Три мышкетёра

Глава третья,

в которой беглец и его преследователи становятся жертвами географии

Пробежав с мышиную милю, я вдруг довольно отчётливо услышал за спиной топот нескольких пар ног. Видимо, моим противникам удалось прорвать оборону. К стуку каблуков примешивался ещё какой-то звук, который я, как ни старался, не мог распознать. Как позже оказалось, это стучали патроны, висевшие на перевязи у мышкетёра. Я прибавил ходу.

Всегда довольно ярко освещённые улицы центральной части города были намного темнее обычного, и я то и дело натыкался на выпирающий угол дома или попадал ногой в рытвину, которых на дороге было великое множество. Раз или два я чуть не растянулся на земле, поскользнувшись об обглоданную кость, – остаток пиршества бродячего кота или собаки. Темнота ли была тому виной или состояние, в котором я пребывал, но я не узнавал улиц, по которым бежал. А мне-то казалось, что я знаю эту часть города, если не как свои пять пальцев, то достаточно хорошо, чтобы не заблудиться. Некоторые улицы заканчивались тупиками, и тогда мне приходилось поворачивать назад, рискуя натолкнуться на своих преследователей. В одном из таких тупиков я обнаружил кучу мусора и присоединил к ней свой слишком приметный плащ и шпагу, от которой всё равно не было никакого проку. После этого бежать стало сравнительно легче. Я бы с удовольствием избавился бы и от тяжёлых ботфорт, но удержался от искушения, представив себе, что могу по щиколотку увязнуть в зловонной жиже, которая ручейками растекалась по тротуару, заканчивая свой путь в ещё более зловонной сточной канаве, окаймлявшей проезжую часть.

Вдруг прямо передо мной вынырнул из темноты мрачный силуэт огромного здания. Очертания здания показались мне знакомыми. Плутая по лабиринту столичных улочек, я вышел к площади Сент Агюр, известной тем, что на ней располагался дворец кардинала. Я узнал его высокий портал, освещённый двумя факелами в каменных розетках.

Едва я успел сориентироваться, как меня остановил грозный окрик:

– Стой! Кто идет?

Из темноты материализовались две фигуры. Их можно было бы принять за фигуры мышей, если бы не их огромный рост. «Лейб-гвардейцы кардинала Монтаньоло!» – подумал я. И похолодел.

Те из читателей, кто хорошо знаком с историей Мышиного королевства, уже, наверное, догадались, чего я так испугался. Дело в том, что в лейб-гвардии кардинала Монтаньоло служили не мыши, а крысы! Кардинал любил шокировать своих недругов и недоброжелателей (каковых у него, к слову сказать, было немало) тем, что появлялся повсюду в окружении дюжины лейб-гвардейцев, которых сам лично тщательно подбирал исключительно из крыс – шаг, говоривший не только об изобретательности этого хитреца из хитрецов, но и свидетельствовавший о его необычайном мужестве.2 Нет нужды говорить, что мало кто осмеливался вступать в спор с Его Преосвященством. Утверждают, что даже сам король его побаивался. Преемник кардинала Монтаньоло, кардинал Мураццано, во многом продолжил политическую линию, взятую его предшественником, кроме одного: он упразднил вселявшую ужас гвардию, заменив её на традиционную мышиную.

Возникает вопрос: как я, мышь, обитающая во второй половине 16-го тысячелетия, мог оказаться лицом к лицу с кардиналом времён Мауса XIII? Однако в тот момент эта проблема занимала меня меньше всего. Объятый ужасом, я думал только о том, как бы мне выбраться живым из новой переделки.

Но я был не единственным, кто попал в переплёт. Усилившийся стук каблуков напомнил мне о мышкетёрах, посланных за мной вдогонку Бофором. Внезапно стук оборвался, и я услышал, как за моей спиной кто-то чертыхнулся:

– Три тысячи чертей! Кажется, мы влипли.

Мои преследователи, охваченные азартом погони, тоже, видимо, не очень хорошо представляли себе, куда именно они бегут, и оказались удивлены не меньше моего. Сам того не желая, я завлёк их в ловушку.

Здесь следует заметить, что дуэли и драки между королевскими мышкетёрами и гвардейцами кардинала были в те времена строжайше запрещены, а их зачинщики подвергались суровому наказанию вплоть до заключения в страшную тюрьму на Кошачьей горе. В то же время избежать столкновений было невозможно, но лейб-гвардейцам кардинала, которые превосходили прямодушных мышкетёров короля в хитрости и коварстве, почти всегда удавалось выходить сухими из воды, хотя в большинстве случаев именно их нестерпимо наглое и вызывающее поведение служило поводом для ссоры. Совершенно очевидно, что во время таких стычек мыши терпели гораздо большие потери, поскольку перевес силы был на стороне противника. Поэтому, чтобы свести случайные драки к минимуму, мышкетёры короля старались не лезть на рожон и держаться подальше от дворца кардинала, если у них не было специального предписания.

– Смотри-ка, Рэтклифф, какие смельчаки к нам пожаловали, – сказала одна из крыс, обнажая свои огромные зубы в хитром оскале.

– Заблудились, наверное, – в тон своему товарищу ответил тот, кого звали Рэтклиффом.

– Или пришли шпионить. Мне лично это последнее предположение нравится гораздо больше. А тебе?

– Мне тоже. Оно даёт нам основание для ареста, так ведь, Рэтфорд?

– Совершенно верно, – согласился последний и, обращаясь к нам, сказал с преувеличенной вежливостью: – Прошу вас отдать нам свои шпаги, господа, и следовать за нами. Мы арестовываем вас по обвинению в шпионаже.

– И не подумаем! – подал голос один из моих преследователей.

– А подумать стоит, – ответил Рэтфорд.

Это были золотые слова, и я решил принять их как руководство к действию. Я быстро оценил ситуацию и, пока гвардейцы и мышкетёры препирались, юркнул в просвет между широко расставленными задними лапами Рэтклиффа. Как впоследствии оказалось, моя интуиция подсказала мне удачный манёвр. Суть его заключалась в том, чтобы бежать не назад, а вперёд, по направлению ко дворцу, а оттуда – в одну из многочисленных боковых улочек, берущих начало у площади Сент Агюр. Крысы, не подозревавшие об истинном положении вещей и не ожидавшие от меня такой прыти, так и застыли в удивлении, в то же время преграждая путь моим преследователям.

Воспользовавшись замешательством с обеих сторон, я бросился бежать со скоростью, на которую только были способны мои натруженные ноги.