Три рецепта для Зоюшки

Пролог

— Зоя, вас просят к хозяину, — раздался позади важный до торжественности голос управляющего, и я едва не выронила из рук поварской колпак.

К хозяину, значит? Интересно, почему нельзя назвать этого человека по имени-отчеству, или подобное религия не позволяет? Почему с тех пор, как я переступила порог этого пафосного дома, управляющий называет его владельца исключительно хозяином? Нет, даже не так — Хозяином! С большой буквы.

Каждый раз, слыша это, я отчего-то представляла толстого мужика с пузом и сигарой, зажатой между пальцами. Эдакий дон Корлеоне в российских реалиях, в костюмчике, но при этом в брюках с подтяжками, чтобы не сползали с живота.

— Просят? — повторила я, оборачиваясь к управляющему. Представился он как Николай Петрович, но у меня было подозрение, что до «Петровича» ему ещё лет десять минимум — выглядел этот напомаженный и выхолощенный парень с короткими светлыми волосами и гладко выбритым лицом моим ровесником. Дорогие очки в золотой оправе добавляли ему солидности, но всё равно — молодой. — Во множественном числе, что ли, просят?

Взгляд «Петровича» наполнился лёгким презрением.

— Пойдёмте, Зоя, — так же важно произнёс он вместо ответа на вопрос и плавным жестом указал мне на дверь.

— Ладно, — я пожала плечами, — раз просят…

По пути неизвестно куда я рассуждала о том, зачем меня «попросили» явиться к хозяину. До того, как я начала готовить обед, управляющий говорил, что после завершения можно будет сразу уходить и, если я подойду в итоге, со мной свяжутся. Стандартный вариант даже для поваров. Зачем я понадобилась этому Хозяину прям сразу, не отходя от плиты? Похвалить, поругать?

Жаль, что колпак я оставила на кухне. В нём я выглядела более солидно, а не такой соплюшкой. Про таких, как я, говорят: «Маленькая собачка до старости щенок».

По широкой мраморной лестнице, устланной изумрудным ковром с абстрактными узорами, мы с Петровичем поднялись на второй этаж. Так же, как и на кухне, и в холле первого этажа, который я видела мельком, пока шла из крыла для слуг к лестнице, здесь всё дышало пафосом. На кухне он меньше ощущался — всё же это по сути тоже помещение для работников. А тут, в коридоре второго этажа… И светильники на стенах — все как на подбор золотые и витые, причём разные: в виде цветов, виноградной лозы, женщины в платье с фонарём в руке. Были тут и картины, в основном натюрморты и пейзажи, в тяжёлых кованых рамах.

Я будто в музей попала. Даже неловко стало, что иду по этой красотище в заляпанном специями фартуке. Не комильфо.

Всё-таки надо было или фартук снять, или колпак надеть…

— Кабинет хозяина, — возвестил Петрович, останавливаясь возле первой же двери. Она была под стать окружающей обстановке — солидная деревянная дверь с резным декором в виде абстрактного орнамента. Ещё и двустворчатая… Ну точно этот таинственный Хозяин — мужик необъятных размеров, раз в одну створку не пролезает. — Заходите, Зоя. Только постучитесь.

А то я бы так не догадалась, что к «дону Корлеоне» с ноги не заходят.

Постучала, но ответа не дождалась, и Петрович уточнил:

— Здесь хорошая звукоизоляция, так что ответа вы не услышите. Просто заходите.

Я глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, ощутив на мгновение острый укол волнения, и толкнула одну из створок.

Легко сказать — толкнула… Эта дверь оказалась такой тяжёлой, что только чуть дёрнулась, и не собираясь распахиваться.

— Ладно, давайте я, — проворчал управляющий, вмиг растеряв свой лоск, когда, еле слышно пыхтя от натуги, взялся за ручку и попытался открыть створку. В итоге она, разумеется, распахнулась, но с большим трудом и диким скрипом.

— Ник, — тут же послышался голос изнутри кабинета. Приятный, бархатистый мужской баритон, — вызови-ка мастера, опять петли подтянуть надо.

— Да, Глеб Викторович, — с важностью ответил управляющий и многозначительно зыркнул на меня глазами: заходи, мол.

Я послушно шагнула в помещение, огляделась…

Сначала я заметила книжные шкафы. Огромное количество книжных шкафов по всем стенам до самого потолка. Причём второй ярус, если приглядеться, был уже балкончиком, на который предлагалось подниматься по лестнице.

И только потом, после того как я почувствовала себя Белль из мультика про Красавицу и Чудовище, увидела большое окно прямо перед собой, напротив входа, а перед ним — письменный стол с компьютером, за которым в кожаном кресле сидел мужчина. Солнечные лучи били в окно, а заодно и мне в глаза, и я не сразу его разглядела — поняла только, что совсем он даже и не толстый.

Потом мужчина встал и выбрался из-за стола, отошёл в сторону, попав в тень от ближайшего шкафа, и я смогла рассмотреть человека, которого управляющий назвал Глебом Викторовичем. Тот самый Хозяин, по-видимому.

Мужчина был очень привлекательный, пожалуй, даже слишком. Молодой, лет тридцати — тридцати пяти, среднего роста, крепко и спортивно сложенный, слегка небритый, с чуть длинноватыми, небрежно уложенными тёмными волосами. Широкие брови, упрямая ямочка на подбородке, да и в целом лицо волевое, решительное — сразу видно: бизнесмен. И костюмчик с иголочки, даже с галстуком. И это — в субботу! Конечно, не обязательно в пижаме за компом сидеть, но подобный фанатизм тоже ни к чему.

Впрочем, это его дело.

Мужчина рассматривал меня с тем же интересом, как и я его, только в этот интерес добавилась толика неподдельного удивления.

— Я как-то не обратил внимания на ваш возраст, — протянул он, на секунду задержав взгляд на моём лице, а затем вновь опустил глаза, рассматривая заляпанный фартук. — Почему-то думал, что вы гораздо старше.

Я промолчала. Что я могла сказать? Я знаю и других отличных поваров своего возраста — мне недавно исполнилось двадцать пять, — но людей со стороны этот факт обычно удивляет.

— Меня зовут Глеб Викторович, я владелец этого дома, — продолжал между тем мужчина. — И я позвал вас, потому что хотел спросить… Как вы догадались?

1

Зоя

За неделю до…

Лысина Семёна Павловича, или попросту — дяди Сени, как мы частенько называли его за глаза, блестела, словно густо намазанная маслом сковородка. Люстра висела у него над головой, и её свет отражался на его макушке ярким пятном, которое слепило глаза так, что хотелось зажмуриться. А ещё — хотелось блинчиков, жирненьких, с мясом или со сгущёнкой. Или с шоколадным соусом…

Я еле слышно вздохнула. Да, Зоя, это у тебя уже профессиональная деформация. В обычной блестящей лысине ты видишь сковородку, подготовленную для жарки вкусненького. А ведь Семён Павлович выглядит слишком уж тревожно, и следовало бы подумать об этом, а не о блинчиках.

А может, лучше стейк? С соусом Жю. М-м-м…

Нет, надо было всё-таки пообедать нормально!

— Зоя, ты слышишь, о чём я говорю? — внезапно брызнула жиром сковородка, то есть дядя Сеня — слюной, и я подпрыгнула на стуле.

— Да-да, простите, отвлеклась!

Шеф-повар и по совместительству владелец ресторана страдальчески вздохнул.

— Зая, детка… — Терпеть не могу, когда меня называют заей вместо Зои и деткой вместо всего остального, но предпочитаю благоразумно помалкивать, когда это делает Семён Павлович. Человек, который платит тебе зарплату, имеет право на любые извращения, не запрещённые Уголовным кодексом Российской Федерации. — Понимаю, слышать тебе это будет неприятно, но… В общем, я закрываю ресторан.

— Что-о-о? — пискнула я, едва не свалившись со стула. Как это — закрывает?!

— Ковид, — развёл руками Семён Павлович, и я страдальчески поморщилась. Ненавижу эту болячку. Мало того, что я болела ею в хард-формате, так ещё она практически разорила наш ресторан. Или… не практически? — Пока вся эта история окончательно не прекратится, у меня нет средств ни на аренду помещения, ни на зарплату сотрудникам. Да, кое-какой доход у нас был благодаря доставке, но, зайчатина, это капля в море. Возможно, через пару лет я вернусь к ресторанному бизнесу, а пока… извини, но я умываю руки.

— А чем вы будете заниматься эти пару лет? — не поняла я. Ну да, я наивная идиотка и не в курсе, что у некоторых бывает накоплено столько денег, что им можно не работать не пару месяцев, а пару лет. Мне до такого ещё пахать и пахать, как бессмертный повар!

— Отдыхать. — Семён Павлович мечтательно улыбнулся. — В нормальный отпуск хочу, устал. В общем, заюшка, дорабатываем последние две недели, а потом всё — свободна, как ветер. Оборудование я продал, всё увезут, за аренду со следующего месяца уже платить не будем. Решил сказать тебе первой, как-никак ты моя правая рука, муза и так далее… Остальным сообщим сегодня вечером. Мне надо собраться с духом. Всё же это нелегко, я в свой ресторан вложил столько труда…

Впервые в жизни мне захотелось стукнуть чем-нибудь Семёна Павловича, хотя я вообще тот ещё невозмутимый удав, особенно если плотно поем. И раньше я ни о чём подобном не думала, но сейчас…

Хотя я всё понимала, конечно. Ковид, убытки, непонятно, что будет дальше, откроют ли вообще рестораны или мы так и будем упаковывать еду в лотки, а не сервировать тарелки, и отдавать курьерам. Может, нас вообще ждёт зомби-апокалипсис? Честно говоря, переболев этой адской болезнью и уверившись в том, что подобное зло мог изобрести только человек, я считала, что сценарий с зомби-апокалипсисом вполне вероятен.

В общем, да — я понимала то, что касалось резонов дяди Сени, но что теперь делать мне?!

Вариант «искать работу» звучал даже хуже, чем «зомби-апокалипсис». Последний хотя бы веселее.

2

Никогда не любила сказку про Золушку. Наверное, потому что слишком хорошо представляла, каково это — жить с мачехой и двумя сёстрами, и никакие феи и принцы-спасители мне не светят. Единственное, на что я рассчитывала, — это накопить на собственную квартиру, точнее на первый взнос за ипотеку, и радостно съехать.

Маму свою я почти не помнила, она умерла от рака почти сразу после моего рождения. Лет до десяти я жила как у Христа за пазухой — любящая бабушка (к сожалению, только одна, больше бабушек и дедушек у меня не имелось) и заботливый отец делали всё, чтобы заменить мне отсутствующую маму. Но потом у бабушки случился инфаркт, и папа, по-видимому решив, что один с ребёнком не справится, через пару месяцев привёл в наш дом Ларису.

Она была не одна, а с дочерью от первого брака — трёхлетней Аллочкой, которую я в девятом классе искренне переименовала в Эллочку (по аналогии с той самой, которая «людоедка»). Этот ребёнок портил мне жизнь, как только мог, ревнуя ко мне и Ларису — что было глупо, ибо папина жена была ко мне совершенно равнодушна, — и моего отца. Аллочка-Эллочка считала себя почти принцессой, ни в чём не знала отказа и воспринимала меня как злостную покусительницу на её драгоценное счастье. А учитывая тот факт, что отец и Лариса всегда принимали её сторону — она же младшая! — мне срочно пришлось учиться познавать дзен. Хотя тогда я ещё не знала подобной фразы и просто старалась в любой ситуации сохранять спокойствие, зная — если я начну орать и возмущаться, будет только хуже.

А потом родилась Ангелина, маленький чертёнок с милым именем. Мне тогда было двенадцать, Эллочке пять, и для нас появление в квартире ещё одной девчонки, красной и сморщенной, оказалось шоком. Несмотря на то что родители предупреждали, рассказывали о сестрёнке. Эллочке сразу стало доставаться меньше ништяков и внимания, она страдала и обвиняла во всём почему-то меня. Я же… частенько была вынуждена играть роль няньки. Отец работал, мачеха… А что мачеха? «Лариса очень устаёт, ты должна помочь ей, Зойка», — серьёзно говорил мой безжалостный папа, когда эта «мать года» в очередной раз собиралась в какой-нибудь театр, оставляя Гелю на меня.

Не могу сказать, что я ненавидела это вечно ноющее существо, но то, что не любила, — это точно. Мне хотелось гулять с друзьями, читать книжки, ходить в кино — короче говоря, наслаждаться детством, а не чужим материнством, которое постоянно вешали на меня. Хотя благодаря этому, как мне кажется, Геля не выросла противным подобием Эллочки. Сейчас Ангелине почти тринадцать, и у меня с ней нормальные отношения. Беда в том, что только у меня. Мачеха и Эллочка постоянно с ней ссорятся, орут на всю квартиру, причём невзирая на время суток. Один раз даже до полиции доорались — сердобольные соседи вызвали, решили, что у нас кого-то убивают.

Отец умер четыре года назад — оторвался тромб. Уснул и не проснулся. Геля с тех пор по отношению к Ларисе и Эллочке как с катушек слетела, постоянно провоцирует их на скандалы, а я просто стараюсь пореже бывать дома. Невозможно там жить, даже существовать — и то сложно, заклюют весь мозг. Кроме того, с тех пор как не стало папы, основная забота по обеспечению достойной жизни всем нам легла на мои плечи. Геля слишком маленькая, «людоедке» недавно стукнуло восемнадцать, тоже не так много, а Лариса тысячу лет не работает — кто её теперь возьмёт? Так что вкалывает одна Зоюшка. Почти Золушка, правда?

Вот поэтому я и не люблю эту сказку. А теперь, когда у меня неожиданно накрылся доход, буду не любить ещё сильнее.

3

Ровно в полночь карета превращалась в тыкву, то есть закрывался наш ресторан, и все сотрудники расползались по домам. И сегодня они делали это гораздо более уныло, чем накануне, — ещё бы, после подобных новостей. Как говорит дядя Сеня, я — человек сказочной невозмутимости, но и меня пробило на хандру, когда после закрытия ресторана я бежала к метро, чтобы успеть чуть ли не на последний поезд. До дома мне ехать всего двадцать минут, удобно. Было. Что будет теперь, пока неизвестно, но нужно срочно искать работу. Когда ты по образованию повар, а на дворе ковид и все рестораны закрыты для посещений, звучит это особенно печально. Если не сказать — траурно.

Под реквием в своих мыслях я медленно заходила в подъезд, надеясь, что дома все спят. Такое редко, но всё же бывало. В основном, конечно, и Лариса, и Эллочка засиживались допоздна. Геля раньше укладывалась около одиннадцати, но в последний год и она превратилась в злостную сову, невзирая на то что утром ей нужно было идти в школу (хотя сейчас не нужно — летние каникулы же). В результате — плохие отметки, круги под глазами, раздражительность и прочие типично подростковые прелести. Лариса пыталась воспитывать Гелю, но получалось плохо, и я даже знала, в чём причина. Когда себя-то воспитать не можешь, учить жизни других и вовсе бесполезно.

Увы, ещё при выходе из лифта я услышала шум, доносящийся из нашей квартиры. Фигово… Надо было всё-таки ехать к Лёшке, как он и предлагал. Но отношения с ним давно стали напоминать какую-то тяжкую повинность, абсолютно не радуя, и я отказалась. Тем более что мне был нужен мой ноут.

Ноут… Учитывая громкость криков, вряд ли я смогу хоть на чём-то сосредоточиться, если не утихомирю этих скандалисток. Вот охота им ругаться? Лучше бы спали.

— По какому поводу махач? — завопила я, заходя в прихожую. В квартире тут же воцарилась настороженная тишина. Припухли нарушители общественного спокойствия… Пожалуй, следует закрепить эффект. — А то, я смотрю, там внизу полицейская машина стоит. К нам, наверное.

Не успела я договорить, как из гостиной, которая по совместительству была комнатой Ларисы, выскочила разъярённая Эллочка.

— Зоя! — зашипела она, наставив на меня длинный костлявый палец. — Уйми эту дрянь!

Да-да, именно так «людоедка» чаще всего отзывалась о Геле. «Эта дрянь», «заноза в жопе», «ведьма проклятая». Последнее нравилось Ангелине сильнее всего. Ей вообще нравилось доводить Эллочку до трясущихся рук и вытаращенных глаз. В отличие от меня, невозмутимого удава, Алла легко выходила из себя, начинала вопить, плакать и беситься. Нервы-нервы…

— Не обзывайся, Эллочка! — раздался из гостиной насмешливый голос Гели, и «людоедка» совсем взвилась.

— Не называй меня так!

— А ты не обзывайся!

— А ты не называй!

— А ты…

— Стоп! Брейк! — Я схватила за шкирку Эллочку, которая собиралась вновь бежать убивать Гелю. — Где Лариса?

— Да здесь я, — мачеха величественно вышла из кухни, дымя тонкой ментоловой сигаретой. Я поморщилась. Курить Лариса начала после смерти отца, причём дымила чаще всего по вечерам, когда я уже была дома. И кофе хлестала так, что на кухне почти круглосуточно пахло этим напитком. — Не спрашивай меня, в чём суть конфликта. Я не вслушивалась.

Из гостиной с ехидной ухмылкой выглянула Геля. Что ж, если судить по её лицу, безвинно обиженной здесь явно была не она.

Если не знать, насколько невыносимым может быть наше семейство, со стороны можно подумать, что мы — эдакие «Ангелы Чарли», только с одним цветом волос. И я, и Лариса, и Эллочка, и Геля — очень светлые голубоглазые блондинки. Папа тоже был блондином, и жён себе выбирал светленьких. Только мы с Гелей — почти платина, у младшей даже брови и ресницы почти прозрачные, в отличие от моих; а Лариса и Эллочка — златовласки. У Эллочки ещё и кудри шикарные — ну просто принцесса принцессой, хоть сажай в башню и сторожи. Была бы поумнее и поспокойней, цены бы ей не было.

— Геля взяла мой рюкзак! — с вызывающим пафосом заявила Эллочка, глядя на младшую так, словно мечтала её придушить. — Тот самый! И пошла с ним гулять!!!

Ясно-понятно, Аллу обуял приступ жадности, а Ангелину — приступ вредности. В народе это называется «нашла коса на камень».

— Что случилось с рюкзаком? — Я покосилась на довольную Гелю, мысленно молясь, чтобы эта дорогущая дрянь в стиле стимпанк, которую я подарила сестре на восемнадцатилетие, была цела.

— Да всё с ним в порядке, — фыркнула Ангелина, пока Эллочка набирала воздуха в грудь. — Она просто бесится, что я её вещь взяла.

— Я говорила, что нельзя его брать!! — тут же взвилась «людоедка». Хоть я её и не люблю, но сейчас она была права, поэтому…

— Короче, — вздохнула я и строго посмотрела на Гелю. — Больше так не делай. Это действительно нехорошо, ты же знаешь.

Младшая надулась, как мышь на крупу. Она всегда обижалась, когда я вставала на сторону Эллочки. Хорошо хоть ненадолго.

— И ещё момент, — теперь я обвела строгим взглядом всех, в том числе Ларису. — У меня из-за ковида начинаются проблемы с работой. Дядя Сеня закрывает ресторан.

— Чего-о-о?! — В реакции на новость мачеха и сёстры были по-родственному единодушны.

— Закрывает ресторан, — повторила я. — Так что… Если ты, Гель, сделаешь больно рюкзаку Аллы, купить новый я не смогу. Но и тебе самой тогда тоже что-нибудь не куплю — для равновесия. В общем, хватит ругаться, давайте жить дружно. Иначе не продержимся, время сложное.

Эллочка и Геля озадаченно молчали, переваривая свалившиеся новости, а Лариса с тревогой поинтересовалась:

— И как же мы теперь, если твой дядя Сеня?..

— Работу буду искать, — я пожала плечами. — Другой вариант ответа не предусмотрен, даже «помощь зала» не понадобится. Идите лучше спать все, а? Я понимаю, что никому завтра не надо рано вставать ни в школу, ни в институт, ибо каникулы, но мне-то надо.

Спорить никто не стал. Все разбрелись по своим «камерам» — то есть по отдельным комнатам.

4

На следующий день все сотрудники ресторана работали в траурном режиме. Мне как помощнику шефа и ответственной за дисциплину в коллективе постоянно приходилось подбадривать народ, но попытки были тщетными. Все многозначительно переглядывались, и я понимала, что не было накануне ни одного человека, который бы не залез ночью в интернет и не посмотрел бы имеющиеся вакансии. Вот именно — имеющиеся. Поимели они нас знатно…

— Хоть курьером иди, — пошутил Лёшка, когда я в обеденный перерыв пожаловалась ему на свои вчерашние поиски. — Доставка, конечно, сейчас в расцвете…

— А я думаю своё дело открыть, — огорошил нас обоих Коля Горин, один из поваров, талантливый и предприимчивый мужик, старше меня лет на десять. Вполне мог претендовать на моё место су-шефа, но дядя Сеня считал иначе. Говорил, что Коля, если поставить его руководить, половину коллектива доведёт до увольнения своими претензиями и критикой. Коля был из разряда перфекционистов, причём воинствующих. Перфекционисты наподобие меня все силы тратят на собственный результат, а такие, как Коля, — на чужой, сравнивая его с собственным. И не в пользу первого.

— Какое дело? — поинтересовалась я осторожно. Раз Коля признался в подобном в нашем присутствии, перед этим ещё и набившись к нам в обеденную компанию, значит, с определённой целью. Неудивительно: Лёшка — прекрасный кондитер, а я, без ложной скромности, отличный су-шеф. Вот только и исключительно при Семёне Павловиче отличный. Быть су-шефом под началом Коли у меня точно не получится.

— Да я вчера в районную группу залез, — продолжал между тем Горин, дёргая пакетиком чая в кружке. — Новость там опубликовали про очередные ковидные ограничения, и как обычно — под постом срач на три километра. Но я за парочку коммов всё же зацепился. Молодые женщины писали — мол, посоветуйте, что делать, из-за ограничений сидим дома всей семьёй, поскольку дети в детский сад и школу не ходят, целый день с ними, готовить некогда вообще, а на одной доставке пиццы можно и желудок испортить, и разориться. Вот я и думаю… а если организовать ресторан по доставке не порционных обедов на один раз, а еды на несколько дней? Сейчас-то мы на элитных клиентов рассчитываем, но обычным людям тоже нужно что-то есть, и желательно, чтобы это «что-то» стоило не две тысячи рублей в день.

Мысль была интересная и здравая, но проблемы, как обычно, таятся в деталях.

— А хорошая идея, — кивнул Лёшка. Судя по его загоревшимся глазам, он уже всерьёз рассматривал возможность работы вместе с Гориным. Точнее, под его началом.

— Хорошая, — подтвердила я. — Но это же сколько деньжищ надо. И помещение, и с доставщиками договариваться. Ты пока это всё организуешь, ковид закончится.

— Оптимистка ты, Зой, — хмыкнул Коля, и я не стала отрицать. Ну да, оптимистка. Была бы пессимисткой, уже давно бы повесилась от выходок своего семейства. — Ковид ещё долго не закончится. Да и потом, никто не мешает мне, когда он закончится, меню переделать. Но я это вам говорю не просто так, как вы понимаете, ребята. Пойдёте ко мне работать?

Мы с Лёшкой обещали, что подумаем. Он — с явным воодушевлением, я — без особого фанатизма. Хотя следовало признать, что, если за неделю я не найду адекватную вакансию, придётся принять предложение Горина. Деньги нужны, а уволиться я всегда успею.

Ближе к вечеру меня к себе в кабинет позвал Семён Павлович. Он, хоть и числился шеф-поваром, на кухне появлялся редко, в основном с инспекцией. За него отдувалась я. Когда-то, в самом начале моей работы здесь, всё было иначе, но потом дяде Сене стало сложно стоять на ногах из-за проблем с суставами, и он самоустранился.

— Ну, зайка, — начал он практически с порога, я даже сесть не успела. — Как у тебя с работой? Нашла что-нибудь адекватное?

— Нет, — я кисло улыбнулась. Я достаточно хорошо знала Семёна Павловича, чтобы понимать — он не издевается, а искренне беспокоится обо мне. — Только неадекватное.

— Ну, ясен болгарский перец. — Дядя Сеня почесал лысину и вздохнул. — Неприятная, конечно, ситуация. Думал я вчера, думал… Всё-таки хочу тебе помочь, Зой, ты мне давно как родная. В общем, птичка мне тут напела, что ищет один богатенький повара себе в дом. Конкретно его семейству готовить, не слугам. А поскольку ковид, жить там же, чтобы заразу не таскать. Зарплату назначил ого-го, троих кандидатов просмотрел, никого не утвердил. Хрен знает, что ему надо, но, если хочешь, я за тебя словечко замолвлю, пригласят на собеседование.

— А что с прежним поваром случилось? — Я радоваться не спешила. Зарплата ого-го — это прекрасно, но в такой работе есть своя специфика. В ресторане ты — член коллектива, и, если кто-то из коллектива накосячит, разгребать будут в той или иной степени все. А когда вот так, один на кухне… Ну или с парой помощников… И готовить три раза в день на целую семью — а вряд ли она из одного человека состоит — это убиться веником. Интересно, а выходные там предусмотрены или, раз ковид и выезжать за пределы дома нельзя, то и без отдыха можно людей эксплуатировать?

— Понятия не имею, куда делся прежний повар. Может, короной накрыло, а может, просто уволился. Ты подумай до завтра, зайка, хочешь или нет, и…

— Зачем до завтра? — Я пожала плечами. — Схожу, посмотрю, что там за дом у этого богатенького, себя покажу. Ещё, может, я его чем не устрою.

— Если только он совсем дурак, — хмыкнул дядя Сеня. — Я же не зря тебя ещё на первом курсе заприметил. Ты, Зоюшка, талант, но если этот олигарх его не разглядит, то и к лучшему.

— А он олигарх? Или просто богатый?

Семён Павлович усмехнулся. Он и сам был состоятельным человеком, но не тянул ни на олигарха, ни на богатого. Хотя… возможно, дядя Сеня просто был в чём-то аскетом. По крайней мере, я никогда не замечала на нём дорогой брендовой одежды, и ездил он не на самых дорогих тачках.

— Чёрт его знает. Да и какая разница? Хрен редьки не слаще.

Вечером от Семёна Павловича в мессенджер прилетело сообщение: «Договорился на субботу. Приедешь к девяти. С собой можешь ничего не брать, даже фартук, там всё дадут. Адрес…»

5

Время до субботы тянулось жвачкой. Я немного переживала, всё больше настраиваясь на переезд из дома — остальное меня пока не волновало, приспособлюсь. А вот уехать от Ларисы, Эллочки и Гели хотелось очень. И чем больше я об этом думала, тем сильнее хотелось. Буду перечислять им деньги, а со скандалами пусть сами разбираются.

Хотя Гелю было жаль. Младшую сестричку, в отличие от Ларисы и Эллочки, я искренне любила, несмотря на её сложный характер. Но я ей не мать, в любом случае я со временем уехала бы — как только накопила бы деньги на первый взнос и на ремонт новой квартиры. Годом раньше, годом позже… Особой разницы нет. Да и в целом Геля — очень самостоятельный ребёнок, к характерам Ларисы и Аллы она привыкла, приспособится. У меня жизнь была не слаще, особенно после смерти отца.

Папа… Наверное, я так и не смогу понять, что он нашёл в Ларисе. Она всегда была красивой, но холодной женщиной. Эллочке и Геле ещё доставалось немного тепла, отцу тоже, но мне — не особо. Неужели рядом не было более чутких женщин? Таких, какой была бабушка? Почему именно Лариса-то? Увы, спросить давно уже было не у кого. Не у дяди Сени же? Он заменил мне отца в какой-то мере и степени, но сам женат не был — говорил, что не создан для семьи и детей. Его семьёй всегда была работа, а детьми — мы, его ученики. Поэтому я и настолько удивилась, узнав, что Семён Павлович закрывает ресторан. Видимо, это у него усталость и кризис среднего возраста. Да и ковид повлиял, как и на всех нас.

В пятницу Лёшка вновь предложил поехать к нему и, когда я в очередной раз отказалась, надулся и поинтересовался, в чём дело, почему я в последнее время отказываю ему. Надо было признаться, сказать, что наши отношения исчерпали себя, но мне не хотелось ругаться перед выходными и завтрашним «собеседованием». Лёшка, в отличие от меня, был вспыльчив — видимо, этим и привлёк, — и расставание с ним точно лёгким не будет, поэтому я решила отложить разборки на потом. Рассказала в общих чертах про предложение дяди Сени, и Лёшка, поворчав, отвалил. Хотя и съязвил после моего признания, что я просто хочу сосредоточиться перед завтрашним днём:

— Можно подумать, мачеха и сестрички дадут тебе сосредоточиться!

Справедливый упрёк, но я же не могла сказать, что уж Лёшка-то точно не даст мне сосредоточиться. И выспаться.

Когда-то он стал для меня настоящим спасением — после первых и очень сильных чувств к человеку, который их не ценил, но умело использовал. Несчастная первая любовь бывает практически у всех, но выводы из неё делаются разные. Я тогда решила, что больше ничем подобным страдать не буду. Ключевое слово именно «страдать». Поэтому, когда мне попался Лёшка — горячий, вспыльчивый и лёгкий на подъём парень, совершенно точно не влюблённый в меня по уши, а просто с желанием иногда проводить вместе время, в том числе в постели, — я согласилась на подобную связь. По сути, сама посадила себя в эту клетку, и сидела там уже три года, периодически думая о том, чтобы закончить отношения, но каждый раз отступая. Для головы Лёшка был идеальным партнёром, но сердце бунтовало. Глупое. Как будто ему было мало того, что с ним сделал Марат.

В субботу я встала ни свет ни заря, быстро клюнула йогурт, выпила чаю и вызвала такси, решив не морочиться с поездками сначала на автобусе, потом на метро, после — на электричке, и ещё раз на автобусе от станции до дома этого «олигарха».

Уже на полпути подумала, что зря не спросила у дяди Сени фамилию человека, к которому еду. Можно было бы загуглить, посмотреть, кому повар понадобился. Это если в интернете есть фотографии, конечно, — всё же не все богатые люди засвечены в сети. Одно дело, если он какой-нибудь киношник, а если у него, допустим, своё дело по производству… не знаю, сковородок, миксеров, ножей…

Блин, кто о чём! А Зоя о сковородках.

Я нервно хихикнула и почти тут же замерла, поскольку таксист явно заехал в нужный мне охраняемый посёлок. Сказал охраннику адрес, и тот поднял шлагбаум. Я завертела головой, испытывая, наверное, приблизительно такие же чувства, какие испытывала Золушка на подступах к королевскому дворцу.

Слева и справа от дороги стояли даже не дома — особняки. Все в разном стиле: какие-то были похожи на готические замки, другие — на древнерусские усадьбы. Причём таких было даже большинство — видимо, мода. Или просто их хозяева насмотрелись на новодельный дворец Алексея Михайловича в Коломенском.

Дом, к которому подвезли меня, не отставал от других в пафосности, но был построен в европейском стиле. Двухэтажный, каменный, с покатой тёмной крышей, он немного напомнил мне особняк из фильма «Один дома». Жаль, что сейчас не зима, а лето, начало июня. Если бы лежал снег и гирлянды висели, сходство усилилось бы ещё больше. Только вот наш, отечественный, вариант этого дома был окружён высоким забором с большими воротами и калиткой, за которыми пряталась будка с охранниками.

Таксист высадил меня у ворот, и я, оправив бирюзовую блузку, подошла к калитке и нажала на кнопку звонка.

— Да, — ответили строгим мужским голосом.

— Дубинина Зоя Александровна. — Что ещё сказать, я не знала, поэтому добавила: — На вакансию…

— Да, — перебили меня, — на вас есть пропуск. Проходите.

Калитка запиликала, и я, потянув дверь на себя, с иронией подумала о том, как сложно живётся этому семейству, которое вынуждено заказывать пропуск на каждого посетителя. Разумно, конечно, — мало ли, кто там пришёл, а если кого-то ждёшь, лучше заранее предупредить охрану. Но всё же слышится это весьма забавно. Пропуск для повара…

Выглянувший из будки молодой парень в камуфляже махнул мне в сторону возвышающегося дома и буркнул:

— По дорожке прямо, потом налево. Не в центральный вход. Там сначала будет въезд в подземный гараж, а потом дверь с надписью «Служебный». Позвоните в звонок, вас ждут уже.

Ждут. Ах, какая честь.

Я быстро пошла по дорожке, выложенной мелкой светлой галькой. Подобные камушки навевали тоскливые мысли об отпуске и море, которые я от себя нещадно гнала. Какой отпуск, какое море? Зоя, окстись. Границы закрыты, да и что будет с работой, непонятно пока. Если повезёт и местный олигарх меня возьмёт, до следующего года об отпуске можно и не мечтать.

6

Зоя

Я сразу поняла, что мы находимся в зоне для слуг — здесь всё было достаточно скромно. Если к подобным интерьерам вообще можно применять такое понятие. Всего лишь никакой вычурности — обычный коридор. Под ногами светлый и блестящий паркет, на потолке не витиеватые люстры, а обычные энергосберегающие лампочки, очень яркие, на стенах тканевые тёмно-зелёные обои с изображением виноградной лозы.

А потом я увидела кухню.

Так уж получилось, что последние годы я работала в основном на кухне ресторана Семёна Павловича, и там окон не было. Все окна — точнее, одно сплошное панорамное окно — достались посетителям. А повара существовали без них. На работе без окон, дома, в чулане, без окон… Сказать, что я скучала по пространству, — ничего не сказать. Иногда было до ужаса тоскливо, так хотелось подойти к окну, распахнуть створки, послушать шум дождя или полюбоваться на снег. Мечты, мечты…

Впрочем, если меня примут сюда на работу, эти мечты вполне могут стать явью — ибо кухня здесь была огромная. С двумя трёхстворчатыми окнами, со множеством шкафов (белый верх, чёрный низ) и кучей необходимого оборудования, причём не в одном экземпляре. Духовых шкафов, например, было два. И варочных панелей тоже — в общей сложности восемь конфорок. И холодильник огромный, двустворчатый, стального цвета. Естественно, без магнитиков.

А посередине кухни стоял большой деревянный стол. На нём не было ничего, кроме вазы с великолепными, безумно красивыми бело-жёлтыми нарциссами. Я на них даже засмотрелась, пока Петрович что-то там с важностью вещал.

— Простите, что? — опомнилась через несколько секунд, вновь удостоившись недовольно поджатых губ и укоризненного взгляда.

— У вас будет три часа, — повторил управляющий, сверкнув голубыми глазами за стёклами очков. Если бы не напыщенность этого парня, он бы показался мне симпатичным. Хотя я всегда предпочитала брюнетов. — За это время вы должны будете приготовить обед из трёх блюд. Закуска или суп, горячее, десерт. Подавать можно по мере готовности.

— Сколько порций?

— Одна, пробовать будет только хозяин. Но, если у вас получится больше, не пропадёт.

Когда Петрович это сказал, на его лице впервые появилось что-то человеческое, напоминающее лукавую усмешку. Понятно, что не пропадёт, — судя по размеру дома, слуг здесь должно быть ещё больше, чем жильцов. Съедят уж как-нибудь.

— Пожелания есть?

— Какого рода?

Я вздохнула. Петрович явно валял ваньку. Я же не первый повар, пришедший на эту кухню для «собеседования», — дядя Сеня говорил, что другие кандидаты тоже были. Ни за что не поверю, что никто не спрашивал про пожелания великого и могучего Хозяина.

— Что готовить: мясо, рыбу? А может, вегетарианские блюда? И насчёт сладкого…

Я не договорила — управляющий меня перебил, возвестив:

— На ваше усмотрение. Никаких пожеланий.

Понятно, задачу облегчать никто не захотел. Глупо, на самом деле. Лучше пробовать то, что действительно любишь, и уже от этого отталкиваться. Шанс, что я угадаю вкусы таинственного Хозяина, — практически нулевой. Какие могут быть вкусы у мужика, который живёт в подобном доме? Итальянская кухня, французская, греческая? Британская? А может, он любитель отечественной кухни и обожает борщ?!

— Давайте покажу, что и где лежит, — продолжал между тем Петрович, подходя к шкафам. — Вот здесь посуда, приборы. Тут крупы. С этой стороны приправы. Здесь…

Ещё минут десять мы потратили на экскурсию, во время которой я тщетно пыталась запомнить всё, но я же не волшебник — поэтому в конце монолога управляющего с интересом вопросила:

— А если я посреди процесса вдруг забуду, где находится, допустим, перец чили, мне кто-нибудь поможет? Или сразу дисквалифицируют за плохую память?

Уголки губ Петровича дрогнули. Вот ледяной чел! Хоть бы раз нормально улыбнулся.

— Нет. Вон там, под выключателем, звонок. Нажмёте на кнопку, я приду и подскажу.

— Хорошо.

Настала очередь холодильника. Набит он был до распухания дверцы, но о вкусах хозяина абсолютно не говорил — здесь было практически всё, что только можно и нельзя. Разное мясо и рыба, овощи, молочные продукты, сыры… Стоп, а это что?

— Красная фасоль, — подтвердил мою догадку Петрович, как только я сунула нос в небольшую кастрюльку. — Отварная. Вдруг вам понадобится. Её же варить больше трёх часов.

Строго говоря, это было не совсем верно — конкретно варить фасоль около часа, но перед этим её лучше замочить на ночь, так что… Но удивляло другое.

Фасоль — продукт специфический. Особенно с учётом уровня дохода владельца этого дома. Отварное мясо, разделанная рыба — это всё понятно, чтобы время повару сэкономить, наверняка понадобится. И бульон тоже. Но фасоль… И если её держат на полке наравне с бараньим фаршем, то значит: великий и ужасный Хозяин фасоль любит и ест.

Ну, уже хлеб. От этого хотя бы можно отталкиваться.

— Приступайте, — кивнул мне Петрович, когда я надела фартук и пафосный колпак, и величественно удалился. Я помыла руки и задумалась.

Наверное, беспроигрышным вариантом была бы итальянская кухня. Вообще не знаю людей, которые её не любят. Да и ресторан Семёна Павловича был именно итальянским, так что я на этих блюдах съела не одну собаку. Но… надоело. Мы периодически обновляли меню, придумывали что-то новое — точнее, хорошо забытое старое, — но всё это уже набило мне такую оскомину, что любая мысль об итальянской кухне сейчас вызывала изжогу.

Покреативим, пожалуй. Раз уж Хозяин сего царства любит фасоль… Приготовлю ему то, что люблю я.

Начала я с десерта, который перед подачей следовало охладить. Пирог «Капиротада» — специфическое блюдо, и многие не верят, что его можно приготовить красиво (особенно если посмотреть фотографии в интернете), но… я умела. И выглядело так, что любо-дорого, и на вкус было… Ну, по крайней мере, мне нравилось. Будем считать, что Хозяину тоже понравится.

7

Зоя

Хозяин оказался молодой. Но впечатление производил неизгладимое, и не только из-за своей симпатичности. От него шла некая… аура властности, что ли. При виде него как-то абсолютно не возникало сомнений, что это большой начальник, владелец газет, заводов, пароходов…

— Как вы догадались? — поинтересовался Глеб Викторович, и я посмотрела на него с недоумением. — Кстати, садитесь. Вы, наверное, устали стоять уже.

Ух ты, какой заботливый Хозяин. Может, и не такой самодур, как мне представлялось?

— Да, спасибо. — Я опустилась на предложенный стул возле письменного стола, сам же Глеб Викторович сел не за стол, а напротив, на такой же стул. Я оценила. Если бы он сел за стол, то оказался бы спиной к окну и я не смогла бы нормально на него смотреть — солнце било бы в глаза.

— Так всё же — как вы догадались? — продолжил Хозяин и, видя, что я по-прежнему не понимаю, пояснил: — Насчёт именно этих блюд. Я люблю мексиканскую кухню, но… до вас все готовили что-то нейтральное, не рисковали. Вы же сразу вдарили по всем вкусовым рецепторам.

Вот как… Повезло. Если бы Глеб Викторович не любил острое…

— Видимо, интуиция, — я пожала плечами, не собираясь объяснять про фасоль в холодильнике и собственную усталость от европейской кухни. По сути, это всё неважно. Угадала — и хорошо.

— А капиротаду почему решили сделать? — не сдавался Хозяин. Так и сверлил меня взглядом. Может, подумал, что мне кто-то подсказывал? Кто, интересно? Петрович на такое вряд ли способен, а больше я никого не видела, если не считать охранника. — Своеобразный пирог…

Да уж. А ведь это ты, Глеб Викторович, ещё не знаешь, что в состав сиропа для пропитки входит лук и помидор.

— Я люблю капиротаду. И я не кондитер. Конечно, я могу и торт испечь, но десерты — не мой конёк. Ну и… блюда надо готовить и подавать не просто так, они должны сочетаться. К тако и чили кон карне этот пирог вполне подходит, он пряный и не слишком сладкий.

— Слишком сладкое я и не люблю, — задумчиво протянул Глеб Викторович, рассматривая меня. Его взгляд не был откровенным изначально, но отчего-то смущал. Наверное, своей проницательностью. Он будто медленно раздевал меня, но не для того, чтобы полюбоваться голым телом, а чтобы посмотреть, нет ли на мне татуировок или других тайных знаков. Точно в чём-то подозревает. — Что ещё вы и сами любите и умеете готовить, расскажите.

Я на мгновение растерялась. Мне показалось, что Хозяин издевается. Но нет — лицо серьёзное.

— Вас интересует конкретно мексиканская кухня или?..

— Нет. Любая.

Странный он всё-таки. Но ладно.

— Я не испытываю особой любви к европейской кухне, хотя готовить умею. Мне больше нравится восточная. Острое и пряное, с яркими вкусами. Кюкю, дюшбара, кюфта, довга, долма, хашлама…

Чем больше названий я говорила, тем более сильным энтузиазмом горели глаза Глеба Викторовича. Его рот непроизвольно открылся, и один раз, после того как я сказала про чанахи, мне даже показалось, что у Хозяина с губ сейчас закапает слюна.

— Отлично, я вас беру, — выпалил он сразу после того, как я замолчала, чтобы перевести дух. — А то надоело, что мне пытаются внушить, будто это всё для бы… — Глеб Викторович запнулся, я хмыкнула: ну да, для быдла, ага. Человек с его уровнем дохода должен любить только стейк «филе-миньон» и говядину «Веллингтон». И сёмгу с осетриной. — В общем, вы поняли — готовьте восток, я не против. Но есть один маленький нюанс. Кроме меня вам нужно будет обслуживать ещё двоих человек — мою…

Он вновь запнулся, и я подсказала:

— Жену?

— Нет. — Глеб Викторович улыбнулся, но как-то кисло. — Альбина — моя девушка, но живёт в этом доме. Если будет просить готовить ей отдельно — готовьте, но не слишком часто, иначе она потом сядет на шею и станет просить что-то иное каждый день. Если с ней будут проблемы, обращайтесь к Николаю или сразу ко мне, решим.

Отчество управляющего Хозяин проигнорировал.

— Хорошо.

— Хотя вряд ли у вас будут проблемы с Альбиной, но вдруг. А вот с моей племянницей Алисой точно будут. Ей девять лет, и она… весьма специфический ребёнок. Раньше это тоже ощущалось, но не настолько. А после того, как полгода назад погибли брат с женой…

Ужас какой, бедная девочка. В девять лет остаться без родителей! Ничего удивительного, что у неё начались поведенческие проблемы.

— Алиса очень капризная, часто отказывается от еды, — продолжал между тем Глеб Викторович. — Плюс в последнее время полюбила делать пакости работникам дома. То бельё постельное всё намочит или раскрасит, то средства для чистки спрячет так, что не найдёшь, то на кухню проберётся и яйца все переколотит об стены.

Я не стала говорить, что ребёнок подобным образом, видимо, пытается добиться его внимания, — не моё это дело. Моё дело — готовить завтраки, обеды и ужины.

— У вас обязательно будут проблемы с Алисой, и — да, ей придётся придумывать отдельный стол, и то не факт, что станет есть. Вы готовы к такому?

— Вполне. — Хуже, чем жизнь с мачехой и сёстрами, всё равно не может быть. — Но давайте уточним насчёт зарплаты, проживания и выходных.

— Из-за ковида жить придётся здесь. В город выезжать можно, но любую поездку нужно согласовывать со мной. Надеюсь, что это ненадолго. Выходной — раз в неделю полноценный, и ещё два раза в неделю вы не готовите ужин — мы в эти дни заказываем доставку. Зарплата…

От суммы у меня слегка помутнело в глазах. Если я проработаю здесь хотя бы полгода, то, скорее всего, смогу наконец заплатить первый взнос за квартиру…

— Устраивает?

— Да, — я кивнула, улыбнувшись, и Глеб Викторович чуть искривил губы в ответной улыбке. — Но мне ещё неделю нужно доработать на прошлом месте.

— Хорошо, нужно так нужно. Всё, Зоя, идите к Николаю, он вам расскажет, что делать дальше.

Я попрощалась, встала со стула и пошла к двери. И уже на полпути почувствовала, что на меня по-прежнему смотрят. И чёрт меня дёрнул обернуться…

8

Глеб

Когда Зоя вышла из кабинета, Глеб позволил себе улыбнуться, вспомнив, как она порозовела, заметив его взгляд, — словно молодая девчонка. Хотя она и есть молоденькая, младше его лет на пять-семь, но не настолько, чтобы смущаться из-за почти невинного взгляда. Почти — потому что посмотреть там было на что. Попа аппетитная, и сама Зоя… не то чтобы красивая, скорее — интересная. Почти альбинос. Очень светлые волосы, заплетённые в густую косу, ресницы и брови темнее, но не настолько, чтобы заподозрить их обладательницу в покраске шевелюры. Глаза светло-серые, но с желтизной — почему-то они навевали Глебу мысли о волках. Нос с аккуратной горбинкой, губы розовые и пухлые, в уголке над верхней губой — маленькая кокетливая родинка. Низкий рост и фигура не модельная, есть за что подержаться и спереди, и сзади. Глеб за то время, что встречался с Альбиной, уже успел отвыкнуть от таких девушек: в Альбине ни жиринки лишней не было. А Зоя аппетитная. Почти как то, что она ему сегодня приготовила.

Глеб всегда любил острое, в отличие от остального семейства, и за свою любовь периодически получал нагоняи от матери с отцом. Когда они замечали в мусорном ведре контейнер от острых куриных крылышек или тайской лапши, сразу начинали читать лекции о гастрите, язве и прочих болезнях, которые обязательно будут у Глеба, если он станет есть подобное. Глеб кивал, каялся, вздыхал и говорил, что больше ни-ни. Но продолжал втайне от родителей хотя бы перчить всю свою еду. А когда их не было дома, жарил для себя и брата курицу с чили и чесноком, и они вместе ели, а потом замывали следы преступления и тщательно проветривали кухню.

Брат… Глеб безумно скучал по Олегу. Брат был старше его на три года, но они всегда дружили, несмотря на эту разницу в возрасте. Олег для Глеба был не только другом, но и старшим товарищем, наставником — в общем, самым близким человеком, даже ближе родителей. Отец и мать скончались несколько лет назад, и сейчас Глеб был рад этому, понимая, что смерть Олега ударила бы по ним не меньше, а то и больше, чем по нему. Младшего сына они любили, но точек соприкосновения было не так много, как со старшим. Олег всегда был «маменькиным сынком», а с отцом у них было достаточно совместных увлечений — рыбалка, яхтинг, вертолёты. Глеб ничем подобным не увлекался. Высоты он боялся, рыбалка навевала тоску, яхтинг… Это он ещё мог, но без особого энтузиазма. С адреналином у Глеба, в отличие от Олега, было нормально, и он предпочитал самое обыкновенное плавание и скучные игры на свежем воздухе — футбол, баскетбол, теннис.

Погубили брата и его жену Эльмиру вертолёты. В выходной день они отправились на вертолётную площадку, чтобы покататься. Вёл машину сам Олег. Позже экспертиза пришла к выводу, что ему, вероятно, стало плохо во время полёта — по этой причине они и упали, чудом никого больше не задев. Оставили Алису сиротой…

Глеб поморщился и, вздохнув, встал со стула. С племянницей необходимо было пообщаться, и как можно скорее.

У Алисы каждый день менялось настроение. То она бегала по всему дому и сшибала углы, то запиралась в своей комнате и сидела там в полной тишине. То нормально ела, то кидалась едой в окружающих. Единственное, в чём племянница проявляла постоянство, — это война с Альбиной. Девушку Глеба она невзлюбила сразу и безоговорочно. Психолог объяснил ему, что Алиса так борется за внимание, которого ей стало не хватать после смерти родителей, но утешало это мало. Альбина переживала, нервничала, психовала, плакала и обижалась на всех, в том числе и на Глеба. И он в этой ситуации зачастую не знал, кого утешать — девушку, с которой встречался последние пять лет, или любимую племянницу, мелкую и капризную дочку погибшего старшего брата.

Дом этот, кстати, принадлежал Олегу. В отличие от Глеба, который предпочитал городскую квартиру и близость к благам цивилизации, брат ценил пространство, свежий воздух и… пафос. Иначе у Глеба никак не получалось назвать интерьер в этом особняке. Он обалдевал от окружающего, ещё когда не жил здесь, а только приезжал в гости, а теперь тем более.

Вообще поначалу Глеб хотел забрать Алису в свою квартиру, но… этих «но» оказалось слишком много. Во-первых, кто-то должен был заниматься ребёнком, нанимать няню — лишний стресс для племянницы. Эльмира воспитывала дочь сама, давно нигде не работала, и сейчас было проще оставить Алису под присмотром знакомой прислуги, чем нанимать абсолютно нового человека. Во-вторых, дома и стены помогают, это Глеб осознал быстро. Пока племянница оставалась там, где росла с детства, с ней ещё можно было договориться. Кое-как, с трудом и скандалами, но можно было. Стоило Глебу попытаться перевезти Алису в свою квартиру… Что называется: туши свет, бросай гранату. Девочка молчала и так же молча пакостничала, Альбина злилась и скандалила. Работать в подобной обстановке было невозможно, а работы после гибели Олега навалилось… Глеб едва успевал спать и есть, молясь высшим силам, чтобы этот кошмар поскорее прекратился и Алиса начала вести себя нормально. В итоге решил, что ему будет проще иметь большее пространство для манёвра по разведению своих «женщин» по разным углам, и переехал в особняк брата. Тем более что тот по завещанию всё равно отходил ему. И Алисе, конечно.

Переезд был сопряжён с огромным количеством трудностей, но для племянницы действительно оказался благом — и это, по мнению Глеба, окупало всё остальное. Даже постоянные препирательства с Альбиной, которую не устраивало… да, в общем-то, практически всё. Проще было перечислить, что её устраивало, поэтому Глеб старался не обращать внимания на недовольство своей девушки. Что называется, стерпится — слюбится.

И дело даже пошло на лад, но потом грянул коронавирус, и кошмар вышел на новый уровень. Школы перевели на дистанционное обучение, и Алиса стала сидеть дома практически круглосуточно. Глеб не разрешал ей ездить в город вообще, игнорируя обиженно поджатые губы, — ещё не хватало, чтобы ребёнок заболел!

9

Глеб

Он открыл дверь, шагнул в комнату и сразу остановился, ошеломлённо оглядываясь.

До смерти родителей Алиса жила среди обстановки в бело-розово-персиковых тонах, но последние полгода планомерно всё перекрашивала. Психолог сказал — не препятствовать: эмоциям, боли и горю нужен выход, и Глеб стоически терпел тот факт, что стены постепенно превращались в мрачные картины художника-экспрессиониста. Коричневый, чёрный, тёмно-зелёный, бордовый… все эти цвета смешивались, создавая впечатление жуткого подвала, где на стенах цвела плесень и красовались кровавые разводы.

До недавних пор впечатление «портили» розовые занавески с серебряными звёздочками и белая мебель. Но сегодня Алиса дорвалась и до них, и занавески покрылись разноцветными разводами тёмных цветов, а один из книжных шкафов стал полностью чёрным.

Глеб вздохнул. Если бы не психолог, он бы запретил покупать племяннице краски, но, раз специалист сказал, что так надо… ладно, пусть рисует. Точнее, ляпает. Назвать это рисованием было сложно.

Раздался дикий писк, и с ближайшего комода Глебу на плечо запрыгнула Фиса — ручная крыса Алисы, белого цвета и с розовым лысым хвостом. Она была дрессированная и очень умная, и ужасно не нравилась Альбине, чем племянница постоянно пользовалась. Сколько раз Фиса вылезала из шкафчиков для белья, а потом бегала по комнате его девушки под дикий визг последней, Глеб уже устал считать. Он сам крыс не особо жаловал, но зачем так орать-то…

— Красота, Алис, — вздохнул Глеб, разглядывая заляпанные занавески. — А ты не хочешь как-нибудь попробовать нарисовать что-нибудь… неабстрактное?

— Не-а, — племянница, сидевшая в этот момент на полу в окружении баночек с акриловой краской, пожала плечами. — Мне так больше нравится. Рисунки надоедают, а просто пятна — нет.

«Я художник, я так вижу», — подумал про себя Глеб, разглядывая Алису. До гибели родителей она была обычной девочкой, весёлой и цветущей, очень ласковой. Раньше ему никогда в жизни не пришла бы в голову мысль, что Алиса похожа на Уэнсдэй Аддамс, — но теперь Глеб постоянно ловил себя на подобной ассоциации. Мрачная, бледноватая, с тёмными волосами и грустными голубыми глазами, одевающаяся исключительно в нерадостные оттенки, Алиса действительно напоминала персонаж известного фильма. Хорошо хоть косички племянница заплетала редко.

— Чего гулять не пошла? — поинтересовался Глеб, садясь рядом с Алисой на намазюканный краской пол. Плевать на брюки. Психолог советовал стараться быть с девочкой на равных — не возвышаться, садиться рядом, разговаривать как со взрослой и всё понимающей. И Глеб старался изо всех сил, но у него часто возникало ощущение, что получается, мягко говоря, фигово. — Смотри, какая погода хорошая, солнышко и тепло.

— А как же ковид? — съязвила Алиса. Она всё никак не могла простить ему запрет выезжать в город, встречаться с друзьями, а особенно — ходить в бассейн. Оправдание, что это не только дядя Глеб запрещает, но и в целом правительство страны, для девятилетнего ребёнка не прокатывало.

— В нашем саду нет никакого ковида, Лис. — Глеб протянул руку и коснулся волос на макушке девочки. Он был очень осторожен с прикосновениями — пока ещё Алиса частенько его отталкивала. Но подвижки к потеплению всё-таки были. — Давай пройдёмся после обеда? Кстати, а ты обедала?

— Ты же знаешь, что нет, тебе наверняка докладывали, — фыркнула она. — Да и не хочется. Приходил новый повар?

— Приходила. Это девушка, молоденькая совсем. И у меня к тебе просьба, Лис.

Глеб говорил серьёзным голосом, и Алиса с важностью кивнула.

Всё-таки, что ни говори, а психолог не зря стоил ему такую туеву хучу денег. В первые два месяца племянница даже слушать бы ничего не стала.

— Ты слишком уж её не изводи. Во-первых, не знаю, насколько у неё крепкие нервы. Это Николаю и Генриетте Максимовне всё нипочём, а как она воспримет твои… хм… шалости — одному Богу известно. А мне не хотелось бы вновь искать повара.

— Так, может, деда Гена вернётся, — мечтательно вздохнула Алиса. Она очень любила прежнего повара и по-детски не могла понять, что «деде Гене» в его почти семьдесят и с перенесённой пневмонией сейчас не до работы — выжить бы.

— Если и вернётся, то не в этом году, — дипломатично заметил Глеб. — А нам ещё жить и жить. Не знаю, как тебе, а мне надоела эта дурацкая заказная еда.

— Ты же любишь картошку по-деревенски и острые куриные крылышки, — племянница шутливо ткнула его локтем в бок, и Глеб расплылся в улыбке, но вовсе не из-за замечания, — просто был безумно рад, что Алиса проявляет подобные знаки дружелюбия. Да, лёд таял, но очень медленно. Возможно, было бы быстрее, не будь рядом Альбины, но… Глеб вроде как собирался сделать ей предложение, и теперь отказываться от девушки только по причине её конфликта с племянницей? Он всё ещё надеялся, что отношения у них если не наладятся, то хотя бы перейдут из острой фазы в нейтральную.

— Люблю, но это не значит, что я готов есть эту шнягу каждый день, — с важностью произнёс Глеб, и Алиса заливисто расхохоталась. Её вообще забавляло, когда он говорил с подобным пиететом абсолютно дурацкие фразы, переставая на несколько мгновений быть важным бизнесменом. — Ну что, договорились? С новым поваром ведёшь себя прилично?

Племяшка задумчиво прищурилась.

— А что мне за это будет?

— А что хочешь?

— М-м-м… — Алиса пожевала губами. — Хочу поехать в зоопарк. С тобой. И в кино.

— Лис, сейчас всё закрыто, — покачал головой Глеб. — Но, как только откроется — обязательно сходим. А кино можем и дома устроить, хоть сегодня вечером, хочешь? Сделаем сами попкорн, выберем фильм и сядем в каминной.

— На пол? — обрадовалась племянница. Глеб знал, что в семье брата была такая традиция — раз в неделю смотреть фильм, на брошенных на пол подушках под хруст попкорна и чипсов.

— Обязательно, — обещал он, и Алиса захлопала в ладоши, едва не опрокинув на себя баночку с краской. Тёмно-фиолетовой.

10

Зоя

Петрович ждал меня в коридоре и, как только я вышла, спокойно поинтересовался:

— Ну что, взял?

— Ага, — ответила я, и управляющий, ничуть не удивившись, кивнул.

— Тогда пойдёмте. У вас же паспорт с собой?

— Конечно.

Зачем ему мой паспорт, я спрашивать не стала — очевидно, раз Хозяин меня взял, значит, в будущем и не только паспорт понадобится. Молча зашагала следом по коридору, спустилась вниз по лестнице, прошла в крыло для слуг и, когда Петрович остановился перед одной из дверей и загремел ключами, задумчиво пробормотала:

— А почему вы решили, что он меня взял?.. Других не приглашал на собеседование?

— Приглашал. — Управляющий открыл дверь, посторонился и указал ладонью на проём, чтобы я прошла первой. — Заходите, Зоя.

Я шагнула через порог, огляделась. Комнатка была крохотной, всё пространство занимали шкафы с папками, компьютерный стол — компьютер тоже имелся, — принтер, сканер, сейф, здоровенный ксерокс и парочка стульев. Типичный такой «отдел кадров», только маленький.

Петрович подтвердил мою догадку, объяснив:

— Здесь у нас что-то вроде отдела кадров, а заодно и местная бухгалтерия. Ну и так, документы всякие. Садитесь.

Он сел за стол, включил компьютер, я опустилась на ближайший стул и вытянула паспорт из сумочки. Про свой вопрос уже умудрилась забыть, но Петрович, как оказалось, помнил.

— Я решил, что Глеб Викторович взял вас, потому что он всё съел. В прошлые разы не доедал. Это логично.

И тут меня осенило, кого мне напоминает этот парень. Шерлока Холмса в молодости! Умный, важный, логичный. Трубку в зубы — и будет копия.

— Давайте паспорт, — продолжал он с той же важностью. — Пока просто оформлю на вас карточку, закажу пропуск. Вы когда к работе приступите, через две недели?

— Нет. Через неделю. — Не знаю зачем, но я пояснила: — Ресторан, в котором я работаю, закрывается.

— Ясно. — Петрович вздохнул и, к моему удивлению, разоткровенничался: — Многие из-за этого ковида работу потеряли. Из наших, правда, только садовника пришлось менять — прежний не может постоянно сидеть здесь на карантине, у него ребёнок маленький. Взяли нового.

— А что у остальных нет детей или семьи? — откровенно поразилась я.

— У кого как, — ответил управляющий, начиная печатать. Кстати, вслепую. Полезный навык, всё хочу им овладеть, но то времени не хватает, то сил. — У меня нет. Кошка только была, но умерла в прошлом году.

Одинокий парень с котиком, какая прелесть! А я думала, таких не существует.

— Что касается остальных… Шофёр и его дочь живут много лет на территории дома, а городскую квартиру сдают. Наша старшая горничная давно на пенсии, муж умер, дети взрослые, справятся без неё до конца карантина. У остальных горничных тоже… свои обстоятельства, но в целом вполне могут побыть здесь хоть до конца года.

— А охрана? — Я вспомнила парня в камуфляже. — У них нет жён, детей, родителей?..

— Родители есть, жён и детей нет, — впервые за разговор Петрович улыбнулся. — У нас тут вообще на весь дом ни одного женатого мужчины сейчас. Раньше был Геннадий Иванович, ваш предшественник, но коронавирус его сразил.

— Кошмар, — вырвалось у меня. Я до сих пор помнила собственную госпитализацию, которая случилась в апреле. — Жив?

— Жив, но в ближайшее время нетрудоспособен.

Я задавала вопросы ещё и ещё, управляющий отвечал, и к концу диалога я пришла к выводу, что человек он вполне нормальный. Слегка замороженный и с мажорством у него перебор, но в целом — сотрудничать можно.

Заодно узнала много другой важной информации. И о брате Глеба Викторовича, которому раньше принадлежал этот дом, и об Алисе («сущий кошмар стала после смерти родителей, хотя раньше была обычная девочка»), и об Альбине Алексеевне. Так звали девушку Глеба Викторовича, и, судя по выражению лица управляющего, в восторге он от неё не был. Подробностей никаких рассказывать не стал, просто пожал плечами, вздохнул и сказал:

— Возможно, мы просто к ней не привыкли ещё. Эльмира Игоревна была совсем другим человеком.

— Каким? — сразу уточнила я и едва не улыбнулась, когда Николай ворчливо пробормотал себе под нос:

— Нормальным…

11

Зоя

Домой я в тот день вернулась навеселе. Нет, не пьяная — просто весёлая донельзя. Сбылась мечта идиота! То есть Золушки-Зоюшки — она переезжает во дворец! Дальше сказка явно пойдёт по другому пути, ибо в наличии только принц без короля, зато с племянницей и с принцессой — будущей женой. И, возможно, она мегера. А, да и хрен бы с ней! Не с принцессой — со сказкой. Пусть идёт как угодно, главное, что я наконец перестану каждый вечер видеть мачеху и сестёр.

Я их люблю, конечно. Ангелину просто люблю, а вот Эллочку и Ларису — где-то в глубине души, очень глубоко. Но люблю. Правда, любовь моя лучше чувствуется на расстоянии. Поэтому буду жить дальше от них. Благодать! Даже, я бы сказала, благолепие!

На радостях зашла в супермаркет неподалёку и накупила вредностей — пиццу, суши, газировку. Еле дотащила коробки до дома и, влетев в коридор бешеным торнадо, воскликнула:

— Налетай, торопись, пиццей-суши подкрепись! Зойку взяли на работу, ура, товарищи!

В гостиной что-то громко упало и покатилось по полу, а потом в прихожую выглянули мачеха и сёстры. Все с вытаращенными глазами.

— Взяли?! — Стройным хором.

— Да! — Я подпрыгнула и потрясла коробками, из-за чего контейнер с суши чуть не опрокинулся. — Сейчас будем праздновать!

— Ура-а-а!!!

В общем, да — праздновали мы пару часов, и Лариса с девочками были искренне за меня рады — пока я им не сказала, что жить теперь буду за городом, в доме своего работодателя.

Радость тут же трансформировалась в траур. Такой глубокий, искренний и абсолютно чёрный. Прям как будто я не в шикарном особняке жить собралась, а на кладбище среди свежевыкопанных могил.

Хотя в чём-то я понимала и Гелю, и Эллочку, и мачеху. Они привыкли к тому, что я разруливаю любые их конфликты. Раньше этим занимался отец, а потом сия почётная обязанность была делегирована мне, как старшей и самой разумной. Ларису можно не считать — у неё всегда плохо получалось идти на компромиссы, но она и не претендовала. Мачеха или была непосредственным участником конфликта, или тихонько стояла в стороне и не отсвечивала. Второй вариант лично мне нравился больше — хватало и Эллочки с Гелей.

Младшая, кстати, пришла ко мне в чулан хорошенько поныть перед сном.

— Как я без тебя буду-то, Зой, — она вздыхала и хлюпала носом. — Я же с людоедкой с ума сойду!

— Открою тебе секрет, — я погладила сестру по ладони, — если ты не будешь лезть к Эллочке, то ваши ссоры почти прекратятся.

— Я к ней и не лезу, она сама! — возмутился ребёнок, и я с трудом удержалась от скептической ухмылки.

— Сама она обычно в ответ на твоё. Не спорь, Геля, ты тоже это знаешь. Просто держись от неё подальше, тем более вы живёте в разных комнатах. Ещё раз повторю то, что говорила много раз: ты не обязана с ней дружить, но уважать — обязана. Её интересы, личное пространство, причуды и заблуждения — не твоё дело. Не нужно над ними насмехаться или пытаться их поменять.

Геля печально разглядывала свои голые пятки — она сидела на моей кровати, скрестив ноги — и слушала. Я понимала: что-то до неё определённо дойдёт, но… не всё и не сразу. Однако, если своими словами я смогу загасить в зародыше хотя бы часть конфликтов между сёстрами, и то хлеб.

— Когда я вырасту, тоже буду жить отдельно, — заявила в конце концов Геля. — И перестану общаться с Эллочкой!

— Сначала вырасти, а потом уж будешь думать.

Сестра в силу возраста пока не могла осознать, что «жить отдельно» с учётом стоимости квартир вполне может оказаться для неё непреодолимым квестом. Как для меня. Сколько лет уже коплю — а на первый взнос всё не хватает. Потому что то одно, то другое: то купить нужно что-то внеочередное вроде новой куртки, то в отпуск хочется… Поэтому я всегда была категорически против животных в доме — наша кошка Марфа умерла через несколько месяцев после папы, Лариса хотела завести другую, но я костьми легла и отговорила её. Прекрасно знала, сколько стоит лечить животных, и плакала бы моя отдельная квартира, вздумай наш домашний питомец заболеть…

Геля ушла спать, а я, посмотрев на часы, решила всё-таки быстренько сделать ещё одно дело, а именно: посмотреть в интернете какую-нибудь информацию про Глеба Викторовича и его брата. Николай кое-что рассказал, но мало, и совсем ничего — про то, чем они оба занимаются. Точнее, что касается Олега Викторовича — занимался, в прошедшем времени.

Эх, вот и на фига ему понадобились эти вертолёты? Никогда не понимала экстрим. Пять минут удовольствия, но, если что-то случится, от земли тебя потом не отскребёшь. Молодые мужчина и женщина оставили дочку сиротой — и ради чего? Понимаю ещё, спасателями бы работали, но вот так — просто кататься… Нет, не моё. Интересно, а Глеб Викторович тоже такой экстремал?

Николай сегодня сообщил фамилию моего почти работодателя, поэтому загуглить не составило труда. Фамилия, кстати, у Хозяина была забавная — Безухов. Жаль, что не Пьер, хотя это всё-таки было бы слишком банально.

Глеб Викторович нашёлся быстро, как и его брат. Даже фотографии в интернете были, хотя и немного — парочка с официальных мероприятий по открытию построенных зданий. Да, у них с Олегом Викторовичем была совместная строительная фирма, и довольно крупная, если судить по количеству и качеству проектов. Строили и частные небольшие дома, и многоквартирные жилые комплексы, и гостиницы, и торговые центры, и офисные здания. Раньше старший брат был президентом, а младший — вице-президентом, но теперь все бразды правления перешли Глебу Викторовичу. Интересно, он по этому поводу счастлив или не очень? Петрович сказал, что отношения у братьев были отличные, но это ведь не значит, что младший не хотел подвинуть старшего.

Я полистала немного сайт, но в строительстве я не разбиралась, поэтому быстро заскучала и легла спать.

Неужели ещё неделя — и я буду засыпать не в чулане, а… не знаю где, но там точно будут окна.

Окна… Какое счастье!

12

Альбина

В современном мире безумно сложно найти нормального свободного мужчину. Ещё сложнее его удержать. Эту неоспоримую истину Альбина усвоила чуть ли не с детства — потому что каждого её мальчика, которого она выбирала по совокупности положительных качеств, пытались увести. И делали это зачастую ближайшие подруги — им было проще подбираться к жертве.

По этой причине подруг у Альбины давно не водилось, по крайней мере, хороших. Только приятельницы, с которыми она проводила время на маникюре и ходила по магазинам, но никогда не знакомила их со своими мужчинами. Ещё чего! Обойдутся фотографиями.

Отношения с Глебом Альбина считала своей самой большой удачей в жизни. До него если ей и попадались такие мужчины, то они были давно и крепко женаты, но Глеб оказался свободным, почти как ветер. Ей на тот момент было уже двадцать четыре — не самая юная прелестница, — ему двадцать восемь. Обеспеченный, щедрый, спокойный, верный — положительные качества Глеба Альбина могла бы перечислять бесконечно. Не зря же ей казалось, что она на самом деле в него влюблена, как школьница. Отрицательное было только одно, но существенное.

Он не звал её замуж. Пять лет прошло с тех пор, как они начали встречаться, четыре года жили вместе, и всё было отлично. Но замужество Глеб почему-то не предлагал, и Альбину это раздражало. Она никак не могла понять, что должна сделать, чтобы наконец стать Безуховой. Дурацкая фамилия, лучше бы оставить свою — Альбина-то была благородной Соболевой! Но, чтобы думать на эту тему, надо было получить кольцо. Или хотя бы озвученное вслух предложение руки и сердца. Однако ничего этого не было.

И Альбина уже собиралась сама поставить вопрос ребром — в конце концов, сколько можно ждать, свадебные платья только дорожают! — когда у Глеба погиб брат. И ладно бы ещё он один погиб! Или со всей семьёй! Нет, он оставил «наследство». И если бы это была всего лишь фирма, то Альбина только от души порадовалась бы подобному несчастному случаю. Но Олег оставил Глебу свою девятилетнюю дочь…

Альбина не любила детей. Нет, будущему мужу она собиралась родить — что она, дура, озвучивать свою принципиальную позицию нормальному мужчине, ориентированному на семью? Родила бы, как миленькая. И пусть радуется, что у него есть наследники. Альбина не собиралась выходить замуж за малообеспеченного, поэтому не грузилась — сервис сейчас такой, что найти хорошую няню не составит труда. Или даже двух. Кормить можно смесью, чтобы не портить грудь, гулять и видеть ребёнка — по мере необходимости. Чтобы поцеловать на ночь, например. Или сделать селфи. Ничего обременительного, по крайней мере, пока ребёнок маленький. А потом будет детский сад, школа, и ребёнку станет уже не до родителей. Во всяком случае, именно так произошло с Альбиной. Её родители, вечно занятые карьеристы, вспоминали о дочери только когда она подавала голос. В детстве Альбина была молчаливой, поэтому её присутствие или отсутствие в доме не замечалось.

Но эта мелкая наглость, племянница Глеба… Она спутала Альбине все карты и безумно усложнила жизнь. Теперь девушка даже и не представляла — а нужна ли ей свадьба с Глебом? Он классный и богатый, этого не отнять. Но если эта козявка будет торчать поблизости следующие лет эдак восемь… И ведь Глеб отчего-то не сдал её на руки каким-нибудь няням и не отправил в частную школу — сам возился. Разрешал ей всё, даже рисовать на стенах. Уму непостижимо! Сколько раз у Альбины чесались руки хорошенько дать по жопе этой девчонке, но она сдерживалась, понимая, что Глебу это не понравится. Пока Альбина была не готова от него отказываться. Пять лет комфортных отношений, перспективы выйти замуж — всё швырнуть к ногам мелочи? Нет уж, обойдётся. Альбина решила: нужно сделать так, чтобы Глеб сам разочаровался в племяннице и перестал её опекать. В конце концов, она же ему не дочь! На свете полно хороших специалистов — пусть они и занимаются с козявкой, вытирают ей сопли и водят по психологам. А Глебу надо думать о себе. И об Альбине.

Всё это она пока проговаривала только про себя, не вслух, опасаясь реакции своего мужчины. При всей вспыльчивости характера, Альбина умела держать себя в руках, когда ей это было нужно. Иначе Глеб просто не выдержал бы жизни с ней, а потерять его расположение Альбина не хотела. Ей скоро будет тридцать! Где она в таком возрасте найдёт перспективного мужа? Не в Ленинской же библиотеке.

Поэтому Алису приходилось терпеть. Альбина утешала себя, говоря: это пока. Вот станет законной женой, придётся малявке подвинуться. Ну а если не получится, в крайнем случае можно и развестись, в процессе оттяпав что-нибудь «совместно нажитое». Но не хотелось бы: всё-таки найти такого, как Глеб, ещё и после тридцати — это нужно очень постараться.

Думая так, Альбина плавала в бассейне. Она очень любила делать это поздним вечером, когда по бортам зажигалась разноцветная подсветка, и вокруг тоже горели фонари. Было в окружающей обстановке что-то умиротворяющее.

Сделав несколько заплывов, Альбина вылезла на берег и, подняв голову, увидела, что на её шезлонге рядом с оставленным полотенцем сидит Глеб. Купаться он, по-видимому, не собирался. Хоть деловой костюм сменил на домашний — обычные спортивные штаны и футболку.

— Не хочешь поплавать? — спросила Альбина с милой улыбкой, подходя ближе. Несмотря на то что купальник на ней был очень открытый и шла она как можно соблазнительнее виляя бёдрами, во взгляде Глеба вожделения не намечалось. Это был ещё один минус появления Алисы — секс с тех пор случался гораздо реже. Альбина была темпераментной, и это её очень огорчало. — Освежись перед сном. Здорово помогает справляться с бессонницей.

— У меня нет никакой бессонницы, ты же знаешь. — Глеб усмехнулся, скользнув равнодушным взглядом по длинным ногам девушки. — Жаль, что ты не присоединилась к нам с Алисой. Было весело. Мы смотрели «Корпорацию монстров». И слопали целое ведро попкорна.

— Я не люблю мультики, — скривилась Альбина. — И попкорн.

13

Зоя

Всё воскресенье я строила из себя объевшегося удава — то есть: спала практически до обеда, а потом быстро сбежала из дома и отправилась в ближайший сквер, чтобы насладиться свежим воздухом и пространством. Как же мне надоело находиться в четырёх стенах…

Лариса не обиделась на подобное поведение: у нас давно было заведено, что работаю я, а домашние дела делаются абсолютно без моего участия. Хотя бы за это я могла сказать спасибо мачехе и Эллочке — избавили меня от необходимости работать ещё и дома. Впрочем, много я всё равно не наработала бы — пятидневная неделя почти по двенадцать часов в сутки (официально — с девяти утра до девяти вечера, а там как получится) была способна вымотать даже Золушку. И в выходные я обычно занималась тем, что спала и читала книжки. Иногда встречалась с Лёшкой.

Он написал в мессенджер, когда я сидела в сквере на скамейке, забравшись туда с ногами, и поедала жутко вредные и масленые картофельные чипсы из большого пакета.

«Ну что, взяли?»

«Да», — ответила я и замерла, когда в ответ прилетело:

«Отлично! Тогда приезжай. Завтра вместе на работу пойдём».

Я действительно практиковала такое раньше, тем более что у Лёшки была отдельная квартира. Однушка, но отдельная. И с окнами. Слишком не наглела, тем более что постоянно жить у себя Лёшка не предлагал, а вот временными набегами — пожалуйста.

Видеть его сейчас мне не хотелось. Да и не только его — вообще кого угодно. Я напоминала самой себе окуклившуюся гусеницу, с ног до головы погружённую в кокон и ожидающую, когда она переродится в бабочку. Правда, не уверена, что я способна на какое-то «перерождение»…

Это просто усталость. Наверняка она. Но, так или иначе, с Лёшкой нужно было окончательно разобраться. За три года, что мы встречались, зла от него я не видела, и будет нечестно не признаться ему в том, что отношения закончены. Тем более что в ближайшее время я собираюсь жить в особняке Глеба Безухова и носа оттуда не казать.

А как звучит-то, блин! В особняке Глеба Безухова… Может, купить себе бальное платье? И туфли на каблуке. Чтобы, так сказать, соответствовать.

Безумно интересно, как выглядит его девушка, эта Альбина Алексеевна, говоря про которую, Николай выглядел так, будто слопал целый лимон без сахара. Хотя тут к гадалке не ходи — наверняка стройна, как горная лань, с ногами от ушей и походкой от бедра. Тем более что управляющий упомянул — девушка Хозяина до ковида работала моделью. Значит, точно ослепительно прекрасна. Если только она работала не моделью «размер плюс», в чём я искренне сомневаюсь.

«Сейчас приеду», — ответила я Лёшке и, выбросив недоеденные чипсы — всё равно жуткая гадость, — пошла в сторону метро, по пути натягивая на лицо медицинскую маску.

Когда их наконец отменят, я, наверное, напьюсь.

14

Зоя

Ехать до Лёшкиного дома было совсем недолго, меньше получаса. По пути я задумалась, стоит ли что-нибудь покупать — я никогда раньше не приходила с пустыми руками, — но в итоге отказалась от этой идеи. Ни к чему подслащивать пилюлю. Поговорим и расстанемся. Отреагирует Лёшка точно бурно, но исключительно из-за своего темперамента. В остальном — переживать не станет. Я точно не любовь всей его жизни, просто способ приятно и комфортно проводить свободное время.

Пока шагала от метро до дома Лёшки, зачем-то пыталась понять, по какой причине хочу всё закончить. Не устраивают отношения без любви? Возможно. Хотя, когда я вспоминала Марата, каждый раз содрогалась от нежелания вновь испытать нечто подобное. И, наверное, дело всё-таки не в этом. Просто мы с Лёшкой дошли до такой точки, когда дальше — это либо расставание, либо свадьба. Выходить замуж я не желала, поэтому…

Я позвонила в дверь, и через полминуты Лёшка уже затаскивал меня за руку в коридор, чтобы сразу накинуться с поцелуями, подсаживая на тумбочку и задирая сарафан. Сколько раз мы занимались сексом так же, у порога, едва захлопнув входную дверь, — не сосчитать. И я никогда не отказывала Лёшке ни в чём, даже если предлагаемое казалось мне полнейшим безумством — всё-таки я предпочитала кровать, а не тумбочки, столы или кресла в кинотеатрах, — но не сейчас.

— Да что с тобой такое, Зой, — пробурчал Лёшка, когда я разорвала поцелуй и отвернула голову, заодно сжимая колени, чтобы он не достал до трусов. Уж я-то знаю, как быстро он способен их стянуть. — Последнее время ты какая-то мутная. Другой мужик, что ли, появился?

Железная логика. Всегда считала, что к таким рассуждениям больше склонны женщины. То есть, если человек становится «мутным», значит, у него кто-то появился. Другой причины быть не может?

— Никто у меня не появился. Отойди, дай мне слезть, и пойдём в комнату. Поговорить надо.

Лёшка взъерошил ладонью светлые волосы, обжёг меня недовольным взглядом каре-зелёных глаз, но потом всё же шагнул в сторону.

— Ладно, давай поговорим.

Я соскочила с тумбочки, слегка ударившись коленкой о стоявшую рядом обувницу, и направилась в комнату. Большую и просторную комнату с огромным окном и балконом… Мне иногда даже казалось, что я отчасти связалась с Лёшкой из-за этой прекрасной комнаты. Каждый раз, когда оставалась у него дома, чувствовала себя безумно счастливой, и вовсе не из-за отличной половой жизни, без секса я обходилась легко. Но это окно! И балкон!

Люди, живущие рядом с окнами, не понимают своего счастья.

Я села на диван, застеленный пушистым пледом, и посмотрела на Лёшку. Он застыл, замер возле меня, не садясь и возвышаясь надо мной недовольной скалой со скрещенными на груди руками. Взгляд мрачный, на губах скептическая ухмылка, брови нахмурены. Несмотря на свой в общем-то небольшой рост — Лёшка был ненамного выше меня, а я мелкая, сто шестьдесят два сантиметра, — сейчас, когда я сидела, а он стоял, да ещё и такой грозный, Лёшка казался выше себя, будто надел туфли на каблуках.

Я посмотрела вниз, на Лёшкины ступни. Нет, никаких каблуков, обычные тапочки.

— Ну? — Парень вопросительно поднял брови. — О чём ты хотела поговорить?

Да-а-а… Оказывается, расставание — это всё же тяжело, даже если нет любви. Я раньше ни с кем не расставалась — Марат не считается, он сам меня бросил, — поэтому была не в курсе, насколько тяжело в этом случае подбирать слова.

Хотя Марату всё далось легко и быстро, без заморочек. Может, дело в наличии или отсутствии совести?

— Лёш, я считаю, что нам лучше расстаться. В последнее время у меня есть ощущение, что наши отношения зашли в какой-то тупик. И… мне кажется, тебе лучше найти другую девушку. Чтобы она тебя по-настоящему любила и…

— Поражаюсь, — перебил он меня, фыркнув, и закатил глаза. — Зой, что у тебя за хрень в голове? Какой тупик, какая другая девушка? У меня ты есть, полностью устраиваешь. Или это такой намёк, что пора бы жениться? Так давай, я не против. Хочешь, сейчас пойдём, кольца купим?

Я резко захлопнула рот, клацнув зубами и едва не прикусив себе язык. Мгновение надеялась, что Лёшка так шутит, но… нет, лицо у него было серьёзное.

— Только давай без бриллиантов, — продолжал он между тем, опустив глаза на меня. — А то сейчас с деньгами не очень, сама понимаешь. Просто золотые кольца.

— А-а-а… — выдавила я из себя, с трудом открыв рот. И зачем-то, вместо того чтобы продолжать объяснять очевидное, спросила: — А ювелирные магазины разве открыты?

Лёшка задумчиво нахмурился, почесал пальцами подбородок.

— Да хрен их знает, заодно и проверим. Ну что, пошли?

Блин блинский, и что мне с этим делать? Ну не выходить же за Лёшку замуж только потому, что я слов не могу найти!

— Лёш… — я вздохнула и на мгновение закрыла глаза. Почему-то было очень стыдно. — Ты же меня не любишь. Зачем тебе на мне жениться?

Я говорила не просто так — у меня были на это полные основания. Когда Лёшка только начинал ухаживать за мной, я вкратце рассказала ему про Марата и заявила, что не собираюсь больше переживать ничего подобного, сама не влюблюсь и никому другому не посоветую. Лёшка тогда сказал, что не влюблён, просто ему нравится проводить со мной время, почему бы не совместить приятное с полезным?

Согласилась я не сразу. Поначалу опасалась, что Лёшка меня обманывает, и морозилась. Но… с ним и правда было хорошо. И не видела я никакой любви…

Тем удивительнее оказалось услышать в ответ:

— Поначалу, наверное, и не любил, Зой, — просто нравилась сильно. А потом полюбил. Но я же видел, что на тебя нельзя давить, поэтому не настаивал ни на твоём окончательном переезде ко мне, ни на чём-то ещё. А ты передумала, что ли?

Блин-блин-блин…

— Не передумала, — я кашлянула и на нервной почве вцепилась в юбку сарафана. — Я действительно думаю всё, что говорила. Считаю, что наши отношения изжили себя. Тебе нужно двигаться дальше, Лёш. Извини.

15

Зоя

Возле метро я купила жутко вредный жареный пирожок с картошкой и села на скамейку, чтобы быстро слопать его, давясь и не чувствуя вкуса. Я всегда ела, когда нервничала или расстраивалась.

Хотя сейчас причин нервничать или расстраиваться вроде бы не было. Я хотела получить высокооплачиваемую работу — получила. Хотела уехать от Ларисы и сестёр — уеду. Хотела порвать с Лёшкой — порвала. Чего нервничать? И уж тем более расстраиваться.

И всё-таки… гадостно как-то. В чём-то Лёшка прав — и чего мне не хватает? Мне рядом с ним было хорошо. Правда, в последнее время не совсем хорошо, скорее, нормально. И главное, что без него — тоже.

Вот в этом, наверное, в итоге и было дело — я хотела если не любви, то хотя бы чтобы у меня было желание проводить вместе время. А желания такого не имелось больше, наоборот — хотелось, чтобы Лёшка нашёл себе другую девушку и отпустил меня. И зла не держал.

Я была уверена: его очень быстро подхватит кто-нибудь ещё, возможно, даже из нашего коллектива. Парень видный, с неплохой заплатой и квартирой, из родственников только мать, у которой давно другая семья, и с сыном она видится в лучшем случае по великим праздникам, то есть влезать в Лёшкину жизнь не будет. Я за три года, что мы встречались, с ней так и не познакомилась. И не горела желанием: она казалась мне безумно странной женщиной. Лёшке было пятнадцать, когда его мать ушла жить от отца к другому мужику, сказав: «Ты мальчик, тебе будет лучше с папой». Вышла замуж, родила двоих девочек и о старшем сыне абсолютно не беспокоилась. А Лёшка не беспокоился о ней, только с праздниками её поздравлял. Отец его умер, когда Лёшка только закончил техникум. Поэтому он был как я — сиротой, вынужденным рано пойти на работу, чтобы обеспечивать себя. Хотя у Лёшки были преимущества в виде присутствия отдельной квартиры и отсутствия мачехи с сёстрами.

Да, у нас было много общего. И проводить вместе время мне нравилось, но любви в итоге так и не возникло. Я думала, что у Лёшки тоже, а оказалось…

Подумав так, я едва не подавилась жирным пирожком. Покосилась на него с раздражением — и зачем я вообще ем эту дрянь?! — а потом выбросила в мусорное ведро рядом с лавочкой.

Значит, вот из-за чего мне было настолько неприятно… В глубине души я полагала, что для Лёшки наш разрыв тоже не станет чем-то особенным, но выяснилось, что я причинила ему гораздо большую боль, чем думала. Не хотела этого, но причинила.

И всё-таки три года назад я была права — не следовало начинать эти отношения. И не только эти. Вообще любые! Никогда они добром не заканчиваются.

.

Дома я от души нажарила целую гору беляшей. Лариса и девчонки были в восторге — они вообще обожали, когда я готовила, но делала я это крайне редко. И на работе хватало плиты, дома я к ней подходила, только если начинала из-за чего-нибудь (или кого-нибудь) переживать.

— У тебя что-то случилось, Зой? — спросила меня Геля чуть позже, когда они с мачехой и Эллочкой съели почти все беляши. Лариса и «людоедка» после этого ушли гулять — как сказала мачеха, «растрясать жиры», — а мы с Гелей остались, чтобы помыть посуду. Я мыла, она вытирала и раскладывала по полочкам.

Как бы мне хотелось посудомоечную машину… Но, увы, в нашей трёшке кухня была такого размера, что мы сами с трудом туда влезали, не то что посудомоечные машины.

— Да всё отлично, с чего ты взяла?

— Просто ты беляши пожарила… Здорово, конечно, но ты дома готовишь только в исключительных случаях.

— А сейчас как раз и есть исключительный случай, Гель. Через неделю я ведь уеду. Напоследок надо вам торт испечь…

Геля поморщилась — она была не любитель сладкого. В меня пошла. Я тоже всегда куску тортика предпочитала кусок мяса. И хорошо, иначе моя попа была бы ещё на пару размеров больше.

— Не надо торт. Давай лучше на шашлыки сходим? Вдвоём, без мамы и Эллочки.

— Это нехорошо, Гель. Нам шашлыки, а им что?

— А им — шиши, — хихикнула сестрёнка, но, увидев мой укоризненный взгляд, страдальчески вздохнула и посмотрела в ответ жалобно-жалобно, как котик из «Шрека». — Мама и Эллочка обойдутся тортом, а мы с тобой когда ещё увидимся? Вряд ли ты сможешь часто приезжать. Далеко ведь.

— Далеко, — я кивнула и, подумав, решилась: — Ладно, уговорила. В субботу утром сгоняем с тобой на шашлыки, на обратном пути купим всё для торта. Испеку, как придём. Чтобы и тебе, и Ларисе с Эллочкой счастья досталось.

— Здорово! — Геля радостно улыбнулась и засияла глазами. — А расскажи, какой у тебя начальник теперь будет, Зой! Про дядю Сеню я всё знаю, а про этого — нет. Какой он?

— Да я сама про него мало что знаю, — фыркнула я, но начала рассказывать.

Хотя Глеб Викторович совершенно не ассоциировался у меня пока со словом «начальник». Работодатель — возможно. Но с лёгкой руки управляющего я и сама начала называть Безухова Хозяином. Именно с большой буквы, потому что так прикольнее смотрелось.

А дядя Сеня… Да, он был начальник, но не только. Ещё он был моим наставником. Человеком, который научил меня если не всему, то очень многому, — и хотя бы по этой причине я уже перестала сердиться на него за закрытие ресторана. Ещё неизвестно, где бы я была, если бы не он…

После окончания девятого класса я решила пойти в кулинарный техникум. Долго думала, стоит ли оставаться в школе и нацеливаться на поступление в институт, в итоге решила: высшее образование я получить всегда успею, а вот профессия пригодится. И вообще хотелось поскорее стать взрослой и пойти на работу, чтобы начать зарабатывать деньги. Я уже тогда мечтала об отдельной квартире и нормальном заработке. Скорее всего, подобные «взрослые» мечты были связаны с тем, что после смерти бабушки моё детство закончилось. Сначала в мой безмятежный мир пришли Лариса и Эллочка, почти целиком его разрушив, а полностью этот мир доломала Геля. Так что детства в моей жизни давно не было, но и самостоятельности тоже, а очень хотелось.

16

Зоя

Последняя рабочая неделя в ресторане далась мне нелегко. Во-первых, всеобщее уныние действовало на нервы, несмотря на то что я была в числе «счастливчиков», нашедших работу, и работу высокооплачиваемую. Остальные тихо (или громко) ругались и паниковали. Во-вторых — поведение Лёшки, который, по-видимому, решил, что на меня можно воздействовать, заставив ревновать, и у всех на глазах начал подкатывать к одной из менеджеров. Не могу сказать, что мне было совсем уж всё равно, но это была точно не ревность, скорее, какая-то брезгливость. Я даже порадовалась, что пятница — наш последний совместный рабочий день. Никогда не любила манеру устраивать показательные выступления и выносить сор из избы. Ну расстались, так это наше личное дело, зачем было оповещать об этом весь ресторан? Ну хочешь поухаживать за коллегой — ухаживай, но зачем демонстративно? Не люблю я эти спектакли. Лариса и Эллочка мне всю жизнь устраивают на дому камерный театр с воплями и закатыванием глаз, поэтому больше всего на свете я ценю спокойствие и молчание. Увы, но это действительно не про Лёшку…

И, наконец, в-третьих — мне настолько безумно хотелось поскорее перелистнуть страницу, перестать видеться с Лёшкой и переехать от мачехи и сестёр, что я постоянно была рассеянной и из-за этого допускала досадные ошибки. Семёну Павловичу было всё равно, он только рукой махал и говорил, что иногда косячить простительно, но мне самой было неловко и стыдно. Замечталась! Вообразила себя Золушкой, которая скоро будет работать на прекрасного принца. То есть на Хозяина с большой буквы.

На самом деле не факт, что я там надолго задержусь. Глеб Викторович показался мне адекватным, управляющий тоже ничего, хоть и мажорчик, а остальные? И не только служащие, с ними как раз проще всего. Девушка эта, племянница… Кто знает, может, у них такие характеры, что я предпочту уволиться, и устроюсь на работу в ближайшую пиццерию? Или таки решусь посотрудничать с Колей Гориным, который всерьёз намеревался открыть своё дело и активно зазывал к себе почти бывших сотрудников дяди Сени. Кое-кто — например, Лёшка — даже согласился.

В общем, до пятницы я с трудом дожила. А в пятницу и вовсе едва не умерла, поскольку мы всем рестораном «отмечали» его закрытие и каждый пытался меня споить. Больше двух бокалов вина я не пью ни при каких условиях, даже если очень хочется, но на этот раз отбиваться от бывших коллег было безумно сложно. Настроение — эпоха уходит… И да, напиться до состояния нестояния было бы кстати. Но я вовремя вспомнила, что на завтра обещала Геле шашлык, а Ларисе и Эллочке — торт, а в воскресенье и вовсе должна переехать в дом Безухова. Какие уж тут пьянки? И я по-тихому, под предлогом посещения туалета, свалила в закат. Точнее, в ночь — время было позднее, около двух, и пришлось вызывать такси.

Когда я уже была возле дома, позвонил Лёшка. Трубку я не взяла, рассудив — «умерла так умерла». Тем более что он был изрядно пьян, ещё когда я собиралась уходить, и вряд ли успел протрезветь. И точно: минут через десять в мессенджер посыпалась какая-то хрень. Упрёки, заверения в любви, просьбы о прощении… и всё это с диким количеством ошибок. Подробно я читать не стала, а просто отправила номер Лёшки в чёрный список.

Жаль, что даже с тем, кого не любишь, не получается расстаться нормально, по-человечески…

.

В субботу я выполняла обещания — сводила Гелю на шашлыки, а потом делала торт. Лариса и Эллочка несколько дней думали о том, какой торт хотят, в итоге выбрали лимонный чизкейк.

К чизкейкам у меня всегда было неоднозначное отношение: этот торт можно приготовить по-разному, но в основе обычно либо выпекание, либо заморозка. Второй вариант мне всегда нравился больше, поэтому к вечеру мачеха и сестрички получили свой торт из холодильника. На основе из печенья, со слоями творожного и лимонного крема, а сверху — лимонное желе с дольками лимона. Даже нам с Гелей — не любительницам сладкого — было очень вкусно.

И, как ни странно, когда я ложилась вечером спать в своём чулане, мне стало даже немного грустно от того, что завтра я уеду и неизвестно, когда вернусь. Всё-таки Лариса, Эллочка и Геля — родные люди, и останутся ими навсегда, даже несмотря на то, что я на них порой злюсь. А там, в доме Глеба Безухова, никого родного рядом со мной не будет.

Я покосилась на фотообои с изображением балкона и замка, вздохнула и подумала: ну и ладно.

Зато там будут окна!

17

Зоя

В воскресенье я встала ни свет ни заря, чтобы успеть собрать чемодан. Хотя дело это было недолгое — всё же сейчас лето, куртки-свитера-сапоги не нужны, достаточно лёгких вещей и сандалий. А ближе к осени — если я столько времени продержусь на этой должности, разумеется, — съезжу домой ещё раз, чтобы взять необходимое для более прохладной погоды. Надеюсь, Глеб Викторович всё же не из ковидофобов и разрешит мне это сделать.

Расцеловав даже мачеху с «людоедкой», я спустилась вниз с чемоданом и рюкзаком, чтобы сесть в такси. И, пока ехала до дома своего нового работодателя, вспоминала разговор с Ангелиной, состоявшийся накануне во время поедания шашлыков.

Я, понимая, что трудные времена предстоят нам всем — не только мне, но и сёстрам, и мачехе тоже, — решила пообщаться с Гелей насчёт её провокационного поведения по отношению к родным. Очень многих конфликтов действительно можно было бы избежать, если бы она не вела себя как настоящая козявка-провокатор. Эллочка, конечно, тоже не сахарок, но, по крайней мере, она почти никогда не начинала ругаться первой. Предпочитала вообще не трогать Гелю лишний раз. И Лариса поступала похожим образом. А вот Ангелина…

— Не задирай ты их, — говорила я, жуя шашлык из баранины. Самый вкусный шашлык, по-моему, именно из баранины, никакая свинина с ним не сравнится. Конечно, если баранина мягкая, а то бывают такие старенькие и жилистые барашки, которые мстят людям за свою смерть, когда пытаешься из них что-то приготовить. — Ты же знаешь, Гель, Лариса и Эллочка у нас дамы нервные, переживательные. Зачем ты лодку раскачиваешь?

— Эллочка просто противная, — фыркнул ребёнок, нисколько не впечатлившись моей речью. — И жадина. А мама… У неё, между прочим, мужик есть.

Кусок шашлыка едва не встал у меня в горле. Я кашлянула, отпила воды и осторожно спросила:

— Какой мужик?

— Я его не видела. — Геля нахмурилась и поджала блестящие от бараньего жира губы. — Только слышала, как она с ним по телефону воркует. Славочка то, Славочка это… Фу!

Я задумчиво рассматривала хмурое лицо сестры, пытаясь найти слова, чтобы объяснить… что? Блин блинский, и почему именно я всю жизнь занимаюсь тем, что всё объясняю Геле? Может, отфутболить её к Ларисе за разъяснениями? Нет, не получится так. Я слишком люблю младшую, чтобы позволить ей барахтаться в неуклюжих словах её матери.

— Давно это было?

— Первый раз услышала пару лет назад, — огорошила меня новостью Геля. — Потом ещё слышала… периодически. Мама к этому Славочке на свиданки бегала, пока ты работала, а мы с людоедкой учились. Сейчас из-за ковида не бегает.

— Гель, — я вздохнула и с чувством, с толком, с расстановкой начала говорить: — Понимаешь, Лариса — взрослая женщина, ей хочется любви, отношений. Наш папа умер, и она имеет право…

— Так этот Слава женат! — выпалила вдруг Ангелина, и я моментально забыла, что хотела сказать. Поперхнулась воздухом и застыла, глядя на сестру вытаращенными глазами. — Да, я сама слышала, как мама обсуждала его жену. И двоих детей! Там девочки-близняшки, им по семь лет. Зой, разве так можно?! Это нехорошо!

Да, б**, нехорошо — не то слово! Ну Лариса, удружила. Теперь понятно, что Геля цепляется к маме не только из-за ревности к другому мужчине, но и из-за врождённого чувства справедливости.

— Гель, послушай… — Я отложила в сторону тарелку с шашлыком, вытерла руки и положила ладони на плечи сестры. — Я понимаю твоё возмущение. Да, это нехорошо. Мягко говоря. Но это — не твоё дело. Это дело Ларисы и того мужика.

— И его жены!

— И его жены, — покладисто согласилась я, ещё не подозревая, к чему приведёт подобное уточнение. — Но не твоё. И не моё. Нам же с тобой нужен мир и покой в семье, понимаешь? Если ты будешь постоянно ссориться с Эллочкой или Ларисой, только ухудшишь обстановку в доме, но больше ничего не добьёшься.

— Мне неприятно, что мама так себя ведёт, — буркнула Геля, отводя глаза. — И из-за этого тяжело с ней общаться.

— Просто постарайся меньше контактировать. И, Гель… Взрослые иногда совершают плохие поступки. Потом жалеют о них, но…

— Не похоже, что мама жалеет, — фыркнула сестра. — Да и два года уже они встречаются. Гадко.

— Гадко, — повторила я со вздохом, не зная, что ещё сказать. Оправдывать Ларису совсем не хотелось. Она неплохая женщина, но эгоистка. И я даже понимала, чем она руководствуется, встречаясь с этим мужиком. Семью с ним создавать не хочет, ни на что не претендует, разрушать брак не собирается — и чего в таком случае переживать? Правильно, нечего.

Теперь я, подъезжая к дому Глеба Викторовича, думала об этом разговоре и мысленно надеялась, что Геля всё-таки утихомирит своё обострённое чувство справедливости и перестанет нарываться на ругань. Вряд ли, конечно, но… А вдруг?

18

Зоя

Как и в прошлый раз, меня встречал управляющий — тот самый Николай Петрович, который сегодня отчего-то выглядел менее помпезно и с порога заявил, что я могу называть его Ником и быть на «ты». Я слегка обалдела, но согласилась, и он сначала показал мне комнату, в которой я теперь буду жить, а затем, сгрузив туда вещи, повёл на кухню.

— Познакомлю тебя с коллективом, — уточнил Николай, когда я поинтересовалась, куда мы направляемся.

Что ж, коллектив — это порой неплохо. И вроде бы мне повезло. По крайней мере, никто отторжения не вызвал — все присутствующие на кухне показались вполне приятными людьми.

Старшую горничную звали Генриетта Максимовна, и это была чуть полноватая, крепко сбитая дама лет шестидесяти, высокого роста и с седыми волосами, собранными в пучок. Если бы не форма горничной — коричневый брючный костюм с серым фартуком, — Генриетта Максимовна вполне сошла бы за аристократку, настолько благородно-спокойным было её лицо. Мне она напомнила британскую актрису Джули Эндрюс, только менее холёную.

Горничных под началом Генриетты Максимовны было три — все довольно-таки молодые женщины. Самой старшей была Тамара — ей явно было чуть за сорок, — но тем не менее она показалась мне симпатичнее остальных. Очень яркая женщина с тёмными волосами, карими раскосыми глазами — видимо, в роду отметились какие-нибудь монголы, — смуглой кожей и чётко очерченным чувственным ртом. Рядом с ней две другие девчонки — Саша и Света, или, как при мне назвала их Генриетта Максимовна, «ЭсЭс», — казались двумя бледными поганками. Обычные русоволосые и голубоглазые девчушки лет двадцати-двадцати двух, чуть младше меня. Улыбчивые, смешливые. Саша кругленькая и пухленькая, Света, наоборот, худая как щепка.

— Зоя, — с важностью произнёс Николай, познакомив меня с ними, — ты, как повар, имеешь право на помощника. Поэтому, если что-то понадобится на кухне, обращайся к Генриетте Максимовне, она выделит тебе помощь в лице Саши или Светы.

— Боже, Ник, — старшая горничная закатила глаза, — ну когда же ты избавишься от этой жуткой пафосной привычки всё объявлять, как будто мы у особы королевских кровей работаем или в Белом доме… — Я улыбнулась, и Генриетта Максимовна пояснила, косясь на стремительно краснеющего управляющего: — Ник у нас год только работает, а до этого он был мажордомом у одного крутого-прекрутого мужика, которому нравилось вот такое. Никак не отвыкнет.

Девчонки захихикали, а Николай, багровый как свёкла, пробурчал:

— Отвыкну, не волнуйтесь, Генриетта Максимовна.

А мне вдруг стало интересно, по какой причине он ушёл от этого «крутого-прекрутого мужика». Неужели зарплата была меньше?

— Так, ну давайте дальше знакомиться, — продолжал между тем Николай. — Это вот Виктор, шофёр хозяина, то есть Глеба Викторовича.

Так-так, кажется, теперь становится понятным, откуда взялся этот буржуйский «хозяин». От прошлого работодателя!

— А это его дочка Оля.

Долговязый и почти болезненно худой мужчина лет пятидесяти пяти, казавшийся высоким даже в сидячем положении, кивнул мне. У него были тёплые карие глаза, полуседой короткий ёжик волос, усы и небольшая бородка. Рядом с ним сидела девочка — скорее всего, ей ещё не исполнилось восемнадцати, — похожая на него, как две капли воды, если не брать во внимание усы и бороду. Тоже худая и высокая, с большими карими глазами-вишнями, только заплетённые в косичку волосы были более светлыми.

— Оля не сотрудница, — подал голос Виктор, и я сразу поняла, что он, по-видимому, давно и прочно курящий человек — настолько хриплым был его голос. — Но, если тебе нужна будет помощь, зови. Картошку чистить умеет.

Все засмеялись, а я обратила внимание на последнего присутствующего на кухне человека. Это был молодой парень примерно моего возраста и просто сказочной красоты. У меня даже на мгновение захватило дух, когда я на него посмотрела.

— А это Дмитрий, наш садовник, — пробубнил у меня над ухом отчего-то недовольный голос Николая, и представляемый кивнул, улыбнувшись настолько очаровательно, что я не удержалась от ответной улыбки.

Красив, чертяка. Загорелый и при этом с ярко-синими глазами, тонкий нос с чувственной горбинкой, широкие брови и лёгкая небритость на лице. Похож на какого-нибудь грека. А уж это обтянутое белой футболкой тело… Удивительно, что он работает садовником, а не моделью по рекламе нижнего белья. Или стриптизёром! Посмотреть на подобную фактуру выстраивались бы очереди.

— И у него есть невеста, — наставительно продолжал между тем Николай, и я под общий хохот покосилась на управляющего с удивлением, не понимая, к чему мне эта информация.

— Да ладно тебе, Ник, — сказал Дмитрий мягко, и я вновь обратила внимание на него. Отсалютовал мне ладонью и с улыбкой продолжил: — Добро пожаловать в наш сумасшедший дом-вверх-дном.

— Почему вверх дном? — не поняла я.

— Потому что построен перевёрнутой буквой «Т», — опередил Дмитрия Николай. — Мы сейчас находимся в верхней черте, которая по сути нижняя. От неё отходит «ножка» — там зимний сад и та часть дома, в которой живёт Альбина Алексеевна.

— Не советую туда соваться, — перебил его Дмитрий и на мой вопросительный взгляд уточнил: — Чем меньше видишь Альбину Алексеевну, тем крепче спишь. Тебе туда хотя бы по работе не надо, а я же регулярно в зимний сад наведываюсь.

— Она ещё ревнивая-я-я, — пробормотала Олечка, забавно фыркая. — Даже ко мне ревнует.

Присутствующие вновь тихонько захихикали, но всеобщее веселье остановила Генриетта Максимовна, негромко припечатав:

— Молитесь, чтобы Глеб на ней не женился. А то нам всем придётся искать новую работу.

Вот так да… Я ещё с этой Альбиной Алексеевной не знакома, но как-то уже не горю желанием...

19

Зоя

Чуть позже, после того как Николай меня оформил и я устроилась в комнате, разобрав вещи, ко мне заглянула Саша и объявила, что Глеб Викторович ждёт меня в своём кабинете.

— Я тебя провожу, а то заблудишься, — сказала она с улыбкой и повела меня за собой.

Поселили меня, как выражались остальные служащие, в «главном здании» — то есть в той самой нижней черте перевёрнутой буквы «Т», которая из-за забора показалась мне похожей на особняк из фильма «Один дома». Остальную часть здания называли «вторым корпусом» или попросту «зимним садом», хотя это было не совсем правильно — сад там был только на первом этаже.

На самом деле на территории имелось ещё одно здание — дом для слуг, он находился не так уж и далеко, но из-за того, что в нём сейчас были вынуждены жить все работники, даже охранники, места там катастрофически не хватало. И Глеб Викторович распорядился отдать мне гостевую спальню, находящуюся неподалёку от кухни, на первом этаже. Только кухня располагалась справа от центрального холла — там же можно было найти и остальные хозяйственные помещения, в том числе и маленькую кухню для слуг, — а моя комната находилась слева. Спальни Глеба Викторовича и его племянницы Алисы, как мне объяснили, были справа, а вот Альбина Алексеевна жила, получается, во втором корпусе.

Это казалось мне забавным. Вообще всегда было смешно встречать в различных романах описание раздельных спален для супругов. Это насколько же надо не выносить друг друга, чтобы расходиться по разным углам дома и встречаться только во время завтраков, обедов и ужинов и в темноте под одеялом? Хотя мне сказали, что Хозяин сделал это из-за конфликта между Алисой и Альбиной. Кстати, отзывы о девочке были не лучше, чем о невесте Глеба Викторовича. Но ей, в отличие от Альбины Алексеевны, всё прощалось — Алиса-то была «своя». Генриетта Максимовна и Виктор её вообще с рождения помнили.

— Вот, — выдохнула Саша, когда мы наконец подошли к той самой двери в кабинет Хозяина. — Постучись и заходи.

— В прошлый раз я эту штуковину с трудом открыла.

— С тех пор петли подтянули и смазали. Не боись, иди. Глеб Викторович не кусается, — и пухленькая Саша, хохотнув и шлёпнув меня ладонью по пояснице, ускакала дальше по коридору. Я проводила её взглядом, постучалась, подождала пару секунд, а затем решительно вошла внутрь.

Ну-у-у… Дверь, конечно, открылась, и легче, чем в прошлый раз. Но всё равно с трудом. Эдакая зарядка для рук получилась. И в самом конце, когда я уже почти перешагнула через порог, её всё-таки заклинило, и от неожиданности я споткнулась и не вошла, а влетела в кабинет головой вперёд. Стукнулась обо что-то макушкой, ойкнула и едва не села на пол, поняв, что этим «чем-то» был Глеб Викторович. Он обхватил меня руками, не дав окончательно и позорно грохнуться, и засмеялся, когда я вскинула голову и с вытаращенными глазами уставилась в его волевое лицо.

Почему-то первым, на что я обратила внимание, оказалась ямочка на подбородке. Нет, даже не ямочка — скорее впадинка, разделяющая массивный и упрямый подбородок на две части. Он был не совсем бритый и явно колючий, и у меня неожиданно пересохло в горле от абсолютно иррационального желания коснуться коротких и жёстких волос ладонью.

А глаза у Хозяина каре-зелёные. Красивые, кстати…

— В очередной раз убеждаюсь, что зря не поменял эту дверь на что-то менее громоздкое, — сказал Глеб Викторович с доброжелательной улыбкой, рассматривая меня в ответ с той же пристальностью. И мне вдруг стало неловко, причём непонятно из-за чего. Наверное, из-за того, что я стояла сейчас почти в его объятьях и на нём был строгий костюм с галстуком, а на мне — джинсы и футболка со Спанч Бобом. Николай обещал, что вечером принесёт форму, а пока можно было ходить в чём угодно — первый рабочий день у меня был только завтра. И, с одной стороны, ничего страшного, подумаешь, джинсы и дурацкая футболка с жёлтой морской губкой. Но Глеб Викторович-то в костюме с галстуком!!

А потом я услышала ещё один голос, посмотрела мужчине за спину — и обомлела окончательно.

— Да, я тоже несколько раз чуть не расшиблась, когда пыталась к тебе войти, — почти пропел кто-то, и я наконец обратила внимание, что в кабинете мы не одни. Позади Хозяина на кожаном диване сидела девушка потрясающей красоты. Мне даже захотелось, как маленькой, потереть глаза кулаками — вдруг мерещится? Никогда в жизни не видела настолько красивых людей. Её бы с Дмитрием скрестить — ух, какие дети получатся!

Кожа с золотистым оттенком — не смуглая, но и не белая, а идеального сбалансированного цвета. Сразу понятно, что её обладательница внимательно следит за состоянием своего загара. По стройным плечам, обтянутым изумрудной тканью лёгкого шёлкового платья, струились густые и блестящие волосы — как из рекламы шампуня. Оттенок у них был глубокий, тёмно-шоколадный, очень красивый и естественный, но мне почему-то сразу стало ясно — волосы она красит. Слишком уж фантастические.

Тёмные брови вразлёт — не толстые и не тонкие, идеальные, как и всё остальное. Нос без единого изъяна, чуть остренький на конце — очаровательный. И рот не обколот чёрт знает чем до уткообразности — нет, губы свои, пухлые и чувственные, немного подкрашенные розовым блеском. И ресницы не нарощенные, а естественные. И макияжа на глазах было немного — только для того, чтобы подчеркнуть выразительность взгляда и цвет радужки. Необычный цвет — зелёный.

А уж какая у этой девушки была фигура… точёная. Мечта и сказка!

И Генриетта Максимовна надеется, что Глеб Викторович не женится на этой нимфе? Да ну, конечно, женится. Как можно? Ей безумно пойдёт белое платье.

20

Зоя

— Зоя, познакомьтесь, — сказал Хозяин, отпуская меня и поворачиваясь к своей девушке. — Альбина, моя…

— Невеста, — перебила она его, широко улыбнувшись. Ох, лучше бы она этого не делала! Улыбка у неё была, конечно, яркая — белозубая, широкая, но искренности в ней не было совсем. И от этого возникало ощущение, что тебе улыбается кобра. — Альбина Алексеевна.

Глеб Викторович промолчал, но мне показалось, что он отчего-то недоволен.

— Очень приятно, — я вежливо кивнула и огляделась. — А Алиса тоже здесь?

— Нет, с ней я познакомлю вас чуть позже.

А-а-а, ну да, я совсем забыла, о чём говорили мне остальные служащие, — между девушкой Хозяина и его племянницей конфликт, поэтому он постоянно разводит их по разным углам ринга, то есть дома.

— Как вы устроились? — продолжал между тем Глеб Викторович. — Всё хорошо, нет пожеланий?

— Всё отлично, спасибо.

— Замечательно. — Мужчина улыбнулся мне — совсем не так, как его невеста, а вполне мило и дружелюбно — и перевёл взгляд на Альбину Алексеевну. — Ты можешь идти, дальше уже мы сами.

— Ну почему же, я хочу послушать, — возразила она, откидываясь на спинку дивана и явно не собираясь никуда уходить. — Мне интересно, на что способна наш новый повар.

— Зоя — мой новый повар, — уточнил Глеб Викторович, его невеста махнула рукой — не претендую, мол, — и он вновь повернулся ко мне. — Вы не против, если Альбина станет присутствовать при нашем разговоре?

Ага, а я прям могу быть против? Ну вот как сейчас скажу, что это нежелательно, — и что, она послушается? Ясное дело, нет, так что вопрос — риторический.

— Не против, Глеб Викторович.

— Тогда садитесь за стол.

Мы сели не совсем как в прошлый раз — сегодня Хозяин опустился в своё рабочее кресло, а я же устроилась напротив. Только перед этим Глеб Викторович задвинул жалюзи, чтобы мне в лицо не бил солнечный свет. Хотя солнце уже находилось где-то сбоку, но всё равно — смотреть в направлении окна долго было невозможно.

Альбина Алексеевна при этом осталась на диване чуть позади нас, справа от меня. Я её не видела, но ощущала отлично. Наверное, как-то так чувствует себя мышь, знающая, что где-то за её спиной летит злющая и голодная сова.

— Итак, Зоя, — сказал Глеб Викторович, выпрямляясь в кресле и поправляя галстук. Красивый, тёмно-серебряный. Человек ходит в костюме и галстуке дома, находясь на самоизоляции из-за ковида. И по идее это должно меня ужасать… Но я почему-то восхищалась. — Каждую неделю, по субботам, мы с вами будем утверждать меню на всю неделю. Поскольку сейчас дело движется уже ко второй половине дня, а вам, наверное, нужно время, чтобы подготовиться, давайте ещё раз встретимся и поговорим вечером. Напишете мне ваши соображения.

— Я могу и сейчас написать вам свои соображения, — произнесла я негромко, дождавшись паузы в монологе Хозяина. — Или рассказать их, вместе запишем. Это несложно.

— Да? — Мужчина поднял брови. — Хорошо. Тогда… давайте.

— Правильно ли я помню, что готовлю только для вас и Алисы? Альбина Алексеевна питается отдельно?

Вместо Глеба Викторовича ответила Альбина. Сладким-пресладким таким голоском — у меня от него аж мороз по коже прошёл.

— Если вы, Зоя, будете готовить вкусные и низкокалорийные блюда, то я и не против питаться тем, что вы приготовили.

Интересно, что хуже — готовить ей, рискуя нарваться на бесконечную критику перед Безуховым, или не готовить? И то, и другое может быть поводом для недовольства.

Да и, честно говоря, три человека с разными блюдами на одну меня — это всё-таки слегка перебор. Или не слегка… Нужно попробовать комбинировать.

— Я постараюсь. Но хотела бы уточнить у вас обоих. Есть ли что-то, что вы категорически не едите? Или не любите, или аллергия. В том числе то же самое интересует меня в отношении Алисы.

— Я не люблю жирное, сладкое и жареное, — тут же отозвалась Альбина. Мне захотелось ответить: «Кэп!», но я сдержалась. Ну правда, можно было бы и не уточнять, я же не тупая. С такой фигурой — и жирное со сладким? Противопоказано. Я бы не удивилась, если бы она и вегетарианкой была.

А вот Глеб Викторович удивил.

— Я не выношу сладкие каши, — сказал он, поморщившись. — С изюмом, фруктами, вареньем или мёдом. Помните, может, как в детском саду давали — плюх в центр тарелки с манкой ложку варенья.

Меня аж передёрнуло от омерзения. Да-а-а, воспоминания об этой ложке варенья в каше, оказывается, вызывают тошноту не только у меня. Хотя это было не самое плохое. Хуже всего, когда в тарелку из-под борща накладывали картофельное пюре и по краям оно становилось малиновым и склизким. Буэ…

— А с тыквой?

— С тыквой нормально.

Следующие двадцать минут мы с Глебом Викторовичем обсуждали только завтраки на наделю, и к концу этой беседы Альбина заскучала, начала ёрзать на диване и в итоге всё же встала и покинула кабинет, заявив, что доверяет вкусу «своего жениха». Сказано это было с таким апломбом, что мне отчего-то немедленно стало горько и кисло, будто я наелась грейпфрутов без сахара.

«Жених» проводил Альбину недовольным взглядом, а потом вернулся к обсуждению меню. Стоило признать: и вкус, и элементарные знания о кулинарии у Глеба Викторовича были. Ему не приходилось объяснять, что такое яйца Бенедикт, или кулури, или панкейки, и это существенно облегчило мне жизнь. А вот тот факт, что себе на завтрак Хозяин хотел получить пожирнее и погуще, а Алисе — полегче и пополезнее, изрядно меня рассмешил. Сразу было видно, что Глеб Викторович не в курсе — если хочешь, чтобы ребёнок съел гадость, надо есть её вместе с ним. А не так, чтобы: «мне блинчики, а Алисе кашу». Этот номер не пройдёт. Но кто я такая, чтобы давать советы?

Выйдя через полтора часа из кабинета — даже с дядей Сеней мы не всегда настолько долго обсуждали меню! — я ощущала приятную усталость. Да, разговор меня утомил, но в то же время оставил интересное послевкусие…

21

Глеб

Когда Зоя вышла, Глеб откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза.

За последнюю неделю он даже не устал — задолбался. Мало проблем на работе, ещё и дома…

Благодаря психологу Глеб отлично понимал, что происходит с Алисой, да это и без психолога было ясно — стресс и переживания на фоне смерти родителей, много эмоций, которые она не способна выплеснуть, недостаток внимания, отсутствие нормального общения из-за этого дурацкого режима самоизоляции. Психолог помогал больше не с причинами, а с решениями — что делать, исходя из этих причин, — сам Глеб ни за что не додумался бы, как нужно вести себя с Алисой, чтобы ей стало легче.

Другое дело — Альбина. Вот что происходит с ней, Глеб не понимал совершенно. Раньше казалось: он прекрасно её знает — всё же встречались пять лет, четыре года жили в одной квартире, — но теперь он не был в этом уверен.

Все пять лет Альбина казалась Глебу спокойным и уравновешенным человеком. Да, бывало, она нервничала и психовала по какому-то поводу, но это случалось редко и, честно говоря, в те моменты он, как правило, разделял её возмущение. Никаких «пэмээс», мигреней или просто плохого настроения, которыми его мучали предыдущие девушки, у Альбины не бывало. Да, она порой ревновала его — но это Глеб легко мог простить, тем более что Альбина ни разу не выходила за рамки. Однако он всё равно опасался ошибиться — слишком уж мучительно разочаровывающей была его первая любовь. Поэтому поставил для себя планку: пока отношениям с Альбиной не стукнет ровно пять лет, предложения руки и сердца он делать не станет.

Кольцо — золотое, с крупным бриллиантом — Глеб купил перед Новым годом, намереваясь в феврале, сразу после годовщины, попросить девушку стать его женой. Но на каникулах погибли Олег и Эльмира… и началось. Во всех смыслах этого слова.

Глеб надеялся, что Альбина поможет ему с Алисой, но девушка так перепугалась, когда он это озвучил, что Безухов махнул рукой — ладно уж, сам, всё-таки его племянница. Привёз девочку к ним в квартиру… и через пару дней, одурев от постоянной ругани, отвёз обратно.

Глеба крайне удивлял тот факт, что всегда спокойная и ласковая Альбина рядом с Алисой превращалась в разъярённую фурию. А ещё умудрялась обижаться на ребёнка, как будто разговаривала не с девятилетней девочкой, а со взрослой женщиной. И претензии Глебу предъявляла, как из-за взрослой. И это было бы смешно, если бы он вообще понимал: а куда, собственно, делась его невозмутимая Альбина и кто эта нервная девушка? Поэтому кольцо Безухов пока припрятал подальше и решил ещё подождать. Альбина либо успокоится, либо…

И вот эта сцена сейчас при Зое — демонстрация собственного статуса... «Невеста». И многозначительный взгляд, брошенный на Глеба, — не смей, мол, возражать. Он и не стал, но не потому, что бесхарактерный — как раз характера у Безухова-младшего всегда хватало. Просто не любил устраивать спектакли и выяснять отношения при посторонних. Зачем, какой смысл? Отношения — дело двоих, зачем впутывать кого-то ещё? И ему раньше казалось, что Альбина разделяет подобное мнение. И не станет она разыгрывать сценки. Но теперь Глеб думал, что, скорее всего, ошибся.

С тех пор, как он переселил Альбину в другое крыло особняка брата, стало лучше. Они с Алисой меньше контактировали, поэтому меньше цапались. Но совсем без контактов невозможно, да и долго такое продлиться не может — не разделять же обеих годами? Если Глеб действительно планирует жениться на Альбине, ему нужно как-то заставить их с Алисой нормально ладить друг с другом.

Но планирует ли он — вот в чём вопрос…

22

Глеб

Когда они с Олегом организовывали свою строительную фирму, которую в честь матери назвали «Юлана», то договаривались, что старший брат будет заниматься финансовой и юридической составляющей, а младший — производственной. Все эти потоки денег, которые двигаются в разные стороны от заказчиков к исполнителям, Глеба интересовали не больше, чем вопрос, есть ли жизнь на Марсе. По образованию он был архитектором, и ему нравилось заниматься конкретными, а не абстрактными вопросами — спонсорства или контактов с городской администрацией. Но после смерти Олега пришлось совмещать в своей работе всё.

Да, у брата был заместитель, точнее помощник, который был в курсе многих дел, но… За десять лет существования «Юланы» Глеб привык абсолютно доверять своему партнёру, избаловался. Сейчас доверия не было, он боялся что-нибудь пропустить и отправить их с братом общее дело под откос. Пока ничем подобным не пахло, но выпускать из виду Игоря Анатольевича и позволять ему рулить всем бесконтрольно Глеб не собирался. Назначил его выполняющим обязанности вице-президента и пристально присматривал. И времени это отнимало не меньше, а то и больше, чем основная работа, которая тоже требовала детального внимания.

Несмотря на то что во время эпидемии почти все стройки были заморожены, кое-что всё равно строилось, и этого вполне хватало, чтобы зашиваться. Глеб даже мысленно поблагодарил ковид за возникновение — если бы не эта жуткая болячка, он, наверное, попросту подох бы, не выдержав свалившейся нагрузки. А так из-за приостановки части проектов получилось терпимо. Сложно, да — но терпимо. И, глядишь, к концу года он перестанет тупо таращиться на колонки цифр, ощущая себя первоклассником. Считал Глеб отлично, но финансовая отчётность в подобном количестве навевала тоску и заставляла широко зевать, вспоминая другие обязанности — творческие архитектурные проекты, 3D-макеты стройки, разработка рекламного дизайна…

Глеб ощущал, как внутри нарастает напряжение, зачастую выливаясь в смурное настроение или раздражение по отношению к окружающим людям. Сейчас бы пригодилась Альбина… Расслабляться ему всегда помогал секс, но так было раньше. А в последнее время и секс не помогал, точнее, его тупо не хотелось. Альбина раздражала своим подростковым поведением, недалеко ушедшим от поведения Алисы, и Глеб не испытывал к ней физического влечения.

А вот Зоя ему отчего-то понравилась, и от будоражащих воображение и не совсем приличных мыслей Глебу было неловко, как подростку, которого застукали в ванной с порножурналом. Но уж больно аппетитными были её бёдра, обтянутые джинсами. Раза в два больше бёдер Альбины, но при этом не толстые, фактурные и крепкие. И грудь тоже… больше. Не в два раза, но существенно.

К паху внезапно прилила кровь, и Глеб остановился, пережидая несколько секунд чувственного волнения перед дверью в комнату Альбины. Ни к чему заходить туда, думая о другой девушке. Пусть это всего лишь фантазии, которые он не собирается исполнять, — всё равно нехорошо. Да и поговорить им с Альбиной нужно серьёзно. Наверное, давно нужно, но Глеб откладывал, надеясь, что и само по себе дело наладится.

Господи, ну неужели это так сложно — просто подружиться с маленькой девятилетней девочкой?.. Хорошо, даже не подружиться — хотя бы не ругаться! Сложно?..

Прежде чем войти, Глеб посмотрел на наручные часы — почти десять вечера. Опять засиделся за работой допоздна… А ведь нужно ещё зайти к Алисе, пожелать ей спокойной ночи. Но племянница ложится около одиннадцати — по идее, он должен успеть.

Альбина лежала на кровати спиной кверху, одетая в тоненький пеньюар из чёрного кружева, на редкость эротичный, и что-то читала в электронной книге. Услышав шорох открывшейся двери, а затем шаги Глеба, она развернулась и, отложив устройство в сторону, посмотрела на мужчину с лукавой улыбкой.

«Ждала», — понял Глеб, не понимая, что чувствует по этому поводу. Раньше ему нравилось понимать, что Альбина ждала его, готовилась, подбирала бельё. И, кстати, в выборе последнего ей не было равных — не зря Альбина работала моделью, демонстрируя в числе прочего и нижнее бельё. Несколько раз она шутливо спрашивала Глеба, не ревнует ли он её, а он делал вид, что не понимает, о чём она. «К кому, к фотоаппарату?» — хмыкал, играя бровями и подначивая, и Альбина с удовольствием подхватывала эту игру.

Да-а-а… Давно между ними не случалось подобных диалогов. Вот с тех пор, как Олег погиб, и не случалось. Будто он утащил часть жизни Глеба с собой в могилу. Ту часть, которая касалась беспечности в отношениях с Альбиной.

— Рада, что ты пришёл, — промурлыкала девушка, выгибаясь на кровати довольной кошкой. Глеб провёл взглядом по изгибам тела Альбины — да, хороша. И без верха: под пеньюаром были только чёрные трусики, такие крошечные и узкие, что их можно было и не считать. Обнажённая грудь отлично просматривалась сквозь тонкое кружево, особенно острые пики сосков. Глеб помнил, какие они на вкус… и даже на мгновение ощутил желание забить на разговор. В конце концов, сколько дней у него уже не было секса?..

— Альбин, давай поговорим, — произнёс Глеб серьёзно, но его проигнорировали. Альбина распахнула пеньюар и, взяв в ладони оба изящных полушария, принялась откровенно ласкать их. В голове тут же слегка помутнело.

— Раздевайся, я и тебя… между ними… — прошептала девушка, облизывая губы кончиком языка, что можно было понимать двояко. Глеб так и понял. И захотел всего и сразу. И между грудей вставить, и в рот. Но… нет, надо всё же нормально поговорить, а не вот это всё.

— Альбин, — он сел рядом и, стараясь не смотреть лишний раз на движение рук и груди девушки, запахнул её пеньюар, — давай чуть позже. Сначала пообщаемся.

— Это пообщаться можно позже, — чувственно вздохнула Альбина, протянула ладонь и провела пальцами в области ширинки Глеба, где было уже слегка тесновато. — Видишь, он со мной согласен.

— Альбин…

— Я тебя почти всю неделю не видела, — шепнула она, расстёгивая молнию. — Ты же всё время допоздна засиживался. И до этого… Подождёт пять минут твой разговор. Хочу тебя…

23

Зоя

Оказалось, что у работников этого дома есть традиция — после девяти часов вечера собираться на кухне и пить чай. Не на той крошечной кухне, где стоял небольшой столик человек для четырёх максимум, а на «хозяйской». Прошлый владелец особняка не возражал, Глеб Викторович тоже махнул рукой на подобную привычку. Может, и зря, кстати. Не знаю, как ему, а мне, когда я шла туда по приглашению постучавшего в дверь моей комнаты Николая, было предельно ясно: без промывания костей хозяевам дома тут никак не обойдётся. И я не ошиблась: и по Глебу Викторовичу, и по Алисе, которую я так пока и не видела, и уж тем более по Альбине проходились с завидной регулярностью. Правда, по Безухову и его племяннице беззлобно, а вот по Альбине со здоровым ехидством и скептицизмом.

— Ты же её видела сегодня, Зойка, — Саша ткнула меня локтем в бок, и я чуть не расплескала чай. — И как впечатления?

Присутствующие на чаепитии тут же уставились на меня, широко и бесстыдно улыбаясь. Кстати, ещё здесь находился один из охранников — всего их было двое, но уйти с поста одновременно они не могли, поэтому со вторым мне предстояло познакомиться завтра, — высокий и крепкий брюнет лет тридцати пяти, судя по выправке, какой-то бывший военный. Звали его Вадим. Он периодически откровенно заглядывался на Тамару, а она столь настойчиво его игнорировала, что мне даже стало жалко мужика.

— Альбина Алексеевна очень красивая девушка, — сказала я серьёзно, а потом пропела: — Вы само совершенство, вы само совершенство, от улыбки до жеста выше всяких похвал!

— Совершенство, говоришь, — хмыкнул Дмитрий, пока остальные смеялись. — Думаешь, вот так выглядит совершенство?

— Ну да, — я пожала плечами. — Физическое, разумеется. Ты, кстати, Альбине под стать. Если бы вы были произведениями искусства, стояли бы рядышком в одном музее.

К моему удивлению, садовника явственно перекосило после этих слов.

Чуть позже, когда я возвращалась в свою комнату вместе с Сашей — она, судя по всему, решила взять надо мной некое шефство, как над новенькой, — горничная негромко проговорила, оглядевшись, будто боялась, что нас подслушивают:

— Ты это… с Димкой по поводу Альбины не шути. Он так-то невозмутимый, а как про неё говоришь, сразу бесится.

— Это ещё почему? Влюбился, что ли?

— Не-е-ет. Тебе же Николай сразу сказал: у Димки невеста есть. Если мы когда-нибудь с этого карантина соскочим, думаю, познакомишься. Он её любит до одури, тут без вариантов. А вот Альбина к нему подкатывала…

— Чего? — Я от неожиданности едва не врезалась в ближайший угол. — Да ладно, ты шутишь?

— Если бы! — хохотнула Саша. — Это все заметили. Ну, кроме Глеба — он-то днём, в отличие от нас, работает практически от рассвета до заката. И Альбина предоставлена самой себе. И вот как они сюда переехали, она увидела Димку — и всё, капец. Ходила за ним повсюду, кокетничала напропалую. Сейчас немного успокоилась, но нет-нет да и опять за флирт принимается.

— Слушай, может, ей просто скучно? — протянула я, офигевая от услышанной истории. — Глеб Викторович же занят, а тут такой колоритный экземпляр. Вот и развлекается, строит глазки. Что-то я сомневаюсь, что у неё это серьёзно… тем более затевать шашни прям в доме, где живёшь вместе со своим женихом, — это верх идиотизма. А она на дуру не похожа. На стерву — да. Но не на дуру.

— Да кто её знает, что у неё там в голове, — пожала плечами Саша. — Чужая душа и так потёмки, а уж у богатеньких и вовсе тьма кромешная. Как в жопе у…

— Сашка-а-а, давай без пошлых расистских шуточек, — я погрозила девчонке пальцем, и она фыркнула:

— Ой, это ещё что! Слышала бы ты, как ругался Геннадий Иванович, наш бывший повар, когда у него что-то подгорало на кухне!

Я улыбнулась, вспомнив дядю Сеню. Он порой ругался на нас, своих учеников, так цветисто, что у меня краснело всё тело, а не только уши. И самыми приличными из этой коллекции были выражения «тесто в одно место» и «соси лосося».

— Представляю…

24

Зоя

Первый рабочий день… думаю, он фееричен всегда и у всех. Ты ещё не приноровился к новому месту и новым людям, не помнишь, что и где лежит, а от тебя уже хотят всего и сразу. И побыстрее.

В общем, да — пятая точка начала подгорать у меня ещё рано утром, когда я встала, приняла душ, быстро перекусила и отправилась готовить завтрак. В ресторане дяди Сени я знала каждый закуток, а вот на кухне особняка Глеба Викторовича пока плавала как рыба, попавшая в незнакомый водоём. Вроде всё есть — и вода, и водоросли, и даже другие рыбёшки, а всё равно периодически зависаешь в пространстве.

Для Алисы Хозяин требовал каждый день готовить кашу — считал, что ребёнок обязательно должен её есть. Видимо, его самого так воспитывали. Спорить я не стала, хотя мне было, что сказать по этому поводу. А вот для себя Глеб Викторович просил другие блюда.

Я собиралась комбинировать меню Алисы и Альбины — иначе будет слишком много для одного повара. Поэтому этим утром для девочки я приготовила гурьевскую кашу с сухофруктами и орехами, а вторым блюдом стали жареные бананы в кляре с йогуртовым соусом. Альбине на стол отправились те же бананы, только более диетический вариант — в совсем тонком кляре, и фруктовый салат. Ну и напитки — кофе и какао. Кому что, думаю, понятно без пояснений.

Накануне Глеб Викторович весьма повеселил меня, заявив, что на завтрак, как и Алиса, предпочитает какао — и чтобы обязательно с ванилью. И очень сладкий. Когда я его варила, отчего-то представила, как он сидит за столом в костюмчике с галстуком и пьёт какао, разговаривая по видеосвязи с каким-нибудь важным человеком, и тот думает, что в чашке у начальника кофе. А там — какао, блин!

Я так развеселилась, что едва не спалила напиток. Повезло, что в этот момент на кухню как раз заглянул Николай — хотел удостовериться, что у меня всё идёт по плану. Я сразу вернулась к делу.

На стол Глебу Викторовичу в это утро отправились кюкю — омлет по-азербайджански с большим количеством зелени, — и шор-гогал. Точнее, два небольших шор-гогала — солёные булочки со специями. С ними я, само собой, провозилась дольше всего, но они того стоили. По крайней мере, через двадцать минут после того, как Николай отнёс всё наверх, я получила от Глеба Викторовича краткое сообщение в мессенджер:

«Зоя, это фантастически вкусно».

О-о-о, да-а-а! Я знаю.

— А это, между прочим, успех, — сказал Николай ещё через несколько минут, когда принёс на кухню все тарелки, и улыбнулся — совсем, кстати, и не пафосно. Он вообще в это утро был меньше похож на мажорного мажордома, чем когда я увидела его в первый раз. — Альбина Алексеевна съела всё, а Алиса — больше половины. Даже кашу! Обычно она её вместе с тарелкой выкидывает из окна.

Я едва не споткнулась, услышав подобное. Посмотрела на управляющего, надеясь, что он шутит — но ни фига подобного.

— Это…

— Началось после смерти Олега Викторовича и его жены, — кивнул Николай, поняв, о чём я хочу спросить. — Хотя… не знаю. Геннадий Иванович кашу не готовил никогда никакую, не любили её прошлые хозяева. И Алиса на завтрак чаще всего ела то же самое, что и родители. И за общим столом, а не как сейчас — каждый в своей камере.

Я фыркнула — Николай, сам того не зная, употребил в речи моё словечко. Именно камерами я называла комнаты мачехи и сестёр. «Разбрелись по своим камерам», — частенько им говорила.

— Слушай, а может, подать Глебу Викторовичу эту идею? — пробормотала я, загружая тарелки в посудомойку. Хотела выкинуть недоеденную кашу Алисы, но управляющий схватил меня за руку и взмолился:

— Не надо! В смысле, я не про идею. Выкидывать эту вкуснятину не надо! Я с утра только чай успел выпить, есть хочу так, что в глазах темнеет. Можно мне доесть?

— Эм… Алиса ведь ела…

— Ерунда, ела, а не плевала туда. Я не брезгую. Можно?

Я пожала плечами. Судя по голодному взгляду Николая, его не остановило бы даже известие о том, что девочка действительно плюнула в кашу.

— Ещё шор-гогалы остались. Три штуки. Я хотела сама перекусить, могу поделиться.

— Что осталось, прости?

— Шор-гогалы. Сейчас покажу.

Как и Глебу Викторовичу, Николаю шор-гогалы тоже очень понравились, я еле вырвала себе один. И кашу он доел, причём с таким аппетитом, что мне даже было неловко. И стало ещё более неловко, когда на кухню заглянули Света с Сашей, многозначительно оглядели жующего за столом Николая, фыркнули, хихикнули и убежали.

Блин блинский, теперь ещё какие-нибудь слухи про нас с ним пойдут… А я ведь просто его кормлю!

Правда, спустя несколько минут оказалось — не просто…

— Не хочешь погулять вечером? — поинтересовался управляющий, доев. — По саду. Здесь красиво, а ты, наверное, ещё толком ничего не видела.

Хорошо, что я в этот момент стояла к Николаю спиной, лицом к холодильнику. Иначе он, наверное, заметил бы, как у меня открылся рот и вытаращились глаза.

Нет, серьёзно?.. Он приглашает меня погулять? Пафосному мажордому в богатом особняке понравилась простая повариха Зоя Дубинина? Или он просто скучает без секса? Хм-м-м…

— Ладно, давай погуляем, — согласилась я настороженно, надеясь, что эта прогулка ничем мне не аукнется в будущем.

25

Альбина

В последнее время Глеб днём уделял Альбине очень мало времени, если не сказать — совсем не уделял. Иногда он приглашал её в свой кабинет — точнее, в кабинет Олега, — чтобы позавтракать или пообедать, и при этом ни разу не соглашался на секс. Максимум несколько поцелуев — и гуляй до вечера. Ужинал Глеб с Алисой, и Альбину это печалило. У них и так мало времени для совместного отдыха, а он ещё тратит его на эту пакостную мелочь…

В один из таких дней, маясь от безделья, Альбина гуляла по зимнему саду, рассматривая растения, и вдруг увидела садовника, который в этот момент, встав на стремянку, поливал какой-то цветок, закреплённый на полочке под потолком. Потёртые голубые джинсы, обтягивающая идеальный торс зелёная футболка, смуглые мускулистые руки… Альбина зависла, разглядывая всё это великолепие, чуть слюнями пол не закапала.

Парень действительно был прекрасен. Ну просто греческий бог на вершине Олимпа. И если бы Альбина не понимала, что он работает здесь садовником, она бы подумала, будто перед ней один из её коллег-моделей. А уж когда он слез со стремянки и повернулся к Альбине лицом… Да, Дэвид Ганди отдыхает и нервно курит в сторонке. Обалденный персонаж!

— Здравствуйте, — Альбина улыбнулась как можно обворожительнее, — а я что-то вас здесь раньше не видела.

— Здравствуйте. Глеб Викторович принял меня в штат два дня назад, — ответил парень без всякого заигрывания или кокетства. И в его взгляде не мелькнуло мужского интереса — уж в этом Альбина разбиралась отлично. Неожиданно… А главное: отчего-то задевает. Как будто он был обязан отреагировать на неё, «поплыть» и начать пожирать взглядом.

— А как вас зовут?

— Дмитрий.

Альбина в тот день постаралась на славу: и расспросила садовника о растениях в зимнем саду и парке, и о его прошлой работе узнала. Сама заигрывала, активно улыбалась и перепробовала все возможности собственного обаяния — но Дима, как она называла его мысленно, оставался глух и слеп к её чарам. Отвечал вежливо и спокойно, не огрызался и не выказывал раздражения за то, что его отвлекают, — но и всё. Их общение осталось в рамках формального. Дима словно провёл ей экскурсию и сделал это качественно, но ему не было никакой разницы, кто находится перед ним — красавица Альбина или восьмидесятилетняя бабушка со вставной челюстью и проплешиной на макушке. И казалось бы: ну и что? Какое ей дело до какого-то там садовника, у которого наверняка ни денег, ни связей, ни возможностей? У него даже машины собственной не было — Альбина спрашивала. Однако…

Дима её задел. Вот этим своим равнодушием — оно казалось Альбине оскорблением. И она даже не заметила, как стала наведываться в зимний сад с определённой целью: не просто поболтать с симпатичным парнем, а соблазнить. Нет-нет, спать с ним она вовсе не собиралась, ещё чего! У Альбины есть Глеб, и изменять ему в собственном доме — это всё равно что ходить в туалет там же, где обедаешь. Но ей так отчаянно хотелось, чтобы этот ледяной Дима наконец растаял! Увидеть в его глазах искорку страсти и вожделения. Заметить, как он провожает её взглядом, ловит каждое движение, вглядываясь в глаза и улыбку… Так хотелось! Альбина и сама не могла понять зачем, но с каждым днём она мечтала об этом всё сильнее и сильнее. Завоевать расположение Дмитрия — это стало её личным наркотиком, её поднятой планкой, которую безумно хотелось наконец перепрыгнуть. Понять, что она неотразима, и оставить позади.

Порой Альбина, усмехаясь, чувствовала себя королевой из сказки про мёртвую царевну — той тоже очень хотелось быть милее всех на свете. Но Дмитрий не поддавался ни в какую. А потом Альбина краем уха услышала, что у него, оказывается, есть невеста, — и внезапно ощутила, что ревнует. И кого! Не Глеба, а какого-то садовника, который на неё даже ни разу не взглянул. Абсурд!

Осознав это, Альбина несколько дней пыталась избегать Диму — не ходила в зимний сад и на всякий случай не гуляла даже в саду обычном. Выдержала неделю, а потом всё-таки сорвалась. Стало интересно — а вдруг он тоже скучал? Тоже думал о ней? Мало ли, что может сработать, когда дело касается внимания мужчины. Когда Альбина постоянно была рядом, он мог её не замечать, но, как только исчезла — заметил.

Разочарование оказалось неожиданно болезненным.

Да, Дима заметил исчезновение Альбины, так же, как и её возвращение. И впервые с момента знакомства она увидела на его лице… нет, не искру мужского интереса. Раздражение! Он был недоволен, что она вернулась! Возмутительно!

— Простите, Альбина Алексеевна, у меня много работы, — сказал Дима в тот день, старательно отворачиваясь, и быстро ушёл, не дожидаясь, что она ответит. Альбина посмотрела на его скульптурную, идеальную спину, скрипнула зубами — и прошипела:

— Ну уж нет! Я буду не я, если к концу года ты не начнёшь сохнуть по мне, как твои любимые цветочки без воды! И вот тогда я и попрошу Глеба тебя уволить…