Три сестры. Таис (СИ)

Дина Сдобберг Три сестры. Таис

За окном среди жёлто-красного буйства осенней листвы, полыхали тяжёлые грозди рябины. Побитые первыми ночными заморозками ягоды приобрели терпкую сладость и слегка щипали язык. Я прекрасно помнила этот вкус. В моём поколении многие останавливались у рябины и отправляли в рот горсть другую чуть забродивших ягод.

В саду на даче Анны росла шикарная ель. Её тяжёлые, с сизо-голубым отливом хвои, лапы сейчас выбивались из общего окраса и притягивали взгляд.

В тёплой комнате было куда как менее спокойно, чем за окном. Алька спорила с отцом. По любому поводу, и только тихое "кицунэ" от Курико, моей верной подруги и тени, заставляло дерзкую девчонку немного сдерживаться. Да присутствие Дины. Бабушку наша чернобурка не расстраивала, о многом молчала, многое терпела. Чтобы не волновать.

Я почти не участвовала в разговорах, предпочитая рассматривать старые фотографии на стенах. И старалась запомнить родных. Почему-то я уже знала, что скоро уйду следом за Анной. Как ушла следом за ней на фронт. Мы были похожи внешне между собой, обе уродились в мать. Погодки, мы старшинства не делили. У нас обеих была младшая сестра. Вот за ней мы присматривали.

Даже службу нам судьба определила похожую. Только она была из тех, о ком родственникам было лучше даже не вспоминать, а я шла в боевой части. И для сестры война закончилась девятого мая, для меня только в сентябре.

Две недели в Берлине и мы получили приказ о переброске на восток. Наша часть была приписана к Забайкальскому фронту и отдана в общее подчинение маршалу Малиновскому. Перед формированием единого фронта мы делали остановку в Иркутске. На выданном увольнительном я гуляла по городу.

Здесь не было бомбёжек. К счастью. Город смог сохранить свои дома и улицы. Но ни у кого язык не повернулся бы сказать, что сюда война не дошла. И дело даже не в том, что и отсюда уходили на фронт отцы, братья, мужья, сыновья. А в особом взгляде. В выражении упрямо сжатых губ. Когда за годы вырабатывается привычка не обращать внимания на тяжёлый труд и выполнять работу пока хватает сил. А когда силы заканчиваются, то раз за разом переступать через себя, но ни в коем случае не задерживать выход танков, выпуск снарядов и взлёты самолётов.

Тревога за родных и голод накладывали на эти лица тот отпечаток, что и много лет спустя не уйдёт. И будет отличать тех, кто сжигал себя непосильным трудом, но вкладывал в руки солдат оружие для победы.

И как бы это странно не звучало, но сюда ещё не докатилась победа. Здесь лишь чуть сбились с ритма, словно вслушиваясь в отдалённое эхо, и вернулись к тому ритму жизни, в котором жили все четыре года.

Я гуляла по городу, разглядывая множество деревянных домов. Вот удивительно насколько по разному выглядят дома из дерева. Вроде и старый дом, и угол уже в землю ушёл, а от него странным и необъяснимым образом веет теплом. А вот тот гордый и крепкий, а контора он и есть контора.

— Тётя, а вы офицер? — всё-таки осмелился ко мне подойти один из стайки мальчишек, что уже минут двадцать наблюдала за мной.

— Офицер. А что? — улыбнулась я.

— А правду говорят что сейчас солдаты едут из самого Берлина? Вы в Берлине были? — тут же подбежали остальные.

— Была. — Пока не понимала, к чему эти вопросы.

— А правда что главный штаб немцев совсем разрушен? — строго нахмурив брови спросил тот, что первым со мной заговорил.

— Правда. Рейхстаг повержен, а наши, советские солдаты подняли над ним наш флаг. — Ответила я.

— Значит… Победили же? Да? — прозвучало тут же.

— Да. В это пока трудно поверить, — улыбнулась я. — Но мы смогли. Теперь только восстанавливать очень многое. И жить. Нам всем выпала важная и сложная задача. Ведь жить придётся не только за себя, но и за тех, кто вырвал победу ценой своей жизни. И о них нужно помнить.

Мальчишки переглянулись. Но только кивнули и убежали. Тогда, летом сорок пятого люди одновременно радовались и боялись поверить. А для нас война и вовсе закончилась только десятого сентября, когда Квантунская армия полностью капитулировала и приняла приказ своего командования, который предписывал прекратить военные действия ещё двадцатого августа. И даже подписанный второго сентября акт о капитуляции не заставил сложить оружие многих японских солдат и офицеров. Они действовали часто вопреки ему, оказывая ожесточённое сопротивление по линии Забайкальского и второго Дальневосточного фронта. Особым оплотом такого сопротивления стал район Муданьцзяна. Но подразделения пятой армии перемололи линию обороны врага.

В составе подразделений Забайкальского фронта я прошла удивительный путь. И даже война не смогла закрыть мне глаза на то, что меня окружало. Бескрайние степи, пустыня Гоби. Но самое сильное впечатление произвели на меня хребты Большого Хингана. Что-то необъяснимое рождалось в душе, когда я стояла на краю каменных уступов и смотрела в даль. Ощущение себя, как мелкой и суетливой песчинки на ладонях кого-то могучего и настолько далёкого, что ему даже дела нет до всего нашего существования.

После разгрома калганской, солуньской и хайларской группировки противника, война для моей части закончилась. Настал момент, когда мы начали исполнять и прямые функции частей НКВД. Огромный поток документов, данных и военопленных, выводил нас из состава действующих боевых частей и превращал в комендантские войска.

Тяжело пробуксовывая, заработала машина по разоружению местного населения и зачистки от реакционных организаций. Регулярные прочëсывания местности, охрана складов. И военнопленных.

Здесь помимо прочего нужно было ещё и установить подлинность предоставленных данных. Проблема была в знании языка. Активную помощь с переводом нам оказывали бойцы и офицеры из Монголии и Китая. Многие из них выбыли по ранению, но продолжали служить, используя знание и русского и японского языков.

Удивительное было время, когда девочка из районного села Пензенской области могла свободно разговаривать на немецком и латыни, а паренёк из степей Монголии, часто не владевший счётом дальше сложения и вычитания до сотни, совершенно легко говорил и на русском, и на японском. Встречались и те, что ещё и знали и китайский. Причём с особенностями произношения нескольких провинций.

Двенадцатого сентября сорок пятого года я прибыла в город Хабаровск. Меня назначили на спецобъект номер сорок пять на территории Хабаровского лагеря для японских военнопленных номер шестнадцать. Здесь размещался высший командный состав японских войск и их союзника. Большинство из тех, кого отправили сюда и в находящийся здесь спецгоспиталь по постановлению Государственного Комитета обороны относились к офицерскому составу.

И конечно я не могла предположить, какую роль сыграет в моей жизни постановление за номером девять тысяч восемьсот девяносто восемь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Похороны сестры к удивлению не оставили тяжёлого ощущения утраты. Светлая грусть, понимание, что одной из опор моего мира больше нет. Наверное, мне будет не хватать её спокойствия и сдержанности, её строгости и умения в самый сложный момент собраться и сконцентрироваться на главном.

Я никогда не рассказывала ей, но мне хотелось бы хотя бы однажды поработать с ней вместе. Но с пятьдесят третьего года мы оказались с ней в разных ведомствах. Она ушла по линии безопасности, что было логично для разведчика. А я боролась за порядок внутри страны.

Погружëнная в свои мысли, я пропустила появление гостя. К новому хозяину дачи сестры зашёл кто-то из знакомых. С интересом наблюдала, что Олегу Павловичу, известному среди "уважаемых" людей как Лесоруб, выражают соболезнования.

— Вы не подумайте чего, — подошёл он ко мне. — Просто все считали, что Анна Тимофеевна мне родня. Тётка или бабушка там.

— Так и хорошо, что так считали. Думаю, Анна это тоже понимала. Может и последние годы для неё прошли спокойнее из-за этого убеждения окружающих, — улыбнулась я, давая понять, что ничего против я не имею. — А это что за порода такая? Я похожих только в Туркменистане видела.

— Оттуда и есть, Гарик их разводит. Алабай. Сюда кобеля на вязку возил, вот щенков смотрит. — Ответил мне Лесоруб, наблюдая за тем, как Алька с разрешения хозяина собаки, угощает пса. — Гарик, ты смотри, чтобы твоё чудовище чего не сотворило!

— Ты зачем глупости говоришь? — засмеялся хозяин пса. — Хан у нас воспитанный, вон смотри, благодарит за угощение.

— А чего он вертится? — волновался Олег Павлович.

— Так во всей красе себя показывает, статью хвалится! Думаешь часто на него красивые девушки с таким восторгом смотрят? — спокойно наблюдал за псом и Алькой гость.

— Да он же обалденный! — сверкала глазами лисёнок. — О! Он мне лапу дал!

— Счастья-то сколько, собака лапу дала, — фыркнул вышедший на улицу Костя.

— Так завёл бы дочери щенка, если она от собак так млеет, — присоединился к разговору Гормоза.

Младший племянник только скривился, но ничего не сказал. Зато вечером, когда Олег вернулся после недолгого отсутствия, и положил на колени Альки какой-то шевелящийся комок, Косте было что сказать, но его уже никто не слушал. Сама Алька уже успела несколько раз поблагодарить за подарок, и даже назвала щенка Дарсом, от слова подарок.

Мелкий пушистый щен, ещё даже на дрожащих лапах, уже морщил нос, показывая ещё совсем детские зубки, встав перед Алькой, когда Костя попытался возмутиться.

— Ну, всё, признал хозяйку, — захохотал Игорь.

— У меня жена аллергик, ну какая собака в доме? — ответил ему младший брат.

— А ты думаешь, твоя дочь этого не знает? — похлопал его по плечу Игорь.

Пока Константин ещё надеялся урегулировать этот вопрос, Алька сняла с руки золотой браслет-цепочку и надела на шею щенка.

— Извини, Князь, — только пожал плечами Лесоруб.

— Может, оставим девчонку ему? Через год замуж выйдет… — задумчиво протянула я, обращаясь к Курико.

— Нельзя, — спокойно ответила подруга. — Она за три дня из этого мужчины верёвки вьëт. Посмотри, как внимательно он наблюдает за кицунэ, чтобы ей угодить. А ей нужна стальная воля, иначе удержать её от её же характера не смогут. Такой мужчина ей только навредит и окончательно избалует.

— И то верно, — согласилась я, возвращаясь в воспоминания.

Над камином висели три фотографии. Анна, в пальто с высоким воротником и шляпке с вуалью. Поздняя осень сорок четвёртого. Рядом моя фотография, примерно это же время, только год спустя. И Дина. Почти десять лет спустя, летом пятьдесят пятого, в строгом синем платье с белым ремнём на фоне школьной доски. Здесь уже год с того дня, когда она, будучи на последних месяцах беременности, сбежала от мужа через всю страну. Муж остался офицером в части на Дальнем Востоке, а Дина у нас стала завучем в школе рабочей молодёжи на Кубани.

Я вернулась к собственной фотографии. Шинель просто накинута на плечи, руки в карманах форменной юбки, волосы собраны в низкий хвост… Сердце пропустило удар. По одному экземпляру этой фотографии я отправила сестре и домой, маме с бабушкой и Диной. А свой давно потеряла. Потому и забыла.

На заднем фоне, прямо в камеру смотрел полковник японской императорской армии, личный адъютант генерал-майора Номура Токиë, аристократ неизвестно в каком поколении, скрывавшийся в советском лагере для военнопленных, под видом совершенно другого человека.

Во время взятия Хайлара был ранен и в плен попал из госпиталя. В вещах рядом с его койкой были документы на имя капитана Норайо Кудо, поэтому и решили, что это он. Пришедший в себя мужчина подтвердил, что его имя Норайо Кудо.

В лагере многие из пленных офицеров вели себя спокойно и сдержанно. На допросах отвечали прямо и без видимых попыток скрыть что-то. Вскоре, из общей массы выделились те, кто шëл на контакт. Среди таких был и Норайо.

А руководство лагеря в тот период получило приказ максимально восстановить план крепости Хайлар, где фактически был огромный подземный город. А главное, мы должны были узнать какие исследования проводились в биолабораториях под Хайларом японскими врачами. Поэтому те, кто попал в лагерь из Хайлара, интересовали руководство.

Норайо Кудо считался одним из "лояльных" японцев. Помню на первом допросе я спросила его, почему после столь ожесточённого сопротивления, которое оказал гарнизон крепости, многие офицеры так спокойны и даже доброжелательно настроены.

— Пока шла война, мы выполняли долг аристократов и офицеров перед своим императором и страной. Сейчас мы принимаем то, что предначертано судьбой. Противится предписанному глупо и только ухудшит положение. Нужно жить в тех условиях, что предлагает тебе жизнь. — Охотно пояснил мне мужчина. — Эту философию нам прививают с рождения. Могу и я позволить себе задать вам вопрос?

— Задавайте, — разрешила я.

— Вы не носите украшений. Хотя с вашим положением, вы наверняка можете себе это позволить. — Задал он вопрос о чём-то на первый взгляд несущественном. — Но не снимаете кольца с бирюзой, которое вам явно велико. Это амулет?

— В Советском Союзе не верят в амулеты, талисманы и духов, — улыбнулась я, уже зная, что японцы во всё это как раз очень верят.

— В духов предков тоже? Связь между родными душами? — спросил Норайо.

— Связь между родными душами, мы называем любовью к семье. Это кольцо принадлежало моей бабушке. Ничего ценного и особенного. Обычное женское колечко, которое можно было купить в любой ювелирной мастерской до революции. — Не видела я ничего страшного в том, чтобы рассказать. — Дед часто дарил бабушке такие. А бабушка уже дарила нам, своим внучкам. Это моя бабушка подарила мне на моё восемнадцатилетие, перед тем, как я ушла на фронт. Оно мне действительно велико, поэтому держится на пальце за счёт нитки, привязанной к пальцу. Это память о доме.

— То есть, ваш дедушка подарил вашей бабушке, а она вам, и вы его носите, как кусочек дома? Получается, что это семейное кольцо? — сделал свой вывод японец.

Только потом, много лет спустя, я смогу по шагам разобрать, как искусно сыграл Норайо, приучая меня к себе и вот такими разговорами, по капле, заставляя меня воспринимать его иначе, чем пленного врага. Но тогда я не знала этого. Анна бы наверное поняла, что японец пытается психологически перейти мою личную границу свой-чужой. Но её рядом не было, а Норайо не только максимально подробно рассказывал всё, что знал по тем вопросам о Хайларе, что возникали вновь и вновь, но и о Японии и даже о своей семье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Подожди… — не верила я тому, что слышала. — Куда твой отец отдал твою сестру? Точнее, как ты сказал, продал!

— В окейе, моя сестра была мэйко госпожи Тэруко, которой покровительствовали в разное время и император, и наш примьер-министр. — Прикрыл улыбающиеся глаза Норайо.

Я встала и подошла к окну. Там, за дрожащим от порывов ветра стеклом, бушевал конец ноября. С острой, застывшей ледяной кашей, набрасывающейся на любого, кто выходил из-под защиты стен. Многие из военнопленных успели занять простые должности в лагере. Были выделены те, кто мог быть переводчиком. Спокойный и дисциплинированный Норайо Кудо конечно был среди них. Как был он и в числе тех, кто предупредил руководство лагеря о готовящемся руками наших вчерашних союзников мятеже. Точнее волнение. А господа из штатов быстро бы оказали помощь союзникам и переправили бы военнопленных из Харбина в Америку, где уже спокойно вытянули бы всё, что посчитали нужным.

Между нашими государствами началась гонка во всех видах вооружения. И за такими вещами, как документы по биолабораториям японцев в Харбине, началась настоящая охота.

— Буду откровенен, возможно и во вред себе. Даже сюда проникают разговоры о лагере в Вайоминге. А у американцев есть ясная цель, и вряд ли они будут считаться с жизнями японцев на пути её достижения. Хиросима и Нагасаки могут это подтвердить. — Ответил мне он, на вопрос, какая разница самим японцам. — И кому-то показались обещанные гарантии весомыми. Но другие в это не верят. Поэтому многие и решили предупредить.

— Американцы ищут строителей Харбина, — поделилась в ответ информацией и я.

— Не найдут, — покачал головой Норайо. — Строительство и обустройство шло в несколько этапов. Строители были привезены специально для этих работ из подконтрольных провинций Китая. По окончанию работ, все были расстреляны. Ещё в сорок втором году. Разве ваша разведка этих сведений не получала?

— Боюсь это куда выше моей компетенции, — обсуждать просчёты руководства я тогда не собиралась.

Но всё же… Когда я поняла, что ни каких срочных мер не предпринимается, я передала информацию наверх лично, минуя хабаровское руководство. Реакция не заставила себя ждать. Были сняты несколько человек из управления, сменилась и верхушка руководства лагеря. На какие-то должности встали вновь приехавшие люди, какие-то закрыли за счёт повышения тех, сотрудников, что уже работали в лагере. А некоторые места закрыли за счёт сотрудничавших с руководством военнопленных.

На повышение пошла и я. Моим постоянным переводчиком стал Норайо Кудо. Он и ещё несколько японцев переселились из бараков в длинное здание, где раньше располагался какой-то склад. Сейчас здесь ничего не хранилось, даже документы отсюда уносились в другое здание, под охраной. А на ночь закрывались все двери, на окнах стояли решётки и в свете прожекторов даже ночью всё здание было как на ладони.

Здесь оставались на ночь и японцы-переводчики. Небольшие клетушки, где окно из-за холодного ветра и щелей было сомнительным достоинством, а отопление держалось на печи-буржуйке. И если дров не хватало, то к середине ночи это помещение остывало так, что казалось, что здесь холоднее, чем на улице.

Но Норайо и его товарищи не жаловались. А удивляли скромностью в запросах. Один попросил разрешения взять старое ведро и пересадить в него какой-то хвойный куст. И мог часами что-то там подравнивать, подстригать и подрезать. За оставленные ему ножницы, он благодарил поклонами.

— Товарищ полковник, это рискованно. Металлические ножницы опасный предмет. И вы не хуже меня знаете, сколько способов их использования можно найти. От оружия до отмычки. Оправдан ли риск? — прямо спросила я у своего начальника, позволившего это послабление.

— Вот по уставу ты права. Но знаешь… Война закончилась. И здесь, — постучал он по своему лбу. — Тоже её надо заканчивать. Эти люди, наши вчерашние враги. Работают, и условия тяжёлые. Ну, так у нас вся страна сейчас работает, и условия у очень многих даже хуже. Но ничто не мешает нам помочь тем, кто вокруг, сохранить радость в жизни. Это для нас важно.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что это значит, что не смотря ни на что, мы видим вокруг людей. Таких же как и мы. — Посмотрел куда-то за горизонт полковник. — А иначе мы ничем не отличаемся от тех, с кем воевали. Таблички на концлагерях можно было сменить и всё.

Я иногда вспоминала эти слова, прокручивала их в мыслях, как кино. И наблюдала за пожилым японцем, который совершал целый ритуал. Выносил ведро-горшок на улицу, ровнял, только ему видные миллиметры, что-то там стягивал и сплетал в веточках. И всегда тщательно убирал то место, где работал.

— Зачем он это делает? — спросила я у Норайо.

— С одной стороны, это искусство. Не каждому оно дано. Бонсай требует терпения, внимательности и умения очищать свои мысли. — Ответил Норайо, как всегда подробно. — Это помогает сохранить ясный ум в сложных ситуациях. А забота о ком-то, пусть даже растении, позволяет остаться человеком.

Я улыбалась, когда пришла к мысли, что наверное, это хорошо. Что мы все вспоминаем, что мы люди. А такие, как мой начальник и этот японец, это первые ласточки.

А ещё я вспоминала отца. Он о многом разговаривал с нами.

— Ну чем ты девкам голову забиваешь? — ворчала бабушка, его мама, что жила с нами. — Сам-то где бредней этих хвилосовских набрался? В университеты я тебя не отдавала, и за такую науку оплочено не было.

— Жизнь отдала, мама. Она и забесплатно порой учит лучше любых университетов, — улыбался отец.

— Это да. Щедрая какая! Как бы от той щедрости и науки не помереть раньше времени! — к бесплатному бабушка относилась всегда настороженно.

И коммунизм, который все вокруг строили и в который все верили, считала лишь утопией.

— У каждой вещи должен быть хозяин. Потому что хозяин несёт ответственность! Нет ответственности, нет порядка. И спросить не с кого. А человек, он хоть и тварь Божия, но на Бога особенно-то не надеется, и жить как муха не может. Оттого и должно для каждого иметь свой угол, свою рубаху, свою гармонь. Ну и дальше там! Даже придурь какая, и то, у каждого своя. А иначе разброд и шатание, отсюда недостачи и упадок хозяйства. — Объясняла она нам.

А сейчас чужие слова каким-то образом сплелись с моими воспоминаниями.

— Человеком быть сложно, — говорил отец. — Как по длинной-длинной лестнице идти. Сначала нужно принять, что ты сам живой и обычный. И пользы-то от тебя особой нет. Вот зачем я нужен?

— А как мы без тебя? — вскидывалась сразу Дина.

— Вот видишь, польза от меня, потому что вы есть. Матери помочь, вас и жену беречь и растить, — гладил по тёмным волосам отец. — А вот понять, что когда сам по себе, то и толку от тебя нет сложно. А потом ещё нужно принять, что другие тоже люди. Ничем не хуже, может отличаются чем… Я вот однажды настоящего негра видел. Чёрный, как мой сапог. Языка не знает, на каком он говорит тоже не поймёшь. А вот песни пел, сидит, мурлычет что-то себе под нос. Может о родных местах, может о любви. Человек же! Там глядишь и новая ступенька. Понять, что все мы люди — тяжело. Это тоже труд. И вот я понял это, и рядом кто-то понял. И я знаю, что он, этот кто-то, не поленился этот труд принять. А значит, его за один этот труд понимания уже нужно и можно уважать. И только ты уважение к другим в себе принял и воспитал, а тут вот ещё одна ступенька. Уважаемых людей ценят! А умение ценить не только своё и себя, но и других, это пожалуй самая сложная наука.

Я те слова отца запомнила на всю жизнь. Много лет спустя я захлебнувшись от возмущения буду пересказывать их внучке. Когда застала Альку и Гену над какой-то картой.

— Если ты пошлёшь своих людей сюда, то из-за укреплённой линии обороны, у тебя будут большие потери! — оба племянника ни таланта, ни желания продолжить семейную традицию военной службы не имели, поэтому Гена воспитывал внучку на военных картах и схемах сражений.

— Это необходимые потери, — заявила шестилетняя тогда малявка.

Вот тогда я вспылила. И старалась донести до ребёнка, что это не сухие цифры. За этими цифрами стоят люди. У которых семьи, которых ждут… Много рассказывала ей о нашем отце, который тоже где-то может фигурировал как "необходимая потеря".

А после победы и окончания Отечественной войны и на восточных границах, я сама старалась стать человеком и вспомнить, что вокруг люди! А не просто враги. Мир уничтожил деление всех на своих и чужих в ситуации, когда либо ты и чужого, либо тебя. А нам необходимо было это принять. И я видела путь к этому принятию.

Нужно просто было не отнимать у других радость жизни и относится с уважением к чужому стремлению быть человеком. Поэтому, когда Норайо через пару месяцев совместной работы по сбору информации и переводу документов попросил разделить с ним чаепитие, я не отказалась. Только с интересом рассматривала кривоватые горшки и чашки-пиалы.

Такую посуду лепили сами военнопленные и обжигали на небольшом кирпичном заводе, куда их большую часть возили на работу. И ничего предосудительного в том, что чаепитие проходит в комнатушке военнопленного, я не видела.

— Думаю, что дверь можно прикрыть. Щели там такие, что слышимость, а для желающих и видимость, от этого не изменится, а вот надежда, что сквозняк будет поменьше есть. — Хмыкнула я, оценив внимательность Норайо. — Тем более, что сидеть на полу.

Обстановка в комнате была… На самом деле её не было. Печь и аккуратно сложенная около неё стопка дров. Окно, занавешенное одним из двух тонких одеял. Стул, на сиденье которого лежала стопка чистых вещей, а на спинку вешались те, которые носились сейчас. Деревянная рама, выложенная изнутри брусками так, что получалась такая площадка, сантиметров десять от пола. А на ней заправленная вторым одеялом постель. И постель не барская. Ватный узкий матрас и такая же подушка. Всё-таки это был лагерь для военнопленных, и наличие даже минимальных удобств я считала уже достойным отношением со стороны нашего руководства.

Рядом с кроватью стоял ящик из-под снарядов. Он использовался как тумбочка. Второй, но с заметными изменениями, был столом.

— Это местные травы, — пояснил мне Норайо, показывая на напиток.

Я принесла к чаю купленные недавно на рынке варенье и белые шарики клюквы в сахаре. И завёрнутый в бумагу кружок молочного сахара. Недавно из дома пришла посылка, а бабушка готовила это лакомство изумительно.

Норайо спрашивал о доме, о бабушке и маме.

— Они сейчас остались одни? — хмурился он.

— Нет, служим только я и старшая сестра, — упоминала я об Анне вскользь, считая, что не стоит лишний раз давать возможность расспрашивать о ней. — За бабушкой и мамой присматривает младшая, Дина. Настоящий сорванец, а не девчонка. А откуда ты знаешь русский?

— Мой род из военной аристократии. Когда-то мои предки стояли во главе сëгуната. Но на несколько последних поколений пришёлся упадок. Поэтому и мой дед и мой отец для поддержания хозяйства держали в качестве работников русских пленных. Моряки. Ведь в начале века между нашими империями уже была война. — Ответил он.

— Да, я знаю. Ещё при последнем царе. — Ответила я.

— Как причудливы узоры судьбы. Детьми, я и моя сестра, считали, что этим людям будет приятно, что мы говорим на родном для них языке. И старались выучить русский, чтобы напомнить им о родине. Ведь не смотря на то, что они были пленными и выполняли разные работы, они относились к нашему роду. И мы выросли рядом с ними, для нас они не были чужаками. А теперь знание этого языка помогает мне. — Улыбнулся Кудо, наполняя пиалы. — А китайский у нас знают многие. Браки между нашими народами не редкость. А уважение к родителям, свойственное для наших народов, обязует знать речь рода отца и матери.

— Кто-то из твоих родителей из Китая? — уточнила я.

— Да, моя мать. Я плохо её помню, после рождения сестры она очень много болела. А у отца уже не было денег на её лечение. — Спокойно ответил Норайо. — Принадлежность к аристократии не всегда означает достаток. Последние годы нам помогали выживать наши работники. Благодаря их заботам и труду, к нас был хороший стол и мы не голодали. Потом семью поддержали деньги от продажи сестры в школу гейш.

— Что? — не поняла я. — То есть как это продали сестру? И потом, гейши… Это же публичный дом!

— У нас в стране нет такой мешанины, как во многих других. Человек рождается уже занимая определённое положение. И сразу же получает обязанности, согласно своему происхождению. — Начал объяснять Норайо. — Моя сестра не могла не получить достойного её происхождения воспитания и образования. И моя сестра не смогла бы выйти замуж. Те, кто ниже её по происхождению, даже не рассматриваются. А в дом равного или тем более выше стоящего она должна была принести достойное приданное. На которое у отца не было денег. И моя сестра могла либо остаться навсегда в стенах родительского дома, что противоречит существованию женщины. Ведь женщина рождается, чтобы стать женой и матерью, тем самым прославляя свой род. Либо согласиться на роль наложницы аристократа более высокого происхождения. Гейша же это особое положение. Воспитание и образование они получают такое, что может себе позволить не каждый мужчина-аристократ. Им единственным из женщин позволено говорить о политике, истории, законах. Им позволено присутствовать на театральных представлениях и боях. Внимание гейши ценно. Им гордятся и повышают свой собственный статус. Это совсем не то, что почему-то считается здесь. Гейша никогда не вступает в связь с мужчиной за деньги. Иначе она не гейша. Это запрещено законом! Да, право первой ночи выкупается. Но иначе девушка не станет женщиной. А гейша в первую очередь образец и эталон женственности. Мужчины соревнуются за право оплачивать расходы гейш. А интимная связь остается на усмотрение самой гейши. И её не может быть с несколькими мужчинами.

— В это сложно поверить, — качала головой я. — И звучит так, словно ты гордишься этим. Сам факт… Это чудовищно!

— А для меня чудовищен факт, что молодая и красивая девушка может быть на войне. Быть солдатом или офицером. Разница культур. — Спокойно ответил Норайо. — К тому же, сестра быстро смогла погасить свой долг перед госпожой Тэруко за своё обучение. И к началу войны уже сама открыла школу в Осаки и взяла первых учениц. Далеко не каждая девочка может стать ученицей гейши. Сестре повезло. Черты матери и отца так смешались, что её внешность соответствовала понятиям красоты, но приобрела некую особенность. Изящную изюминку. Из всех возможных, отец выбрал для сестры лучшую судьбу.

— А сейчас? — нахмурилась я.

— Сейчас её судьба мне неизвестна. — Прозвучало в ответ.

— А попытаться разыскать? — предложила я.

— И привлечь к ней ненужное внимание? — предположил он. — Письмо наверняка будет много раз прочитано и перепрочитано. И конечно, найдутся те, кто посчитает, что на меня, находящегося в советском плену, но возможно что-то знающего о Харбине, раз я там служил, можно надавить, шантажируя жизнью и здоровьем сестры. Или наказать. Не все поймут, что связь сестры с семьёй разорвана. И у неё своя судьба.

— Однако, ты явно беспокоишься за неё. Значит не такая уж и большая разница в наших культурах. — Указала я.

Ещё одним уроком культуры стал Новый год. Руководство лагеря решило, что ничего страшного не случится, если в бараках будут стоять ёлки. Японцы даже пытались нам объяснять про то, когда наступает новый год. И слушали нас, про наш праздник. А потом я наблюдала рождение настоящего чуда. Такого, когда становится легче дышать. И в самом воздухе появляется что-то особенное.

На длинные отрезки шпагата мы наклеивали вырезанные флажки. Краска была в избытке только красная. Вот ею половина флажков и раскрашивалась. Получались бело-красные гирлянды. Ими украшали ёлки и натягивали под потолком. А ещё пошли в ход консервные банки. Сначала вырезали дно и крышку, а боковину делили на прямоугольники. Края подгибали и отбивали, чтобы они были не острыми. А на обеих сторонах черной краской писали иероглиф. Красота, любовь, счастье, мир, семья, здоровье… У каждого было своё значение.

И было забавно наблюдать, как накануне праздника мужчины, прошедшие войну, старательно выводили знаки и при помощи гвоздя делали отверстие для верёвки. Зато ёлки сверкали.

В самом большом бараке были поставлены столы. Сегодня был дополнительный ужин. Прямо на столы были поставлены кухонные большие кастрюли с редким здесь блюдом, картофельным пюре с говяжьей тушёнкой. Настоящий чай, пироги, поломанный на дольки шоколад и кубики рафинада.

А потом нас пригласили на улицу. Я оглянулась, но Норайо найти не смогла. Оказалось, что пленные откликнулись на предложение руководства со всей душой. И с помощью охраны смастерили странный новогодний костюм на целую толпу людей. Это был дракон. Больше правда было похоже на гусеницу-многоножку. Но когда это странное существо дёргало головой, подкидывало хвост, и быстро извивалось на пятачке, ограниченном со всех сторон бараками, то уже не замечалось, что его тело состоит из старых одеял и нашитых на них ленточек из списанных простыней. Да ещё и барабаны из ленинского уголка оглушали дробью.

Со смехом и свистом начали меняться те, кто был внутри этого дракона. Уже совершенно стирая деление на тех, кто был здесь на положении военнопленных, и кто охранял. И ото всюду неслись смех и выкрики поздравлений.

— С Новым годом! — подскочил ко мне Норайо.

— С ума сошёл! Не май месяц на дворе! — возмутилась я. — А что у тебя с лицом?

— Я был правым глазом дракона! И чтобы было незаметно, мы закрасили лицо. — Смеялся мужчина, не обращая внимание на холод.

— Это хоть отмоется? — принюхалась я.

— Это гуталин. — Провёл он пальцем по своему лицу и показал мне.

— Пойдём в барак, оденешься. — Уговаривала я.

Смотреть на мужчину стоящего на улице в конце декабря голым по пояс, было странно. В таком виде я видела Норайо не впервые. Он каждое утро подтягивался, отжимался, приседал и бегал. По моему ходатайству, начальник лагеря разрешил ему обегать по периметру весь лагерь. При условии, что он не будет приближаться к ограде, чтобы не нервировать караульных. Но сейчас я отводила взгляд и ëжилась, словно это моя кожа краснела от мороза.

Потом началось веселье кто во что горазд. Пела гармонь, кто-то отбивал чечётку, кто-то проходил в присядку. Я уже ни раз замечала, фляжки, переходящие по кругу.

Появись здесь и сейчас кто-то из руководства, не сносить нам всем головы. А уж сколько бы погон полетело! Но сейчас я только улыбнулась и решила, что пора уходить. Только у ёлки задержалась.

Норайо тоже решил покинуть праздник, о чём уже успел доложить отвечающему. Он сослался на усталость и необходимость отмыть лицо от застывающего на морозе гуталина.

— Антонина Тимофеевна, не в службу, закрой там сама замки, а? — попросил меня ответственный за тех, кто был на послаблении режима.

Их проверяли на ночь и закрывали на навесные замки с внешней стороны двери. Я согласилась, и стояла ждала, когда Норайо при помощи воды и мыла ототрëт кожу. А пока ждала, рассматривала снятую на память с ёлки прямоугольную пластину с неизвестным мне символом.

— Взяла на память что приглянулось? — тихо спросил незаметно подошедший Норайо.

— Не знаю. Просто понравился. Полвечера притягивал взгляд, — призналась я, поднимая глаза на слишком близко стоящего мужчину.

— Этот символ означает любовь, — прошептал он почти у самых моих губ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Весна сорок шестого начиналась очень медленно. Словно раздумывая, стоит ли? Среди военнопленных тоже царила тревожность. В лагере знали о том, что уже было несколько отправок военнопленных из разных лагерей обратно на родину.

— Не хмурься, — просила я Норайо, прижимаясь к его спине.

— У меня есть причины, — отвечал он. — Если моё имя попадёт в списки, мне есть, что здесь терять. Кого.

Я смущалась и терялась от этих слов, для меня они звучали признанием какого-то особенного своего значения в его жизни.

— Антонина Тимофеевна, — наш полковник старательно обращался ко всем нам по имени отчеству, а не по званиям. — До совещания ещё минут сорок. Надо дать ответ по запросу. И не опаздывайте, директива сверху пришла. Важно.

К нам часто приходили разные запросы. Помимо прочего отвечать на них было моей обязанностью. На некоторые приходилось искать ответы, а на некоторые, как на тот запрос, ответ давало вышестоящее руководство. Мне оставалось только переслать.

Генерал Номура Токиë, находясь на спецобъекте номер тридцать УНКВД в Читинской области, умудрился попасться на организации разветвлённой шпионской сетью. Используя послабление режима он попытался координировать заброску диверсантов. Но его деятельность вовремя выявили и пресекли. И бывший комендант Харбинского укрепрайона давал показания, в которых часто ссылался на своего адъютанта. Поэтому сейчас повторно проверяли списки военнопленных в поисках этого неуловимого гения разведки и организации диверсионной сети.

К счастью, у нас этого генеральского адъютанта не было. И копию личного дела с той информацией, что удалось о нём собрать, вместе с ответом моего начальника нужно было упаковать и отправить конвоируемой почтой. В это самое дело я заглянула исключительно из любопытства. Взгляд сам побежал по строчкам, словно прожектором в темноте вылавливая кубики, готовые вот-вот обрушиться на мою голову.

Шрам на лопатке от сведённой татуировки, которую нанесли в детстве, чтобы духи предков укрепили здоровье болезненного мальчика.

Шрам через висок, уходящий к затылку.

Ну кто будет слишком уделять особо пристальное внимание шрамам солдат только окончивших своё участие в боях? А получивших ранение и находящихся в госпитале? А когда таких солдат и офицеров не десяток, а сотни? Хорошо если нашлось время на пометку "множественные шрамы от полученных ранений".

Я сидела за столом, сцепив руки в замок и оперевшись в столешницу локтями. Норайо вернулся с обеда, как и многие другие он пользовался определённой свободой передвижения по лагерю.

— Скоро начнётся совещание, товарищ полковник просил напомнить тебе об этом, — снял ватник Норайо.

— Да я помню. Просто не выспалась. Ночь была беспокойной. — Улыбнулась я, начиная фразу на русском, а продолжив на немецком.

— Может мне тогда не беспокоить тебя? Хотя бы сегодня? — повернул ко мне лицо Норайо и замер.

Не ожидая от меня вреда, он расслабился. И ответил мне на немецком. Особенности свободным владением несколькими языками, как объяснил нам когда-то отец. Когда человек расслаблен и не старается скрыть знание языка, то мозг сам, почти без усилий переключается на необходимый ему навык.

— Да, тут указано, что ты владеешь не только китайским, но и немецким, и английским. А вот про знание русского ни слова. — Произнесла я. — Что же вы, полковник Иосикава, вечно на вторых ролях. То военный советник Маньчжоу-Го, то адъютант коменданта Харбина, теперь вот переводчик.

— У тебя совещание, на которое нельзя опаздывать, и которое без тебя не начнут, — непонятно для чего произнёс Норайо.

Он резко развернулся, удерживая голову. Что-то холодное больно царапнуло по шее и я почувствовала, как потекла по шее кровь.

— Генерал-лейтенант, генерал-лейтенант Акияма Иосикава. А полковник, капитан Кудо лишь маски. — Последнее, что я запомнила.

В себя пришла уже в госпитале.

— Лежите, вам нельзя напрягать горло. — Предупредила меня дежурившая медсестра.

Позднее я узнала, что из-за моего опоздания на то самое совещание, полковник отправил за мной. Поэтому меня быстро и обнаружили. Капитан Норайо Кудо сбежал, используя моё убийство, как отвлекающий фактор. Поймать его не смогли, спустя две недели, поиски прекратили. Моё руководство было уверенно, что только совпадение нескольких счастливых случайностей, привело к тому, что я отделалась тяжелейшим ранением. А попытка убийства, предпринятая Кудо, не увенчалась успехом.

Я осталась жертвой, а не любовницей, которую использовали для получения послаблений и возможности получать информацию. Из остальных потерь только бабушкино кольцо с бирюзой. Видно нитка оборвалась, и кольцо, которое мне было велико, незаметно для остальных соскользнуло с пальца. Но обиды я не испытывала. Мне спасали жизнь.

О том, кто на самом деле скрывался под маской капитана Норайо Кудо, я утаила. Сначала, сгорая от обиды и стыда за собственную дурость, в мыслях-то я уже представляла как приеду через пару лет домой и буду объяснять семье, что это за трофей такой и что саранчу по полю ему на ужин ловить не надо, я собиралась всё рассказать. Но потом, немного остыв, я начала размышлять.

Почему так? Я не раз, и не два наблюдала, как Норайо кидает ножи в цель. Да многие это знали. Наш начальник всегда удивлялся, как так удаётся кидать нож, что он пробивает мишень с такой силой. И тут возникал первый вопрос. Зачем нужно было подходить ко мне? Терять время, рисковать? Пробить горло или грудь он мог бы одним броском. Но он аккуратно, а ровный и узкий шрам на моей шее был лучшим свидетельством, что именно аккуратно, подходит, фиксирует голову и делает надрез.

Почему он словно напомнил, что меня очень быстро найдут и поднимут тревогу? И почему я почти моментально потеряла сознание?

Или это какая-то извечная бабская надежда никак не хотела сдаваться? Поэтому для себя я закрыла эту тему раз и навсегда. Вернувшись в лагерь после госпиталя, я перетрясла всех, с кем хоть как-то общался капитан Кудо. Называть его по имени я себе запретила. Даром усилия не прошли. В лагере пошли чистки. С спецобъекта сорок пять многие попали в списки на перевоз в Токио на международный трибунал.

В результате, на память о знакомстве с капитаном Кудо, мне остались погоны, звание, шрам на шее и табличка с новогодней ёлки с символом "любовь".

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Время кружилось осенними листопадами, уносилось с зимними вихрями и бежало, обгоняя весенние ручьи. Иногда я словно поднимала голову и не сразу могла понять, что происходит вокруг. Весна сейчас, лето или уже осень? Я загнала себя в работу, и людей на фото анфас и профиль видела чаще, чем живых. Даже приказы на командировки воспринимались буднично, и по факту ничего не меняли. Так мимо меня проскользнули почти десять лет. Как-то в стороне осталось поступление нашей младшей в Саратовский педагогический институт, и его успешное окончание. И внезапная свадьба с последующим отъездом вместе с мужем на Дальний Восток к месту его службы. Как и такой же внезапный отъезд на Кубань.

— Да уж, шикарная иллюстрация фразы "на одно поле по нужде не сяду". — Хмыкнула я, стоя возле карты и мысленно проводя линию от Дальнего Востока, где остался брошенный муж, до Кубани, куда сбежала наша младшая.

Как окажется позднее, сбежала она чуть ли не за пару месяцев до родов. Так что первый племянник родился у меня среди кубанских казаков.

А потом была ничем не отличающаяся от многих других командировка на Маломорский рыбный завод. Иркутск, куда я прибыла из Хабаровска, мало сем отличался от того, каким я его запомнила летом сорок пятого. Отличалась я, и изменения эти были не в лучшую сторону. Тогда, в сорок пятом, я была лишь каплей, но среди огромных волн, стремящихся к одной цели. Каждый мой день был наполнен достижением этой цели. Мира и покоя. Артиллерия давно умолкла, и гул турбин самолётов гражданской авиации уверенно вытеснил из памяти глухой рокот бомбардировщиков.

А я всё никак не могла окончить эту войну. Уже всё меньше становилось военнопленных в лагерях. Но бараки не пустовали. Среди тех, ради жизни которых гибли лучшие, было достаточно гнили. И мы, так и не снявшие военных шинелей и погон, отделяли эту накипь от нормальных людей. Именно поэтому назрела реформа и наше ведомство разделилось на два. Внешняя безопасность и внутренний порядок. И те, кто стоял в управлении лагерей должны были либо уйти в отставку, как военные офицеры, либо перейти под руку министерства внутренних дел.

И хотя многие верещали на всех углах и с высоких трибун, что наконец-то, мы перешли от карательно-репрессивной системы, амнистию апреля пятьдесят третьего мы восприняли как катастрофу. И те, кто хотел отгородиться от предыдущих руководителей, во многом трусливо очернив их дела, быстро поняли, что без крайне жёстких мер, они не удержат ситуацию и страна захлебнëтся в бандитском терроре.

Лагерь на Ольхоне, куда лежал мой путь в начале пятьдесят третьего, официально начали расформировывать ещё в пятьдесят втором. Я собственно и должна была проконтролировать перевод оставшихся узников. Здесь содержались не только те, кто попал за решётку за мелкое хулиганство и кражи, но и те, кто был отправлен сюда из немецких лагерей для военнопленных. Те, кто сдались в плен.

И были те, кто сюда попал из Прибалтики и Польши. В своё время, сами заключённые и строили и бараки, и забор. Да и охрана здесь была из красноармейцев. В Хужир, где мне предлагали разместиться изначально, я не поехала. И похоже сильно напугала местных.

— Не надо бледнеть и падать в обморок. Я под каждой вашей бумажкой свою подпись ставить буду, поэтому хочу видеть реальное положение дел, а не ваши пузыри и шарики. — Без всяких эмоций поставила точку я в уговорах и переглядываниях за моей спиной.

На попытки жаловаться на суровые условия жизни и труда, я отвечала резко и бескомпромиссно. Что всей стране нелегко, что тысячи людей, просто потому, что их дома разбомбили, тоже сами строили времянки бараки, или ещё лучше, в землянках жили. А за ними никакой вины не было.

— Мой дом разбомбили, когда пришёл Советский Союз. — С акцентом произнесла невысокая женщина с заметно огрубевшими руками и постоянно кашляющая.

— Да? Это где ж такая несправедливость случилась? — уточнила у неё я.

— В Польше, — не отвела взгляда она. — А потом, объявили нашу страну обязанной подчиняться законам Советского Союза.

— А немцы не бомбили. — Развернулась и сделала несколько шагов к ней я, так, чтобы стоять вплотную и смотреть прямо в глаза. — Немцы строили. Много чего. Концлагеря, правда… Но какая мелочь, правда? Ты была в Освенциме? Я была. Мы его освобождали. Рассказать? Чем ты занималась во время войны?

— Я музыкант, играю на фортепиано. — Произнесла она, стараясь не отвести взгляд.

— Человек искусства. Исполняла, наверное, концерты для фортепиано с оркестром для господ из вермахта. Не для советских солдат. Потому что советские войска разбомбили твой дом. — Ломала взглядом я её волю. — А хочешь, я тебе скажу, что чувствовала я, обходя Освенцим в поисках тех, кто сам не мог выйти? Я надеялась, что нарвусь на кого-то из тех, кто не успел сбежать и ждал момента, чтобы напасть, прорываясь на свободу. И я ненавидела. Люто ненавидела. И не только солдат и офицеров Рейха. Но и обычных мирных жителей ближайших окрестностей. Которые тихо и мирно жили, лишь изредка морщась, когда ветер доносил до них вонь от сотен сжигаемых трупов. А иногда и живых. Эти мирные и обычные люди, среди которых наверняка были и подобные тебе люди искусства, просто приспособились. И даже нашли нечто правильное в политике Гитлера. А многие пошли прислуживать. Поэтому я искренне возмущена до сих пор тем, что советское командование приняло решение рисковать нашими солдатами и офицерами, разминируя и Польшу, и Прибалтику… Ведь ваши немецкие хозяева не поскупились, иногда чуть ли не целый склад отдавали, лишь бы увеличить площадь взрыва и соответственно поражения. Вот и надо было отводить войска на безопасную территорию и взрывать всё к чëртовой матери. Ведь в рейхе почему-то не переживали за ваши жизни, так почему советские солдаты должны были их спасать? Ответишь?

Толпа рядом с этой пианисткой поредела. Нарываться на последствия этого разговора никто не хотел. Тем более столкнувшись со столь явной агрессией с моей стороны.

Но и для меня этот разговор не прошёл бесследно. До конца дня что-то внутри мешало. Что-то лишнее, словно давно омертвевшее…

Вечером я вышла на берег, буквально в нескольких метрах за моей спиной стоял забор лагеря и дом, из окон которого лилась музыка. Что-то тревожное и гнетущее, как неровное сердцебиение. Ветер налетал стеной. Озеро было неспокойно, взбесившиеся волны иной раз и вовсе скрывали причал. Но нечто необъяснимое царило кругом, заставляя сердце и дыхание подстраиваться под свой, не признающий никаких границ, ритм.

И как будто этот ветер крушил что-то внутри. Стены, в которые я сама себя загнала, страх, который я сама запихнула как можно глубже и не давала ему выхода все эти годы. И бесконечные сомнения… Имела ли я право, должна ли была… Всё смывалось бушующими волнами Байкала, чьи воды говорят настолько чисты, что растворяют любую грязь. И настолько древние, что всё остальное рядом с ними мелочь.

— Иди к костру, начальница. — Услышала я.

Одна из тех, кто оставался на заводе и уезжать не собирался, а наоборот, обживался здесь, баба Катя сидела чуть в стороне, прячась за почти наполовину врытом в песок деревянным щитом.

— Не ветрено для костра-то? — подошла я и села на торчащую корягу.

— Самое оно, — протянула она мне пиалу с горячим чаем. — Это с нашими местными травами. Чувствуешь, какой аромат? Больше нигде такого нет. А ветер, это Сарма. Как каждая женщина побушует и утихнет. Бригадным только в радость, в такую погоду лова нет, и рыбу не везут на разборку.

— Вкусно, — сделала я пару глотков. — Что за музыка?

— Как его… Рахманинов. Она часто его играет, рассказывала, что он написал это перед революцией. Один из начальников пытался здесь что-то вроде уголка отдыха организовать. Еще до войны. Вот от него пианино и осталось. Ну, вон, пригодилось. — Махнула рукой баба Катя. — А не такая ты и бешеная. А то ужо говорят, что всех обещала к стенке поставить.

— Нет, не обещала я такого. — Против воли, сама собой растянула губы улыбка.

И наверное только тогда я поняла, что уже очень давно не улыбалась.

С того вечера я влюбилась в эти места, хотя они и не были мне родными. Сюда я рвалась при первой возможности, останавливаясь всегда у бабы Кати. Сюда вызвала сестёр, заставив приехать. И похоже, каждой из нас было что оставить в водах Байкала. Сюда же уже в пятьдесят седьмом я вытащила мужа сестры, нашего соседа Генку, пошедшего следом за всеми мужчинами своей семьи на военную службу.

Уезжал он отсюда уже с женой. И как оказалось позднее с младшим моим племянником, которого Дина потом так и звала, байкальский сувенир.

Здесь же однажды я и швырнула как можно дальше на глубину металлическую самодельную новогоднюю игрушку. Словно сбрасывая последние цепи. Как случилось, так и случилось. По иному уже не будет.

— Может баню затопить? У Анны Тимофеевны она хорошая и ухоженная. Сам как на праздник просился, — предложил Олег, заметив, что Константин пытается кулаками что-то продавить в пояснице.

— Да было бы неплохо. Надо пойти, заняться. — Согласился племянник.

— Идите-идите. Я потом разотру. — Бросила взгляд в сторону отца Алька.

— Точно? — приподнял бровь он.

— Если говорю, то точно, — ответила она ему совершенно таким же жестом.

Травму позвоночника Костя получил на лесоповале, куда попал в семьдесят шестом. Следом за старшим братом он пошёл в академическую греблю и добился уже значимых успехов. Оба высокие, широкоплечие, рослые. Впрочем, и сам Генка был за метр девяносто, и братья его. Динка, когда отнекивалась от бабушкиных шуток насчёт Генкиного жениховства, всегда говорила, что сосед вымахал с оглоблю и чтобы с ним разговаривать всё время голову нужно задирать. Да и наш отец был высоким. Так что племянникам не в кого было быть низкорослыми. А регулярные и тяжёлые тренировки с самого раннего возраста ещё и сил добавили не по возрасту. О таких, как Игорь и Костя, выступавших за сборную союза, у нас в Лопатино говорили, что быка ударом зашибëт.

На одной из дискотек, какой-то полупьяный идиот полез к бывшей однокласснице младшего племянника, уверенно толкая её за клуб. Костя мимо не прошёл. Но идиот успокаиваться не хотел, перешёл на угрозы и оскорбления. И племянничек его угомонил. Одним ударом в переносицу. Приехавшая через полчаса скорая констатировала смерть и вызвали милицию.

Пьяный идиот оказался едва вышедшим на свободу постоянным обитателем всевозможных ИК, начиная с малолетки. Здоровья там давно не было, а обильные возлияния были.

— Не лезьте, — предупредили меня. — Парень с отличной характеристикой, скорую сам вызвал, не скрывался, свидетельские показания и личность пострадавшего в его пользу. Дадут по низшей планке. А там уже по своим каналам вывезешь на удо или амнистию. А полезете, парень пойдёт под показательную порку, мол и дети, племянники высокопоставленных лиц у нас равны перед законом.

На суде однако появилась беременная сожительница погибшего с показаниями, что она пришла за мужем, а девушка её толкнула и оскорбила, поэтому к ней начались вопросы. И друзья, которые свидетельствовали, что ещё в начале вечера Костя и погибший перекинулись грубостями и оскорблениями. После долгих прений сторон, где прокурор действительно требовал мизер от возможного, племянник получил приговор в семь лет.

А вот дальше начались приключения. По этапу он отправился в зону в Красноярск. И когда он был в карантине, начальство зоны решило, что молодой и тихий мальчик из обеспеченной семьи наверняка будет рад сотрудничать с руководством зоны. Мальчик не согласился. Тогда были применены более серьёзные методы давления. До такой степени, что понадобилась больница.

Я приехала в зону только через четыре дня.

На начальника было страшно смотреть.

— Племянник у меня парень упёртый, это у него наследственное и не лечится. Жалобу он вряд ли согласится подписать. Но мы ведь с тобой знаем, что за инфекция такая с ним приключилась. — Предупредила мужика я.

Но знала не только я. О том, что пацанёнок из вновь прибывших не сломался и не скурвился, неведомым образом к моменту заселения из карантина в жилой блок, знали все. Племянник не бунтовал, на лесоповал ходил без вопросов и свою работу выполнял. Положенную часть отдавал в общак, носам никогда ничего из этого общака не брал. Хмурый и молчаливый он быстро заслужил определённую репутацию. И занял позицию своеобразного третейского судьи.

От удо он наотрез отказался. Но незадолго до освобождения произошло событие, которое и сделало его тем, кого Лесоруб знал, как Князя.

Подготовленные стволы деревьев, без верхушки и веток, собирали на специальные прицепы, а потом перетягивали тросами. Один из таких лопнул, и здоровенные стволы покатились вниз, на людей, что были внизу. Костя заметивший это, сорвался с места и подбежав, схватил одно из брёвен, удерживая над людьми. Соответсвенно, остальные брёвна попадали, но уже отскакивая от удерживаемого племянником бревна, как от трамплина.

Вот только самостоятельно он уже не смог не отпустить это бревно, ни согнуться. И конечно, вновь оказался в больнице, где провёл полгода.

За это время я смогла, при активнейшей поддержке руководства зоны, вывести племянника под амнистирование. К моменту выхода из больницы он оказался уже два года вольнонаёмным сотрудником. А чего стоило Генке, чтобы в нужных местах "не заметили" сведений о судимости и почти сразу после выписки и медкомиссии сына отправили в Новосибирск в часть его старого друга ещё по Саратовскому военному училищу, мне и представить сложно.

Но у меня перед самым его отъездом состоялся очень не простой разговор с племянником.

— Не надо было этого делать, — буркнул он вместо приветствия.

— Тебе может и не надо. А о родителях ты подумал? О брате? Да и сам женишься, дети пойдут. Им такая строчка в твоей биографии сколько аукаться будет? — не стала сюсюкаться и юлить я. — Или ты у нас теперь коронованный ферзь? Семья не по понятиям?

— Нет, тёть Тось, ты сама знаешь, что нет. Я не собираюсь связывать свою жизнь с теневой стороной общества. — Прищурившись смотрел на меня племянник.

— Это же надо было так назвать криминал, теневая сторона общества! — усмехнулась я. — Где хоть слов таких понабрался!

— Читал много, — хмыкнул Костя. — У меня мать учитель русского языка и литературы.

И поначалу, я очень внимательно наблюдала за его жизнью, ища признаки прошлых связей. Но видно племянник был верен своему намерению не оборачиваться на эту часть своей биографии. И только когда в разгар перестройки племянник затеял строительство дома, который путали с детским садом, стоящим рядом, я поняла, что нет, все связи он не порвал.

Окончательно я в этом убедилась, когда в девяносто пятом он резко уволился с завода, где работал эксковаторщиком, и открыл первую автозаправку. Да и вот такие знакомые, как Лесоруб, нет-нет да мелькали в его окружении. Прошлым он особо не гордился, но и не скрывал. И даже в соседнем посёлке, где он поселился после возвращения с зоны и армии, для многих было удивительным открытием, что у тихого, уравновешенного и вежливого Константина за плечами судимость по серьёзной статье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну и вот такие боли в спине напоминали об этом. А Алька ещё в четырнадцать лет пошла на полугодовые курсы массажа при медучилище. Как бы она не фыркала, но это была семья. А теперь ещё и Курико её натаскала, обучив своим умениям.

В семьдесят пятом году мне передали дело о закрытии одного из объектов. Тюрьма, а потом и вовсе карцер для содержания инфекционных заключённых. По факту, большая часть зданий была уже признана аварийной. Система охраны вообще не могла считаться таковой, а что заключённых, что охранников осталось с десяток всех вместе. Да и те скорее дружно сторожили то, что ещё осталось, от диких зверей случайно зашедших на территорию объекта.

Когда я приехала, меня встретил УАЗик-буханка. Настолько старый, что пока мы доехали, я замирала на каждой кочке, боясь, что вот сейчас он развалится. От пункта встречи, куда два раза в день ходил автобус из ближайшего городка покрупнее, мы ехали часа четыре. То есть впечатлений от поездки по просёлочной лесной дороге мне хватило за глаза. А когда мы вышли и я смогла осмотреться по сторонам…

— Это что, храм? — не поняла я.

— Один из. То, что вы видите, это парадные врата монастырского кремля. Сам монастырь построен на месте деревянной часовни. Она сгорела с большой частью острога. И был выстроен каменный храм. Сейчас это старейшее здание всего комплекса. Судя по датировкам, он лет на двести старше Спасской церкви в Иркутске! То есть является одним из первых каменных храмов в Сибири. — С удивительным интересом и живостью начал рассказывать мне старичок-водитель. — Со временем значение острога начало снижаться. Ведь в первую очередь это был важный пункт обороны, а поддерживающей торговой функции не было. Торговые пути лежали далеко отсюда. А вот каменное здание храма привлекало многих послушников и монахов, ищущих уединения и духовного подвига. Постепенно храм начинает расширяться. Выстраиваются три малых храма. Камень везут из каменоломен, расположенных в сорока километрах отсюда. Каменоломни, как таковые, возникли из-за необходимости добывать камень для строительства главного, центрального, храма. Знаете, как интересно строили? Осень, зиму и начало весны камень добывали, тесали и на подводах и санях везли к храму. А за короткое лето поднимали кладку. Позднее были выстроены четыре общих жилых крыла, и пятое здание, замыкавшее своеобразное кольцо, это большая трапезная на первом этаже и палаты настоятеля. Примечательно, что большая часть этих палат была открыта для посещения братией, так как там располагалась библиотека. И!!! Художественная мастерская! Иконы и фрески, частично сохранившиеся, и вы сможете их увидеть, были созданы именно здесь и руками местных мастеров. Три церковных престола были освещены в честь главных событий в жизни Девы Марии. Введение во храм, это вон та церковь со снесённым куполом. Вон та, напротив с ржавым шатром, это церковь Благовещения. Наиболее сохранившаяся это Рождества Христова. А центральный храм изначально был в честь Покрова Богородицы. Таким образом весь ансамбль отражает путь женщины, её силу и предназначение, и великую значимость материнской защиты, покрова. Да, монастырь был как вы понимаете мужским.

— Мужской монастырь, а все церкви в честь женщины? — усмехнулась я.

— Помилуйте, барышня! — всплеснул руками мой добровольный экскурсовод. — Понимание ценности женщины это врождённый мужской рефлекс! Поклонение этому удивительному созданию у нас, мужчин, в крови!

— Да неужели? — улыбнулась я.

— Конечно! Это верный признак для определения мужчины. Относится с уважением и заботой, не путать с угождением и баловством, мужчина. Остальное шлак, выбраковка породы! — уверенно заявил старичок. — Ну, продолжим. Местным камнем выложили внутреннюю площадь и дороги к хозяйственным постройкам. И только потом, лет сто пятьдесят спустя, возможно даже чуть позднее, началось строительство монастырского кремля. Мы с вами у парадных ворот, а вот с той стороны, речные ворота. Сам комплекс стоит на высоком каменистом холме, но с этой стороны это не заметно. А вот от реки она здесь небольшая, видно, насколько выше общей местности стоит монастырь. Во времена Екатерины Второй и её сына, Павла, в монастыре снова начинаются работы. Дикий спуск к реке превращают в регулярный каскадный парк. И на месте небольшого внутреннего выпаса для скота, даже появляется фруктовый сад. Из всех деревьев здесь прижилась только яблоня, да и то не все сорта. Но в монастыря была своя винокурня, где готовился очень высоко ценимый местными яблочный сидр из красных яблок и антоновки. В шестидесятых его пытались возродить. Сад в смысле. Но думаю и от производства сидра не отказались бы.

— А ворота? — обернулась я.

— А чего их туда-сюда вихлять? С утра открываем, вечером закрываем. — Удивился мой экскурсовод.

— Ну, да. Но это всё числится как зона. Больше скажу, особого назначения. А у вас центральные ворота весь день настежь. — Остановилась я.

— Барышня, ворота закрывают, чтоб значит никто не сбëг. А у нас из всех бегунов, только Михалыч. Он у нас самый молодой, шестьдесят три недавно отмечали. Но он здесь зам начальника по режиму. Куда ж ему бежать? Начальник, Павел Петрович, умер полтора года назад и нового всё не шлют. — Поделился темой нехватки кадров старичок.

— А вы? — спросила я.

— Нестор Кузьмич, прибыл по этапу в феврале двадцать четвёртого, после замены смертного приговора на пожизненное заключение в лагере. — Представился он.

— Простите, а по какой статье приговор? — пыталась я быстро прикинуть возраст водителя-экскурсовода.

— Так нет никакой статьи. Я из эсеров. Политический заключённый. — Прозвучало в ответ.

— Так уже столько амнистий… — начала я.

— Ээ, нет, барышня! Вот уеду я и кто сохранит память об этом месте? Оно же скоро исчезнет! А так вот, всем рассказываю! Вы уедете, а про наш монастырь будете помнить. — Не стал слушать Нестор Кузьмич.

Забыть об этом монастыре я действительно не смогла. Первым делом по возвращению позвонила Дине с пересказом того, что рассказал старый эсер. Хотя для этого и пришлось задержаться на телеграфе и несколько раз продлевать разговор.

— Попробую поговорить со знакомой. Она в историческом музее работает, может подскажет что и как. И возможно ли вообще что-то сделать. — Не стала отказываться Дина.

Посчитав, что необходимое я сделала, до следующей встречи на Байкале я решила сестру не беспокоить по этому поводу. Тем более, что вскоре мне поступил странный вызов. Некая Курико Такинава, прибыв из Маньчжурии, разыскивала свою дальнюю родственницу, то ли она была роднёй мужа родственницы, то ли наоборот, искала родню мужа, было запутанно и непонятно. Но искала она Сдобнову Антонину Тимофеевну.

— Да я вроде никогда замужем не была. Да и братьев вроде нет, — удивилась я. — Посмотрим, что там за родня такая нарисовалась.

Встреча с "родственницей" происходила на досмотровом пункте на границе с Маньчжурией. Я пересекать государственную границу Советского Союза не могла. Должность и погоны не позволяли. На встречу я явилась по форме и с удостоверением. К счастью, начальника погранпоста я знала лично. За тридцать лет службы с кем только не пересекалась. А тут и вовсе ещё из волны фронтовиков. Уже не молодой мальчик лейтенант, каким был в сорок пятом, многие из тех, кто знал как отстаивались наши границы уже уходили на пенсию или начинали готовить себе замену.

Но встретили меня с улыбкой и объятиями. И неизменным чаем со сладкими сухарями с изюмом и сахарной посыпкой. Почему-то именно такой комплект был в большинстве наших кабинетских тумбочек.

Небольшая комната, мало чем отличающаяся от допросной в любом отделении. Стандартные полтора метра от пола выкрашенные зелёной краской и под побелкой со следами протëков всё, что выше.

Широкий лакированный стол, напоминающий школьную парту, стул и скамья у стены с другой стороны стола.

Зашедшая в сопровождении двух пограничников имела ярко выраженные азиатские черты, но поздоровалась на русском чисто, почти без акцента. Прямая юбка до середины икры, строгий глухой пиджак под горло и полностью прикрывающий бёдра. Серый цвет. Забавно. Серый цвет чисто психологически смазывает картину нашего восприятия. Наш мозг знает опасность уныния и упадка сил, а потому взгляд соскальзывает с обычного серого цвета. А такой крой одежды полностью скрывает фигуру. Но самое интересное, что юбка такой длины режет рост. И спроси любого из тех, кто видел сегодня эту женщину, все скажут, что невысокого роста и расплывчато ответят о фигуре.

Она не улыбалась, держалась обычно. Не дружелюбно, и не высокомерно. А просто… Никак.

После приветствия она сложила руки спереди на животе, прикрывая одну ладонь второй. Яркая искра бросилась в глаза. Женский перстень-печатка с бирюзой. И хотя это не было какой-то уникальной вещью, но я узнала это кольцо сразу.

— Ну, здравствуй, дорогая! — заулыбалась я, просчитывая кем её представить. — Очень похожа на фотографию! Очень! А мы уже и не думали, что кто-то остался, в войну искать было некогда. Да и стольких тогда потеряли.

— Узнали, Антонина Тимофеевна? — спросил очень доброжелательный товарищ в скромном звании капитана. — Родня?

— Да как сказать, товарищ капитан. Дядя мой, брат моей матери, после бунта на "Потёмкине" в этих местах каторгу отбывал. Ну и вроде как… Перед войной мы ещё на старый адрес получали пару писем с фотографиями. Имя помню. А почему Такинава? — обратилась я уже к гостье.

— Потому что "вроде как", а не как положено. — Прозрачно намекнула гостья, заодно дав мне понять, что она совсем не дура.

— Ну, это несущественно, — понимающе улыбался капитан. — А что ж так долго тянули с розыском родни, раз и имя, и отчество, и фамилию знаете?

— Письма перестали приходить, после войны и вовсе без ответа были. Да и не хотелось навязываться, быть обузой. Всё оставляла на крайний случай. — Да, Курико действительно дурой не была.

А ещё видно кое-кто ей весьма подробно передал наши разговоры и мои рассказы о себе и семье.

— В сороковом мы переехали в Лопатино, года не прожили, война начилась. А старый дом, ещё маминых родителей, где жил дядька, сгорел. Алкоголь. — Поморщившись ответила я, словно не желая особенно вдаваться в нелицеприятные подробности биографии родственников.

Даже если будут проверять, все подтвердится. К счастью, я на личном опыте знала, и многократно убеждалась в том, насколько тяжело, порой просто невозможно проверить что-то произошедшее до войны. Отечественная война просто бороной расчертила всё на до и после. И не только жизни людей.

— А документов никаких нет? — прекрасно это понимал и товарищ капитан.

— Да какие документы! — махнула рукой я, мол, прекрасно его понимаю. — Если только бабушкино фото предоставить. Она как раз это кольцо очень долго носила.

— Ну хоть что-то, — кивнул в ответ капитан.

Потом были долгие "разговоры" о тяжелой жизни в империалистической и капиталистической Японии, о сложности пути в Советский Союз и страхе за своё будущее, если ничего не выйдет, а уже все будут знать, что у неё в Союзе родственники.

Уже поздним вечером капитан подошёл ко мне на улице.

— Не будете против, если я закурю? — спросил он.

— Нет, конечно. — Улыбнулась я. — Я хоть сама не курю, но кажется столько времени этим дымом дышу, что пора в заядлые курильщики записывать.

— Антонина Тимофеевна, вы же понимаете, что родня эта… Геморрой одним словом. — Прямо сказал капитан. — Что не будь ей там тяжело, она бы и не вспомнила о вас. Одно нытьё. Работа тяжёлая, да по десять часов, жильё маленькое, плитка электрическая стоит на тумбочке рядом с койкой. И ни помощи, ни поддержки, и очень тяжело. Перспектив видите ли никаких. А на вопрос, чем планирует заниматься у нас, замечательный ответ. Не знаю. Прилетела стрекоза.

— Так вот и хорошо. У нас и рабочий день короче, и отпуск есть, и жильё за работу дают, и даже за вредность платят. И работы столько, что на любую группу здоровья найдётся. Я ведь тоже всей воздушности не понимаю, я больше к муравьям. А нет, так и слуг у нас нет. — Ответила я.

— А статья за тунеядство есть, — засмеялся капитан. — Ну, смотрите. Под вашу ответственность.

Ещё с месяц мы разговаривали о несуществующих родственных связях. Начали ещё в приграничном городке, в небольшом домике, который нам рекомендовали, чтобы остановиться.

И только потом, гуляя вдоль реки в один из вечеров, я задала вопрос давно рвущийся с языка.

— Как он? — спросила я глядя на речную гладь.

— Кто его знает. Участвовал в попытке военного переворота с целью сбросить патронат американской администрации. Еле выжил. Последняя весть от него была десять лет назад. — Тихо ответила она. — Я должна вернуть тебе это. Его носил он, говорил, что это наследственная вещь в твоей семье. На моей руке он оказался только для того, чтобы быть узнанной. Он говорил, что рассказывал обо мне.

Она достала из кожаного мешочка с какой-то то ли пылью, то ли золой, что носила на верёвке на шее, моё кольцо.

— Надо же, впору. А было когда-то сильно велико. — Усмехнулась я, разглядывая кольцо на своём безымянном пальце. — Ты из-за него бежала из страны? Почему ко мне?

— Нет. Меня ищут, считая, что я могла оказывать влияние на высокопоставленных чиновников и знать их секреты. — Посмотрела она прямо мне в глаза. — В моей комнате кто-то был в моё отсутствие. И за мной следили в последние несколько дней. Я еле унесла хвост. Немного помогли сами преследователи. В моей комнате неожиданно случился пожар, когда я должна была в ней спать.

— А ты в ней не спала? — уточнила я.

— Конечно. Кто спит там, куда пробрался чужак? Наше общежитие это бывший мукомольный завод. Там очень большие воздуховоды. И забравшись в люк можно отползти на несколько этажей. А в сутолоке и панике легко потеряться. — Рассказала Курико. — И выбора не было. Труда и скромности быта я не боюсь. Но петлять как заяц по всей стране, постоянно меняя маски… Я долго не смогу, я не он. Другого пути, как просить защиты у женщины своего брата, я не видела.

— Да с чего ты решила, что я вообще узнаю кто ты такая? — провела я по шраму на шее.

— Он говорил о тебе не просто как о жене. Он говорил с восхищением. А значит, я думаю ты знаешь, что он мог бы тебя просто убить. Или даже просто сбежать. Убили бы тебя свои. За связь с ним. — Озвучила она мои давние выводы. — И знаешь, если связь такова, что мужчина помнит о ней всю жизнь, и бережёт, как нечто ценное… То женщина тем более не забудет. У тебя нет мужчины. А ты красива.

— С моей должностью даже макака имела бы на свою руку пару кандидатов. Внешность здесь не главное. — Фыркнула я.

— Так чем же тебя кандидаты не устроили? — еле заметно улыбнулась Курико.

— Разрез глаз не тот, — скривилась я.

Сёстрам я появление Курико не объяснила, представила на русский манер Кирой. Аня и Дина были достаточно мудры, чтобы не удивляться и не задавать лишних вопросов. Тем более, что сначала закипела работа над монастырём. Я старалась добиться признания в полуразрушенном комплексе важного свидетельства прошлого. Статус памятника истории давался очень сложно.

— Антонина Тимофеевна, вы не понимаете! Дадим статус, признаем памятником и надо реставрировать! Вы представляете себе затраты? И на что? Кому он нужен посреди тайги? — не выдержал однажды один из высокопоставленных чиновников министерства.

— То есть, дело в финансировании? — уточнила я.

На тот момент казалось, что я упёрлась в стену. Тем более как раз случилась та судьбоносная драка племянника. Но ответ и помощь пришла откуда не ждала. На работы в монастырь предложил отправлять заключённых начальник одной из близлежащих колоний. А у Нестора Кузьмича появился приятель. Отец одного из участников казанской "тяп-ляп". Тот должен был отбывать тринадцать лет, а отец уже был в возрасте, и боялся сына не дождаться. Поэтому и переехал поближе к колонии. А так как был он не просто строителем, а реставратором, участвовавшим даже в восстановлении Екатерининского дворца в Царском селе, то это был просто подарок судьбы!

Но главное, появились деньги. Сначала совсем немного. А потом и всё ощутимее. С конца восьмидесятых и вовсе картина, когда появлялись крупные ребята в спортивных костюмах и задерживались на несколько дней, а то и на пару недель. При этом не только работая, но и помогая деньгами.

— Нестор Кузьмич, ОБХСС придёт. — Предупреждала я.

— Пусть приходят, мы и им работу найдём. Столько дел, столько дел. — Осматривал оживающие развалины словно помолодевший эсер.

Были здесь и другие ребята. Те, что не могли найти покоя после Афганистана. Их я понимала, и они это чувствовали.

А потом случилась новая беда. В восемьдесят третьем у младшего племянника родилась дочь. Дина, которая год пыталась принять выбор сына, сначала очень скептически отнеслась к новости о беременности снохи.

— Дина Тимофеевна, а вы кого хотите, чтобы вам родили? Внука или внучку? — спросила её в недобрую минуту соседка по части, работавшая акушеркой.

— Да пусть хоть урода родит, меня это не касается, — в сердцах произнесла сестра, о чём потом никак не могла забыть.

Девочка родилась точной копией Дины. Но с врождённым пороком сердца. Незрелые кожные покровы и ещё целый перечень того, что было не так. Врачи в роддоме уговорили, что даже оформлять рождение не стоит. Мол девочка не жилец, с таким сердцем ей даже плакать нельзя. Не успеют оформить документы о рождении, как придётся хоронить. Едва узнав об этом, сестра с мужем использовали все связи, чтобы аннулировать отказ, и забрали девочку себе. Так у нас появилась общая внучка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Однажды, в жизни каждого настаёт такой момент, когда подходишь к зеркалу, и неожиданно понимаешь, что жизнь уже почти прошла. И начинаешь оглядываться, пытаешься сообразить, а на что ты истратила… Годы.

Для меня таким годом стал восемьдесят пятый. Десять лет ушли выкупом у времени за монастырь. Я так увязла во всём этом, что даже торжественные проводы на пенсию почти и не заметила. Выныривала на поверхность ради встреч с сёстрами, да поездок к Дине.

Наша мать, уже в весьма почтенном возрасте, переехала к сестре.

— Это ж разве дело? Девка в казарме растёт! С мужских рук с младенчества не слезает, — вздыхала она, заплетая непослушные детские кудри в сложные косы и заново начиная рассказывать, уже правнучке, о травах, о помощи которую они могут оказать, как той помощи просить, какую траву где и когда собирать.

— По-моему, Алька это всё слушает как сказку, — кивала я на мать с лисëнком.

— Она хитрая, всё запоминает! Мы уже при ней за языком следим, — смеялась словно помолодевшая с появлением внучки сестра.

Мамы не стало в восемьдесят шестом, и сложнее всего было не принять её уход, всё-таки возраст у неё был уже более чем почтенный, а объяснить трёхлетней малышке, что её ба больше не придёт. Дина рассказывала, что лисёнок ещё очень долго по утрам хватала гребень, расчёсок наша мама не признавала, и бежала в комнату, отданную сестрой маме. И стояла, прижавшись к косяку. Таких кос, как плела наша мама, никто из нас заплетать не умел.

Когда я вернулась после маминых сорока дней, меня ждало странное письмо. Меня приглашали на торжественное освящение Покровского монастыря. Основные работы были закончены ещё год назад. Некоторая оттепель руководства партии в отношении священнослужителей позволила закончить реставрацию именно как церковно-монастырского комплекса. Да и приходили на "служение" тихие и даже незаметные люди. Кто в рясах, а кто и в обычной одежде. Помогать по мере сил.

Навсегда запомнилась встреча в восемьдесят первом году. Я приехала в конце лета, в самый разгар работ. И пожилой, но крепкий мужчина, с совершенно седыми волосами, но удивительно живыми и даже по юношески любопытными тёмными глазами, бодро так перетаскивал в двух вëдрах песок для штукатурки во внутрь зданий.

Работая вместе, мы слово за слово начали разговаривать. И дошли до веры. Он спросил, почему я столько сил трачу на восстановление монастыря.

— Да не знаю я, зачем. Наверное, просто потому, что могу. — Честно ответила я.

Я и сама терялась в догадках, что такого в этих развалинах меня так зацепило.

— А на войне люди подвиги совершали, потому что могли. Кто-то танки останавливал, кто-то жизнь спасал, а кто-то свою фляжку с водой на всех делил. А глоток воды, он иногда обладает невероятной ценностью. — Улыбался работник. — Мир он ведь не у каждого просит, но всегда ровно столько, сколько человек может отдать. А вот захочет ли?

— Это очень странное место, — почему-то искренне призналась я. — Бывшая тюрьма, инфекционка… А здесь даже сейчас чисто и светло, голову поднимешь, и кажется небо рядом. Оно здесь даже в дождь не грозное, а как пуховый платок.

— Благословите, отче! — подошёл к нам Нестор Кузьмич.

Ходить он уже стал не так резво, при ходьбе опирался на палочку. Но умудрялся быть везде, и до всего-то ему было дело и интерес.

— Отче? — удивилась я.

— Патриарх Московский и всея Руси Пимен, — представился мой собеседник.

— Батюшка? А что же вы не в рясе? — хмыкнула в ответ.

— Да на тройке так сподручнее, — не заметил моего ехидства Пимен. — Прослышал вот, что дело здесь делается трудное, но богоугодное. Решил приобщиться.

— Ооо! Это не ко мне, — улыбнулась я, не сковывая скептического отношения. — Я в бога не верю.

— А во что ты тогда веришь? — присел рядом Пимен.

— В справедливость верю, в неотвратимость заслуженного наказания, в труд человеческий, в талант. В родную кровь верю, в единство, что может спасти в самый страшный час. — Прямо смотрела я в глаза мужчины. — А вот это ваше рай, ад, бог, чëрт… Простите, но бред сумасшедшего.

— Вот видишь, а говоришь не веришь, — улыбнулся Пимен. — Я ведь в то, что Бог это добрый дедушка на облачке не верю. Бог он не где-то, он внутри каждого человека. Как и дьявол. Творение, созидание, стремление вперёд, вера во внутренний нравственный закон… То, что ты зовёшь справедливостью. Вера, что все твои поступки будут известны и рассмотрены. И что воздастся. Это Бог. Твой, внутренний, истинный. Суровый он у тебя, строгий. Но много спрашивают с тех, кому и дано многое.

Монастырь встретил распахнутыми воротами и ярким солнцем, словно нарочно подсвечивающим белые стены трех малых и центрального храмов. Я отстояла благодарственный молебен, Нестор Кузьмич чуть ли не силком потащил меня на крестный ход. Молитв я не знала, поэтому слова для меня были фоном происходящего. А вот на воду, которую щедро разбрызгивал священник я смотрела с удовольствием. На солнце мелкие капли буквально на секунду вспыхивали радугой. И от этого вроде как простого и хорошо известного явления, словно светлело где-то внутри. В той самой пресловутой душе.

— Ну вот, — присел рядом на небольшую лавочку на пригорке у реки Нестор Кузьмич. — Теперь и уходить можно. На душе легко так, радостно.

— Далеко собрались, Нестор Кузьмич? — улыбнулась я старому эсеру.

— Так куда заслужил, туда и определят. По делам, — глубоко вздохнул Нестор Кузьмич. — А я по молодости-то бедовый был, покуролесил знатно!

— А это всё? Не зачтётся? — очертила я рукой монастырь.

— Это не для зачёта, это для души. И знаете, Тосенька, бог он сам всех нужных людей в нужных местах соберёт! И пока мы можем вот так, всем миром, ради чего-то общего, а не для себя… Никогда ни одна беда нас не переборет. — Довольно улыбался Нестор Кузьмич. — Эх, к старости всё тянет поразмышлять, пофилософствовать… В юности размышлять некогда, там действовать надо!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я это учту! — засмеялась я.

— А я чего сюда пришёл, настоятельница нас обоих приглашает на беседу, если мы не против, — поднялся эсер.

— Настоятельница? — удивилась я, так как после окончания ремонта немного выпала из дел монастыря.

— Да, монастырь здесь уже полгода действует. Женский. Потому что эта земля видела много зла, ей лечение надобно. А лучше женской заботы и внимания лекарства не существует! — сам никогда не состоявший в браке или даже отношениях, Нестор Кузьмич женское начало всегда превозносил.

По его мнению именно существование женщины лежит в основе всех цивилизаций. Женщину он называл квинтэссенцией разнополярных сил. И такое немного оторванное от действительности восприятие всегда вызывало удивление и добродушную улыбку.

Настоятельницей оказалась молодая женщина, лет сорок не больше. Игуменья Ксения угостила нас удивительно вкусным вареньем из мелких яблок, мы такие называли "китайкой". Особенно это варенье понравилось Курико. Она с удивительным изяществом брала яблочко за плодоножку и отправляла в рот, даже чуть прикрывая глаза от удовольствия.

— Я думаю, что вы можете и не знать, поэтому решила напомнить или сообщить, что есть распоряжение патриарха о предоставлении вам права бессрочного проживания на территории обители, как благоустроителей и радетелей. — Ошарашила меня новостью настоятельница. — Это не означает, что вам надо отрекаться от мира и не налагает на вас дополнительных обязательств.

— Немного неожиданно, — призналась я. — И мне точно нужно время, чтобы это обдумать.

Решение переехать жить в монастырь далось как-то легко и обыденно. Никакого внутреннего выбора я не ощутила. Тем более, что на территории монастыря оставался дом начальника колонии, построен он был в стороне от основного комплекса и гораздо позднее. И как водится, висел на балансе.

Вот только место не престижное, находится посреди тайги, отопление печное, вода из скважины или колодца, канализация, пожалуйста, выгребная яма. Да и земли там с гулькин нос и вообще не возделанная. Стоял домик среди берёзок, да забор, выкрашенный зелёной краской, начинался в трёх шагах от забора.

— Но домик-то хороший, — объясняла я в бывшем своём управлении. — Каменный фундамент, полы залитые, стены в два кирпича и деревом с двух сторон обшитые. Крыша под железом стоит.

— Антонина Тимофеевна, не хочу вас обижать, я же у вас учился, но домик этот рухлядь, которая никому не нужна даже с приплатой! — вздохнул бывший мой зам, а теперь начальник управления края. — А числится на балансе управления, как жильё. Его сносить дороже, чем он стоит, и волокиты по бумагам будет на пять лет.

— Послушай, а если его из жилья в дачные участки перевести. Мне ж лет десять подряд предлагают дачу, вот этот домик и заберу, — предложила я после недолгого раздумья.

— Антонина Тимофеевна, и всё управление будет говорить, что я на вас за что-то зло затаил и сплавил вам, то что по идее давно снести нужно. Я ж потом не отмоюсь! — не соглашался Володя.

— Так всё управление знает, что я и так почти жила в том монастыре. Будешь говорить, что из благодарности злоупотребил служебным положением, чтобы угодить старухе, — засмеялась я.

Собственно, моим советом Владимир воспользовался буквально. Так и сказал, что мол раз меня так туда тянет, то хочет мне там условия создать. И как бы это сделать, если жильё у меня есть. Квартиру в ведомственном доме я получила уже очень давно, ещё когда в майорах бегала.

Но домик прежде чем вручать мне заметно обновили. Заменили рамы и деревянную обшивку, перекрыли крышу, отливы и водостоки радовали новизной. Бело-голубой домик среди зелени радовал глаз.

Сам переезд был несложным. Вещей у нас с Курико было не много да и ставить в домике особо было некуда. Внутри большую часть первого этажа занимала комната-терасса с большими окнами. На каждой из трёх уличных стен умещалось по пять высоких окон. А в углах стояло целых две печи, ещё из тех, что покрывали резной плиткой.

Удивляло сразу и то, что печи сохранились, и то, что ещё были люди, что знали и умели как такие печи оживлять.

— Прослужит ещё столько же, только от сажи чистить, да за дымоходом следить. — Объяснил мне приезжий из деревни неподалёку мужчина лет сорока. — Ничего мудрëного здесь нет, обращение простое. А если что забеспокоит, то обращайтесь.

— А вы печник? — улыбнулась я уже ставшей редкостью профессии.

— Нет, что вы! Я в гараже автопарка, слесарем работаю. А вот отец у меня да, печник был. И дед до него, и говорят прадед. И клали сами, и наладить могли. Я-то так, нахватался, — улыбался печник-автослесарь.

На втором этаже было две небольшие комнатки с низкими потолками. Их мы определили под спальни. А внизу была объединённая с туалетом ванна, кухонька с окнами на берёзки и небольшая угловая комната. К моему удивлению, во всём доме я обнаружила чистенькие, явно недавно установленные и покрашенные батареи. Даже запах краски ещё не до конца выветрился.

— Это у нас осовременивание, Антонина Тимофеевна, — ответила на мой вопрос откуда это взялось игуменья Ксения. — У нас тут приехала женщина, покоя искала. Муж и старший сын оба были военными, оба погибли в один день. А она уже много лет покоя найти не может. Сюда приехала к дальним родственникам мужа, а те её на службу к нам и привели. Она и осталась, сказала, что здесь дышать может, а за ворота ноги не несут. Попросилась к нам.

— Приняли? — спросила я.

— А как не принять, — ответила Ксения. — Видно же, что горе её почти сожгло. Она ведь как узнала, так и петь перестала. Тоже память, муж у неё любил слушать, как она поёт. Я попросила её что-нибудь спеть. Голос у неё… Редкой красоты. И видно, что петь она любила. Вот я ей и предложила на богослужениях, в храме петь. А младший её сын всё переживал, как мама здесь будет, да после Москвы. И как это просто так её жить примут, и без денег. Ну вот, видимо, чтобы себя успокоить устроил нам на весь монастырь котельную на угле. А я и про ваш домик вспомнила. Дорожку всё равно перекладывали, вот и тепло подвели.

— Надо же, как оно бывает! — улыбнулась я. — Теперь-то это не дом, а целые хоромы!

Вот и обживались мы в наших хоромах. С каким-то даже азартом шили из ткани с набивными розами занавески с кисточками по краям. К ним в комплект наволочки на самодельные маленькие подушки на диван.

Перевезла я сюда и то немногое из мебели, что со временем перевезла из Лопатино. Так уж вышло, что в доме, который строил для семьи наш отец, никто из нас и не жил. Наездами только. В основном приглядывала за домом и помогала нашей маме Рая, младшая сестра Гены. Её сыну мы дружным решением дом и отдали, парень из деревни уезжать не собирался, а мы не хотели думать, что наш дом стоит неухоженный и заброшенный.

А вот кое-что из мебели мы забрали. И сейчас стоял у стены шкаф-буфет, сделанный папой. Я помнила, как он вырезал все эти ромбики, завитушки, небольшие балясины для украшения края шкафа. Полировал на крыльце, поднимая целые тучи деревянной пыли.

И привёз тогда ручки для дверок. Настоящие. Не просто кругляшок из дерева. А железные, резные. Царские, как сказала тогда наша бабушка. И посуда, которую мама покупала. Скромные белые тарелки и чашки с обычным синим узором. А мне они казались необыкновенно красивыми. И я их берегла. За столько лет, ни одной тарелки не разбила.

Последним в наш дом заселился Лекс. Найденный во время одной из последних поездок на Байкал котëнок. Его братьев забрали Аня и Дина. Одного, со слепым глазом, выбрала для себя Аня и назвала Лихом. Второго за громкое мурчание Дина назвала Баюн. А этого, уставшего и обессиленного, но упрямо стоявшего на дрожащих лапках, я забрала себе. И назвала Закон. На латыни, которой всех своих дочерей обучила наша мама, это звучало как Лекс.

Свои порядки наш кот очень быстро навёл и в нашем домике, и по всему монастырю. Утро у него начиналось с обязательного завершающего ночь обхода. Лекс оказался охотником, и свою добычу всегда демонстративно выкладывал у вольера старого крупного пса, нашего монастырского сторожа Тумана.

— Отчитался, — смеялись монахини, — всех нарушителей переловил!

А однажды на территорию монастыря пробралась рысь. Дикий зверь метался и был сам больше напуган, чем стремился напасть. Но Лекс молнией кинулся к противнику в несколько раз крупнее. Кот явно собирался принять неравный бой, но спуску лесному родственнику не давать. Лекс чуть опустил голову с прижатыми ушами и отвёл назад лапу, словно замахнулся.

В этот момент к рыси проскользнула Курико и молниеносно ткнула куда-то в холку одной из своих длинных шпилек-спиц. Рысь недолго постояла, встряхивая время от времени головой. А потом просто упала.

— Не пугайтесь, — сразу всех успокоила Курико. — Рысь просто спит, её нужно отнести за ворота. Очнётся, сам, судя по некоторым признакам, убежит.

К нашему удивлению, Лекс пошёл провожать несостоявшегося противника. Я отжалела курицу, хотя и сомневалась, будет ли рысь есть уже убитую птицу. А Лекс уселся чуть выше по склону холма и наблюдал за диким зверем. Рысь очнулся только пару часов спустя и его заметно покачивало. Но курицу мужественно потащил в лес.

Потом монахини часто говорили, что видели рысь у стен. Мы с Курико порой оставляли в одном и том же месте еду. То что это был тот самый зверь, что пробрался как-то в монастырь, подтверждала и странная дружба рыси с Лексом. Они могли часами сидеть друг на против друга. Или вовсе спать. Но расстояние между ними всегда сохранялось.

Перестройка докатилась до нас с огромным опозданием. Нет, сëстры много рассказывали о том, что творится в нашей стране. Поездки на Байкал стали мечтой. Некоторые новости повергали в шок.

Что-то возмущало, например, как создание отдельных зон для бывших сотрудников. Преступник по моему глубокому убеждению не имел ни национальности, ни должности, ни положения! По полу понятно, но какое-то особое положение за то, что особь не просто преступила закон, а ещё и нарушив собственную присягу?

Но на общем фоне дикости происходящего это казалось мелочью. Этого никто не заметил. Как не заметили и огромного, непростительного предательства. Страна, за которую заплатили жизнями тысячи людей, перестала существовать просто на основании чей-то подписи. И народ, те кто воевал, восстанавливал из руин, работал на износ, совершал удивительные открытия, был брошен на произвол судьбы. Как собака, которую выгнали из дома, сделав в один момент бродячей.

И порой против воли просыпались мысли, что не там мы искали врага. Не там распутывали хитрые криминальные схемы. И к стенке ставили не тех.

Стен монастыря я почти не покидала, иногда выезжала за пенсией, да чтобы оплатить счета. С обязательным визитом на телеграф. В бывшей квартире я как-то прожила неделю, перед тем как её продать. И окончательно поняла, что решение уехать в монастырь было верным. Эти стены были мне совершенно чужими, хотя и я прожила здесь очень долго.

Квартиру я продавала не просто так. Наш монастырь онемел, большой колокол, который сохранился чудом, треснул и замолчал. А малая звонница без главного своего голоса не справлялась.

Я сидела на любимой скамейке на склоне у реки. Наблюдая за тем, как из осеннего тумана выскакивают на время то ветка, то птица, то ветер чуть разгонит марево, показывая ненадолго и реку, и лес. Уже лет восемь, если не больше, я предпочитала носить рясу, хоть и не принимала пострига. И даже в том, что вообще была крещена была не уверена. Перетягивала её на талии ремнём с ажурной пряжкой. Да носила тяжёлое, ещё бабушкино, золотое ожерелье. Тройная цепь сложного плетения, лежала на груди ярусами, один ниже другого. На нижнем крепились три небольших медальона-монетки. На оборотной стороне которых были выбиты три даты. Дни рождения её внучек, мой и сестёр. Вот так и получилось, что в свои семьдесят я носила бабушкино ожерелье и подаренное ей же кольцо с бирюзой. Только она цепь носила под одеждой, а я не боялась.

Накинутое на плечи пальто с каракулевым воротником хорошо согревало и позволяло подолгу сидеть у реки. Игуменья, спускавшаяся по каменной лестнице к реке выглядела мистически и нереально.

— А я вас ищу, машина пришла. Вы в город поедете? — спросила она меня.

— Да, — с усилием, пока ещё мало заметным, поднялась я. — Дело у меня важное в городе.

— Что-то случилось? — с тревогой посмотрела на меня настоятельница.

— Да давно уже. В такое время наш монастырь стоит, как немой. — Покачала головой я. — А скоро покров.

— Мы собираем, года за три наберём. — Улыбнулась мне Ксения.

Когда я принесла ей деньги и попросила заказать большую звонницу, настоятельница удивилась и деньги брать не спешила.

— Берите, не бойтесь. Это деньги с продажи квартиры. Мой последний дар монастырю. Большего уже не смогу, не по силам. — Объяснила я.

— Антонина Тимофеевна… — растерялась игуменья.

— Голос у монастыря должен быть. Громкий и решительный. Может хоть так до мира докричимся, добудемся. — Чуть улыбнулась я.

— Антонина Тимофеевна, а написать на колоколе что? — удивила меня вопросом настоятельница.

— Не поняла, — нахмурилась я.

— Когда колокол звонит, говорят, что это живая молитва. Раньше пожертвовать на колокол было очень почётно, и на внутренней стороне, внизу, выбивали имена жертвователей с молитвой о здравии, или наоборот, об упокоении кого-то, — объяснила мне Ксения. — Смотря кто о чём молился.

— Знаете, однажды, в молодости я увидела вот этот знак. Это японский иероглиф обозначающий любовь. Пусть моя молитва будет о любви, — попросила я тщательно срисовывая из памяти иероглиф.

В конце апреля девяносто восьмого мою созерцательную безмятежность нарушил младший племянник с необычной просьбой.

— Тёть Тось, с Алькой сладу нет никакого, от рук совсем отбилась. Ни наказания, ни ремень не помогают! — объяснял он мне.

— Ремень? Кость, ты на девочку руку поднял? Дина знает? — насторожилась я.

— Я уже не то что поднял, я уже все руки об неё отбил! Из школы искусств ушла, бросив и балет, и танцы. Занимается раскопками с толпой таких же. — Знакомым жестом запустил пальцы в волосы племянник.

Деда своего, нашего отца, Костя не застал и не знал, кроме как из наших рассказов и фотографий. А вот жест этот каким-то образом передался, как по наследству.

— И что плохого? — не понимала я.

— Собирают сведения о боях, о карательных отрядах, о местах содержания советских военнопленных, каких-то местных боях. И едут. Живут в палатках, едят, что сами приготовят. Тёть Тось, они за прошлый сезон своим отрядом только на детонацию сдали тридцать два снаряда! Дважды сапёров на раскопки вызывали. Патроны, гранаты… — перечислял племянник. — Я молчу о том, что они копаются там в костях! Гордятся, что смогли по документам сразу установить личности восемнадцати бойцов РККА. Восемнадцати из скольких пропавших без вести? Это даже не капля в море. А риск несоизмерим!

— Опасное занятие, — согласилась я. — Но явно не причина для наказаний.

— Она увлеклась уличными драками. Территорию делят! Толпа малолетних придурков! Точнее две толпы. И мутузят друг друга так, что милиция со скорой наперегонки едут. Взрослые мужики не лезут. В последний раз их из брансбойта разгоняли. Это был тринадцатый привод. Дальше так пойдёт и чем закончится? — удивил меня похождениями внучки племянник. — Запирать бесполезно. У неё одноклассник за зиму двадцать восемь дач обнëс, он полкласса научил замки вскрывать. Наручники бесполезны, она их снимает за две секунды. Ладонь узкая, да ещё она её так складывает, чуть ли не пополам. Огрызается, хамит. Жена почти каждый день в истерике и с давлением.

— Да? А не рано у неё давление появилось? — хмыкнула я. — Истерики у неё видите ли! Нашлась мне, аристократка с фермы!

— Тёть, — вздохнул Костя.

— Что "тёть"? Сам знаешь, Ольку твою мы сильно не долюбливаем. И дело совсем не в том откуда она. А в том, что амбиции непомерные и запросы не по Сеньке, что говорится. А оснований под эти амбиции никто подвести не озаботился! И уж явно не вокруг соплюхи с больным самомнением и раздутым гонором мы дружно прыгать будем. — Не скрывала я. — А уж если выбирать между ней и Алей, даже секунду думать не буду. Я вот удивляюсь, как ты жив до сих пор, если руку на дочь поднимать у тебя уже обычное дело. Дина вроде на здоровье не жаловалась.

— Мать не знает. Алька ей не говорит, хотя могла бы пожаловаться, но мать волновать не хочет. Только так её и удаётся в узде держать, что мол, что будет, когда до бабушки разговоры о её подвигах дойдут. — Вздохнул Костя. — У меня одна надежда. Тут глушь и работать ей придётся, а всех её друзей-приятелей нет.

— В Саратов, в глушь, в деревню, к тётке, — процитировала я. — Думаешь, работы испугается? Или того, что ты её в монастыре запрëшь? Так не семнадцатый век, силком никого постриг принимать не заставляют.

— Может послушанию научится? С ней же разговаривать невозможно. Ей слово скажешь, она в ответ двадцать и за то же время! Авторитетов вообще не признаёт. — Закончил картину племянник.

— То есть, девочку вы забрали от Дины в тринадцать лет, когда у неё и свой взгляд и сложившееся отношение ко всему. И требуете послушания, а у неё к вам ни понимания, ни уважения. Дину заметь, она старается не волновать. И характера себя отстаивать у неё хватает, а вот страха нет. — Озвучила, что вижу я. — Так что девочку вези, но я это больше для неё делаю. Драки и приводы ей совсем ни к чему.

В назначенный день, я и Курико ждали на вокзале приезда племянника и Альки. Я отчего-то волновалась. За две недели, что понадобились племяннику, чтобы привезти девочку, я всё старалась уложить в голове то, что рассказал Костя, и тот образ внучки, который у меня был. И поняла, что я не могу представить её подростком.

Вышедшего из вагона племянника я заметила сразу, да и с его ростом, попробуй ещё потеряться. А вот следом… Девчонка злилась. Губы были плотно сжаты, брови сведены. Её явно не устраивала эта поездка и она не собиралась этого скрывать. Но вот вид!

Волосы туго стянуты в две косы, начинавшихся прямо ото лба, косметики как и украшений нет, даже серёжек, хотя уши у неё были проколоты лет с пяти. А вот одета очень странно. Белая обычная футболка, штаны, словно от армейской формы, короткая кожанная куртка с кучей молний, я только на первый взгляд штук пять насчитала, и армейские ботинки с высокой шнуровкой и толстой подошвой. Большая спортивная сумка, которую она закинула себе за плечо завершала картину.

Я даже затаила дыхание, ожидая её реакции на встречу. К счастью, заметив меня она начала улыбаться и радостно замахала рукой. Отец протянул к ней руку, чтобы забрать сумку, но она этого предпочла не заметить.

— Ну и кто ты у нас? — спросила я, обнимая уже выросшую с меня ростом девицу. — Хиппи, рокер, или из этих, прости господи, скинхедов?

— С этими у них разная идеология, со скинхедами наша царевна Будур тоже дерётся, ради чего даже в город едут, у нас-то в посёлке отчего-то эти ребята не прижились. — Со злым ехидством ответил за Альку отец. — Руки на ровном месте ломаются, да, доченька?

— А что так? — заинтересовалась я.

— У нас в посёлке на без малого три тысячи человек сейчас сорок девять ветеранов, а на памятнике в центре посёлка почти двести имён. А тут толпа пьяных уродов зигу кидала, — пожала плечами Алька. — Мы им по хорошему, ребята, не надо. Этот жест изначально принадлежал древним римлянам и имел буквальное значение "аве", то есть слава. Но Гитлер, присвоив это приветствие Третьему Рейху, сильно дискредитировал римский салют. Поэтому сейчас законное право на подобное приветствие имеют только древние римляне. А если среди вас древних римлян нет, то не стоит его использовать. Ребята поржали, и пошли к памятнику, где пытались копотью нарисовать свастику и продолжили зиговать. Ну мы им руки и поломали. Чтоб дошло, что не надо так делать.

— И только потому, что участковый запугал рыдающих от боли идиотов перечнем статей об осквернении памятников и захоронений, нахождении в нетрезвом виде и ещё кучу всего, поломанные ребятки дружно заявляли, что ничего не помнят и вообще все дружно попадали. А иначе у нас уже было бы нанесение тяжких физических, в составе группы и по предварительному сговору! Сколько раз объяснял, что руки держать надо при себе, бестолку! Принципиально не запоминает. — Злился Костя.

— Ну, ты-то хорошо это запомнил, да? — с неприятной, какой-то змеиной улыбкой ответила ему дочь.

— Самой-то в драках тоже достаётся? — решила отвлечь внимание на себя, и обвела пальцем участок со стëсанной кожей чуть ниже виска и почти под глазом на лице внучки.

— Не без этого, — улыбнулась девчонка, мгновенно теплея взглядом. — Но это не из-за драк, это на тренировке об татами теранулась.

— Борьбой она у нас занимается, дзюдо. Друг другом полы шлифуют по три раза в неделю. — Пояснил племянник.

Костя проводил нас только до машины, через пару часов он на том же поезде возвращался домой. А я, пользуясь тем, что основной раздражитель удалился, пыталась понять откуда выросли ноги у этой метаморфозы. Курико почти всю дорогу молчала, но внимательно слушала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Дорога предстоит долгая, так что давай, рассказывай, как ты умудрилась докатиться до жизни такой? — спросила я, как только монастырский уазик тронулся обратно.

— Я как-то пришла раньше времени на занятия, а в соседнем зале была открытая тренировка. Ребята из клуба показывали чему научились, приглашали всех желающих. — Даже и не собиралась скрывать Аля. — Я и спросила, а прямо вот всех возьмëте? Оказалось, что да. Только справку от педиатра нужно было принести, что противопоказаний нет.

— И какой самоубийца принял тебя без справки? — удивилась я.

— Почему без справки? Самую настоящую справку приносила. — Засмеялся бесëнок в юбке. — У меня же есть Наташка, школьная подружка. А её сестра после медучилища сидит на приёме с терапевтом. Чтобы побольше получать после работы полы моет в амбулатории. Мы с Наташкой бегаем помогать. А бланки для рецептов и справок на столе терапевта готовые, с двумя печатями и нигде не регистрировались.

— И вы их стащили, — догадалась я. — А заполнял кто?

— Я и заполняла. Настоящие-то справки ребята получали, а я просто текст свела через стекло. А на занятия в музыкалку и балетный класс меня кроме первой недели никто не провожал. Кочура с посёлка до города в два пятнадцать, обратно в семнадцать двадцать. Клуб рядом, пять минут бегом и уже стоишь на остановке. Все думали, что я на разрешённых занятиях и никто не контролировал. Спалилась случайно, у матери был внеплановый выходной. Прилетаю такая красивая, кимоно раскладываю в диван, чтоб высохло и никто не нашёл. Голову поднимаю, здрасте! — вздохнула Алька.

— И дальше? — подтолкнула рассказ я.

— Что дальше… В матери её буржуинская кровь заговорила, давай из меня Мальчише-Кибальчише делать. Допрос устроила. Я моську грустную состроила, что на физкультуре и то смеются, я кувыркаюсь, как мишка в цирке. Вот для общего развития вроде и пошла. — Рассказала наша лиса.

— На самом деле смеялись? — уточнила я.

— Чего? Да кто бы отважился? — засмеялась Алька. — Я хоть и младше всех в классе на год, но читать и писать умела уже к пяти годам. Поэтому меня тогда и в первый класс взяли. А всех шибко остроумных моментально отлучу от своих тетрадок с домашкой и подсказок на контрольной.

— И как я понимаю, мать тебе не поверила? — догадалась я.

— Да вроде покивала и тему замяли. А на следующей тренировке у нас почасовая была, я как раз броски отрабатывала в своей тройке. То есть я кидала, а напарники вскакивали и готовились к следующему броску, чтобы без перерыва. — Вздохнула чернобурка. — Глаза поднимаю, в дверях стоит маманя, с глазами больше очков и рукой на горле, и папаня челюсть держит. Они к тренеру, мол, кто разрешил больному ребёнку и так далее, и в том же духе. Но наш Аркасан их послушал, и личное дело в нос, ребёнок занимается четвертый год, членские взносы платит исправно и без задержек, справки в порядке, вот удостоверения о получении разрядов, с области с первым местом в своём весе приехала, готовится на Россию. И ему лично очень интересно, каким образом родители не знают, что ребёнок четыре года регулярно посещает тренировки и весьма успешно выступает на соревнованиях.

— Аркасан? — переспросила Курико.

— Александр Аркадьевич, — расшифровала Алька. — Наш набор тренирует они его брат, Борис Аркадьевич. Но Борис Аркадьевич он смежник, из самбо. Он с нами болевые и удержания отрабатывает.

— И тебя не выгнали? — поинтересовалась я. — Ты хоть понимаешь, как рисковала и подо что подводила остальных? Ты же ведь хотела быть прокурором. Сама оценку своих действий озвучишь? А деньги где брала?

— Куда меня выгонят четыре года спустя и когда я в основном выступающем составе? — самоуверенно хмыкнула внучка. — А оценка… Хищение бланков, фальсификация, подделка документов, мошенничество, создание ситуации, которая могла бы повлечь за собой… Продолжать?

— Значит, всё понимаешь. — Посмотрела я на внучку так, как смотрела бывало на подследственных на допросах.

Только на мелкую аферистку мой взгляд впечатления не произвёл.

— Понимаю. Как и то, что согласно диагнозу, меня скоро уже пятнадцать лет как не должно было быть. И меня лечили, и здоровье укрепляли. От бабок шептуний до Рошаля, всех прошли. И давай я напомню, что именно в целях укрепления моего здоровья, я с пяти лет занималась фехтованием, верховой ездой и долгими прогулками с неравномерной нагрузкой. И дедушка со мной со скольки лет каждое утро трусцой по части? А в пять с половиной добавились бальные танцы, латино и балетный класс. И ещё надо посмотреть, где нагрузки больше! Ах да, еще музыкальная школа по классу фортепиано! И никого не беспокоило, что если у кого-то просто на ушах медведь потоптался, то на моих проводились полномасштабные учения танковой дивизии с контрольными стрельбами артиллерии одновременно! — зло прищурилась Алька. — И когда дело касалось перетаскивания кирпичей на родительской стройке или окучивания гектаров картошки о моём больном сердце никто не вспоминал!

— Орать-то прекращай, крик он тоже для сердца не в прок, — переваривала я новую для себя информацию.

— А деньги… Сначала из копилки, потом вот, — протянула она мне папку с документами. — Это я на загран паспорт собирала. В Японию осенью собирались. Хочу Нару посетить.

Мы с Курико переглянулись.

— С чего это такое желание? — спросила я пряча удивление в безразличном тоне. — Копия трудовой книжки?

— Ага, заведена тринадцатого мая девяносто седьмого года, мне на тот момент полных лет было тринадцать, четырнадцать только осенью стукнуло. Уборщицей на завод пошла. Так что вот, стаж и зарплата. — Смотрела в окно Алька. — Так что я с июня девяносто седьмого на самообеспечении, ещё и свою часть кварплаты скидываю.

— Тааак, — протянула я, понимая, что неладно в датском королевстве. — И с чего бы вдруг?

— Когда у бабушки был удар, она пару месяцев лежала. И очень испугалась, что не дотянет до моих восемнадцати, и я окажусь в детском доме. Поэтому уговорила меня вернуться к родителям и подтвердить их россказни в опеке. И где-то пару месяцев всё было в принципе терпимо. А потом за ужином родители решали, стоит ли заводить свиней. Сорок голов. Весной посадить, по зиме забить. Я спросила, а кто за ними будет ухаживать. Там только еды готовить сколько нужно. И по моему мнению, навар будет смешным, если вычесть все расходы. На что мне маманя ответила, что пока я ношу то, что она оплатила, живу в доме, где за всё заплачено ею, и ем на её деньги, своё мнение вместе с языком могу засунуть в задницу и сесть сверху, и делать я буду что она решит и как она решит. Так что комуналку на одну четвёртую оплачиваю я, и вещи покупаю себе я. Периодически покупаю продукты, ну и готовлю тоже я. Взаимозачëт. — Описала ещё одну причину конфликта внучка. — Только баб Тось, бабушке Дине ни слова! Ей ещё одного удара только и не хватало!

— Ага, песню петь буду. Знаешь, про всё хорошо, прекрасная маркиза! А истории свои все придумываешь? — решила переменить тему разговора я.

— Нет. Потому что мать нашла и прочитала. Где-то год я боролась. Я писала, она находила, рвала и визжала, что у меня шизофрения. В последний раз она пообещала отнести мою писанину психиатру и запереть меня в психушке, потому что такие фантазии это ненормально и явные признаки психического расстройства. — широко оскалилась Алька. — Так что нет, с придумыванием историй я завязала, раз и навсегда. Теперь, всё строго в рамках школьной программы.

— Вот как, — задумчиво протянула я, радуясь про себя, что поговорить с племянником я смогу только через две недели.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Утро следующего дня далось тяжело. Ночь прошла в переживаниях из-за внучки. Характер у девчонки конечно совсем не девичий, но никуда не деться, это семейное. И ведь молчала! А теперь, вроде и в чувство приводить надо. И непонятно кого, девчонку или племянника с его жёнушкой. Но и бучу сейчас поднять, Алька права, Дина может и не перенести таких новостей. Хотя уж кто, а наша младшая поотрывала бы головы без жалости и сомнений.

В большой комнате я заметила Курико, стоявшую у окна и внимательно что-то рассматривающую на улице.

— И что там? — спросила я.

— Сама посмотри, — провела рукой Курико.

Алька в спортивных штанах и короткой майке, оставлявшей открытым живот, подтягивалась на перекладине, где монахини выбивали и мыли паласы. Сверху на перекладине сидел Лекс и судя по движениям головы следил за выполнением упражнения.

Наблюдали за этим делом и сëстры обители. Когда Алька, подтянувшись уселась на перекладину, а потом повисла вниз головой, зажав трубу под коленями, одна из них не выдержала.

— Похоже уговаривает слезть, — озвучила я.

— Получится? — посмотрела на меня Курико.

— Ага, получится. Как доделает сразу слезет. — Хмыкнула я. — А чего ты вчера полвечера выясняла откуда у лисёнка идея попасть в Нару?

— Помимо того, что в двух часах от города Нара дом моего рода? — повернулась ко мне Курико. — Откуда она могла об этом знать? Кто её зовёт туда?

— Я не знала, что ты оттуда, — удивилась я.

— Нара это древняя столица Японии. Живущие там верят, что именно там спустились боги на землю и оттуда пошла истинная Япония. Многие аристократические рода ведут своё рождение от предков из Нара. Тем более, что именно сюда спустился один из четырёх главных богов древней Японии, бог грома и мечей. И его же считают одним из основателей пути самурая. — Рассказывала Курико.

— Алька любит грозу, спроси её про шаровую молнию и устанешь слушать. — Вспомнила я.

— В городе самые старые и крупные храмы, К

когда-то их влияние стало так велико, что столицу перенесли в другой город. Но Нара в народе известна тем, что это город духов. Потомки оленя, на котором спустился бог грома, живут там привольно и сейчас. А ещё, несмотря на то, что храмы Нара в основном буддийские, и именно из-за их возросшего влияния столицу перенесли в другой город, вера в древних там сильна как нигде больше. — Отвернулась от окна Курико. — Помимо оленей там огромное почитание получают лисы. Они не живут на какой-то территории, просто их много в окрестностях. И японцы верят, что это не просто животные, а сверхсущества, демоны, что могут принимать обличье зверя или человека. Это помощники богов, исполнители их воли. Встретить спешащую по своим делам лису к удаче, помешать ей, к великому горю. Кицунэ, так мы их называем, очень злопамятны, обидчивы и мстительны.

— Знакомое описание, — хмыкнула я. — А братца волка у вас как зовут?

— Ты смеёшься, потому что не веришь. Но смотри, в Корее кицунэ называют кумихо, а в Китае хули-цзин. И одинаково описывают и сущность и образ. Ей поклоняются, она любит внимание и заботу. В Нара, в храме Инари стоит её статуя, которой несколько сотен лет. Думаешь, предки просто решили, пусть стоит, раз красивая? — хмыкнула Курико. — Наши предки умели наблюдать и видеть взаимосвязи. И умели помнить. Ты не веришь в духов и иные силы. Но вот твоя внучка, которой вы сами выбрали лису в покровители, и под её именем прячете девочку от смерти. Ведь пока её настоящее имя не звучит, беда проходит мимо. И заметь, девочку тянет именно в Нара, хотя никаких связей у неё с этим городом на первый взгляд нет. Ну, кроме одной и самой очевидной.

— Да? Это какой же? — обижать насмешкой близкого человека я не хотела, но и принять подобное толкование не могла.

— Ты, — пожала плечами Курико. — Уверена, брат с радостью бы признал девочку своей внучкой и охотно присоединился бы к её воспитанию. Думаю знание пары-тройки дополнительных языков, ей бы точно не повредило. А это её желание, ни что иное, как отклик на призыв. Духи предков моего рода признали её и зовут познакомиться поближе. Мой отец гордился бы такой малышкой.

— Извини, но вот в это мне очень сложно поверить. Особенно, зная, что родную дочь он отдал в гейши, — покачала головой я.

— Чего? Правда? — мы увлеклись, и не заметили, что Алька успела не только закончить свои упражнения, но и вернуться в дом с Лексом на руках. — Гейша, это же вроде, я извиняюсь конечно, проститутка в Японии? А отец знает? Вот это он меня отправил, сейчас вы меня воспитаете папе с мамой на радость!

Девчонка рассмеялась, я с тревогой посмотрела на Курико, но та только лишь еле заметно улыбалась.

— Аля, ты не права, — одëрнула я внучку.

— Так это все знают, — отмахнулась она, усаживаясь на стул. — Готова внимать. Урок первый, что там самое главное?

Я едва уловила, как Курико переместилась к ней, и одним движением ноги заставила стул резко упасть. Я испуганно вздохнула, представив, как Алька сейчас треснется затылком о верх спинки стула. Но к удивлению, шея девчонки у основания черепа оказалась лежащей на сгибе ноги Курико. Та, сохраняя идеальное равновесие, удерживала голову Альки на ступне.

— Не старайся, маленькая кицунэ, тебе не удастся сделать меня своим врагом, — по-прежнему улыбалась Курико.

— А это что сейчас было? — с явной осторожностью спросила лисёнок.

— В названиях многих боевых искусств есть частица "до", означающая путь. Насколько я помню, дзюдо это мягкий или гибкий путь. И создал его мастер Дзигоро Кано всего за сто лет до твоего рождения. А ты выскочила на дорогу, даже не зная и не понимая, откуда она взялась и где берёт своё начало. Как ты собираешься овладеть столь сложным искусством, не зная ни нашей истории, ни культуры, ни философии, которые привели к рождению выбранного тобой пути? Разве в тебе есть мягкость или гибкость? Дзюдо это победа без оружия. А ты именно в оружие его и превращаешь. Забавно наблюдать, как ты пытаешься читать, не зная букв. — Сложила руки под грудью, спрятав кисти в рукавах Курико. — Стать гейшей не просто. Отбор среди тех, кто ищет ученичества велик и сложен, и даже не каждая десятая девочка становится ученицей. Сложнейшее обучение длится годами, но далеко не все становятся гейшей. Какой безумный потратит столько усилий, чтобы в итоге получать плату за исполнение низменных желаний?

— То есть вы мне советуете изучить культуру и историю Японии, прежде чем рот открывать? — фыркнула Алька поднимаясь с пола.

— Для начала я тебе советую принять душ, — приподняла бровь Курико. — Не думаю, что всем нужно знать, что твой день начался с тяжёлой тренировки. И потом, дух бусидо, требует содержать мысли и тело в чистоте!

Весна в наши края приходила поздно, но наверное поэтому всё вокруг словно пьянело от тепла и живительной силы, что лилась щедрыми потоками. Я с наступлением тепла всё больше времени проводила на улице. Даже чашка чая казалась более ароматной, чем дома. Лекс, бродяжничавший всю ночь, сейчас отсыпался в одном из кресел. Пользовался, что Алька опять пропадала в монастыре.

Усмехнулась, вспомнив сиротливо стоящие в полке на террасе ботинки, которые Алька именовала берцухами или берцами. Отмытые и начищенные, с набитыми носами, но… Не на ногах у девочки.

— Уродство какое-то, — скривилась как-то я.

— Баб Тось, ты чего? — похлопала на меня ресницами внучка. — Ты только посмотри! Усиленный протектор, армированная подошва, металлическая молния, шнуровка до середины икры, жёсткий задник и усиленный мыс. И это натуральная кожа!

— Которую зря перевели. На ноге смотрится, как копыто! Или как будто у тебя нога сорокового размера. — Всё равно не прониклась я. — А у тебя какой?

— Тридцать седьмой, — ответила Алька.

— Никогда бы не подумала, — покачала головой я, держа эти ботинки на весу. — Как ты только такую тяжесть на ногах таскать не устаёшь? Я бы наверное ноги от земли оторвать не смогла бы.

— Вот все так и думают, — засмеялась Алька. — А с моей балетной растяжкой врезать с ноги по подбородку как нечего делать. А тут тяжёлый ботинок, мыс со стаканом, размах, ускорение и прочие законы физики… Сносит на будь здоров!

— В каком смысле со стаканом? — переспросила я.

— Нос ботинка многослойный. Между кожей и внутренней подкладкой вставлен металлический каркас, полностью закрывающий пальцы. Ну, как будто стакан пополам разрезали. — Объясняла мне внучка.

— Зато ты в них неповоротлива, — без всяких эмоций сообщила Курико.

— Что? — удивилась Алька. — Я неповоротлива?

— Да без разницы кто. — Равнодушно пожала плечами Курико. — Эта обувь жёстко фиксирует стопу. А зажатая стопа всегда ограничивает. Как думаешь, почему есть правило, что на татами, только босые? Не веришь? Пойдём попробуешь.

Алька и Курико отправились на улицу. Подруга взяла в руки длинную прямую палку. Курико не делала лишних движений, словно экономила, но конец её палки рекулярно бил по заднику Алькиных ботинок. Та просто не успевала разворачиваться.

— А теперь разувайся, — потребовала Курико.

И то ли Алька разозлилась, то ли Курико смогла незаметно поддаться, но палка коснулась внучки лишь несколько раз.

— Теперь лучше в баню. Бегать сейчас босиком по земле плохая идея. — Не стала озвучивать и без того очевидные выводы Курико, предоставив лисёнку самой делать выводы. — Мы кстати туда и собрались. Составишь компанию?

— Пять сек, — сорвалась с места в дом Алька. — Я за полотенцем и душ-мешком!

— И как племянник умудрился с ней общего языка не найти? — вздохнула я, глядя вслед забегающей в дом внучке.

— Вина. И слабость. Он боится признать свою ошибку, принять свою вину. И чтобы оправдать себя, ищет недостатки в ней. А она обычная. — Произнесла Курико.

— Не вздумай так сказать при Дине, — засмеялась я. — Для неё Алька это и солнце, и вся вселенная разом. И никак иначе.

В парилке мелкая села на нижнюю полку, сказав, что на верхней быстро плохо становится, а баню она любит. После первого захода в парилку Курико разлила всем по половнику густого рыбного бульона. Она варила его на медленном огне до тех пор, пока кости рыбы не растворятся.

— А почему ты хотела поехать в Нара? — спросила Курико, не оставившая свою идею о связи своего рода и Альки.

— Из-за доклада. Мы на географии всем классом два года назад получили задание, написать доклад о странах Азии. Коротко о стране и подробно об одной из традиций. — Рассказывала внучка, даже не подозревая насколько внимательно мы её слушаем. — Чтобы были разные страны и разные традиции, мы написали названия на листочках и тянули. Как билеты на экзаменах. Мне досталась Япония и цветение. Я только переселилась к родителям, и дома старалась бывать пореже. А тут такой повод! Вот я и пропала в библиотеке. В большом альманахе по географии я нашла упоминание, что почти одновременно с цветением сакуры идёт и цветение глицинии. И в древнем городе Нара существует целая золотая неделя для любования. Тогда я стала искать статьи уже конкретно об этом городе. И наткнулась на большое описание праздника огней в середине августа, когда тысячи фонарей зажигают и отпускают в небонебо, выставляют на земле и украшают ими порог дома.

— О-бон, — улыбалась Курико. — Трёхдневный праздник поминовения предков. А фонари зажигают, чтобы их свет разогнал тьму, закрывающую дорогу духам предков к дому и членам своих семей. Мы верим, что в этот день можно встретить всех своих предков и познакомиться с ними.

— Я рассматривала фотографии и… Это было очень красиво. И сильно. Даже через фотографии пробрало. Я обязательно туда приеду. — Нахмурилась Алька, словно мы её отговаривали. — Туда и на Ольхон!

Вечером, когда девочка уже спала, мы с Курико сидели внизу.

— Давай, не сдерживайся, — хмыкнула я.

— По мне заметно? — улыбка Курико как никогда напоминала лисью.

— Ты вся светишься и весь твой вид излучает самодовольство. Я прямо слышу от тебя вопрос в стиле "а я что говорила", — подтвердила я. — Подумать только как совпало. Школьный доклад, чисто случайно Алька вытягивает тему о Японии, а дальше нежелание быть дома, любопытство и слишком эмоциональное восприятие и пожалуйста! Куча непрогнозируемых случайностей, а в итоге такое совпадение, что мороз по коже!

— Ты заметила, что она хочет не просто в город или поглядеть на храмы, и даже не на цветение? — напомнила мне об особом значении праздника, который хотела увидеть Алька, довольная Курико. — Пожалуй, научу-ка я её писать имя нашего рода на японском.

— Удачи, — хмыкнула я. — Заодно, пока научится правильно чертить все ваши палочки, галочки и хвостики, в совершенстве овладеет самоконтролем.

Вот только наивная Курико немного недооценила Альку. Та всегда была любопытна. А тут живой источник информации о том, что её интересует. Не рассказы какого-то журналиста, нахватавшего материала для статьи по верхам, а знающий и понимающий суть свидетель и участник. А мелкую интересовало всё. Вплоть до того, чем фонари вдоль дорог отличаются от фонарей вдоль лестниц к какому-то там храму. И иногда возвращала разговор к сказанному два дня назад из-за несовпадений в каких-то мелочах.

— Сразу видно чья внучка, — говорила иногда Курико, незаметно за разговорами приучая Альку к сдержанности и более женскому поведению. А не вот это вот, с размаху ногой в челюсть.

Потихоньку сорванец снова превращался в девочку. В девочку, умеющую дать сдачи, если понадобится.

— Что-то сегодня наша егоза задерживается, — посмотрела я на часы.

— Ей интересно, а Ксения не жалеет для неё знаний, — пожала плечами Курико. — Настоятельница не убеждает, а постоянно выводит на спор и рассуждения. А Але приходится поднимать все свои знания, чтобы противостоять столь опытному и знающему противнику.

— И главное, что девчонка наконец-то носит платья, — засмеялась я. — А то я уж начала бояться, что из этих пятнистых штанов её не вытряхнуть.

— Конечно, ведь чтобы спорить с настоятельницей, нужно быть в монастыре, а в монастыре положено носить юбку! — улыбалась Курико.

— Ну, в твоих халатах и со всеми этими шпильками она тоже неплохо смотрится. Удивительно, но ей идёт. — Припомнила я появившуюся у Курико привычку вечерами укладывать длинные волосы Альки в сложные причёски.

— Красиво конечно, но я так выгляжу старой, — рассматривала себя в зеркале Алька.

— Старой? — ухмыльнулась Курико приподнимая бровь и отвлекаясь от промывания кисточек, которыми делала Альке макияж.

— Ну, да. Можно подумать, что мне лет двадцать пять! — тряхнула головой внучка, заставляя звенеть длиные серьги и украшения на концах длинных шпилек-спиц.

— Старая в двадцать пять лет? — засмеялась Курико. — Посмотрим, что ты скажешь, когда тебе будет эти двадцать пять лет.

— Но то, что выглядит старше, действительно заметно. — Согласилась я.

— Макияж гейши не для того, чтобы подчеркнуть красоту, а чтобы закрыть лицо. Гейша должна быть красива и спокойна. А сквозь полный макияж ни одна эмоция не пробьётся. Лицо словно сковано. И считается, что гейша, это женщина всегда в расцвете женственности, а не юная красотка. А под белилами юность не разглядеть. — Рассказала Курико.

— У меня и с обычной косметикой, без всяких положенных гейшам правил, такой эффект. — Пожала плечами Алька. — Красиво, но плюс пять-десять лет сразу. Поэтому и не крашусь.

— Думаешь, отец разрешит? — улыбнулась я.

— А я прям буду спрашивать, — хмыкнула Алька. — А тоналку и пудру мне мать сама покупает. Чтобы синяки замазывать. Только с синяками это не помогает. Поэтому валяется всё в полке.

— А вот в платье, пусть сейчас это и не платье, тебе действительно идёт, — показала на её отражение я.

— Я знаю. Я похожа на бабушку, а про неё все говорят, что она красивая. Значит и я на моську не обижена, — засмеялась внучка.

Но было заметно, что ей это нравится.

Я достала кожанный футляр с фотоаппаратом. Старенький, ещё советский "Зенит — ЕТ", привезённый из Минска в восемьдесят седьмом году служил исправно. И работать с ним, от снимка до готовой фотографии, я умела. Попросила внучку встать на фоне цветастых штор и сделала пару снимков.

— Знала бы, что тебе так пойдут все эти гребни и шпильки, попросила бы привезти. — Улыбалась я, замечая что Лекс и Алька наблюдают за подвеской на шпильке с одинаковым выражением. — Напихала бы в пучок и носила бы.

— У тебя много было таких украшений? — спросила, присаживаясь перед Курико, Алька.

— Много. Но одновременно можно носить один гребень и шпильки. Одну или две. Украшения не должны отвлекать от изящества и совершенства женщины. — Улыбнулась Курико.

Утром после тренировки лисёнок спустилась к завтраку хитро улыбаясь.

— Ничего себе, — усмехнулась я. — Оказывается в твоём мужицком бауле есть платья и даже украшения?

— Это подарки дедушки и бабушки. И я не собиралась оставлять их дома. И так уже поймала мать за примеркой. Ей выйти на чей-то юбилей понадобилось. Это моё, — пожала плечами внучка.

— Тебе очень идёт, — похвалила внешний вид Али Курико.

Голубая водолазка под горло и прямое платье-сарафан на широких лямках тëмно-синего цвета действительно хорошо сидели. Волосы Алька просто распустила, сделав из шифонового шарфа полоску ободок. Ну, как удержать улыбку, если именно так любила ходить Дина. И внучка сейчас явно её копировала. Из украшений на ней были серьги и кольцо. Эту пару Дина привезла из тогда ещё Свердловска, в восемьдесят восьмом. Класическая корзиночка со вставленным в центр натуральным изумрудом, вокруг которого вилась дорожка бриллиантов на белом золоте и золотое плетение основа.

— Драгоценные камни с утра? — спросила я.

— Бриллианты свыше карата и крупные драгоценные камни носить днём дурной тон, — судя по вздëрнутому носу сейчас внучка цитировала. — А это изящная классика.

— Подожди, — произнесла Курико и поднялась в свою комнату.

Вернулась она с небольшой шкатулкой.

— Эту брошь мне подарил отец, когда я стала ученицей гейши. То немногое, что осталось от богатства нашей семьи. — Прикрепила она извивающегося азиатского дракона на платье Али. — Подойдёт под твой комплект.

— Курико, ты же с родины смогла привезти всего несколько вещей. Кольцо, которое не снимаешь. Эту брошь и моё кольцо. Наверное не стоило, — осторожно начала я.

— Камни и золото любят свет. И молодость. — Покачала головой Курико.

— А как же память камней? — приподняла бровь Алька. — Родовые оберëги и всё остальное?

— Возможно один из них на тебе. На старых старых доспехах, что хранились у нас дома было изображение именно этого дракона. А когда самураи моего дома шли на битвы, ведя за собой воинов, над ними развивались именно зелёные флаги. — Таинственно улыбнулась Курико. — А ты сегодня с чего это решила так одеться?

— Настоятельница Ксения обещала показать архив, собранный, как она сказала, хранителем этого места Нестором Кузьмичём. А разгуливать по монастырю в спортивных штанах не принято. — Ответила Аля, закрывая колени салфеткой.

— А ты так щепетильна в этих вопросах? — уточнила я.

— Нет, и когда мы всем классом были на восстановительных работах в Свято-Троицком монастыре, то дури припереться на стройку в юбке ни у кого не хватило. — Ответила внучка. — И искренне считаю, что то, в какой я одежде, не должно мешать моему обращению к богу или богам. И уж явно это не препятствие для веры. Но есть определённые принятые правила, и есть места, где их можно нарушать, а где это неуважение. А главное, я никогда не понимала, почему те, кто проявляет ко мне неуважение, ждут от меня чего-то хорошего? Соответственно, заявись я на территорию монастыря в штанах и берцах, я проявлю неуважение к правилам этого места и его хозяевам. Но буду ждать, что хозяйка монастыря, то есть настоятельница, будет тратить на меня своё время и показывать редкие документы и исторические артефакты этого места? Даже для меня это слишком самоуверенно.

Общение Альки и настоятельницы началось со спора. Мы с Курико услышали только уже окончание беседы.

— Многие моменты религии просто противоречат историческим фактам! — услышали мы как-то во время прогулки возмущённый голос Альки. — Вот первое, что приходит в голову. Князь Владимир, святой и вообще креститель Руси, так?

— Именно, — в голосе настоятельницы слышалась улыбка.

— Отлично. В девятьсот восемьдесят восьмом году, после взятия Херсона и угрозе напасть на Царьград, но это у русских вообще чуть ли не ежегодная народная забава была, Владимир добивается от Василия второго брака между Владимиром и сестрой Василия Анной. Однако, по другим источникам, обещали ему руку Анны за отряд в шесть тысяч воинов для борьбы с болгарами на южных границах и с мятежником Вардой. И еще на два года раньше. Но получив помощь не спешили выполнять условия, ссылаясь на то, что князь якобы был крещён без участия византийской церкви. — Похоже внучка решила устроить настоятельнице целую лекцию. — А вот уже после взятия Херсона с князя требуют обещания принять христианство. Так он вроде уже крещён? Или без византийского священника не считается? Далее Анну отправляют в Херсон, где якобы князь крестится, женится и едет домой. Но никаких упоминаний где и кем было совершено крещение нет. Зато есть свидетельство самих греков, что имущество церквей Херсона было вывезено, как военная добыча. Про судьбу корсунской княжны и её родителей наверное лучше не упоминать вообще. А ещё интересный факт, который отметил Яхъя Антиохийский, что Владимир говорил, что он князь, как отец своему народу, и крещение с первым причастием будет принимать со своим народом. Но в Киеве, во время крещения, Владимир стоял и встречал каждого новоокрестившегося. По крайней мере в первый день. И заявлял, что сам принял крещение в Византии. По-моему, товарищ запутался в показаниях.

— Возможно он был окрещëн своей бабушкой, княгиней Ольгой, — напомнила настоятельница.

— А, одна из первых русских святых. Та ещё мадам, баба местного авторитета, которая такое мочилово устроила, что и сейчас читаешь и мороз по коже. Как там… "Ибо не ведала в скорби, что творю". — Засмеялась Аля. — Эта скорбящая сначала резню устроила, а потом заживо сожгла целый город не разбирая правых и виноватых. И кстати, воспитала Святослава, но речь не о нём, а о его сыне. Интересен момент похорон князя. Греки очень дотошно описывали погребальное убранство. Особенно их внимание привлекла тяжёлая родовая нашейная гривна…

— С бычьей и медвежьей головой, что считались символами бога Велеса или Волоса, родовым богом Рюриковичей. — Закончила за неё настоятельница. — Что дало многим право утверждать, что сам Владимир крещения не принял. Ты ведь об этом хотела мне сказать?

— Именно. Разговоры о его крещении противоречат друг другу, нет ни одного подтверждения, а хоронят его как язычника. Какая-то мутная биография для святого. — Подтвердила Алька.

— Слушаю, и просто ностальгия. Как на лекции вернулась, — ответила Ксения. — Я окончила истфак МГУ. И поверь, какие споры у нас были на семинарах по любому поводу, ты даже не представляешь… История как вера. Ты либо принимаешь её, либо ищешь доказательства своей правоты. А тебя только момент до крещения Руси интересует? А то ты находишься в месте, видевшем покорение и освоение Сибири. И очень многое здесь свидетельствует о том времени до сих пор.

— Ну, всё! Дело Нестора Кузьмича живёт и процветает, — ухмыльнулась я.

Весна быстро сменилась летом. Аля, отогревалась и прятала свои колючки подальше. В монастыре ей нравилось. Особенно, когда открылся целый пласт информации, с которой нужно было работать.

Вот тут мы увидели совсем другого человека. Непонятно откуда появилась тетрать с кучей записей и пометок, в доме поселился звук клавиш печатной машинки. На почту полетели запросы и ответы. Наша мелкая оказалось неплохо знакома с системой архивов и умела с ними работать. То, что пришлось закончить учебный год раньше на два месяца, а следующий начинать с третьей четверти, сдавая экзамен за предыдущее полугодие, её не пугало и не беспокоило. А вот то, что она пропускала майские сборы своего поискового отряда и весь сезон работы поисковиков серьёзно расстраивало.

Однако особенно хандрить и унывать ей не дали старшие и организаторы поисковиков. Бандеролями на адрес монастыря шли найденные документы, фотографии, сделанные поисковиками и ещё какие-то непонятные чертежи, схемы и документы. Чтобы понять, что это такое, мне понадобилось не одно долгое объяснение от подрастающего поколения.

Оказывается, всё время с середины осени до середины весны поисковики, если не были печально известными "чёрными копателями", проводили огромную работу по сбору информации, её проверке и согласованию будущих работ с местной администрацией. Уже выезжая на полевые работы, делались тщательные зарисовки места предполагаемых раскопок. Планы и схемы обновлялись на каждом этапе.

Алька со смехом рассказывала, что у них в отряде есть профессиональный геодезист и картограф. И что он порой сидит как грач на какой-нибудь берёзе часами ради вида на объект сверху. И покрикивает, где дополоть надо.

— Полоть? — удивилась я.

— Конечно, — кивала Алька. — Выходим на местность. Лагерь ставится обычно метрах в двадцати-тридцати от места работ. Тщательно выверяем и соотносим по картам. Размечаем квадраты для работы. Сначала на всякий случай проходим с металлоискателем. Если есть сигнал идут точечные поиски. В случае каких-то находок, место помечается. Палка и флажок. Цифра означает какая по счëту находка, буква — какой квадрат. Все находки отмечаются и на карте работ. А потом всеми любимая прополка. Чтобы оголить участок. Иногда везёт, и уже после прополки видны первые очертания. Это если окопы были подготовленные, а не за полчаса под обстрелом из положения лёжа выкопанные. Да что я тебе рассказываю?

— Да, подготовка траншейных окопов называется закрепиться, а то что ты описала, окопаться. — Легко всплыло в памяти. А ты при отряде…

— В основном на архиве и поиске информации. Великая Отечественная состояла не только из битвы за Москву, Сталинград, Мамаев курган и Курской дуги. Сотни сражений, иногда на одних и тех же местах, только спустя несколько лет. Вот в Воронежской области, вроде небольшой местечковый бой. Бойцов РККА несколько десятков. И всего два младших командира. — Рассказывала внучка. — А числились ротой.

— В начале войны… — начала я.

— Я знаю. И от рода войск и от времени численность менялась. Например в стрелковой роте, где служил прадед было шесть командиров, двадцать два младших командира и сто пятьдесят человек личного состава. — Посмотрела на меня внучка.

— Искала? — уточнила я.

— Пересекались. Нашли как-то большое расположение и полевой лагерь, это когда их к Воронежу отводили. — Чуть улыбнулась Алька. — Так вот, в том бою красноармеецы упёрлись, и не считаясь с ценой не пропустили раза в три превосходящего противника. Таких боёв и не сосчитать, и в учебниках о них не напишут. Только вот из-за того боя к противнику за сто километров от того места не подошло подкрепление и пополнение боеприпаса. И линию фронта советских войск прорвать не удалось. А через несколько дней началось наступление наших войск. А обеспечили его вот те ребята, о которых всего несколько донесений в штаб. Они знали, что погибнут. А мы вернули им имена.

— С чего ты так решила? — уточнила я.

— Баб Тось, мы уже давно знаем, что если решали стоять до последнего, то флаг воинского подразделения убирали. Чтобы врагу не достался. Обычно в гильзе от снаряда прятали. Мы нашли. — Серьёзно смотрела на меня Алька. — Теперь этот флаг в местном краеведческом музее, и памятная стелла с мемориальной доской. И их имена, по крайней мере, будут знать те, кто там живёт. А в Ростов отправился наш конвой. Нашёлся спонсор, один из внучатых племянников погибших бойцов. Он и на раскопки приезжал и работы экспертов оплатил. Все фрагменты, что мы нашли, отправили. Их проверили, рассортировали, установили личности, какие было возможно. Это наверное самая долгая и самая дорогостоящая часть поиска. Восьмого мая должно было состояться торжественное захоронение в братской могиле, недалеко от места сражения и установка мемориала. Наш отряд был приглашён. А я вот, в ссылке.

— Не переживай, это всё тяжёлая и непростая работа. Особенно розыск именно военных документов. А тебе её доверяют и на тебя надеются. Вон сколько всего наприсылали, а ты ещё и по монастырю переписку взялась вести. Считай, что ты на переднем фланге сражения за память! — обняла её я. — Так что держи свой рубеж и ни шагу назад!

Долгие разговоры с Курико привели к ожидаемому итогу, Алька решила выяснить, кем же она нам приходится и как мы оказались вместе. Я долго думала, что рассказать пятнадцатилетнему подростку. И принять окончательное решение было непросто. Но в один из тех дней, когда мы шли в небольшой лесной посёлок неподалёку, я попросила Курико остаться дома. Она кинула быстрый взгляд на Альку и кивнула.

Посёлок здесь образовался ещё до войны. Местные земли были богаты на поделочный камень, а из соседних районов было достаточно легко привезти те, которых здесь не находили. Во время восстановления страны из послевоенных руин, здесь добывали и обрабатывали гранит. Посёлок камнерезов активно рос. Но спустя пятьдесят лет осталось не больше двух десятков домов, в которых жили постоянно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Обидно было, что не просто люди уезжали, терялось мастерство работы с камнем. В посёлке мастеров остались единицы, да и те свои работы отвозили на рынки. Так и выживали. Мы ходили к местному лестничему, жившему на краю посёлка. И общались хорошо, и в город он ездил часто. Отвозил почту, забирал почту, раздавал. То есть добровольно совмещал обязанности лесника и почтальона.

До посёлка неспешным шагом было всего часа два. И я думала, что этого времени должно хватить.

— А мы семейных скелетов по дороге туда будем проветривать, или когда обратно пойдём? — хмыкнула Алька, когда мы отошли от монастыря.

— Начать не просто. Я привыкла обходить этот шкаф стороной, — в том же тоне ответила я.

— Так как есть, так и начинай, — пожала плечами Алька.

— Некоторые поступки спустя годы кажутся ужасными ошибками. А некоторые, что изначально ничем кроме как ошибкой и быть не могли, становятся решающими в жизни. — Через силу улыбнулась я. — Вот только говорить о них не легко.

— Ну допустим, я знаю о том, почему бабушка и дедушка долгое время жили врозь. И о дяде Мише знаю, хоть он и не общается после смерти дедушки ни с кем из семьи, кроме меня и дяди Игоря. — Удивила меня внучка. — Но меньше любить дедушку и бабушку не стала.

Помолчав ещё немного, собраться с мыслями и решимостью было не просто, я начала рассказывать. Не пытаясь выгородить себя или что-то утаить.

— И это всё? — удивилась внучка, когда я закончила.

— Всё. А тебе мало? — удивилась я.

— Нет, я понимаю, почему тогда никак, — развела руками внучка. — Но потом-то? Был бы у меня дядя или тётя. Может я б тогда вообще дома тренироваться начала.

— Тебе родни мало? — засмеялась я, чувствуя облегчение.

Лето, наполнившись непривычной суетой и общением, пролетело быстро. Я уже и не понимала, кому больше нужна была эта отправка Альки подальше от дома. И часто ловя взгляд Курико, отгоняла от себя мысли о том, как мы будем снова привыкать жить только втроём: я, она и Лекс.

Звонок с новостью об Анне словно выбил землю из под ног. Как будто все мои года разом обрели немалый вес и навалились на плечи. И понимание… Что скоро уйду и я, и похороны сестры возможно последняя возможность увидеть всех, кто дорог.

— Пойдём, Кость, прогуляемся. И поговорим, — позвала я младшего племянника, пока Алька была занята вознëй с подаренным щенком.

Отойдя в тенистую аллею, где по словам соседской девчонки, Анна любила гулять со своим котом, я решила, что место для беседы подходящее, и без лишних ушей.

— Наклонись-ка, кое-что важное скажу, — остановилась и попросила я.

— Тёть Тось! — попытался вырваться племянник, потому что я, как только он наклонился, схватила его за ухо. — Ты чего, как маленького?

— А если ты по-другому не понимаешь? Перетянуть бы тебя поперёк спины чем-нибудь поувесистей! — выплеснула я накопившуюся злость. — Девка у него видите-ли от рук отбилась! Мозги у тебя отбились! Ты чего творишь?

— Тёть Тось… — начал он.

— Не смей меня перебивать! — врезала я кулаком по его плечу. — И будь любезен выслушать!

— Не буду, тёть. Потому что знаю, всё что ты скажешь. Потому что нравится тебе Алька, в ней ваша порода издалека видна. Даже отец говорил, что у неё от него только фамилия, а так Сдобнова чистой воды. — Огрызнулся племянник. — И упряма как все вы. И прямолинейна донельзя. И всё должно по её быть.

— А тебя это не устраивает. Точнее, жёнушку твою. — Прищурилась я.

— Противостояние Ольги и Али уже не закончится никогда. Они слишком разные и одновременно одинаковые. Да и… Хотим мы или нет, но старшая дочь сплошное напоминание о наших неудачах и ошибках. — Нахмурился Костя.

— И надо, чтобы девочка не напоминала о себе? Или что? — спросила я. — Ты кажется не понимаешь. Гена и Дина не просто забрали из больницы безнадëжного ребёнка и смогли её вырастить. Они её воспитали личностью!

— Ага, — кивнул мрачно усмехнувшись племянник. — Отец с матерью сделали всё правильно. Вот только… Тёть Тось, страшно за неё. Она выросла в другом мире, она чётко делит всё на хорошо и недопустимо. А так нельзя. Понимаешь? Она выросла уверенная в том, что за её спиной всегда стоит почти всесильный дедушка и всё знающая бабушка. Она выросла с чётким пониманием, что если она слушается, относится с уважением и соблюдает правила, то ничего плохого в её жизни не произойдёт. Но это не так. Того мира, в котором она выросла, уже нет. Как и отца. И мать уже не влиятельный партработник, а обычная пенсионерка. Да что говорить! Той страны уже не существует! А та, что есть… Здесь ни в чëм нельзя быть уверенным. Здесь и сейчас нет ничего надёжного! В этой стране нет ни армии, которой мелкая гордится, ни правительства, ни законов. Каждый сам по себе и за свой кусок. Она со своим воспитанием не выживет. Вот мой сын, да. Приспособится ко всему, везде свой. Где надо прогнётся, где надо смолчит. А Аля… У неё свои правила, когда для всех кругом действует только одно, чтобы самому было хорошо. В этой стране ей просто не выжить с такими взглядами и таким характером.

— Плохая страна, да, Кость? — посмотрела я в сторону, пряча улыбку, я думала всё намного хуже, а тут попытка вытряхнуть птенца из защищающей скорлупы. — А я тебе секрет открою. Она всегда такой была, страна эта. Разрушалась до основания, перекраивалась, росла, перестраивалась. И всегда находились те, кто объявлял себя элитой, особенными, лучше других. И рвались к власти, наверх. Вся эта… Перхоть человечества, рано или поздно исчезала, многих уже и не помнят. А тех, кто хорошо и быстро усваивал изменяющиеся правила меняющегося мира, смывало волной, во время очередного изменения. Потому что устойчивости не хватало, понимания себя и свой роли в мире. И вывозят страну каждый раз вот такие Альки или воспитанные этими Альками ребята. Простые, не такие, как сейчас стало модно говорить "деловые". А не приспособленцы с девизом, что они никому не должны.

— А я не хочу, чтобы она была той, кто будет вывозить! Или чтобы воспитывала тех, кто будет тянуть эту лямку! Вот такой я эгоист! — зло высказал Костя.

— Хм, так чего легче? Оставь её здесь. Ей пятнадцать, через год уже можно будет оформить разрешение на брак. Лесоруб вон тайгу готов под пашню пустить, лишь бы угодить. Взрослый матёрый мужик, а от малолетки поплыл. Зато любой каприз выполнит. А уж если Алька проснётся, с её то спортивным настоящим и танцевальным прошлым… Уж извини за пошлость. — Хмыкнула я.

— Ага, очередь пусть занимает. Хотел бы замуж её сплавить, давно бы отдал. Вот уж с чем проблем не будет. Ахат её за своего Амира уже года два как сватает, — вздëрнул бровь племянник. — Там и шестнадцати ждать не надо. Только я её не для того рожал, чтоб побыстрее с рук сбыть.

— Ты рожал? Интересная информация. — Улыбнулась я. — Ты только смотри, как бы из лучших побуждений окончательно не оттолкнуть от себя ребёнка. Прими, как аксиому, что она не глина, из которой ты что хочешь, то и сможешь вылепить. А если не понравится результат, то переделать. Хочешь ты или нет, но с ней только на равных. Иначе это будет сопротивление по всем фронтам! Ты разве не понял, что она назло вам делает именно так, как вы запрещаете? Но она ребёнок, как бы не выглядела, и какой бы начитанной не была. Она просто не видит, что желая позлить вас, хуже делает себе. Всё-таки сегодня драки с переломами, завтра поножовщина. А виноваты в том, что она сворачивает не туда вы. Ты в первую очередь. К тебе девчонка тянется, а твою жену вообще никак не воспринимает.

— Я услышал, — потëр ухо племянник.

— Я буду рада, если окажется, что ты ещё не упустил последний шанс. — Кивнула я.

После этого разговора я внимательно присматривалась к Косте. Заявление Дины, что Аля возвращается с ней домой, было вполне ожидаемым, и лично меня не удивило. И я, и Курико хотели бы никуда её не отпускать. Но и обе понимали, что её жизнь должна бежать вперёд, а не виться возле двух замшелых пней. Тем более, что ощущение скорого ухода уже морозило затылок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оттого и возвращалась я домой с особым настроением. С пониманием своего собственного угасания, всё вокруг приобретало новые краски. И кружение снежинок вдруг стало завораживать. Я подолгу стала стоять у окна. Словно ждала. Курико только бросала в мою сторону внимательные взгляды, отражающиеся в оконном стекле. А Лекс преданно составлял мне компанию.

Часы за спиной пробили час ночи. Лекс резко поднял голову и распахнул глаза. Кошачьи зрачки заполнили радужку. Нервно заметавшийся хвост распушился трубой.

— Что? — положила я ему на голову отчего-то дрожащую руку. — Видишь её? Говорят кошки способны увидеть Смерть. А мы со Старухой давние знакомые. Сколько раз она проходила мимо. А теперь и ко мне пришла.

Голос звучал глухо, горло ныло и драло как при ангине. Я содрала с шеи шарф-платок, которым закрывала шрам на шее, надеясь, что это облегчит дыхание. Лекс с коротким мявом прыгнул мне на грудь, и этого толчка мне хватило, чтобы упасть.

Резкая боль полоснула по шее. Напоминание? Возможно.

— Я помню о своих долгах, — прохрипела я в воздух.

Смерти я не боялась. В конце концов, я была перед Костлявой в долгу. Она много раз отворачивалась от меня и проходила мимо. Долговая расписка, подтверждающая мои обязательства, узким шрамом красовалась на шее. И даже неизвестность не страшила. Ощутила я странное разочарование.

Я словно стала частью зимней вьюги. Вилась незримой среди порывов ветра и хлëстких льдинок и старалась запомнить тех, кто был дорог. Чуть больше полутора месяцев прошло с похорон Анны. И снова те же хлопоты.

Курико, оставшаяся одна в доме, встречала всех на правах хозяйки. Дина обняла её, словно забыв, что она нам не родная по крови.

— И Лекс? Тоже? — тихо спросила Алька. — Вы что-то покупали, может бабушка жаловалась на странный вкус еды? Почему опять и бабушка, и её кот?

— Аль, — хмурится племянник. — Мы уже обсуждали это. Давай затребуем вскрытие?

— Успокойтесь, и не мучайте ни себя, ни Тосю. Причина одна, возраст. Сестра родилась в двадцать шестом, а сейчас заканчивается девяносто восьмой. — Покачала головой Дина. — И она прошла войну. Окопы, холод, сырость… Здоровья это никому не прибавило. А коты… Лихо, Лекс и Баюн с нами уже десять лет. Мы их нашли прикопанными в песке, забрали к себе и считали наравне с членами семьи. Это часть нашей жизни! И они искренне к нам привязаны, как умеют только звери. Давайте проводим Тосю достойно и спокойно. Мои сëстры заслужили этот покой.

— Я не потому, что хочу устроить скандал, — посмотрела на Дину Аля.

— Я знаю. Это нужно принять, лисёнок. А ты не можешь смириться. Никогда не могла, — притянула к себе её голову Дина.

— Пойдёмте в дом, — позвала всех Курико. — Настоятельница просила уделить ей время для разговора по поводу похорон. Она хотела попросить у вас разрешения похоронить Тосю не на городском кладбище, а здесь, в монастыре. Настоятельница Ксения считает, что без Антонины монастырь просто разрушился бы, и меньшее, что могут сделать сëстры обители, это позаботиться о последнем пристанище для тела земной покровительницы монастыря.

— О! Тосе бы такая должность не понравилась. Для неё звания и регалии значения не имели, — грустно улыбнулась Дина. — Сложно говорить о них в прошедшем времени.

Та часть меня, что была способна наблюдать за родными, не воспринимала суету со всеми организационными вопросами. А наоборот, старалась урвать каждое мгновение рядом. Странная способность рассуждать в безэмоциональном покое удивительным образом сочеталась с потребностью ощущать эмоции живых.

В день похорон, в момент прощания, Курико сняла со своей шеи тот самый мешок и высыпала пыль из него на мои руки. И никто не сделал ей ни одного замечания и не задал вопросов. Только Алька внимательно прищурилась, наблюдая за Курико.

— Я побуду здесь, — остановилась она у садового столика, поглубже запахивая зимнее пальто. — Погода сегодня удивительно спокойная и солнечная.

— Я принесу плед, всё-таки зима и снег кругом, — кивнула Алька.

Дина и племянники к желанию Курико побыть одной отнеслись с пониманием. А вот Алька принесла плед, помогла накинуть его поверх пальто, и уселась на кресло напротив.

— То, что ты высыпала из мешочка, это же не просто земля, да? — спросила она внимательно рассматривая собственные ногти. — Это он?

— Он, — кивнула Курико улыбаясь. — Я была уверена, что никто не догадается. Брат погиб при попытке возвращения японскому императору свободы американского протектората. Та попытка провалилась, и брат принял яд, чтобы уйти не выдав остальных и планы на будущее.

— Ужасно, — покачала головой Алька.

— Вовсе нет. Все эти годы он был рядом с той единственной, кого любил. И в последний путь ушёл с ней. Уверена, он и сам не выбрал бы себе иного посмертия. Он был верен своему долгу и помнил о своём роде, но его сердце было живо. — Отрешённо улыбалась Курико, что не укрылось от Али.

— Бабушка Курико? — с тревогой спросила она и прикипела взглядом к старому перстню на столе. — Это то о чём я думаю?

Курико носила его всегда и не снимала. А сейчас кольцо лежало на столе. Верхушка с красным камнем в центре символа равновестя была откинута, раскрывая секрет кольца и пустой тайник.

— Бабушка, — повторила Курико вдруг радостно заулыбавшись и её глаза наполнились слезами. — Ты очень умненькая и внимательная, маленькая кицунэ.

— Зачем? — только и спросила мелкая у неё.

— Моё время давно прошло. Ещё тогда я решала уходить или найти жену брата. И рада, что приняла решение рискнуть. Я обрела не только любимую и любящую сестру и смогла таким способом, но сделать так, что брат был с ней рядом, но и получила нечто более ценное. Ты потом поймёшь. — Сжала ладонь внучки Курико.

— Я вызову скорую… — рванулась Аля.

— Нет, уже нет смысла. И ты же не выдашь меня? Здесь самостоятельный уход, вне зависимости от причин, недопустим. А я хочу быть рядом с Тоней и братом. Лучшую часть своей жизни я провела именно так. — Остановила её Курико.

— И когда? — кивнула на кольцо Аля.

— Ночью, — поспешно ответила Курико и притянула девчонку к себе, крепко обнимая. — Ну чего ты, кицунэ? Не плачь. Мы не уходим бесследно. Я знаю, и вижу это также чётко, как сейчас тебя, что однажды, когда ты станешь совсем взрослой, ты приедешь в мой родной Нара. И пройдя по выложенной посреди озера дорожки из камней, отпустишь в небо свой фонарь, который станет маяком для тех, кто ушёл. И я приду, мы все придём. Ты услышишь наши голоса в шёпоте ветра, запутавшихся в твоих волосах. В плеске воды и шорохе деревьев. Ты увидишь наши шаги в кругах на воде. И почувствуешь наши крепкие объятья в порыве ветра. И наши слëзы радости от долгожданной встречи опустятся утренним туманом на водную гладь. А пока… Пока мы будем ждать.

— Я приеду, — пообещала Аля.

— Я знаю, — серьёзно ответила Курико. — А пока принеси мне чая с яблочным вареньем. Очень уж я его люблю.

— Да, сейчас, — убежала в дом Алька, вытирая глаза.

Курико провожала её улыбкой и медленно стекленеющим взглядом. Алька, Алька, глупый ребёнок. Курико ведь рассказала тебе о смерти своего брата. Ну неужели она бы носила при себе яд со столь отсроченным действием? Просто не захотела, чтобы ты переживала и видела её смерть.

Вернувшаяся вскоре с подносом Аля увидела уже застывший взгляд на спокойном и умиротворëнном лице, что было достаточно странно для принявшей яд. Внучка медленно поставила поднос на стол, окинула Курико взглядом и заметила кольцо, так и лежавшее на столе.

— Папа, дядя Игорь, — побежала она обратно в дом.

Я не удержалась от усмешки. Кольцо Курико было на руке внучки. А я словно потеряла способность слышать и видеть. Вокруг меня уплотнялся тёмно-серый туман, пронизанный всполохами света и голосами. В недолгий разрыв я вновь увидела дом у монастыря. На мгновение, я подумала, что вижу молодую Дину. И только потом поняла, что это Аля. Долгое время она будет платить за дом и за присмотр за ним. А потом передаст внучке лесника, вернувшейся после учёбы на медика. Посёлок начал оживать, а девчонке нужен был дом. Почему-то факт, что дом не останется без жильцов и больше не узнает, что такое быть брошенным, принёс удивительное успокоение.

И наверное только это чувство правильности и умиротворения позволило мне не заорать, когда туман неожиданно развеялся, и я почувствовала боль в лице, как от удара, а под щекой мокрое дерево.

Некоторое время я провела без движения, настороженно прислушиваясь к происходящему вокруг. Странность ситуации меня волновала, если волновала вообще, в последнюю очередь. Ощущала я себя так, словно приходила в себя после долгого пребывания без сознания.

Так как никаких иных звуков, кроме тех в которых я узнала огонь в печи или камине, не было, запах жидкости под щекой становился всё более неприятным, а спина начинала сильно ныть, намекая, что я нахожусь в очень неудобном положении, я поднялась, осматриваясь по сторонам.

В комнате, этакой маленькой столовой совмещённой с кабинетом, я находилась одна. Голова буквально взорвалась образами, мыслями, именами… Словно мне в память одномоментно кто-то запихивал целую чужую жизнь!

Решив отнести всё это к тем странностям, что можно разобрать потом, я сосредоточилась на месте, в котором оказалась. Судя по темноте за окном, сейчас уже поздний вечер. На мне платье, вроде тех, что я видела на старых дагерротипах.

Собравшись, как было всегда в моменты опасности, я первым делом задëрнула шторы. Ситуация непонятная, а метаться тут как актёр на сцене, я не собиралась. Тем более, что окна были большими, и любой при минимальных усилиях, просто заняв позицию повыше, мог преспокойно наблюдать за происходящим в комнате.

Металлический привкус во рту, остаточные ощущения тяжести в груди, следы рвоты на столе и слишком яркий запах горького миндаля, а ещё понимание, что тело, что сейчас действовало по моей воле, очень быстро оказалось без сознания, и упало видимо с высоты собственного роста, подсказало, что похоже имеет место отравление.

Напротив камина стояли два кресла, между ними столик, о который я и так неудачно приложилась лицом. Точнее тело, в котором я пришла в себя. Рядом со столом валялся серебряный чайник, поднос, перевёрнутая коробочка с пирожными. Пару раз стукнув по каменным плитам, закрывающим пол большей части комнаты, и прикинув звук от падения металлических предметов, я удивилась.

Ведь в голове была уверенность, что в доме, помимо меня есть служанка, Клер. Я осторожно ткнула длинной щепкой о поленьев в стойке у камина в пирожное. Держа на расстоянии от лица, я несколько раз махнула ладонью, направляя воздух с запахом сладости на себя. А вот и ответ. Яд, явно из цианидов, был в пирожном. И в немалом количестве. Но то ли отравитель не знал, что сладкое, а именно глюкоза, является природным противоядием к почти всем цианидам, то ли там такое количество, что некто был уверен в итоге.

Я схватила тканевую салфетку и первым делом умылась, растирая лицо. Благо вода здесь была в большом количестве. И явно без яда, так как находилась в аквариуме, где достаточно живенько плавали крупные рыбки. Этими же салфетками вытерла стол и кинула их в камин. Чтобы не оставлять следов своего недомогания.

В это время я вспоминала всё, что знала о цианистом калии. Отравление можно получить с пищей, через слизистые или дыхание. Здесь явно первый вариант. Но во-первых, отравитель сам себя перемудрил, смешав яд с противоядием, во-вторых, цианиды попадая в желудочно-кишечный тракт вызывает жжение и першение в горле и обильную рвоту. То есть часть отравы покидает организм. Подали отравленное угощение после ужина, то есть травили на полный желудок, что тоже снижает действенность яда. Посуду унесли, видимо та самая Клер о которой я откуда-то знала, а вот большая супница стояла в специальном отверстии в батарее. Я подняла крышку… Густой суп пюре с явным ароматом хорошо протушившейся говядины. Говяжий бульон, богатый желатином, обвалакивает стенки пищевода и желудка, не позволяя яду полноценно попасть в организм.

Какой-то отравитель… Неграмотный. Ну, такие-то вещи и не знать? Тем более при применении столь банального яда. Впрочем, судить нужно по результату. А результат однозначен, не важно, что за чертовщина происходит, но я оказалась в уже мёртвом теле.

Странно, как-то вот не так я себе представляла окончание жизненного пути. Или это намёк, что я сильно не доработала? Ладно, размышлять будем потом, в более спокойной обстановке. Да и головная боль давала о себе знать. Ещё раз окинув комнату взглядом, я направилась к двустворчатым дверям и распахнула их одним движением. Чем сильно напугала девушку, стоящую у окна. Она вздрогнула и почти подскочила на месте, оборачиваясь ко мне.

— Леди Таисия? — неуверенно произнесла она.

— Нет, свергнутая королева с острова Мёртвых явилась! — само вырвалось у меня. — На что ты там так засмотрелась, что тебя не дозваться?

— Я… Простите, леди Таисия, я не слышала. Больше не повторится, — чуть присела она в поклоне, опустив голову.

— Да? А грохот подноса и чайника тоже? — спросила я внимательно рассматривая девушку.

— Нет, а что случилось? Я сейчас уберу. — поспешила она мимо меня.

— Стоять! — резко повысила голос я. — Разве я тебя отпускала?

Что бы здесь не происходило, но эта девушка явно лгала. И боялась. Находясь в нескольких метрах от комнаты, она не могла не слышать звука падения тяжёлых металлических предметов на каменный пол. Деревянные двери приглашают звук, но не настолько. А значит она намеренно не входила в комнату. Почему? Или дожидалась когда яд подействует наверняка? Или дожидалась повода, чтобы "обнаружить" тело при свидетелях.

— Ты кого-то ждёшь? — спросила я в лоб.

Конечно, служанка начала отнекиваться и ссылаться на усталость. Но я видела, как бегают её глаза, и как она пытается не выдать себя дрожью рук, вон как сжала ладони. Так и хотелось спросить, что же ты деточка так сыпешься то? Головная боль уже просто сверлила в висках, мерзкое ощущение до ломоты в зубах. Мне просто было необходимо тихое место и немного времени.

— Что вы, леди! Никого не жду, я помню в каком доме работаю и как мне повезло, что меня сюда взяли! — зачастила Клер. — Просто сильно переживаю, молодой лорд пропал…

— И с чего бы ты переживаешь за лорда? — хмыкнула я.

С девицей всё было понятно. Упускать её было нельзя. Но и сил разбираться с ней сейчас просто не было. Мне самой хотя бы понять, что происходит.

— Уберëшь завтра, сегодня что-то голова болит. И иди домой. Я отправлюсь спать пораньше. — Решила я, потирая виски.

— Плохо себя чувствуете? Может опять мигрень? Она вас часто мучает леди? А тут столько волнений! — даже как будто ожила служанка.

— Нет, наверно простыла. Горло. За ночь не пройдёт вызову лекаря. — Решила я описать "симптомы", наблюдая за тем, как уверенность возвращается к служанке. — Возьми экипаж, а завтра придёшь пораньше. Если будет необходимость, отправишься за нашим семейным лекарем.

— Да, леди, как скажете. — Ещё один быстрый книксен.

Конечно, как скажу. Мне ещё нужно попытаться хоть как-то разобраться в происходящем. А присутствие человека, который, как я уверена, участвовал в убийстве некой леди Таисии, мне в этом совсем не поможет.

Избавившись от служанки, и опустив какие-то странные рычаги, в мыслях билась мысль, что это обеспечит мне полную безопасность, я почти без сил, привалилась к боку лестницы.

— Полная безопасность! Как же! С окнами чуть ли не от пола до потолка? И по десять штук в каждой комнате. — Ехидно проворчала я, сама удивившись тому, что даже в такой ситуации и таком состоянии, я всё равно язвлю.

Ощутимо накатывавшаяся тошнота меня обрадовала. Тело борется за жизнь и избавляется от смертоносного угощения. Умывшись и убрав за собой, я обратила внимание на обстановку. Странное ощущение, что я оказалась в декорациях к нашему советскому Шерлоку Холмсу. На кухне, по размерам больше подошедшей бы какой-то столовой, я нашла сахар. Щедро сыпанув в ковш, который не поленилась обдать кипятком, я развела густой сахарный сироп и заставила себя это выпить. А ещё через минут десять чуть ли не силком запихнула в себя разогретую на сковороде банку с мясом, вроде привычной тушëнки, с хлебом. Мясо было законсервированно, и повреждений я не нашла, значит там точно не было яда. А есть что-то другое в этом доме я опасалась.

Потом я поднялась в комнату, которую воспринимала своей. Ложится на широкую кровать на высоком подиуме я не стала. Кто знает, какие ещё сюрпризы ожидают? Да и опять же, располагалась она напротив двух огромных окон. Залезай на дерево и хочешь-подсматривай, хочешь-стреляй, хочешь бутылки с зажигательной смесью кидай! Простор для фантазии ничем не ограничен!

Поэтому я взяла подушку и одеяло, и отправилась к длинному и узкому дивану. Для того, чтобы на нём спали, он явно не был предназначен. Уж больно узкое сиденье, но это для тех, кто не спал в землянке на полке из распиленного пополам бревна. А ещё в пользу дивана говорило расположение. Он стоял между двух больших шкафов, закрывающих его от окна и от входа. Особенно если открыть створки, что я и сделала. Вещи я сняла ещё в уборной, помня, что цианид весьма опасен ещё и тем, что его порошок может попадать на одежду и продолжать своё действие, проникая через неё. Даже нательную рубашку я вышвырнула в коридор. Благо, здесь в шкафах было предостаточно одежды.

И только когда голова коснулась подушки, я позволила себе немного расслабиться. Уверенность, что опасность позади, конечно обнадёживала. Но я не знала природы появления этой уверенности. И поэтому ей не доверяла. Слишком я привыкла к тому, что вот у этого "чутья" должно быть материальное подтверждение.

В момент, когда ты точно знаешь, что находишься в опасности, все возможности организма направлены на то, чтобы этот опасный момент преодолеть, избавится от источника опасности и восстановить состояние безопасности. Поэтому всякие странности, непонятности, мелочи отбрасываются, как не существенные. Даже память работает только в случае, если нужны подсказки из прошлого опыта. То что происходит здесь и сейчас, в момент опасности, не запоминается. Потом только какие-то эпизоды всплывают.

Вот и у меня, пока я понимала, что столкнулась с отравлением, я действовала, не отвлекаясь на посторонние рассуждения. А сейчас, когда я выдохнула и ощутила что вокруг относительно спокойно, каша в голове закипела. Чужие мысли, знания, ощущения и воспоминания с яростью штормовых волн набрасывались на берега моего "я" и моей реальности.

— Я мыслю, значит, существую! — вслух произнесла я, чтобы найти хоть одну точку для опоры, от которой и буду выстраивать всё остальное.

Принять для начала совершено дикую мысль, что я жива, после чёткого осознания собственной смерти, было непросто. Да что уж там, я видела собственные похороны и была абсолютно готова лично узнать, что же там… После. Но вместо этого у меня тут неожиданный комплекс мероприятий по предотвращению получения нового для себя статуса криминального трупа.

То ли меня всё-таки настигла упомянутая служанкой мигрень, то ли тело включилось в работу по борьбе с остатками отравы, но на меня резко накатила слабость. И ощущение жара, как при высокой температуре, когда тело горит, но тебе при этом холодно. Карусель образов и голосов в голове закрутилась с бешеной скоростью, вызвав очередной приступ тошноты. Но к счастью всё быстро прекратилось. И в памяти начала выстраиваться цепочка чужой жизни.

В семье леди и лорда Сторил случилась невероятная радость. После долгих десяти лет бесплодного брака леди Сторил подарила мужу сразу двоих детей. Близнецов, так называемую королевскую пару. Сына и дочку. И уже с первых дней детей было ясно, что и сын, и дочь являются точной копией отца. От темноволосой и черноглазой матери дети не взяли ничего. Светлая кожа, отцовы серо-зелёные глаза и даже пушок на головках младенцев был фамильного русого цвета с рыжиной. Правда в случае лордов, это называлось благородный медный отлив. Посажëнным отцом на посвящение детей и предъявление наследников аристократии империи, стал дядя лорда Сторила, герцог Вестаран. Ближайший родственник императора и меч империи. Добавило всеобщего восторга и сообщение о том, что дочь, юная леди Сторил, явно обладает даром, то есть является озаром. Девочку настолько высокого происхождения и наследницу немалого состояния обладание редким даром превращало в одну из самых желанных невест империи. И неважно, что невеста ещё лежала в колыбели и пачкала пелёнки.

Назвали детей в честь героев истории империи, времён её создания. Имена предложил герцог Вестаран, чем гордился и часто вспоминал.

Юный лорд стал Тристаном Сторил, а леди назвали Таисией. Или Таис, как звали её в семье.

Казалось бы, счастье пролилось над этим родом полной чашей. Несколько лет благополучия и покоя. Но период благоденствия был недолог. Лорд Сторил всё чаще ходил мрачным и однажды даже сильно повздорил с дядей герцогом. О чём уж там шёл разговор никто так и не узнал, герцог говорил, что предложил заключить помолвку между ним и леди Таисией. Но в тот вечер он покинул дом лордов Сторил в сильном гневе.

А ещё через неделю, когда вся семья садилась в закрытый экипаж, отправляясь на один из званных вечеров, случилось необъяснимое. Экипаж вдруг вспыхнул и мгновенно был весь объят пламенем. Маленькая Таис пыталась остановить пламя. Но что мог семилетний ребёнок, которого к тому же и не обучали управляться с проявившимся даром.

Трагедия надолго стала самой обсуждаемой темой среди знати. Леди и лорд Сторил сгорели заживо, маленький Тристан выжил только чудом и исключительно благодаря сестре. А Таис потеряла не только родителей, но и дар. Выжгла сама себя, стараясь противостоять стихии. Лорд Тристан мечась в бреду из-за тяжёлых ожогов, всё повторял о каких-то драконах. Но когда пришёл в себя, ничего вспомнить не смог. Лекари смогли спасти его самого и даже следов не осталось. Кроме того, что на месте огромного ожога на груди, шее и подбородке не росли волосы.

Впрочем, обладающий лёгким и весёлым нравом Тристан только отмахивался и говорил, что ему не приходится бриться и всего-то. Таис же замкнулась. Выросла она тихой и скромной девушкой, беззаветно любящей брата и с огромной неохотой покидавшей стены родного дома. Ещё Таис боялась открытого огня и никогда, ни при каких обстоятельствах, не пользовалась экипажем.

Опеку над осиротевшими детьми взял дядя погибшего лорда, герцог Хьюго Вестаран. Он пытался вырвать Таисию из её скорлупы, но вскоре понял, что девушке тяжело даются посещения всех этих балов и вечеров, и с тяжёлым сердцем смирился с проявившимися особенностями, списав их на пережитую трагедию и потерю дара.

Единственным, кто знал Таисию совсем другой, был её брат, Тристан. У этих двоих не было секретов друг от друга. Леди Таис точно знала всё, что происходило с её братом. Он рассказывал ей всё, до мельчайших мелочей. Начиная от лекций на занятиях в академии высших ювеналов и заканчивая мужскими разговорами. Таис фактически училась вместе с братом, нередко делая за него задания самостоятельных работ. И незримо присутствовала на всех его вечеринках и посиделках с друзьями. А особенно сильные эмоции брата Таис ощущала, как свои собственные.

Вроде жизнь налаживалась, брат всеми силами оберегал сестру, она была его самой верной и надёжной половиной. Но где-то неделю назад, поздней ночью в их дом постучали. Друг детства, что жил по соседству. А после того, как его мать-вдову после падения с лошади признали потерявшей разум, исчез сосланный новым владельцем имущества рода в дальнее небольшое имение. Единственное, что, кроме номинального титула, оставил мальчику новый глава рода. И то, только потому, что меньше уже не мог. Барон Эжен Соммерс был в столице редким гостем, но всегда навещал старых друзей. И привозил любимый Тристаном карамельный ром, который производили на далёких от империи островах, из-за чего он стоил неимоверных денег. А Таис получала очередную партию редких и необычных ракушек и жемчужины, которые она собирала.

Многие думали, что дела барона Эжена далеко не так плохи, как описывает его дядя, раз он позволяет себе редкие, но регулярные появления в столице, принят в доме лордов Сторил и делает такие подарки. Тристан пару раз проносил ром в академию, не скрывая от кого его получил. Просто не все знали, что барон Эжен Соммерс и капитан фрегата "фиалка Витрока" Рем Неже это одно и то же лицо. Точнее, знали об этом только Тристан и Таис, одолжившие в свое время другу большую часть суммы на покупку и ремонт старого фрегата "Королева". А ещё Эжен ловко превращался в капера Дженсома Мерэ.

И в свой последний визит он был мрачен и встревожен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Что послужило причиной подобного состояния друга Таис не знала. Эжен только отмахивался, и говорил, что это эхо из далёкого прошлого. Обсудив с братом этот момент, Таисия и Тристан пришли к выводу, что Эжен просто в очередной раз пытается "решить всё сам".

Таисия отступила, посчитав, что друг имеет право иметь свои секреты и дела, в которые не хотел посвящать друзей. Более того, она понимала, что скорее всего, Эжен просто не хочет, чтобы они ввязывались в тревожащие его дела или события, переживая за их же безопасность.

А вот Тристан так не считал. И видимо ему удалось вытянуть из друга подробности. Вот только теперь мрачным ходил сам Тристан. И наверное впервые, что-то скрывал от Таис. Воспользовавшись тем, что у него, как и у всех выпускников был отпуск перед началом подготовки к итоговым испытаниям, Тристан всё время был рядом с Эженом.

— Трис, что происходит? — спросила его Таис, поймав перед самым выходом из дома. — Ночь на дворе! Куда ты собрался?

— Таис, тебе не стоит этого знать. По крайней мере, пока я не смогу убедиться в том, что это лишь ошибка, или что подозрения Эжена жуткая правда. В любом случае, не позднее завтрашней ночи я буду знать ответ на этот вопрос. И тогда мы с тобой всё обсудим, — обнял её Тристан перед уходом.

Таисия тогда проводила брата на встречу с другом, краем мысли зацепилась за слишком пристальный взгляд новой служанки, но не придала этому значения. В конце концов её больше волновал брат, а не любопытство служанки. Да и понятно, девушка всего несколько дней как приступила к работе, буквально через день-два после того, как Тристан стал пропадать с Эженом.

Таис не хватало молчаливой, но привычной Хейзел.

— Таисия, эта девушка может быть хоть живым олицетворением всех мыслимых добродетелей! — уже пару лет вёл один и тот же разговор уже бывший опекун, так как близнецы Сторил давно были совершеннолетними. — Но её происхождение перечёркивает всё. Она из черни, и доя девушки твоего статуса и положения подобное общение недопустимо!

— Дядя… — пыталась остановить эти разговоры Таис, но безуспешно.

— То, что чернь имеет право входа в твой дом, ставит пятно на твою репутацию, Таисия, — не слушал возражений герцог и не обращал внимания на то, что причина этих бесед находится рядом и конечно всё слышит.

К утру Тристан не вернулся, и на следующий день… А тревожный ночной сон Таисии, ждущей брата, был прерван ощущением охватившего брата гнева, ярости и желания убивать! И почти сразу Таисию буквально скрутило от боли и чувства страха. И всё исчезло, как и не было. Только холод и мёртвая тишина. Едва придя в себя, Таисия закричала от горя. Она чувствовала и понимала, и точно знала, что ошибки быть не может, брат погиб. И перед смертью он боялся. Боялся за неё!

Едва дождавшись рассвета она пешком поспешила в управу, где сообщила, что брат с другом ушли поздно вечером, и уже два дня как брат не возвращается домой, а она чувствует…

— Простите, леди Сторил, но два молодых и обеспеченных аристократа, состоящих в близких дружеских отношениях и давно не видевшиеся… — понимающе улыбнулся пожилой йерл. — Понимаю, что возможно они и нарушат несколько общепринятых норм, но не думаю, что это прямо такая великая причина для объявления розыска. Молодость. Нагуляются, отлежатся после, простите леди, попойки и вернуться. Нет никаких причин и оснований для принятия от вас обращения.

От непонимания, что теперь делать и как выяснить, что с братом, Таисия сделала единственное, что могла. Отправила посыльного к бывшему опекуну, умоляя его срочно приехать.

— Таисия, дитя, — вскоре распахнул двери ещё очень крепкий, не смотря на возраст, лорд Хьюго. — Я получил твоё письмо. Что такого произошло, что ты решилась просить о помощи?

Многие злословили, что без артефактов и магии здесь не обошлось, но не раз доказавший талант, преданность и личную силу герцог одним своим появлением заставлял заткнуться даже самые ядовитые рты.

Таисия чуть выдохнула. Герцог Вестаран, сколько она себя помнила, был такой незыблемой скалой. В этот момент Таисия даже простила ему, что он вынудил её расстаться с Хейзел. Лорд Хьюго очень внимательно выслушал внучатую племянницу.

— Ты никогда не говорила, что у вас с Тристаном есть такая связь, — нахмурился он, стуча пальцами по столешнице. — Покинуть пределы столицы ни он, ни барон Эжен не могли, это исключено. Я отправлю надёжных людей проверить злачные районы, узнать о драках… Может ты ошибаешься, и он просто без сознания. Если результатов не будет, завтра мы с тобой отправимся в управу. Думаю, моё слово заставит йерлов пошевелиться. Но я верю, что этих усилий не понадобится. И ущерб нанесён лишь репутации лордов Сторил, а не здоровью этого шалопая! А ты постарайся взять себя в руки, Таисия. Ты не обучена обращаться с даром. И эмоции потерявшего над собой контроль от количества выпитого безрассудного юнца, приняла за что-то… Когда человек слишком опьянëн, эмоции хлещут через край, любая обида становится смертельной. А любая опасность незначительной. И к несчастью, тянет на всё более острые ощущения. И во многих кварталах столицы эти ощущения можно найти. По тому что ты описываешь… Боюсь это бред, видения, вызваные искуственно.

— Вы намекаете на опиум? — ожила безумная надежда в душе Таис.

— А получить его, да ещё в таком количестве, что никак не может прийти в себя, можно только в притонах в тех районах, куда достойным людям лучше даже в мыслях ге попадать! — кивнул герцог. — Разговор с твоим братом у меня будет очень тяжёлый! И я рад, что ты обратилась именно ко мне. Мысль заключить помолвку давно покинула меня, и вы оба заменили мне родных детей, которых у меня никогда не было. Я рад получить подтверждение того, что и для вас я не посторонний. Пусть даже получено это подтверждение при столь нерадостных обстоятельствах. И прошу тебя, правда, не мучай себя и не переживай. Поужинай, выпей чаю с любимыми пирожными и ложись пораньше спать. Уверен, с утра уже будут добрые вести.

Вскоре после ухода герцога курьер доставил пирожные в фирменной упаковке, и Таис решила, что это от герцога. Она честно пыталась взять себя в руки и старательно убеждала сама себя, что прав герцог, а ошиблась она. Почти через силу поужинала и расположившись у камина решила полакомиться сладостями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Таисия быстро поняла, что с ней происходит. Какое-то звериное чутьë, что просыпается в любом в минуты смертельной опасности, подсказало девушке, что истекают её последние минуты. И понимая, что саму себя не спасти, Таисия потратила последние силы, чтобы найти в себе искры своего дара. Она не могла себе позволить уйти, обрывая свой род, и позволить тому, кто стоит за бедами её семьи, остаться безнаказанным. Сейчас она с кристальной ясностью понимала, что гибель родителей, беда с братом и её собственная смерть, это звенья одной цепи.

Странная вера в то, что её мир не единственный, и существуют сотни его отражений, а вместе с ним и душ тех, кто рождён хоть в одном из миров, подсказали Таисии, где искать помощь. Она искала и звала покидающую мир живых душу, родственную ей и способную разобраться с тем, что произошло с её семьёй. Такую же как она сама, только сильную и решительную.

Даже в этом странном состоянии, я не удержалась от усмешки. Каким образом я оказалась похожей на замкнувшуюся, скромную и слишком нерешительную во всём, даже в отстаивании собственных интересов, Таисию, для меня было загадкой. Возможно, если бы не война, перековывающая судьбы и характеры, я бы и выросла тихой тенью сестёр. Но этого уже никогда не узнать.

Из этого состояния полусна- полуяви меня вырвал настоящий грохот. Я даже не сразу поняла, что это кто-то решил использовать дверной молоток вместо тарана и буквально выламывает дверь.

За дверью оказалась закутанная в шаль совсем молоденькая девушка, которую я опознала как Хейзел. А моё собственное сердце забилось чаще. Хейзел была невысокого роста, белокожая, с длинными прямыми и чёрными волосами. Я встретила взволнованный взгляд тёмных глаз, с лукаво вытянутыми и приподнятыми уголками. Разум заметался в поисках подсказок и знаков, что могли бы подтвердить то ли безумную догадку, то ли несбыточную надежду. Невозможно. Но я же здесь!

— Я родилась в начале осени, и отец назвал меня Курико. Дитя или семя каштана. — Смеялась подруга.

Хейзел, кажется орех или орешник. Тоже из осенних имён. Вот и ответ. Похожа, рядом, но не то же самое. Отражение. Но мысль, что в этом мире так близко родственная душа той, что была одной из самых близких там, предала сил и пробудила наконец желание жить самой.

— Хейзел, проходи. Почему так поздно, что случилось? — спросила я, затягивая девушку в дом, и оглядываясь по сторонам.

Улица и подъездная аллея за её спиной были пусты.

— Мне передали, что вам очень плохо и вы просите прийти, и взять для вас ваших любимых пирожных. — Протянула она мне уже знакомую мне коробку.

— Кто передал? — спросила я.

— Посыльный, — растерялась Хейзел.

— Как выглядел? — я закрыла дверь и поманила девушку за собой.

— Честно говоря, не помню, леди. У него шляпа, — очертила она рукой контур головного убора неизвестного мужчины.

— И для меня были заказаны пирожные? — уточнила я.

— Нет, я взяла свои деньги, ведь все знают, что я больше не работаю у вас. И мне могли не отпустить под ваше имя, — отвечала Хейзел.

— А сама я не подумала о том, что тебе эти пирожные могут и не отдать? — внимательно осматривала я кухню. — Вот оно!

Я обрадовалась увидев тетрадь для записей и перьевую ручку с чернильницей. Кое-что бывает неизменно. Тетрадь или стопка бумаги доя записей на кухне! Сколько и чего нужно купить, что подходит к концу, что нужно заменить из кухонных принадлежностей. К концу недели готовый список необходимых покупок, и хозяйка кухни всегда в курсе своих запасов.

— Поставь чайник пожалуйста. А вот есть я здесь что-либо не советую. — Попросила я. Открывая чистую страницу. — Так почему ты решила, что я действительно тебя зову? Если я даже денег на покупку недешёвого угощения не передала?

— А вы не звали? — заметно поникла девушка.

— Хейзел, мне сейчас очень нужна помощь. Но я не уверена, что имею право просить тебя о чём-то, после того, как согласилась… — начала я.

— Опять вы за своё, леди! — перебила меня оживившаяся служанка. — Ваш опекун говорил правду, и мы с вами это знали. Вам замуж надо выходить, подбирать достойного вас жениха. А у вас личная служанка из черни, даже не сорра! У меня ведь и фамилии нет, и живу я на самой границе неосвещаемых кварталов, и то только благодаря брату. Но и он не может переселить меня в другое место. Ну не может такая как я жить например в районе, отведённом для жилья сорров. Что бы о вас говорили? Что вы себе даже служанку позволить не можете? А то что денег не передали, так я по этому и поняла, что вам плохо. Иначе бы вы обязательно об этом подумали. Вы всегда обо всех думаете, кроме себя! А почему это в вашем доме есть нельзя?

— Потому что меня пытались отравить, и я не знаю где ещё есть яд, — ответила я, чертя на бумаге схему. — Похоже, кто-то очень хотел, чтобы убийцей был дворецкий!

— Какой дворецкий? Как это отравить? Кто? — Хейзел кинулась собирать осколки выпавшей из рук чашки.

— Веником смети. — Не дала я собирать руками. — Дворецкий это так, к слову. В моём случае, скорее всего обвинили бы служанку. И насколько я понимаю, тебя.

— А какой мне смысл вас убивать? Зачем? — удивилась девушка.

— Смотри сюда, — развернула я к ней свою схему, мне всегда было легче, когда я свои мысли изображала в виде чертежа. — Некто присылает мне коробку этих пирожных со смертоносной начинкой. И служанка об знала, именно поэтому она решила отдохнуть от обязанностей недалеко от малой столовой. И якобы не услышала падения подноса и чайника на пол, каменный прошу заметить, тоже поэтому. А ждала она, выглядывая в окно именно тебя. Для этого её сообщник позвал тебя и передал просьбу принести сладости. Потому что точно такие же, только с ядом до сих пор лежат в комнате. И если я права, то сейчас у нас будет неожиданный гость, который и поймает тебя возле моего хладного трупа.

— Никто не поверит в это! Меня взяла в ваш дом ещё ваша матушка, когда случайно увидела меня в саду возле управы. Меня растил брат, ему некуда было меня деть и не с кем оставить. Я больше десяти лет служила вам, была вашей личной служанкой! — возмутилась девушка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, и после стольких лет верной службы, тебя выгнали. Ты вынуждена вернуться в далеко не самый спокойный, ухоженный и безопасный район города, вместо комнаты в доме потомственных аристократов, буквально нора. Напомни мне, если я не ошибаюсь, то сколько может длина и ширина комнаты для черни? — озвучила я возможный мотив. — И никаких перспектив в будущем. Так что месть. Банальная месть.

— Мой брат служит в управе, — волновалась Хейзел.

— Честолюбие у вас семейное, ещё и по нему можно ударить, — развела я руками.

— Вы дали мне столько денег, что я могу безбедно жить несколько лет, даже не работая! А ваш брат… Лорд Тристан предложил мне уехать в ваше поместье, — вдруг выпалила девушка.

— Кто об этом знает? И где лорд, чтобы подтвердить эти слова? И ты ведь не уехала. — Указала я на явные пробелы и этого довода. — Кстати и правда, почему?

— Я… Потому что, — вдруг смутилась Хейзел.

Я решила больше не расспрашивать, потому что кажется, девушка неравнодушна к лорду Тристану. А я больше, чем уверена, что его уже нет.

— Тише! — предупредила я.

— Вы не активировали защиту? — почти беззвучно спросила Хейзел, вытаращив глаза.

— На это и расчёт. — Кивнула я, отвечая так же тихо. — А как иначе мышка попадёт в мышеловку?

Я взяла со стола нож и спрятала его в рукаве платья-халата, который накинула перед тем, как пошла открывать дверь. Шли мы по коридору осторожно, стараясь не выдать себя звуком шагов. А в большой комнате, куда попадал каждый, кто приходил в дом, уже разворачивалось интересное представление.

— Простите, уважаемые йерлы, что я вас побеспокоила, возможно напрасно, но я переживаю за свою госпожу, леди Сторил. Она сейчас осталась одна, а после смерти родителей бедняжка так и не оправилась… Некоторые её причуды, могут быть опасны. — Взволнованно щебетала Клер.

— Сорра, вы заявили, что опасаетесь за графиню Сторил. — Нахмурился один из йерлов, которых я соотнесла с привычными милиционерами.

— Да, господин йерл. — Закивала головой служанка. — Я здесь недавно. До меня здесь была другая девушка. И была много лет. Леди говорила, что не могла от неё избавиться. Служанка осмелилась угрожать леди проблемами, которые ей и лорду Тристану может создать её брат. И хотя у леди были подозрения, что девица не только забывает границы дозволенного, но и позволяет себе присваивать некоторые мелочи. Большее видимо опасалась. Опекун леди фактически выгнал обнаглевшую служанку. А вот вчера леди Таисия пересчитала деньги на расходы на месяц и не хватило приличной суммы. И леди решила, что уладить дело можно тихо и без лишнего внимания. Если её бывшая служанка просто вернёт деньги.

— Такое случается, и лорды и леди не любят предавать подобные вещи огласке, — согласился один из йерлов с Клер. — Но почему в доме тихо, как будто здесь кроме нас с вами никого нет.

— Я поэтому и говорю тихо, — всхлипнула Клер. — Ой, боюсь. Не знаю, правильно ли я поступила? Хейзел, бывшая служанка и воровка, пришла сегодня поздно вечером. Буквально полчаса назад. Попросила леди Таисию о разговоре и принесла с собой угощение. Мне уже была пора уходить, леди велела взять экипаж, она очень внимательна и заботлива. Я ещё пока шла к воротам, подумала. Мне и до дома недалеко, а всё равно поздно, боязно. А Хейзел в кварталы черни идти, а туда ещё и не каждый извозчик поедет… А потом… Понимаете, я вспомнила, что пирожные, которые принесла Хейзел, это те, которые очень любит леди Таисия. Но они так дорого стоят! Откуда у служанки такие деньги? И что за разговор такой, что чуть ли не ночью приходить надо? А тут вы на встречу! Да что же так тихо-то?

— Да вот жду, когда этот спектакль закончится! — вышла вперёд я.

— Ой! — взвизгнула Клер. — Вы?

— А кого ты думала увидеть ещё в моём доме? — переспросила я. — И у меня вопрос, а как ты попала в дом и кто дал тебе право звать кого-либо в мой дом?

— Сигнальные огни не горели, и я поняла, что защита дома… — начала объяснять она.

— Ключи от входной двери откуда? — улыбнулась я, подходя к ней вплотную. — Господа йерлы, к сожалению, рекомендации не всегда соответствуют действительности. Клер слишком явно пытается занять непологающуюся ей должность, оттого и берёт на себя слишком много. А ещё больше придумывает. Напомни мне, когда я говорила, что подозреваю Хейзел хоть в чëм-то?

— Я прошу прощения, — лепетала девица, явно не зная, что делать.

— Если бы я подозревала бы Хейзел хоть в чëм-то, то я не попросила бы её покинуть место моей служанки, и стать моей компаньонкой. И да, я попросила Хейзел, оказать мне услугу и зайти за моими любимыми пирожными. Надеюсь, объяснять, что предполагается, что с этого дня Хейзел находится рядом со мной круглосуточно, и ночует в этом доме, в отведённых ей комнатах, не надо? — смотрела я прямо в глаза Клер.

Возможно, мягкая и неуверенная в себе Таисия и не смогла бы сейчас прижать служанку. Но я то, ею не была.

— То есть, у вас нет к нам вопросов и мы можем продолжить патрулирование? — спросил меня один из йерлов.

— Да, конечно. Прошу прощения за этот инцидент, я прослежу, чтобы больше подобного не повторялось, — заверила я мужчин. — Хейзел, проводи пожалуйста уважаемых йерлов, им наверняка некогда разбираться в дурных фантазиях.

— Простите, леди. — Замялся один из стражей порядка. — А вы действительно хотите сделать девушку из черни своей компаньонкой?

— Да, и сегодняшний вечер лучшее доказательство того, что это совершенно верное решение. — Улыбнулась я. — Конечно, свет может не одобрить подобный шаг. Но во-первых, размер моего личного дохода таков, что я могу себе позволить игнорировать мнение света. И это не говоря о всём состоянии рода Сторил. А во-вторых, я не люблю появляться в обществе, так что нашим леди придётся сильно постараться, чтобы донести до меня своё мнение. Хейзел, проводи, пожалуйста, гостей. А вот тебя, Клер, я попрошу остаться. Я вынуждена заняться объяснением тебе того, какими качествами должна обладать уважающая себя и порядочная служанка. А что недопустимо. Раз уж я приняла тебя на работу.

Служанка попыталась возразить, но острие ножа, незаметно упëршееся ей в бок, заставило её согласиться на мою просьбу без лишних сцен.

— До свидания, леди, девушки! — попрощался один из йерлов.

— Йерл Ногарэ будет очень рад, — сказал второй Хейзел, видимо он был знаком с её братом.

Йерл Ногарэ… Имя совершенно незнакомого человека отозвалось непонятным волнением. Но я быстро взяла себя в руки.

— Хейзел, активируй пожалуйста защиту дома и закрой внутренние замки. — Попросила я, как только дверь за йерлами закрылась. — И не делай вид, что у тебя не получится. Я прекрасно знаю, каким образом Тристан попадал домой, когда возвращался поздно ночью. А ты садись, Клер. Если ты конечно Клер. Поговорим.

— Я не понимаю, что вы хотите от меня услышать, леди. — Состроила жалостливую мордашку служанка. — Я правда перепугалась…

— Клер, мне очень обидно, что ты почему-то считаешь меня дурой, — улыбнулась я, уже открыто держа нож. — Кто принёс первый набор пирожных?

— Я не знаю, какой-то посыльный, — замотала головой она.

— Ммм… Допустим, — обвела я петлю взглядом. — Но откуда ты знала, что в пирожных яд? Ты ведь ждала, когда он подействует, и именно поэтому не зашла в малую столовую, когда услышала грохот. И по той же причине, ты так испугалась, когда я вышла из комнаты сама.

— Я… — вот сейчас она действительно испугалась.

— Я ведь могу не мудрить и не строить тут из себя спасителя заблудших. — Улыбнулась я, не размыкая губ. Эту мою улыбку коллеги называли змеиной. — Нарушение границ охранного контура и через десять минут здесь будет половина столичной управы. А отравленные пирожные до сих пор в комнате. Принесла их мне… Ты. Ключ от входной двери украла и сделала дубликат… Ты. Попыталась отвлечь от себя внимание, обвинив Хейзел, снова… Ты. При меньшем и не столь очевидном наборе люди отправляются в тюрьму.

— Или на борт корабля, отходящего в неизведанные земли. На освоение территорий. — Добавила Хейзел.

— Нет, нет, пожалуйста! — Клер рыдала от страха, даже нож её уже не пугал, она кинулась на колени и вцепилась в подол моего халата. — Прошу, вас, я всё расскажу, я не многое знаю…

— Сядь и рассказывай. Только не вздумай врать. И надеюсь у твоего подельника хватит мозгов не ломиться в мой дом? Второй визит йерлов за одну ночь, это перебор. — Ответила я, удивляясь про себя, что так сильно и быстро сработала одна из простейших методик допроса.

Хейзел без просьб принесла графин с холодной водой.

— Мне воды конечно не жалко, но захлебнуться у тебя всё равно не получится, — произнесла я, наблюдая за Клер.

Рассказ девицы оказался весьма интересен. Никакой соррой она не была, кто её родители тоже не знала. Выросла на Весёлой улице, являющейся самым злачным районом столицы. Название улицы говорило само за себя. Бордели, игорные дома, подпольные и официальные бои. Другими словами, всё, что только можно придумать для удовольствия тех, кто может заплатить. На любой вкус, кошелёк и степень законности.

Клер очень повезло. Миловидную девочку с кукольным личиком купила у местного "главаря подворетен" хозяйка одного из борделей. И взялась за воспитание. В меру своих сил и представлении об этом самом воспитании, конечно. Она же и дала девочке имя. Клер научили пользоваться приборами "как леди", носить белье "как леди", танцевать, петь, даже играть на клавесине. Марго Солонье, белокурая хозяйка борделя, даже наняла для Клер учителя, чтобы избавить её от прилипчивого говора подворотен. Вскоре у девушки появилась и легенда, якобы незаконнорождённая дочь весьма родовитого лорда, которую не признали по воле жены лорда. И пока лорд был жив, девочка жила в имении. Как только умер, леди выгнала девочку на улицу, даже не позволив присутствовать на похоронах.

— Она так напомнила мне меня, в юности, когда я ещё была совершенно невинна и верила в справедливость и добро. Наивный ребёнок, — качала головой Марго, каждый раз отвечая, что Клер не является одной из её "девочек", и в борделе работает не с клиентами, а помогает самой Марго с ведением счетов. — Она же получила образование!

Таким хитрым образом цена, которую предлагали лорды за ночь с Клер, выросла неимоверно. И в один из вечеров, девушку просто затащили в комнату, куда поднимались работницы Марго с клиентами. Доя Клер это неожиданностью не стало. Она знала, что хозяйка, якобы не хотя, уступит давлению и просьбам одного из постоянных посетителей. А тот ещё и приплатил за то, что договор останется для Клер тайной. Ему хотелось сопротивления. Утром он ещё и щедро оставил денег самой девушке.

— Купишь себе… Не знаю… Какую-нибудь безделушку. — Сказал он, поправляя воротничок.

Ещё некоторое время у Клер были просто огромные для девицы лёгкого поведения заработки. Новость о том, что можно взять, а потом просто оплатить, быстро разошлась среди клиентов. Но уже через пару месяцев картина изменилась.

— Спрос упал? — притворно посочувствовала я.

— Да, Марго так и сказала, и перевела меня в число обычных девушек, выходящих к клиентам. Она сказала, что я уже окупила все её затраты на себя, а теперь буду просто зарабатывать на жизнь в комнатах её заведения, а не в подворотне, где она меня и подобрала. — Кивнула Клер передëрнувшись.

— Если было так противно, так чего не ушла? — спросила её Хейзел.

— Куда? — скривилась Клер. — В ту же подворотню, в холод и грязь, и отдаваться всем подряд за кусок хлеба и чтобы не избили? От клиентов Марго хотя бы не воняло, у неё было дорогое заведение. И не тебе рассуждать о том, что нужно было делать. У меня нет брата, служащего в управе и не нашлось доброй леди, которая приютила бы меня в своём доме!

— Не тебе огрызаться, Клер! — осадила я поверившую в себя девку. — Хейзел здесь не прохлаждалась, а работала и помогала. И заметь, честно работала. И ни разу ничего не своровала!

— Ни разу не своровала, или ни разу не вызвала подозрений? — скривилась Клер. — Все и всегда воруют. По другому не прожить.

— И тебя попëрли из борделя за воровство? — мелькнула у меня догадка.

— Клиент платил за девушку хозяйке, а то, что он давал сверх оплаты самой девушке, никто не забирал. Ну, и мелочь по карманам лорды и торговцы тоже никогда не проверяли. Однажды в кармане клиента оказался замшевый мешочек, в котором были жемчужины. Я взяла всего одну. Но он вернулся через час после ухода в истерике и с йерлами. Суд над такими как я скор, я должна была отправиться морем на неизведанные территории. Обустраивать дальние провинции нашей Империи. Нас загоняли пачками в железные узкие клетки в трюме. Те, кого посадили в клетку раньше, ждал, когда заполнятся остальные. Моя клетка стояла в середине, и я видела, как мимо нас, по узкому проходу выносили трупы из тех, первых клеток. Кружка чего-то спиртного и кусок хлеба, всё, что мы получали раз в день. — Смотрела куда-то мимо меня Клер. — Потом пришёл мужчина, ему нужны были четверо мужчин на земляные работы. Ему предлагали многих, но он отказывался, говорил, что ему доходяги не нужны. Выбрал из клетки напротив. И заметил меня. Он забрал и меня, но по его улыбке… Лучше бы я осталась в клетке. Нас привезли на какой-то остров. На мужчин нацепили колодки-ограничители. А меня он поселил в доме рядом с каким-то замком. Наверное, там раньше жили слуги. Сорр Фрэг, как он представился, держал меня в качестве личной игрушки. Понимаете, есть такие мужчины, со странностями. Кто-то любит смотреть за другими, кто-то… В общем, этот сорр любил бить. Узким ремнём, стеком по пальцам, проводить острым ножом, придушивать, пока не потеряешь сознание. Говорил, что я очень похожа на его жену, но ту, он добить пока не может. А меня никто не хватится. А месяц назад меня у него забрали. Пришёл незнакомец в маске, только глаза были видны. И сказал, что девка пригодится для важного дела. Я должна была соблазнить лорда Тристана и забеременеть от него.

— Что? — возмутилась за моей спиной Хейзел.

— Ничего! Он наверное мужским бессилием страдает… — огрызнулась Клер.

— Тихо! — осадила я всех сразу. — А ты не перескакивай. Как собиралась попасть в дом?

У меня заскреблись нехорошие подозрения.

— Леди, первыми о поиске слуг в тот или иной дом узнают воры и прочее жульё. — Хмыкнула Клер. — Кто-то из обслуги вашего опекуна начал искать подходящую девушку для вас, ему и подпихнули мои фальшивые рекомендательные письма.

— И за то время, что ты здесь… — поторопила её я.

— Я дважды приходила к вашему брату ночью. Один раз он просто отправил меня вон, а во второй выставил на улицу, вызвав извозчика. И предупредил, что в третий раз будет увольнение с такими рекомендациями… — закончила она.

— А смысл этого соблазнения? — не поняла я.

— Меня проверили, я здорова и могу родить. Я должна была попросить для жизни, своей и ребёнка, небольшое поместье в нескольких днях пути от столицы. Оно нужно тому, который в маске. — Ответила Клер. — Точнее вход в старые катакомбы, который находится в том поместье.

— Вот как, — попыталась вспомнить о каком поместье идёт речь. — А дальше?

— Недавно я нарвалась на сорра Фрега. И он развлëкся. Он был не в себе. А на следующий день, в комнату, где я сейчас живу, пришёл незнакомец в маске. Я разделась и свалила всё на сорра Фрега. Мол из-за него лежу с кровотечением дома и наверное, это из-за тех двух ночей, что я провела с лордом Тристаном. — Засмеялась Клер.

Невесело так засмеялась, желчно.

— И потом план поменялся? — спросила я у Клер.

Служанка начинала выглядеть безумной. И именно сейчас она начинала становиться опасной. Я часто наблюдала такое. Когда преступник решал для себя, что вот теперь точно всё и хуже уже быть не может, то словно в этот отключается страх и осторожность, появляется некая бравада. С каждым новым признанием, предложением, словом преступник словно сам себя разгоняет, мол я же могу так и так, смог вот это… У преступника появляется решимость напасть, попытаться прорваться неважно куда, лишь бы подальше от здесь и сейчас. И остановить этот растущий снежный ком, можно было только одним способом.

— Ты уже решила, где будешь прятаться? Есть место, где ты будешь в безопасности? — выбивала я почву у неё из под ног, резко меняя тему и напоминая ей о том, что за себя и свою безопасность нужно бояться.

— Я… Нет такого места, — задумавшись над ответом, Клер упустила тот самый момент перехода, а снова накрутить себя до такого состояния очень не просто.

Да и после сильного эмоционального напряжения, всегда следует откат. Кто-то плачет, кто-то засыпает, а кто-то просто впадает в уныние. Так было и с Клер.

— Но ведь после исполнения приказа ты же должна была делать что-то дальше? Где-то спрятаться? — давила я.

— Нет. После того раза, когда я нажаловалась на сорра Фрега, мне велели возвращаться ваш дом и продолжать делать то, что было велено до этого. И внимательно наблюдать за всем происходящим. Сегодня, когда я вышла выносить мусор после визита герцога, в саду оказался господин в маске. Я пересказала ему о том, что лорд пропал, вы были в управе и что приезжал герцог, и ваш разговор. — Рассказала Клер.

— И тебе велели возвращаться и ждать пирожных? — догадалась я.

— Да, потом я должна была ждать появления Хейзел. Впустить её и незаметно уйти. Господин в маске должен был ждать меня в саду. Но когда я вышла и сказала, что вы хоть и жалуетесь на самочувствие, но выгнали меня и закрыли двери, в ответ получила, что просто всё медленнее из-за того, что вы выгоревший озар. И отправили меня привести йерлов, чтобы они застали вашу служанку у вашего трупа. Дальше вы сами знаете. — Безразлично закончила Клер.

— И свернули бы тебе шею в ближайшей подворотне, — дополнила я штрихов к завершению её рассказа. — Знаешь что? Придётся тебе посидеть в подвале, в клетке. Один из прадедов увлекался разведением бойцовских собак, и жили они в подвале дома. Внутрь попасть никто не сможет, ты выйти тоже. Постель и тёплую одежду дам. Кормить будем два раза в день. Придумаем что-нибудь, чтобы можно было вскипятить воду для чая. Но не сразу. Отпустить я тебя не могу, а в том, что до тебя не доберутся в управе, я не верю. А мне нужно разобраться в том, что происходит в моей семье. Возможно у меня появятся вопросы, которые я захочу тебе задать.

Я приготовилась к крикам, обвинениям, истерике. Но к моему удивлению, Клер похоже и вовсе обрадовалась. Ни запугивать, ни уговаривать не пришлось. Единственное, она попросила с собой свечу и книги.

— Ну вот, глядишь, может пока читает и до чего хорошего додумается, — сказала я Хейзел, когда мы поднимались из подвала.

— Леди Таисия, вы думаете, она оценит вашу мягкость и доброту? — посмотрела на меня Хейзел. — Если она вас предаст…

— Не если, Хейзел. А когда. Когда она меня предаст, — усмехнулась я. — У Клер нет ничего, чтобы она боялась потерять. Только её жизнь. Заметь, она жила в таких условиях, от описания которых мороз по коже. А её это не ужасает. Больно, голодно, опасно, но лишь бы жить. И то, что на данный момент она в безопасности благодаря моему решению, её не остановит и не имеет ценности. Тем более, что пусть я и покажусь тебе сейчас бессердечной, но если бы она не была сейчас единственной ниточкой к тому, кто всё это затеял, её судьба меня мало бы волновала.

— Вы изменились, — задумчиво протянула Хейзел. — В комнате, когда вы начали говорить с йерлами и потом с Клер… Это было на вас не похоже. И взгляд такой, что мороз по коже. А обычно вы терялись и опускали взгляд. Но знаете, что? Я стояла, слушала вас и гордилась! Никто бы не сказал, что вы были беззащитны.

— Может, потому что пришла пора защищать мне? — спросила её я, стараясь отвести её внимание от столь резких изменений в характера.

— Думаю, что лорд Тристан сильно удивится, когда вы придëте вытаскивать его из переделки, — улыбнулась Хейзел.

— Думаешь, успею? — прямо спросила я.

— Да! Конечно! — ответила девушка, в порыве схватив меня за руки, едва я закончила говорить. — Лорд Тристан сильный, умный, добрый… Он в любом случае выберется, для него просто нет такого врага, с которым бы лорд Тристан не справится! Ему просто нужно помочь!

Блеск, появившийся в глазах Хейзел, поселил во мне подозрения, что не только леди Таисия была объектом привязанности девушки. Первое чувство, когда идеализируют того, в кого влюблены… Если это чувство будет отвергнуто или разочарование в возлюбленном могут породить настоящего монстра. И тогда возникает вопрос, а знает ли лорд Тристан о чувствах Хейзел, если они действительно есть?

Эти мысли тянули за собой другие, не менее мрачные. Я боялась и не хотела представлять, что Хейзел решила отомстить лорду Тристану, ударив по мне. Хотелось верить, что в этом мире у меня будет хоть одна родственная душа. Оказалось, что я просто не могу жить без уверенности, что есть тот, кто надёжно прикрывает мне спину. Странное открытие после одной прожитой жизни.

Я и Хейзел не спали почти до рассвета. Хоть Клер и сказала, что отравленные пирожные принесли буквально перед тем, как она подала их Таисии, мы не спешили ей доверять. Все продукты были безжалостно отправлены в мусор, вместе с банками. Я с ходу могла назвать до десятка ядов, которыми можно было натереть стенки банок. И поди разбери, это на стенке яд или пыль от круп! Я заставила Хейзел закрыть лицо плотным шарфом, и закрыть руки двумя парами перчаток.

— Это же ваши перчатки, леди Таисия! — пыталась отговориться она.

— И? Думаешь твоим рукам ничего не будет? Яд, моя дорогая, не разбирает кто перед ним, у него задача отравить. А уж кого, дело десятое! — ворчала я, представляя сколько придётся потратить на замену посуды.

А потом ещё и отмывали кухню.

— Ммм… Леди? — явно не решалась задать мне вопрос Хейзел.

— Хейзел, давай немного попроще? Просто Таис для дома и между собой вполне достаточно. — Разогнулась я. — Удивляет, что я знаю с какого конца за щётку браться? У тебя научилась, сколько наблюдала за тобой.

Ответ я успела продумать, всё-таки изумлëнные взгляды Хейзел я ловила уже давно. А объяснять такое количество умений, которое непременно проявятся в ближайшее время, просто потому, что я не Таисия, как-то будет надо.

— Думаете, если начнёте сами полы мыть это что-то изменит? — села рядом со мной Хейзел. — Ну что вы так смотрите? Думаете я не помню, как вы жаловались, что чувствуете себя ненужной и вообще обузой для всех?

— А разве не так? — ухватилась я за подброшенную судьбой соломинку.

— Леди… Хорошо, Таис. Те, кто вас любит, не оценивают вас как что-то приносящее пользу. Кто хочет любить вас и гордиться вами, повод найдёт во всём. — Улыбнулась девушка. — Или вы думаете, что ваш брат, когда прибегал домой, узнать как у вас дела за пару дней его пребывания в академии, сначала чистоту полов проверял?

— Я сейчас тру столы и подоконники, и времени на жалость к себе и страх нет. В голове место только на то, чтобы следить за тем, что всё делаю правильно. И в какую сторону потянуть конец той ниточки, которую нам показала Клер. И как выйти на то место, где я смогу найти Тристана.

— Может, что-то в его кабинете? — предположила Хейзел.

— Точно! Кабинет и комната! Завтра пойдём убираться туда! — загорелась я.

— Убираться или всё же искать? — хитро засмеялась Хейзел. — Вы так стараетесь продемонстрировать, что умеете мыть полы?

— Знаешь, я тут пришла к выводу, что уборка это лучший способ поиска всего! — не смогла удержаться от улыбки уже я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Следующий день для меня и Хейзел начался очень поздно. Причём, когда я спустилась, Хейзел уже хлопотала на кухне, а на столе стояла большая закрытая крышкой тарелка с кашей.

— Я сварила как на четверых, и две порции отнесла вниз. Если завернëт в полотенце, то и часа через три сможет поесть горячего. — Отчиталась она мне.

— Правильно, нам морить её голодом ни к чему. Но и бегать пять раз на дню к ней тоже нет никакого желания. Дел полно, с чего начинать не знаешь, а уже полдня прошло. — Закончив с поздним завтраком, я отнесла посуду в мойку.

Хейзел внимательно за мной наблюдала.

— Хейзел, я правда не думаю, что у нас очень много времени. И уж точно не стоит тратить его в пустоту. Вот представь, пока я спустилась, пока ты накрыла бы завтрак в столовой, пока бы я поела, пока навели порядок в столовой и здесь… Я понимаю, что всё по отдельности, это мелочь. Но вместе, это трата времени в пустоту. — Вздохнула я, незаметно выворачивая беседу так, что бы странной казалась не моя новая манера поведения, а сохранение старых привычек. — Могу я хоть сейчас, когда моя семья в опасности не следовать придуманным кем-то там правилам этикета? Я сейчас в таком состоянии, что хочется выплеснуть и страх, и непонимание всего происходящего, сотворив что-то… Ну вот, к примеру, зашвырнуть эту тарелку в стену, чтобы только осколки в разные стороны! Или вымыть.

— Простите, леди Таис, — совместила Хейзел мою просьбу и своё понимание правильного. — Я не подумала об этом. Действительно, какие уж тут завтраки в столовой. А вы не хотите ещё раз попробовать обратиться в управу?

— Боюсь, что ответ получу тот же. И потом, как только я пошла в управу, некто решил, что стоит от меня избавиться. Причём ещё и обвинив тебя. Знаешь, о чём это говорит? — спросила её я и продолжила, потому что Хейзел замотала головой. — Что твой брат не станет тебя отмазывать. Прикрывать твою вину. По крайней мере, некто в этом уверен. Заметь, не станет даже в том случае, что сестра-преступница явно навредит его репутации.

— Да, Ногарэ очень серьёзно относится к своему долгу и никогда бы так не поступил. — Подтвердила Хейзел. — Хотя его самого могли бы из-за того, что меня обвинили бы в вашем отравлении, уволить или понизить в должности. Он же тоже из черни, просто заключил контракт. И уже столько лет служит. Его звание старшего йерла далось ему не просто так.

— Верю, поэтому и не прошу попросить его принять от меня заявление. Он не пойдёт на нарушение. А принимать заявление без основания, это нарушение. — Согласилась с Хейзел я. — Ладно, пошли в комнаты брата. Но, заранее прошу прощения, всё-таки это берлога мужчины.

— Вы хотели сказать "комната"? — улыбнулась Хейзел.

— Нет-нет, именно берлога. И исключительно потому, что я верю, что Тристан лорд и достойный мужчина. Иначе бы я сказала про свинарник. — Засмеялась я.

Любопытный взгляд девушки, скользящий по предметам в комнате, лично меня очень радовал. Значит, возможности осмотреться здесь у неё не было. И этот факт вселял в меня надежду, что за определённую черту лорд Тристан и Хейзел перейти не успели.

К счастью, с момента обучения в академии, личного слуги у Тристана не было. А вся уборка, что допускалась в его комнате, сводилась к помывке полов и смены постельного белья раз в неделю специально приходящими для уборки слугами. И те делали свою работу под строгим присмотром мажордома, попросившего две недели отпуска, чтобы навестить родню в деревне. С ним уехала и его жена, кухарка. Кроме этих троих, а потом заменившей Хейзел Клер, постоянных слуг в доме не держали. Что с одной стороны, облегчало мне условия проживания. Но с другой, ровно также помогало и злоумышленникам.

В комнате Тристана было чисто, светло и куда скромнее, чем в той, что принадлежала Таисии. А ещё было заметно, что в этой комнате мужчина никого не опасался. Оставленные рисунки и записи на столе, какие-то мелочи, книги. Тристан явно не думал о том, что на всё это кто-то может обратить внимание и как-то двусмысленно истолковать или использовать как повод для насмешек.

Но при этом полы здесь мыли совершено чужие люди. Впрочем, он лорд. А даже люди из общества, где нет официального чёткого деления на сословия, зачастую не запоминают тех, кто выполняет какую-то определённую работу. Электрик, сантехник, почтальон… Они могут зайти в дом один за другим, но при опросе удачей считается, если хотя бы двое из жителей об этом вспомнят. А уж чтобы описать внешность! Этот вопрос от сотрудников милиции всегда звучит безнадёжно. Здесь была такая же ситуация.

Пока размышляла, осматривала полки. На самом видном месте стояло в рамочке изображение головы лошади, не очень аккуратно вышитое. Но немножко корявая подпись, сделанная нитками, многое объясняла. "Брату на 10".

— Да, с рукоделием вы никогда не дружили. — В голосе Хейзел слышалась улыбка. — И это наверное единственная завершённая работа.

— Подвиг, — кивнула я, потому что и сама с рукоделием, как сказала Хейзел, не дружила.

И искренне ужасалась тому, сколько терпения нужно для всех этих вышивок. Курико могла часами сидеть склонившись над рамой, превращая ткань в полотно с дивными цветами и птицами.

И вот эта корявая вышивка, с торчащими нитками, петлями и узелками, сделанная десятилетней Таисией, занимала видное место на полке в комнате её брата. Похоже, Тристан не только не стеснялся этого подарка, но похоже считал очень ценным для себя.

В полках секретера мы нашли множество альбомов. Все они были заполненными набросками. Я отметила, что лорд Тристан очень неплохо рисует. Правда содержание рисунков… Похоже Тристан пытался пробиться таким образом в те моменты дня гибели родителей, которые никак не мог вспомнить. И очень много драконов. Странной изогнутой формы, словно завязанные в узел. Или нанесённые на что-то круглой формы, например шар. Рука у меня так и тянулась дорисовать линии сферы сверху и снизу.

Кое-где были пометки на углах. На одном из рисунков я увидела вытянутый предмет, который узнала. Опиумная трубка. Вот только украшал её дракон со знакомой мордой. А после рассматривания рисунков Тристана, я именно этого дракона действительно узнавала в морду.

— Леди! Таис, посмотрите! — взволнованно позвала меня Хейзел.

На рабочем столе лежали видимо самые недавние наброски. И рядом вырванный откуда-то лист с гербом. Вот только морда дракона и там, и там была одной и той же.

— Очень интересно! Ну и откуда он это вырвал? — внимательно рассматривала я страницу. — Вот тут смотри, печатный символ…

Что-то знакомое было в этой пометке. С трудом я нашла воспоминание о том, как Дина заставила меня и Аню получать высшее образование. И мы обе, уже при должностях и высоких погонах своих ведомств, грызли гранит науки на заочно-вечерних отделениях. А она, помогая нам, присылала редкие книги из фондов Ленинской библиотеки. Как уж она получала их на руки, для меня всегда было загадкой. Вот и там стояли похожие шифры. По буквам "АЮ", я догадалась, что скорее всего, это академия ювеналов, где Тристан учился.

— " Не хватает дневника под рукой, некуда выплеснуть мысли и попытаться сложить эту находку с остальными". — Написал он на полях.

— Значит, есть дневник, и он в похоже в академии, — сделала вывод я. — И как мне туда попасть?

— А никак. — Пожала плечами Хейзел. — Никто вас не пустит на территорию академии. Только в дни окончания испытаний, когда торжественно вручают табели, можно пройти по пригласительным в актовый зал. Посторонним входа нет. Ни родственникам, ни слугам.

— А если я скажу, что за вещами брата? — задумалась я.

— С какой стати вам их забирать? Особенно, если все считают, что лорд Тристан просто развлекается где-то? — напомнила мне Хейзел.

— Тайком туда никак не проникнуть? Или за взятку какому-нибудь сторожу? — предположила я. — Нам жизненно важно узнать, из какой книги эта страница и что писал в своём дневнике Тристан.

— К сожалению, никак. — С сочувствием посмотрела на меня Хейзел. — Туда и йерлы так просто не могут попасть. А уж просто… Да ещё и женщина!

От обыска нас отвлёк посыльный от бывшего опекуна. Он извещал, что поиски немного затягиваются и интересовался моим самочувствием и настроением.

— Не дождëтесь, — фыркнула я, вспомнив бородатый анекдот.

Впрочем, этот визит напомнил и ещё об одном неотложном деле. Нам было необходимо восстановить кухню, после устроенной нами ночной уборки. Умница Хейзел ещё с утра составила список необходимого. Ей и так пришлось ради завтрака бежать за овсянкой, молоком и маслом.

К счастью, моего вмешательства особенно и не понадобилось. Хороша бы я была, не знающая ещё реалий новой жизни. К счастью, леди тоже особо о кухне не знали. Начиная от приготовления пищи и заканчивая названиями кухонной утвари. Свои покупки я решила отправить домой курьером. Да и странно было бы тащить это всё самой.

Но у нас образовалось почти четыре часа времени, которое я решила потратить на обед и небольшую прогулку.

— Леди! — зашипела на меня Хейзел при входе в ресторацию.

— Я со своей компаньонкой хотела бы отобедать, — не обращая внимания на это шипение, сообщила я подошедшему метрдотелю.

— Сегодня удивительно тёплая и мягкая погода, — не моргнув глазом заулыбался мне он, после того, как поприветствовал меня поклоном. — У нас есть чудесный столик на закрытой веранде с окнами во внутренний двор.

— Прекрасно, с удовольствием последую вашему совету. — Чуть склонила голову я.

Могла бы и не отвечать на приветствие, но так приятно быть вежливым и воспитанным человеком. К столику нас провожал неизвестно откуда появившийся официант.

— Рекомендую попробовать пасту с тушёной морковью и томлëнной телятиной, — посоветовал официант после того, как я, не долго думая, заказала куриный суп на первое.

Звучало название красиво, а вот по факту оказалось… Да уж, нужно было, прожив семьдесят лет, оказаться в другом мире и на месте высокородной леди, чтобы кушать в ресторане лапшу с говяжьей тушёнкой и обжаренной морковью! Так что из ресторации я ушла слегка разочарованной.

А вот по дороге мы проходили мимо местной парикмахерской. "Салон фрая Эрзекуля. Всё для красоты", красовалась надпись на большом стекле. А на небольших этажерочках стояли образцы продукции. В мыслях кометой пронеслись воспоминания о моём последнем лете. И Курико, обучающая Альку искусству грима. Мы смеялись, пробовали… Это была игра, но как же она мне сейчас нужна.

Я, не раздумывая больше ни секунды, зашла в салон красоты незнакомого мне фрая. Хейзел только провожала меня удивлённым взглядом.

Я внимательно слушала похоже готового расхваливать весь товар в магазине молодого мужчину, но брала только то, что было нужно мне. Некоторые вещи правда пришлось взять исключительно для отвода глаз!

Два дня я ходила котом возле трюмо, на котором рядами выставила свои приобретения. Мысль о моём Лексе пролетела внезапным ударом. Строгий и надменный взгляд пушистого члена семьи в последние годы был своеобразным костылём. Необходимой поддержкой. И сейчас мне сильно его не хватало.

— Хейзел, а где в городе можно найти никому не нужного котëнка? — решила я поинтересоваться.

Если кота не хватает, значит нужно его найти. И я решила воспользоваться уже однажды оправдавшим себя способом знакомства. Всё-таки я считала, что друзья, даже четвероногие, должны приходить в жизнь человека сами.

— Домашние животные очень дороги, за них платят такие суммы, что можно экипаж купить, или нанять слугу, который будет вас развлекать. Так что найти вряд ли получится. А вот заказать можно. Лучшим ловцом и дрессировщиком в столице все признают фрая Вольфберга. За некоторыми животными он ездит к самым границам неизведанных территорий. — Рассказала мне Хейзел. — Вы можете выбрать или заказать любого.

— Ужас какой, — передёрнуло меня. — Притащить зверя через полмира, чтобы вместо свободы заставить его быть чьей-то игрушкой! Чудовищно!

Нашу беседу прервал стук дверного молотка. Пришёл посыльный из академии с уведомлением для Тристана. После того, как я расписалась в получении для передачи и за мужчиной закрылась дверь, я без сомнений и колебаний вскрыла конверт.

— Граф Тристан Сторил, уведомляем Вас о скором начале подготовки к завершающей стадии Вашего обучения в академии высших ювеналов Империи. И последующих выпускных испытаниях. В связи с чем просим Вас прибыть в академию не позднее, чем в трёхдневный срок. С уважением… — прочитала я вслух.

— Что делать? — заволновалась Хейзел.

— Мне надо подумать, — нахмурилась я, снова возвращаясь к своей идее.

"Двенадцатая ночь", "Труффальдино из Бергамо", " Гусарская баллада " и ещё целый перечень художественных произведений строились на том, что девушка прикидывалась юношей. Тристан и Таис были очень похожи. Высокая для женщины леди не сильно уступала брату в росте. Всего полголовы. Часть этой разницы можно было скрыть за счёт подкладок в обуви.

Грудь меня тоже не смущала. В комнате Тристана я нашла странное приспособление. Широкий и жёсткий тканевый бинт, которым нужно было обматывать тело от ключиц до талии, в случае, если подозревали трещину или ушиб в рёбрах. Такой медицинский корсет.

Одежды Тристана, включая форму, тоже было предостаточно. Бриться он не брился, об ожоге, полученном в детстве и его последствиях, знали все. Волосы у него были длинными. А вот остальное зависело от того, насколько хорошо я усвоила уроки Курико.

Перед зеркалом я провела почти три часа. По истечению этого времени из зеркала на меня смотрел парень, доже молодой мужчина, с немного по женски утончёнными чертами лица. Но даже я сама не сказала бы, что передо мной девушка.

Чуть более густые брови, одну из которых пересекал тонкий шрам. Более широкие скулы и тяжёлый, чёткий подбородок. Не такой узкий нос с едва заметным искривлением и уже наметившиеся на высоком лбу морщины.

— М-да, придётся учиться рисовать всю эту красоту в разы быстрее. — Пришла я к выводу после длительного осмотра результата.

У Тристана были длинные волосы, которые он забирал в низкий хвост. Повторить причёску было не сложно. Сложность возникла с одеждой. Лорд совсем не пренебрегал физической подготовкой. Судя по одежде и воспоминаниям, Тристан увлекался бегом и плаванием. Отличное сочетание, результативность которого подтверждали висящие плечи мундира академии, который я надела.

Набив и затянув всё, что провисало тем, что было под рукой, я решила, спуститься вниз и посмотреть на реакцию Хейзел. Она крутилась на кухне и моё молчаливое появление заметила не сразу.

Сначала её глаза вспыхнули, на губах уже родилась радостная улыбка… И тут же опала.

— Леди? — с недоверием спросила она.

— Но сначала ты подумала, что лорд, — улыбнулась я. — Что меня выдало? Ну кроме странно сидящей одежды?

— Вы держитесь строго, а лорд с уверенностью, — ответила мне Хейзел. — Он бы не стоял посреди прохода, а облокотился бы плечом о дверной косяк.

— Так? — упёрлась я плечом, убрала руки в карманы и чуть выставила вперёд ногу, собирая образ из подсказки Хейзел и воспоминаний Таисии.

— Улыбка, — указала на мою левую щëку девушка. — Одним уголком губ. Волосы. У лорда Тристана кончики волос едва касаются лопаток. Вы же знаете, что он бы и вовсе коротко стригся, если бы они у него не вились, как и у вас, и он бы не становился похож на мальчика с крылышками на фонтанах. А у вас волосы всю спину закрывают и бёдра.

— Это да. С такой гривой мужчина точно ходить не станет, — кивнула я.

Ножи на кухне были очень остро заточены. И не долго думая, я взяла один из них и, зажав хвост примерно на нужной длине, отрезала оставшуюся часть.

— Леди! — взвизгнула Хейзел. — Ну зачем…

Она забрала у меня отрезанный хвост и смотрела на него, чуть не плача.

— Хейзел, волосы не ноги. Вырастут заново. А в академию иначе не попасть. Пусть ненадолго, но я должна получить доступ в его комнату и найти дневник и книгу, из которой он вырвал страницу с гербом. — Сжала я её плечи. — Ты ведь знаешь, почему брат так зациклен на этом мифическом звере. А столь точное совпадение…

— Леди, а вы думаете, что сможете продержаться в академии больше пары дней? — усмехнулась Хейзел. — Допустим, вопрос с одеждой мы решим. Что-то подошьëм, где-то используем подкладки, как актёры в театре. Тут даже то, что в академии у каждого своя комната, вроде как вам на руку. И даже голос вы сможете поменять. Помните, мы ходили с вами на спектакль одного актёра? Где актёр менял одежду и голос? Думаю и мы сможем использовать такой же артефакт озаров. А дальше?

— Что ты имеешь в виду? — прищурилась я.

— Ну… Я же знаю, что фактически, вы учитесь вместе с братом. Лорд даже книги вам приносил из академии. И я даже могу представить, что вы сможете достойно фехтовать. Ведь лорд Тристан лично вас учил и занимался, не смотря на то, что девушкам, даже леди, такие умения не положены. Но лорда Тристана называют лучшим клинком академии. Думаете никто не заметит разницы между достойным владением клинком и великолепным? — задавала очень правильные вопросы эта эксперт по лорду Тристану. — А как вы будете присутствовать на занятиях по физическим дисциплинам? Подкладки в мундир подтягиваться не помогут. А стрельба? Особое оружие высших ювеналов из академии не вынести, мы даже представления не имеем как оно выглядит. Ну и наконец, как вы будете участвовать в мужских разговорах? И пить? Вы не каждое вино можете пригубить. А лорд после двух-трёх бутылок оставался почти трезв и мог читать или что-то писать. Леди, кажется, вы только зря волосы испортили.

— Боюсь, найти ответы на эти вопросы нам придётся за оставшиеся дни, Хейзел. — улыбнулась я.

И с той же улыбкой я думала, что мы их смогли решить, когда подходила к каменным воротам академии высших ювеналов. Широкий арочный проход в основании надвратной башни оставался здесь с тех времён, когда будущая империя была небольшим, но очень воинственным королевством. Собственно сама академия располагалась в здании бывшего королевского горнизона, и стены её ограничивающие были остатками древней крепостной стены.

Выбор места был не случаен. Получать образования и претендовать на должность высшего ювенала, а это судьи, военные трибуны, главы судейских корпусов, могли только отпрыски древних благородных родов. И даже какому-нибудь барону могли запросто отказать в поступлении.

Перед входом в ворота необходимо было громко озвучить своё имя. А Хейзел предупредила, что слышала от брата, старшего йерла столичной управы, что на территорию академии невозможно попасть при помощи артефактов.

Вывод был очевиден и напрашивался сам собой. Значит не так просто было пройти под сводами крепостных ворот. А если есть артефакты, позволяющие менять голос, то наверняка есть и те, что меняют внешность. И конечно те, что могут выявить применение всяких научно необоснованных устройств.

Я спокойно и несколько вальяжно, насколько позволяла зафиксированная на перевязи рука, подошла к воротам.

— Граф Тристан Сторил? — спросил меня сидящий за столом мужчина в сером мундире.

— Нет, графиня Таисия, сам не видишь? — грубо и раздражённо ответила я хрипловатым мужским голосом.

— О, Трис! Отпуск вышел удачным? — засмеялся кто-то рядом и хлопнул меня по плечу, от чего я непроизвольно дёрнулась и зашипела. — Смотрю, даже через край! Граф Рафаил Дормер.

Подошедший приятель Тристана представился не дожидаясь вопроса.

— Проходите, лорды. С возвращением в академию и удачи на испытаниях. — Пропустили нас вперёд.

Миновав своеобразный пропускной пункт, я незаметным касанием сняла активацию голосового артефакта. Для всех, я поправляла перевязь, сбитую слишком дружелюбным графом Дормер. Впрочем, по ту сторону нас встречали.

— Граф? — спросил меня один из встречающих, когда я заново активировала голосовик. — Вам нужна помощь лекарей?

— Покой на некоторое время. Это мне не помешает. — Ответила я.

— Лорды, прошу следовать за мной. — Остановился возле компании однокурсников Тристана мужчина в серо-голубом мундире, служащий академии.

— Не смею задерживать, граф Сторил. — Чуть склонился мой собеседник.

— Каждый раз одно и тоже! Скоро выпуск, а нас водят по академии, как выводок цыплят. — Закатил глаза Дормер.

— Таковы правила. Явно не от великого желания с нами бегать это делается, Раф. — Выудила я знакомое сокращение.

— Трис, ты такой зануда! Что так и хочется прописать тебе в морду, — ещё раз вздохнул граф.

Едва за мной закрылась дверь комнаты Тристана, я начала осматриваться.

На первый взгляд ничего лишнего, всё предельно строго. Я бы даже сказала аскетично. Полуторная кровать на жёстком матрасе в нише, трёхстворчатый шкаф, напротив него у окна стол с двумя тумбочками. У кровати стоит стул.

Уборная и душ совмещены. Я заинтересованно осмотрела устройство душа. Небольшое каменное возвышение, внутри которого прятался железный поддон с отверстием слива. А вот лейка душа торчала прямо из стены. Допустим, я, которая сейчас добавила себе роста при помощи ботинок, под эту лейку протиснусь. А вот настоящий Тристан должен был либо сгибать колени, либо наклоняться. Вода тоже не шла сплошным потоком. На стене висел шнур, заканчивающийся деревянной ручкой. Если за него дёрнуть, то некоторое время идёт вода. Чтобы получить новую порцию воды, нужно снова воспользоваться шнуром.

Вернувшись в комнату, я тяжело вздохнула. Именно такие комнаты были сущим кошмаром при проведении обыска. Вроде нет ничего, всё на виду. Но… Чем прозрачнее омут, тем практичнее черти. Так что я начала методично обследовать комнату.

Тристан должен был понимать, что здесь, в этой комнате нет никаких гарантий, что право входа сюда имеет только он. То есть эту комнату могли перебрать по кирпичику во время его отсутствия. Например, во время каникул, выходных и отпусков.

Для начала я решила пойти проверенным путём. Очень многие почему-то уверены во всеобщей брезгливости. И устраивают тайники в туалетах и рядом с мусорным ведром. Воры и следователи прекрасно об этом убеждении знают, и нет, брезгливость не спасает. Всё прекрасно находят. Вот и я через несколько часов обнаружила едва заметно шатающийся рядом с писуаром камень. Ещё час, наверняка у самого Тристана на это уходило гораздо меньше времени, и на свет появился плотный свёрток из парусины.

Внутри оказался деревянный длинный пенал и книга.

— Древняя история, том седьмой. — прочитала я.

Внешний вид страниц и знакомый шифр пометок подсказали, что в моих руках та самая книга, страницу из которой я уже видела. А вот пенал или футляр сильно удивил. Внутри оказалась трубка для курения опиума. Я такие видела во множестве в сорок пятом. Разные, и попроще, и с резьбой. Но тут удивляла отделка.

Я не сильно понимала в камнях. Вот невестка Дины могла часами рассказывать о камнях. Начиная от образования и способов добычи, заканчивая всякими магическими свойствами и различными историческими фактами, связанными с драгоценными камнями. Но даже я понимала, что передо мной явно не стекло. Да и золота хватало.

Я осторожно осматривала находку. Отделка с двух сторон была одинаковой. От самого мундштука вился драконий хвост, там где на трубке была чаша для опиумной таблетки, дракон поднимал крылья, а голова мифического зверя была объёмной и полностью закрывала собой противоположный мундштуку конец.

Для чего Тристану понадобилась эта трубка? Почему она? Он спрятал её в тайник. Значит, она с чем-то связана. Что-то очень важное для Тристана. Но в то же время, не важнее дневника. Если бы я не знала о дневнике, то решила бы, что дальше продолжать поиски не имеет смысла. И любой на моём месте подумал бы так же.

Лорд зачем-то утащил книгу из библиотеки. Ну и увлечение опиумом не приветствуется даже среди лордов. И молодой аристократ всё надёжно спрятал в уборной. Всё противозаконное или сулящее проблемы лорду найдено. Но я-то знала, что есть ещё и дневник. А значит брат Таисии прекрасно понимал, что комнату могут обыскивать. И разделил тайники.

Ещё несколько часов поисков, результата не дали. Я без сил повалилась на кровать. К этому времени я успела облазить все стены, ведя вдоль линии кладки зажжëной свечой. Но нет, абсолютно надёжная кладка. Ни одного колебания от сквозняка. Я постучала по каждому камню в комнате, в поисках пустот и тоже мимо.

— Вот твоя гениальность в создании тайника совсем не помогает сейчас! — раздражённо фыркнула я, глядя на портрет на стене над кроватью.

Обычная миниатюра в прямой раме. Лорд и леди Сторил с детьми, близнецами Тристаном и Таисией. Лежа на подушке первое, что видел лорд просыпаясь, это картину, изображавшую его семью до трагических событий. Единственное, что как-то определяло принадлежность комнаты. Я уж было понадеялась на подсказку, но нет. Под картиной тоже пустот не было.

Решив, что стоит просто отдохнуть. Я убрала с глаз футляр с трубкой, и взялась за книгу. Я внимательно рассматривала места соединения страниц у корешка, надеясь найти откуда вырвана страница. К счастью, тут я справилась быстро. А вот дальше снова стало непонятно.

Седьмой том истории империи был посвящён зарождению этой самой империи. Задолго до провозглашения Тервеснаданского королевства империей, на этих территориях были разбросаны с десяток замков, владельцы которых почти два столетия выясняли, кто из них самый-самый король. Ситуация осложнялась тем, что в этот период удивительным образом выросла смертность среди этих спорящих господ. Некоторые хозяева замков и земель прохозяйствовали всего несколько дней. Но при всём при этом, во избежание дробления земель, за каждый клочок которых и так шла настоящая война, наследие переходило строго старшему мужчине в семье. Мор среди господ и закон майората по горизонтальной линии привели в итоге к тому, что прямой наследник, бывший на момент смерти родителя младенцем, почти нищенствовал, а всё имущество принадлежало пятиюродному дяде.

Один из таких младенцев вырос, захватил замок папеньки, вырезал под корень всю его семью, кроме одной из дочерей. Участь девушки, описанная скромным "взял в жëны без согласия и утвердил право мужа при верных ему вассалах", была незавидна.

Словно в отместку за совершëнное насилие, у данной пары было три дочери. Леди неожиданно покончила с собой, сбросившись с башни замка. А скорбящий муж женился… на одной из собственных дочерей. Дабы сохранить чистоту крови. Девушка умерла от слишком частых родов, так и не сумев подарить отцу и мужу хоть какого-то ребёнка. Младенцы погибали едва родившись.

Но и на этот раз, муж и отец, горевать не стал. Тем более, что у него оставались ещё две дочери, старшей из которых уже исполнилось четырнадцать лет. Недолго думая, он велел готовится и к похоронам, и к свадьбе. Но некий юноша, невысокого происхождения, но имеющий аж три десятка воинов и старую башню в качестве дома, решил внести поправки в этот чудесный план. Похороны состоялись. И даже двойные, несостоявшийся из дважды вдовца жених якобы проиграл сопернику в поединке. Ну, так писали в данном историческом труде. А вот невеста всё-таки пошла к алтарю, конечно за своего спасителя от страшной участи матери и старшей сестры. Чтобы не было споров доблестный рыцарь решил объявить все земли побеждённого врага своими. Которые оказались самыми крупными владениями среди тех, что учавствовали в междуусобной бойне за право называться королём.

Королём себя конечно объявил наш победитель, а всех несогласных начал прижимать к ногтю. К несчастью для последних у него был воинский талант, а после свадьбы появились и воины, и оружие, и деньги на войну.

Замки склонялись перед ним один за другим, земли прирастали, налоги уверенно текли в казну. Юная королева настаивала на единых подотях в казну, и что удивительно для её возраста и того времени, она требовала прямого поступления в казну короля, а вот местным аристократам запрещалось собирать с ремесленников и крестьян какие-либо налоги или вводить дополнительные работы, кроме строго оговоренных и разрешённых королём.

Даже сейчас, когда вроде непонятно, какое отношение могут иметь те события к сегодняшним, я не могла не заметить, что та девочка была явным хозяйственником и администратором. Именно она, при помощи централизации власти и сосредоточении её в руках мужа, сшивала то лоскутное одеяло из завоёванных земель в одно сильное королевство. Единые деньги, единая валюта, единый источник власти. Более того, пока муж был на очередной войне, она лишила аристократов их главной опоры. Войска. Теперь воины должны были идти на службу к королю, и жалование получать из казны. В замках оставалась лишь необходимая охрана.

Союз полководца и хозяйственника привёл к тому, что некогда самые крупные владения, превратились просто в столицу огромного королевства. Сильного, богатого и воинственного. Но тут, король озаботился тем, что его брак с королевой бесплоден. А умная королева вдруг сотворила невероятную глупость, заведя любовника. И не кого-нибудь, а ближайшего друга собственного мужа.

Что удивило, помимо вдруг появившейся глупости королевы, это мягкость короля. Жену-изменницу он не казнил, а сослал, по иронии судьбы, в крепость на границе некогда родовых имений королевы. Ту самую башню, что была домом будущему королю. Конечно, перестроенную и усиленную. Про жизнь королевы в изгнании я прочитала по диагонали. Мне было о чём задуматься.

Во-первых, земли, ставшие столицей Тервеснаданского королевства, принадлежали королеве, а не королю. Это земли её матери.

А во-вторых, герб, страницу с которым Тристан вырвал, принадлежал отцу королевы. И именно дракона, изображённого на том гербе видел Тристан в день гибели родителей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Утро началось неожиданно. Со всех сторон и без всякого предупреждения раздался такой грохот, что я моментально вспомнила все навыки, полученные во время Отечественной войны. И только лёжа на полу, подальше от окон и мебели, так, чтобы выступ стены загораживал от возможных осколков, я поняла что это будильник. Так в академии ювеналов добивались пробуждения высокородных лордов.

— Твою ж… — поднялась я с пола, размышляя над своей реакцией.

У моего тела не было, и не могло быть, подобных рефлексов. Это моя память и мой опыт. А значит связи между душой и телом крепнут. А значит есть надежда, что и другие навыки восстановятся.

Расписание Тристана я заучила ещё дома. А ещё пришлось заучивать расположение всяких значков в зависимости от того, какие предстоят занятия. И ещё куча знаков отличия обозначавших курс, специализацию и личное положение курсанта в структуре академии. А ещё сегодня предстояли занятия с оружием ювеналов, поэтому на груди красовался большой значок-артефакт с ярким красным камнем. Его задачей было обеспечивать надёжную защиту носителю.

— Мдаа, — оглядела я "лорда Тристана" в зеркало. — Понятно, чего это Хэйзел тебя так внимательно рассматривала. Не парень, а тоска девичья.

Поправив фиктивную перевязь, я направилась к учебным залам. Знакомый голос я услышала издалека.

— Раф, только попробуй опять хлопнуть по плечу! — развернулась я к уже замахнувшемуся Дормеру. — И как только смогу держать клинок, оставлю тебя посреди зала с голым задом.

— Знаешь, Трис, моя матушка и её подруги очень обеспокоены загадкой, отчего это наследник такой славной фамилии и ещё более славного состояния до сих пор не объявил о помолвке. — Засмеялся приятель Тристана. — Так что уверен, скоро и ты будешь драпать в том же виде, что и я тогда, при известных обстоятельствах. Надеюсь, что после этого ты перестанешь вспоминать этот эпизод моей биографии при каждом удобном тебе случае.

— Даже если мне и придётся драпать, позабыв прикрыть тылы, — выловила я знакомые воспоминания. — То заметь, я буду бежать от попытки захватить меня в плен, а не от разгневанного мужа, защищающего свою собственность. А это две большие разницы.

— А ты большая зануда! — закатил глаза Дормер.

— Необоснованное утверждение, — ответила я, заходя в зал.

— Хочешь, докажу? — завёлся Раф. — Вот что было бы, если с перевязанной рукой явился я? Куча вопросов где и как. А тебя никто не спрашивает. Думаешь, не интересно? Как бы не так! Просто боятся нарваться на заунывную лекцию о вреде неправильно выполненного подтягивания или броска. Хотя ты и неправильно уже удивительно!

— Вам бы тоже не мешало перенять эту привычку, граф Дормер! — в зале нас ожидал знакомый по вчерашней встрече преподаватель.

— Наставник Гипнус, — приветствовали мы его хором, вытянувшись по стойке смирно и резко наклонив голову.

— Курсанты, займите ваши места. Рад, что сегодня вы учли рекомендации наставников не опаздывать. — Ответно кивнул высокий, худощавый мужчина.

Вот только эта его худоба была очень обманчива. Двигался наставник Гипнус очень сдержанно. Я бы даже сказала скупо. Но это была сдержанность гадюки перед броском. Я была уверена, что наш наставник, несмотря на абсолютно седую голову, весьма опасный противник.

Зал для занятий был разделён на три части. Прямо напротив двери стоял стол наставника и доска. Она была передвижной, и при необходимости, её легко можно было сдвинуть в сторону, открывая вторую и самую большую часть. Разлиновка на полу и мишени на дальней стене навевали некоторые воспоминания. А вот по другую сторону от стола наставника стояли небольшие парты, рассчитанные на одного курсанта.

Помимо наставника Гипнуса в зале присутствовали несколько помощников наставника и трое мужчин с очень уставшим взглядом и серым лицом, словно они очень редко были на улице. А ещё на шее каждого из них было что-то вроде ошейника.

— Озары, — пронеслось в голове узнавание.

— И так. Лорды, на столах перед вами находятся знакомые вам ящики, в которых, и только в них, хранятся стрелковые револьверы. — Начал наставник, как только мы заняли свои места. — До отпуска, вы ознакомились с этим исключительным оружием, созданным специально для высших ювеналов. Сейчас будете не пробовать, как раньше, а учиться им владеть. Граф Сторил, к сожалению, ваша травма…

— Не помешает мне, наставник Гипнус. — Ответила я.

— Уверены? — внимательно посмотрел на меня наставник.

— Абсолютно. — Кивнула я.

— Что же, будем надеяться, что ваша самоуверенность имеет основания. — Не стал спорить наставник и начал рассказывать о чудо-оружии.

От того револьвера, что был известен мне, его отличало отсутствие пороха и патронов, стрельба велась небольшими дротиками, по форме напоминающие гвоздь без шляпки или вообще кол. Скорость создавалась за счёт магии озаров. Точнее небольшой капсулы-артефакта в рукояти. А ещё, этот револьвер можно было считать одноразовым. Барабан с двенадцатью колами-патронами прятался в тяжёлом монолитном корпусе, словно ядро ореха в скорлупе.

— На время отпуска вам вменялось отработать стойку для стрельбы и разобрать принцип стрельбы по цели. — Отошёл в сторону наставник. — Жажду порадоваться вашим успехам, господа. Кто первым пройдёт к барьеру? Да, лорд Сторил. Желаете покинуть зал?

— Желаю пройти к барьеру, наставник, — ответила я.

— Лорд Сторил, — явно сдерживая раздражение, сжал губы наставник. — Вы считаете это место и оружие ювеналов подходящим местом и поводов для ваших шуток?

— Даже в мыслях не имел подобных намерений, — взяла я из ящика оружие.

— Ваша рука, — указал он на перевязь, словно это должно было всё объяснить.

— Вы правы, возможно мне придётся вернуться в комнату, чтобы восстановить фиксацию. Но это не помеха. И разве нет ситуаций, когда ювеналы даже получив серьёзное ранение не выходят из боя? Или у нас враги добуквенно соблюдают кодекс аристократов? — позволила себе насмешку я.

Наставник просто указал рукой на позицию для стрельбы. Я взяла тяжёлый револьвер в левую руку. Ощущение было, словно встретила старого знакомого, точнее сына или внука кого-то хорошо знакомого. Да, это было не то, к чему я привыкла. Но всё же, тяжесть рукояти в ладони как будто… Как будто кто-то издалека подбодрил.

Наставник не скрывал своего недовольства тем, что один из курсантов, по его мнению, напрасно тратит время занятия. Мне даже стало интересно, изменится ли его отношение или взгляд так и останется, недовольно скептическим. За результат я не переживала. Сдобновы часто рождались левшами. Бабушка говорила, что это у нас от её мужа, нашего деда. Левшой был и отец, и я с Диной. Вот Анна и племянники были праворукими. А Алька тоже унаследовала эту особенность, и хотя в школе её переучили хотя бы писать правой, ведущей у неё осталась всё равно левая рука. Нас же с Диной отец учил владеть обеими руками полноценно.

Черта позиции, чужое тело послушно и точно встаёт в памятную позицию, я чётко вижу свою цель. Рука рефлекторно идёт вверх, подводя оружие к верной точке для выстрела. Резкий хлопок. По руке прокатилось знакомое ощущение отдачи.

— Точно в цель. Идеальное попадание, лорд Сторил. — Озвучил результат наставник. — Вы, оказывается, полны сюрпризов. Сможете повторить своё попадание на другой цели?

— Так точно, наставник. — Кивнула я

Наставник Гипнус просто показал на другую мишень. После второго выстрела он сам пошёл смотреть попадание, хотя и так было понятно, что пробита середина цели. Он ничего не сказал, но в тишине зала раздались чёткие размеренные хлопки.

Пока остальные по очереди выходили к мишеням, к моей парте подошёл один из озаров. Он забрал у меня револьвер и начал раскручивать корпус.

— Возможно оставить только внутреннюю раму, с барабаном и системой пуска? — тихо спросила я у мужчины. — Или сделать так, чтобы барабан был открыт?

— Лорд Сторил, тогда барабан с патронами будет лишён защиты корпуса, а отдача от выстрела будет ощущаться сильнее, — ответил мне мужчина.

— О чём вы ведёте разговор? — наставник оказывается умел не только следить сразу за всеми в зале, но и бесшумно передвигаться.

— Я уточнил возможность внесения изменений в конструкцию револьвера, — ответила я.

— Вот как? Не поделитесь со всеми нами? — сложил руки на груди наставник.

— По факту, данное оружие сейчас носит больше символический характер, так как является знаком того, что владелец является высшим ювеналом. — Отвечала я. — В реальности же, револьвер всего лишь даёт небольшое преимущество в двенадцать выстрелов. Которые легко переждать, или заставить противника истратить заряды, хаотично уходя с линии стрельбы. Посчитать выстрелы можно по характерному звуку. И я думаю, что именно поэтому оружие ювеналов держится в такой тайне, что прибегают даже к клятвам-ограничителям перед тем, как начать обучение курсантов.

— Допустим, — внимательно слушал меня Гипнус. — В целом рассуждения верные.

— Возможность перезарядки без вскрытия корпуса револьвера значительно изменила бы эту ситуацию. Запас патронов при себе и возможность сдвинуть барабан в сторону от ствола для пополнения зарядов вернут револьверу то значение, которое и должно быть. Опасное и серьёзное оружие, способное кардинально изменить положение дел. — Продолжила я.

— Хм… Насколько я понимаю, лорд Сторил, время отпуска вы посвящали не только бурным развлечениям, последствия чего мы можем наблюдать, — кивнул наставник на мою перевязь. — Но и знакомству с револьвером. Не буду спрашивать, кто и как предоставил вам доступ к этому оружию. Ответ очевиден. Как и наглядная демонстрация того, почему право на обучение в этой академии предоставляется только самым родовитым аристократам. Господа курсанты, к каким сословиям может принадлежать проявленный озар изъятый для службы империи?

— Чернь, сорры, фраи, — последовал немедленный ответ.

— Никто не задавался вопросом, почему аристократов и аристократов это правило не касается? — последовал следующий вопрос. — Вижу, что нет. Посмотрите на графа Сторил. Револьвер, который он держит в руках, является результатом труда одарённых. Это бесспорно гениальное изобретение, которое служит высшим ювеналам уже второе поколение аристократов. И никто из озаров даже не подумал об улучшении. А лорд после явного, но недолгого знакомства предлагает существенное изменение. Вот вам неоспоримое доказательство превосходства происхождения над талантом. Ровное пламя всегда важнее единичной искры.

— Вот же ты! Заслужить похвалу старика Гипнуса, это надо из кожи вывернуться. А если учесть, что тебя он сильно недолюбливает… — догнал меня в коридоре после окончания занятия Раф.

— И что? Действительно ходят такие разговоры? — поинтересовался за нашими спинами наставник. — Надеюсь вы не воспринимаете их всерьёз, лорд Сторил?

— Стараюсь не обращать внимания, — ответила я.

— И правильно делаете. Я не скрываю своего отношения к вашему поступлению в академию и выбору дальнейшей службы, потому что более, чем уверен, что этот выбор состоялся под влиянием вашего опекуна. Герцог Хьюго Вестаран прославленный воин и полководец, действующий маршал империи. И ваше стремление быть похожим на него вполне понятно. Я уверен, что именно этому мы обязаны появлению вашего имени в списках будущих военных трибунов. Но герцог Вестаран пришёл сюда по призванию. Так требовало его предназначение. В вас, лорд Сторил, я его не вижу. Хотя готов засвидетельствовать, что вы являетесь одним из достойнейших молодых лордов. — Даже не понижая голоса ответил наставник. — Я подам рапорт о ваших предложениях. Готовьтесь к тому, что в ближайшие дни вам придётся подробно объяснить свои идеи группе озаров.

— Трис!!! — зашипел Дормер. — Как тебе это удаётся?! Вот всегда ты так!

— Обещаю, на остальных занятиях проявлять себя не буду, — усмехнулась я.

Впрочем, остальные занятия были лекциями по праву и истории. Дальше обед, самостоятельные занятия и ужин. После ужина возвращение в комнаты. Время самостоятельных занятий я предпочла потратить на изучение истории основания империи. Благо, источников хватало. Информация слегка разнилась. Так, будущий первый император уже оказался из древнего рода и сильным лордом, победившим напавшего на владения соседа.

Проверив с десяток книг, я обнаружила, что во-первых, все ссылаются на тот труд, что я прочитала первым. Во-вторых, буквально просто пересказывают одну и ту же версию с небольшой разницей в деталях. Тогда я стала искать указание на дату создания подкорректированной истории. Оказалось, что сей труд был лично одобрен императором лет за десять до его смерти и гораздо позже описываемых событий.

— Понятно. И здесь есть свой Карамзин, — фыркнула я.

Но было над чем задуматься. Откуда тогда взялась та книга, что я нашла в комнате? Она явно была старше, чем та, которая являлась так сказать официальной версией истории Тервеснаданской империи. И значит, хранилась она явно не на виду. Похоже, Тристан хорошо ориентировался в архивах и запасниках академии. Вот только что-то мне не верится, что кто-то вообще предоставлял ему допуск.

Я сделала себе мысленную пометку, обязательно очень внимательно прочесть спрятанную Тристаном книгу. Что-то в ней было такого, что он даже не рискнул принести её домой.

День для меня вышел насыщенным, поэтому сразу после ужина, я приняла душ. Подновила грим, на случай поздних гостей, и отправилась в кровать. Поступила я совершенно варварски. Я отделила обложку от книги из тайника, и вставила содержимое в обложку от каких-то описаний "осваевамых неизведанных территорий". Оставшиеся части убрала в тайник. Зато теперь я могла спокойно читать книгу, не боясь, что кто-то заинтересуется содержимым.

Почему-то судьба королевы из древности меня зацепила и не оставляла в покое. Утверждалось, что брак был бесплоден. Может в этом причина внезапной измены? Тем более, что король женился повторно уже через несколько недель после изгнания первой жены. Новая королева принесла ему в качестве приданного земли вдоль южной границы королевства, раздвинув пределы последнего ещё на полдня пути. А наследник появился всего через неполных шесть месяцев после свадьбы.

Размышляя о том, могли ли королеву оклеветать, чтобы освободить её место для новой пассии мужа, которая к тому же уже была в положении, я скользила взглядом во стене напротив. И конечно, цеплялась за семейный портрет. То ли картина была так нарисована, то ли её повесили как-то криво, но создавалось впечатление, что все изображённые смотрят в одну точку, прямо и немного вверх.

— Прячь у всех на виду… — повторила я набившую оскомину фразу.

Для того, что бы понять куда смотрят нарисованные все, мне пришлось встать в полный рост. Видно из-за того, что кровать стояла в углублении, кладка здесь была из неровных камней. И похоже, что раньше над кроватью что-то висело. Или сама кровать была уже, и от общей площади комнаты её отделяло что-то вроде балдахина. По крайней мере, следы от креплений в камне остались.

Недолгий осмотр доказал, что моя догадка была неверна. Ведь тогда на противоположной стене должны были бы быть такие же отверстия. Обратно я легла в диком разочаровании. Мне было необходимо найти этот чëртов дневник!

— Простите, наставник Лорис, — встала я из-за парты на одной из лекций. — Но данная фабула отвратительна и не имеет ничего общего с законом. Происхождение обвиняемого при расследовании преступления не может быть причислено к доказательствам вины. И так же не может быть истолковано как отягчающее вину обстоятельство. Это лишь социальный, то есть общественный, портрет. То, что могло бы обусловить появление и развитие каких-либо черт характера и внешних обстоятельств. Например, сформировать мотив.

Я уже несколько дней обучалась под личиной Тристана, и запасы терпения подходили к концу. Расслоение общества здесь было не просто велико, оно ещё и закреплялось чуть ли не на уровне базовых знаний. Ну вроде, возьмёшь в руку горячий уголь из костра, получишь ожог. Если лорд говорит, что фрай или сорр, или вовсе чернь, украл у него что-то, то значит украл. Лорд же врать, оговаривать и подставлять не будет.

Но что ещё больше меня возмущало, прямо до самого нутра, так то, что это было возведено в ранг науки и этому обучали! В том числе и будущих верховных судей.

— Граф Сторил, вот вы сейчас говорите "сформировать мотив". То есть среда, окружение, в котором живёт наш обвиняемый, вынуждают его совершать преступление. Например, воровство на рынке. Куда с большей вероятностью оправдается предположение, что кража совершена с целью… Утолить голод! — довольно улыбался наставник Лорис, невысокий старичок, как оказалось обожавший спорить с курсантами. — Следовательно, стоит искать преступника среди тех, кто этот голод испытывает. Это верный путь для восстановления закона и порядка.

— Верный путь это получение неоспоримых доказательств! То есть таких, которые не зависят от чьего-либо умысла, восприятий или ошибки. — Не соглашалась я.

— Пример такого доказательства на ваш взгляд? — тут же последовал вопрос.

— Отпечатки пальцев, — ответила я.

— Что, простите? — удивился наставник.

Чем поражал этот мир, так это полным отсутствием процедуры идентификации преступника. Здесь основными действиями при расследованиях был сбор показаний и допрос преступника. Фактически, выбивание признания.

— Кожа человека имеет свою плотность и свой собственный рисунок. К примеру, самый яркий и легко получаемый образец это отпечаток пальца. Смотрите, — я вышла к доске, намазала подушечку пальца мелом и оставила отпечаток на оконном стекле. — Теперь вы, наставник. Тот же самый палец на своей руке. Видите линии? Это наша кожа на руках. Сравните наши отпечатки.

Наставник Лорис был весьма увлечён своим делом и интерес курсантов охотно поощрял.

— Подделать невозможно, изменить тоже. Только если выжечь или снять кожу с пальцев. — Поясняла я.

— Действительно! Ведь раньше различные договора и прочие свидетельства неграмотные лорды подтверждали, приложив палец! — Вспомнил наставник. — Признайтесь, лорд Сторил, вы отталкивались от этого факта в своей гипотезе?

— Именно, наставник. Вас сложно удивить. — Обрадованно подтвердила я источник знаний, не вызывающий подозрений.

— Ну, ваше увлечение историей хорошо известно! Вы буквально пропадаете в библиотеке и хранилищах академии. Где как известно под надёжной охраной находится огромное количество исторических трудов, жизнеописаний и прочих свидетельств минувшего. — Довольно покачал головой наставник.

Очень быстро на стекле появилось с полсотни отпечатков. Занятие было фактически сорвано. Многие пытались найти похожие отпечатки. Однако наставник явно был доволен.

— Обязательно представлю вашу гипотезу на обсуждение. Очень интересное замечание, лорд Сторил. Очень! — улыбался он мне.

Если Тристан жив, нужно будет его предупредить, что с моей лёгкой руки он стал двигателем науки и прогресса. Впрочем, мне было легко говорить, опираясь на знания и опыт прошлой жизни. К сожалению, успехи в учёбе никак не сочетались с успехами в поиске дневника. Время шло, вопросов становилось всё больше, и без дневника получить ответы хотя бы на некоторые было просто невозможно.

Я и так допустила ошибку, посчитав шифр на вырванной странице библиотечным. Нет, всё оказалось гораздо интереснее. Академия была не только оборонительным укреплением и учебным заведением. Это был ещё и огромный исторический архив всей империи. И я думаю, что поступил именно сюда Тристан не случайно. А расследуя убийство родителей, которому он кажется посвятил всю свою жизнь.

Косвенно это подтверждалось и всем известной любовью и интересом лорда к истории. Ведь на то, что он тратил огромное количество времени на изучение древних трудов обращали внимание очень многие. Вот только я пока никак не могла увязать историю древней королевы и убийство леди и лорда Сторил.

Злясь на себя и буквально чувствуя, как в голове пульсирует "где дневник", я крутила в руках непонятную железяку со стола Тристана. Тонкий металлический прут, в форме буквы "Г" был среди карандашей в стакане на столе. На короткой части были нанесены кольца. То ли гравировка, то ли просто что-то непонятное.

Вдруг раздался щелчок, и из длинной стороны вниз выпала ещё одна часть, которая превратила загогулину в букву "п". Я резко села на кровати. Немного времени на попытки, и после очередного щелчка, загогулина вернулась в исходное положение. Я несколько раз попробовала снова выдвинуть скрытую часть. Похоже, что это своеобразный ключ. Но где замочная скважина? Взгляд сам заскользил по стене к отверстиям напротив портрета. Длинная часть зашла в него идеально. Лёгкое вращающее движение пальцев по третьему сверху кольцу, нацарапанному на короткой части, щелчок. Я потянула за короткую часть на себя. Узкий камень послушно выдвинулся из стенки, как книга на полке книжного шкафа из строя таких же книг.

— Гениально! — камень был выдолблен изнутри, а за ним была кладка, поэтому при простукивании звука пустоты и не было. И сквозняка тоже. Да и сам тайник был очень узким. Настолько, что в него едва помещалась книга в мягком кожаном переплëте. Точнее… Дневник лорда Тристана.

Вернув камень на место, а ключ-загогулину в стакан, я открыла дневник. Писал лорд очень мелко. Буквы в его исполнении я могла сравнить с ювелирным бисером, которым вышивала Курико. Прикинув, что послезавтра выходные и курсантов отпустят по домам, я собиралась и дневник, и книгу, и футляр с трубкой отнести домой. Потому что не факт, что я смогу находиться здесь ещё неделю. Руке пора бы уже и восстановиться. И так вот-вот начнутся вопросы. На последних страницах лорд сетовал, что не смог вынести из зала славы портрет опекуна из зала славы академии. За чем ему он сдался, когда этот опекун жив и здоров? Для себя я решила, что завтра обязательно наведаюсь в этот зал. Хоть посмотрю что собирался украсть Тристан.

Причём не просто собирался. Уж не знаю, откуда это у лорда в неведомо каком поколении такие навыки, может у приятеля своего, барона-пирата, поднабрался, но он очень хорошо прописал и проходы, и время обходов дежурных по академии. И даже проверил, что на портретах выдающихся курсантов нет никакой охраны. Вот только не догадался взять что-нибудь острое, так как рассчитывал просто снять рамку с изображением.

— "И когда я положу этот портрет перед лордом Хьюго, я хочу услышать правдивый ответ", — писал Тристан.

— Дорогой ты мой, а записать вопросик для потомков сложно было? — спросила я, обращаясь к дневнику.

На следующий день меня ждал сюрприз. Хейзел решила, что пора меня навестить. Поэтому сразу после занятий мне передали, что у входа меня ждёт служанка сестры с очередным посланием. Во время будней в академии, лорд Тристан достаточно часто получал от сестры небольшие записки и корзину с фруктами, мясным рулетом и обожаемым шоколадом. Так что и сейчас визит Хейзел, которую обычно и посылали отнести гостинец из дома Тристану, никого не удивил.

Обычно у ворот не проверяли, что выносит курсант. Но я решила подстраховаться. Какое-то чутьё или интуиция подсказывали, что раз выпал шанс вынести находки и переправить их домой, значит нужно им воспользоваться, а не оставлять в комнате. Поэтому я почти демонстративно несла свёрток рубашек и тканевых повязок, использовавшихся мною для перевязок.

— О! Отлично, это я унесу в руках, а в корзине как раз отнесëшь домой вот это. А то не комната, а какая-то подсобка прачечной уже с этими повязками! — спокойно объясняла я Хейзел не понижая, но и не приглушая голоса.

Кому нужно, если нужно, всё услышат и так. Зато подозрений в разы меньше. Стояла я так, чтобы загораживать корзину спиной. А дежурные у входа видели, что я что-то активно выкладываю и перекладываю, но прекрасно понимали, что происходит. Я ведь сама так любезно озвучила свои действия. Вот только на дно корзины из-под кителя отправились мои находки, и только потом вещи. Хейзел смотрела на меня расширяющимися глазами.

— Домой, подними защиту и не отключай ни при каких обстоятельствах! — почти беззвучно предупредила я. — Чтобы не случилось и кто бы не представлялся мной, Тристаном или опекуном!

Хейзел чуть нахмурилась, но кивнула. Проводив взглядом извозчика, увозящего её домой, я обернулась к воротам.

— Ну что? Опять будете выяснять кто я граф Тристан или графиня Таисия Сторил? — вроде как шутила я.

— Добро пожаловать в академию, графиня Таисия, — тем же тоном ответили мне.

Я хмыкнула, так как пользуясь тем, что была завалена гостинцами от "сестры", уже отключила голосовик. Оставив всё на столе в комнате, я решила исполнить свой вчерашний план и посмотреть на предмет неудавшейся охоты Тристана.

Зал славы академии представлял собой огромную вытянутую комнату. Вообще-то изначально это была конюшня того самого гарнизона, что здесь когда-то располагался. Сейчас перекрытия отделявшие само строение и чердак исчезли, открывая каменные арки держащие крышу. Висели знамена империи и некогда покорённых королевств.

Рядами на стенах висели портреты курсантов академии, сумевших вписать своё имя в историю империи. Под каждым портретом было небольшое пояснение. Кто это и чего добился.

Искать портрет с надписью Хьюго Вестаран пришлось долго. Хорошо так времени прошло с тех, пор как он был студентом академии. На портрете он был изображён уже в боевой кирасе офицера экспедиционного корпуса. Но помимо знаков отличия, на кирасе была гравировка и выполнена она была в родовых цветах Вестаранов, алом и бронзово-коричневом. Но я мало обращала на это внимание. С портрета на меня смотрел невообразимо яркими голубыми глазами мужчина лет тридцати. О десятках поколений лордов в семье кричала каждая черта. Про таких говорят, что чувствуется порода.

Вытянутое лицо с тяжёлой челюстью и яркими и чётко очерченными губами напомнило мне портреты Габсбургов, испанской королевской династии, правившей до Бурбонов. Волосы, свободно спадающие на плечи были настолько ярко-рыжими, что казалось, что вокруг головы герцога полыхало пламя. Единственным, что выбивалось из этой огненно-красной картины, была серьга в одном ухе мужчины. Жемчужная капля на простом кольце. Она просто бросалась в глаза.

Наверное, именно поэтому она меня зацепила, и я решила, что нужно обязательно узнать, что это украшение означает. Ведь не зря же оно изображено даже на парадном портрете?

Вернулась в комнату я ненадолго. Времени едва хватило, чтобы составить план. Сегодня я должна была впервые идти на обсуждение револьвера с командой озаров. А значит, имею шанс оказаться в коридорах после отбоя на законных основаниях. При этом, уже завтра утром я смогу уйти из академии. Только надо подгадать так, чтобы я с портретом, попалась на глаза патрулю академии. На случай, что если пропажу обнаружат и начнутся вопросы, я смогла бы ссылаться на то, что после моего ухода от озаров, я встретила патруль дежурных и именно с ним дошла до своей комнаты.

Уже на выходе из комнаты я обернулась, посмотрев на стол. Решение пришло мгновенно. Я собрала всё, что лежало на столе. И фрукты, и шоколад, и мясной рулет. Во-первых, озары имели весьма истощённый и уставший вид. Так что немного фруктов и шоколада им точно не повредит. Как и лёгкая закуска во время работы. А во-вторых, понятно, зачем лорд Сторил взял с собой нож, если вдруг кто-то его заметит.

Озары меня встретили удивлёнными взглядами.

— Господа, я считаю, что умственную работу необходимо стимулировать и поддерживать лёгкими и приятными угощениями. Спиртное нам ни к чему, а вот сладости и фрукты в самый раз. — Разложила я всё принесённое на пустом столе. — Угощаемся.

К счастью уговаривать никого не пришлось.

— Давайте исходить из того, что я тупица, в принципе не представляющий работу револьвера, но пытаюсь поумничать, — начала я рассказывать своё видение улучшений. — Фактически, вам нужно объяснить мне, почему так, как я хочу, не будет.

— Лорд Сторил, так не выйдет. — Улыбался один из озаров. — Видите ли, замечания у вас очень здравые. А репутация у вас очень умного и прозорливого молодого человека, не выпячивающего своё происхождение и признающего знания, умения и таланты других, вне зависимости от того, кем этот кто-то другой является. Всем широко известно, что лорд Сторил никогда не пытается возвыситься за счёт других.

— Спасибо, приятно слышать! — поблагодарила я.

Обсуждение длилось несколько часов. Особенно, когда я, вспомнив примерно механизм подачи патронов в пистолете, схематично его изобразила.

— Если внутри расположить внутри механизм, вроде шестерёнок, то после поднятия дрота в ствол, пустая ячейка будет распадаться и уходить вниз. Мы сможем упростить систему зарядки и увеличить количество самих зарядов. — Заинтересовался один из озаров.

— Увеличится скорость стрельбы, — добавил второй.

— И возможен перегрев механизма, — вовремя вспомнила я знаменитый пулемёт "Максим", который по рассказам отца иной раз приходилось просто поливать водой. — Но я вам этого не говорил. Это ваша идея, возникшая в результате обсуждения.

— Эта идея, лорд Сторил, может принести вам целое состояние, — произнёс старший озар.

— И положить конец любой карьере, кроме придумывания вот таких идей, — невесело усмехнулась я. — Так что не потеряю, отказавшись даже от доли авторства.

— Лорд… — замялся озар. — За эту идею и её воплощение нас переведут в совсем другой ранг. Позволят работать в других условиях, и не в городе, а в поселении, где у озаров свои дома и почти обычная жизнь. Даже сейчас понятно, что это просто… Прорыв на много лет вперёд. За эту разработку каждому из нас позволят навещать семью и жениться по своему выбору. Вы представляете, какую ценность отдаёте?

— О том, что это настолько ценная идея я как-то действительно не подумал, господа. — Задумавшись, тихо произнесла я. — Тогда конечно просто так её отдавать не годится.

Я поднялась, вытянулась по стойке смирно и, сжав руку в кулак, приложила её к солнечному сплетению.

— Я, потомок крови рода Сторил, клянусь перед лицом предков и потомков, что никогда, ни при каких обстоятельствах, условиях и как бы не была значима цель, не признаю идею реконструкции револьвера своей. Нигде не упомяну о своём участии в её появлении. Добровольно и единственно по велению своей совести передаю её авторство присутствующим здесь одарённым. — Произнесла я формулу безвременной клятвы. — Вот так, господа озары, будет правильно. А я пожалуй откланиваюсь.

Видно каким-то силам, если их существование в этом мире признавали, мой поступок пришёлся очень по душе, потому что похищение портрета прошло идеально. До моей комнаты оставалось всего несколько метров по затемнённому по случаю позднего времени коридору. В одном из ответвлений уже раздавались голоса дежурного патруля.

Неожиданно я почувствовала резкий рывок за волосы, заставивший оголить шею. Леденящий холод стали я почувствовала мгновенно. И тут же яркой вспышкой в сознании высветились воспоминания о последнем разговоре с Норайо. Я чуть повернула корпус, чтобы лезвие прошло не рывком по прямой, раздирая моё горло, а словно по дуге, чья смертоносная траектория вспарывала сейчас мне кожу. Далёким эхом прозвучали слова про важное совещание, которое без меня не начнут.

— Ты слишком увлёкся историей, граф! — прозвучал явно изменённый голос, но со знакомыми интонациями.

Опора за спиной исчезла, как только мой убийца поспешил скрыться. Моё недолгое падение закончилось болью от удара, и последнее, что я видела, это смутные тени приближающегося патруля.

Возвращение в сознание было внезапным. Вот только что была темнота и безвременье, а вот уже яркий солнечный свет пробивается даже сквозь сомкнутые веки. Последние минуты, всплывшие в памяти, заставили резко распахнуть глаза и попытаться ощупать горло.

— Лежите спокойно, графиня Таисия. Вам сейчас противопоказано делать резкие движения и напрягать горло. И тревожить повязку тоже. К сожалению, рана была достаточно глубока, и… Останется шрам. — Тут же появился мужчина в форме лекаря и с шевроном академии.

Шрам на шее? Эта новость меня не напугала и не расстроила. Я прожила с ним всю жизнь. Но лекарь мою задумчивость воспринял по своему.

— Поверьте, леди, мы сделали всё, что только могли. Вам ещё очень сильно повезло, что дежурные нашли вас очень быстро. Судя по показаниям озаров, буквально через несколько минут после нападения. Наставник Гипнус шёл проверять работу над револьвером и конечно прибежал на шум вместе с озарами. То, что вас быстро нашли, наставник не растерялся, а озары сразу применили артефакты, останавливающие кровь… Только это всё вас и спасло. — Торопливо рассказал лекарь.

Наличие в мире такой вещи, как магия, всё-таки предоставляло неоспоримые преимущества. Как минимум, в лечении. Уже неделю спустя, я хоть и с трудом, но могла разговаривать. И не смотря на то, что лекари всё ещё запрещали нагрузки и волнения, я уже перемещалась по палате, ждала слушания совета академии по поводу незаконного проникновения на территорию учебного заведения и принимала гостей.

— Как ты только могла додуматься до такого вопиющего нарушения всего? Все запреты, устои и правила! Это вызов обществу! Твою выходку обсуждают по всем раутам, Таисия. Ты понимаешь, как это отразится на твоей репутации? — бушевал герцог Хьюго. — Ты леди! А леди не пристало выряжаться в мужскую одежду, как последняя актрисулька и жить с мужчинами! И где? Фактически в казарме! Я даже не представлял, что когда-нибудь стану свидетелем такого позора в роду Сторил. Таисия, Сторил не просто лорды, вы в родстве с герцогами и с самим императором. А ты?

— Я пыталась найти брата, лорд Хьюго. Вы ведь хоть и обещали заняться его поисками, но обещания своего не выполнили, — напомнила я, умалчивая обо всём, что удалось узнать.

— Ну, конечно! А тебе не прошло в голову, что наверное я именно этим и занят. И раз я просил тебя не лезть, то я уверен, что ты дома, в безопасности и ведёшь себя, как полагается высокородной леди? — герцог понизил голос. — Ты понимаешь, что идут разговоры о том, что а не безумна ли ты? Понимаешь, что это значит?

— Проверка на разумность? Кажется именно благодаря ей лишили титула и сослали в дом для умалишённых мать Эжена, — ответила я.

— Если бы проверка, в твоих знаниях никто не сомневается. Для тебя проверка означала бы вскрытие памяти! Вывернули бы всё, вплоть до самых ранних воспоминаний, когда ты ещё себя не осознавала! — прошипел герцог.

— Может и хорошо? Может тогда ювеналы найдут зацепки не только для того, чтобы найти брата, но и убийц родителей? — решила показать, что не боюсь шантажа я.

— И превратили бы тебя в ту самую безумную? Мне понадобилось всё моё влияние при императорском дворе, чтобы ограничились только советом академии! — раздражённо ответил лорд Хьюго. — Без последствий эта твоя выходка не пройдёт. К сожалению, этот уродливый шрам останется с тобой на всю жизнь. И с таким ударом по репутации… Боюсь, что тебе придётся согласиться на менее выгодную партию, чем ты могла рассчитывать. Я займусь вопросом твоего скорейшего замужества…

— Не стоит, — прервала его я.

— Что значит не стоит? — похоже искренне удивился герцог. — Я как твой опекун…

— Бывший опекун, — напомнила я. — Единственный родственник, который мог бы высказать своё мнение по данному вопросу, это мой брат, Тристан. Свою долю наследства я получила на момент совершеннолетия, как и наследуемый титул. И в моих ближайших планах замужества нет. Так что никакие из предложенных партий, не важно насколько они там выгодны, я рассматривать не собираюсь. И вообще планирую сама выбрать себе спутника жизни, когда сочту для себя это нужным.

— Замужество сейчас единственный шанс замять этот скандал, — попытался настаивать герцог.

— Я уже ответила по данному вопросу. К чему такая настойчивость, лорд Хьюго? — чуть прищурилась я.

— Я так понимаю, что Тристан пообещал тебе некоторую свободу выбора в данном вопросе, — вздохнул герцог. — И в качестве кандидата в мужья, ты видимо рассматриваешь барона Эжена Соммерса? Таисия, я правда, не хотел тебе этого говорить. Я вообще считаю, что женщины и леди подобные вопросы вообще не должны касаться. Но сейчас я вынужден… Барон Соммер на днях был схвачен йерлами столичной управы, ему предъявлено обвинение в измене империи.

— Значит, с ним можно поговорить о местонахождении Тристана? — чуть не подскочила я.

— К сожалению, нет. Он бежал ещё до первого допроса и сейчас объявлен в розыск. Его поимка вопрос времени. Ведь разрешения на выезд из столицы у него нет, — нахмурился герцог. — И как понимаешь, любой йерл при встрече просто попытается уничтожить склонного к побегу преступника.

Я прикусила себе язык, чтобы не рассмеяться. Да уж конечно, отсутствие разрешения точно является ограничением для барона Соммерса. Вот только у капитана Рема Неже наверняка всё документы в порядке и исчезнуть из порта на своей "Фиалке" Он может в любое время. А про пирата на контракте Дженсома Мерэ и говорить нечего. И я буду оочень удивлена, если барон ещё в столице. Тем более, что Тристан был с ним, а значит Эжен точно знает, чем закончилась их авантюра для лорда Сторила.

Настоятельно посоветовав мне уделить время на то, чтобы серьёзно подумать о своей репутации, герцог наконец откланялся. Мыслей в голове было достаточно. Ни одной о замужестве, правда, но кому оно интересно, при здешних порядках? Мать моего отца всегда говорила, что замуж выйти не напасть, как бы с мужем не пропасть. А с её жизненным опытом эти слова имели весьма весомое значение. Тем более в моём положении, когда на следующий день уже должно было состояться заседание совета академии, а меня до сих пор не известили о том, какие обвинения мне предъявят.

Не зная о чём пойдëт речь, я не имела возможности подготовиться заранее. Оттого и шла на заседание, тщательно скрывая волнение. На моей стороне было происхождение, на стороне академии нарушенные мною правила.

И конечно, именно на это напирал один из выступающих наставников.

— Что вы хотите сказать по данному вопросу? — после выступления обратился ко мне председатель совета.

— Ничего, — пожала плечами я. — Я высокородная леди, мой род в родстве с двумя герцогскими родами и с самим императором. Я не подлежу суду, пока сохраняю титул. А лишить титула высокородного могут только в одном случае. За измену империи. Вы же сами нас этому учили, и кажется я никогда не числилась среди отстающих. Более того, каким-то образом на меня было совершено покушение. Почти удавшееся. Вам не кажется, что это к академии вопросы?

В моем голосе каждый звук дышал уверенностью в себе и превосходством. Но внутри я ощущала дрожь от волнения.

— Как не прискорбно это признавать, но леди Сторил права, — поднялся наставник Гипнус.

— И что вы предлагаете? Оставить всё это так и создать тем самым опасный прецедент? — возмутился кто-то из наставников.

— Опасность этой ситуации создаём мы сами, рассматривая её, как нечто стоящее нашего внимания. Я предлагаю относиться к этому как странной блажи высокородной леди, чем на самом деле всё это и является, — скривился наставник Гипнус. — Леди развлеклась, обманывая стольких наставников. Леди доказала, что учителя, нанятые её опекуном, получали свои деньги заслуженно. На этом и всё. Странная и скандальная выходка, не более. Окончилась она правда плачевно для леди. Спасти её жизнь было сложно, и шрам, который тяжело скрыть, будет достаточным уроком.

— Но позвольте! А как быть с предложениями леди? Хотя бы только за последнюю неделю, — вступил в спор наставник Лорис.

— А мы никогда и не отрицали, что высокое происхождение позволяет мыслить гораздо шире, смелее выдвигать и проверять различные предложения и гипотезы, — пожал плечами Гипнус. — Мы даже можем признать факт обучения леди в академии и выдать ей сертификат об этом. Вопрос и что дальше? Леди будет искать работу высшим ювеналом? Это даже звучит смешно. Заодно это исключение, сертификат об образовании выданный леди, послужит неким извинением от лица академии за нападение на саму леди. Ведь на территории академии это оказалось возможным.

— Мы не можем достоверно установить, как долго леди Таисия обучалась в академии. — Высказался председатель совета.

— В данном случае я не вижу оснований для снисхождения. Лорду Тристану, если он решит претендовать на сертификат, стоит предложить заново сдать экзаменационные испытания за весь срок обучения. — Предложил наставник Гипнус.

И кажется за его предложение ухватились с жадностью, потому что это был хоть какой-то выход из ситуации.

Поэтому, два дня спустя, я покидала стены академии с документами и небольшим саквояжем с личными вещами. В том числе и с фотографией со стены комнаты Тристана. Собирала я вещи под присмотром наставника Гипнуса, так что возможности залезть в тайник у меня бы просто не было. И я лишний раз порадовалась тому, что не имею привычки откладывать что-либо на потом.

— Леди Таисия, — вдруг окликнул меня наставник, когда мы были внутри арочного прохода. — Я хотел бы сказать вам пару слов.

— Я внимательно слушаю, наставник, — я пристально наблюдала за приближающимся мужчиной.

— Я слышал, что вы утверждали, что ваш брат исчез, но вас никто не послушал, — неожиданно начал наставник. — И думаю, что в академию вы пришли не ради сертификата. Вы нашли ответы на свои вопросы?

— Прямой вопрос там, где невозможно солгать или использовать артефакт? — не сдержала усмешки я. — Нет наставник, ответов я не получила.

— Я и старший озаров первыми нашли вас после нападения. Я был очень удивлён, обнаружив при вас это. — Он протянул мне портрет герцога, вырезанный мною из рамки. — Надеюсь, вам это поможет.

— Почему? — спросила я прямо.

— Возможно, потому, что я знаю, на что я готов был бы пойти ради брата, — улыбка сделала лицо наставника мягче и моложе. — А возможно, потому, что мой брат старший группы озаров. И я знаю о вашей клятве, леди Таисия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На улице царило весеннее солнце, раскрашивая всё вокруг и наполняя мир теплом. Я шла вдоль огромных витрин, уже выставленных на улицу столиков рядом с кафе и небольшими ресторанчиками. Хотелось немного опустошить голову. Ничего сильно нового я не узнала. Моя добыча в виде дневника, книги, со скажем так, официально неодобренной версией исторических событий, и странной трубки, ждала меня дома. И ознакомиться с ними мне только предстоит.

А ещё, я точно понимала, что в академии за лордом следили, и очень внимательно. И Тристан к чему-то подобрался, раз пошли даже на то, чтобы его убрать в академии. Знакомые интонации в голосе нападавшего не давали мне покоя. От понимания, что преступник был рядом, что я лично его знаю, у меня срабатывал рефлекс. В мыслях я постоянно перебирала абсолютно всех, с кем столкнулась, так или иначе, за неделю в академии. И к каждому приставляла эту фразу.

Наверное из-за этого непрекращающегося процесса в мыслях, я не сразу обратила внимание на происходящее за очередным витринным стеклом. Моя память, которую я не оставляла в покое, пытаясь вытрясти из неё узнавание, выдала мне яркое воспоминание из прошлой жизни.

Рысь, зашедшая в монастырь, и Лекс, готовый вступить в схватку с заведомо более сильным противником. Вставшая дыбом чёрная шерсть, прищуренные глаза и занесённая для удара лапа…

Я молнией ворвалась в магазин и оттолкнула в сторону от дверцы клетки здоровенного мужика с удавкой на длинной ручке. Сама я встала так, чтобы заслонить собой дверцу клетки и сидящего в ней котёнка.

— Леди? — немного удивлённо спросил мужчина, которого я оттолкнула.

— Графиня Таисия Сторил, — представилась я.

— Польщён вашим визитом в мою небольшую контору, леди Таисия. — Поклонился он. — Фрай Вольфберг. Не могли бы вы сейчас осторожно и плавно отойти в сторону от клетки?

Говорил он всё это не громко и спокойно, я бы сказала, что абсолютно доброжелательно.

— Нет, к сожалению, не могла бы. Вы пытаетесь убить этого котёнка? — обвиняюще спросила я.

— Леди, прошу вас, это не котёнок, это беридианский дикий кот. Он сейчас мал по размеру, но это потому, что ему отроду меньше месяца. На самом деле, это очень опасный зверь даже сейчас. Тем более, что он к сожалению взбесился, — также не громко и спокойно, без резких движений продолжал фрай Вольфберг.

В это время котёнку видимо надоело, что весь обзор перекрыт юбками. Он воспользовался открытой решёткой, чтобы выйти, но не сбежал, а забрался по ткани моего платья ко мне на плечо, укладываясь воротником. На покалывание коготков по спине и сейчас на плече я даже не обратила внимания, настолько привычно оно для меня было. И сейчас как будто наконец-то нашёлся недостающий, но очень важный фрагмент. Как и раньше, в прошлой жизни, котёнок первым делом начал тыкаться в шейный платок, прикрывающий шрам на горле.

— Подожди, Лекс, — попросила я, погладив его по голове.

Никаких сомнений, что это именно мой кот у меня не было.

— Лекс? — внимательно смотрел на меня и кота фрай.

— Да, это Лекс. — Кивнула головой я.

— Ах вот в чëм дело, — отложил удавку мужчина. — Тогда всё понятно. Но могу я поинтересоваться о ваших дальнейших планах в отношении этого… Лекса?

— Забрать домой конечно. А у вас? — поинтересовалась я.

— При условии оплаты помочь вам с транспортировкой, подобрать для него сдерживающий ошейник-артефакт и позволить себе дать несколько советов и рекомендаций по воспитанию зверя. — Не скрывал своих намерений фрай.

Я вспомнила, что именно его имя мне называла Хейзел, когда я спрашивала про котёнка у неё.

— Вы же вроде зарабатываете на продаже животных, а только что собирались убить котёнка, обвинив его в бешенстве, — прищурилась я.

— Всё верно, леди. — Чаю?

— Да, мне не помешает чашечка для восстановления душевного равновесия, — кивнула я и прошла к креслам рядом со столиком, куда указал фрай. — И выпишите мне счёт. Котёнка я забираю в любом случае.

— Конечно, леди. Это не займёт много времени. — Отдал распоряжения помощникам фрай Вольфберг. — Но я хотел бы вас предостеречь от приучения кота к столь вольной жизни. Беридианы плохо переносят ошейник, некоторые дохнут, как один из этого выводка. Но этот зверь уже окреп, выдержит.

— Не понимаю, — нахмурилась я.

— Сейчас объясню, леди. Не каждый день мои покупатели признают, что что-то не понимают и готовы выслушать. — Сам налил чай из пузатого чайничка фрай. — Беридианские коты очень сильные и крупные хищники из непознанных или необжитых земель, дикари их боятся. Поклоняются им как богам, но у них и молния, проявление божьего гнева. И мне кажется на каждый чих имеется свой собственный бог. Но эти звери заслуживают своей славы. Охотники, хищники… Поверьте, леди, я готов поклясться, что они разумнее многих людей, и договора нужно заключать с ними, а не племенами непознанных земель. Самцы этих котов никогда не образуют пару, и за сезон брачных игр связываются с несколькими самками. А вот дальше самое интересное. Кошки, ждущие потомство от одного кота объединяются, иногда самого кота могут выгнать с его территории и поделить между собой. Если с самкой что-то случается, то её котёнка заберёт другая кошка. И забрать котёнка у самки, это подписать себе приговор. Кошка выследит забравшего даже через десять лет. И убьёт. Память у них отличная. Так случилось с моим отцом. Поэтому взять можно только слабых и честно говоря почти дохлых котят, только так можно понять, что они долго без внимания самки. В этот раз видно какая-то беда случилась, потому что я нашёл сразу трёх котят. Недавно родившихся, ещё слепых. Но было видно, что они одни. Даже метки у гнёзд почти выветрились, а значит самки давно не возвращались на свою территорию,

— Три котёнка, один вы говорите уже погиб, — огляделась я в поисках ещё одного.

— Один был под заказ, ещё находясь в экспедиции, я дал знать своим приказчикам здесь о редкой удаче. Но его забрали очень рано. И сразу ошейник. Да ещё и жаловались, что он прыгает по стульям, оставляет зацепки на шторах и дерёт когтями мебель. А ещё топает по ночам. Мне сообщили, что котёнок стал очень вялым и его выбросили. Скорее всего он умер, или умрёт в ближайшее время, йерлы управы уничтожают бродячих животных, тем более хищных. — С явным сожалением рассказал фрай. — А мне не вернули, потому что не хотели возиться, да и брать другого зверя больше не хотят. Ещё одного забрал граф Пембрук младший. Пытается удивить и заслужить благосклонность своей супруги. Ну, эту историю благодаря газетам знает вся столица. Нашёлся клиент и на этого. И сегодня его хотели забрать. Но он встал на дыбы и начал кидаться на клетку. Конечно от него отказались. А я держать агрессивное животное не могу.

— И где оно, это ваше агрессивное животное? — спросила я, аккуратно подцепляя поданный к чаю взбитый со сливками творог.

Ложечку с лакомством я не задумываясь поднесла Лексу, уже выплясывающему от нетерпения у меня на плече. Котёнок обвил мою руку с ложкой своей лапкой и старательно вылизывал ложку с громким довольным урчанием.

— Судя по тому, что вы зовёте его по имени, и кот явно вас узнал, это не первая встреча. Зверю очень важно солнечное тепло, поэтому клетка с ним стояла у витрины. Признайтесь, вы ведь увидели его во время прогулки? — я не стала разубеждать фрая и кивнула. — Вот, вы разглядывали его, он вас. Вы придумали ему имя, он привык слышать ваш голос в шуме улицы. Понимаете, большинство заводит таких животных как дорогую и редкую игрушку. Чтобы показать. А если нужен друг и защитник, то нужно завоёвывать доверие, становится своим. Вам это удалось. Поэтому он и отказался идти в чужие руки.

У меня конечно была своя версия, но я не стала ею делиться с фраем. Поставив подпись на платёжном поручении к банкиру, так как сумма за котёнка была действительно не маленькой, я отправилась домой с Лексом на руках. От ошейника я отказалась наотрез. По пути я позволила себе помечтать, что здесь оказалась не только я и Лекс. Ведь котят опять было трое. Посмотреть бы на хозяйку второго котёнка.

Хейзел послушно ждала меня дома.

— Леди! Леди, — повторяла она, пытаясь сдержать эмоции и волнение.

— Ну так обними уже, — засмеялась я, понимая, что разница в социальном положении для Хейзел, всё равно, что тот самый сдерживающий ошейник.

Получив разрешение, она взвизгнула и повисла на моей шее, заливаясь слезами. Выслушав её пересказ того, как она волновалась и боялась за меня, я постаралась успокоить девушку и предложила выпить чаю и познакомиться с новым членом нашей дружной банды.

Хейзел пулей убежала на кухню. Мне иногда казалось, что она сама владеет какой-то скрытой магией. Потому что любое дело у неё занимало гораздо меньше времени, чем к примеру у меня.

Мы пили чай и разговаривали, когда в дверь постучали. Первым к двери подбежал Лекс и встал сбоку от створки.

— Смотрите, приготовился защищать, — засмеялась Хейзел, спеша к двери.

Она открыла дверь и сразу её захлопнула, отскочив в сторону.

— Что такое? — насторожилась я видя её испуганное лицо.

— Там брат, — прошептала она.

— И? — удивилась я.

— Наверное узнал, что я стала вашей компаньонкой. Это не правильно, я не имела права соглашаться, не спросив его, — торопливо объясняла мне она, напомнив о реалиях этого мира.

— Ну, держать его на пороге, да ещё и после того, как захлопнули дверь у него перед носом, тоже не дело. — Решительно направилась к двери я. — Можешь пока спрятаться. А я посмотрю, что за зверь такой этот твой брат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Йерл Нудисл? — открыла я дверь, удерживая на лице уверенную полуулыбку.

— Старший йерл, — поправил меня…

Нет, эта вставшая на задние лапы помесь волка и медведя даже в мыслях не соотносилась с невысокой и изящной Хейзел. Её родной брат оказался выше меня головы на полторы. Крепкий здоровый мужчина, чей возраст сложно было определить из-за бороды, закрывающей поллица. Грубоватый голос с заметной хрипотцой пробирал до мурашек и отзывался какой-то вибрацией внутри. Сообразив, что стою и растерянно хлопаю глазами, я мысленно приказала себе собраться.

К счастью, произведённого на меня эффекта йерл не заметил, так как был занят взаимным разглядыванием с Лексом.

— Да, старший йерл, — решила не спорить с ним я. — Я понимаю, что вы недовольны. Но это полностью моя вина.

— Простите, я отвлёкся, леди Таисия. Эта дурная затея, держать в доме диких животных, вошедшая в моду, меня сильно беспокоит, — в голосе йерла слышалось явное неодобрение. — Сначала мода, а потом бегающие по столице дикие хищники.

— Старший йерл, — тут же заинтересовалась я. — А где именно в столице бегают такие хищники?

— Вам одного мало, леди Таисия? — нахмурился йерл. — К счастью, уже нигде. Вы наверняка читали в газетах о фрау Анне Саргенс? Вот она подобрала где-то на улице, как она думала котика. Пришлось объяснять, насколько она заблуждается.

— И что же фрау Анна решила делать с такой находкой? — улыбнулась я, догадавшись, что вероятно это тот котёнок, которого выкинули на мусорку.

Без ошейника он видимо пришёл в себя и самостоятельно нашёл себе добрые руки.

— А ничего. Позволяет ему ходить где вздумается, делать что вздумается и зовёт своим защитником. По-моему мнению, уже сейчас непонятно кто хозяин в доме фрау, сама фрау Анна, или этот кот. — Ответил йерл. — Но я к вам пришёл не для того, чтобы обсуждать бабскую бесхребетность, из-за которой даже какой-то зверь крутит ей как ему вздумается.

— Да, я знаю причину вашего прихода, — вздохнула я.

Видимо разговор предстоит не из лёгких.

— Откуда? — удивился йерл.

— Ну, я вроде как получила сертификат академии высших ювеналов. Поэтому прекрасно понимаю, что не должна была предлагать Хейзел стать моей компаньонкой, вместо личной служанки, не посоветовавшись с вами. И не получив вашего согласия на это и на получение Хейзел теперь уже не жалования, а содержания, положенного компаньонке высокородной леди. — Уверенно и спокойно говорила я. — И я понимаю, что вы наверняка возмущены. Но я руководствовалась тем, что вы дали в своё время разрешение на то, чтобы Хейзел была моей личной служанкой. Но ваша сестра была со мной долгие годы, с самого детства. Она помогала мне пережить потерю родителей и дара. И давно уже перестала быть просто доверенной служанкой. Фактически я просто привела статус Хейзел в этом доме в соответствие с реальным положением дел. И не более. Поэтому и не уделила должного внимания тому, что необходимо поставить в известность вас. За что прошу меня извинить.

— Подобные изменения, леди, действительно лучше заранее согласовывать, как того требует закон. Но я знаю насколько привязана сестра к вам, и действительно, не стал бы чинить каких-либо препятствий. — Чуть смягчился взгляд йерла, но буквально на мгновение. — Но я к вам по другому вопросу. Видите ли, леди Таисия, недавно я стал заложником очень неприятной ситуации. После подтверждения разумности, фрау Анна Саргенс, во время получения подтверждающих документов, заявила о давнем правонарушении в отношении неё со стороны одного очень уважаемого в управе йерла. Для многих он был учителем и наставником, в том числе и для меня. Я был возмущён и уверен, что это заявление не соответствует истине. Поэтому опрометчиво пообещал, что в случае, если этот факт подтвердится, то я сбрею бороду и возьму на должность своего помощника женщину.

— Я немного не понимаю, — мысли стайкой синичек заметались в голове. — А чем я могу вам помочь в этом деле?

— Видите ли, помощником старшего йерла, может лишь тот, кто обучался в академии высших ювеналов не менее года. А вы единственная женщина в империи, о которой доподлинно известно, что она училась в академии. А сертификат выдан и вовсе вам единственной. Других кандидатур просто нет. И поверьте, леди Таисия, я не посмел бы вас беспокоить. Но герцог Александр Мардериан, присутствовавший в тот момент, когда я так неосторожно дал обещание, настаивает на его выполнении. — Отчего-то очень довольным голосом закончил йерл. — На этом разрешите откланяться.

— Простите, а разве вы не собирались предложить мне место своего помощника? — подобная возможность мне казалась просто подарком судьбы и упускать её я точно не собиралась.

— Леди… Но, кажется… Вы же только что отказались?! Разве нет? — насторожился йерл.

— Я? Какую именно мою фразу вы сочли отказом? — спросила я.

— Что вы не можете помочь в этом деле… Подождите! Леди Таисия, вы что, раздумываете над этим предложением, вместо того, чтобы отвергнуть его? — кажется я смогла удивить брата Хейзел.

— Я леди, причём из древнего и знатного рода, мне не нужно разрешение мужа, брата или отца. Решения относительно своей жизни я имею право принимать сама. — Перечисляла я. — У меня есть заслуженный сертификат. И ваше слово, данное, как там фамилия фрау Анны? Почему я должна отказываться?

— Леди, вы не понимаете, что такое работа в управе. Шум, гам, пыль, постоянная беготня! — перечислял йерл. — Я настоятельно прошу вас внимательно меня выслушать, всё взвесить и принять правильное решение.

— Поверьте мне, старший йерл, я очень внимательно вас выслушала, и предельно серьёзно отнеслась к вашим словам, — заверила я йрла Нудисла.

— И вы подумаете над моими словами? — с заметным облегчением в голосе спросил йерл.

— Безусловно. Думаю, ваши слова в ближайшие пару дней будут основным поводом для раздумий. — Серьёзно заверила я мужчину.

— Вот и замечательно, леди Таисия. — Покивал мне йерл.

— Конечно. — Улыбалась я. — Так когда вы говорите, я могу приступить к своим обязанностям вашего помощника? Мне выдадут форму или буду в одежде гражданского образца? А как быть с оружием? Йерл? Что с вами?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ранним утром через два дня я шла в управу, чтобы приступить к работе помощником старшего йерла. Целые сутки выделил мне йерл на то, чтобы я подумала и отказалась. Он вообще рассчитывал, что предложит мне эту должность чисто номинально. И отчитается перед герцогом, что обещание выполнил, и вот готов был взять, но единственная кандидатура отказалась. Да и леди же, какая работа?

Подумать я конечно обещала, и то больше беспокоясь за здоровье мужчины. А то после моего радостного и решительного согласия, он бледнел и краснел с такой скоростью, что напоминал предупреждающий сигнал семафора на железнодорожном переезде. А настолько круглых глаз у йерла Нудисла, как я подозреваю, никогда в жизни не было, особенно если учесть, что от природы он был наделён несвойственным для жителей империи разрезом глаз.

— Хейзел, — позвала я, как только закрыла за йерлом дверь. — Скажи, ты тоже слышала, что твой брат предложил мне работу в управе?

— Конечно, — тут же появилась Хейзел. — Я же подслушивала. Вы будете его помощницей! Теперь-то вам точно не смогут отказать в розыске лорда Тристана!

— Я тоже об этом подумала, — кивнула я. — Как думаешь, твой брат не постарается избавиться от меня в кратчайшие сроки? Или отправить сидеть дома под каким-нибудь предлогом?

— Нет, леди, — засмеялась Хейзел. — Ногарэ человек слова, даже во вред себе. Так что если он пообещал, что возьмёт женщину в помощники, значит готовьтесь. Будете и на происшествия выезжать, и на допросы… Единственный шанс избежать этого заключался в надежде на ваш отказ. Ах, как бы я хотела посмотреть на лицо Ногарэ, когда он будет видеть за столом своего помощника и правой руки вас!

И Хейзел бессовестно рассмеялась.

— Чего уж проще, — хмыкнула я. — Принеси бутербродов, чтобы перекусить. И любуйся в волю. Ты лучше помоги мне подготовить одежду для работы. Наверное лучше будет пойти в бриджах для верховой езды или позаимствовать что-то из брюк брата. Всё-таки я не только за столом буду сидеть и бумажки перекладывать.

— Леди, — сложила руки в просящем жесте Хейзел, с трудом сдерживая смех. — Ну какие брюки? Помилуйте, брат у меня всё-таки один!

Возле здания управы была невысокая каменная стена, может чуть выше человеческого роста. На ней размещались здоровенные часы. Вот к ним я и спешила. Возле них меня должен был ждать старший йерл и мой начальник на ближайшее будущее. Но на нужном мне месте, йерла было не видно. Там крутился какой-то щёголь, на вид чуть старше меня самой.

Но чем ближе я подходила, тем больше подозрений по поводу личности этого щёголя у меня появлялось.

— Йерл Нудисл? — с сомнением спросила я.

— Старший йерл, — поправил меня знакомый голос.

— Парадная форма одежды ради встречи со мной? — даже мне в это не верилось.

— Нет, леди, просто у меня из вещей в управе нашлось только это. — Развеял мои сомнения йерл. — Мой повседневный мундир пострадал во время сегодняшней облавы в неосвещаемых кварталах. В курс дела я пока введу вас кратко. Времени почти нет, предстоит предстоит много допросов.

И словно так и надо, развернулся и пошёл в управу, предоставив мне любоваться своей широкой спиной, по случаю обтянутой чёрной тканью. За время пути он ни разу не обернулся, чтобы проверить иду ли я за ним. Думаю, его вполне бы устроил вариант, в котором я разворачивалась и уходила домой.

— Морис, веди первого. — Скомандовал он кому-то по пути. — Леди, мой кабинет. Мой стол, в ящики не лезть. Ваш стол. Там кружки, вода, чайник. И печенье.

— Грязные кружки, высохший графин для воды и сожжённый чайник. Да ещё с вмятинами. А печенье это видимо вот эти кусочки засохшего мха? — переспросила я.

— Испортилось. Ну, значит печенья нет, — пожал плечами йерл. — Вот там сидит писарь во время допросов. Вам тоже нужно будет вести записи. Никаких горшков не притаскивать. Шкафы с документами за вашей спиной надо разобрать, дела подшить. Если вылезет мышь, прошу не визжать.

— Она вылезет в надежде, что хоть я принесу что-то съестное? — хмыкнула я.

— В допрос не влезать, — предупредил меня йерл, не обратив внимания на мои слова.

Он снял чёрный форменный сюртук с металлическими круглыми нашивками, отоброжавшими звание, должность и личные заслуги старшего йерла перед империей. Я попыталась пока хотя бы разгрести место на своём столе. Но украдкой бросала взгляды на йерла. Хейзел рассказывала, что брат добр к ней и заботлив, говорила, что он весьма строг в вопросах данного слова к себе и к окружающим. Но она ни разу не упомянула, что брат её молод, на вид не больше тридцати пяти лет. И красив. Это лицо могло легко принадлежать какому-нибудь аристократу. Что-то было такое в его чертах, что и в голову не приходило, что перед тобой выходец с самого низа сословной иерархии. Один мощный подбородок с ямочкой чего стоил! А в сочетании с разрезом глаз и прямым носом… Да ещё и если вспомнить внешность Хейзел, то возникают вопросы.

Просто к миловидности девушки столько внимания не бывает, девушка и должна быть хорошенькой. А старший йерл своё лицо удачно прятал за буйной растительностью. Сегодня же, выполняя своё обещание, он был чисто выбрит. Встретив его на улице, я ни за что бы не узнала в нём того йерла Нудисла, что приходил пару дней назад в мой дом.

Три йерла привели мужчину лет пятидесяти на вид. На скуле у него уже расплывался синяк, бровь была рассечена. Мужчин с такой фигурой часто можно было встретить у боксёрских рингов, оценивающе рассматривающих подрастающее поколение бойцов. Допрос шёл туго. Точнее допрашиваемый только вот матом не слал старшего йерла и громко смеялся.

— Что, Гар, не можешь как следует поспрашивать, да? — сипло смеялся допрашиваемый. — Форма йерла она такая, жмёт во всех местах. Или ты перед бабой стесняешься? Я помнится, когда с твоего бати за спокойную жизнь выбивал, твоей матери и этой мелкой… Хизы вроде, не стеснялся. Кстати, сколько ей сейчас лет? Не пора ли отрабатывать счастливое детство на наших территориях? О! Гляди, как баба на меня смотрит. Вот что значит не просто штаны носить, но и яйца иметь.

— Видите ли, неуважаемый, — обернулась я к допрашиваемому, после того, как поплотнее закрыла дверь. Хамство и пошлые намёки смешанные с угрозами я всегда ненавидела. — Как следует вас не спрашивают, потому что никому это не надо. Благодаря оставленной полуоткрытой двери, следующие, кто сейчас ждёт своей очереди на допрос, прекрасно слышали, как вольготно вы себя чувствуете в кабинете старшего йерла и о том, что знаете его с детства.

— Нет, просто Гар знает, что я ничего не скажу, — фыркнул мужик.

— Конечно, мы ведь с вами прекрасно знаем, что чистосердечное признание облегчает лишь работу йерлам и утяжеляет срок. А вот ваши друзья-товарищи-подчиненные или кто они там, этого не знают. — Уверенно улыбнулась я. — И во время допроса следующего всего-то и нужно, чтобы баба влезла в допрос и задала вопрос. Допустим, ой, это вы о малом, старший йерл, а мне это здесь записывать или в допрос предыдущего. Ведь мальчишка на побегушках, чьë имя как правило не запоминают и зовут его малой, малец, малëк, мелкий… Есть везде. А вас выведут отсюда через другой ход, и ваши подельники будут уверены, что вы всех сдали за облегчение своей участи, ведь старшего йерла вы знаете с детства. Чего бы и не договориться? Тем более, что вас определят в куда лучшую камеру. И только через недельку вас вернут в общую камеру с остальными, предварительно распустив слух, что и наказание у вас более мягкое. Всё таки помогли всех задержать, собрали в одном месте.

— Э… Гар, бабу свою угомони, так дела не делаются! — попытался дёргаться уже не такой уверенный бандюга. — Это подстава. Да и я всем скажу…

— А кто тебя будет слушать? За тобой дверь закрыть не успеют, а тебе заточку в бок всадят, — фыркнула я. — Что вы так смотрите? Ложка, ручка которой заточена об камни камеры. Или сейчас заключённые не умеют из подручных средств оружие делать? Правда? Я разочарованна.

— Ну, убьют меня или покалечат, и какой с того прок? — зло сощурился бандит.

— Все будут знать, что ты крыса, сдавшая своих. А значит ни помощи с воли, ни организации побега, ни грева с этой стороны за счёт денег из общего котла, куда вы для таких случаев сливаете то, что выбиваете из приличных людей, вроде семьи старшего йерла. — Вспоминала я всё то, до чего приходилось доходить когда-то самой. — Что так смотришь? Думаешь об этом знали только свои? Смешно. А главное… Ты лишишься своего имени, в которое верили и на котором держалась твоя банда. Ты лишишься своего авторитета, который так долго зарабатывал. Очередной король подворотен полетит со своего трона обратно, в сточную канаву.

— Я просил не вмешиваться в допрос? — спокойно спросил старший йерл.

— Простите, старший йерл, не удержалась, — хмыкнула я, возвращаясь за свой стол.

— Очевидно, что сам ты рассказывать ничего не станешь, — начал йерл.

— Подожди… — заходил подбородком, словно что-то пережëвывая мужик. — Ты поймал. Так давай решать вопрос по положенному. А не так, как эта твоя расписала.

— Не моя, — позволил себе что-то вроде усмешки йерл.

— Да всё равно, меня не проведëшь, я вас нутром чую. Одна порода, что ты, что баба эта лютая, — мотнул в мою сторону седой башкой бандит.

— Умиляюсь, на самом клейма ставить негде, а как дело коснулось, так "по положенному". Ещё соблюдения закона потребуй, — фыркнула я.

— Леди Сторил! — резко произнёс йерл. — Я вас прошу, держите себя в руках. И положите эту книгу на место! Меня недавно просветили, как с помощью толстой книги можно причинить серьёзные травмы допрашиваемому.

— В данном случае, если только заставить прочитать и пересказать, — закатила глаза я, но больше в допрос не лезла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Валите кошке под хвост, крысиное отродье! Хрен вам, а не разговоры, — смачно сплюнул один из самых крепких бандитов. — Я вам ни слова не скажу.

— Ну и хорошо, другие расскажут. Особенно на тебя глядя, — хмыкнула я, игнорируя предупреждающий взгляд йерла Нудисла. — Послужишь нам для демонстрации того, как вредно не отвечать на вопросы служащих управы. Да и в принципе вести противоправный образ жизни. Нарушать закон это вообще, очень вредная привычка.

— И что они интересно на моей роже не видели? — захохотал бандюга.

— Не уверена, что они будут смотреть на вашу рожу. Особенно когда вы будете сидеть на нагревающемся ведре с крысами. Догадываетесь, как крысы будут прорываться на свободу? — улыбнулась я.

— И как вы потом это объясните? Или думаете, что удасться скрыть следы пыток? — всё ещё удерживал гримасу, должную изображать улыбку мужик, но уже явно не горя желанием кого бы то ни было куда-то посылать.

— Какие следы? Мы на ведро сиденье из нужника принесём, чтоб ожога от ведра не было, да и сидеть удобнее будет. А то что, крысы сожрали преступника… Так что поделать, если их полно в подвалах, а кушать им нечего, они голодные. А тут жирный, грязный и вонючий преступник! Вот крысы и не удержались. — Развела я руками. — Мы ещё и финансирование на благоустройство тюремных этажей управы под ваш труп запросим. Мол, как работать в таких условиях, даже допросить не успеваем. Мне заявку в казначейство ратуши оформлять или подождём, когда будет прилагающийся труп?

— Я ещё живой! — дёрнулся бандит, но в обратную от меня сторону.

— Так и мы заявку на деньги не сейчас понесём, — демонстративно достала я чистый лист бумаги.

— И чего молчишь? — вдруг обернулся бандит к сложившему на груди руки старшему йерлу. — Разве ты не должен…

— Да ладно? И когда это йерлы воровскому отребью задолжали? — засмеялась я. — Обязанность йерлов сохранять покой добропорядочных подданных империи. А если кто-то решит перестать быть добропорядочным, то простите, а какие тогда требования к йерлам?

— Интересные в управе теперь методы стали, — с подозрением уставился на меня бандит.

— А если с вами по другому не получается? Воровать, шантажировать, вымогать, похищать жителей столицы и не только, убивать вы готовы с радостью. А признаваться в своих преступлениях не спешите. — Покачал головой старший йерл. — Вот приходится перенимать методы. У вас же.

Сегодня этот допрос стал последним.

— Я бы хотел с вами поговорить лично и наедине. — Предупредил йер, как только увели последнего из допрашиваемых. — Мне кажется вы не совсем верно поняли те обязанности, которые на вас возложены. А также смысл моей просьбы не вмешиваться в ход допроса.

— Просьбы? Извините, но я не помню, чтобы я куда-то выходила, чтобы пропустить момент, когда вы меня о чём-то просили, — хмыкнула я, слегка прищурившись. — И прошу вас обратить внимание, что в допрос я как раз и не вмешивалась. Я пару раз прервала поток площадной брани в сторону сотрудников управы. Или мне вспомнить о том, что я леди, и потребовать соответствующего наказания за оскорбление простолюдином аристократки?

— Поэтому вы решили, что лучший способ допроса это запугивание допрашиваемых? — чуть прикрыл глаза йерл.

— Бедненькие бандиты, воры и убийцы напуганные злой леди, — покачала я головой. — Наверное теперь будут плохо спать и писаться со страху на шконки. Меня прямо совесть замучает, что аж аппетит пропадёт. Нет, если вы не услышали иронии в последней фразе.

— Пытки, заточки и способы их изготовления, иерархия банд, шконки… — задумчиво перечислял йерл. — В академии высших ювеналов теперь такому обучают?

— Нет, это результат домашнего образования. У нас в империи нет единых стандартов женского образования, поэтому каждый учит тому, что знает сам. Меня учил брат. — Ответила я.

— Вот только стандартов бабского образования нам ещё и не хватало! — фыркнул йерл. — Вижу ваш брат совсем не отдавал себе отчёта какие темы вообще можно поднимать в присутствии женщин, а какие нет. Что дальше? Выяснится, что он обучал вас владению оружием?

— Йерл, я обучалась в академии. И даже внесла несколько идей для улучшения конструкции оружия высших ювеналов. Кстати, за владение последним наставник Гипнус выставил мне высший бал, — приподняла я бровь. — А вор должен сидеть в тюрьме! И это не моя фраза.

— Я прекрасно знаю, откуда родом эта фраза. Отношение вашего бывшего опекуна к тем, кто хоть единожды преступил закон общеизвестно. — Ответил мне йерл. — Интересно, как он отнёсся к тому, что вы обманом проникли в академию? И где ваш брат?

— Бывший опекун отнёсся однозначно. Как можно быстрее замуж, благо, что не ему принимать решения в этом вопросе, — не скрывала я. — А вот где брат очень интересный вопрос. И я очень хочу получить на него ответ. Но когда я пришла, чтобы подать прошение о розыске, меня отправили домой со словами, что лорд нагуляется по злачным местам, проспиться после запоя и вернётся. Как про кота какого!

— Что? Когда вы подавали прошение? — резко обернулся йерл. — И кому?

— Пару недель назад, пожилому йерлу с цифрой три на жетоне, — легко вспомнила я.

— Марку Бербергу? — помрачнел йерл.

— Имя что-то меняет? — догадалась я.

— Марк был одним из старейших йерлов, учил многих и меня в том числе. Но недавно, фрау Саргенс сообщила, что несколько лет назад сообщала йерлу о том, что её муж сорр Фрег явно занимается незаконным ввозом опиума. Герцог Мардариан настоял, чтобы данное заявление проверили с использованием редкого артефакта. Вы наверняка слышали от брата об открывателе? Благодаря этому артефакту выяснилось, что Марк уже долгие годы покрывал не только сорра Фрега, но и банду, членов которой мы сегодня допрашивали. — Глядя в окно рассказал йерл. — Именно благодаря этому разбирательству я неосмотрительно дал слово побриться и взять помощником женщину. Сейчас выясняется, что по каким-то причинам Марк ещё и не все заявления принимал.

— Но теперь-то я могу подать заявление о пропаже брата? — спросила я. — Прошло около двух недель, о нём нет ни единой вести. А Тристан даже из академии приходил раз в пару дней, чтобы проверить как у меня дела. А когда я попыталась выяснить, чем был занят Тристан в академии, то обзавелась вот этим.

Я показала на шейный платок, скрывающий горло.

— Академия конечно же расследование не афишировала. Хотя скорее, вообще не проводили, а постарались замять инцидент. — Прищурился йерл.

— Официальная версия, что кто-то из курсантов обнаружил подмену лорда на леди и таким образом показал своё крайнее возмущение. — Напомнила я.

— Я так понимаю, что раз вы сразу заволновались и попытались начать поиски, то вы знаете, чем был занят лорд Тристан перед исчезновением. — Внимательно посмотрел на меня йерл. — И как я вижу по результату, занятие у него явно было опасным. А вы, вместо того, чтобы проявить благоразумие полезли по следам брата сами.

— Я пыталась проявить благоразумие. И разве моя вина, что обратившись за помощью в управу, я получила отказ от продавшегося преступникам йерла? — прямо спросила я. — Как видите, даже нападение с целью убийства на меня никто не хочет замечать. А брат насколько я понимаю, занимался расследованием гибели родителей, дело о которой давно предано забвению.

— Насколько вы понимаете? То есть хоть в это ваш брат не стал вас втягивать? — вздохнул йерл.

— Здравствуйте! А я с обедом! — после короткого стука в дверь зашла Хейзел. — Ой! Что это?

Её взгляд замер на столике в стороне с останками печенья и грязной посудой.

— Ну-у-у, твой брат утверждает, что при жизни это было печеньем, — скривилась я. — А из этих стаканов видимо когда-то пил кто-то очень и очень важный, раз их решили с тех пор не мыть.

— Но ты же говорил, что йерлов в управе кормят! — возмутилась Хейзел.

— Ах вот оно что! Всё гораздо проще. Это наглядный пример того, что наказание за преступления неминуемо и неотвратимо. Соврал, ходи голодным. Да, йерл? — похлопала я ресничками.

— Старший йерл, леди Таисия! — в очередной раз поправил меня йерл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Почти две недели я ходила на работу в управу. За это время я освоилась, уже знала где и кого искать, к кому можно обратиться и с каким вопросом. Да и для йерлов я перестала быть странным и непонятным существует неизвестно что забывшим в управе. То, что я стала своей, я поняла в тот момент, когда узнала, что у меня появилось свое определение среди йерлов. Леди-помощница.

Не без помощи Хейзел я смогла отмыть кабинет её брата. Удивительно насколько удлиняется световой день из-за обычной помывки окон. И как увеличивается помещение, когда в нём наводится порядок. Здесь даже нашёлся диван! До этого он был погребён под горой бумаг. Разбирая этот завал, я наткнулась на целое мышиное гнездо. Один из самых крупных мышей встал на задние лапы и с интересом рассматривал меня, остальные возмущëнно пищали. Меня передёрнуло.

В момент накрыло воспоминанием, как мыши-полëвки, спасаясь от холода и воды осенью сбегали в наши землянки и окопы. Иногда сбиваясь в настоящие клубки. Моя рука самопроизвольно потянулась за толстенной книгой, которую я недавно переложила на столик рядом.

— Э, нет! — Выхватил у меня книгу отправленный помогать йерл. — Это подарок фрау Анны для допросов! Мышей прибейте чем-нибудь другим.

Я пару секунд приходила в себя, а потом рассмеялась. У меня в кабинете, в верхнем ящике стола лежал подаренный сестрой двухтомник "Войны и мира". В каждом томе было по две книги. На обложке с внутренней стороны наискось летели остроконечные буквы пожелания, написанного Анной. "Успехов в службе, лёгких и недолгих допросов, и сознательных преступников. Анна С."

— Прислонять к преступнику и бить по книге? — вспомнила я наставления сестры.

— Именно так, — кивнул мне помощник. — И по поводу мышей вы бы тоже к фрау обратились. Она же фармик, наверняка знает какое-нибудь средство от этой напасти.

— Ага, чтобы мыши наелись отравы, забились по щелям и подохли? Ты себе вонь, которая здесь пару недель будет стоять, представляешь? — скривилась я. — Нет уж, я обращусь за помощью к проверенным специалистам!

Именно по этому на следующий день я пришла на работу с Лексом.

— Знакомьтесь, господа! Лекс. — Представила я всем кота.

— Он без ограничивающего артефакта? — прищурился старший йерл.

— Лекс не нуждается в ошейнике. Мозгов у него точно больше, чем у некоторых. И я уверена, что вести себя он будет хорошо. Его имя обязывает. — Улыбалась я. — Я конечно в курсе, что репутация у этих хищников пугающая, но Лекс очень приличный кот.

— Лекс… Закон. Странное имя для кота. Тоже нашли бедного и никому не нужного котика? — вздохнул Ногарэ.

— Почему нашла? Совершенно официально купила. А что значит "тоже нашла"? — заинтересовалась я.

— У фрау Анны Саргенс точно такой же кот. Лихо даже по размеру похож, — ответил мне кто-то из йерлов.

— Кто? Как она назвала кота? А у него оба глаза? — чуть не подскочила я, услышав знакомое имя.

— Оба, конечно. Да ещё и такие злющие! Да и характер у зверëныша тот ещё. Ничего не боится, хозяйку защищает отважно и преданно. Лихой боец. Оттого и имя такое, — объяснили мне и рассказали о попытке нападения на аптеку фрау и попытке заставить девушку снабжать бандитов опиумом.

Лекс тоже взялся за дело прямо с порога. Добычу в виде трупиков задушенных мышей он торжественно выкладывал на столе старшего йерла, чем вызывал недовольство последнего, и улыбки остальных.

— Настоящий йерл, — смеялись в управе. — Вон как бандитов ловит.

— Эй, Лекс, сегодня опять была тяжёлая смена? — спрашивал дежурный, незаметно кивая на йерла Нудисла, выкидывающего добычу Лекса в мусорный бак.

— Йерл Нудисл, — обратилась я к недовольному начальству. — Как продвигается дело с поисками моего убийцы и розысками брата?

— Старший йерл, леди. Боюсь, что порадовать мне вас нечем. Академия всеми силами противодействует следствию. Талдычат все одно и то же. — Сжал губы йерл. — Мол, месть одного из студентов, узнавшего о том, что леди под личиной брата проникла в академию.

— Это ложь. Нападавший был уверен, что перед ним Тристан. — Повторила я хорошо запомнившуюся фразу дословно. — Как видите, преступник прекрасно знал, что брат ищет что-то в прошлом. Увлечение Тристана историей ни для кого в академии секретом не являлось. И кому-то очень не нравилось. По розыску Тристана я так понимаю результат тот же?

— Увы, — признал йерл.

— Ну и смысл был писать заявление и обращаться в управу? — не сдержала я разочарования. — Проще действительно действовать самой. А на допросы пригласить фрау Анну, судя по тому, что я о ней слышала, результат она получит быстро и профессионально.

— Оставьте фрау Анну в покое и я очень вас прошу не втягивать фрау Саргенс в ваши авантюры, леди Таисия. — Строго произнёс йерл. — Она недавно потеряла мужа и явно потеряна.

— Пфф! — фыркнула я. — Йерл, я читала материалы дела. И скажу честно, там был такой муж, что лично меня удивляет только один момент, как при таких знаниях и умениях милая фрау не потеряла этого недоноска дней так через пять после свадьбы?

— Леди, признайтесь, вы издеваетесь? — сложил руки на груди йерл. — С какой целью вы всё время понижаете меня в звании? Вот не поверю, что вы не в состоянии запомнить столь элементарной вещи.

— Не предавала этому значения. Это важно? — удивилась я. — У вас преступники лучше ловятся от этого?

— Сложно хорошо ловить преступников, если даже в академии высших ювеналов предпочитают замалчивать преступления. А ведь этот некто получит не только сертификат, но и реальную власть! — вот что оказывается не даёт покоя йерлу Нудислу. — Что касается фрау Саргенс, то она действительно сейчас потеряна. Свидетельством этого может служить её примирение с графиней Дорангтон. О чём вы наверняка знаете. И даже в столь неприемлемых условиях, как те, в которых оказалась фрау, она старается соблюдать те рамки, которые налагает на женщину общество. И заметьте, не рвётся в расследование смерти своего мужа.

— Конечно! Ещё навредит тому доброму человеку, который избавил её от муженька! — хмыкнула я. — Она вон даже труп не торопится забирать.

— Потому что ей его никто не выдаст. — Серьёзно ответил мне йерл. — Существуют десятки артефактов и псевдоядов, что создают полную видимость смерти. Человек не дышит, нет сердцебиения, не реагирует на тепло и холод, на боль. Крайний срок действия подобных артефактов двадцать пять, может тридцать дней. До этого срока невозможно однозначно утверждать жив или мёртв человек.

— Но фрау Саргенс уже объявили вдовой. А если её муженёк вдруг воскреснет? — удивилась я. — Нет, не поймите превратно, я вреда для фрау не желаю. Но вот как быть тогда? Или пока суд да дело тихо пробраться в мертвецкую и прикончить муженька, чтоб наверняка? И кстати удобно, труп прятать не надо. Надёжнее, только если сразу в могилу. Кому придёт в голову искать неучтëнный труп по старым могилам?

Произнесла я, и сама чуть не вскрикнула от мелькнувшей догадки. Но йерл кажется этот момент упустил.

— При том количестве и составе обвинений, что предъявлены к сорру Фрегу, если он оживёт, то тут же отправится на виселицу. Так что фрау однозначно вдова. — Пожал плечами йерл, продолжая объяснять.

— А в число упомянутых вами обвинений входит организация притона на одном из королевских островов? — вспомнила я рассказ Клер.

— Остров Марли принадлежит его жене, это наследство её деда, графа Стефана Дорангтон. — Уточнил йерл, и вдруг резко подскочил ко мне. — А вам откуда это известно?

— Я свои источники не сдаю, — фыркнула я. — Вы же держите меня на расстоянии от реальной работы йерла. Даже на допросах я присутствовала всего один раз! Только и занимаюсь, что бумаги перебираю. А ещё, вы ко мне под видом помощи приставили охрану! Или вы думали, что я не догадаюсь?

Ответить мне йерлу явно было нечего, да он и не собирался оправдываться. В его понимании он и так пошёл на неимоверную жертву, выполнив собственное обещание.

— Леди, а напомните мне, когда у вас был выходной? — вдруг прищурился он.

— Где б я ещё устала, — закатила глаза я.

— Отлично, с завтрашнего дня у вас два, нет, три положенных выходных! И чтобы я вас близко в эти дни от управы не видел, — и довольный, что смог избавиться от меня хотя бы ненадолго, вышел из кабинета

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Домой я вернулась в серьёзных раздумьях. С одной стороны, правильным было бы поделиться своими догадками с йерлом. С другой… Я не была уверена в том, что доверившись ему, не сделаю хуже для своих близких.

Последняя мысль заставила остановиться и задуматься. Как-то незаметно я перестала отделять себя, Антонину, от Таис. И приняла её проблемы, как свои. Я не перестала быть Тосей, просто стала другой. Словно две личности медленно, но верно сливались, рождая что-то новое. Я прикрыла глаза и загадала, что если это так, то пусть эта новая Антонина-Таисия будет лучше нас обеих.

— Леди, вы как раз к ужину, — встретила меня Хейзел. — Клер я уже отнесла и питьё, и ужин, и смену белья.

— Не беспокоит? — нахмурилась я.

— Наоборот. Ведёт себя так тихо и спокойно, что это даже подозрительно. — Ответила мне Хейзел.

— Я тебя очень прошу, осторожнее. И не расслабляйся рядом с Клер. Всë это ее смирение и показательная покладистость может быть не более, чем хорошо отыгранным спектаклем. — Предупредила я.

— У меня нет к ней ни капли доверия, — вздохнула Хейзел.

— В этом случае, это хорошо! — кивнула я. — И разговор у нас с тобой сегодня будет тоже о доверии.

Ужинать мы устроились на кухне. К счастью, Хейзел смогла преодолеть некоторые привычные для неё стереотипы поведения, и кушать мы садились вместе, за один стол. Да и вместо леди уже всё увереннее проскальзывало "Таис".

— Смотри, я уверена, что брат смог найти очень весомую зацепку, которая вела его к убийству родителей, — начала рассказывать я, укладывая словно пазлы всё то, что успела собрать и обдумать за прошедшее время. — И нашёл он её ни где-то, а в истории, причём конкретно в истории последней королевы Тервеснадана. Ведь уже следующая жена её же мужа стала императрицей.

— Думаете, что ваш отец что-то узнал? — спросила Хейзел.

Всë-таки то, что её брат столько лет посвятил службе в управе, наложило отпечаток и на Хейзел. И без того смышлëнная девушка научилась слушать, и делать выводы из услышанного.

— И это что-то было таким, что заткнуть решили разом всю семью. На всякий случай. — Согласилась я. — И что немаловажно, эта информация очень важна до сих пор. Сегодня, обсуждая с твоим братом фрау Саргенс, я услышала от него о ядах и артефактах, способных на время превращать человека в мёртвого

— Ногарэ хоть и занудлив иногда, но к своей работе относится очень серьёзно. — Согласилась со мной Хейзел.

— И вот я думаю, а что, если я не чувствую Тристана, потому что он под действием такого яда или артефакта? Ногарэ сказал, что действие известных ядов и артефактов длится двадцать пять или тридцать дней, поэтому и трупы не дают хоронить раньше этого срока. — Пересказала я.

— Но прошло уже больше времени, — запереживала Хейзел.

— Обрати внимание, действие известных йерлам артефактов. Но к сожалению, часто именно йерлы последними узнают о таких изменениях. — Вздохнула я. — И в ходе беседы, шутя о способах и сроках избавления одной фрау от мужа, я сказала, что легче всего спрятать труп в могиле.

— Вы шутили с Ногарэ? — удивилась Хейзел. — Да и шутку эту даже я знаю.

— Тристан исчез, когда куда-то пошёл вместе с Эженом. Напомню, Эжен Соммерс, если бы его дядюшка не лишил его имущества и наследства, получил бы ещё и наследную должность при дворе императора. Бароны Соммерс всегда были хранителями ключей усыпальницы императоров. — Пробарабанила я пальцами по столу. — И недавно, а именно в ночь исчезновения Тристана, Эжена поймали при взломе усыпальницы. Хотя я думаю, что это был не взлом, наверняка Эжен озаботился, чтобы у него были ключи. Вот только законом запрещено вскрывать двери усыпальницы вином случае, кроме похорон членов императорской семьи. Понимаешь, кто озаботился, чтобы за гробницами наблюдали. И мне интересно, что же там такого, что Тристан пропал, а Эжен вынужден был бежать, получив клеймо изменника?

— Может опять что-то связанное с историей королевы? Не зря же всё запретили и охраняют? — задумалась Хейзел.

— Угу. Что-то же возмутило и напугало брата в ту ночь. С учётом абсолютно перевратой истории основателя империи… Может что-то проливающее свет на те события? — взяла я тетрадь для кухонных записей и начала вычерчивать линии. — И если Тристан под действием нового артефакта… Откуда он взялся? Получается, что нужно найти того, кто может иметь доступ к работе озаров?

— Это невозможно. — Замотала головой Хейзел. — Озары под строжайшем контролем. Есть целая коллегия, следящая за их поиском, передачей имперским службам и работой. Главой поставлен целый герцог, Де Льераш. И он сам тоже хоть и со слабым, но проявленным даром.

— Значит, чтобы узнать, не велись ли работы в этом направлении, мне нужно поближе познакомиться с этим герцогом. — Завершила я одну линию. — Теперь к могилам и истории. Помимо самого королевского замка и могилы императора, есть ещё два места, напрямую связанные с легендарной королевой. Остров мёртвых, навсегда закрытый для посещений. И древний храм, в котором проходили бракосочетания рода королевы. Именно там должна была проводить ночь перед свадьбой невеста, и именно там прибил блудливого папашу королевы будущий император. Развалины этого храма до сих пор сохранились на острове Марли.

— Но это один из королевских островов. Туда без приглашения владельца не попасть даже вам! Частная собственность, — развела руками Хейзел.

— А ещё, этот остров был подарен роду Дорангтон в незапамятные времена. И известен этот род фамильной склонностью и любовью к истории империи. А ещё беспримерной преданностью императорской семье. — Довела вторую линию я. — Сейчас Марли по наследству перешёл к Анне Саргенс. Мы с тобой знаем из рассказа Клэр, что бывший муженёк фрау, что-то строил на острове и устроил там низкопробный притон. Его к сожалению не спросишь, я сегодня уточнила, срок хранения его трупа оказывается уже истёк. И вдовушка заплатила, чтобы его вывезли и закопали где-то за городом, даже не попрощалась. Так что руины и возможный исторический архив, сейчас в руках Анны Саргенс. Ну или графини Александры Дорангтон. А теперь ещё одно любопытное совпадение. И остров, где была заточена королева, фактически граничит с забором столичного имения фрау. Более того, единственная известная пристань, в самом узком месте между берегом озера и островом Мёртвых, является частной собственностью фрау. И получается, что мне также необходимо познакомиться и с графиней Дорангтон и с фрау Саргенс. И как всё это увязать, чтобы не бросалось в глаза?

— Я знаю способ! — вдруг подскочила Хейзел.

— Рассказать всё твоему брату? — хмыкнула я, потому что сама думала об этом.

— Нет, Таис! — испугалась Хейзел и от испуга забыла о своём "леди". — Он всех объявит изменниками и предателями, особенно, когда узнает, что и лорд Тристан был в усыпальнице со своим другом. И заставит вас рассказать о том, чем на самом деле занимается барон. И поймав, отправит на плаху!

— Вот и я об этом думаю, а его помощь ой как пригодилась бы, — вздохнула я. — Но о каком тогда способе говорила ты?

— Я сейчас, — унеслась с кухни Хейзел.

Я только хлопала глазами, разглядывая конверт, положенный поверх моих записей.

— Это что? — не поняла я.

— Приглашение на бал в имение герцога Де Льераша. — Улыбнулась Хейзел. — Вы их никогда не принимаете, но вам их всегда шлют. Всё-таки богатая наследница древнего рода. Как и графиня Дорангтон. А ещё в газетах писали, что графиня подала прошение о признании дочери её сестры-бастарда наследницей титула и состояния Дорангтонов с обязательным условием последующей передачей ребёнку фрау. Думаю, что как минимум графиня точно будет. Да и фрау могут пригласить, ведь ходатайство графини поддержали сразу три герцогских рода из восьми.

— И откуда такая осведомлённость? — удивилась я.

— Из газет, вот, можете сами почитать, — махнула рукой в сторону стопки на подоконнике Хейзел.

— Хмм… Значит, придётся идти на бал, — подвела итог беседы я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пользуясь тем, что у меня выходные, столь щедро предоставленные йерлом Нудислом, я решила, что вполне могу заняться важным для меня расследованием самостоятельно.

Бал действительно казался идеальным поводом для знакомства с интересующими меня персонажами. А положение в меру скандальной леди, из-за обучения в академии и работы в управе, позволяло сделать это, не привлекая особого внимания.

К счастью, напрягаться вспоминая кто есть кто мне не понадобилось. Каждого гостя представляли.

— Польщён, безумно польщён! — склонился к моей руке хозяин дома. — Это первый ваш выход в свет за долгие годы. Мы уже и не верили, что когда-нибудь вы прервëте свое уединение и снова начнёте посещать балы!

— Герцог Вестаран, хоть и давно сложил полномочия моего опекуна, всё равно старается принять участие в моей судьбе. Скажем так, он не оценил полученного мной образования, — улыбнулась я.

— О, наслышан! Восхитительная дерзость! Впрочем, юности свойственны и дерзость, и сумасбродство, а Хьюго не мешало бы и самому вспомнить о тех давних временах, когда и он был молод и безрассуден, — добродушно усмехнулся герцог.

— Сейчас лорд Хьюго настаивает на том, чтобы я рассмотрела вариант замужества, — играла я на вполне понятном для местных аристократов поле. — И выяснилось, что я никого просто не знаю. Поэтому некоторая вынужденность в моём сегодняшнем появлении всё-таки присутствует.

— Не смотря на это, искренне надеюсь, что вы приятно приведёте время. К сожалению, не признать справедливость слов вашего опекуна я не могу, — сочувственно покачал головой герцог.

Ему стало всё понятно, а оттого и не интересно. Тем более, что я намеренно позволила себе якобы откровенность. Этого господина мне нужно было расположить к себе, у меня к нему ещё были вопросы.

Я старалась осмотреться по сторонам, но без особого успеха. Так как похоже сама стала предметом любопытства собравшихся.

— Я глазам не поверила, когда прочитала в газете новость, что вы и служите в управе, — щебетала одна из дам. — Думала, что предел моего удивления был достигнут, когда все узнали, что вы обучаетесь в академии!

— И что же вас удивило? Это веяние времени, и скоро станет необходимостью. Без доступного для женщин светского образования и возможности самостоятельно принимать решение о работе и распоряжаться доходом от этой работы, мы никогда не искореним все те поистине уродливые явления, что сейчас буквально царят среди так называемых сорных сословий и превращающие женщину в бесправное существо, — не стесняясь делилась я своей точкой зрения.

— Ах, какая очаровательная скандальность, — донеслись до меня жеманные вздохи.

Чуть позже я извинилась перед стайкой дам, сославшись на то, что хотела бы подойти к окну.

— Ох, дорогая, — похлопала меня по плечу хозяйка дома. — Рекомендую третье окно, там очень удобная оттоманка, с вот первое и второе окно слишком близко к балкону и там жуткий сквозняк.

Поблагодарив герцогиню за заботу, я послушно последовала совету, заметив одобрительные взгляды пожилых дам. Герцогиня, в отличии от своего мужа производила приятное впечатление. В герцоге же присутствовало что-то такое… Может слишком цепкий взгляд на моё декольте или слишком уж приторная улыбочка, с которой он встречал леди. Или весьма недвусмысленные взгляды на молоденьких девушек, разносящих шикарные букеты. А может и всё сразу заставляло держаться настороженно.

Появление другого герцога Мардариана-младшего под руку с фрау Саргенс было одновременно и ожидаемо, и удивительно. Чета Де Льераш основательно позаботилась о том, чтобы гостям было что обсудить.

Фрау Анну я видела впервые. Но не могла отделаться от странного, смутного узнавания. Блондинка, с тем особым цветом волос, что принято называть нордическим белым, с ярко-голубыми глазами и миниатюрного телосложения, она была ярким примером того типажа, к которому относилась и моя сестра.

Пока она танцевала с герцогом, я несколько раз напоминала себе, что внешность, подаренная йерлам книга и наличие чёрного кота Лихо, ещё не являются достаточными основаниями для подтверждения того, что в этой девушке душа моей сестры. По крайней мере, я точно знаю, что прожил бы этот сорр ровно до того момента, как впервые решил поднять руку на мою сестру. А что касается внешности, то Клер, сидящая сейчас в подвале моего дома, тоже была миниатюрной, утончённой голубоглазой блондинкой. Снаружи. А внутри… Содержание мусорного ведра и то чище и благороднее.

Личность фрау, явное благоволение со стороны ещё недавно воинствующей против бастарда своего отца и её потомков графини, а также весьма странное поведение герцога, граничащее с нарушением правил, отвлекли от меня всё внимание. Впрочем, я не жаловалась, а наблюдала за интересующей меня фрау. Поэтому для меня не остался незамеченным короткий спор между фрау и герцогом. Хотя они оба и пытались придать ему видимость светской беседы во время танца. А ещё лёгкий наклон головы Анны у лацкана герцога перед тем, как она упала в обморок во время следующего танца.

Похоже, что обморок был явно спланирован этой парочкой. Вопрос для чего, передо мной не стоял. О службе герцогов Мардарианов в империи знали все, даже ленивые, слепые и глухие. А помня о том, что муж фрау скончался при весьма странных обстоятельствах, и чем этот муж занимался, легко предположить, что Анна Саргенс была на балу, что называется при исполнении.

— Разведка, — еле слышно хмыкнула я, поднимаясь с оттоманки и спеша к парочке.

— Лекаря и воды! — требовал герцог. — Леди нужна помощь.

Идея конечно хорошая, но даже я, читая в свободную минуту подаренный сестрой экземпляр "Войны и мира", знала, что сочетание танцев, свечей, большого количества народа и корсета сделало такое явление, как женский обморок на балу, привычным и ожидаемым. И конечно тут же со всех сторон поспешили дамы, обмахивать фрау веерами и протягивая нюхательные соли, которые здесь были обязательным атрибутом женской бальной сумочки.

— Ни в коем случае, — чуть отвела я в сторону руку одной из дам. — Мы все благодаря газетам знаем, что племянница графини Александры талантливый фармик. А вот чего мы не знаем, так это какое лекарство и из чего составляла леди Анна перед балом. Может сочетание с нюхательными солями опасно?

— Ой, я не подумала, — тут же убрала руку дама, да и остальные следом за ней.

— Я думаю, что ничего страшного не произошло. Покой и прохлада быстро помогут. Но я не слишком опытна в этих вопросах, так что давайте дождёмся всё-таки лекаря. — Решила я до конца быть очаровательной и внимательной леди.

Почти сразу появившийся медикус подтвердил мои рекомендации о прохладе и покое. Герцогиня собиралась позвать одну из служанок, но я поспешила её остановить. Сославшись на усталость, я вызвалась посидеть с Анной.

— Я распоряжусь принести вам прохладного лимонада. А то вы тоже что-то очень бледненькая, леди Таисия. Ах, какие вы юные и хрупкие создания, совсем как мы в ваши годы. Правда, дорогая? — обратилась она к графине Дорангтон.

— Конечно, — чуть улыбнулась графиня. — Я буду вам очень признательна, леди Таисия. Я так редко сейчас выезжаю из дома, и мне так не достаёт общения. А вы так любезно согласились приглядеть за Анни.

Я мило поулыбалась и согласно покивала. Хотя прекрасно понимала, что графиня вовсе не соскучилась по общению. Просто общение её племянницы с графиней Сторил поднимало значимость этой самой племянницы. А тут такой замечательный повод это общение начать. И конечно я не удивилась, когда герцог вызвался доставить свою спутницу в одну из комнат, подготовленных специально для таких случаев.

Минут десять я наблюдала за фрау, или как её здесь уже титуловали, леди Анной.

— Можешь не притворяться, — хмыкнула я. — Ресницы выдают и разом успокоившееся дыхание. Слишком равномерное. И потом, я видела, как вы договаривались с герцогом перед этим обмороком.

Фрау тут же распахнула ярко-голубые глаза, без намёка на слабость или недомогание.

— Леди? — настороженно произнесла она.

— Таисия Сторил, можно просто Таис. — Улыбнулась я, встречая такой же внимательный взгляд, как и мой собственный.

— Графиня Сторил, — обо мне фрау явно слышала, впрочем, как и я о ней.

— Помощница старшего йерла столичной управы Нудисла, — представилась я более приятным для меня званием, чем графиня.

— Так вы на службе, — чуть расслабилась Анна.

— Как и вы полагаю, — улыбалась я всё более искренне. — И чем же привлёк внимание тайной службы империи герцог Де Льераш?

— А столичной управы? Или это личная инициатива? — кажется противник мне достался не менее наблюдательный и умеющий задавать вопросы.

— Что же… Мне необходимо узнать, не велись ли в последнее время озарами разработки по продлению действия артефактов, создающих на живых людях полную имитацию смерти. — Решила чуть уступить я.

Да и выдать этот кусочек информации я могла без вреда для Эжена и Тристана.

— А нам нужно узнать чем занимались погибшие недавно в большом количестве озары, — ответила той же любезностью Анна.

— Как я понимаю, это не всё? — хмыкнула я.

Фрау лишь приподняла левую бровь в до боли знакомом жесте.

Мы обе молча и внимательно рассматривали друг друга.

— Я же не знаю, с какой целью скандальная графиня вдруг решила не выдавать своих наблюдений, а проследовать сюда и остаться со мной наедине, — откровенность тоже может быть оружием, но не в моём случае.

— Да уж пришлось скромным работникам управы прикрывать зад хвалëной тайной службе, — насмешливо фыркнула я. — В обморок она упала на балу! Да тут каждая вторая падает, и у всех с собой нюхательные соли. У всех! И ладно герцог не подумал о том, что все и сразу предложат помощь, но ты то, фармик Саргенс?

— Придумывали на ходу, — признала промах Анна.

Голоса в коридоре заставили нас прервать беседу. Анна снова легла на подушки изображать слабость после обморока. В комнату вошла служанка с подносом, на котором был графин с обещанным герцогиней лимонадом. Следом за ней шёл герцог Мардариан.

— Леди Анна, рад видеть, что вам уже лучше. Может ещё раз пригласить медикуса? — озабоченно хмурил брови лорд.

— Не думаю, что стоит беспокоить лекаря из-за такого пустяка, герцог, — едва заметно улыбнулась Анна, наверняка заметив любопытный взгляд служанки.

— Оставлю это на ваше усмотрение, леди. Впервые сопровождаю леди на бал и возможно действительно излишне волнуюсь за ваше самочувствие, — ответил ей герцог и обернулся к служанке. — Спасибо, что показали дорогу, я бы здесь наверное заблудился.

Служанка поставила поднос и с заметной неохотой ушла. Наблюдая за уходом служанки, я заметила быстрый кивок герцога. Отметив про себя, что значит отвлекающий манёвр прошёл удачно, и Мардариан нашёл то, что ему было нужно, я приготовилась наблюдать продолжение спектакля.

— Леди Таисия Сторил, — представила меня Анна, явно прерывая второй акт представления.

— Мы знакомы, — чуть усмехнулся герцог. — Ещё с тех пор, когда пятилетняя Таисия сбила из рогатки осиное гнездо на дереве, под которым отдыхали я и мои друзья, приглашённые на мой день рождения. Ей не понравилось, что мы взрослые в наши девять лет, не захотели общаться с её пятилетним братом.

— Вы уже озвучивали эту невероятную версию, герцог. Но взрослые поняли, что это была просто случайность. Ведь рогатки у меня не было. Да и где бы я научилась ею пользоваться? — поделилась я воспоминаниями Таисии.

— Просто никто не поверил, что милая и улыбчивая большеглазая девочка с кудрявыми хвостами способна на такое! — возмутился герцог.

— Ну, я бы не согласилась с таким утверждением, — хмыкнула Анна. — Некоторые улыбчивые и большеглазые девочки в пять лет дадут фору любому мальчику, даже целой компании мальчишек. И хитрят как настоящие лисы.

Почему-то мне показалось, что это сказано было для меня. Или я просто сама придумала намёк на Альку.

— Особенно если они ценных, чёрно-бурых пород, — кивнула я и поймала внимательный взгляд Анны.

— Зато после выходки в академии дерзость графини Сторил стала очевидной для всех, — фыркнул герцог. — Сейчас бы мне не составило бы труда убедить родителей в вашей виновности. И кстати, я совершенно не удивился, когда услышал о потрясающей меткости курсанта Сторил. Это у вас с детства, леди Таисия. Кстати, а где ваш брат?

— Думаю не всё стоит обсуждать здесь. — Остановила его Анна.

— Да? — прищурился герцог и поднял один палец вверх в предупреждающем жесте.

Он заметно прислушивался, вскоре и мы услышали торопливые шаги. На пороге появилась хозяйка дома и графиня Дорангтон.

— Я вам так благодарна, леди Таисия! — улыбнулась Анна. — Вы не будете против, если я нанесу вам визит… Завтра, после полудня?

— Буду рада, — улыбнулась я, уверенная, что завтра состоится важный разговор, в результате которого я могу обзавестись надёжным напарником.

А самым безумным надеждам я пока разбушеваться не позволяла. Чтобы потом не было слишком больно разочаровываться.

— Кажется это начало замечательной дружбы! — чуть не захлопала в ладоши, словно была ребёнком, хозяйка дома.

— Позволю себе воспользоваться вашим присутствием и откланяться, — решила сбежать с бала я.

— Как жаль, что вы так быстро нас покидаете! Даже не успели потанцевать! — вздохнула герцогиня, но удерживать не стала. — Отдыхайте.

Вот только следовать этому совету я не собиралась. Голова медленно закипала, и к полудню следующего дня я уже еле сдерживала нервозность. Стук дверного молотка я встретила облегчённым выдохом. Фрау Анне похоже тоже не терпелось побеседовать без опасения быть услышанными, потому что прибыла она ровно через пять минут после боя часов, обозначавшего наступление полдня.

— Располагайтесь, — указала я на диваны в гостиной. — В этом доме мы можем поговорить без лишних ушей. Хейзел, моя подруга и помощница, и я доверяю ей как самой себе.

— Привычная тень? — почему я слышу намёк в каждом слове?

Лекс, дремавший на подоконнике вдруг подскочил, зашипел и предупреждающе распушил шерсть. В открытое для проветривание окно, поддев фиксирующий крючок, юркой ящерицей проник герцог Мардариан. Кот его не удивил и не напугал. Более того, герцог заулыбался коту, как хорошему знакомому.

— О, Лихо, и ты здесь? А чего это мы не в духе? — герцог явно намеревался потискать Лекса, перепутав с котом Анны.

— Лекс! Нельзя! — кинулась я спасать Мардариана.

— Лекс? — прозвучало за моей спиной.

— Закон? Серьёзно? Вы обозвали кота законом? — не сдерживал удивления герцог.

— Кажется зря я остановила Лекса, — сложила я руки на груди. — Он бы быстро привил вам необходимое уважение!

— К закону или к коту? — хмыкнул герцог. — Но не будем терять время, леди. Анна вчера по дороге домой рассказала мне о вашей удивительной внимательности! И я всё-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос по поводу вашего брата, леди Таисия.

— Поэтому решили тайком пробраться в сад и влезть в окно? — посмотрела я на герцога.

Разговор дальше обмена остротами как-то не шёл. Настороженность между нами ощущалась физически.

— Клятва о неразглашении? — предложил герцог.

— И с вас тоже, — выдвинула встречное условие я. — Я рискую не только своей шеей!

— Думаю, вы знаете, что это такое, — поставил он на низкий чайный столик небольшую фигурку, напоминающую яйцо на подставке.

— Артефакт, способный запоминать произнесённые при нём клятвы, и убивать клятвопреступника на расстоянии. Я при таком давала клятву об оружии высших ювеналов, — подтвердила узнавание я.

— Ну, теперь мы можем спокойно поговорить! — потëр ладони после обмена клятвами герцог.

Причём даже Хейзел привлекли к этому действу. Говорить начал герцог, и его рассказ начался с сорра Фрега. Рассказал он и о подозрениях, что в столице готовят переворот. Но это всё было на уровне ощущений. Мой рассказ тоже слушали внимательно.

— Эжен Сомерс? — переспросила Анна.

Оказалось, что она с ним прекрасно знакома, более того, именно у неё прятался барон. И именно он рассказал Анне о том, что её ждёт на проверке.

— Чего? Проверка разумности? — что это такое я знала, благодаря памяти Таисии. — Мать Эжена проходила через эту процедуру и не не смогла пройти. А ты-то как туда попала?

— Благодаря герцогу, — улыбнулась Анна. — Ему не понравилось, что едва придя в себя, я не горела желанием давать показания. А так как причина беспамятства крылась в сильном ударе по голове от неизвестного, то герцог и старший йерл засвидетельствовали эту травму. Проверка в таких случаях обязательна. Насколько я помню, мать барона Сомерса тоже оказалась вынуждена проходить эту процедуру из-за травмы головы.

— А помогаешь герцогу ты теперь по какой причине? — прищурилась я. — Шантаж, угрозы?

— Изначально шантаж, а после вскрылись некоторые подробности дел сорра Фрега, и вопрос встал уже о моей безопасности. — Пожала плечами Анна. — Если не мы, то кто?

— Да уж действительно, — проворчала я.

— А можно вопрос? — подняла руку Хейзел. — А почему вы влезли в окно?

— Чтобы визит герцога в этот дом остался незамеченным. — Вопрос адресовался герцогу, но ответила я.

— Значит, Тристан и Эжен что-то узнали и решили наведаться к могиле первого императора. Там что-то произошло. Мы по ощущениям графини знаем, что это событие возмутило и напугало лорда Тристана. А ещё, некто очень против того, чтобы первого императора навещали, и озаботился, чтобы барона повязали на месте. Почему Тристана не сдали по тому же обвинению? — задумался Мардариан. — Побоялись, что во время допроса с открывателем лорд выдаст нечто, что может сильно попортить жизнь и карьеру кому-то? Или испортит более важные планы? А когда леди Таисия пошла по следам брата, её решили убить. Точнее, убить решили лорда Тристана. А значит, преступники думают, что он жив и на свободе.

— Первоначально меня пытались убить едва я начала поиски брата, вернее начала носиться с криками, что он пропал, — напомнила я.

— Я думаю, что мы ничего не поймём, пока не навестим гробницу императора. Может там мы поймём, что искали Тристан и Эжен, — задумался герцог.

— А можно взглянуть на портрет, что ты украла в академии? — вдруг заинтересовалась Анна.

— Конечно, — кивнула я и принесла портрет.

— Хммм… Погодите-ка! — выхватил его из рук Анны герцог. — А ведь действительно!

— Что? — чуть не подскочила я.

— Альерская битва на самой дальней границе непознанных земель известна тем, что небольшой отряд удерживал стены гарнизона почти две недели. Тем самым дав возможность подойти подкреплению. Переселенцы выжили благодаря самоотверженности гарнизона. К моменту подхода наших сил в живых оставалось всего семеро солдат. Их командиром был лорд Хьюго. — Постучал по серьге на портрете Мардариан. — Альер был да и остаётся не только очень важным местом, так как стоит на пересечении двух рек и большого тракта, но и единственным выходом к бухте, где добывают редкий голубой жемчуг. На самом деле он белый, просто на просвет, кажется голубым. В память о той победе было изготовлено семь артефактов в виде серьги из того самого голубого жемчуга. И это не снимаемый артефакт. Этот момент выпал из памяти, но лорд Хьюго не мог перестать её носить. Однако я даже и не вспомню, видел ли я когда-либо этот знак отличия на Вестаране?

— Думаете, Тристан и Эжен искали в могиле императора труп лорда Хьюго? — прищурилась Анна.

— Артефакты на гробнице давно выдали бы этот факт. В усыпальнице могут быть только кровные потомки императора, а мы их всех знаем. Между императором и герцогом Вестараном есть какие-то дальнее родство, но это давняя ветвь, слишком разбавленная кровь. — Хмурился герцог. — И это легко проверить.

— А родство с императором по первому браку тоже можно проверить? — вдруг спросила Анна.

— Брак был бесплоден, — напомнил герцог.

— Увы, — покачала головой Анна. — Нет, бесплодным он не был. Но у королевы было заболевание крови, близкородственные браки до добра не доводят.

Она рассказала о той причине, почему графиня Дорангтон решила не выходить замуж, и пришла в итоге к необходимости передать титул детям Анны.

— Графиня Дорангтон потомок королевы? — удивился герцог. — Думаю, этого не знает даже отец.

— Но есть и ещё одна ниточка, — посмотрела я в окно. — У королевы была младшая сестра. Та, что была фрейлиной королевы и той самой единственной служанкой, что отправилась на остров Мёртвых вместе с сестрой. А вот что с ней стало дальше, неизвестно.

— Если это и возможно узнать, то только в архивах Стефана Дорангтона. А он на острове Марли, куда я пообещала в ближайшее время не соваться. Личная просьба старшего йерла. — Подсказала Анна.

— Конечно, сорр Фрег организовал на острове притон, а ещё вёл какие-то работы по приказу господина в маске. — Напомнила я.

— Помимо того, что мы знаем, что этот господин в маске был в аптеке в ночь убийства сорра Фрега, он мелькал и рядом с герцогом Де Льераш. — Перешёл к рассказу о том, что узнал вчера, Мардариан. — Де Льераш возглавляет особую коллегию по делам озаров. И хранит дома документы о проявившихся озарах. И я сегодня утром проверил, их нет в имперском реестре. А вот один из постоянных маршрутов сорра Фрега в последнее время пролегал мимо дальнего поместья герцога, расположенного по соседству с одним из имений графов Сторил.

— Видимо того, в котором есть спуск в катакомбы? — припомнила я рассказ Клер.

— Именно. А до поместий там добывали обсидиан. Собственно, именно так те катакомбы и образовались. А обсидиан, как известно, отлично экранирует и поглощает всплески дара. — Закончил герцог.

— В эти катакомбы можно нагнать озаров и заставить их делать любые артефакты или перекачивать энергию в накопители, — прищурилась Анна. — А если озар ещё и нигде не учтён, то за его жизнь никто не спросит.

— И поэтому герцог Де Льераш очень активно поддерживает Диану Пембрук, — продолжил герцог. — Та выступает за отмену лечения озаров, мол это вредит дару. И за полный отказ от обучения и учёта одарённых женщин. И это не смотря на то, что её мать была озаром, и многие ждали, что у самой леди пробудится дар.

Герцог Мардариан решил начать с малого, но неотложного. А именно с посещения императорской усыпальницы. Как минимум, он собирался снять обвинение в измене с барона, как максимум найти зацепку, где может находится Тристан.

Пока я повела их с Анной в комнату, где впервые очнулась, Хейзел, сообщив что пойдёт отнесёт продукты, пошла кормить Клер. Потому что в обычное время спуститься к ней не смогла, у нас был очень насыщенный разговор.

— Да, здесь даже профессионал ничего не найдёт. Столько времени прошло. — Хмыкнула Анна.

Хлопанье двери где-то в глубине дома и быстрый топот заставили меня замереть лишь на секунду. Подхватив юбку домашнего платья я рванула на шум. И успела заметить вылетевшую на улицу Клер.

— За ней! — кинула Анне и герцогу, а сама побежала в подвал.

Хейзел лежала на полу, вокруг её шеи была намотана полоска ткани. Похоже Клер оторвала её от подола платья. Почувствовав биение пульса на её шее, я выдохнула и без сил опустилась рядом на пол. Но расслабляться было некогда. Я тут же освободила шею Хейзел. Она уже начинала приходить в себя. Я помогла ей сесть, девушка начала откашливаться.

— Что произошло? — спросила я её.

— Я подошла с подносом и увидела, что Клер лежит на полу лицом вниз. Поэтому я открыла решётку. Но когда я наклонилась, она внезапно перевернулась и бросилась на меня, — держась за горло рассказала Хейзел. — Она сбежала, да?

— Да, но это не страшно. За ней побежал герцог. Главное, что она не успела причинить тебе более серьёзного вреда. Мы ведь знаем, что для этой девицы чужая жизнь значит чуть меньше, чем ничего, — помогала я подняться Хейзел.

Почти одновременно с нами в гостиную вернулась Анна.

— Не догнали? — спросила я.

— Еë ждали, и видимо очень давно. Потому что стоило ей выбежать на дорогу, её буквально снёс экипаж. И естественно скрылся. — Чуть прищурилась Анна.

— Или наблюдали за домом недавно, и ждали совсем не её, а некую фрау Саргенс. — Делала я волну сплетёнными пальцами, как всегда в моменты сложных размышлений. — Типаж у вас один, даже цвет платья… Форменное платье служанки тоже тëмно-синее. Как и то, что надето на тебе. Кому-то видимо очень не понравился факт общения графини Сторил и фрау Саргенс, без пяти минут леди Дорангтон.

— И как минимум, мы понимаем, что за домом следят. — Наблюдала за моими руками Анна.

Дальнейший наш разговор прервали своим появлением Мардариан и старший йерл.

— Кажется, я отправил вас отдыхать и велел держаться от работы подальше, — зло прищурился йерл Нудисл.

— Вы считаете, что это я от скуки без работы организовала убийство фактически на пороге своего дома? — раздражённо спросила я.

— Куда так торопилась ваша служанка? — спросил йерл.

— Подальше от моего дома. Хейзел сделала ей замечание, из которого она видимо поняла, что я знаю о том, что она подворовывает, — на ходу сочиняла я. — Клер напала на Хейзел и попыталась сбежать!

— А кроме герцога броситься в погоню было некому? — уточнил йерл.

— Я был на улице и ждал фрау Саргенс, которая решила навестить леди Таисию после вчерашнего бала перед тем, как мы отправимся на прогулку в парк. — Присоединился к вранью герцог. — И странное дело, согласитесь, когда из дома выбегает девушка и почти влетает под закрытый экипаж. И прошу заметить, извозчик явно нёсся так, словно управлял почтовой каретой. И это в столице, в квартале Монлан. Как известно, здесь стоят особняки аристократов, здесь вообще запрещён проезд извозчиков, кроме личных экипажей.

— Это ценные замечания, — кивнул йерл Нудисл. — Леди Таисия, напоминаю, что вы на выходном. А то вы уже готовы бежать в управу. Хейзел?

— Я не сильно пострадала, больше испугалась, — заверила его Хейзел.

— Хорошо, — обвёл взглядом мою гостиную йерл перед тем, как уйти.

Что-то ему явно не понравилось, но говорить он больше ничего не стал.

— Я так понимаю, что это и была та самая Клер, которая поведала вам о некоторых планах господина в маске? — спросил герцог.

— Увы, — развела руками я. — Мы немного от неё узнали, но я приняла решение задержать девицу. Возможно понадобились бы повторные допросы или иное её участие к каких-либо следственных мероприятиях.

— Как-то странно вы говорите, — удивился герцог. — Как-то… Даже йерл Нудисл так не разговаривает.

Я лишь пожала плечами. Обычный казённый язык, по которому сотрудника органов можно узнать всегда и везде. И говорила я так специально, но не для герцога, а для Анны. Мысль, как бы проверить все эти странные и необъяснимые совпадения, меня не оставляла. И похоже, что вода лилась на благодатную почву.

Проводив йерла и в прямом смысле слова отдышавшись, мы согласовали дальнейший план. Герцог действительно собирался на прогулку в парк.

— Во-первых, дорогая Анна, такая прогулка входит в перечень допустимых светских развлечений между лордом и леди не связанных какими-либо иными отношений, кроме дружеских. — Улыбнулся герцог. — И никого не удивит, особенно в свете той роли, которую вы сыграли в жизни моей кузины. А во вторых, столичный парк Монтаре находится справа от древней колокольни, с двумя каменными галереями и прекрасной смотровой площадкой. С левой стороны этой часовни находится турнирное поле, где проходят торжественные смотры и парады наших войск. Там когда-то было ристалище для рыцарских турниров. Отсюда и название. Но, между парком и ристалищем идёт красивая, жутко романтичная аллея с двумя рядами небольших фонтанов. Её называют скорбной, и именно там любят гулять всякие томные леди и бледные юноши с горящими глазами.

— А своё название эта аллея получила случайно не из-за того, что ведёт к какой-нибудь усыпальнице? — напрашивался сам собой вывод, который я и озвучила.

— Не к какой-нибудь, а к императорской, — расплылся герцог. — Оглядимся перед ночным визитом. Должен же я знать какие вспомогательные артефакты нужно стащить из отцовского сейфа?

— Но я напоминаю, что в усыпальницу я иду с вами! — на всякий случай произнесла я.

— Но дом похоже под наблюдением, — прищурилась Анна.

— Я найду как это наблюдение обойти, — отзеркалила я её жест, погладив Лекса. — А Хейзел меня прикроет.

— Тогда встречаемся без четверти полночь у статуи справедливости, — кивнул герцог.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ночь опустилась на столицу Тервеснадана. Часовые башни, стоявшие в центре каждого квартала, даже в неосвещяемых, пробили одиннадцать раз, извещая жителей столицы о том, что вечер полностью передал свои права ночи.

— Таис! Вы сошли с ума! Вот видят небеса, совсем обезумели! — шипела на меня Хейзел, пока я заканчивала с её причёской.

— Не я такая, жизнь заставила, — засмеялась я. — А тебе идёт быть леди!

План был прост. Если за домом ведётся наблюдение, то смотрящий будет видеть в зашторенном окне силуэт леди, читающей в гостиной. Окна большие, видно издалека, а шторы здесь лишь однослойные, из тонкой ткани. Если в комнате есть источник света, то происходящее в ней видно так, словно наблюдатель находится на представлении в театре теней. И вот для всех, леди, одна штука, спустится вниз и будет читать у камина. Всего-то и надо, что затянуть платье на Хейзел и сделать ей причёску.

А я с поклоном поставлю на столик чайник, подам плед и удалюсь. Зная, что в доме живут леди и служанка, сделать выводы будет не сложно. И вот пожалуйста, картина. Леди читает, служанка где-то в доме занимается своими делами, а их у служанок невпроворот.

Вот только после своего появления на импровизированной сцене, я скину юбку и передник, оставшись в чёрной плотной рубашке, позаимствованной из гардероба Тристана, и чёрных узких брючках для верховой езды, замотаю голову тёмной тканью так, что останутся видны только глаза. Сложнее всего было с обувью, но я нашла мягкие сапожки из замши без каблука и набоек. Пара ножей, длинный мягкий ремень, обмотавший меня в несколько раз вокруг пояса, и чудесный набор крючков-отмычек, найденный мною в вещах Тристана, завершали мою экипировку. Нож и оружие, и хоть какой-то инструмент, если нужно будет что-то поддеть. Пояс легко превращается в верёвку. Так что я чувствовала себя умеренно уверенной в себе.

Из дома я выползла через слуховое окно подвала. Рядом в темноте тут же зажглись два янтарно-зелëных глаза. Лекс уже ждал меня здесь. Коротко ткнувшись в меня лбом он повёл меня за собой, перебегая от дерева к дереву. Кот бежал чуть впереди, потом возвращался за мной, и только потом я преодолевала новый участок пути. Такими короткими перебежками я добралась до парка.

По случаю позднего времени он конечно был закрыт. Но к счастью, высокий, с ажурной ковкой забор проблемой не стал. А все эти завитки и виноградные лозы очень удачно становились опорой доя рук и ног. Лекс же и вовсе просто просочился сквозь прутья. Найти статую "Слепой справедливости" было несложно. Красавица из алого мрамора, у ног которой валялись сломанные весы, держала меч в поднятой руке. Глаза её были завязаны шарфом, обтягивающим глубокие впадины, словно намекая, что глаз у девушки нет, и лишилась она зрения не просто так. Острие её меча указывало на остроконечный купол колокольни, а вторая рука была направлена так, что если провести прямую, то получится, что указывала она на усыпальницу. Словно намекала на незавидную участь тех, кто пытается ослепить справедливость. Колокол на древней башне в этой композиции видимо должен был символизировать одновременно и время, и что-то неумолимое и неизменное. Судьбу, ход которой не зависит от помыслов и надежд простых смертных.

— Леди Таисия, вы меня удивляете всё больше и больше! — прошипели рядом и я с трудом узнала голос герцога Мардариана. — Вот тебе и тихая затворница!

— Смотрю, не я первая вас сегодня удивила, — чуть улыбнулась я, оценив вид Анны, очень похожий на мой.

— И не говорите, — хмыкнул герцог.

Пока мы переговаривались, вернулся Лекс. Он же добежал до усыпальницы и прибежал обратно. Когда мы были на расстоянии шагов десяти от двери, Лекс остановился и зашипел в сторону усыпальницы.

— Граница действия охранных артефактов, — объяснил поведение кота Мардариан. — Держите, это артефакты, которые сделают нас неощутимыми для охранной магии.

— Лекс, плечо, — показала я коту, где он должен теперь быть, чтобы не попасть под местную сигнализацию. — Герцог, вскрывать замки придётся вам.

Мардариан с интересом осмотрел отмычки и вернул обратно мне.

— Спасибо, я ключами, — показал он мне явно очень старые ключи на толстом кольце.

— Теперь задача сложнее, нужно найти что именно заинтересовало Тристана и Эжена. — Прошептала я.

— Обвинили-то барона в посягательство на гробницу императора! — напомнила мне Анна.

— Значит идём в самый дальний конец. — Махнул рукой герцог.

Гробница императора особого впечатления не произвела. Ну камень, ну вырезан на крышке рыцарь с бородой и в короне. Резьба уже потëрлась от времени. А в нескольких местах и вовсе были заметны сколы. Там где крышка крепилась к основанию каменного саркофага.

— Как неаккуратно. А ещё и аристократы! — возмутился герцог. — Это же памятник истории и искусства! А они ломом! Про такое изобретение человечества как домкрат ни один не слышал что ли?

Он бурчал, устанавливая с четырёх углов странные приспособления. Узкое лезвие входило в едва заметную щель между крышкой и каменным основанием. После чего герцог начинал вращать светящийся камешек в основании приспособления, а крышка медленно и бесшумно подниматься вверх.

— Мдаа, — протянул герцог, после того, как первым заглянул вовнутрь. — Знаете, леди Таисия, теперь я понимаю, что так разозлило вашего брата, и почему он испугался именно за вас. Прошу.

Мы с Анной воспользовались приглашением герцога и заглянули в саркофаг.

— Пи@дец! — выругалась Анна, выдавая себя с потрохами.

— Что простите? — спросил непонявший герцог.

— Очень сложная, неприятная и непредвиденная ситуация, сулящая очень много проблем, — перевела Анна с того языка, который здесь явно никогда не звучал.

— А, тогда да, иначе и не скажешь, — согласился с ней герцог.

— А позвольте и мне взглянуть на этот ваш пи@дец, — этот голос был тих и спокоен, но лично я чуть не подпрыгнула от испуга.

— Йерл Нудисл? — выдавила я.

— Старший йерл, леди Таисия. — Привычно поправил меня йерл, спокойно маршируя мимо нас. — Мдаа… Согласен с вашей формулировкой, фрау Саргенс. Очень ёмко и точно. Думаете жив?

— Ещё не проверяли, — пискнула я. — А как вы здесь…

— Здесь оказался? — обернулся ко мне йерл. — Леди Таисия, я конечно сертификата академии высших ювеналов не имею, но служу в управе с пятнадцати лет. Этого опыта мне хватило, чтобы понять, что вы сильно не договариваете и многое скрываете. И странно, что близкая и верная подруга барона Сомерса даже не попыталась узнать о его судьбе. Значит, уверена, что он в безопасности. И я прекрасно понимал, что мне нужно просто предоставить вам свободное время и понаблюдать за вами. Я был уверен, что вы начнёте действовать и вляпаетесь во что-то неприятное. И всё, что вы скрываете, станет явным. Я правда думал, что вам известно, где прячется барон, но вы превзошли все мои ожидания. Причём времени вам понадобилось гораздо меньше, чем я думал.

— Я способная и трудолюбивая, — пробурчала я.

— Вы леди, аристократка! А чем занимаетесь, какой пример подаёте простым людям? Да что там людям! Вы зверя, которого назвали законом, приучаете это закон и нарушать! Лекс, статую можешь не изображать, — отчитывал меня и кота йерл.

— А давайте сначала покинем это место? Нам ещё этот сувенир с собой тащить, — ткнула я пальцем в сторону гробницы. — Или вы собирались его здесь оставлять?

— И куда мы его потащим? В управу? Оформим как вещественное доказательство? — прищурился йерл.

— Я знаю место, где его никто не найдёт, — вздохнула Анна после явно серьёзных размышлений. — Там и поговорим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Меня и Лекса отправили домой, с условием, что без меня обсуждать ничего не начнут. А завтра в обед все собираемся в доме Саргенсов. Герцог и так уже привычно вьётся рядом якобы по настоянию своей кузины, йерл регулярно заходит проверить, тем более, что аптека Саргенсов в обязательном маршруте патрулирования, а я зайду по поводу средств для кожи. Как будто хочу сделать шрам менее заметным.

Должна была я прийти к обеду, но просто не могла усидеть на месте. Поэтому вместе с Хейзел отправилась к Анне, едва часы над столицей отмерили девять часов утра. Дорога шла мимо рыночных рядов, и дорогу нам перегородила небольшая телега с двумя бочками, которые по очереди и осторожно скатывали. Запах, что разносился от этих бочек спутать с чем-то было невозможно. Спросив у грузчика, куда они катят бочки, нашла торговца рыбой. При помощи Хейзел я быстро нашла всё, что требовалось для моего плана.

Когда мы зашли в аптеку, девушка, что стояла за стойкой аптекаря, поприветствовала меня очень вежливо, лишь на мгновение позволив промелькнуть на лице смеси непонятных чувств. Особого значения я этому не придала. Уверена, леди с кульком овощей и банкой, в которой лежали три жирных малосолëных сельди, в аптеку заходят не часто.

— Фрау Анна нас ждёт, — сообщила я симпатичной девушке.

— Да, Пенси, не беспокойся, — вышла сама Анна в приёмную аптеки. — Я так полагаю, что нам на кухню?

— Конечно, — кивнула я. — Я подумала, что раз встреча в обед, то может стоит что-нибудь приготовить?

— Леди подумала что-нибудь приготовить? — хмыкнула Анна, но мне было не до соответсвия правилам поведения. — Хорошая идея, думаю мы вполне справимся с этим вопросом даже вдвоём.

— Хейзел, тебе будет несложно помочь Пенси и проводить твоего брата и герцога Мардариана к нам, когда они появятся? — попросила я.

Хейзел может и удивилась, но спорить не стала, понимая, что раз я прошу дать возможность мне и Анне побыть наедине, значит, мне это нужно.

Мой рассчёт был прост. Почти всё было понятно, и нужно было лишь найти ту соломинку, что переломит хребет этому слону недоверия и невероятности происходящего. И я была уверена, что я её нашла.

Конечно из нас троих по части готовки больше была Дина. Это она могла провести почти весь день у плиты и знала, как из одного цыплёнка приготовить первое, второе и паштет, в качестве лёгкой закуски. Но каждая из нас имела своё, любимое и всегда получавшееся изумительным, блюдо. Для Анны это был салат "сельдь под шубой".

Для той, что носила это имя здесь, набор продуктов тоже незнакомым не показался. Овощи отправились на плиту, мы в тишине разделывали рыбу.

— Хвост выше отрезай, и филе отделять начинают со стороны хвоста к голове вдоль спины, — иногда контролировала мои действия Анна.

Потом она начала замешивать соус. Я отметила, насколько привычно она это делает. Ещё бы, Анна в принципе не признавала покупного майонеза для этого салата.

— Значит на дно селёдку, а сверху толчëнной картошкой прикрыть? — нарываюсь я.

— Сколько раз повторять, что на дно ложиться подушка из тёртой на крупной тёрке отварной картошки, слегка промазывается соусом, сверху порезанная кубиками сельдь и мелко-мелко порубленный пришпаренный лук. Опять немного соуса, буквально тонкая плëночка. Потом яйца, пропущенные через крупную тëрку. Щедрый слой соуса, мелко порезанная морковь и закрывается это всё мелко-мелко тёртой свеклой и шапкой из соуса. — Озвучила она хорошо знакомый мне рецепт. — И постоять бы, хотя бы ночь. Этому салату необходимо пропитаться.

— Очень интересно, фрау Саргенс, и когда же это вы учили графиню Сторил готовить селёдку под шубой? Чтобы много раз ей повторять как и какие слои выкладывать? — фыркнула я довольная собой. — Штирлиц, это провал. Столько лет в военной разведке, а на таких мелочах сыпетесь, фрау.

— А я разве сказала, что повторяла именно для графини? Вам тоже вроде как бы по должности положено на мелочи внимание обращать. Разве нет, Тося? — прямо посмотрела на меня Анна.

— Тося? Фрау, с чего это вы так исковеркали имя графини? — раздался от порога голос герцога Мардариана.

— Это единственное, что вас удивило, герцог? То есть тот факт, что леди самостоятельно готовит, вам странным не кажется? — пристально разглядывал меня йерл.

— Пфф, это леди, которая обвела вокруг пальца охранные артефакты академии, владеет клинком и оружием высших ювеналов, — насмешливо фыркнул герцог. — С чего это вы удивляетесь, что она умеет пользоваться кухонным ножом?

— И что это такое? — с сомнением смотрел на укладку слоёв в нашем блюде йерл.

— Завтра узнаете, — тщательно размазывала соус Анна. — Пробовать полуготовое я вам не дам. Но обедом всё-таки накормлю.

Обед на самом деле был вкусным, хоть и простым, обсуждать что-либо за тарелкой горячего супа не хотелось. А вот потом, когда Анна попросила Пенси закрыть аптеку на перерыв и подняла защиту, мы все приступили к очередной попытке сшить из лоскутов одеяло.

— И так, что мы знаем точно, так это то, что вчера мы нашли тело герцога Хьюго Вестарана в гробнице первого императора. Помимо внешнего сходства личность герцога подтверждает и уникальная серьга артефакт. — Начал Мардариан. — Вопрос, как долго герцог находился в усыпальнице, и почему на него не сработала охранная магия?

— Ответ на второй вопрос в условии работы этих артефактов, — пожала плечами Анна. — Значит между герцогом и императорским родом куда более близкое родство, чем принято считать.

— Я думаю, что здесь имеет значение, что тело герцога прятали не просто в усыпальнице, а именно в гробнице первого императора. Значит кровное родство наиболее сильно именно с ним. — Поделилась своими догадками я.

— На что вы намекаете? — потëр подбородок йерл.

— В усыпальнице похоронен сам первый император и его потомки от второго брака. — Йерл согласился с моими словами кивком. — А герцога подложили именно к императору. Значит, либо прямое родство с неучтëнным бастардом императора, либо герцог Хьюго потомок императора от первого брака.

— Невозможно, тот брак был бесплоден, — напомнил всем известную версию йерл.

— Как оказалось нет, — покачал головой Александр Мардариан. — Мать графини Александры Дорангтон прямой потомок дочери императора и его первой жены. Так что минимум одного живого потомка мы имеем.

— Видимо именно это и искал брат, копаясь в истории времён основания империи, — решила я. — А его эмоции результат той же находки, что и у нас. Ведь он понял, что сейчас под именем и образом лорда Хьюго самозванец. И непонятно, сколько лет он так прожил.

— Последняя экспедиция лорда Хьюго длилась несколько лет. Почти сразу после вашего рождения и примерно до гибели ваших родителей, леди Таисия. Лорд вернулся буквально за пару недель до известной ссоры с вашим отцом по поводу обручения с вами, — поделился информацией теперь уже йерл. — Но меня терзают сомнения относительно реальной причины ссоры. Возможно, покойный граф Сторил понял, что из экспедиции вернулся не лорд Хьюго, а самозванец. Известно, что под воздействием артефакта, вызывающим искусственную смерть, тело не меняется. Даже волосы и ногти не растут. И внешний вид, и возраст найденного лорда косвенно подтверждают эту догадку. А вот куда делся лорд Тристан?

— Я думаю, что на этот вопрос мог бы ответить Эжен, — предположила я.

— У меня есть одно предположение, — нахмурился йерл. — Но мне понадобится ваша помощь, леди Таисия.

— Моя должность, которую вы мне так щедро предложили, йерл, так и называется, помощник старшего йерла, — напомнила я.

— Я помню, — кивнул йерл. — Но сегодня вам придётся отправится со мной ночью в не самое легкодоступное место. Так что прогулка будет не из приятных. И кстати, фрау Анна, а где же ваш кот?

— Лихо сторожит герцога, — ответила Анна с улыбкой. — Чем-то герцог ему не нравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Еле выпроводив герцога и йерла, предварительно несколько раз оговорив с последним, где и во сколько он будет меня ждать, мы наконец-то остались вдвоём. Ну, за исключением работавшей в аптеке Пенси.

— Навестим Лихо? — спросила я, не решаясь упоминать нашу находку.

— Думаю он будет рад, — ответила Анна, чуть задержав взгляд на девушке, прежде чем м увести меня в одну из подсобных комнат.

Я с удивлением наблюдала сначала за тем, как обычный с виду шкаф, превратился в проход, а затем в укреплённую изнутри стену. Как будто ожила одна из детских сказок, что во множестве знала бабушка и мама, или одна из тех историей, что часто рассказывал отец о Карле Шестом. Мама всегда вздыхала, жалея несчастного короля. Она была уверена, что его травили очень долгие годы спорыньëй. Симптомы действительно были похожи, да и тот факт, что когда король увлёкся религией и начал поститься, то во время поста ему становилось значительно лучше, подтверждал мамины домыслы.

— Бедный там тот, кто против человека в себе пошёл, на душегубство решился. А король на диво крепок здоровьем оказался. — Чуть подëргивала плечом наша бабушка. — Вот где судьба посмеялась.

— А что с девчонкой не так? — тихо спросила я, когда мы обе спустились по лестнице.

— Всё так, хорошая девочка. И семья вроде из давних знакомых. Исполнительная, ответственная, образованная. Здесь это редкость, сама понимаешь. — Открыла и вовсе неприметную дверь Анна. — Вот только волнуется отчего-то в последнее время, переживает. И знаешь что? Вчера, когда это чудо притащили, пошла я значит готовить суспензию, которая постепенно очищает тело от воздействия всяких артефактов. И выяснилось, что эти составы пользуются в моей аптеке большой популярностью. Скоро и запас уже придётся пополнять, а до недавнего времени и не нужны особо были.

— Таскает? — предположила я.

— Нет, покупает. Сама и тайком. Вопрос кому и для чего? И откуда деньги? — сложила руки на груди Анна. — Конечно капитаны из столичного порта ей щедро платят за переводы и помощь в оформлении документов. Но деньги-то они отдают её отцу.

— Капитаны в порту? — удивилась я.

— Да, подрабатывает так, чтобы семье помочь. — Подтвердила Анна. — А что?

— Кажется я знаю, какому капитану могли понадобиться такие лекарства и для кого! — чуть не засмеялась я. — Вот оно что!

— А мне рассказать? — улыбнулась я.

— Пенси, Пенси, анютины глазки… Помнишь? — напела я одну из простонародных песенок.

— Фиалка Виттрока в тенистом саду, — подхватила Анна. — И?

— Фиалка Виттрока, это название корабля барона Эжена Сомерса, где он капитан, ну, и пиратствует немного, — рассказала я.

— А значит… Да ладно! Так просто? — хмыкнула Анна.

— Ничего себе просто! — не согласилась я. — Аня… Дай я хоть тебя обниму.

Аня без слов сжала меня в объятьях.

— Не верила, думала, что желаемое за действительное принимаю. Но, Тось, — она с тревогой вглядывалась в моё лицо. — Если ты здесь, то значит там ты…

— Так сколько можно по земле всё ходить? И война, и служба, и дел там, что мне по силам не осталось уже, — покачала я головой, чувствуя как набегают на глаза слëзы. — И видишь, здесь судьба свела. Притянула друг к другу.

— А Дина? — тихо спросила она.

— Не знаю, я ушла почти сразу за тобой. В декабре. Она осталась. Ей ещё за внучкой нужно приглядеть. — Напомнила я, но сердце тоскливо сжалось от упоминания младшей.

— И ведь не наговоришься досыта, уши кругом. Кто знает, не признают ли умалишёнными и не упекут ли в скорбный дом, — раздражённо мотнула она головой.

— Да уж, Ань, здесь тебе не на берегу Байкала, у воды с чаем не посидишь, по душам не поговоришь. — Хмыкнула я.

— Подожди, — вдруг засмеялась Анна. — Байкал конечно не обещаю, но необыкновенно чистое и красивое озеро тут есть. Да у меня целый берег в собственности. И людей там не бывает в принципе. Дурная репутация, говорят человеку его душу может показать. И совесть.

— Этого я не боюсь. Это случайно не то озеро, посреди которого остров Мёртвых? — приподняла я бровь в семейном жесте.

— Оно самое. Вот доделаю флигель, возьмусь за пристань и беседку на воде. — Пообещала Анна и тихо произнесла. — Опять весна, опять всё чужое кругом, даже имя и то, лишь отчасти моё.

— Мы снова выжили, пройдя рядом со смертью, Ань. Тогда сквозь войну. Сейчас… Анна Саргенс ведь не выжила после того удара, правда? Как и Таисия Сторил не смогла победить яд. — Снова обняла я сестру. — И у нас это не маска, это наша новая жизнь. Новая судьба с обременением в виде родных и наследства. И только от нас с тобой зависит, кем мы с тобой будем друг другу здесь.

— Помнишь нашу встречу в Берлине? Мы тогда лишь перекинулись украдкой парой фраз и разошлись в разные стороны. Словно галочку поставили, жива и ладно. А потом встретились лишь много лет спустя. Да и те встречи… Осколки времени. Я бы хотела это изменить. Может то, что мы здесь, это и для нас шанс? — грустно улыбалась Аня.

— Получить многое из того, чего добровольно лишились раньше? — закончила за неё я. — Осталось только разобраться, что здесь происходит. Мне не очень нравится, что некто решает, что жить нам в принципе и не зачем. Точнее, меня это приводит в бешенство.

— Ну, одного такого мы уже знаем, — кивнула Анна в сторону лежащего на кровати мужчины. — И я почему-то уверена, что он вполне разделяет твои чувства к своему заму по жизни. Или разделит, когда придёт в себя.

— А почему он весь в бинтах, словно египетская мумия? И мне кажется, или он как будто стал старше выглядеть? — присмотрелась я.

— Надо же как-то избавлять его от воздействия артефактов в течении стольких лет, — пожала плечами Аня. — Вливать в него суспензию очень проблематично. Он же фактически труп. Шприцов здесь нет, точнее есть, но те иглы если только вместо кола использовать. Поэтому приходится вот так, через кожу. И да, морщинки у глаз стали чуть глубже, носогубные складки чётче… Значит, действует. Думаю, что когда мы его избавим от магической дряни полностью он будет выглядеть гораздо старше. Примерно, как графиня Александра. Они ведь плюс минус ровесники.

— Нам бы ещё добраться до архивов Стафана Дорангтона, думаю там много интересного. Если честно, то уже хоть дело открывай и выясняй, что же там тогда произошло с королевой, — хмыкнула я.

— А это ты у своего вечно недовольно прищуренного начальника спроси, — закатила глаза сестра. — Когда он снимет запрет на посещение Марли? В конце концов мне нужно оценить размах ущерба и восстановительных работ. Да и архив старого Дорангтона в замке на острове.

— Он не недовольно прищуренный, это у него разрез глаз такой, — улыбнулась я. — И потом, Ногарэ не просто так просил тебя воздержаться от визита на остров. Похоже, что сорр Фрег там что-то строил, а для выполнения работ натащил туда каторжан.

— Да, я в курсе. Честно говоря, думала что дело ограничится всего лишь каким-нибудь притоном курильщиков опиума. — Вздохнула Анна. — Подожди, здесь оружия для женщин не предусмотрено, да и привычного нам здесь просто нет.

— Да я уже знаю, даже оружие высших ювеналов, это совсем не то, к чему мы с тобой привыкли. — Кивнула я.

— Вот поэтому держи, по руке ложится хорошо и достаточно лёгкий. Немного потренироваться, и хорошая поддержка. Единственное, Нудисл взбесится, когда увидит у тебя в руках этот арбалет. — Протянула мне Анна небольшую коробку, в которой лежал небольшой арбалет и пара десятков болтов к нему.

— Знаешь, мне кажется, что это только добавляет плюсов, — рассматривала я подарок. — Странное чувство, когда точно знаешь, что не умеешь пользоваться чем-то, и в то же время в руке ощущается привычно. С йерлом мы встречаемся почти ночью, так что успею потренироваться и свыкнуться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Старший йерл Ногарэ должен был ждать меня у старого собора. Это был первый раз, когда он признал, что я могу сгодиться на что-то большее, чем перекладывание бумажек.

Мелкий моросящий дождь, ещё по весеннему холодный, заставлял зябко ëжиться.

— Леди Таисия, — произнёс кусок тьмы, отделяясь от одной из статуй.

— Йерл Ногарэ, — чуть склонила голову я.

— Старший йерл, леди Таисия, — поправил меня йерл.

— Если мы и дальше будем лишь стоять и разговаривать, старший йерл, то вы рискуете дослужиться до капрала младших ювеналов, — ехидно улыбнулась я лишь одним уголком губ.

— Леди Таисия, вы ведь знаете, что такая ваша улыбка и этот тон выводят меня из себя! — вышел наконец-то из тени старший йерл. — Вы нарочно это делаете?

Начинающая отрастать щетина и необычного разреза глаза придавали ему вид опасного человека.

— Я женщина, и как каждая женщина, настолько тупа от рождения, что никак не могу этого запомнить, — похлопала глазками я.

В душе просыпался азарт, давно позабытое ощущение нетерпения с нотками осознания опасности. Коктейль чувств, который навсегда в моей голове сплëлся с ощущением молодости. Наверное от этого и чувствовала я себя сейчас, словно немного опьянела.

— Не все женщины тупые, — прошёл йерл мимо меня.

— Ах, да! Фрау Анна Саргенс. Уж не влюблены ли в неё часом? — закатила глаза я.

— С чего вы это взяли? — резко обернулся он ко мне. — Какие основания для таких выводов?

— Да что вы так всполошились? — удивилась я такой реакции на откровенную подначку.

— Потому что возможно мои действия в некоторых недавних событиях могли воспринять как поблажку в адрес фрау. А мотивом выбрать именно некую симпатию к фрау. Это необоснованное заключение, тем не менее в некоторой степени меня порочащее. — Не поленился объяснить мне йерл, чем сильно меня разозлил.

— Знаете что, йерл Нудисл? — еле сдерживала себя я. — Я никогда не поверю в вашу симпатию к Анне хотя бы просто потому, что вы, будучи косвенно обязанным её отцу, как фармику управы, спокойно наблюдали, как такой скот, как сорр Фрег, превращает её в отбивную. Вы спрятались за странной отговоркой, что мол дела внутри семьи вас не касается, и муж в своём праве, когда издевается над женой. Вот это ваше утверждение вас порочит! А не подозрение в симпатии к женщине!

— Знаете, леди Таисия, — как-то очень странно посмотрел на меня йерл и даже вроде с грустью улыбнулся. — Ошибочность этой позиции я понял много позже, даже вернее сказать совсем недавно. И да, вы правы, меня не остановило бы семейное положение нравящейся мне девушки, если бы её супруг осмелился бы поднять на неё руку.

— Нравящейся? — переспросила я, почувствовав внутри разочарование и неприятно болезненное пробуждение чего-то, слишком похожего на ревность.

— Смею вас заверить, эта симпатия безответна. Да я и не позволю себе когда-либо даже намекнуть на её существование. — Вытянулся по стойке смирно йерл. — Это неприемлемо и недопустимо. И напоминаю вам, что у нас есть опасное, но необходимое дело на сегодня. Мы не можем терять время на бессмысленные разговоры.

— Вот как, стоило чуть проклюнуться чему-то человеческому, как вы сразу вносите это что-то в графу бессмысленные разговоры, — проворчала я, надеясь узнать ещё что-то о той, что смогла пробить брешь в броне этого сурового, как устав воинской службы, мужчины.

— Леди Таисия, нам придётся пересечь несколько не самых благопристойных кварталов нашей столицы, из так называемых неосвещаемых. Поэтому прошу вас соблюдать максимальную осторожность, — проигнорировал мои слова йерл, наматывая на шею широкий шарф, в котором обычно прятали шею и лицо от холода извозчики. — Дааа, с бородой было куда лучше, разводить эту мороку сейчас было бы не надо. Хорошо, что это был спор на разовую процедуру. Скоро буду ходить как человек.

— С бородой вы на одичавшего разбойника с большой дороги похожи, а не на человека, — проворчала я. — Без зарослей на лице вам гораздо лучше. Но это моё мнение.

— Да? — удивился йерл, обведя свое лицо круговым движением. — Я старший йерл столичной управы, а этим, бандитов только смешить! Многие из них гораздо старше меня, а так как я сам из трущоб, многие помнят меня ребёнком. Оттого и считают, что смогут договориться или надавить своим уличным авторитетом.

— А как неопрятное мочало на всё лицо меняло ситуацию, что вы их трущоб и многих бандитов знаете лично? — фыркнула я и остановилась как вкопанная. — Это что?

— Казенный экипаж, их не трогают ни в одном, даже самом неблагополучном квартале, — пожал плечами йерл.

— Это катафалк! — прошипела я.

— Да, именно. Во-первых, катафалки, как я сказал никто не трогает, на последнем пути не встаёт даже последнее отребье. Во-вторых, смерть равно приходит в любой дом и в любое время, а казённые экипажи работают круглосуточно, поэтому появление катафалка ночью в любом квартале столицы никого не удивит. В-третьих, общественная мертвецкая расположена на самой окраине столицы, я бы конечно сказал, что от неё ещё минут десять ехать до той самой окраины, но не спорить же мне с планами градостроителей? И в-четвёртых, когда по улице едет катафалк, все стараются отвернуться и не всматриваться в возницу и сам экипаж. Примета плохая. Когда ты присматриваешься к смерти, смерть присматривается к тебе.

— Я-то думала, что вы верите лишь в устав и сословные предрассудки, а оказывается не тут-то было. Вы ещё и в курсе всех суеверий, — закатила глаза я. — И не только в курсе, вы ими ещё и пользуетесь.

Йерл только хмыкнул, пряча эту свою ухмылку под шарфом, скрывающем его лицо почти до самых глаз. И галантно подал мне руку, помогая забраться в катафалк.

Ехали мы и правда очень долго. Что происходит за стенами короба экипажа, так как окон здесь было не предусмотрено, а прижиматься к дверной щели просто не хотелось.

Я ориентировалась по звуку и тряске. Звук становился всё глуше, видимо брусчатка мостовых сменялась какими-то настилами или каменной крошкой, а потом и вовсе утоптанным грунтом. А вот тряска заметно усиливалась. Иногда это были прям уверенные такие скачки.

— Леди, — подал мне руку йерл, после того, как катафалк остановился.

— И как по таким дорогам возят умерших? Я чуть пару раз не навернулась, что уж говорить о теле! — недовольно бурчала я.

— Думаю, что вы не оценили бы, если бы я пристегнул вас к скамье, а как это делают с покойниками, — я внимательно посмотрела на йерла, мне показалось, что он нарочно насмехается.

— Вы всё это затеяли, чтобы поиздеваться надо мной? — прищурилась я.

— Нет, леди Таисия. — Совсем другим голосом ответил йерл. — Поверьте, будь у меня хоть какой-то другой вариант, я бы не воспользовался вашей помощью.

— И о какой помощи речь? — уточнила я.

— Ваше присутствие и есть помощь, — ответил он.

— Моё присутствие… И как оно должно вам помочь? — удивилась я. — Хотя… Если допустим, оно должно подтвердить ваши слова и быть гарантией, что вы говорите правду, или удержать кого-то от резких действий… Кого-то, кого я хорошо знаю, и кто знает меня, и мне, в отличии от вас, поверит… Вы догадываетесь где может скрываться Эжен?

— Я в который раз убеждаюсь, что судьба была несправедлива, подарив столь острый ум, развитую интуицию и умение выстраивать логическую цепочку действий женщине. Будь вы мужчиной, и такой сотрудник в управе был бы на вес золота! — вздохнул йерл.

— Ну конечно, — закатила глаза я.

— Леди, если бы не уникальность вашего обучения, где бы вы всё это применяли? И ведь не факт, что эти ваши способности передадутся вашим детям, — повернулся ко мне йерл. — Представляете, какой потенциал был бы просто загублен? И лишь потому, что достался женщине.

— Я так понимаю, мы за городом, — решила уйти от темы я.

— Да, восточное предместье столицы. Это шхеры и пещеры гранатового залива. — Обозначил место йерл.

— А там что за развалины? — поинтересовалась я, замечая вдали силуэт разрушенного строения, чуть подсвеченного луной.

— Вестовая башня, — с непонятной интонацией в голосе произнёс йерл. — Отсюда, расширяющимся клином на восток, когда-то уходили земли Дюбраси, сейчас бы это был девятый герцогский род, если бы события геральдической войны. Но, по вине женщины, забывшей о чести и совести, род был лишён титула и прав, их земли перешли императору, а от многочисленных крепостей остались лишь вот такие развалины. Мальчишкой я облазил эту крепость вдоль и поперёк, чуть ли не каждый камень знал. Как и то, что есть как минимум один спуск из крепости в прибрежные пещеры.

— И? — спросила я, хоть и подозревала, к чему клонит йерл.

— Помимо меня, узнавшего о том спуске случайно, были ещё и другие люди, которые знали о прибрежных пещерах, — усмехнулся йерл. — Правда проникали в них с воды. Это моряки, леди. Что вы знаете о моряках, точнее, как Эжен Сомерс стал моряком?

— Что? — споткнулась от удивления я.

— Осторожнее, леди Таисия, — придержал меня, схватив за талию йерл. — Ну, вы же не станете делать вид, что для вас это новость?

— Для меня нет, — призналась я. — Но вам откуда это известно?

— Все и всегда забывают, что я вырос в трущобах. А в трущобах всегда стоит вопрос, где взять денег, чтобы выжить. И ты либо воруешь, либо зарабатываешь. Зарабатывать пацану можно или в помощниках крематория при мертвецкой, или в порту. Это позже, в четырнадцать, я заключил контракт, а с пятнадцати, по окончанию испытательного года, считаюсь йерлом. А тогда я совмещал, днём в порту, ночью в крематории. Ночевал иногда там, — ткнул он рукой в сторону развалин. — И знаете, мальчишки быстро впитывают то, что творится вокруг них. Замечают и запоминают. Я вот наловчился отличать моряков по походке и загару особенного цвета из-за солнца, отражающегося от воды и соли. И мне стало очень интересно, а откуда у аристократа мог взяться загар моряка? А ещё, во время побега, барон бегом преодолел расстояние между управой и соседним зданием, благодаря чему, смог оторваться от охранников управы. И всё бы ничего, если бы это расстояние он не преодолел по узкому каменному жëлобу водостока, что идёт в столице от одной крыши к другой, соответственно очень высоко над землёй. Удивительно, правда? А вот для человека, привыкшего перемещаться по реям…

— Получается, что вы сразу это поняли? — спросила я.

— Ну нет, пару дней пришлось подумать. А вот когда подумал, то решил, что надо пробить списанные военные корабли, выкупленные аристократами. Ремонт и переоснастка там минимальные, да и дерево куда лучше, чем для торговых или личных кораблей. Да и те, что ушли в торговые товарищества или компании не годились. Не думаю, что барон был готов считаться с чем-либо кроме своего собственного мнения. — Продолжил йерл. — И оказалось, что да. У барона Сомерса есть корабль. Дальше проще. Запросил из порта заходы в порт столицы корабля и сличил с появлениями лорда в столице. Барон ведь ходит на своём корабле капитаном, я прав? И пока мы ловили его по окраинам столицы, он сделав крюк вернулся в порт. Кораблям не нужен дополнительный документ на разрешение на выход из порта, если нкт особых указаний, а состав команд согласуется заранее. Только знаете, ещё одна странность. Корабль ушёл из порта через три дня, после побега барона из управы. Что держало барона в столице, заставляя так рисковать? Думаю, вы и ваш брат единственные, ради кого барон пошёл бы на это.

— И вы думаете, что в те дни барон смог забрать брата или его тело, — сделала я выводы из рассказа йерла. — Но почему вы собрались искать его именно здесь?

— Как моряк он наверняка знает об этих пещерах, от их наличия зависит уровень воды во время приливов и отливов и прочие особенности местного судоходства. Некоторые пещеры затапливаются, и во время отлива образуются серьёзные течения, из-за слива большого количества воды, которого здесь вроде как быть не должно. — Обосновал йерл своё предположение. — А ещё в паре часов отсюда…

— Имение Сомерсов! — чуть не хлопнула я себя по лбу. — Но Эжен лишился его после несчастного случая с его матерью. Он здесь был совсем мальчишкой.

— Вот именно, — кивнул мне йерл, в очередной раз подавая руку, помогая пробираться к развалинам крепости. — Чтобы мальчишка и не облазил настоящий рыцарский замок или крепость? Не верю.

Несколько раз, пока мы преодолевали путь, йерл напоминал мне об осторожности. Трижды он просто переносил меня на руках. Именно сейчас, после его признания, что ему нравится другая женщина, любое касание приобретало дополнительный смысл. Обмениваясь фразой другой, мы пересекли почти уже исчезнувший под слоем земли и травы крепостной двор, и проникли в основную часть крепости. Некогда жилую и личную часть крепости. Следуя за йерлом, который для надёжности взял меня за руку, перил здесь не было, а некоторые ступени были проломлены, я поднялась на самый верх. Похоже, что здесь были личные комнаты. Точнее, небольшая площадка и комната. Ни дверей, ни окон давно не сохранилось, даже в стене зияла дыра. Судя по всему, когда-то здесь было окно, но время, вода и ветер, превратили его в огромный пролом. А вот на противоположной стене следы давно минувшего прошлого остались.

Высокий, в полный человеческий рост барельеф, изображавший мужчину в рыцарских доспехах. Казалось, что рама барельефа ему мала, настолько шикороплеч он был. Почему-то вспомнился Васнецов с его богатырями. Что-то зацепило меня, заставив всматриваться в потерявшее чёткость линий каменное лицо.

— Наша тайна здесь, — показал на нижний край барельефа йерл.

Кусок был отколот, а за ним была просто дыра.

— Подождите, — присмотрелась я. — Но за этой стеной должна быть улица, а значит там должно быть светлее, чем здесь.

— Там потайная лестница, ведущая в пещеры, через которые можно было скрыться, в случае, если бы враги прорвались. — Хмыкнул йерл.

— А что тут за надпись? — пыталась разглядеть я остатки рамы.

— Верность превыше всего и мой долг — моя судьба. Это гербовые надписи Дюбраси. Злая ирония судьбы, что именно этот род знаменит женским предательством. — Рассказал йерл, первым проникая за барельеф. — Спускаемся предельно осторожно. Я несу фонарь и ощупываю палкой ступеньку впереди, поэтому вам придётся положить мне на плечо свою руку.

Интересно, йерл понимает, что я ощущаю каждое его движение? Но я послушно сделала так, как он велел. Спуск занял раза в два больше времени, чем подъём в башню.

— Мы уже под землёй? — тихо спросила я, сверяясь со своим ощущением времени.

— Да, уже гораздо ниже крепостного двора. Осталось недолго, и мы сможем проверить моё предположение. — Очень тихо произнёс йерл.

Вскоре он отложил палку и оставил фонарь, продвижение ещё больше замедлилось, ведь света было очень мало. Вдруг йерл схватил меня и прижал к стене. Он зажал мне рот рукой и закрыл своим телом.

— Тише, — едва слышно он выдохнул мне на ухо.

Но я уже и сама поняла причину внезапных объятий. На влажных сводах пещеры всё яснее был виден отблеск света.

— Мне противно обманывать фрау, — услышала я голос Пенси. — Она очень добра ко мне и моей семье. А я у неё за спиной, как последняя…

— Родная моя, я уверен, скажи ты прямо о лекарствах, Анна ещё бы и деньги вернула. Но если это вскроется, то мы ещё и её подставим. Да и Трис уже почти живой, вчера даже глаза открыл, пусть и на пару минут всего. Недолго осталось, потерпи пожалуйста. — А вот и Эжен, и в принципе говорит верно.

— Ты ведь знаешь, что я не могу тебе отказать или подвести тебя? — вздохнула Пенси.

— Осталось и впрямь недолго, барон Сомерс. И я уверен, что графу Сторил обеспечат лучший уход вне стен этих пещер. — Выдал наше присутствие йерл.

— Эжен, он не враг! — поспешила подать голос я, чтобы успокоить друга Таисии и Тристана.

— Таис? — осветил угол, где мы стояли Эжен. — Хм, меньше всего я ожидал увидеть здесь тебя да ещё и в обнимку со старшим йерлом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Домой я вернулась только под утро.

— На вас лица нет, — взволнованно засуетилась Хейзел.

— На тебе тоже, — хмыкнула я, устало растекаясь по дивану в гостиной. — Не спала всю ночь?

— Да нет, я подремала пару часов под утро. — Ответила она. — Я очень волновалась за тебя Таис! Я знала, что ты с Ногарэ, а брат сделает всё, чтобы ты не пострадала, чего бы ему этого не стоило… Но всё равно переживала!

— Зато наконец-то на ты и по имени, — довольно улыбнулась я. — Но поспать сейчас не удасться, собираем всё необходимое, если что вернёмся с подкреплением, и едëм в гости к фрау Анне Саргенс. Со стороны это должно выглядеть естественно, так что огромные чемоданы взять не получится. Сколько будем у неё гостить тоже пока неизвестно. Там безопаснее. Аптека в патрульном листе управы, недалеко поставлен постовой и Анна обзавелась охранной сферой. Так что к ней в дом просто так не проникнуть.

— А вы… Нашли? — оглянувшись и шёпотом спросила Хейзел.

— Да, твой брат оказался прав. Кстати, он нас сейчас ждёт за порогом. И он тоже всю ночь не спал, да ещё и тяжести таскал, — засмеялась я.

Лекс спрыгнул с подоконника и потянувшись сел у порога с таким видом, мол, чего ждёте, сказано же, взять всё необходимое, вот, я уже готов. Мы действительно, собирались несколько минут, смена белья, несколько необходимых вещей, ножи, арбалет Анны, находки из комнаты Тристана, деньги и драгоценности. Ну, и Хейзел поставила в корзину приготовленную на завтрак кашу.

Ногарэ ждал нас в экипаже, которым управлял отец Пенси, именно сорра Вильямса Анна всегда просила помочь ей с разъездами. Когда-то он был личным кучером фрая Томаса Саргенса, и Анна планировала перетянуть его обратно, как только работать у неё станет безопасно. Йерл устало тëр глаза, думая что его ещё никто не видит. Но стоило ему услышать шум наших шагов, как он спустился, дождался нас и помог нам расположиться в экипаже.

— Совсем недавно вы и близко не подходили к экипажам, — улыбнулась Хейзел.

— Хейзел, — резко одëрнул её брат.

— Ничего страшного, правда. — Исчезновение этой черты нужно было объяснить. — Этот страх, сильный, давний и обоснованный страшными событиями, получил надо мной слишком большую власть. Сделал слабой, превратил в трясущуюся за запертыми дверями мышь. А я не мышь. И врагам моей семьи пора понять, что я готова защищать себя и свою семью. Преодоление моего страха перед экипажами лишь первая и самая маленькая победа на этой дороге.

— Вы говорите и думаете так, словно рождены лордом, леди Таисия, — улыбнулся старший йерл. — Может дело в том, что вы родились вместе с братом…

— А просто допустить, что желание отомстить за родных и защитить брата может возникнуть у женщины, для вас что, равносильно тому, что небо упадёт на землю? — зло прищурилась я.

— Женщина должна быть дома, рожать детей и готовить еду мужу, защитнику и кормильцу! С не вести себя так, словно соревнуется с мужчинами! — напротив тут же нарисовался точно такой же злой и недовольный прищур.

— И где он? Где тот мужчина, что защитил бы меня сейчас? Где был хоть один, когда меня травили, когда пытались перерезать горло? Где хоть один сейчас или думаете сейчас я в защите не нуждаюсь? — прошипела я.

— Мурк, — вытянулся на моих коленях Лекс, намекая, что вот он рядом и со мной до конца.

— К сожалению, вынужден признать, что ваши обвинения справедливы, — отвернулся в сторону йерл.

Дальше до дома Анны мы ехали в молчании. Сдав нас из рук в руки Анне, йерл молча откланялся.

— Что случилось? — встала рядом с провожающей взглядом йерла мной Анна.

— Ничего, — отмахнулась я.

— Я заметила, что ничего. — Усмехнулась она. — Не смотри так на меня, у тебя и так уже прищур, как у йерла Нудисла. Я скоро вас путать начну. — Пойдём, помогу вам разместиться. И у нас гости.

— Гости? — удивилась я.

— Мартиша, младшая сестра Пенси, — кивнула в сторону стоящей за стойкой девушки Анна. — Принесла мне обещанные образцы одежды, пока только нарисованные.

— А сама Пенси чего такая довольная и радостная? — спросила я. — Она ведь поспала от силы пару-тройку часов.

— Она очень переживала, что тайком покупает у меня лекарства по просьбе Эжена. Считала, что это неправильно, — поделилась Анна.

— Да, я слышала. — Подтвердила я.

— А ещё ей тяжело было покидать дом и родителей с сестрой, но и расставаться с Эженом она не собиралась. А ведь не найди мы сувенир в чужом гробу, ей пришлось бы бежать из столицы навсегда. Предстоящая разлука с семьёй пугала, — пожала плечами Анна, открывая дверь в одну из комнат. — Давайте, вещи пока бросим здесь. После ухода Мартиши я помогу вам всё разложить. Девочка не надолго, ей ещё бежать на работу в ателье.

Девочка лет тринадцати-четырнадцати, внешне действительно похожая на Пенси, заметно волновалась, отдавая Анне большие альбомы.

— Ты не против? — спросила я, заглядывая в один из них. — Что это?

— Женские мундиры… — испугалась она моей реакции и громкого возгласа.

— Я вижу, — в голове моментально созрел план. — Реально сможешь это сшить? Сколько времени тебе понадобится? Я готова доплатить за срочность работы.

— А… Вы же леди из управы! — загорелись глазки девчонки. — Я могу снять мерки и отнести заказ ательеру Антуану. Он сейчас свободен. И думаю, что двое суток до первой примерки и ещё день на чистовую работу.

— Отлично, по рукам! — подтвердила я своё решение.

— А у твоего начальства сердце выдержит? — усмехнулась Аня.

— Брат взбесится! — восхищённо прошептала Хейзел.

— Ничего, найдётся, кому его успокоить! — фыркнула я.

— Это ты сейчас о чём? — не поняла Аня.

— О ком. О тайной симпатии йерла Нудисла, — наконец-то вырвалась наружу причина моего раздражения.

— Симпатия? У брата? — с недоверием переспросила Хейзел. — Если только он имел в виду просто свою службу!

— Нет, нашлось что-то помимо просто службы, — вздохнула я.

— Ммм… Долгая и очень опасная служба? — засмеялась Хейзел.

— А варианты попроще есть? — поддержала её Аня.

— Слушай, я ведь сейчас начну спрашивать, чего это на балу Мардариан от тебя всех отгонял! Как тебе вопрос? — не разделила их веселья я.

— Он герцог, я фрау. Вот и весь вопрос. — Пожала плечами Анна. — Пойдём, сейчас Тристану нужно делать перевязку и вливать очистительный раствор. И отпустить Эжена спать, а то кроме барона побыть сиделкой больше некому.

— А можно я? — спросила, краснея до корней волос Хейзел. — Вы не подумайте плохого, я тоже помню, кто лорд, с кто из черни, но…

— С давай без но, — прервала я Хейзел. — Лучше тебя о Тристане никто не сможет позаботиться. Да и я тебе доверяю, как себе!

В комнате, которую Анна отвела для Тристана, одна из бывших личных спален членов семьи Саргенс, нас ждала забавная картина. Лекс и Лихо уже отлично друг с другом поладили. Два крупных котёнка устроились на подставке для ног у камина и начинали дружно шипеть, стоило барону пошевелиться.

— Анна, — начал жаловаться он, стоило нам перешагнуть порог. — Твой разбойный комок шерсти сколотил себе банду и третирует безобидного меня!

— Я заметила, что Лихо в принципе аристократов не выносит, — пожала плечами Анна. — Я дважды ловила его за тем, что он пытается разбудить герцога. Толкает голову и ждёт, когда тот откроет глаза с занесённой для удара лапой.

— Да уж, в клетке они такими бойкими не были, — фыркнул Эжен.

— В какой клетке? — тут же спросила я.

— Так на моём корабле это зверьё везли в столицу, — уже не скрывал своего занятия барон.

— Мне кажется, что лично тебе они высказывают своё неудовольствие от путешествия, — засмеялась Анна.

— Боюсь, что нет. — Вспомнила я рассказ фрая, продававшего мне Лекса. — Эти коты обладают общей памятью. И того, кто украл или пленил одного из их племени, преследуют потом все вместе, неважно сколько прошло лет. Так что учти, что в столице есть ещё один дикий кот с личными претензиями к тебе.

Отпустив Эжена отдыхать, мы втроём занялись Тристаном. И только потом я позволила себе отдых. Упала в кровать, даже не раздеваясь. Разбудила меня Анна несколько часов спустя.

— О чём думаешь? — спросила я, поймав её задумчивый взгляд в зеркале.

— Нам нужно собрать информацию о герцоге Хьюго в молодости, ну, лет до сорока точно. Что он за человек, что говорил… Да и эта Диана, что время от времени всплывает тоже покоя не даёт. Всё время заявляла, что озаров нужно ограничить и лишить любого, даже того минимального, что есть сейчас права хоть на что-то, и вдруг становится директрисой закрытого пансионата для девушек озаров. — Смотрела в окно Анна. — Она же мелькает рядом с герцогом, осуществляющим надзор за озарами, и как мы знаем, связанного каким-то странным образом со смертью Фрега Олди.

— А ещё у неё сейчас третий кот, — развернулась я к сестре. — Ты ведь не просто так это говоришь… Что придумала?

— Йерл и герцог Мардариан прибудут вечером, чтобы уже всем вместе собрать пазлы этой картины. До этого времени ещё часов пять. Мы могли бы навестить графиню Дорангтон. Если уж кто и может нам рассказать об обоих интересующих нас персонажах, то только она. — Сложила руки на груди Аня.

— А она нас примет? — уточнила я.

— У нас с ней взаимовыгодный договор, поэтому да, думаю примет. А учитывая тебя ещё и очень радушно. — Кивнула сестра.

Анна оказалась совершенно права. Мы ещё шли по центральной аллеи Дорангтон-холл, столичных владений графской семьи, а графиня лично встречала нас на ступенях.

— Какая приятная неожиданность, — улыбалась графиня. — Польщена.

Ей было около шестидесяти, может больше, сделала себе пометку уточнить позже. Седина превратила её волосы в белоснежные, странным образом усилив сходство с Анной. Не по возрасту яркие глаза смотрели строго и внимательно, не смотря на радушную улыбку. Идеальная осанка, ровный голос. Такой мог бы принадлежать женщине в расцвете женской зрелости, а не на закате. Идеальное владение собой. Даже захотелось увидеть, какой же она была в молодости и почему так и не вышла замуж. Уж желающих наверняка была толпа!

— Пройдёмте, девушки, самое время для чашечки чая, — пригласила она нас в дом. — И так, что же вас привело ко мне? Явно же не желание проведать старую тётушку.

— Хотели спросить совета, — прямо спросила Анна.

— Интересно, — кивнула графиня, сама наливая чай по фарфоровым чашечкам.

— Так сложилось, что фактически, мы обе только начали выходить в свет, и хотелось бы чувствовать себя увереннее. — Начала я. — Дружба между нами позволит хотя бы не сидеть в одиночестве. Да и общаться вне светских приёмов. И тут такое забавное совпадение, у нас обеих оказались дикие коты, которые ещё и от одного самца. Назвать их питомцами язык не поворачивается. Кажется, что это они соизволили выбрать нас. А третий котёнок был куплен для Дианы Пембрук.

— Я поняла вас, — сделала едва заметный глоток графиня. — Девочки, вы так быстро сошлись, потому что обе оказались вне своих сословий, вам обеим не подходят те рамки, что налагает общество. Вас объединяет то, что вы обе бунтарки по природе, по своей внутренней сути. А то, что вас обеих выбрали в друзья и спутники бердирианы всего лишь ещё одна ваша общая черта. Согласна, эти звери никак не могут быть всего лишь питомцами. Но наличие у кого-то бердирианского кота, не делает этого кого-то вашим человек. Леди Диана тот самый случай. Скажем так, она в совершенстве владеет искусством быть неприятной.

— У вас к ней какая-то неприязнь? — спросила я.

— О, леди Таисия, проще сказать у кого к этой леди неприязни нет, — позволила на секунду презрительно дернуться уголку губ графиня.

А мы с Анной, вытаращив глаза, наблюдали как приоткрывается дверь в комнату, и вальяжной походкой живой ртути в комнату проходит огромный зверь, размером с хорошо откормленную пантеру. Чёрный, с отливом сверкающей шерсти, просто оживший обсидиан.

— Не пугайтесь, Флам очень серьёзный зверь и настоящий аристократ. — Засмеялась графиня.

— Откуда? Мне говорили, что эти звери очень редки. А этот ещё и без ограничителя, — не скрывала удивления я.

— Не все звери попадают в столицу через лавку фрая Вольфберга, — чуть пожала плечами графиня. — Флама для меня привёз один из давних поклонников, хотел удивить.

— Флам… Пламя, значит, — хмыкнула Аня, а я вспомнила огненно рыжего герцога и то, что Лихо испытывал к нему необъяснимую неприязнь.

— Кстати, о том вашем поклоннике, — заметив мелькнувшую на секунду во взгляде графини тоску, я решилась осуществить свою сумасбродную идею. — Что вы скажете, если я вам сообщу, что на месте герцога Хьюго Вестарана уже более двадцати лет самозванец, а сам герцог был заживо похоронен в гробнице императора?

— Что? Какая тварь? — мгновенно превратилась в фурию графиня.

А мы с Аней настороженно рассматривали обивку кресла графини. Только что вспоротую когтями этой аристократки с идеальными манерами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍