Тридцатилетняя борьба, или Новейшая история России

Глава 4 На пороге новой эры

Население СССР насчитывало более 290 млн человек. Многие ли из них в последние дни 1991 г. и в начале следующего задумывались и осознавали, что они встречают не только новый год, а переходят в другой мир, в новую жизнь, совершенно не похожую на то, что было раньше? Нет, не многие. В полной мере это ощущали в республиках, где власть уже захватили националисты. В Эстонии, Латвии, Литве, Молдавии, Грузии. Ощущали в регионах, где уже накалялись конфликты, – в Приднестровье, Карабахе, Осетии, Абхазии. А для подавляющего большинства граждан известия о Беловежских соглашениях и уход в отставку Горбачева вовсе не воспринимались некой глобальной катастрофой.

Они, конечно, стали встряской – но только очередной. За последнее время их было слишком много, встрясок. Перестройки с фонтанами «гласности», размывающей привычные устои мировоззрения. Бурное размножение кооперативов, перемешанных с преступностью. Опустевшие прилавки магазинов с карточными системами «талонов». Непрерывные реформы, выборы, съезды, митинги, демонстрации, «путч ГКЧП». Приостановка деятельности компартии, роспуск комсомола. Народ устал от всего этого. А о Горбачеве никто не жалел. Рассуждали: хуже, чем при нем, все равно не будет. Хотя это было довольно наивно…

Советский Союз прекратил существование, а люди продолжали привычно ходить на работу. Ведь большинство заводов, фабрик, институтов, учреждений еще действовало. Еще выпускалась продукция по старым планам и заказам. Еще велись научные и технические разработки – которые так и останутся незавершенными. Правда, задержки зарплаты стали систематическим явлением, но к этому тоже привыкли, как-то выкручивались. Перестройка приучила людей и к дефицитам, перебоям с самыми необходимыми товарами, очередям. Но пессимисты опасались, что продукты совсем исчезнут, зимой 1991/92 гг. ждали голода. Многие (особенно пенсионеры, помнившие войну и послевоенные годы) сосредоточили свои усилия на собирании запасов. Отоваривали все талоны, закупали все, что можно приобрести без них. Забивали чуланы и прочие подходящие помещения крупами, макаронами, солью и пр.

И одновременно готовились к встрече Нового года! Это казалось «святым», эта традиция в любом случае соблюдалась. Спиртное продавали по талонам, в месяц на человека бутылка водки и бутылка вина. А когда люди шли эти талоны «отоваривать», им нередко предлагалась всякая гадость, вроде суррогатного портвейна или «стрелецкой». Но брали всё – вдруг и этого не будет? И брали даже непьющие: спиртное считалось ценнейшей «валютой», за бутылку можно было обеспечить любые услуги, нанять любого мастера. Ну а дефициты вроде шампанского доставали по месту работы. Централизованно составляли списки, администрация связывалась с торговой сетью. Впрочем, к концу 1991 г. стали множиться и «коммерческие» магазины, где имелось все, но очень дорого. И уж к Новому году народ, конечно же, позаботился.

В общем, праздновали – как было принято в советские времена. Не думая о том, что они кончились. Так же накрывались столы, хлопали пробки, лилось мерено и немерено. А по телевизорам так же шел «Голубой огонек». Гремела веселая музыка, кривлялись и дергались артисты, хохмили юмористы – кстати, их в перестройку развелось особенно много. Людей приучали ржать над всем окружающим, и над политикой, и над экономическим развалом, и над своей историей. А в целом получалось: над тем, что они русские, советские, поэтому не способны жить «как люди». И ржали, и тосты поднимали, поздравляли «с Новым годом, с новым счастьем»…

Нет, глубины катастрофы большинство населения не понимало. Подмена СССР мыльным пузырем СНГ воспринималась без особого трагизма, как нечто формальное (а то и закономерное, «прогрессивное»). Ведь и правительство Ельцина примерно так внушало: ничего экстраординарного не произошло. Как жили вместе, так и будем жить вместе, «содружеством». Только станем «независимыми». Все связи как будто сохранялись. Из одной республики в другую ездили свободно. И паспорта у всех оставались одинаковыми, советскими. И на зимних Олимпийских играх в 1992 г. спортсмены из бывших республик СССР выступали еще одной командой.

А некоторые люди даже раскатали губы, насколько выгодным будет разделение. Помнится, ко мне приехал родственник с Украины. Глубокомысленно рассуждал: «Мы теперь заживем! Раньше все отдавали, других кормили, а теперь не нужно. У нас хлеб есть, мясо и сало есть. А газ мы у Ирана покупать будем…» Да, после перестроечных дефицитов хлеб, мясо и сало кому-то казались достаточными для полного счастья.

Но отгремели новогодние «огоньки», поздравления с этим самым «новым счастьем», и сразу же посыпались новогодние «подарки». По программам Гайдара в России и аналогичным программам в других республиках с 1 января 1992 г. была проведена «либерализация цен». Попросту говоря, государственное регулирование цен отменялось. Они круто прыгнули вверх. Хотя при этом и отсутствующие продукты вдруг появились в магазинах, только стоили они значительно дороже. Откуда напрашивается вывод о причинах их отсутствия – их просто придержали на складах, дожидаясь «либерализации».

Дальше Ельцин издал указы № 65 «О свободе торговли» и № 66 о «повышении эффективности деятельности предприятий путем их приватизации». Города стали превращаться в огромные базары. Чтобы прожить, множество людей ринулось торговать чем попало, и чужими товарами, и собственными старыми вещами. Развращалась милиция, собирая в этих скопищах «навар» за право торговать в местах своего дежурства. «Навар» с продавцов собирали и группировки преступников, контролирующие те или иные районы. Свобода торговли помогла улучшить положение с продовольствием. В ней увидели отдушину колхозы и совхозы, оставшиеся без средств к существованию, стали высылать в города машины с яйцами, курами, мясом на продажу. Но поправить дела подобным способом оказалось проблематично. Сразу нашлись предприимчивые посредники, скупающие продукцию за гроши и перепродающие втридорога. С крупными неприятностями для тех, кто пытается обойтись без них и торговать напрямую.

Политическая жизнь вчерашних советских республик тоже напоминала беспорядочный базар. Новоявленные независимые власти реорганизовывали свои правительственные структуры, вводили собственные деньги – купоны, карбованцы и пр. Наперебой расхватывали объекты и предприятия общесоюзного подчинения, партийную собственность на своих территориях. Озаботились и воинскими частями, городками, базами. Одни, как Литва, Латвия, Эстония, требовали вывести военных со своей земли. А президент Украины Кравчук объявил, что переводит все войска, находящиеся в республике, под собственное командование. Некоторые генералы и офицеры отказались служить «вильной Украине». Бросали квартиры, имущество, уезжали в Россию. Были перелеты боевых самолетов с украинских аэродромов.

Положение усугублялось тем, что подчинение Вооруженных сил оказалось очень неопределенным. В августе 1991 г. в дни ГКЧП верховным главнокомандующим на территории России объявил себя Ельцин. А после ГКЧП и ареста министра обороны СССР Язова на его место был назначен маршал авиации Евгений Шапошников – он был главнокомандующим ВВС, и Горбачев оценил его лояльность к «демократии» во время «путча». Но для роли руководителя военного ведомства в сложнейших условиях кризиса и распада страны Шапошников совершенно не годился. Был нерешительным. Не мог отреагировать на сыпавшиеся отовсюду «нештатные» ситуации, сделать самостоятельный выбор и отдать приказы без указаний начальства. А Горбачеву было не до него, и армейские структуры действовали как попало, по инерции, по решениям командиров низших звеньев. Ну а потом СССР не стало – соответственно, и министерства обороны СССР.

Шапошников занял должность командующего Объединенными Вооруженными силами СНГ. Но она оказалась весьма расплывчатой – начались только пустопорожние обсуждения и согласования, что это за объединенные силы, кто их выделяет и зачем. Вместо объединения лидеры вновь образовавшихся государств озаботились разделом союзной собственности. В том числе и Вооруженных сил. Некоторые вопросы решались быстро. Так, Россия взяла на себя внешние долги Советского Союза. За это она забирала активы и имущество СССР за рубежом, а вдобавок ей переходило все ядерное оружие. Размеры заграничной собственности никто, собственно, не оценивал, с долгами не соизмерял, махнули безоглядно, «баш на баш».

Впрочем, для достижения такого соглашения очень постарались американцы. Они были крайне встревожены, как бы ядерное оружие не расползлось по республикам – руководители в них сидели новые, сомнительные, власть их была непрочной, вот и гадай, в чьи руки попадут ядерные ракеты и бомбы, кому и как взбредет в голову их применить. А в России – считалось, все же под контролем. Существовали и проекты со временем предложить ядерное разоружение в обмен на списание долгов. Но и республиканские лидеры в данном случае спорить не стали. Долгами их не обременяют – и прекрасно. А «ядерный чемоданчик» все равно перешел от Горбачева к Ельцину, пункты управления стратегическим вооружением находились в России.

Но обычные армии хотелось иметь всем. Для этого тоже нашли простое решение. Советскую армию поделить. По полкам, по дивизиям. На чьей территории располагаются, к тому и переходят. Так же, как решил Кравчук, но он просто поспешил, хотел забрать себе воинские контингенты на Украине сразу же. Теперь делалось более плавно и организованно. Склады, имущество, техника, оружие передавались республикам. А военнослужащим давался срок для выбора: остаться в своих частях (но служить уже республиканскому правительству) или уволиться, или перейти в российскую (или какую-то другую) армию. При таком раскладе и официальной договоренности многие оставались. В своей-то части все было привычно, в военных городках были квартиры, при реорганизациях и перестановках открывалась возможность повышений. Опять же еще не ощущали кардинальной разницы. Был СССР, стало СНГ. Считали, что республики все равно останутся вместе. Какая разница? Приносили новую присягу, начинали служить Белоруссии, Узбекистану или Киргизии.

Но о разделе Черноморского флота с января 1992 г. начались отдельные переговоры между Россией и Украиной. Кравчуку и его «команде», как говорится «и хотелось, и кололось». С одной стороны, их манил громкий статус «морской державы». С другой – содержание флота требовало больших расходов, тратиться Киеву было жалко. Поэтому сперва Украина соглашалась взять ряд мелких кораблей, а остальное уступить. Но ведь главной базой флота был Севастополь, тут располагалась вся инфраструктура – склады, управление, системы связи, ремонтные мастерские, казармы, причалы, портовые сооружения и техника.

Однако ситуация складывалась такая, что большинство жителей Крыма совсем не горело желанием оставаться в составе Украины. Здесь образовался «Народный фронт Севастополь – Крым – Россия». Еще в январе 1991 г. в Севастополе прошел референдум, 97 % жителей высказались за особый статус города, центрального подчинения. А в феврале 1992 г. Верховный Совет Крымской автономной республики переименовал ее в Республику Крым, собственное название переменил на «парламент». В мае он проголосовал за государственную независимость Крыма, назначил референдум по данному вопросу. Но в Киеве его решения не признали, объявили незаконными. А Ельцин не хотел ссориться с Кучмой. Порыв к отделению Крыма от Украины не поддержал. Но и переговоры о флоте затянулись, завязли в спорах о статусе его базы. В конце концов условились на три года отложить раздел. Пускай флот пока считается в общем владении России и Украины.

На международной арене крушение СССР вызвало настоящий дипломатический взрыв. Новоявленные государства ринулись наперебой устанавливать дипломатические отношения и друг с другом, и с другими странами. А их в мире много, чуть ли не каждый день кто-то с кем-то устанавливал. Казахстан – с Ватиканом, Армения – с Гвинеей, Азербайджан с Суданом. Сколько вчерашних партийных и комсомольских работников смогли получить престижные должности послов, консулов, советников! Для укомплектования посольств и консульств по всему миру кадров явно не хватало, поэтому процесс затянулся на несколько лет. Бывшие советские республики практически мгновенно были приняты в ООН, в Совет Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) – вскоре преобразованный в ОБСЕ.

А Ельцин расшаркивался перед Западом. 26 января он сделал заявление, что отныне российское ядерное оружие не нацелено на американские города. Характерно, что США ответных реверансов не сделали. Промолчали. Но это не помешало Борису Николаевичу 31 января встретиться в Кэмп-Дэвиде с президентом Джорджем Бушем-старшим. Подписали российско-американскую декларацию о завершении «холодной войны». Правда, точно такие же слова звучали раньше, при встрече Буша с Горбачевым на Мальте в 1989 г. Но теперь они получили новое содержание. Выступая перед Конгрессом США, Буш объявил о «победе над СССР». Документ, подписанный Ельциным, приобретал именно такой смысл.

При этом победители выражали готовность помочь капитулянтам. В январе 1992 г. в Вашингтоне собралась конференция, представители 47 государств и 7 международных организаций обсуждали поддержку СНГ. С февраля ВВС США начали операцию «Provide Hope» по доставке в бывшие советские республики гуманитарных грузов. Хотя жест был чисто демонстративным. Перебрасывались излишки продовольствия и медикаментов, оставшиеся после войны в Персидском заливе. Они все равно были не нужны, а хранение требовало затрат, их предстояло ликвидировать. Вот и отдали. Да и количество отнюдь не впечатляло. Первым этапом – 2 тыс. тонн. Всего за год – 7 тыс. тонн. Для 290 млн человек – капля в море. Зато рекламировали «помощь» очень широко. Что касается реальной «помощи», то бывшие советские республики одну за другой приняли в Международный валютный фонд. Вот это было гораздо серьезнее – ссужать деньги, опутывать долгами.

Что ж, в новых государственных образованиях положение было незавидным. Правительство Эстонии возглавлял лидер националистического Народного фронта Эдгар Сависаар – кстати, из «прогрессивных» экономистов академика Гвишиани, диссертацию он защитил на тему «Основы глобальных моделей Римского клуба». Вместе с другими прибалтийскими республиками эстонцы получили независимость раньше других, еще 2 сентября 1991 г. Но и в лужу сели раньше других. Уже в январе обнаружилось, что воинствующие русофобы не могут обеспечить свое население ни продовольствием, ни топливом. Правительство Сависаара ушло в отставку. Его сменил Тийт Вяхи, начавший договариваться не только с Западом, но и с Россией.

Но лихорадило и другие республики. В Узбекистане 1 января «либерализовали» цены, а 16 января начались крупные волнения в студенческом городке Ташкентского университета и политехнического института, студенты протестовали против резкого подорожания, не могли купить хлеба. Стихийный митинг разгоняла милиция, ее закидывали камнями, она открыла огонь, двое юношей погибло, многих арестовали. Это вызвало новый взрыв беспорядков. Митинги разгоняли дубинками, но они возобновлялись. С 18 января студгородок стали зачищать, студентов принудительно высылали на «каникулы» по местам жительства. В Ташкент их больше не вернули, перевели на учебу в областные центры Узбекистана, для этого местные пединституты преобразовали в университеты или открыли там филиалы ташкентских вузов.

Бурлила и Россия. 9 февраля движение «Трудовая Россия» собрало массовый митинг против начавшихся реформ на Манежной площади в Москве. Но аппарат Ельцина, Гайдара, Попова мобилизовал служащих государственных учреждений, призвал «демократию», и у Белого дома был организован альтернативный массовый митинг – с требованиями «не мешать правительству» проводить реформы.

23 февраля, в День Советской армии, митинг созвал Союз офицеров. Не только в честь праздника – протестовали против раздела Вооруженных сил. Предполагалось шествие, возложение цветов к могиле Неизвестного солдата. Правительство Москвы по настоянию Попова запретило все митинги и демонстрации. Но Моссовет отменил это постановление. Митинг разрешили на площади Маяковского. Однако было собрано 12 тыс. сотрудников милиции, 4 тыс. солдат внутренних войск. 450 грузовиков заблокировали улицы в сторону центра. Потом разыгралась провокация. Среди массы митингующих кто-то запустил слух, что Попов одумался, возложить цветы к Вечному огню разрешили. Организовалось шествие к Кремлю. Кордоны милиции разошлись, грузовики разъехались. Но когда колонны вступили в образовавшиеся проходы, стражи порядка вдруг сомкнулись, отсекая их, и начали избивать.

Причем в отношении патриотов впервые был внедрен термин «красно-коричневые», солдат и омоновцев накрутили, что это враги, чуть ли не фашисты. А во главе шествий шли с цветами старики, ветераны войны. На них и посыпались удары дубинок! [28, 69] «Демократическая» пресса описывала разгром манифестации с откровенным глумлением – как проучили отживших свой век «совков». Но с этого времени обозначилось открытое противостояние патриотических сил и власти. 17 марта, в годовщину референдума о сохранении СССР 100 тыс. человек собрались на «Всенародное вече» – требуя выполнения итогов референдума.

А в некоторых регионах гремела стрельба, лилась кровь. В Грузии режим «правозащитника» Звиада Гамсахурдиа довел республику до полного раздрая. Под его эгидой с 1990 г. создавались вооруженные формирования – Национальная гвардия, группировка «Мхедриони» вора в законе Иоселиани. Начали набеги против Южной Осетии и Абхазии, лояльных к России. Грузинский парламент постановил лишить их национальной автономии. В самой Грузии развернулись преследования русских, осетин, абхазов. Многие уезжали в Россию. Но в дни ГКЧП Гамсахурдиа струсил, объявил о роспуске своих формирований. Однако ГКЧП мгновенно провалился, и соратники Гамсахурдиа обвинили его в предательстве. Он распустил правительство, арестовал Иоселиани.

Национальная гвардия под командованием художника Кетовани разоружиться отказалась, ушла в леса. Опорой Гамсахурдиа осталась грузинская милиция. В Тбилиси периодически повторялись беспорядки, столкновения, были убитые и раненые. Гамсахурдиа заключил союз с Дудаевым, захватившим власть в Чечне. Решил создавать новую грузинскую армию. СНГ он игнорировал, поэтому в разделе Вооруженных сил не участвовал. Но и сам, без всяких договоров и соглашений, провозгласил, что «национализирует» все воинские склады и имущество советских войск на территории Грузии.

Однако Кетовани со своей Национальной гвардией встревожились, что их противник сформирует силы против них, и не допустили этого. Подняли мятеж в Тбилиси, к ним присоединилась группировка «Мхедриони», освободила из тюрьмы своего предводителя Иоселиани. Две недели в городе гремели уличные бои, Гамсахурдиа бежал. В Грузии стал заправлять «Военный совет» во главе с Кетовани и Иоселиани – как говорили, к власти пришли «неизвестный художник и известный вор». Конечно, такое правительство был слишком сомнительным, и республика разделилась в гражданской войне.

Но после ликвидации СССР в Москве «освободился» куда более авторитетный лидер, Шеварднадзе. Бывший первый секретарь ЦК компартии Грузии, бывший министр иностранных дел СССР. В Грузии у него сохранялись обширные связи, и многие исследователи склоняются к мнению, что за организацией переворота стоял именно он. Во всяком случае, Кетовани, Иоселиани и другие руководители пригласили его на родину, безоговорочно уступили первенство. «Военный совет» был преобразован в Государственный совет, и Шеварднадзе стал его председателем. Сразу же обратился с просьбой к Ельцину – не выводить из Грузии войска СНГ. Здесь остались российские гарнизоны, помогли поддержать и восстановить порядок. Но остались невывезенными и большие склады вооружения, оно стало перетекать к грузинам. Под командованием Кетовани началось формирование их армии.