Трое и весна

Тайна фараонов

Тихим летним утром, когда солнце ещё умывалось на горизонте, разбрасывая во все стороны розовые брызги, по широкой улице брели четыре мальчика с красными галстуками на груди.

И никто в селе не догадался, что это шагает археологическая экспедиция, которая намерена заглянуть в вековечные глубины таинственного кургана.

Правда, ребята мало походили на настоящих археологов. Настоящие археологи едут на грузовиках, одеты они в комбинезоны, почти все с бородами — ну где найдёшь в степях и лесах парикмахерскую?

А наши герои?

Чуть впереди, глядя мечтательными глазами вдаль, прижимая к себе блестящую, как зеркало, лопату, размашисто шагает Вася. За ним подпрыгивает веснушчатый Коля в узбекской тюбетейке на таких огненных волосах, что кажется, вот-вот она вспыхнет жарким пламенем. Рядом с Колей Толя волочит ноги по остывшей за ночь пыли, наверно испытывая от этого особое наслаждение. Он при каждом шаге подбрасывает вверх непокорные волосы, они за половину лета, щедро вымытые дождями, отросли через лоб и колюче заглядывают ему в глаза. Позади всех твёрдой походкой идёт Петя. Он плотный, словно туго набитый зерном мешок, у него круглое, похожее на блин, лицо, важное и серьёзное. Даже зевает он серьёзно.

Да, не очень похожи наши хлопцы на настоящих археологов. Разве что только лопатки похожи на археологические. Впрочем, внешность бывает обманчивой…

Вот ребята наконец стёрли с глаз прилипчивую сонливость, с аппетитом позевали. И открыли рты. Не для того, чтобы опять зевать, — для разговора.

Послушаем их.

— А на том бугре есть… — первым нарушает молчание Толя.

— Не на бугре, а на кургане, — сердито перебивает его Вася. — Бугор — это просто маленькая гора. С неё можно съезжать на санках зимой. А если кто строит хату, так едет к бугру за глиной. Больше ничего в бугре не найдёшь, если даже весь его изроешь экскаватором.

— Есть, — живо отзывается Коля. — Я однажды, когда мама на свёклу меня брала, нашёл в бурьянах на бугре самогонную трубку. Вся заржавела.

Вася даже не посмотрел на него.

— А курган — это историческая гора. Её люди когда-то давно-предавно насыпали. Наверно, своего самого отважного воина здесь похоронили. Носили землю, пока не вырос большой курган. Возле гроба этого воина — оружие золотое, всякие горшки, кувшины, ведра, скалки для будущих историков… Думаете, если они давно жили, так были глупые? — насмешливо щурится Вася, заметив недоверчивые огоньки в глазах Коли.

Коля отрицательно качает головой, давая знать, что он верит Васе.

— Эти вещи, — успокаивает Вася, — и являются сейчас историческими экспонатами. Да что кувшины, горшки!.. — загорается он. — Вот шёл, скажем, домой доисторический мальчик и, ротозей этакий, потерял пуговицу. Ну, донёс штаны в руках, тихонько пришил вторую, чтоб мать не заметила и не отходила его каменной скалкой за пропажу, потому что пуговицы тогда, как все остальное, были в большой цене. А потерянная им пуговица уже не просто пуговица, а ценный экспонат древности.

Коля открыв рот слушает, а его свободная рука помимо его воли тянется к поясу и крутит большую алюминиевую пуговицу, ярко блестящую на солнце. По веснушчатому лицу видно, ему жалко эту пуговицу — он же выменял её за тугой лук с тремя стрелами, — однако рука продолжает разрушительную работу.

— Курганы раскапывают маленькими лопаточками. — Для наглядности Вася поднял свою лопатку. — Экскаватор и близко не подпускают, он все эпохи перемешает, все горшки, кувшины в черепки превратит, все монеты погнёт. Когда появляются первые экспонаты, лопатки отбрасывают подальше и руками перебирают землю. Вынут осторожно экспонат, обдуют пыль и несут в музей.

— И пуговицы в музей? — не верит Коля.

— А ты как думаешь!

Кто знает, как и о чем думал Коля. Наверно, из головы у него не выходила пуговица. И та, старинная, и своя, которую только что бросил в пыль. Значит, всеми своими мыслями он погрузился в археологию.

А Толя, которого так неуважительно перебили в самом начале, разговора, насупился и молча брёл по дороге, думая, как бы Васю за живое задеть (а хотел было спросить, живут ли на бугре, то есть на кургане, ящерицы), вместо этого сказал сердито:

— А на том бугре никто и никогда не хоронил никого, зачем было переться куда-то в степь, если кладбище возле села? И зачем им закапывать в могилах старые ведра? Лучше бы сдали в утиль и сходили в кино. Разве что какая-нибудь корова потеряла «экспонат»…

— Что? — гневно округляет глаза Вася. — Да ты… ты знаешь, когда возникло кино? А ты знаешь, когда впервые появились утильщики? Чем на истории занимаешься? Ворон ловишь?

Толя спохватывается, но уже поздно. Надо же, так разозлился, что ляпнул ерунду. А Вася наступает и не жалеет обидных слов. Толя моргает глазами, невпопад размахивает руками, отворачивается.

И вдруг Толины длинные ресницы замирают, а глаза, бегающие от стыда по сторонам, останавливаются на выгоне, зеленеющем между белых хат. Вслед за глазами туда устремились Толины ноги.

Разгорячённый, Вася ещё бросает едкие слова, но их уже проглатывает прозрачный воздух.

Толя догоняет экспедицию возле магазинчика на перекрёстке.

— Ну, набегался? — У Васи уже кончились обидные слова, и он вынужден обходиться обычными. — Зачем тебе понадобился этот паршивый телёнок?

— И вовсе не паршивый телёнок, он хороший, — смиренно говорит Толя, — белая звёздочка на лбу и шерсть кудрявая, как на ягнёнке. У него рожки растут, поэтому ему хочется почесать лоб. А бабка Ульяна взяла и привязала его посреди выгона — ни дерева вблизи, ни плетня. Обо что почесаться телёнку? Рук-то у него нет… Вот я и почесал…

— Эх ты, «археолог», — машет рукой Вася. — А кол, к которому он привязан, зачем? Пусть чешется сколько влезет.

Толя молчит, поражённый такой простой и гениальной мыслью приятеля. А Вася, воспользовавшись молчанием, ищет доводы посильнее. Иначе с такими трудностями организованная экспедиция на глазах развалится. Ведь в голове у него столько всякой всячины! И про Древнюю Грецию, и про Атлантиду, которая потонула в океане, оставив плавать на поверхности только легенды, и про египетских фараонов… Во, это подойдёт! Вот этим он так поразит своих недисциплинированных археологов, что обо всех телятах забудут.

— А знаете, что произошло с экспедициями, которые исследовали пирамиды фараонов? — таинственным шёпотом сказал Вася, и все три головы, точно по команде, обернулись к нему, — Первая из них добралась к гробнице, глубоко-глубоко, видит, надпись: «Смерть коснётся крыльями того, кто потревожит фараона». Ну, посмеялись, уже тогда археологи не были суеверными, стали вытаскивать золотые мечи, драгоценные камни, всякие кувшины… И тут — хлоп один. Бросились к нему, а он уже не дышит. Все, конечно, перепугались и ходу оттуда. Пока бежали, ещё трое замертво упали… Никто не вернулся из песков Сахары… Думаете, другие испугались?.. — Он выдержал напряжённую паузу. — Ничуть не бывало! Спустя несколько лет новая экспедиция поехала…

Что произошло с этой экспедицией, ребята не узнали — где-то впереди затрещал пусковой двигатель трактора.

Подумаешь — трактор! Однако Коля тут же забыл о Васиных фараонах.

— Ребята, ну, ребята, пошли быстрее! Так знаете сколько мы будем тащиться к кургану? — озабоченно перебил он Васю.

Хотя бы не хитрил!

Не такой Коля, чтобы так просто миновать трактор или машину. Если водителя нет вблизи — залезет в кабину, крутанёт руль, подёргает рычаг скорости. Кончается его наскок всегда одинаково: Коля не выдерживает, нажимает на соблазнительную кнопку сигнала… Свой водитель далеко не преследует — знает Колино пристрастие к машинам. А чужой… Поэтому Коля бегает быстрее всех на их улице.

Сейчас дядька сидел в кабине.

Коля резко «затормозил», заглянул — кто? Не сказать, что обрадовался — в кабине сидел дядька Степан. Это в его тракторе на прошлой неделе Коля случайно включил заднюю скорость. Поэтому Коля только посмотрел на трактор сбоку, вытер тюбетейкой забрызганную фару. И долго смотрел вслед, когда трактор, фыркая синим дымом, затарахтел к полевому стану, оставляя на земле красивый рубчатый след.

— Масла перелил. Оттого и дымит, как наша печка, когда бабуся забудет дымоход открыть, — вроде равнодушно сказал Коля. И, обернувшись к Васе, нетерпеливо спросил: — А что там случилось со второй экспедицией?

— Что? Ничего! — отрезал Вася и пошёл быстро вперёд, чтобы его глаза не видели таких «археологов».

Однако долго он не мог сердиться, его самого захватили мысли о страшной мести фараонов. И, оставив своих незадачливых исследователей старины на вполне современной пыльной дороге, он перелетел мыслью в далёкую знойную Африку… Вскоре вместе с изнурёнными учёными тяжело шагал по раскалённому песку, с невероятным трудом вытаскивая обожжённые ноги…

Коля и Толя, увидев, как по-журавлиному ступает Вася, тихонько прыснули. А на большее не отважились. И Вася продолжал без помех преодолевать бесконечные пустынные просторы, неуклонно приближаясь к серо-сизым пирамидам с золотыми саркофагами в их прохладных лабиринтах.

А пейзаж, разворачивающийся перед путешественниками, ничем и близко не напоминал жёлто-горячие разливы песков Египта. Первым обратил на это внимание Петя. Прищурившись, он окинул взглядом сизую рожь, дальний клин темно-зелёного клевера с розовыми светлячками, свекольное поле. И произнёс свои первые за это утро слова:

— Рожь колос выбросила. А свёклу пора прореживать… О, да её уже прорывают. — Увидел у кургана белые косынки женщин.

— Что? А? Где? — как будто проснулся Вася.

Очнулся и одним глазом увидел свекольное поле.

А потом обоими, широко открытыми, увидел окутанный седым туманом курган.

По его крутым бокам блуждали какие-то невыразительные тени.

— Эх! — Резвым жеребёнком сорвался он с места, оставляя позади Толю, Колю и хвост густой пыли.

Вася бросился за ним, тяжело дыша. И хотя бежали они совсем рядом, локтями друг друга касались, но мыслями были далеко друг от друга.

«Они только что начали, — думал Петя о женщинах. — Пока всю свёклу пройдут, без рук останутся».

А Вася лишь воскликнул про себя: «Ой, не скифы ли тут жили?»

Когда силы были на исходе, Вася перешёл на шаг. Ещё раньше с бега на шаг переключился увалень Петя.

Вот так и двигались: впереди всех Вася, не спуская глаз с кургана, за ним — вдоль свёклы, нагибаясь и касаясь нежных листочков, — Петя, а далеко позади брели остальные члены экспедиции.

И вот уже Вася стоит под курганом.

А когда пошёл вверх по крутому склону, в его руках призывно сверкнула маленькая лопатка. Это подействовало на Колю и Толю — они сперва прибавили шаг, потом пустились бежать.

Только Петя вроде не заметил Васиной лопатки. Должно быть, не в ту сторону смотрел. А может, его ослепили до синевы белые косынки женщин, склонившихся над свёклой?

Кто его знает! Только Петя от подножия кургана повернул влево, в долину, где были женщины.

А Коля и Толя полезли наверх. И вскоре к одной лопатке, сверкнувшей на кургане, присоединились ещё две. Настоящий фейерверк получился.

А Петя исчез за курганом.

Вася увидел это, скривился. Погрозил кулаком туда, где пропал Петя, и снова налёг на лопатку.

Земля такая твёрдая, как в школьном дворе. «А почему бы ей быть мягкой, — азартно думал Вася, — если на ней мамонты кувыркались и скифы скакали?.. А может, здесь сидели дружинники и поминали вещего Олега?..»

«Хм, а вдруг правда в этом кургане полно золотых сабель? — думал Коля. — Себе возьму одну и дяде Степану подарю. Он с неё сдерёт золото и золотые зубы себе вставит. Он давно мечтает о них. Тогда я каждый день буду ездить на его тракторе. А может, дядя Степан даже возьмёт меня своим помощником…»

Уже не так блестели лопатки, выбрасывающие во все стороны землю. Вначале она была чёрной, затем посерела. А когда яма стала ребятам до колен, наверх тяжело стала падать жёлтая глина.

«Где же они, эти сабли? — начал тревожиться Коля. — А вдруг их здесь вовсе нет и мы зря надрываемся?..»

Руки наливались свинцом, и вскоре не было сил поднять их. Знойное солнце грело ребятам мокрые спины.

Первым сдался Коля. Обеими руками снял тюбетейку, вытер вспотевшее лицо. Затем Толя вогнал лопатку в глину, глянул на свои покрывшиеся пузырями руки, вздохнул:

— Эх, если б сюда экскаватор!..

Вася резко обернулся. Его глаза — точно щёлки.

И тут вдруг подал голос Петя. Закричал на всю степь, может, не на всю, но на кургане его хорошо услышали.

— Идите сюда! Что-то покажу-у-у!

Кто из ребят, даже археологов, останется равнодушным к такому призыву? Толя с Колей скатились вниз.

А Вася вышел на верхушку кургана и стал возле высоченного чертополоха. Упругий ветер обнял его, дёрнул за волосы и толкнул в спину, и ноги чуть сами не понесли его вниз.

Ветер не знал Васи, понятия не имел о том, что имеет дело с таким ретивым археологом, который за какую-нибудь паршивую пуговицу от штанов замызганного скифского мальчишки отдаст не колеблясь все марки, даже с Островов Зелёного Мыса.

Наконец Вася резко отступил назад.

— Хлопцы! Вы что, свёклу пришли прорывать? — крикнул Вася грозно, разгадав Петину хитрость. — Ну-ка, назад!

Ребята точно оглохли. А ведь слышат же, слышат…

Во второй раз позвал, в третий… Голос его вспугнул воробьёв, которые купались в тёплой пыли на дороге.

Словно глухих зовёт.

Пришлось спускаться вниз.

— Ах, это ты… — спокойно сказал Петя. — Пришёл помогать?

Ну, что ему ответишь?

Вася коршуном налетел на Колю и Толю:

— Ну-ка, марш на курган! Кому я сказал?

Ребята смущённо топтались на месте.

— Ты посмотри, какая она хорошая, — миролюбиво отозвался Толя, протягивая Васе нежную свеколку. — Хорошая, а лишняя. Нужно вырывать, чтобы дала расти другим.

Вася глянул и увидел только Толины маленькие, но сильные руки, которые так сноровисто долбили затвердевшую землю на кургане.

— А знаешь, что это за свёкла? — таинственным голосом сказал Коля. — Новый сорт. Слаще мёда! И тётка Анна сказала, что мы первыми попробуем сахар! А обратно поедем на машине. Я сяду в кабину.

Вася ещё громче повторил свой приказ.

— Кто это здесь так раскомандовался? Видали бригадира!

Вася быстро оглянулся. Грозно подбоченясь, стояла дородная женщина — звеньевая тётка Анна.

— Я не бригадир, — пролепетал растерянно Вася. — Я… археолог.

— Археолог? — блеснули тёткины глаза. — Значит, курган будешь разрывать, старину искать?

— Ага, курган, — кивнул Вася, приятно поражённый, что тётка не стала смеяться. Сказала — курган, а не холм.

— А знаешь, сколько он здесь стоит? — прищурилась тётка Анна.

— Ну, лет, наверное, тысячу… — осторожно ответил Вася.

— Вот-вот, если не больше. А ещё неделю постоит?

— А что ему сделается?

Что ещё мог сказать Вася?

— Тогда засучивай рукава и прорывай свёклу. Тут не только неделя, каждый час дорог.

Загнанный в угол тёткиной хитрой логикой, Вася побрёл к грядкам.

А Петя тут как тут.

— Смотри, которая свёколка хилая, слабая, выдёргивай с корнем — от неё никакой пользы, только вред, сильное растение заглушит. И приглядывайся, чтобы расстояния между свёколками были одинаковыми.

— Знаю, профессор, — пренебрежительно отмахнулся Вася. И неохотно склонился к рядку.

Прореживал свёклу и время от времени с сожалением поглядывал на опустевший курган. Обиженные тени попрятались в его загадочной глубине.

Женщины, приехавшие домой на грузовиках, быстро разошлись по домам, а ребята топали вместе, разбрызгивая ногами мягкую, как тополиный пух, пыль.

— Пропал день, — тяжело вздыхал Вася. — Вот такие мы археологи, историки, исследователи…

Ребятам не хотелось расставаться с ощущением чего-то приятного, пришедшего вместе с усталостью, и они помалкивали. Только Петя, помолчав, отозвался:

— А те учёные, другие, разгадали тайну?

— Ну да, «разгадали»! Умерли, и сейчас никто толком не знает, что там произошло… Да ну вас! — Вася крепко сжал лопатку и побежал улочкой в конец села, где он жил.

— Завтра один пойду, вас не возьму! — оглянувшись, крикнул ребятам. В его голосе прозвучали и гордость, и глубокая затаённая обида.

Ребята всё почувствовали — и гордость, и обиду.

Остановились, переглянулись.

— А ведь разгадает, — тихо, торжественно сказал Петя. — Разгадает тайну этих проклятых фараонов…

Ребята оглянулись. На фоне остывающего сиреневого неба высился чёрный курган. Махнули ему на прощание рукой и пошли дальше по ярко освещённому селу.