Сен-Люк, епископ Марселя, будет стоять справа от Вашего Величества. Брат Франсуа де Ломени из ордена доминиканцев…

Внезапно аббат остановился и замолчал, поскольку молодой человек с холеными усиками, в колете, расшитом серебром, заговорил слишком громко, беседуя с двумя офицерами. Из-за него аббат Ругон и прервал объяснения. Нарушитель говорил так громко явно намеренно. Недовольный король обратился к нему:

– Что с вами, брат мой? Вас не интересует ваша свадьба с герцогиней де Монпансье?

Гастон Орлеанский махнул рукой, словно отгоняя муху, и процедил сквозь зубы:

– Мы готовимся к свадьбе, а надо бы к войне.

– К войне? – удивился государь. – С кем?

– С гугенотами! – воскликнул юный принц.

Придворные начали перешептываться. Один из них, судя по выправке, старый опытный военный, сделал шаг вперед.

– Сир, монсеньор ваш брат не ошибается. Вот уже не одну неделю крепость Ля-Рошель укрепляется людьми и оружием.

– Они хотят раскола! – воскликнул второй, гораздо моложе. – Если им не помешать, у нас будет государство в государстве! Нога Англии во Франции!

– Господин граф де Шале, значит, вы хотите, чтобы я объявил войну гугенотам и англичанам? – уточнил король.

– Гугеноты у англичан на посылках, – тут же вмешался Гастон Орлеанский.

– Сен-Бланкар, глава гугенотов, сейчас в Лондоне, его принял лично Бекингем. Зачем английскому военному министру принимать гугенота из Ля-Рошели, если он не готовится к войне? – поддержал граф де Шале.

Услышав имя любимого, королева опустила глаза, что не укрылось от внимательного взгляда ее соседа, человека лет пятидесяти, с горделивой осанкой, в шелковой красной сутане и с крестом, украшенным драгоценными камнями, на груди.

Кардинал де Ришелье. По мнению многих, именно его руки в красных перчатках крепко держали королевство Франции. Друг королевы-матери, Марии Медичи, он третий год занимал пост первого министра, и, как говорили, король прислушивался только к нему. Умный, хитрый, безжалостный, он вдобавок имел собственную гвардию под командованием капитана Жюссака, давнего и открытого врага де Тревиля, капитана королевских мушкетеров. Их соперничество забавляло весь Париж и бесило Ришелье, ведь каждое поражение гвардейцев в схватке с дерзкими мушкетерами вызывало смех над ним самим и наносило ущерб его влиятельности.

Однако Ришелье был терпелив и хитроумен. Он не сомневался: рано или поздно удастся обуздать безудержный молодняк и убрать со своего пути всех, кто осмеливается ему противостоять.

Между придворными вокруг стола полыхал спор.

– Наш долг избавить королевство от еретиков! – воскликнул старец, первым поддержавший Гастона Орлеанского.

– Так значит, вы хотите не войны, а крестового похода? – осведомился король.

– Один Бог! Одна страна! Одна религия! – возбужденно выкрикивал его брат.

Недовольный Людовик опустил на стол кулак, и макет собора покачнулся.

– Довольно, господа! – повысил он голос. – Замолчите! Мне не нужна новая Варфоломеевская ночь!

Гастон Орлеанский опустил голову.

– Колокола собора Сен-Жермен-л’Осеруа будут звонить на этот раз в честь вашего венчания, Гастон, а не в знак дозволения резать гугенотов, как это было 23 августа 1572 года. Вы упомянули Бога, брат мой? Так хочу напомнить: наш отец погиб от руки католика. Советую вам быть осторожнее с излишне набожными друзьями.

– Ваше Величество намекает… – снова заговорил граф де Шале.

– Намекаю? Не вижу нужды. Я король, – оборвал его Людовик.

Граф взглянул на Гастона Орлеанского, как бы спрашивая совета, и затем смиренно приблизился к государю.

– Дворянство мечтает лишь об одном, сир: сражаться за вас. Мы ваши верные друзья и…

Кардинал де Ришелье, не принимавший участия в споре, оборвал молодого человека ледяным тоном:

– У короля нет друзей, у него есть подданные и враги. Пришла пора показать, что мы все его подданные. Не так ли?

Кардинал орлиным взором обвел собрание. Головы склонили все, но не все охотно. Королева безучастно сидела в своем кресле. Граф де Шале, неумело скрывая недовольство тем, что его так грубо оборвали, повернулся к величественной пожилой даме, державшейся в стороне от спорящих. Богато расшитое платье, прямая спина, высоко поднятая голова – королева-мать, Мария Медичи.

– Мадам, – обратился к ней граф, – молю вас…

Но и на этот раз голос молодого графа не был услышан.

– Кардинал де Ришелье прав, – объявила вдова Генриха IV. – Король – помазанник Божий, ему одному решать судьбу нашей веры и нашей Франции.

Людовик ограничился одобрительным кивком головы и подал знак кардиналу следовать за ним. Король и кардинал покинули зал Совета, а Гастон проводил их гневным взглядом.

– Он мнит себя Людовиком Справедливым, но он Людовик Слабак! – выкрикнул принц.

– Вы научились говорить громко, сын мой? – обратилась к нему королева-мать, вперив в него суровый взгляд. – Вам показалось, вы обращаетесь к брату, однако вы говорите с королем. Научитесь молчать, и, возможно, вас услышат.

Войдя в часовню, король обернулся к министру.

– Терпеть не могу подпевалу де Шале. Вы правильно сделали, что поставили его на место.

– Я поставил его на место, угождая вам, сир. Но я разделяю его опасения.

Людовик с беспокойством посмотрел на Ришелье.

– Вы достойный король, – продолжал кардинал. – Верный долгу беречь кровь своих подданных…

– Но?

– Ваши враги не так добры, как вы. Согревать у себя на груди змею – значит, быть укушенным.

Король вздохнул.

– Я обещал королеве не объявлять войну.

– Но втайне война уже ведется.

– Так посвятите меня в эту тайну! – воскликнул Людовик. – Пусть она станет явью, если хотите, чтобы я воевал.

Ришелье поклонился, и в глазах его вспыхнул огонек.

«Вы хотите, чтобы я показал вам войну? Ваши желания – закон, сир», – возликовал про себя кардинал.

Да, он желал этой войны. В партии гугенотов Ришелье видел угрозу французской короне. Но при этом он вовсе не хотел, чтобы дворяне-католики благодаря войне помогли укрепить в Европе гегемонию католической Испании. Нельзя предоставлять этой стране слишком много власти. Так что войной во что бы то ни стало должен командовать он сам. И никто другой.

И ни в коем случае не брат короля Гастон Орлеанский: его Ришелье опасался, как чумы. Королем управлять гораздо легче. На него можно повлиять. И поможет кардиналу необыкновенно талантливая шпионка. Кстати, должно быть, она уже ждет. Интересно, хорошие ли привезла новости? Ришелье в задумчивости покинул Лувр и уселся в свою карету.

В рабочем кабинете Ришелье вдоль длинного стола сидели переписчики и строчили письма, послания и депеши. Большой страной без большого количества бумаги управлять не удастся.

Стройная молодая женщина с зелеными глазами, одетая не без вызова – в темно-зеленую бархатную амазонку, стояла у окна и курила крошечную трубку с длинным тонким мундштуком. На скрип открывающейся двери она обернулась и склонилась в приветствии.

– Ваше святейшество…

– Миледи, – кивнул де Ришелье. – Есть ли новости?

– Благодаря вам королева и герцог Бекингемский наконец-то свидятся. Я перехватила письмо, которое графиня де Валькур должна была передать королеве, и сожгла его. Потом написала другое, как вы распорядились. Встреча состоится в субботу в аббатстве Валь-де-Грас. Пусть ваши люди приготовятся.

Де Ришелье одобрительно кивнул, но не преминул осведомиться:

– Были трудности?

– Мертвецы похоронены. Стычка на постоялом дворе «Золотая стрела». Вам не о чем беспокоиться.

Кардинал улыбнулся.

– Что ж! Если королева предпочитает войне бесчестье, она получит его. А мы получим войну.