Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец

Шаги за стеной

Пепе пришел домой поздно, когда маленькая сестренка и брат уже спали. За столом при свете тусклой лампы сидела мать и шила.

Всякий раз, когда Пепе приходил вечером домой, мать долго ворчала на него. Но Пепе привык к этому. В ответ он просил есть.

Не отрывая глаз от шитья, мать кивала головой в сторону стенной полки. Встав на цыпочки, Пепе шарил по полке рукой и находил там кукурузную лепешку. Потом он садился на кровать. Собственно, это была не кровать. Просто в земляной пол вбиты четыре столбика, на перекладины положены доски, а сверху — плетенная из травы циновка.

Иногда, перед тем как лечь спать, Пепе рассказывал матери о своих дневных приключениях. Но сегодня с ним ничего особенного не случилось, и поэтому мальчик молча лег, повернувшись лицом к стене.

Стена из тонких досок. На ней наклеены вырезанные из журналов картинки, на которых красуются голливудские кинозвезды. Вот Мэрилин Монро с рюмкой коньяка в руке. «Выпейте! Это очень вкусно!» — говорят ее озорные, смеющиеся глаза. Напротив Мэрилин в углу висит икона, с которой глядит безжизненный лик святой девы Каридад.

Мать гасит свет и опускается на колени. Она долго шепчет молитву.

— Святая дева Каридад, — слышится в темноте взволнованный голос матери, — я каждую ночь говорю с тобой. Услышь меня и помоги. Пожалей моих детей. Я родила их, чтобы они были счастливы, а они всегда голодны и несчастны. Как я хочу, чтобы мой Пепе ходил в школу!.. Святая дева Каридад, — еще тише шепчет мать, — пошли нам хоть немножко радости и удачи, обереги моего мужа Франциско от бед и болезней. Помоги нам, святая дева Каридад…

Кончив молитву, мать подошла к кроватке Эрманито и поправила одеяло. Потом она поцеловала Пепе, маленькую дочку и, постояв немного в раздумье, легла на свою скрипучую кровать.

Пепе не спал, хотя мать уже давно уснула. Указательным пальцем мальчик потихоньку отламывал кусочки коры, и щель в стене между досок становилась все шире. Пепе нацелился глазом на звезду. Звезда была голубая. Она смотрела на Пепе, мерцала, будто хотела что-то сказать ему.

Около дома послышались шаги. Пепе перестал разглядывать звезду и прислушался.

— Сваливай здесь! — приглушенно командовал мужской голос.

— Помоги!

На землю рухнуло что-то тяжелое.

С той стороны, где слышались голоса, был маленький сарайчик, за ним лачуга Жозефины, а дальше — водосточная канава.

— Тащи сюда! — снова раздалась команда.

Потом донесся слабый шум передвигаемых досок, и все стихло.

«Кто же это мог быть?» — спрашивал сам себя Пепе.

Скрипнула дверь. В дом неслышно вошел отец и улегся спать.

Не повезло

Проснувшись утром, Пепе всякий раз старательно размышлял о том, чем он будет заниматься днем. Конечно, мать могла заставить его нянчиться с сестренкой или отправить в магазин, и тогда планы рушились. Но все равно помечтать приятно.

Сегодня Пепе изменил своему обычаю. Мечтать ему было некогда. Едва открыв глаза и убедившись, что отец уже ушел на работу, Пепе вскочил с кровати и стал натягивать свою бессменную красно-желтую рубашку и посеревшие от времени синие брюки.

Добежав до сарая, Пепе остановился и посмотрел вокруг. Никого не видно. Дверь сарая оказалась незапертой. Пепе приоткрыл ее и прошмыгнул внутрь.

После яркого солнца глаза плохо видели в темноте, и мальчик некоторое время стоял, не различая ничего вокруг. Наконец в полутьме стали проступать очертания наваленных в беспорядке досок. Вот и бочка, в которой хранится всякий хлам.

Пепе присел на корточки и заглянул под доски, но ничего не увидел. Тогда Пепе взялся за конец большой доски и стал потихоньку двигать ее. Доска была тяжелая. Он нажимал на доску все сильнее и сильнее, и наконец она поддалась. Но за ней поползли и другие. По сараю разнесся грохот. Пепе отскочил к бочке и замер от испуга.

Он был уверен, что к сараю сейчас же сбегутся соседи, и прежде всех громогласная Жозефина. Но по-прежнему было тихо. Только сердце стучало, как молоток.

Мальчик вышел из угла. Запустив руку под верхнюю доску, он нащупал ящик. Но открыть его Пепе не мог: ящик был наглухо забит гвоздями.

Пришлось вернуться домой.

А дома ждали дела. «Вынеси мусор!.. Сбегай за водой!.. Попроси у лавочника соль и кофе!»

Когда все было сделано, Пепе, спрятав под рубашку щетку, ваксу и захватив леску для рыбной ловли, отправился в Гавану.

Гавана для Пепе делилась на три части. Одна Гавана — это окраины, где среди сотен сарайчиков и лачуг был и его дом. В этой части города он знал все выходы и входы и не заблудился бы даже в самую темную ночь. И, хотя Пепе вырос в этом районе, он не любил его: здесь много пыли, улицы грязные, немощеные.

Еще одну Гавану не любил Пепе — район многоэтажных домов, богатых отелей, причудливых особняков. Пепе чувствовал себя там маленьким и беспомощным. За весь день не заработаешь и гроша, не проникнешь в ресторан, чтобы почистить кому-нибудь ботинки. Везде у входа — швейцар с галунами. Нельзя открыть дверцу у подъезжающей к отелю машины — это делают швейцары. Кроме того, здесь так много блюстителей порядка — полицейских, которые норовят схватить за воротник каждого бедно одетого мальчишку.

Пепе любил ту часть города, которая называется Старой Гаваной. Улицы здесь узкие-узкие. Дома невысокие, двухэтажные, с металлическими балконами. Иногда балконы домов находятся так близко друг от друга, что, кажется, можно перепрыгнуть с одного на другой.

Пепе знал в Старой Гаване каждый закоулок, любое кафе и маленькие рестораны. Он знал, где можно подработать и где с толком истратить заработанное. В Гаване ребята из бедных семейств предоставлены сами себе. Если мальчик может заработать на пропитание цент, другой — разве это плохо? У многих родителей не хватает денег, чтобы свести концы с концами.

Сегодня Пепе решил начать свой трудовой день с ресторанчика «Эль Бристоль». Подойдя к ресторану, Пепе начал пристально вглядываться внутрь помещения. Хозяин заведения, высокий большеголовый человек, обычно стоит за стойкой, разливая напитки и наблюдая за порядком.

Всех хозяев ресторанов Пепе считал своими главными врагами. Бывало так: только незаметно проберешься между столиками, найдешь клиента с грязной обувью и примешься чистить ему ботинки — откуда ни возьмись, хозяин. Он хватает за воротник рубашки и выбрасывает на улицу. И, если даже уже вычистил клиенту один ботинок, все равно деньги за свой труд не получишь. «Сегодня я уж постараюсь проскочить незамеченным», — подумал мальчик.

Хозяин повернулся лицом к стене, где на полках красовались десятки разноцветных бутылок. Пепе прошмыгнул в ресторан и сразу же пригнулся около ближайшего столика.

Наметанным взглядом мальчик стал искать грязные ботинки. Одна пара ног, другая, третья… Пепе уже давно научился определять по ботинкам, насколько щедрую плату можно ожидать от клиента.

«Этот, наверное, при деньгах», — рассуждал Пепе, уставившись на новые, немного запыленные ботинки, над которыми виднелись пестрые носки и наутюженные брюки. Рядом с ботинками — изящные женские туфельки.

Пепе стал пробираться к намеченному столику. Добравшись, он осторожно полез под скатерть. Обычно Пепе не спрашивал позволения клиента, если ботинки сильно испачканы, а просто вынимал щетку и чистил. Иногда клиент заглянет под стол, улыбнется и продолжает есть: дескать, давай, парень, работай!

На этот раз Пепе тоже решил не предупреждать владельца дорогих ботинок. Вынув щетку и ваксу, он стал усаживаться поудобнее и нечаянно задел за ногу женщины.

— Ой! — взвизгнула женщина.

Пепе посторонился, но скатерть уже приподнялась, и на него уставилась пара выпученных пьяных глаз под мохнатыми рыжими бровями.

— Ты что здесь делаешь, негодяй? — картавя на американский лад, зарычал мужчина. — Подслушиваешь?

Пепе стал поспешно засовывать под рубашку щетку и ваксу. Мужчина сильно толкнул его ногой в грудь. Пепе ударился лицом о ножку стола и вскрикнул от боли.

К месту происшествия уже спешил большеголовый хозяин. Ох схватил Пепе за воротник и потащил к выходу, повторяя на ходу ругательства. Волосатая лапа хозяина прочно держала мальчика. На тротуаре хозяин огляделся вокруг в поисках полицейского и, не обнаружив его, со злостью толкнул Пепе в спину. Мальчик покачнулся, но устоял на ногах и тут же бросился бежать.

Только теперь Пепе почувствовал, что по лицу у него течет кровь. Бровь и губа были рассечены.

Обтерев лицо рукавом, Пепе решил, что все обошлось не так уж плохо: ведь у него не отняли щетку и ваксу!

Господа — американцы

Пепе не обиделся на американца. Американцам все можно — эту истину он давно усвоил.

Пепе, наверное, не смог бы объяснить: почему американцам все можно. Но он знал, что у американцев много денег, что хозяева ресторанов и магазинов гнут перед ними спину, что даже полицейские, которые любят говорить «на басах» с кубинцами, отвечают на вопросы американцев вежливо и с почтением.

А сколько приезжает на Кубу американских туристов! В гаванский порт часто приходят белые корабли и привозят из Америки красиво одетых леди и джентльменов, которые гуськом спускаются по трапу и разбредаются по Гаване в поисках, как они говорят, «кубинской экзотики». В такие дни мальчишки знают, как подработать.

Возможно, Пепе было неизвестно, что его родина — маленькая Куба — расположена очень близко от большой и могущественной страны — Соединенных Штатов. Пепе был человеком не сведущим в политике. Да и зачем ему особая осведомленность! У Пепе было свое собственное отношение к американцам. Он их не любил. Хотя в то же время был не прочь получить от американских туристов монету, другую.

Сегодняшний день у Пепе начался неудачно, но… когда Пепе шел по набережной недалеко от крепости Де Моро, он услышал сзади чей-то бас:

— Эй, мальчуган! Подожди!

Пепе обернулся. Из автомобиля, прижавшегося к тротуару, вылез грузный мужчина с двумя фотоаппаратами на груди.

— Мне нужно тебя сфотографировать!

— Пор фавор! (Пожалуйста!) — пожав плечами, ответил Пепе.

Из машины вышел еще один человек с перстнем на пальце и сигарой в зубах.

— Ты сфотографируй его на фоне отеля, — посоветовал тот, что с перстнем. — Будет замечательное фото. Маленький кубинец с синяком под глазом на фоне отеля. Ха-ха!

Пепе не понравились эти слова. Он хотел бежать. По не успел — снимок был сделан, и американец, сказав «о’кэй», направился к машине.

— Мистер! Мистер! — закричал Пепе, злясь не то на американца, не то на свою растерянность. — А платить кто будет? У нас в Гаване ничего даром не делают!

Второй, с перстнем, засмеялся, а грузный мужчина лениво полез в карман и бросил Пепе монету — десять центов. И то не плохо. Можно купить чего-нибудь поесть!

Повертев в руках монету, Пепе решил, что ему лучше всего купить булку с сосисками. В Гаване такая булка называется перро (собака). Называется, может быть, и не очень аппетитно, но булка вкусная-вкусная.

Весело напевая, Пепе быстро зашагал по улице, направляясь к магазину. На тротуаре, около входа в магазин, сидели друзья Пепе: Армандо, Рафаэль и Негрито. Они ждали хоть какой-нибудь работы, но покупателей в магазине было мало, и никто не нуждался в помощи ребят.

— Салюдо! (Привет!) — крикнул Пепе.

— Здорово! — вяло ответил Армандо. — Много заработал?

Пепе показал на синяк и сел вместе со всеми.

— Бьют бесплатно! — пояснил он.

— Плохо дело! — пожалел друга Негрито.

Ребята смолкли и, может быть, сидели бы так долго, если бы не послышался голос торговца: «Продаю горячих собак! Продаю горячих собак!» Торговец громко кричал, толкая перед собой тележку, в которой на углях грелись булки с сосисками.

— Горячая собака! Это очень вкусно! — причмокнул языком Негрито. — А почему булку с сосисками называют горячей собакой?

— Потому что сосиски горячие и кусаются, как собаки, — знающе пояснил Рафаэль.

— Ничего ты не понимаешь. — Пепе полез в карман, где у него хранилась монета. Вытащив ее, он подбежал к торговцу и купил булку с сосисками. — Видите! — Пепе раскрыл края булки, и оттуда выглянули сосиски, как язык из собачьей пасти.

Пепе разделил булку на всех и снова сел на тротуар.

— А говорит, ему даром синяк поставили. — И Рафаэль показал на Пепе.

— За такую булку я бы тоже согласился с синяком ходить, — сказал Негрито. — Подумаешь, синяк! Пройдет.

Армандо посмотрел на Негрито и улыбнулся:

— На твоей черной физиономии любой синяк поставить можно — все равно не видно!

— Правильно! — поддакнул Рафаэль.

Он вытащил из кармана мятую газету, разложил ее на тротуаре и старательно разгладил.

— Хе-хе! Смотрите! — через некоторое время вырвалось у Рафаэля. — Безработный сеньор Карни съел велосипед.

— Брось врать! — не поверил Армандо. — Велосипед железный!

— Тогда читайте сами! — Рафаэль с гордым видом отошел от газеты.

— Ты знаешь, Четырехглазый, что мы читать не умеем. — Армандо крепко взял Рафаэля за плечо. — А ну, читай!

— Ладно!

Рафаэль встал на колени перед газетой и начал медленно, по складам, читать:

— «Безработный Карни ел велосипед около года. Ежедневно он отпиливал от него два кусочка и проглатывал. Педали и покрышки он ел большими дозами. После того как велосипед был съеден, велосипедные компании использовали сеньора Карни для рекламы, заплатив ему несколько десятков тысяч долларов».

Рафаэль кончил читать, поправил очки и посмотрел на всех победоносным взглядом.

— Вот это да! — воскликнул Негрито. — Целый год велосипед ел, а потом еще деньги получил. А что, если и нам попробовать?..

— На чем ты будешь пробовать? — спросил Пепе. — Может, у тебя велосипед есть?

— Нет! — покачал головой Негрито.

— Тогда сиди и молчи!

— А Четырехглазый у нас все-таки счастливчик! — сказал Армандо.

— Разве у него велосипед есть? — Пепе испытующе посмотрел на Рафаэля.

— Велосипеда у него нет, но он читать умеет. Он может взять любую газету и прочитать все, что в ней написано. А мы не можем!

— Верно, — согласился Пепе.

— Рафаэль — ученый человек, — почтительно сказал Негрито. — Два года учился, а когда отец потерял работу, его ту-ту из школы. Платить было нечем…

— Это мы уже знаем! — остановил Пепе своего друга.

— Вот если бы меня пустили в школу и сказали: «Учись!» — вздохнул Армандо, — я бы учился и день и ночь. И потом сам стал учителем. И всех ребят, у которых нет денег, учил бы бесплатно. Ходил бы по улицам и искал ребят, таких, как мы. Подошел к ним и спросил: «Вы читать умеете?» Если бы они сказали «нет», я бы дал им бумагу, карандаши и учил бы их.

— А где бы ты деньги взял на бумагу и карандаши? — задал вопрос Рафаэль.

— Я бы получал в школе жалование и экономил на еде.

— Значит, ты один такой добрый, — не выдержал Пепе. — А почему нет таких учителей, которые бы бесплатно учили бедных?

— Потому, что им денег на бумагу и карандаши жалко, — ответил за всех Рафаэль.

— Правильно! — поддержал Пепе. — Я думаю, что люди добрыми бывают, когда у них денег нет. А как денежки заведутся, так они жадными становятся. Если бы я научился читать, я бы не стал учителем, а был бы шофером. Я бы перечитал все книжки о далеких странах, а потом сел бы в машину и поехал далеко-далеко. Отец говорил, что есть такая страна Россия, где вся земля покрыта белым мороженым. Его снегом называют.

— Врешь! — не поверил Негрито.

— По-честному говорю!

— Это мороженое есть можно?

— Конечно! Только оно не сладкое.

— Вот здорово там ребята живут. — Черные глаза Негрито расширились от восторга. — А мы даже одну порцию мороженого купить не можем.

— Ребята! — вдруг негромко сказал Армандо. — Из магазина выходит сеньора с покупками.

Все вскочили на ноги и бросились к женщине.

— Я, я отнесу! — закричали ребята наперебой.

Женщина выбрала самого высокого и сильного — Армандо.

— Отнесешь на улицу Сан-Хосе, шесть, там тебе заплатит служанка, — сказала женщина, передавая кульки.

— Подождите меня здесь, ребята! — весело крикнул Армандо и убежал.

Негрито и Рафаэль снова уселись на тротуаре.

— Адиос, амигос! (До свиданья, друзья!) — сказал им Пепе. — Мне пора домой.

Как закончился скучный вечер

Самым скучным временем своей жизни Пепе считал вечера, проведенные дома. Сегодня был такой вечер. Мать ушла, и Пепе должен нянчить младшую сестренку.

Когда мать уходила из дома, сестренка всегда принимались кричать, и никакие уговоры не могли остановить ее. Пепе бывало куда легче, когда плакал братишка Эрманито. Эрманито можно поколотить. Но сестренка совсем маленькая. Как быть? Пепе делал гримасы — страшные и смешные, паясничал перед сестренкой, плясал. Эрманито, глядя на Пепе, помирал со смеху, а сестренка все ревела и ревела.

Явилась толстая соседка Жозефина. Выпалив длинную тираду нравоучений и наставлений, она прогнала Пепе и быстро успокоила девочку.

Видно, Жозефине нечего было делать дома: она уселась около детской кроватки.

— Тетя Жозефина, можно я пойду в город? — робко попросил Пепе. — Все равно ты будешь ждать маму.

— Укачать сестренку не умеет, а по улицам шататься мастер, — как пулемет застрочила Жозефина. — Сиди дома! На улице уже темно.

Пепе хмуро отвернулся. Чем бы заняться? Он полез в свой заветный тайник и вытащил оттуда маленький мешочек с монетами. Их было всего семь, но зато какие! Дороже этого мешочка с монетами у Пепе ничего не было.

— Пепе, покажи! — подбежал Эрманито.

Пепе нехотя вытащил монеты.

— Это японская, — объяснил он брату.

— Почему японская?

— Потому что из Японии.

— А что такое Япония?

— Страна такая.

— А что такое страна? — не отставал малыш.

— Страна… Ну… страна! — повторял Пепе, не зная, как ответить. — Знаешь, ты еще маленький, тебе это не понять.

Пепе взял другую монету:

— Это шведская.

Пепе мог отличить каждую из монет даже на ощупь. Ему нравилось перебирать монеты, он мог делать это целый день. И всякий раз Пепе открывал что-нибудь новое: не замеченную прежде буковку или значок.

— Эрманито! Эрманито! — радостно кричал Пепе. — Смотри, какая здесь буква.

— А что такое буква? — спрашивал Эрманито.

Эти прозаические вопросы брата всегда портили настроение Пепе.

Жозефина укачала девочку и подсела к столу — ей тоже хотелось поглядеть монеты. Но пришла мать.

— Твой сорванец опять не смог укачать девчонку! — затараторила Жозефина. — Кричала как резаная. Бездельник! Ему бы только монеты разглядывать да шататься по улицам.

Пепе убрал монеты и спрятал их в потайное место, под кроватью.

— Принеси воды! — приказала мать.

Пепе взял ведро и вышел на улицу. Торопиться было некуда. Пепе знал, что сейчас начнется длинный разговор между матерью и Жозефиной. Так бывает всегда, когда они собираются вдвоем.

Мальчик долго бродил с пустым ведром вокруг сарая, где был спрятан ящик, но войти в сарай и посмотреть на него не решился. Вдруг кто-нибудь заметит! Когда Пепе принес домой воду, беседа еще продолжалась.

Мать стояла у стола и гладила, а Жозефина сидела рядом и рассказывала, как арестовали Антонио, мужа худенькой тети Эльзы. Говорят, Антонио призывал рабочих к забастовке. Его посадили в тюрьму и будут пытать.

Об аресте Антонио соседка рассказывала просто, будто речь шла о стирке белья. Наверное, она говорила так потому, что жителей поселка теперь арестовывают слишком часто, и не только жителей поселка. Во всех уголках Кубы арестовывают людей. Большинство из шести миллионов кубинцев против существующих порядков. Кому хочется быть голодным и нищим!

— Уж скорее бы все это кончилось, — говорила мать. — Если Батиста не может править на Кубе, пусть Фидель приходит в Гавану.

— В Гавану, милочка, прийти не так просто. У Батисты армия. Вон сколько танков и пушек.

— Что и говорить!

— Но скажу тебе, дорогая, — шепчет Жозефина, — этот злодей побаивается Фиделя. Говорят, закон такой вышел, по которому все автомобили красно-черного цвета должны быть перекрашены.

— Зачем это?

— У Фиделя красно-черное знамя! Диктатору, наверное, страшно, когда он видит эти цвета.

— Он и вправду с ума спятил. — Мать поставила утюг и посмотрела на Жозефину. — Только не пойму, что ты волнуешься. У тебя ведь автомобиля нет.

— Ах, милочка! — Жозефина всплеснула руками. — Автомобиля нет, но есть платье красное с черной отделкой. Как же я его теперь надену! Я его берегла, не носила, и вот, пожалуйста, идиот придумал закон.

— На платья законы не распространяются, — утешила мать соседку.

— Может быть. Но мне страшно. Увидит меня полицейский в этом платье и арестует.

Несколько раз всхлипнула маленькая сестренка. Мать начала раскачивать кровать, продолжая вполголоса беседу:

— Теперь можно попасть в тюрьму ни за что! Не то слово сказал, посмотрел на портрет генерала Батисты не так — вот и пожалуйста…

— Это точно! — поддакнула Жозефина.

— Я все время твержу мужу: «Будь осторожен, будь осторожен». Но разве он слушает? Домой возвращается поздно ночью. Долго ли до беды?

Пришло время ложиться спать.

— Спой мне, мама! — забравшись в постель, попросил Эрманито и тем самым положил конец беседе матери с Жозефиной.

Соседка ушла.

Мать запела очень знакомую Пепе колыбельную песню:

Пепе слушал песню, и ему тоже захотелось спать. Мальчик разделся, улегся в кровать, и сон стал незаметно подкрадываться к нему.

И все-таки Пепе не удалось уснуть сразу. Как и в прошлую ночь, он опять услышал за стеной шаги и приглушенные мужские голоса:

— Сваливай здесь!

На этот раз Пепе узнал голос отца.

— Помоги.

На землю что-то упало.

— До завтра! — сказал отец.

— В кафе «Эль Польо» в двенадцать, — отозвался незнакомец.

Слегка скрипнула дверь, и в дом вошел отец.

«Они принесли еще один ящик! — размышлял Пепе, повернувшись лицом к стене. — Вот бы хоть одним глазком посмотреть, что лежит в этих ящиках! А что, если одну доску у крышки оторвать!»

Но Пепе не знал, чем можно оторвать доску. Кроме того, ему было страшно. «А вдруг кто-нибудь увидит! А вдруг в ящике бомбы!»

Так и не решив, что же делать, Пепе уснул.

По стопам отца

Когда Пепе проснулся, отца уже не было дома. Его рабочий день начинался рано. Выпив чашечку черного кофе, отец поспешно уходил на табачную фабрику.

Пепе много раз бывал там. Он знал друзей отца. Знал даже рабочее место каждого.

В цехе, где работает отец, — длинный-длинный стол. Люди сидят за этим столом очень близко друг к другу. Перед ними большие груды листьев табака. Рабочие берут листья и крутят из них сигары. Сначала сворачивается и катается ладонью по столу один лист, но не самого высшего сорта — темный. Потом на него наворачивают другой, третий и, наконец, выбирают самый лучший лист — светлый — и им оборачивают сигару снаружи.

Хозяин платит за каждую скрученную сигару, поэтому отец Пепе и его друзья работают не покладая рук. Правда, они дают волю языку. Одни мурлычут себе под нос песню, другие переговариваются.

Когда Пепе приходит в цех и останавливается возле отца, все заговаривают с ним. Говорят, не глядя на Пепе.

— Эй, Пепе! Как дела? — кричит кто-нибудь.

— Хорошо.

— Подрабатываешь?

— А как же!

— На чем же ты подрабатываешь? — допытываются у Пепе.

— На сапожной ваксе и туристах американских, — находчиво отвечает мальчик.

— Молодец, Пепе! У туристов денег много.

— А как ты думаешь, почему у них денег много? — спросил как-то мальчика дядя Педро.

— Все понятно! — не задумываясь, ответил Пепе. — У них такие машины есть. Положишь в нее бумажку, трах-бах — и доллар вылетает. А у нас таких машин нет.

— Здорово! — улыбнулся дядя Педро.

Со всех сторон сыплются шутки. Рабочие посмеиваются над Пепе, но и он не остается в долгу.

На фабрике очень весело, и Пепе любит ходить туда, но сегодня он идти не решается.

«Все будут смеяться над моим синяком, — думает Пепе. — Лучше посижу дома».

Убедившись, что рядом с первым ящиком в сарае под досками спрятан второй, Пепе сел в тени дома и принялся старательно грызть палку сахарного тростника.

Может быть, ему все-таки пойти в город или хотя бы к Негрито. У него есть перчатка для игры в бейсбол[3]. Обычно Негрито надевает перчатку и ловит мяч, который бросает Пепе. Иногда Негрито дает перчатку Пепе, а сам кидает мяч. Так они могут провести целый день.

Но сегодня игра не состоится. Из-за угла соседней лачуги показались отец и его друг Карлос, маленький толстый человек с веселыми черными кудряшками на голове. Карлос выглядел очень забавно рядом с высоким, тощим отцом.

— Пепе, здравствуй! — прокричал веселый Карлос. — У каких туристов ты заработал такой красивый синяк?

— У американских, — насупившись, отвечает мальчик.

— И много тебе заплатили за это?

— Шиш!

— Крупно не повезло, — шутит Карлос. — Такой синяк даром. Безобразие!

Разговор перебил отец. Он позвал Пепе:

— Иди по этой тропинке вон до того дома и постой там. Если вдруг увидишь незнакомого человека, скажи нам.

Пепе быстро добежал до дома и на цыпочках обошел вокруг него. Никого не было видно. Пепе стал в тени, за угол дома…

Он был настолько увлечен наблюдением, что не заметил, как к нему подошли отец и Карлос.

— Кончай работу! — весело скомандовал Карлос.

Мальчик резко повернулся и разочарованно сказал:

— Никого не видел.

— Теперь можешь гулять! — похлопал отец по плечу Пепе.

— Можно, я с вами пойду? — попросил Пепе.

— Куда?

— Все равно куда! Мне же делать нечего. Я свободный человек.

— А я думал, на Кубе нет свободы, — рассмеялся дядя Карлос.

— Как видишь, есть, — ответил отец. — Ну ладно, пойдем с нами, свободный человек.

Отец и Карлос пошли впереди, Пепе за ними. Сначала путь лежал вдоль водосточной канавы, потом через мостик, и, наконец, все вышли на асфальтированную дорогу.

Улицы, по которым шли отец и Карлос, были хорошо знакомы Пепе. Он исходил эти улицы вдоль и поперек, знал почти всех людей, которые работают или живут здесь. Пепе знал мороженщика, у которого ящик с мороженым прикреплен к багажнику велосипеда. Знал толстого лавочника, всегда стоявшего у двери лавки. Здесь же, у входа, висел конфетный автомат: опустишь цент, и из автомата вылетают две круглые конфетки. Когда у Пепе были деньги и он подходил к автомату, толстяк обычно кричал:

— Эй, вьехо! (Старик!)[4] Видно, дела твои идут неплохо.

Сегодня у Пепе не было ни денег, ни времени, он даже не мог остановиться у автомата и полюбоваться на конфеты, которые так хорошо видны через стекло.

Дорога привела к кафе «Эль Польо». Пепе нисколько не удивился. Отец всегда бывал здесь с друзьями.

Кафе помещалось на углу. Вместо двери был большой проем. Хозяин закрывал его на ночь специальным железным занавесом. Вдоль стены — стойка, на стене на полках — бутылки. Посетителей было мало.

— Ты, Пепе, подожди нас здесь, — сказал отец перед входом в кафе.

Отец и Карлос направились в глубь зала, где за столиком сидели несколько человек.

Прислонившись плечом к стене, Пепе стоял у входа, разглядывая улицу, прохожих.

— Ты что здесь делаешь? — вдруг послышался сердитый голос над головой.

— Ничего.

— Тогда проваливай!

— Я с отцом пришел.

— Где твой отец?

— Вон там! В клетчатой рубашке.

Хозяин обвел взглядом всех посетителей и, увидев отца, отправился к нему. Вернулся хозяин вместе с отцом.

— Ты погуляй полчасика и приходи, — сказал отец.

Обрадованный таким оборотом дела, Пепе зашагал по улице, не забыв показать хозяину язык.

Прошло всего минут двадцать, когда Пепе снова замаячил у входа в кафе. На этот раз хозяин смотрел на Пепе дружелюбно.

«Зачем я нужен отцу? — размышлял мальчик, шагая взад и вперед по тротуару. — Может быть, важное дело? Вот бы!..»

Пепе поручили отнести на фабрику записку и отдать ее Эмилио, рабочему, которого Пепе хорошо знал.

— Только смотри не потеряй! — бросил вдогонку отец.

Большая новость Армандо

Пепе не знал, куда спрятать записку. У него был всего один карман в брюках, да и тот дырявый. Правда, на штанах был еще маленький потайной карманчик, который Пепе пришил сам. Но он так мал, что туда можно спрятать только монетку.

Скрутив бумажку в трубочку, как крутят сигары, Пепе зажал ее в руке и быстрым шагом направился по улице. Пепе очень хотелось знать, что было написано на этом клочке бумаги, но читать он не умел.

— Эй, Пепе! — вдруг услышал мальчик. — Почему ты задрал нос? Может быть, потому, что у тебя синяк под глазом?

На тротуаре стояли Армандо, Негрито и Рафаэль.

— Я не задираю нос, — отвечает Пепе, пряча руку с бумажкой в дырявый карман. — Просто я тороплюсь.

— С каких это пор ты стал торопиться?

— Он поступил работать в пожарную команду, — сострил Рафаэль и засмеялся.

— У меня важное поручение, — оправдывался Пепе.

— От кого?

— Это секрет, — как можно серьезнее сказал Пепе.

— Хе-хе! Секрет! Наверное, мать послала за спичками, а он говорит «секрет», — веселился Рафаэль.

— Правда, секрет! — не сдавался Пепе. — Очень важное дело. Вот видишь! — Пепе вытащил руку из кармана и разжал кулак.

— Дай посмотреть! — потребовал Армандо.

— Не могу! Сказал — секрет!

— Если не дашь, отнимем, — воинственно заявил Армандо, надвигаясь на Пепе.

Армандо схватил Пепе за руку. Но Пепе резким рывком вырвал руку и бросился бежать. Армандо подставил ногу.

Пепе запнулся и упал. Армандо как кошка бросился на Пепе и выхватил бумажку.

— Отдай, или ты мне больше не друг! — крикнул Пепе.

Армандо поднял бумажку над головой, и Пепе не мог достать ее.

— Ну-ка, прочитай, Рафаэль! — Армандо передал бумажку Рафаэлю.

— Если прочитаешь, я тебе очки обязательно разобью, — пригрозил Пепе.

Рафаэль смотрит на ребят растерянно. Он знает, что Пепе может его поколотить, но он еще больше боится Армандо, который выше и сильнее Пепе.

— Читай, говорю, — грозно сказал Армандо.

И Рафаэль начал читать:

— «Коробка сигар фирмы „Партага“ — хороший подарок к рождеству».

Все переглянулись и пожали плечами.

Армандо взял у Рафаэля бумажку и торжественно передал ее Пепе.

— Возьми свою бумажку. Наверное, пристроился к табачному делу и скрываешь. Окурок!

— Окурок! — повторил Рафаэль и засмеялся.

— Ради такого секрета мы бы не стали с тобой возиться, — продолжал Армандо. — Шагай вперед, секретный работник.

— Зря смеетесь. У меня есть важные новости, но я вам не скажу.

— Такие же, как твоя секретная бумажка? — пренебрежительно скривил губы Армандо. — Я скоро пойду в отряд к Фиделю и буду там разведчиком. Вот это новость!

— Не может быть!

— Почему это «не может быть»?

— Возьми меня с собой! — попросил Пепе.

— Ты не годишься. Сколько тебе лет?

— Одиннадцать!

— Малыш! Мне четырнадцать, и то говорят, что маленький. К тому же ты, наверное, не знаешь даже, кто такой Фидель Кастро.

— Знаю! Фидель Кастро — партизан.

— Это все знают. А вот сколько ему лет? Не знаешь? Тридцать один. Понял?

— Ну еще что-нибудь расскажи, — просит Пепе.

— Когда я был маленький, — говорит Армандо, — поменьше, чем ты, Фидель учился в университете. Он всегда ходил по этой улице. Знаешь, где ресторанчик «Эль Бристоль». Однажды, смотрю, идет он с друзьями и говорит мне: «Эй, парень, сбегай за газетой». Я принес ему газету, а сдачу он не взял. Я говорю Фиделю: «Сеньор, здесь же целых двадцать центов!» А он как гаркнет: «Купи себе мороженое!»

— Врешь!

— Не вру. Он тогда был такой же, как все студенты: без бороды, с папкой под мышкой. Только ростом выше других.

Армандо обвел ребят высокомерным взглядом:

— Когда Фидель кончил учиться, он стал, ну, как это называется… адвокатом. Знаешь, какие речи закатывал! По три часа без бумажки говорил. А потом Фидель решил свергнуть диктатора Батисту. Он собрал смельчаков и организовал отряд. Смельчаки достали оружие и напали на казармы в Монкадо. Знаешь, сколько было убитых? Почти сто человек.

— А Фидель?

— «Фидель, Фидель»! — передразнивает Армандо, — Если бы Фиделя убили, как бы он сейчас воевал?

— Ты не ругайся, — примирительно говорит Пепе. — Расскажи еще что-нибудь.

— А чего рассказывать! Вот пойду в горы и буду у Фиделя разведчиком.

— Если он тебя возьмет, — говорит Рафаэль.

— Возьмет! Не сомневайся! Может быть, конечно, Фидель меня и не узнает в лицо, но, если я ему покажу монету в двадцать центов, он меня вспомнит и назначит разведчиком.

— Едва ли!

— «Едва ли, едва ли»! — рассердился Армандо. — Ничего я вам больше не скажу.

— Ну хорошо, хорошо, не говори, — решил примирить друзей Негрито. — Пусть лучше Пепе расскажет про свою новость.

Пепе рассказал об аресте дяди Антонио. Ребята слушали внимательно, но самому Пепе эта новость казалась теперь не такой уж важной. Когда он расстался с мальчишками, у него осталось чувство досады. Бумажка, зажатая в руке, была теперь не такой важной и нужной. Вот если бы пойти в разведчики!..

На зеленой улице Прадо и на Центральной площади ему попадались другие знакомые ребята. Они дежурили у стоянок автомобилей.

— Пепе! Пепе! — звали ребята. — Беги к нам!

По Пепе только махал рукой. Он думал все о том же: «Вот если бы пойти в разведчики…»

У входа на фабрику Пепе столкнулся со сторожем.

— Отца нет, — предупредил сторож Пепе.

— Я не к отцу. Я к Эмилио.

— А зачем тебе нужен Эмилио?

— Нужен.

— А что это у тебя в руке? — Сторож заметил сжатый кулак Пепе.

— Ничего, — сказал Пепе и прошмыгнул мимо сторожа.

Страшное известие

Передав записку, Пепе побежал на стоянку автомобилей.

На стоянке постоянная суматоха: подъезжает машина, мальчишки набрасываются на нее, как голодные воробьи на хлеб. Кто первый! Один успевает открыть заднюю дверь, другой — переднюю, третий кричит: «Сеньор! Сеньор! Разрешите посторожить вашу машину и обтереть с нее пыль!»

Попадаются люди, которые дают ребятам монету. Но бывает и так: ребята протрут стекла автомобиля, вычистят буфер, а потом подойдет хозяин и, глядя на протянутые руки, скажет: «Я не просил вас делать это».

Сегодня туристов было много, и Пепе достались за услуги две пятицентовые монеты и одна иностранная, которая особенно радовала его. Пепе первым увидел высокую иностранку, выходившую из магазина с покупками. Пепе бросился к ней и донес до автомобиля два пакета. Иностранка дала ему монету — большую и тяжелую. Монета была незнакомая, но Пепе все же сумел разобрать на ней надпись по-испански: «20 сентавос. Соединенные Штаты Мексики».

— Еще одна монета для коллекции! — обрадовался Пепе.

На десять заработанных центов Пепе купил булку с сосисками, несколько конфет из автомата и отправился ловить рыбу.

Рыбу в Гаване можно ловить с набережной, которая длинной полосой протянулась от старинной крепости Де Моро до отеля «Ривьера».

Пепе шагал по набережной, напевая задорную песенку. Он всегда пел и веселился, когда был сыт. Пепе был твердо убежден, что богатые люди веселы, потому что у них много еды.

Недалеко от гостиницы «Ривьера» Пепе перелез через парапет и спустился к воде. Море было спокойным, и набегавшая волна едва плескалась под ногами.

Здесь уже ловили рыбу другие ребята. И, конечно, Армандо, Негрито и Рафаэль. Пепе помакал им рукой и, усевшись на большой камень, достал леску с самодельным крючком и пробкой вместо поплавка. Изловчившись, он поймал муху и насадил ее на крючок. Прошептав, как делают взрослые рыбаки, молитву святой девы Каридад, он забросил снасть в море.

С этой минуты Пепе не интересовали ни красоты Карибского моря, ни Гавана, которая даже здесь, на берегу, напоминала о себе шумом, скрежетом, гудками и боем башенных часов. До рези в глазах Пепе смотрел на пробку, и весь смысл его жизни был сейчас в этой самой пробке, безжизненно болтавшейся на мелкой волне.

Прошел час. Рыба не трогала крючок. Теперь Пепе все реже, с угасающим интересом взглядывал на пробку. Он посмотрел вдаль и стал раздумывать над тем, где же кончается вода и где начинается небо. Но небо и море так похожи друг на друга, что Пепе не смог отыскать границу между ними.

Тогда Пепе начал разглядывать дно. У камня, на котором он сидел, глубина была метра два. На дне хорошо виден белый песок, которым так славятся пляжи Гаваны.

Отсвечивала разными цветами мелкая галька. Возле камня плавали рыбы. Почему ни одна из них не хочет полакомиться его наживой.

И все-таки Пепе поймал рыбу. Он даже не понял, как это случилось. Пепе помнит лишь, что почувствовал, как дернулась бечевка. Он тут же сильно рванул ее, чтобы подсечь рыбу. И только потом стал осторожно вытаскивать рыбу на берег.

Пепе перебирал бечевку, испуганными глазами уставившись в воду. Бечевка иногда вдруг застопоривалась. Рыба рвалась обратно в море.

Началась борьба. Пепе то слегка подтягивал к себе пленницу, то снова отпускал ее. Наконец широкая темная спина рыбы показалась в воде возле камня. Сердце Пепе ёкнуло от радости. И тут же ему стало страшно: «А вдруг сорвется!»

Пепе победил рыбу. Вытащив на камень, он схватил ее обеими руками за жабры. Рыба билась, дергалась, стараясь вырваться из рук Пепе. Пепе стукнул ее несколько раз об камень и надломил хребет. Потом протащил под жабры веревку и смотал удочку.

— Смотрите, какая у меня рыба! — крикнул ребятам Пепе, помахав рыбой над головой.

Первым прибежал Негрито.

— Вот это да! — удивленно разглядывал он рыбу. — У меня такой никогда не было.

Подбежали Рафаэль, Армандо и еще какие-то ребята. Все трогали рыбу и, положив на руку, прикидывали ее вес.

— Понесешь продавать? — спросили ребята.

— Нет, отдам матери, — улыбался Пепе. — Она будет знаете как рада.

— И мы с тобой пойдем! — сказал Негрито.

Армандо, Негрито и Рафаэль смотали удочки и вслед за Пепе перелезли через парапет.

Асфальт так жег ноги, будто это был не тротуар, а раскаленная сковородка. Но никто не чувствовал боли. Помахивая рыбой и не отрывая от нее восторженных глаз, Пепе пел свою любимую песенку, а друзья подпевали ему:

Прохожие смотрели на ребят и улыбались.

Пепе был в самом радостном настроении: в потайном кармане у него спрятана мексиканская монета, а в руке он несет большую рыбу.

Подойдя к своему дому, Пепе широко распахнул дверь и выставил вперед рыбу.

— Смотрите! — весело крикнул он.

Ребята гурьбой ввалились в хижину и испуганно замерли. В углу стоял отец Пепе под охраной полицейских. Маленький плешивый человек, наверное, сыщик, делал обыск, переворачивая вверх дном убогую утварь, Мать рыдала, рядом с ней плакал Эрманито.

— Папа! — крикнул Пепе и бросился к отцу.

— Не плачь, сынок! Не плачь, все уладится, — успокаивал отец. — Тебе за меня стыдно не будет. Не плачь!

— Кто такие? — Сыщик осмотрел ребят.

— Дети! — ответил за всех отец.

— Задержать!

Услышав слово «задержать», Рафаэль стал потихоньку пятиться назад, пытаясь удрать. Вот он уже повернулся спиной к ребятам, но Армандо схватил Рафаэля за воротник рубашки.

— Стой, Четырехглазый, — угрожающе прошептал Армандо. — Ты арестован.

Армандо еще крепче схватил Рафаэля за воротник и повернул лицом к сыщику.

Сыщик подошел к Пепе и взял его за ухо.

— Значит, это твой отец!

— Да! — гордо ответил мальчик.

— Где листовки? — И сыщик вывернул Пепе ухо.

— Не знаю!

— Врешь!

От боли Пепе приседал и крутил головой, но сыщик продолжал держать его за ухо.

— Что лежит в этом сарае? — спросил сыщик у Пепе, показывая на сарай Жозефины.

— Это не наш сарай, — со слезами закричал Пепе. — Это сарай тети Жозефины.

Сыщик отпустил мальчика, подошел к Жозефине и галантно раскланялся:

— Что у вас в сарае, сеньорита?

— Какое ваше дело? — учтиво ответила Жозефина.

— Нам нужно обыскать сарай!

— А меня вы обыскать не хотите? Может, я тоже кое-что припрятала?

Жозефина понятия не имела о том, что в ее сарае спрятаны ящики. По она ненавидела полицейских и сыщиков, И Жозефина загородила спиной вход в сарай.

— Не пущу, — зло сказала она сыщику. — Мой сарай! Не имеете права обыскивать.

— Скандальная бабенка, — презрительно сказал сыщик и подошел к ребятам. — Значит, вы друзья этого оборванца? Я вас всех арестую и посажу в тюрьму.

— Дяденька, а меня не надо. Я не виноват, — вдруг послышался плачущий голос Рафаэля.

— Я отпущу того, кто скажет что-нибудь о листовках…

— А что это такое? — спросил Негрито.

— Это такие маленькие бумажки, — пояснил сыщик.

— Отпустите меня, — опять послышался слезливый голос Рафаэля. — Я знаю… У Пепе была секретная бумажка.

— Иди сюда, мальчик, иди! — ласково позвал Рафаэля сыщик. — Какая была у Пепе бумажка?

— Пепе не хотел нам показывать ее, но Армандо отнял у Пепе эту бумажку.

— Армандо! — позвал сыщик. — Иди сюда!

Армандо нехотя подошел и незаметно показал Рафаэлю кулак.

— Что было написано в бумажке?

— Чепуха! — безразлично махнул рукой Армандо. — Это написано на каждом углу в Гаване. «Коробка сигар фирмы „Партагас“— хороший подарок к рождеству».

— Врешь! — гаркнул сыщик, надвигаясь на Армандо.

— Не вру! Спросите у Рафаэля.

— Да! Да! — дрожащим голосом подтвердил Рафаэль. — Там так было написано.

— Болван! — Полицейский размахнулся и дал подзатыльник Рафаэлю, у которого от удара слетели очки. Вон отсюда! Паршивые мальчишки!

Рафаэль подхватил очки и бросился наутек. За ним Армандо и Негрито. У ближайшего перекрестка ребята остановились. Армандо схватил Рафаэля за руку:

— Трус! Понятно? Трус! — крикнул Армандо в лицо Рафаэлю.

— А еще называется другом, — сказал Негрито и повернулся к Рафаэлю спиной.

— Иди отсюда! И чтоб духу твоего не было! — крикнул Армандо.

— Я больше не буду трусить, — жалобно простонал Рафаэль. — Честное слово, не буду.

— Иди отсюда! — Армандо сжал кулаки.

И Рафаэль, трусливо попятившись, побежал от ребят.

Армандо и Негрито сели на тротуаре. Говорить было не о чем.

— Смотри! Смотри! — вдруг прошептал Негрито. — Дядю Франциско повезли.

Мимо ребят промчалась полицейская машина с железными решетками на окнах.

Где спрятать ящики?

Пепе сидел на камне около входа в хижину и плакал. Как он ни старался сдержать слезы, они лились ручьями. Пепе было жалко и отца и мать. Она сидела сейчас одна за столом и рыдала. Ее худые плечи судорожно вздрагивали.

Вдруг Пепе вспомнил о ящиках. Слезы сразу высохли на его глазах. Быстро соскочив с камня, он подбежал к сараю и приподнял доски — ящики были на месте. Они стояли крепко заколоченные, по-прежнему храня свою тайну. «А что, если придет полиция и захватит ящики? Надо поскорее рассказать обо всем дяде Эмилио».

Перепрыгивая через канавы и мусорные кучи, Пепе помчался на фабрику. Он бежал быстро, срезая углы, проскакивая перед самым носом автомобилей.

— Что-то часто ты стал бегать к нам, парень! — недовольно проворчал сторож, но Пепе даже не расслышал его слов.

За длинным столом, как всегда, сидели рабочие. Согнув спины, они старательно крутили сигары. Места отца и дяди Карлоса пустовали.

— Дядя Эмилио! — позвал Пепе.

Увидев испуганные глаза Пепе, Эмилио, не говоря ни слова, встал и вышел из цеха в коридор.

— Отца арестовали! — прошептал Пепе. — Мать плачет и плачет. И потом, у нас дома… ящики.

— Дома?

— Ну не дома, а рядом, в сарайчике.

— А ты знаешь, что в ящиках?

— Не знаю.

Эмилио посмотрел на часы.

— Ты подожди меня здесь. Я сейчас…

Держа Пепе за руку, Эмилио быстро шагал по узкому переулку. Дойдя до ближайшего отеля, где всегда стоят такси, Эмилио открыл заднюю дверцу желтого «плимута» и подтолкнул Пепе в машину.

— Улица Пика-Пика! — скомандовал Эмилио.

Пепе часто приходится открывать дверцы автомобилей в надежде получить грош за услуги. Он точно знает, как открываются дверцы всех марок автомашин.

Но сам он никогда не ездил на автомобиле. Правда, однажды ему снился сон, будто он ехал на заднем сиденье огромного «бьюика»…

Машина тронулась, и Пепе замер от восторга. Впервые в жизни он ехал на легковой машине. Тревожные мысли о ящиках и даже об отце словно растаяли. Тело приятно ощущало мягкое сиденье. Казалось, что автомобиль мчится не по земле, а по воздуху. За окном проплывали дома, люди. Пепе очнулся лишь после того, как машина остановилась.

Над Гаваной спускались сумерки. Рекламные огни начали свой бешеный ночной танец.

Эмилио и прежде бывал в доме Пепе, но сегодня он пропустил мальчика вперед и попросил его шагать быстрее. Когда дом был совсем близко, Эмилио остановил мальчика:

— Я буду стоять здесь, а ты иди домой и посмотри, нет ли там незнакомых людей. Если увидишь кого-нибудь, не возвращайся сразу. Посиди немножко, а потом приходи. Я буду ждать.

Пепе бегом бросился к дому. Никого не встретив, он обошел дом кругом. Возле большого камня, на котором он так любил сидеть, что-то зашевелилось. Пепе замер, пристально вглядываясь в темноту.

— Кто тут?

Тишина. Пепе спросил еще раз. Молчание. Пепе потихоньку поднял с земли палку и кинул в то место, где притаился неизвестный. Из-под камня выскочила кошка и бросилась наутек. Вздох облегчения вырвался из груди Пепе.

Дома было тихо. Над пустым столом светила лампочка. Мать лежала на кровати с открытыми глазами, рядом с ней Эрманито. Пепе решил, что мать не слышала, как он вошел, и поэтому тут же выскочил из дома. Вот и сарай. Ящики на месте. Скорее к Эмилио!

— Очень хорошо! — одобрил Эмилио— Теперь только один вопрос: куда мы можем перетащить ящики?

— В сарай к тете Эльзе, — выпалил Пепе.

— Поумнее ничего не мог придумать!

Пепе на минутку представил весь поселок. Домишки из тонких досок и листов железа в беспорядке разместились на пыльных улицах. В некоторых нет даже окон и дверей.

«Куда же спрятать ящики?» Пепе лихорадочно искал ответ на этот вопрос.

И вдруг Пепе осенило. Недалеко от их дома был небольшой овраг, куда обычно сваливали разный хлам и мусор. В одном месте, на откосе оврага, было углубление, как маленькая пещера. Пепе вместе с ребятами не раз лазил туда.

— Дядя Эмилио! Можно спрятать там, где выбрасывают мусор.

— Это подойдет. Только ты подожди меня здесь, Я хочу поговорить с матерью.

Пепе уселся около сарая. Прошло десять томительных минут, прежде чем вернулся Эмилио.

— Никто не появлялся?

— Нет!

— Тогда за работу!

Ящики оказались тяжелыми. Пепе так хотелось посмотреть, что спрятано в них. Но это было невозможно. Эмилио взвалил один из ящиков себе на плечи и пошел вслед за Пепе к оврагу.

Когда ящики были спрятаны, Пепе принес охапку мусора и заложил им пещеру. Потом он проводил Эмилио.

— Знаешь что, Пепе, — сказал дядя Эмилио на прощанье, — ты должен молчать как рыба. Ни слова никому о ящиках.

— Что я — маленький! — обиделся Пепе.

— А если меня арестуют, — продолжал Эмилио, — то о ящиках ты можешь говорить только с дядей Эрнани, который сидит справа от меня. Знаешь?

— Знаю.

— Ну, прощай!

— Дядя Эмилио, — послышался нерешительный голос Пепе, — можно я тоже буду…

— Что будешь?

— Ну, помогать вам. Я ведь уже большой.

— Большой! — повторил Эмилио и мягко улыбнулся. — Ну что ж, это верно! Ты уже подрос. Но об этом сейчас говорить не время. Поговорим потом. Адиос! (Прощай!)

«Дайте кукурузной муки!»

После того как отца арестовали, в доме стало пусто, неуютно и голодно. Мать целыми днями молчала. Она даже перестала петь песни, когда укладывала спать сестренку и Эрманито.

Приумолкла Жозефина. Теперь она приходила редко, молча садилась на табурет или так же молча помогала матери.

Пепе по-прежнему ходил в город на заработки и иногда помогал матери по хозяйству. Сегодня мать послала Пепе в магазин за кукурузной мукой. Надо было идти в «Сентро Комерсиаль» («Торговый центр»). Там много магазинов, прачечные, аптека. Там шумно и полно народа.

Мать послала Пепе в магазин, но денег ему не дала. Их уже давно не было в доме. Правда, Пепе и раньше ходил за продуктами без денег. Брал продукты в кредит. Но сегодня мальчик шел особенно неуверенно. Еще в прошлый раз хозяин магазина с трудом дал Пепе хлеб и кофе.

— Буэнос диас! (Добрый день!) — приветствовал Пепе хозяина, едва перешагнув порог магазина.

— Буэнос! — вяло ответил хозяин, продолжая разговор с какой-то покупательницей.

Пепе встал у прилавка и в тысячный раз стал разглядывать магазин. В магазине продавался разный товар: от зубочисток до толстых ароматных колбас. Около входа был установлен красный ящик с большими белыми буквами: «Кока-кола». В ящике — бутылки с водой и пивом. Бутылки переложены льдом и крепко прижаты сверху толстой крышкой. Очень холодные и очень вкусные эти напитки. Но Пепе не часто удавалось попробовать их.

— Ты зачем пришел? — рассчитавшись с покупательницей, обратился к Пепе хозяин.

— Дайте кукурузной муки! Мать просила!

— Она дала тебе денег?

— Нет. Она просила в кредит.

— А она забыла, что кредит тоже когда-нибудь нужно оплачивать?

Пепе каждый раз слышал эти слова и не знал, как на них отвечать.

— Прошлый раз я предупреждал тебя, — продолжал хозяин магазина, — если придешь без денег, не дам ничего. Передал ты это матери?

— Но вы же знаете, что отца арестовали…

— Я не благотворительное общество, — начал злиться хозяин. — Не могу же я кормить всех, у кого арестовывают отцов и мужей. Сейчас арестовывают всех подряд.

Торговец направился к двери. Пепе понял, что разговор окончен.

На другой стороне улицы большой магазин с зеркальными стенками. Над магазином яркая вывеска. Здесь продажа без продавцов. Можешь войти в магазин и взять что хочешь, но при выходе нужно платить. В кредит ничего не дают.

Около магазина толпятся мальчишки в надежде подработать. У одних самодельные тележки на маленьких колесах, у других ничего нет, кроме собственных рук.

— Ты будешь за мной, Пепе! — кричит какой-то парень.

Конечно, когда из магазина выходит прислуга, то ей незачем помогать, она тащит продукты сама. Но если продукты несет хозяйка, то ей можно предложить помощь — она заплатит. Некоторым нужно поднести продукты только до автомобиля, другим до дома.

— Пепе, помоги сеньоре! — крикнул кто-то из ребят, когда подошла очередь Пепе.

Из магазина вышла невысокая женщина с двумя большими кульками в руках.

— Разрешите мне! — подскочил Пепе.

Женщина внимательно посмотрела на Пепе и отдала кульки.

— Вот мой адрес. — Женщина положила в один из кульков визитную карточку. — И вот десять центов за работу.

Женщина показала, куда нужно идти, а сама пошла в другую сторону.

Один пакет был очень тяжелый: может быть, в нем кулечки с крупой, конфеты, мясо, обернутое в целлофан. Другой пакет полегче — из него торчали румяные, еще не остывшие булочки. Они пахли так вкусно!

Запах дурманил Пепе голову. Он старался не глядеть на булки, но все было напрасно.

«Если я съем одну булочку, — думал Пепе, глотая слюну, — то, наверное, сеньора не станет беднее». Но тут же Пепе вспомнил, как мать часто говорила ему: «Воровать и обманывать — грех, — и показывала на икону. — Не думай, что грех останется незамеченным. Святая Каридад все видит и наказывает воров и обманщиков».

Пепе отодвинул подальше от носа кулек с булочками и зашагал быстрее.

«А что, если отнести оба кулька домой? Ведь нам же есть нечего. Вот будет радость! — продолжал думать Пепе. — Но что скажет мать? К тому же я подведу всех ребят. Им не дадут больше никогда работы в магазине».

Пепе донес кульки в полной сохранности. Нажав у двери на кнопку звонка, он передал их девушке в белом переднике.

«На десять центов кукурузной муки не купишь! Где же достать деньги?» — мучительно думал Пепе.

Пепе решил идти на фабрику к Эмилио и попросить у него денег на муку. «Может быть, он даст мне два-три песо, — рассуждал мальчик, — а я ему потом буду выплачивать».

Ворота фабрики были закрыты. Идти пришлось через будку.

Пепе прошел первую дверь — сторожа в будке не оказалось. Потихоньку приоткрыл вторую. На фабричном дворе было много рабочих. Все стояли молча и слушали оратора — маленького толстого человечка. Размахивая короткими руками, он кричал:

— Дорогие друзья! Мы, руководители профсоюза, обещаем вам хлеб и хороший заработок. Правда, мы не выполнили прежние обещания, но мы не смогли тогда получить денег от правительства. Генералу Батисте приходится тратить много денег на борьбу с бандами Фиделя Кастро. Но скоро им будет конец…

С разных сторон послышался свист.

— Зря свистите! — горланил оратор. — Вы думаете Кастро даст вам хлеб и землю? Ничего он вам не даст. Мы дадим…

Свист усилился.

— Слезай с трибуны! — кричал кто-то из толпы. — Может, другой поумнее скажет.

Коротышка пытался возразить, но рабочие явно не желали его больше слушать.

— Слезай, и точка! — кричали рабочие.

И коротышка вынужден был слезть с трибуны.

— Товарищи! — неуклюже подняв руку, начал какой-то рабочий. — Надо гнать отсюда таких руководителей! Это иуды. Они продались диктатору…

— Правильно! — поддерживают рабочие.

Пепе взобрался на большой тюк и притаился. Он очень боялся, что кто-нибудь заметит его и, конечно, тут же прогонит с фабричного двора. А ведь так интересно побывать на настоящем собрании рабочих! Наверное, на таком митинге даже Армандо не был.

На трибуне другой рабочий. Пепе знал его в лицо. Он сидит за тем же столом, где и отец. Мальчик силился вспомнить имя рабочего, но не смог.

— Иуды хитрят! — показывая пальцем на коротышку, басил рабочий. — Они хотят сорвать нашу забастовку. Но мы не поддадимся. Мы будем требовать повышения зарплаты.

— Правильно! — гудит толпа.

Руководитель профсоюза пытался что-то возразить. Но рабочий, стоявший на трибуне, призвал народ к голосованию. Поднялся лес рук. Рабочие решили бастовать.

Митинг закончился, и все пошли к выходу. Пепе не сразу отыскал Эмилио. Вместе с другими рабочими он стоял возле руководителя профсоюза и о чем-то спорил. Здесь же был хозяин фабрики — хмурый высокий человек, которого Пепе видел и прежде. Мальчик прислушался к разговору и понял, что коротышка приезжал «мирить» рабочих с хозяином фабрики. Но примирения добиться не смог.

— Дядя Эмилио! — позвал Пепе, когда разговор закончился.

— Ты чего пришел? — с тревогой спросил Эмилио.

— Понимаете, я не знаю, как мне быть.

— Что случилось?

— Ничего. Но у нас дома есть нечего. Мать послала за мукой, а мне больше в кредит не дают.

Эмилио улыбнулся. Он вынул бумажник и вручил Пепе три песо.

— Я буду каждый день откладывать по десять центов, — обрадовался мальчик, — и отдам вам эти деньги. Спасибо, дядя Эмилио!

Пепе ускользает от сыщика

Прошло всего несколько дней, и Пепе снова увиделся с Эмилио. Эмилио пришел к Пепе домой. Сначала он долго беседовал с матерью о житейских делах и лишь потом попросил Пепе выйти вместе с ним на улицу.

— Как поживают наши ящики? — негромко спросил Эмилио.

— Хорошо! — Пепе оглянулся вокруг и вполголоса продолжал: — Я за ними смотрю утром и вечером. Но вы не думайте, я не подхожу к ним близко. Заметить меня не могут.

— Ладно! Посмотри, нет ли посторонних людей поблизости. Я хочу открыть ящики.

Пепе бросил взгляд на тропинку — никого. Определил время по солнцу — примерно десять утра. Мертвое время. Рабочие уже ушли на фабрики и заводы, хозяйки еще не вернулись из магазинов.

Мальчик осторожно обошел вокруг домика Жозефины и, притаившись за углом, стал наблюдать за соседними лачугами. Никого не видно. Пепе постоял минуту, другую. Ему очень не терпелось поскорее вернуться и посмотреть, что делает Эмилио. Потоптавшись еще немного около соседних хижин, Пепе поспешил к дяде Эмилио.

Один ящик был уже открыт. Сидя на корточках, Эмилио вытаскивал из него красные бумажки.

— Все тихо! — доложил Пепе и тоже присел на корточки. — Дядя Эмилио, что это? — Пепе показал на бумажки.

— Листовки. В них написаны слова Фиделя Кастро. Знаешь, кто такой Фидель?

— Знаю!

— Ну, раз ты все знаешь, значит, мне поможешь.

От неожиданного оборота дела Пепе вскочил и протянул руки по швам.

— Да ты присядь. Чего вскочил!

Взвесив на руке и прикинув на глаз количество листовок, Эмилио передал их Пепе:

— Куда спрячешь?

— Под рубашку!

Пепе покрепче подтянул ремень и, запустив руку глубоко под рубаху, уложил листовки вокруг тела так, чтобы они были меньше заметны.

— Сначала зайдешь на табачную фабрику, — наставлял Эмилио мальчика, — найдешь дядю Педро и попросишь у него две пустые коробки из-под сигар. С коробками пойдешь за табачный склад и там положишь в них листовки. Потом коробки отдашь Педро. Понял?

— Что я, маленький!

— Будь осторожен!

Дорога на фабрику была для Пепе тысячу раз хоженной. Но сегодня он пошел по другому пути. Ему не хотелось сталкиваться со знакомыми ребятами, дежурившими у автомобильной стоянки, и чистильщиками ботинок, которые заодно торговали сладостями и свежими газетами.

Пепе свернул на одну из узких параллельных бульвару Прадо улиц, где разместились магазины. Покупатели переходят здесь из одного магазина в другой, толкутся у витрин.

Внимание Пепе привлек магазин игрушек.

За стеклом прыгала, неистово звеня бубенцами, заводная мартышка. Две куклы кланялись друг другу, открывая и закрывая глаза. В одном углу витрины проложены рельсы: по ним мчится поезд и скрывается в тоннеле. А выше на двух шнурах подвешен велосипед. Смешной человечек с головой, похожей на шар, крутит без устали ногами, — заднее колесо бежит и бежит, играя на солнце спицами.

Облокотившись на металлические перила, Пепе зачарованными глазами смотрел на витрину. Он невольно перенесся в мир чудес, радости и забав. Пепе забыл обо всем на свете, даже о листовках. Он не замечал, что листовки оттягивали рубашку и придавали его фигуре необычный вид.

Хозяин магазина, стоявший у входа в ожидании покупателей, с улыбкой смотрел на Пепе.

— Эй, вьехо! Что это спрятано у тебя под рубашкой?

Пепе не сразу понял вопрос. Но, когда понял, глаза его округлились от страха. «Это, наверное, сыщик! — мелькнуло в голове мальчика. — Бежать!»

Прижав руками рубашку, Пепе метнулся в сторону, но тут же столкнулся с продавцом булок. Продавец вскрикнул, и большая корзина свалилась с его головы.

Булки разлетелись по тротуару.

— Держи его! — закричал продавец.

Этот клич еще больше убедил мальчика, что за ним гонится сыщик.

Бежать было неудобно. Листовки оттягивали рубаху, сковывали движения. Но бежать было нужно, и мальчик летел по улице, как лань. Пепе не видел людей, он видел лишь просветы между ними, в которые устремлялся. Бежал Пепе быстро, но все-таки опасность не миновала его.

Какой-то тощий, долговязый человек, услышав клич «Держи его!», вышел на середину тротуара и, когда Пепе пробегал мимо, схватил его за рубашку.

Случилось самое страшное. От резкого рывка рубашка выскочила из брюк, и на асфальт посыпались листовки. Долговязый удивился и отпустил Пепе. Мальчик снова бросился бежать, рассыпая по асфальту оставшиеся под рубашкой листовки.

Яркие бумажки привлекли внимание прохожих. Люди поднимали их и читали. Долговязый тоже прочитал листовку и как-то стыдливо отошел в сторону, явно жалея о своем поступке.

Появился сыщик. (Их было много во времена диктатуры.)

— Что произошло? Откуда листовки? — спрашивал он.

Быстро пробежав глазами бумажку, сыщик бросился за Пепе. Прохожие изо всех сил мешали сыщику. Заметив, что расстояние между ним и мальчиком увеличивается, сыщик выхватил из кармана свисток и начал неистово свистеть, созывая полицейских.

На помощь сыщику подоспели два полицейских с увесистыми дубинками в руках.

Улица превратилась в арену борьбы между маленьким Пепе, сыщиком и полицейскими. На стороне Пепе были прохожие. В борьбу вступили даже автомобили. Какой-то шофер перед носом у бегущих полицейских остановил машину, преградив им дорогу. Пока полицейские обходили машину, прошло несколько драгоценных для Пепе секунд.

— Я тебе! — погрозил дубинкой шоферу один из блюстителей порядка.

— Фараон! — крикнул в ответ шофер и поехал дальше.

И все-таки полицейские сумели перерезать путь мальчику. Пепе увидел форменные фуражки, когда до них осталось шагов пятнадцать.

Словно загнанный зверек, мальчик бросил взгляд вокруг и тут же нырнул в широко распахнутую дверь ресторана. Пепе приходилось чистить ботинки в этом ресторане, и он знал, что здесь есть запасный выход на другую улицу. Мальчик вихрем влетел в ресторан и, едва публика и хозяин ресторана опомнились, выскочил в другие двери.

Первыми в ресторан вбежали полицейские.

— Куда скрылся парень? — забасил один из них, обращаясь к посетителям.

— Господин полицейский! — вежливо поднялся из-за ближайшего стола пожилой человек. — Я полагаю, что мальчик спрятался вот в той комнате, на двери которой изображены два нуля.

Подбежал сыщик. Вместе с полицейскими он рванулся к уборной. Посетители засмеялись. Люди не знали, за какой грех ловят Пепе, и все же они были на стороне мальчика. В Гаване не любили полицейских и сыщиков. Вся Куба была против диктатуры Батисты и, конечно, против тех, кто охранял ее.

Сыщик перекинулся несколькими словами с хозяином ресторана и быстро побежал к другой двери. Вслед за сыщиком на улицу выскочили полицейские. Однако время было потеряно. Мальчик скрылся.

Пепе долго бежал по хорошо знакомой ему улице и, когда окончательно убедился, что погоня осталась позади, свернул в темный подъезд старого дома, забился под лестницу и заплакал, уткнувшись лицом в колени.

«Никогда!.. Никогда!.. — повторял про себя Пепе, растирая грязными руками соленые слезы по лицу. — Никогда мне не дадут больше ни одного поручения. Может, из-за меня теперь кого-нибудь арестуют! Что я скажу Эмилио? Что я скажу дяде Педро? Они думали, что я уже взрослый!»

Пепе вспомнил об отце, который томится в тюремном застенке, и заплакал еще горше.

А на том месте, где Пепе растерял листовки, собралась большая толпа. Люди передавали друг другу красные листки воззвания и читали вслух дорогие слова партизан Фиделя Кастро.

Гудки в Гаване

Мы не знаем, какой разговор был между Пепе и дядей Эмилио. Мальчик хранил это в тайне даже от своих друзей. После несчастья с листовками Пепе старался встречаться с друзьями пореже, чтобы они не досаждали ему вопросами. Вообще Пепе стал более замкнутым, его все больше интересовали разговоры о политике, о партизанской войне в горах. Мальчик связывал их с судьбой отца, хоть и не знал, где находится отец и какова его участь.

Иногда Пепе останавливался около репродуктора и слушал, о чем говорит диктор. Правда, обычно он говорил не о том, что хотелось услышать мальчику. Диктор призывал покупать пилюли от гриппа фирмы «Винт», холодильники «Дженерал моторс», рассыпался в похвалах генералу Батисте и ругал партизан Фиделя. Но Пепе делал такой вывод: «Если Фиделя ругают, значит, он храбро сражается с солдатами Батисты…»

Пепе подолгу толкался у газетных киосков. Особый интерес у него вызывали газеты с крупными заголовками. Читать Пепе не умел, но знал, что, если заголовок большой, значит, важная новость. Люди тут же, около киоска, рассказывали об этой новости.

Однажды на первой полосе газеты были написаны крупным шрифтом два слова. Кубинцы произносили их вслух: «Всеобщая забастовка».

Пепе сразу же бросился бежать на табачную фабрику. Он летел по улицам, стараясь выбрать путь как можно короче. Уж очень хотелось узнать у дяди Эмилио, что это такое — всеобщая забастовка.

Когда Пепе перебегал Двадцать первую улицу, машины вдруг загудели. Мальчик подумал, что гудят ему, потому что он перебегает мостовую не там, где нужно. Но вот среди протяжных сигналов автомобилей стали слышны гудки заводов. Звуки сливались в один большой гул. Город гудел, как развороченный улей.

— Дяденька, почему все гудят? — спросил Пепе у прохожего.

— Потому что забастовка!

«Опоздал!» — промелькнуло в голове Пепе, и он с удвоенной энергией бросился бежать на фабрику. Когда мальчик прибежал, рабочие уже кончили работу, Пепе встал у ворот.

— Опять здесь, пострел, — послышался дребезжащий голос сторожа. — Без фабрики, видно, тебе не прожить.

— Конечно, не прожить, — ответил Пепе. — Вот подрасту и приду работать… Дядя Эмилио! — вдруг закричал он и, скорчив старому негру рожу, скрылся в переулке.

— A-а, гроза туристов! — шутливо приветствовал Эмилио мальчика.

— Ты тоже объявил забастовку? — спрашивает у Пепе рабочий Педро.

Пепе неловко чувствовал себя перед Педро. Ведь именно ему он должен был вручить листовки, которые растерял на улице.

— Я уже давно бастую, — отвечает Пепе. — Американцам не чищу ботинки.

— Тогда пойдем с нами, — говорит Эмилио.

Рабочие пошли в центр города, и Пепе с ними. Чем ближе центр, тем оживленнее на улицах. Все гавайцы покинули работу и вышли на улицы, чтобы выразить протест диктаторскому режиму генерала Батисты. Кое-где на небольших площадях и на скверах рабочие собирались группами. Слышалась песня, а иногда на возвышение поднимался оратор.

Но свобода слова не была на Кубе в почете — говорить запрещалось. Кубинский конгресс, состоявший наполовину из родственников и друзей Батисты, выдал диктатору «чрезвычайные полномочия». Основываясь на них, диктатор мог сажать в тюрьмы и расстреливать кубинцев.

Пепе, конечно, не знал ни о «чрезвычайных полномочиях», ни о конгрессе, но он ясно видел, что в его родной Гаване полиции и солдат было сегодня куда больше, чем обычно. Солдаты стояли на углах улиц, облокотившись на карабины, полицейские разгуливали парами, вглядываясь в лица прохожих. Пепе уже давно знал, что полицейские намного злее солдат. Сегодня полицейские были настроены явно воинственно. Как только где-нибудь собирался народ, полицейские бежали туда и разгоняли толпу. Они били дубинками всех подряд. Если они видели оратора — пытались схватить его. Правда, это им не всегда удавалось: слушатели не давали прохода полицейским.

— Дядя Эмилио, смотрите, что это такое? — показал Пепе на большую темно-зеленую машину.

За углом в тени дома притаился необыкновенный автомобиль. Стекла его покрыты прочной сеткой, двери и кузов бронированы, над кабиной торчит пушка.

— Эта штучка называется мапурите (вонючка)! — поясняет Эмилио.

— Что на этой машине делают?

— Полицейские с народом воюют. Видишь, они сидят в машине. Внутри машины есть телефон. Из главного управления полицейским сообщают адрес, куда надо ехать. Ну, скажем, идет митинг. Машина потихоньку подъезжает и начинает расстреливать толпу из пушки…

— Снарядами?

— Нет. Сильной струей воды. Вместо кузова у автомобиля бак с водой. Если вода не помогает, полицейские пускают газ. Сами, конечно, надевают противогазы.

— Эмилио, а ты знаешь, где делают эти автомобили? — вмешивается в разговор Педро.

— Черт их знает!

— Мы даем американцам сахар, а они нам эти мапурите. Здорово!

Пепе не узнавал сегодня Гавану. Наступило время обеда, но люди не торопились домой, не занимали места в ресторанах. Казалось, все забыли об обеде. Часто слышались слова: «Фидель Кастро». Правда, при приближении полицейских раздавалось: «Тсс, тсс», — и люди начинали говорить о голубом небе Гаваны.

— Дядя Эмилио, сегодня будет сражение? — спросил Пепе.

— Нет, сегодня просто забастовка. Все кубинцы, которые против диктатуры, прекратили работу.

Пепе весь день бродил по городу с рабочими, и ему казалось, что он стал выше ростом и взрослее. Он даже обедал с Эмилио и его друзьями. Рабочие зашли в кафе на углу. Одни попросили сандвичи с колбасой и ветчиной, другие — с сыром, и все взяли по бутылочке пива.

— А ты, мальчуган, что хочешь? — спросил Пепе Педро.

— Я люблю булку с сосисками. Знаете, она называется «перро». Но у меня нет денег!

— У нас деньги есть. Ну, а пива ты хочешь?

Пепе отрицательно покачал головой.

— Вот если бы бутылочку кока-колы! — мечтательно произнес мальчик.

Ели не торопясь. Куда спешить, если сегодня забастовка. Пепе, как и взрослые, держал в одной руке булку, а в другой бутылку кока-колы.

— Я думаю, что сегодняшняя забастовка заставит призадуматься диктатора, — говорит Педро.

— Этот человек не из той породы, чтобы призадумываться, — не соглашается другой рабочий. — Ему надо по шее дать, тогда он призадумается.

— Не говори зря. Бастует вся Куба, — настаивает Педро. — И диктатор сейчас ерзает на стуле.

— Как бы там ни было, — вступает в спор Эмилио, — но Фиделю и его бородачам приятно, что мы в кафе, а не на фабрике. Куба за него, это теперь ясно всем.

— А вы слышали о последних воплях диктатора? — спрашивает кто-то. — Он кричал: «Раздавлю, уничтожу Фиделя Кастро!»

— Кричать — это еще не значит раздавить, — говорит Педро. — На днях я слушал ночью приемник. Рассказывали о провале последнего наступления Батисты. В горах у Фиделя побывал французский журналист. Оказывается, перед наступлением Батиста приказал выдать солдатам для поднятия боевого духа наркотики. Солдаты пошли в атаку, но наши бородачи не дураки. Они стали отступать, заманивая солдат в джунгли. Прошел час, другой, а бой все не начинается. Когда действие наркотиков кончилось, разгорелся бой. Солдаты бежали.

— А откуда это передавали? — спросил Эмилио.

— Из Франции. Разве узнаешь что-нибудь из передач нашего кубинского радио!

Обед уже кончился. Многие закурили длинные гаванские сигары. Пепе не расставался с бутылкой. Он слушал взрослых, а сам поглядывал на бутылку, стараясь держать ее наклонно. Пепе казалось, что со стенок еще стечет немножко жидкости, и поэтому он нет-нет да и переворачивал пустую бутылку вверх дном, облизывая у горлышка сладкие коричневые капли кока-колы.

Даже здесь, у кафе, чувствовалось, что обстановка в Гаване с каждым часом становилась беспокойнее. Казалось, все жители города покинули свои дома и вышли на улицы.

— Знаешь что, Пепе, — сказал Эмилио, — тебе пора домой. Мать, наверное, волнуется.

— Что вы, дядя Эмилио! Я же взрослый. Я всегда возвращаюсь домой поздно.

— Ты взрослый, верно! Но сегодня день особый, и поэтому валяй-ка домой. И не спорь.

Пепе посмотрел на Педро. Но он лишь пожал плечами. Это означало: «Ничего, брат, не могу сделать. Иди домой!»

— Адиос! — выдавил из себя Пепе.

Сражение с полицейскими

Домой Пепе, конечно, не пошел. Отойдя от кафе, он свернул в переулок, который соединялся с большой улицей Аумада. Пепе отправился к знакомой стоянке автомобилей.

— Эй, Пепе! — кричит Негрито, едва завидев друга.

— Салюдо, Пепе! — подходит Армандо.

— У Армандо есть новость, — доверительно сообщает Негрито.

— У него всегда есть новости, — говорит Пепе. — Только все он врет. Он сказал, что к партизанам пойдет, а почему-то до сих пор не ушел.

— Когда надо, тогда и пойду! — грубо сказал Армандо. — Не твое дело!

— Про партизан я не знаю, — продолжает шепотом Негрито, — а про другую новость точно — не врет. Она у него в кармане.

— Покажи! — попросил Пепе.

— Не покажу!

— Какой же ты мне друг!

Армандо посмотрел на Пепе, подумал и вытащил из кармана красную бумажку. Листок был точь-в-точь такой, какие Пепе растерял на улице.

— Где взял? — спросил Пепе.

— А тебе какое дело?

— Мне надо знать.

— Все будешь знать — поседеешь, — ухмыльнулся Армандо.

— Можешь не говорить, — махнул рукой Пепе. — Ты нашел этот листок около игрушечного магазина.

— Неправда, — возразил Армандо. — Эти листовки разбрасывали с крыши высокого дома на улице Прадо.

— Интересно, — задумчиво произнес Пепе, — кто же мог разбрасывать эти листовки? А ты не знаешь, что в них написано?

— Мы же читать не умеем, — сокрушенно вздохнул Негрито.

— Надо позвать Четырехглазого! — предлагает Армандо.

— Он же трус!

— Но он умеет читать. А ну-ка, Негрито, беги за ним, — приказал Армандо.

Негрито убежал. Ребята сели на задний буфер стоявшего рядом автомобиля.

— Об отце ничего не слышно? — спросил Армандо.

— Нет, — вздохнул Пене. — Мать напекла ему лепешек на масле. Хотела передать, но так нигде и не нашла отца. Говорят, его в какую-то другую тюрьму перевели.

— Сейчас знаешь сколько арестованных! — сказал Армандо, — Все тюрьмы полны. Мне это по секрету говорил продавец газет Хесус! Но ты не отчаивайся.

— Вот, пожалуйста, — еще издалека закричал Негрито, подталкивая вперед Рафаэля. — Герой, по имени Рафаэль!

— Здравствуй, герой! — Армандо подошел к Рафаэлю. — Все еще трусишь?

— Нет, честное слово, нет! — поклялся Рафаэль. — Пусть меня съедят акулы.

— Нужен ты акулам — кожа да кости! Мы тебя сейчас испытаем. Возьми уголек и напиши на той стене: «Фидель победит!»

Рафаэль взял уголек и посмотрел на дом:

— Там же полицейский стоит!

— Ты ведь смелый!

Рафаэль помялся на месте и выдавил из себя:

— Конечно, смелый, — и пошел к дому, оглядываясь на ребят.

Когда полицейский повернулся спиной, Рафаэль подкрался к стене и притаился за углом. Полицейский прошел мимо и не заметил его. Рафаэль вскочил на выступ стены и, быстро написав «Фидель», снова спрятался за углом. Полицейский повернулся и увидел. «Наверное, раньше было написано», — подумал он и продолжал путь. Рафаэль написал второе слово — «победит».

— Молодец, Рафаэль! — громче всех кричал Негрито, когда Рафаэль бежал обратно.

— Вот видите, сделал! — запыхавшись, сказал Рафаэль.

— Молодец! — похвалил Армандо и вынул из кармана листовку. — Но прежде давайте поклянемся, чтобы об этой листовке никому ни слова. Понятно?

Армандо выставил вперед руку со сжатым кулаком и сказал первое слово клятвы: «Зубы!» Ребята по очереди клали свои руки на кулак Армандо и произносили:

— Ну, а теперь читай! — сказал Армандо, передавая листовку Рафаэлю.

Рафаэль поправил очки и медленно начал:

— «Те, кому дорога свобода Кубы, кто верит бородачам Фиделя, сегодня прекратят работу и соберутся на площади!»

— Вот будут делишки! — покачал головой Негрито.

— Никаких делишек не будет, — авторитетно говорит Пепе. — Сегодня просто забастовка.

— А я говорю — будут! — горячился Негрито. — Точно знаю.

— Откуда?

— Час назад я был на Центральной площади, Вдруг подлетает «бьюик» и тормозит почти около меня. Я бросаюсь, как тигр, к передней дверце и открываю ее. Вижу, сидит в машине полицейский начальник. Я быстренько поклонился и деликатно говорю: «Выходите, пожалуйста». А он грубым голосом как рявкнет: «Болван! Убирайся вон!» Я убрался, но недалеко. К машине подбежал полицейский, и я слышал, как начальник спросил его: «Все в порядке?» — «Так точно, сеньор!» — «Будьте начеку! Понятно?» Я сразу все понял: будет заваруха.

Ребята поспорили.

Спор ребят решился вечером. Как только стемнело, народ стал стягиваться на площадь, недалеко от крепости Де Моро. Людей не пугали танки и пушки, выстроившиеся в ряд напротив президентского дворца. Не страшно было и ребятам. Они взобрались на парапет набережной и с «высоты положения» смотрели на площадь.

— Пепе, гляди, полиция! — кричит Негрито. — Видишь, карабины над головами мелькают! Будет сражение!

— Я говорю, не будет, — авторитетно отвечает Пепе и, приложив козырьком руку ко лбу, деловито вглядывается в даль.

Тысячи людей пришли на площадь, чтобы выразить протест против диктатуры. Детям и взрослым, старикам и женщинам был ненавистен генерал Батиста.

Много лет народ молчал. Черная тень страха нависла над страной. В десять часов вечера закрывались ставни домов, люди гасили свет и просили у святой девы Каридад покоя хотя бы до утра.

Но вот в горах прозвучал голос Фиделя Кастро, и народ проникся надеждой, что час освобождения от диктатуры не за горами. День ото дня к кубинцам возвращалась вера в свои силы. И, хотя по-прежнему свирепствовала полиция и охранка, люди стали смелее. Все чаще организовывались митинги, забастовки, и сегодня народ собрался на набережной, чтобы выразить поддержку бородачам Фиделя и протест диктатору Батисте.

На площади соорудили трибуну из пустых ящиков. Ребята были далеко от этой трибуны, но они хорошо видели, когда на нее поднимался оратор.

— Смотрите, смотрите, — вскрикивал каждый раз Негрито, — на трибуне новый оратор!

— Полицейские размахивали в воздухе дубинками. Однако пробиться к оратору и стащить его с трибуны не могли: слишком плотны были ряды манифестантов.

— А почему бы всем не наброситься на полицейских и прогнать их с площади? — горячо предложил Армандо.

— Храбрый какой, — сказал Рафаэль. — А оружие у них видел?

Полиция не вступала в бой с манифестантами. Часов в десять вечера, когда на площадь стеклась масса людей, к полиции прибыло подкрепление. И лишь после этого полицейские отряды врезались в толпу с разных сторон.

— Разойдись! Разойдись! — кричали полицейские, нанося удары резиновыми дубинками.

— Я же говорил, я же говорил, что будет сражение! — радостно закричал Негрито.

Пепе был так увлечен развернувшимися событиями, что даже не спорил. В душе он был рад своему проигрышу — лишь бы посмотреть уличный бой.

— Ребята, а может, и нам пора спуститься на землю и… — Негрито сделал несколько боксерских движений.

На площади завязались схватки. Люди пустили в ход кулаки, и не без успеха. Полицейские дубинки переходили из рук полицейских в руки манифестантов. Видно было, что атака полицейских захлебнется.

— Бей фараонов! — неслось с разных сторон.

Полицейские были в затруднительном положении, но не пустились наутек. Они выхватывали из-за пояса гранаты со слезоточивыми газами и бросали. Гранаты взрывались, поднимая на асфальте клубы огня и дыма. От взрыва люди падали. Полицейские поспешно вытягивали из сумок противогазы и надевали маски.

Полиция снова обрела силу. Люди, закрывая лицо носовыми платками, бежали с площади. То тут, то там темное небо освещалось новыми взрывами. Но убегали не все. Некоторые, смочив водой носовые платки и прижав их к лицу, подкрадывались к полицейским и срывали с них маски.

Пепе, Армандо, Негрито и Рафаэль, заслышав взрывы бомб, вихрем слетели с парапета и бросились в море. Окунувшись в одежде, ребята побежали на площадь. Чтобы спастись от газа, они подняли мокрые рубашки на головы, оставив лишь небольшую щель для глаз.

Увидев первого полицейского, Пепе дал команду окружить его. К полицейскому приблизился Негрито, но тот заметил парнишку и, не раздумывая, ударил его дубинкой по голове. На помощь Негрито бросился Армандо Он вцепился обеими руками в гофрированную трубку противогаза и резко дернул ее. Маска слетела с лица полицейского, из глаз его ручьями потекли слезы. Полицейский попытался натянуть маску. Но Армандо не выпускал трубку, а Негрито тем временем тянул из рук полицейского дубинку.

Пробегавший мимо мужчина, размахнувшись, сильно ударил полицейского по лицу. Полицейский упал. Мужчина бросился на него и овладел пистолетом. Негрито схватил дубинку, и мальчишки побежали прочь.

— Слышишь, стреляют… — Негрито дернул за рукав Армандо, — Это, наверное, из нашего пистолета.

— Да нет! Стреляют-то не здесь, далеко!

Ребята не знали, что бои шли не только на площади Рабочие, возглавляемые руководителями патриотической организации «Движение 26 июля»[5], совершили налет на оружейный магазин и захватили там карабины, пистолеты и даже пулеметы. Полиция прибыла к магазину, когда рабочие уже были вооружены.

Услышав стрельбу, люди на площади вдохновились. Ребята были в первых рядах сражавшихся. Они старались держаться вместе. С лица Негрито не сходила радостная улыбка.

Он махал дубинкой, безуспешно стараясь ударить полицейского по голове. К Негрито подбежал какой-то мужчина и выхватил у него дубинку.

— Ты еще мал, парень! — весело крикнул мужчина. — Смотри, как надо!

Мужчина с размаху ударил полицейского по голове и скрылся в толпе.

На помощь полицейским прикатили мапурите. Включив прожектора и сирены, машины врезались в толпу, выплевывая на ходу мощные струи воды.

Перед мапурите люди беспомощны. Струи воды сбивают с ног.

Недалеко от мапурите идет драка. Несколько полицейских отбиваются от толпы прикладами карабинов. Машина уже совсем близко. Сильные струи воды ударили в толпу. Упало несколько человек, среди них полицейский. Фуражка полетела в одну сторону, карабин — в другую.

— Негрито! — кричит Пепе. — Хватай карабин!

Негрито схватил карабин и побежал. В этот момент вскочил на ноги полицейский, но на него бросился Армандо. Ребята уже скрылись за поворотом.

Негрито бежал так быстро, что Пепе едва поспевал за ним. Негрито все время казалось, что за ним гонится полицейский. Он чувствовал рукой ствол карабина, и ему хотелось как можно скорее оказаться в безлюдном месте. Он нырнул под арку дома, Пепе за ним. Ребята прижались к стене и стояли молча, едва переводя дыхание. Мимо арки пробегали люди, но ребят никто не замечал.

Послышался свист.

— Это свистит Армандо, я знаю, — шепнул Пепе.

— А может, кто-нибудь другой! — ответил шепотом Негрито. — Ты выйди и посмотри, а я здесь подожду.

Через некоторое время вернулся Пепе с Армандо и Рафаэлем.

— Дай-ка мне посмотреть карабин, — потребовал Армандо.

— Карабин мой! Карабин мой! — Негрито прижал карабин к груди.

— Почему это твой? — возразил Пепе.

— Карабин общий! — сказал Армандо.

— «Общий! Общий»! — возмутился Негрито. — Пусть еще Четырехлазый скажет, что общий.

— Не нужен мне ваш карабин. — Рафаэль пренебрежительно махнул рукой. — Стреляйте из него сами.

— Ребята, отдайте мне карабин, — попросил Армандо. — Я пойду с ним к партизанам. С оружием они меня обязательно возьмут.

— Не отдам! — отрезал Негрито.

— Ну, что ты будешь с ним делать, дурачок?!

— Зарою и буду ждать, когда в Гаване война начнется.

— Оружие партизанам сейчас нужно, — пытался убедить друга Армандо.

— Все равно не отдам.

Пепе и Рафаэль молчали. Рафаэлю карабин явно не нужен, а Пепе не знал, что сказать, хотя отдавать карабин ему тоже жалко.

— Значит, не отдадите? — последний раз спросил Армандо.

— Нет! — твердо ответил Негрито.

Армандо посмотрел на Пепе, но Пепе молчал.

— Ну и оставайтесь со своим карабином. А я все равно к партизанам уйду, — твердо сказал Армандо и, повернувшись, пошел прочь.

Скоро его фигура растаяла в темноте.

— Может, зря не отдали, — сказал Рафаэль.

— Ничего! — успокоил ребят Пепе. — Он еще придет к нам. Верно, Негрито?

— Верно! А сейчас надо бежать домой.

— Знаете что? — предложил Пепе. — Самый длинный из нас Рафаэль, пусть он и несет карабин.

Ребята помогли Рафаэлю запихнуть дуло карабина в штаны, а приклад прикрыть рубашкой. Согнуть левую ногу Рафаэль теперь не мог, и поэтому он шел, как хромой. Путь ребят лежал по темным улицам Гаваны, туда, где они жили.

Драгоценная коллекция

Утром Пепе проснулся рано. Разве можно спать долго, когда в городе столько интересных событий, а совсем недалеко от дома зарыт карабин. Поскорее надо проверить, цел ли он!

Несмотря на ранний час, пришла Жозефина. Пепе решил, что пришла она неспроста. Во-первых, Жозефина любит поспать. Во-вторых, она обычно разговаривает с матерью громко, а сегодня шепчется. Может, о карабине? Жозефина увела с собой мать.

Проснулся Эрманито и позвал мать.

— Нет ее дома, ушла, — ответил Пепе. — Ты еще поспи немножко.

— Я есть хочу!

— Все хотят есть! — успокоил брата Пепе, вставая с постели.

— Тогда я буду плакать, — всхлипывает Эрманито.

— Будешь плакать, еще больше есть захочешь, — знающе сказал Пепе, надевая свои единственные штаны и рубаху.

Эрманито смолк. Пепе вышел на улицу и огляделся вокруг — нет ли чего подозрительного.

Сердце упало. Мальчик увидел недалеко от того места, где был зарыт карабин, незнакомого человека. Незнакомец притаился в тени дома. Он оглядывался вокруг, видимо поджидая кого-то.

Не спуская глаз с незнакомца, Пепе начал пятиться и, добравшись до ближайшей тропы, побежал к Негрито.

Негрито еще спал. Проснувшись, он сразу сообразил, в чем дело, и мальчишки помчались к Рафаэлю.

— Беда! — начал Пепе, когда собрались все трое. — Около того места, где зарыт карабин, стоит шпион и, наверное, следит, кто же придет за карабином.

— А если мы пойдем и просто посмотрим? — сказал Негрито. — Как будто ничего не знаем.

— Арестует, и всё! — ответил Пепе.

— А за что арестует?

— А ты думаешь, он не догадается, что карабин наш? — возразил Рафаэль.

— Все равно идти надо, — сказал Негрито. — Хотя бы издали посмотрим.

Ребята побежали. Бежали до тех пор, пока не показался дом Жозефины. Мальчики притаились за углом лачуги тети Эльзы и стали наблюдать.

— Видите, стоит, — показал пальцем Пепе.

— Все не пойдем, — сказал Рафаэль. — Иди ты, Пепе, один. Иди домой, а сам подглядывай.

Пепе пошел по тропинке, делая вид, будто его ничто на свете не интересует. Проходя мимо незнакомого человека, он старался заглянуть одним глазом в канаву, где зарыт карабин. Но увидеть ничего не смог.

Пришлось идти домой. Мать кормила кукурузной кашей ребят. Но Пепе некогда было есть.

— Мама! Мусор нужно выносить? — спросил Пепе мать.

— Святая дева! — зашептала мать, — Это что же происходит с моим сыном?

Пепе спешил. Он собирал мусор и складывал его в ведро. Когда ведро было полно, он схватил его и выскочил из дома. «Теперь то я уж все точно разгляжу», — подумал Пепе.

Пепе остановился около канавы, поставил ведро на землю и стал вглядываться. Кажется, все было на месте. На свежей земле лежала пустая консервная банка, которою вчера положили ребята.

Пепе занес домой ведро и отправился к друзьям.

— Порядок! — доложил ребятам Пепе. — Консервная банка на месте.

— А может, карабин вытащили, а потом набросали земли и снова положили банку? — усомнился Рафаэль.

— Пойдемте все посмотрим, — сказал Негрито.

По тропинке гуськом потянулись три детские фигуры. Человек, как и прежде, стоял в тени дома. Ребята прошли мимо него и шагах в десяти остановились и все, как один, уставились на то место, где зарыт карабин.

— Видите? — шептал Пепе друзьям. — Всё на месте.

— По-моему, банка лежит не так…

— Что вы тут шепчетесь? — К ребятам подошел незнакомец и схватил Пепе за руку. — Я тебя уже давно приметил. Сначала один бегал, а сейчас компанию привел. Что тебе здесь надо?

— А вам какое дело? — отбивался Пепе. — Я здесь живу. Отпустите.

— Правильно, — поддержал друга Рафаэль. — Нечего вам его хватать. Он здесь живет.

На шум из домика Жозефины вышел человек. Пепе сразу узнал Эмилио.

— Дядя Эмилио! — взмолился Пепе. — Скажите ему…

— Ты его за что? — спросил Эмилио незнакомца.

— Бегает тут и еще друзей с собой притащил.

— Отпусти! Это сын Франциско. А вы, ребята, — Эмилио посмотрел на Рафаэля и Негрито, — шагайте домой.

Эмилио отвел Пепе в сторону:

— В доме Жозефины лежит наш друг Педро, который вчера с нами был. Он тяжело ранен. Ты подежурь здесь. Если будет что-нибудь подозрительное, сообщи. Понял?

— Что я, маленький!

Эмилио и незнакомец скрылись в домике Жозефины. Пепе стоял один около канавы. Теперь он мог сколько угодно разглядывать место, где зарыт карабин. Но мальчик сразу же решил, что проще спуститься и проверить, там ли он. Убедившись, что вокруг никого не видно, Пепе прыгнул в канаву и быстро разрыл руками мягкую землю. Карабина не оказалось. Пепе выскочил из канавы, осмотрелся и снова полез: «А может, ошибся?» Пепе разрыл землю чуть левее, и рука натолкнулась на приклад карабина. Пепе быстро завалил его землей. Консервную банку он положил на ребро — так будет видно издали.

Очень скучно ходить вдоль оврага одному. К тому же Пепе был голоден, и, хоть дом близко, пойти поесть мальчик не решался. А вдруг в это время кто-нибудь подойдет?

«Листовки не смог отнести на фабрику, и, если еще это дело провалю, — грош мне цена».

Прошло часа полтора. Вдруг Пепе услышал подозрительный свист. Мальчик затаил дыхание. Свист повторился. «Спрячусь за сарай — тогда не заметят!» Но Пепе увидел Рафаэля и Негрито!

— Не прячься, все равно мы тебя увидели! — закричал Рафаэль.

— Что это ты не откликаешься? — обиделся Негрито. — Ты ведь слышал, как мы свистели. И почему ты так важно прохаживался вдоль канавы? Как фараон. Сторожишь карабин?

— Да, сторожу.

— Ты лазил проверять? — спросил Рафаэль.

— Лазил. Все в порядке, — ответил Пепе. — Знаете, ребята, я хочу есть. Вы постойте здесь, а я сбегаю домой. Если кого увидите подозрительного, сразу скажите мне. Ладно?

Вихрем помчался Пепе домой и вскоре вернулся с кукурузной лепешкой в руке.

— Теперь идите, — запыхавшись, сказал Пепе. — Я останусь здесь.

— Будешь дежурить?

— Ну конечно!

Негрито переглянулся с Рафаэлем и, приложив палец к виску, покрутил им, дескать, в голове у Пепе не все в порядке.

— Ну давай, давай сторожи! — сказал Негрито на прощанье. — А то вдруг у карабина ноги вырастут.

Пепе был так увлечен кукурузной лепешкой, что, наверное, не слышал замечания Негрито. А может быть, просто сделал вид, что не слышит.

Мальчик еще не кончил грызть лепешку, когда на тропинке показались двое: один — в простой белой рубахе и в потертых дешевых брюках, другой — в хорошем костюме, с маленьким чемоданом в руке. Пепе был уверен, что это агенты полиции. Особенно тот, который с чемоданчиком.

Незнакомцы приближались к мальчику, и он в первый момент растерялся, не зная, что ему предпринять. Бежать в дом Жозефины уже поздно.

— Вы куда идете? — встав посредине тропинки, спросил незнакомцев Пепе.

— А тебе какое дело! — сказал человек в белой рубахе.

— А я не пущу вас!

— Ах ты, огарок! — прошипел мужчина и оттолкнул Пепе в сторону.

Пепе бросился к дому Жозефины и, опередив незнакомцев всего на несколько шагов, постучал в дверь и крикнул:

— Дядя Эмилио!

Голос у Пепе был столь тревожным, что Эмилио выскочил из дома мгновенно и тут же столкнулся с незнакомцами.

— Проходите, доктор! Проходите, пожалуйста! — раскланялся Эмилио. — Чего зря шумишь? — прикрикнул он на Пепе и скрылся за дверью.

Пепе было очень неловко за свою оплошность.

Примерно через час вышел доктор, и за ним все, кто был в домике. Доктор попрощался и ушел. Пепе решил подойти к взрослым.

— Ты зачем сюда пришел? — набросилась на Пепе Жозефина.

— Оставь его, — вмешался Эмилио. — Он все знает.

— Очень хорошо, — затараторила Жозефина. — Попробуй сохрани что-нибудь в секрете, когда все сопляки знают.

— Ты не шуми, — успокаивал шепотом Жозефину Эмилио. — Лучше давайте обсудим, кто сколько может пожертвовать на лекарство.

— У меня три песо.

— У меня два.

— Я могу дать четыре…

— Мало! — сказал Эмилио. — Не хватит даже на самое главное.

— Подождите немножко, — попросил Пепе. — Я сейчас.

Скоро Пепе вернулся с маленьким тряпочным мешочком в руке.

— Вот возьмите. Может, тогда хватит, — попросил Пепе, едва переведя дыхание. — Это моя коллекция.

Эмилио запустил руку в мешочек и захватил в горсть сразу все монеты.

— Пожалуй, не стоит брать, — сказал мужчина в белой рубахе. — Мальчишка столько времени собирал. Жалко!

— А мне не жалко, — сказал Пепе. — Возьмите, дядя Эмилио.

— Спасибо, Пепе! — Эмилио пожал мальчику руку. — Мы не останемся в долгу.

«Кафе кальенте!»

У отца Пепе было много друзей, и прежде всех Эмилио. Наверное, если бы не они, то маленькая сестренка и Эрманито умерли бы от голода. Ведь Пепе не мог прокормить всю семью, у него были только случайные заработки.

Летом такие заработки совсем исчезли. Туристы не приезжают в Гавану летом — очень жарко. А подработать больше негде.

«Как ни противны эти американские скряги, все-таки они платят за услуги», — грустно думал Пепе.

У Пепе не было ни цента, пока друзья отца не устроили его на работу в кафе «Трес Росас». Пепе стал торговцем кофе.

Стать торговцем в Гаване не просто, нужно иметь деньги. А у Пепе денег не было. Но по просьбе друзей отца его приняли на работу с исключением из правил: ему давали термос с кофе и бумажные стаканчики, не требуя залога.

Пепе приходил в кафе рано утром. Хозяин сажал его на высокий стул перед стойкой, наливал маленькую чашку кофе и отправлялся за термосом. Пепе любил глотать кофе из чашечки сразу, хотя знал, что кубинцы смакуют кофе маленькими глотками. Мать в таких случаях оговаривала сына. Но что поделаешь, если Пепе всегда хотел есть и пить.

Каждый раз, выпив кофе, Пепе упирался кулаками в щеки и подолгу глядел на длинную галерею бутылок, расставленных на полках. Бутылки самой различной формы: пузатые, словно бочки, длинные, как бейсбольные палки, квадратные вроде кирпичей. Цвет жидкости в них тоже неодинаковый. Неужели и вкус вина в каждой бутылке разный?

Голос хозяина слышался раньше, чем его округлое тело появлялось в дверях.

— Эй, Пепе! Подставляй свои хилые плечи.

Пепе соскакивал с высокого стула и, сунув руки под лямки, принимал на спину тяжелый термос — большой металлический бачок с краном. К нему приделаны зажимы, которые держат бумажные стаканчики.

— Ну, с богом! — похлопав ладонью по термосу, говорил хозяин.

Отойдя от кафе, Пепе начинал громко кричать:

— Кафе кальенте! Кафе кальенте! (Горячий кофе!)

Рано утром всегда есть спрос на чашечку горячего кофе. То и дело слышится со стороны: «Псс, псс!» Значит, беги в ту сторону, да поживей — ведь прохожие утром торопятся.

Бывали случаи, когда Пепе распродавал весь термос и приходил за вторым. Но это случалось не часто. Обычно Пепе ходил весь день с одним термосом и кричал до хрипоты.

Когда не было спроса на кофе, Пепе шел на бульвар Прадо к знакомому чистильщику обуви, чтобы узнать, где проходит митинг или спортивное выступление. Чистильщик все знал, потому что он торговал газетами.

— Здравствуй, дядя Хесус! — приветствовал Пепе своего знакомого. — У тебя есть сегодняшние газеты?

— А-а-а, «кафе кальенте»! — дружелюбно тянул Хесус. — Ну-ка налей чашечку покрепче и погорячее.

— У меня весь кофе одинаковый.

Пепе наливал в бумажный стаканчик кофе, а Хесус в это время рылся в газетах.

— «Сегодня в двенадцать часов дня, — читал по слогам Хесус, — во Дворце спорта будут соревнования по боксу». Можешь сбегать. Там народу бывает много.

— Спасибо, дядя Хесус.

— Эй, подожди! Возьми деньги за кофе. А то прогорит твоя кофейная фирма.

Пробраться в людное место не всегда удавалось. Торговцев кофе приходило много, и швейцары пускали не всех. Правда, Пепе не мог обижаться на судьбу. Его пускали. Не из жалости, конечно, a просто потому, что он ростом меньше других. Маленький торговец кофе легче пробирается в проходах и меньше загораживает зрелище.

«Кафе кальенте» приходится произносить шепотом, иначе помешаешь зрителям. Бывают и огорчения. Например, показывают что-нибудь интересное — скажем, бокс. В этот момент забудешь обо всем на свете, даже о том, что ты торговец кофе. Только начнешь «болеть», как смотришь — кто-нибудь по затылку трах: «Чего встал в проходе!» Вот тебе и бокс. Даже в глазах потемнеет.

Не так уж много зарабатывал Пепе на продаже кофе, но все-таки зарабатывал. День ото дня мальчик все тверже занимал положение главы семьи. Теперь, когда Пепе приходил домой, мать кормила его кукурузной кашей или в очень торжественных случаях — пирогом. Но такие случаи бывали редко. Пепе мог бы пересчитать их на пальцах одной руки.

Приятно главенствовать дома, но Пепе очень хотелось убежать в горы к бородачам Фиделя Кастро. Он знал, что его обязательно приняли бы — ведь у него есть карабин…

На днях Рафаэль открыл ребятам тайну. Он сказал, что Армандо ушел в горы к партизанам. Сначала Пепе и Негрито не поверили: как же он мог уйти, если они ему не дали карабин. Но Рафаэль не врал. Армандо достал у кого-то старое охотничье ружье, завернул его в тряпки и пошел к партизанам. «Армандо не вернулся в Гавану, значит, его приняли в отряд!» — решили в конце концов ребята. И каждый раз, когда они собирались, разговор заходил об Армандо.

Но Пепе не мог уйти в горы. Кто же будет кормить мать, Эрманито и сестренку? Выхода не было, и Пепе оставался в Гаване. Мальчик утешал себя надеждой на то, что скоро к городу подойдут войска повстанцев и сражение начнется в самой Гаване. «Вот тогда я и дам жару полицейским. Засяду где-нибудь на крыше высокого дома и начну палить», — размышлял Пепе.

Пепе точно знал, что партизаны скоро придут в Гавану. Все чаще прохожие, купив у Пепе кофе, отходили в сторонку и негромко говорили о Фиделе и о его бородачах. Пепе делал вид, что не слушает, но на самом деле он все слышал. Так Пепе узнал, что Фидель двинул свои войска на Гавану.

Повстанцы громили гарнизоны, обезоруживали солдат, захватывали все новые и новые районы страны. Крестьяне ждали бородачей, как самых дорогих гостей. Вступив в деревню, повстанцы устанавливали свою власть и делили среди крестьян помещичьи земли. В каждой деревне находились добровольцы. Они являлись в отряд и просили: «Примите и дайте оружие». Армия повстанцев росла.

На востоке Кубы бородачи организовали второй фронт, которым руководил Рауль Кастро — брат Фиделя. Партизаны действовали так успешно, что вскоре все гарнизоны правительственных войск в этом районе были разгромлены.

Последним оплотом диктатора Батисты был город Санта-Клара, который находится недалеко от Гаваны. Генерал Батиста в срочном порядке направил туда бронепоезд. Тысяча хорошо вооруженных солдат разместилась в бронепоезде, самые современные пулеметы и пушки выглядывали из бойниц этой бронированной крепости.

Но разведка бородачей не дремала. Она сообщила своему командиру Че Гевара о бронепоезде, и он приказал разобрать железнодорожные пути. Бородачи залегли с гранатами недалеко от железной дороги. Когда бронепоезд остановился, они захватили его. Потом окружили город и разгромили правительственные войска. Путь на Гавану был открыт.

О многих важных событиях кубинцы в то время знали только понаслышке. Газеты и радио кричали еще о победах диктатора. Первое сообщение в печати, которое раскрыло истинную обстановку в стране, было, как ни странно, о детях диктатора.

Об этом Пепе узнал в тот же день. Конечно, у Хесуса. Хесус сначала не спеша выпил чашечку кофе и лишь потом спросил у Пепе:

— Ты слышал новость? Диктатор отправил жену и детей в Нью-Йорк.

— Ну и что?

— Как «ну и что»? Это значит — диктатор на ладан дышит. Он кричит каждый день, что раздавит бородачей, а на самом деле они его давят. Иначе зачем бы ему понадобилось отправлять детей в Нью-Йорк.

— Это правда, дядя Хесус?

— Конечно, правда. Ведь это не я придумал — все так говорят.

Гавана встречает бородачей

Пепе и его друзья ждали больших событий. Оки ждали Армандо и отца Пепе Франциско Валадеса — ведь партизаны должны освободить его. Но, когда друзья собирались вместе, разговор шел обязательно и о будущих сражениях в Гаване.

— Давайте договоримся по-честному, — предлагал Пепе друзьям. — Карабин вынем все вместе. А то вдруг я буду в городе кофе продавать, а вы возьмете карабин и вступите в бой? Это нечестно.

— Вообще-то карабин мой, — говорил Негрито, — я его захватил. Но мы друзья. Так и быть: выкопаем вместе.

После такого разговора на душе становилось вроде спокойнее.

Ожидание больших перемен и событий сказалось даже на рождественских праздниках. В прежние годы для Пепе, Рафаэля и Негрито рождество значило так много: ребята ходили по городу, разглядывали витрины магазинов. В каждой витрине зажигались разноцветные огни елок. Елки не настоящие, но все-таки елки.

В некоторых больших магазинах Гаваны продавались и настоящие елки. На них смотрели как на чудо, вдыхали полной грудью их запах. Такие елки привозят из Канады в специальных холодильниках. Ребята не могли даже представить, сколько они стоят.

Около магазинов обычно встретишь деда-мороза. Трудно ему приходится в Гаване. Жара 35 градусов, а дед-мороз сидит в своем зимнем облачении и парится. Но что поделаешь, гаванским ребятишкам тоже нужны деды-морозы. Около деда-мороза — фотограф. Ребята, у которых есть деньги, встают рядом с дедом-морозом или садятся ему на колени — и снимок готов. Он остается как хорошая память о Новом годе, о снежном деде-морозе, хоть гаванские ребята и не знают, что такое снег и зима.

Новый, 1959 год не был похож на все предыдущие. Пепе это ясно видел. Не только потому, что в витринах меньше было нарядных елок и деды-морозы попадались редко. Все были озабочены судьбой своей родины.

Теперь для гаванцев уже не было секретом, что бородачи-повстанцы все ближе подходят к их родному городу. Орудийные залпы иногда слышались даже в центре. Газеты и радио не могли больше скрывать правды. 28 декабря 1958 года все газеты вышли с большими заголовками, которые сообщали, что передовые отряды повстанцев приближаются к Гаване, а диктатор Батиста бежал в Доминиканскую республику.

Гаванцы облегченно вздохнули. Теперь они уже твердо знали, что повстанцы скоро придут в столицу.

Бородачей ждали первого января. Телевидение, радио, газеты — все кричало, гремело, сообщало о приходе барбудос.

После бегства диктатора правительственные войска уже не оказывали сопротивления повстанцам, и поэтому путь в Гавану был для них открыт. Но первого января барбудос не пришли, они явились второго января.

В этот день Пепе не пошел к хозяину кафе, хоть заранее знал, что можно было бы неплохо заработать. Но разве стоит думать о заработках, когда речь идет о революции!

Рано утром три друга собрались на военный совет.

— Мы должны взять карабин и приветствовать барбудос с оружием в руках, — предлагал Негрито. — На улицах, может, разыграется сражение.

— А я думаю, незачем его брать, — говорит Рафаэль. — Никаких боев не будет. Армия уже разбежалась. Зачем мы пойдем с карабином? Увидят взрослые и отнимут.

Право решающего голоса оставалось за Пепе. Во-первых, потому что он третий, во-вторых, потому что он так рьяно охранял карабин.

— Нет, — сказал Пепе, и все трое отправились в город без карабина.

— Эх, если бы нам достать цветочков! — вздохнул Негрито.

— Где же ты их достанешь? — сказал Рафаэль. — Денег у нас нет.

— А я знаю где, — обрадовался Пепе. — Сейчас все министры дали драпака. У них в особняках знаешь сколько цветов!

— Идея! Я знаю, где дом секатора Сантьяго Рей, — вспомнил Негрито. — Это бывший министр. У него сад большой. Только забор высокий.

— Вот полезешь, а в тебя из ружья как шарахнут! — сказал Рафаэль, который был сегодня явно не в духе.

— Может, и шарахнут, — сказал Пепе, — но попробовать нужно. Ты не бойся, полезу я.

Ребята прибавили шагу. Вот он, дом Сантьяго Рей. За высокой железной оградой сад. Через решетку хорошо видны большие клумбы цветов. Ухватившись руками за ограду, ребята просунули носы между железными прутьями и стали пристально рассматривать окна и двери особняка. Никаких признаков жизни.

— Подсадите меня, — рвется Пепе. — Я полезу.

— Лучше лезть подальше от дома, — советует Негрито, — вон на том углу!

Ребята прошли по тротуару шагов пятьдесят и остановились. Рафаэль согнул спину, упершись руками в колени.

— Полезай! — скомандовал он Пепе.

Пепе прыгнул на плечи Рафаэля и затем на ограду. Через мгновение мальчик был уже на пушистой зеленой траве.

Оглянувшись, Пепе бросился к клумбе. Глаза разбежались. Сколько здесь разных цветов! Но Пепе сразу же решил рвать самые яркие, прежде всего красные.

Рафаэль и Негрито в это время прогуливались по тротуару, поглядывая вокруг. Из-за угла показался старик с палкой. Он медленно ковылял по асфальту. Что старик может сделать?

Послышался свист. Негрито и Рафаэль подошли к ограде. Пепе передал им цветы и снова бросился к клумбе.

Старик с клюшкой приближался к ребятам.

— Эй, молодые люди! — прошамкал старик. — А ну-ка, идите сюда.

Негрито и Рафаэль, обхватив покрепче цветы, бросились наутек. Добежав до угла, ребята остановились: «А как же Пепе?»

Старик уже стоял у калитки и звонил. В доме за оградой никто не появлялся. Наконец какой-то мужчина высунулся в окно.

— Сеньор! — закричал старик. — У вас рвут цветы.

Мужчина увидел Пепе. Через минуту его фигура показалась в дверях дома.

— Пепе, спасайся! — крикнул Рафаэль и, сунув Негрито цветы, бросился к ограде.

Не выпуская из рук цветов, Пепе полез по железным прутьям. Мальчик едва докарабкался до верха, как к забору подбежал мужчина и схватил Пепе за ногу:

— Попался!

Пепе с силой выдернул ногу, но потерял равновесие и едва удержался. Цветы посыпались вниз.

«Прыгнуть на асфальт? Высоко». Мальчик начал проворно спускаться по изгороди на тротуар. Мужчина просунул руку между железными прутьями и снова схватил Пепе за ногу. Теперь прыгнуть Пепе не мог. Подоспевший старик колотил его по спине клюшкой.

Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не подлетел Рафаэль. Он оттолкнул старика и тут же без размышлений вцепился зубами в руку мужчины. Мужчина вскрикнул и разжал пальцы. Пепе прыгнул вниз и бросился бежать. Рафаэль — за ним.

— Тебе здорово попало, Пепе? — спросил Рафаэль, когда ребята были уже в безопасном месте.

— Чепуха! — рассмеялся Пепе. — Зато цветочки какие!

— Цветочки что надо! — согласился Негрито и разделил цветы на три равные части.

— Надо ждать партизан в Центральном сквере, — предложил Рафаэль.

— Нет! — не согласился с ним Негрито. — Лучше их встречать в Старой Гаване. На узкой улице можно все лучше разглядеть.

Ребята отправились в Старую Гавану.

Вдоль тротуаров выстраивался в длинную вереницу народ. У некоторых в руках букеты. Правда, ни у кого не было таких ярких цветов, как у ребят. Чтобы купить такие цветы, нужно иметь много денег. Прохожие любовались цветами, но, конечно, никто из них и не думал, что три оборванца могли купить эти цветы. «Ясно, что украли! — думали встречные. — Но украли для партизан — это не так уж плохо!»

— Давайте заберемся на выступ этого дома, — предложил Негрито, — отсюда хорошо будет видно.

На выступ забрались Пепе и Негрито, а для Рафаэля не осталось места.

— Рафаэль, ты большой. Ты и так увидишь, — засмеялся Пепе.

Рафаэль не понял шутки и, зло огрызнувшись, пошел к соседнему выступу.

Повстанцев еще не было видно, а эхо многократного «ура» уже слышалось. Эхо катилось, словно гигантская волна, опережая грузовики с барбудос.

— Ура! Ура! — не жалея сил, закричали ребята.

Тарахтя моторами, за поворотом показался первый грузовик, за ним второй, третий.

— Вива Фидель Кастро! Вива ла революсион! (Да здравствует Фидель Кастро! Да здравствует революция!) — неслось вокруг, но ребята уже ничего не слышали.

Вот они — прославленные барбудос! Глаза словно магнитом притянуты к пулеметным лентам, к карабинам и кинжалам.

— Эй вы, ребята! — кто-то вдруг дернул за штанину Пепе. — Цветы завтра будете бросать?

Только сейчас Пепе и Негрито заметили, что все уже бросили свои букеты.

— Негрито, — скомандовал Пепе, — раз, два, три!

Размахнуться было трудно, мешала стена, и поэтому цветы не долетели до проходящих машин.

— Эх, растяпы! — с досадой сказал Негрито.

— Смотри, Негрито, смотри! Наши букеты подняли и передали партизанам. Ура! — закричал, ликуя, Пепе.

Первый день свободы

Повстанцы вступили в Гавану с триумфом, как победители. После бегства диктатора правительственные войска и полиция не оказывали сопротивления. Без боев бородачи захватили телеграф, полицейское управление, радиостанцию и президентский дворец.

Горожане встретили бородачей по-разному. Одни вышли на улицы и восторженно кричали «вива», другие плакали, потому что получили сообщение о гибели близких и родных. В первый же день после прихода повстанцев ребята узнали печальную весть об Армандо.

Друзьям все рассказал Педро. Когда зажила его рана, он ушел к партизанам, сражался в горах и теперь вернулся в Гавану.

Ребята встретили Педро на Центральном сквере. Педро шел с другими бородачами и, видимо, куда-то торопился. Но, узнав ребят, он остановился и присел вместе с ними на скамейку. Педро вынул сигару и некоторое время разглядывал ее молча, размышляя о чем-то, потом посмотрел на всех и сказал:

— Знаете, ребята, друга вашего Армандо убили!

Ребята сначала даже не поверили Педро, потому что Армандо был такой веселый и сильный, такой жизнерадостный и они так ждали его…

— Армандо был у нас разведчиком. Надев лохмотья и прикинувшись нищим, он бродил по деревням, разглядывая, сколько солдат разместилось в гарнизонах, где стоят пушки… Бородачи любили Армандо и считали его лучшим разведчиком. И, наверное, Фидель присвоил бы ему высокое воинское звание… Но однажды Армандо пошел в разведку и не вернулся. Его схватили солдаты. Крестьяне видели, как Армандо били и пытали, обливали водой и снова жестоко били. Но ваш друг молчал. Он не предал партизан. Армандо убили, и тело его, завернув в пальмовые листья, бросили на дороге. Мы нашли Армандо и принесли его в лагерь. Все партизаны собрались на похороны. Хоронили разведчика как героя — с военными почестями. После похорон мы воткнули в могилу мачете и повесили на него берет Армандо. — Педро немного помолчал. — Я, ребята, сказал вам все откровенно, как мужчина мужчинам.

Ребята сидели не шелохнувшись, на глазах Негрито блеснули слезы.

— Как же так? Убили!

— Слезами горю не поможешь. — Педро погладил Негрито по голове большой шершавой ладонью. — В эту войну много полегло хороших людей. И они погибли ради того, чтобы нам, живым, было лучше на земле.

Ребята молчали.

— Мы еще с вами увидимся и поговорим обо всем, — сказал Педро. — Мне надо сейчас в отряд.

Педро встал, закинул за плечо автомат и пошел к набережной. Пепе хотел окликнуть его и спросить об отце: может, он знает что-нибудь, — но не рискнул.

Педро спешил в отряд, потому что в Гаване было неспокойно. Слишком много у партизан было врагов, которые затаились дома, плотно закрыв свои окна шторами. Они не хотели слышать восторженные крики толпы. Эти люди не прочь бы с оружием в руках выступить против барбудос, но это было бесполезно.

Те, кто были близки к диктатору, кто раньше кормился за счет государственной казны, боялись повстанцев. Им было страшно за совершенные преступления. Сегодня, в этот радостный для Гаваны день, многие важные сановники, переодевшись в рабочую блузу и натянув на лоб фуражку, пробирались в иностранные посольства и миссии, чтобы укрыться там от правосудия. Они решили прибегнуть к международному закону, по которому каждый, кто вошел в иностранное представительство, пользуется правом неприкосновенности.

Пепе, Рафаэль и Негрито сидели всё на том же месте, где они встретились с Педро, когда до их слуха донеслись шум и крики. Кто-то кричал на очень высокой ноте:

— Требуем выдачи военных преступников!

— Паредон! Паредон! (К стене! К стене!) — скандировала толпа.

Гаванцы собрались около посольства Колумбии не только для того, чтобы потребовать выдачи преступников, но и чтобы не пропустить туда никого больше.

Ребята подошли к посольству. На их глазах был задержан один из бывших полицейских, прославившихся своей жестокостью. Он был одет в дырявые штаны и в такую же рубашку. Кто-то из прохожих узнал полицейского и крикнул:

— Держи его!

Прежнего блюстителя порядка схватили.

— Бей его! Нечего с ним церемониться! — неслось со всех сторон.

Полицейского избили и после этого бросили в машину и увезли.

Гавана выглядела сегодня совсем не как прежде. Пепе и его друзьям казалось, что даже воздух в его родном городе был другой — более прозрачный и какой-то звонкий. А люди! Все куда-то спешили и были охвачены невиданной раньше горячкой. Казалось, гаванцы забыли даже про свой любимый напиток — кофе.

Простой народ стал хозяином улиц. Ведь теперь нет ненавистной полиции и солдат, которые командовали в городе. Но это совсем не значит, что в Гаване стало меньше порядка. С лозунгами в руках горожане маршировали по улицам. Правда, кое-где громили особняки бывших чиновников диктатора, казино, созданные на потребу американским туристам и кубинским богачам. Но это делалось не ради корысти и грабежа.

— Ребята! — вдруг крикнул Негрито. — Стекла бьют!

Все трое рванулись вперед и уже через минуту вместе с другими бросали булыжники в зеркальные окна первого этажа большого дома, на котором крупными буквами красовалось: «Казино».

— Ломай дверь! — кричал кто-то. — Наши народные денежки здесь проигрывали.

Люди навалились на дверь. Большая дверь затрещала и рухнула, сорвавшись с петель.

Ребята вместе со взрослыми устремились в дом.

Раньше Пепе приходилось дежурить у казино, чтобы открыть дверцу подъезжающего автомобиля. Иногда он заглядывал сквозь стекла внутрь помещения. При свете больших люстр мальчик видел хорошо одетых мужчин и женщин, склонившихся над столом, где была установлена рулетка. Пепе никогда не мог понять, что они делают. Но ему всегда казалось, что они колдуют. Но это все в прошлом. Сейчас в казино ворвались люди, которые не знают, как обращаться с рулеткой. Но хорошо понимают, кого развлекала эта игрушка и на чьи деньги играли здесь капиталисты.

Ярость была на лицах этих людей. Высокий мужчина, ворвавшийся в дверь прежде других, схватил тяжелый дубовый стул и с размаху ударил им по никелированной рулетке.

Пепе и его друзья были очень активными зрителями. Когда мужчина ударил стулом по рулетке и на пол покатился металлический шарик, Негрито ловко поймал его и тут же спрятал в карман. Пепе нашел на полу какую-то никелированную ручку и несколько разноцветных фишек с цифрами и все это тоже спрятал в карман…

Все больше темнело на улицах Гаваны, но звездная гаванская ночь казалась сегодня более светлой и радостной. Улицы зажглись огнями.

Горожане впервые без боязни ходили по улицам, распевая старые революционные песни Кубы времен великого героя Хосе Марти, который поднял в прошлом веке кубинский народ на борьбу против испанских угнетателей. И хотя со стороны военной крепости Ла Кабанья еще слышались автоматные очереди, они никого не пугали. Бородачи-повстанцы прочно взяли власть в свои руки.

Когда ребята слышали стрельбу, им становилось обидно за свой карабин, который лежал в земле и молчал. Разгорался спор. Негрито говорил, что карабин нужно было взять с собой. Пепе доказывал, что делать это было нельзя.

— Если бы мы стрельнули, у нас сразу бы отняли карабин. Да и в кого стрелять?

На этот вопрос Негрито ответить не мог.

Ребята бродили до поздней ночи. Народу на улицах становилось все меньше и меньше. Но повстанцев с автоматами за плечами прибавлялось. Они ходили парами, проверяя темные переулки, подъезды домов, кафе.

— Может, пойдем домой? — предложил Рафаэль.

— Конечно, ты длинный, тебе много ходить трудно, ноги подгибаются, — сострил Пепе.

Домой шли по знакомой дороге, которая всегда кажется короткой. На углу улицы ребята распрощались, сговорившись утром снова встретиться.

Придерживая карманы, чтобы не гремели железки, Пепе тихонько переступил порог и закрыл за собой дверь.

— Пепе! — вдруг послышался мужской голос оттуда, где стоит кровать.

Пепе не поверил своим ушам.

— Папа!

Пепе бросился к кровати, и сильные руки отца легко оторвали его от пола. Пепе прижался к отцовской щеке. Он не видел лица, но чувствовал бороду отца, большую бороду. Слезы текли ручьями из глаз мальчика. Пепе все крепче прижимался к волосатой щеке отца и, не стыдясь своих слез, шепотом повторял:

— Папа! Папа!

Говорит Фидель Кастро

Передовые отряды повстанцев пришли в Гавану и установили здесь свою власть. Но главный штаб бородачей во главе с Фиделем Кастро прибыл лишь через несколько дней. Эти дни жителям города казались вечностью — всем так хотелось увидеть и услышать прославленного героя Кубы.

К приезду Фиделя люди украшали свои дома, улицы. Во многих местах появились боевые стяги, на которых были написаны приветствия повстанцам, революции, Фиделю Кастро. В Центральном сквере красовалось большое полотнище со словами: «Смерть тиранам, свобода народу!»

Как только Фидель выехал из Сьерры-Маэстры, где когда-то начал боевые действия против диктатора, гаванские газеты стали писать о том, что командир повстанцев уже приближается к Гаване.

Однако путь из Сьерры-Маэстры до Гаваны оказался для Фиделя долгим. Не было ни одного городка, ни одной маленькой деревушки, жители которой не встречали бы Фиделя хлебом-солью, не ждали бы его выступления. Что скажет «наш Фидель»? Люди крепко верили ему и поэтому принимали так близко к сердцу каждое его слово.

В гаванские газеты летели одно сообщение за другим. Сообщения набирали крупными буквами на первых страницах. Ажиотаж в Гаване увеличивался. К, конечно, особое волнение испытывали ребята.

Пепе каждое утро, едва проснувшись, вскакивал с постели и спрашивал:

— Папа! Когда приедет Фидель?

— Я уже говорил тебе вчера, — сонно отвечал отец, — что пока неизвестно.

— И за ночь ничего не изменилось? — не отставал Пепе.

— Откуда же я знаю! Я спал так же, как и ты.

Пепе верил каждому слову отца, но это не мешало мальчику расспрашивать его об одном и том же. Пепе было страшно пропустить приезд Фиделя Кастро в Гавану.

Успокаивал себя Пепе тем, что он узнает о приезде Фиделя раньше других — ведь отец у него повстанец!

Пепе гордился отцом и уже не раз рассказывал ребятам, как арестовали отца и бросили в тюрьму. В тюрьме отца пытали и били. Но он не выдал товарищей. Друг отца, Карлос, которого арестовали вместе с ним, был тоже тверд как кремень. Карлос умер в тюрьме от пыток и побоев. А отец с группой товарищей бежал из тюрьмы в горы, к партизанам.

Когда Пепе доходил в рассказе до этого места, кто-нибудь из ребят обычно спрашивал: «Твой отец с Фиделем встречался?» — «Конечно!» — запросто отвечал Пепе, как будто с Фиделем встречался он сам.

Может быть, у ребят и остались бы сомнения на этот счет, если бы однажды сам отец не рассказал о встрече с Фиделем. В тот день ребята сидели около дома Пепе и обсуждали разные новости. Уже вечерело, когда на тропинке показался отец в зеленой гимнастерке, с автоматом на плече.

— Здравствуйте, ребята! — приветливо крикнул отец. — По какому случаю заседаете?

— Просто так! — ответил за всех Негрито.

Отец присел на камень и снял с плеча автомат, на который сейчас же устремились взгляды ребят. Отец понял их желание. Вытащив магазин с патронами и заглянув в патронник, отец отдал автомат ребятам. Некоторое время все по очереди рассматривали автомат, взвешивая на руке и целясь в небо.

— Папа, скажи ребятам, что ты с Фиделем встречался.

— А что, не верят? — спросил отец.

— Верим! Но хотим знать, какой он, Фидель.

— Фидель, ребята, человек необыкновенный. Все в нем необыкновенно: ум, сила, смелость. Вы знаете, как Фидель организовал десант на Кубу? Он собрал в Мексике отряд из восьмидесяти двух человек, при помощи друзей купил маленький кораблик «Гранму» и отправился к берегам Кубы. Солдаты диктатора встретили отряд пулеметными очередями. Завязался бой. Из восьмидесяти двух человек было убито и взято в плен семьдесят. В живых осталось двенадцать. Фидель увел людей в горы Сьерры-Маэстры. Так началась борьба. К Фиделю приходил народ — крестьяне, рабочие. Отряды росли. Была создана армия, которая и разгромила диктатора.

— А правда, говорят, что Фидель выше всех ростом? — спросил Негрито.

— Конечно, есть и повыше, — сказал с улыбкой отец. — Но Фидель очень высокий. Он хороший спортсмен. Замечательный оратор. Но вы сами услышите это, когда он будет выступать в Гаване.

— Папа! Когда приедет Фидель? — задал свой неизменный вопрос Пепе.

— Он приедет послезавтра утром. На площади перед президентским дворцом будет митинг. Готовьтесь.

…Ребята очень рано поднялись в тот день, когда должен был приехать Фидель.

Пепе убеждал друзей:

— Идемте на площадь. А то, пока мы ждем Фиделя на улицах, на площади соберется много народу и мы не пройдем к трибуне.

— Подумаешь, не пройдем, — сказал младший брат Рафаэля, по прозвищу Чико, — мы же маленькие, везде пролезем.

Пепе стоял на своем, и верный друг Негрито поддержал его. Решили идти на площадь.

Ребята не знали точно, когда приедет Фидель. Но разве это важно! Ради такого случая можно жариться на солнце хоть целый день.

Правда, сейчас на улице было не жарко. Горячее гаванское солнце только еще поднялось из-за синего горизонта Карибского моря. Ребята думали, что в этот ранний час они будут первыми на площади. Но здесь уже был народ.

Площадь перед президентским дворцом не похожа на обычные площади. Здесь нет гигантского поля, залитого асфальтом или уложенного брусчаткой. Площадь похожа на большой сквер, вдоль которого растут ряды стройных пальм. Одной стороной площадь примыкает к президентскому дворцу, другой к набережной. По бокам площади плотной стеной выстроились коробки многоэтажных зданий.

— А что, если нам залезть на крышу вон того дома? — предлагает практичный Негрито.

— Залезть куда хочешь можно, — скептически говорит Рафаэль. — А что ты оттуда увидишь?

— Всю площадь!

— Ну и полезай смотреть площадь. А я хочу увидеть Фиделя.

— Смотрите, куда ребята лезут, — вмешивается Пепе, показывая пальцем на развалины старой церковной стены, возвышающейся почти рядом с президентским дворцом.

— Идея! — кричит Негрито. — За мной, ребята!

— Подожди командовать, — останавливает его Рафаэль. — Я думаю, нам лучше залезть на фонарный столб.

— Как же это мы можем все залезть на столб? — спрашивает Негрито. — А потом, сколько времени ты сможешь просидеть на этом столбе?

— Просижу, не волнуйся. Зато Фиделя увижу совсем близко.

— Конечно, просидит, — говорит Пепе. — У него ноги и руки длинные, он обхватит ими фонарный столб, и ему хоть бы что. Как обезьяна!

Рафаэль решительно направился к фонарному столбу, а ребята к церковной стене.

По разрушенной стене взбираться очень легко, есть за что ухватиться и куда поставить ногу.

— Сколько вас там? — крикнул сверху какой-то парень, когда ребята начали штурмовать с разных сторон стену.

— Много! — весело ответил Негрито. — Больше, чем вас.

— А если места для всех не хватит? — опять послышался голос сверху.

— Хватит, — пискляво ответил младший брат Рафаэля. — Мы маленькие.

Конечно, самые удобные места были уже заняты. Но ребята обрадовались и тем, что достались им. Ведь отсюда будет хорошо видно трибуну.

— Смотрите, ребята! — кричит Пепе. — Рафаэль на фонарном столбе.

У Рафаэля была очень смешная поза. Он устроился, зацепившись ногой за какой-то крюк и крепко обхватив столб руками. Повернуть голову назад Рафаэль не мог. Долго ли он так просидит?

С каждым часом народу на площадь прибывало и прибывало. Среди разноцветных фуражек появились широкополые шляпы. Это крестьяне пришли из деревень, чтобы послушать, что скажет Фидель. Чем больше было народу, тем плотнее становились ряды бородачей. Бородачи оцепили трибуну, перекрыли главные проходы на площадь.

Пепе вглядывался в лица партизан, но отца найти не мог. «Почему я не спросил отца, где он будет дежурить?» — ругал себя Пепе и снова всматривался в даль.

Вдруг площадь загудела. Гул покатился над головами людей. Гул становился все сильнее, и наконец он превратился в мощное скандирование: «Фи-дель! Фи-дель!»

Глаза Пепе были прикованы к трибуне. Но он никак не мог распознать, кто из бородачей Фидель. Спросить товарищей неудобно — ведь считалось, что он знает больше других. Пепе переводил взгляд с одного бородатого лица на другое, но лица были так похожи!

Но вот высокий бородатый человек, стоявший около микрофона, высоко поднял руку и приветливо улыбнулся.

Пепе твердо решил, что это Фидель, Пепе ждал, что он начнет говорить, но к микрофону подошел другой, без бороды. Пепе не слушал его. Он пристально вглядывался в бородатое лицо Фиделя.

— Негрито! — шептал Пепе, не поворачивая головы в сторону своего друга. — Ты видишь Фиделя?

Пепе очень хотелось, чтобы Негрито сказал, что он не видит Фиделя. Но Негрито видел и точно знал, где стоит Фидель.

Наконец к микрофону подошел Фидель Кастро. Площадь будто взорвалась. Люди аплодировали поднятыми вверх руками, скандируя: «Фи-дель! Ре-во-лю-ци-я!»

— Прежде всего я хочу попросить народ, — послышался в репродукторе уверенный и добрый голос Фиделя, — чтобы он помог мне тишиной. Потому что когда более миллиона человек собираются в одном месте и шумят, то никакие громкоговорители не помогут.

На площади стало тихо. Казалось, что затихла не только площадь, но вся Гавана и даже Карибское море. Тишину лишь иногда прорезали крики белокрылых чаек, которые высоко-высоко кружились над площадью.

Фидель говорил о революции. О том, как маленькая группа людей пробиралась из Мексики на Кубу, чтобы свергнуть ненавистный режим генерала Батисты. Пепе знал эту историю. Но сейчас, когда он слушал Фиделя, перед ним снова вставали джунгли, непроходимые болота, бесстрашные бородачи.

Рассказ о былых походах повстанцев кончился. Голос Фиделя становится грозным. Он говорит о преступлениях диктатора Батисты.

— Батиста разграбил богатства нашей страны. Американцам он роздал лучшие земли Кубы, месторождения никеля и хрома, нефти и марганца. Телефонной компании США генерал Батиста передал всю телефонную сеть страны. Батиста бежал с Кубы, положив в иностранные банки триста миллионов долларов.

Пепе не спускал глаз с Фиделя. Восхищенными глазами он следил за порывистыми жестами его рук. Руки Фиделя казались мальчику похожими на крылья. Они то взлетали вверх и замирали, то резко опускались вниз. Фидель говорил пламенно. Иногда в подтверждение своих слов он склонял голову или откидывал ее назад.

— Диктатура Батисты уничтожила двадцать тысяч кубинцев! — кричал в микрофон Фидель, и от этого крика мурашки побежали по коже Пепе. — Чем виноваты эти люди, за что их расстреляли?

— Смотри, Пепе! Смотри! — дернул за рукав Негрито. — У Фиделя слезы.

— Брось врать! Бородачи не плачут.

— Конечно, плачет! — вмешался незнакомый парень, сидевший рядом с Пепе.

Пепе пригляделся и увидел, что по щекам Фиделя текут слезы. Фидель не стыдился слез. Он не смахивал их с лица.

Несколько часов говорил Фидель. Он говорил о том, что принесет кубинскому народу будущее: всем безработным — работу, всем безземельным крестьянам — землю и всем детям — школы.

— Крепость Колумбия, — говорил Фидель, — главная твердыня тирании Батисты и предшествующих ему продажных правителей, ненавистная всему народу, больше не будет военным укреплением. На ее месте возникнет замечательный школьный городок, где дети будут получать разностороннее образование и воспитание.

— Слышишь, Пепе! — Негрито дернул друга за рукав.

Пепе кивнул головой. Он уже слышал от отца, что кубинские дети пойдут в школу. Но одно дело услышать от отца, другое — от самого Фиделя Кастро.

Пепе не знал, почему Фидель Кастро говорил о школах, о кубинских детях. Он не знал, что это было так же важно для Кубы, как аграрная реформа, как строительство новых заводов и жилищ. Диктаторский режим генерала Батисты оставил кубинскому народу неграмотность. На Кубе не умела читать и писать половина всех жителей. Большинство кубинских детей не могли ходить в школу.

— Сейчас, когда мы пришли к власти, — продолжал Фидель, — мы должны строить и строить школы, как это делалось на Втором фронте. Партизаны, освободив эти районы от диктаторских войск, создали там семьсот школ. Сейчас мы должны построить десять тысяч школ. Нашим девизом должно быть; «Ни один ребенок не должен ждать обучения».

После того как кончил говорить Фидель, к микрофону подходили другие бородачи, но Пепе уже не слушал их. Пепе был занят мыслями о будущем, о школе. Раньше он смотрел с завистью на тех «состоятельных» ребят, которые ходят в школу. Пепе был по природе озорным парнем, но, когда он сталкивался со школьниками своего возраста, он испытывал неловкость. Ему было стыдно за то, что он не умеет читать, за то, что у него нет ранца. Чтобы скрыть свое смущение, Пепе грубил школьникам, а иногда не прочь был дать им оплеуху.

И вот теперь сам Фидель Кастро заботился о том, чтобы Пепе и его друзья смогли учиться. Значит, им дадут ранцы, книжки, карандаши, и они смогут читать и писать.

Когда кончился митинг и люди стали расходиться с площади, ребята все еще спорили о том, скоро ли пойдут они в школу.

— Я думаю, скоро, — заявил Негрито. — Фидель сказал, что мы не должны ждать.

— Ну, а как скоро? — спросил его Пепе.

— Через несколько дней!

— Ха! Ха! — вмешался в разговор высокий черноволосый парень в рваной рубахе. — Я вижу, вы в политике щенки.

— Что же, по-твоему, мы не пойдем учиться? возмутился Пепе.

— А ты думаешь, так сразу и пойдешь! — Парень сделал Пепе ослиные уши.

— Ты это брось! — строго сказал Пепе. — Фидель не врет. И вообще, может, тебе диктатор очень нравился, так ты скажи начистоту.

Ребята обступили парня со всех сторон.

— Ну вы, не очень, не очень, — отбивался парень. — Я же не говорил, что Фидель врет. А учиться мы будем не скоро. Пока школы построят, пока учителей найдут…

— Это мы еще увидим, скоро или не скоро, — уже более миролюбиво сказал Пепе, — а учиться обязательно будем, раз об этом сказал Фидель.

«Зачислите нас в отряд!»

Революция! Революция! Раньше ребята думали, что это сражения, бомбардировки, горящие здания. В общем, настоящая война. Революция такой и была на самом деле там, далеко в горах. Но в Гаване все было по-другому. Повстанцы вступили в Гавану мирно, и народ встречал их цветами и песнями.

Революция многое изменила в Гаване. Даже жизнь наших героев не была теперь похожа на прежнюю. Ребята еще не ходили в школу, но они уже не дежурили на стоянках автомобилей, не чистили ботинки в ресторанах. Разве можно это делать? Теперь свобода и равенство!

Правда, спрос на услуги ребят после революции уменьшился. Богатые американские леди и джентльмены перестали ездить в Гавану.

Шикарные автомобили кубинской знати после революции стали выглядеть по-иному. Повстанцы отобрали у богачей машины и теперь ездят на них сами. На лакированных боках «кадиллаков» появилась цифра «26», написанная обыкновенной масляной краской. Это значит — машина принадлежит организации «Движение 26 июля», которая объединяет всех повстанцев.

Когда ребята видят такую машину, они бегут за ней: «Может, остановится». И, если вдруг машина останавливается, все сразу бросаются открывать двери. Но, конечно, не за деньги, а просто так, чтобы посмотреть на бородачей и их автоматы, пулеметные ленты на поясе, кинжалы.

— Смотрите, ребята! — крикнул однажды Негрито так радостно, будто увидел извержение вулкана. — Барбудос машину чинят!

У тротуара стоял серого цвета автомобиль марки «олсмобиль». Капот и крышка багажника открыты. Молодой повстанец с длинной бородой и распущенными до плеч волосами, запустив руки в мотор, чинил что-то. Два других давали советы:

— Ты посмотри, есть ли искра.

— А может быть, бензин кончился?

Ребята пробрались поближе к машине. Теперь им было видно все. Руки у бородача по локоть в масле. Бородач долго возился и наконец залез в кабину. Зажужжал стартер, но мотор по-прежнему не работал. Бородач недоуменно смотрел на щиток прибора. Но ото не помогало.

Автомобиль с крупно написанной цифрой «26» привлекал внимание не только ребят, но и взрослых. Прохожие останавливались, стараясь помочь повстанцам советом и даже делом. Какой-то пожилой человек проверил зажигание.

Были и недоброжелатели.

— От сохи пришли, — выкрикивал кто-то, — а теперь на машинах захотели ездить! Вот она и не заводится.

— Замолчи! — гаркнул в ответ пожилой человек, помогавший повстанцам.

После долгих усилий мотор наконец затарахтел. Повстанцы сели в машину, поставили между колен карабины и, прежде чем тронуться в путь, поблагодарили всех. Негрито, который был к машине ближе других, крепко пожал бородачу руку, и тот подарил Негрито маленький значок красно-черного цвета со знаменитой цифрой «26».

Глаза Негрито искрились от радости.

— Покажи! — потребовал Пепе.

Негрито будто не слышал вопроса.

— Тебе говорят, покажи! — Рафаэль дернул Негрито за рукав. — Тоже, воображает!

— Почему здесь красное и черное? — спросил Пепе.

— Эх, ты! — сказал Рафаэль. — Красный и черный цвет — это цвета революционного знамени Фиделя. Знаешь, как диктатор Батиста не любил эти цвета.

Ребята направились на Центральную площадь. Но до нее не дошли. На перекрестке двух улиц ребята увидели чудо. Там, где раньше стоял полицейский в белых перчатках, теперь важно дирижировал уличным движением… Кто бы вы думали? Приятель Пепе и Негрито по прозвищу Пузырь. Он был одет в защитного цвета рубаху и в коротенькие штаны. На голове широкополая шляпа зеленого цвета.

— Эй, Пузырь! — крикнул Пепе.

Но Пузырь не обратил на ребят никакого внимания.

— Зазнается! — усмехнувшись сказал Негрито. — Недавно вместе с нами торчал на стоянках, а теперь не замечает.

— Пузырь! — снова громко позвал Пепе.

Мальчик обернулся и помахал друзьям рукой.

«Привет, но я очень занят», — означал его жест.

— Пошли к нему, — решительно заявил Пепе.

Ребята перебежали улицу и окружили Пузыря.

— Что ты зазнаешься? — начал вместо приветствия Пепе. — Забыл, как мы с Негрито колотили тебя?

— Послушай, Пепе, не мешай мне работать. Я же на посту. Если произойдет авария, отвечать придется мне.

— Ха! Ха! Ответчик! — засмеялся Рафаэль. — Будет отвечать тот, кто виноват.

— Ребята, я вас прошу отойти.

— Интересно, а как это ты пристроился к такому делу? — спросил Пепе.

Пузырь молчит. Он поднял руку, и несколько автомашин остановились у линии «стоп». Пузырь важно повернулся и разрешил машинам, которые стояли на другой улице, двинуться через перекресток.

На ребят это произвело впечатление.

— Знаете что, ребята, — серьезно сказал Пузырь, — если вы не будете мне мешать, тогда скажу, как я попал на это место. Будете мешать — не скажу.

— Мы не будем мешать, только скажи! — хором заявили ребята.

Не спуская глаз с улицы и изредка поворачиваясь на месте, разрешая проезд автомобилям, Пузырь объяснял:

— Вы знаете, где отель «Хилтон»?

— Знаем!

— Как пройдете отель, направо первая улица. Рядом с магазином, где фуражки продают, увидите небольшой дом. Над подъездом вывешено красно-черное знамя. Идите на второй этаж и скажите там, что хотите быть бойскаутами.

— И нас возьмут?

— Может быть, возьмут, — отвечает Пузырь. — Полицейских ведь прогнали. Регулировать движение некому. На главных перекрестках стоят повстанцы, а где перекрестки поменьше, ставят бойскаутов.

— Бежим скорее! — обрадовался Пепе, и все втроем бросились вперед.

— Ребята! — Негрито, пробежав шагов десять, остановился. — Я с вами не побегу.

— Почему?

— Вы же белые, а я черный. Меня все равно не возьмут.

Друзья остановились. Всем было известно, что негры и мулаты не могли ходить в школу, показываться в парках, садах и ресторанах.

Но Пепе полон энтузиазма:

— Послушай, Негрито! После революции все изменилось. Вот увидишь, примут!

Веры в успех у Негрито не было, но он побежал. Жара друзьям нипочем. Солнце уже стояло в зените и, казалось, прожигало кожу насквозь, до костей.

— Вот этот дом! — первым крикнул Рафаэль. Видите флаг?

Поднялись на второй этаж. По длинному коридору торопливо проходили бородачи. Все куда-то спешили, и ребятам было неловко останавливать кого-нибудь.

— Вы к кому? — вдруг загремел над ними чей-то бас.

— Мы… — растерянно начал Пепе, — мы хотим…

— Идите в третью дверь направо, — не дослушав мальчика, бросил на ходу бородач.

Около двери незнакомые ребята.

— Вы тоже в эту дверь? — спросил Пепе у какого-то парня.

— Угу!

Пепе смолк. Молчал не только Пепе. Все ребята стояли молча, ожидая, что будет: примут или не примут.

Особенно страшно было Негрито. Он оглядел всех, но не увидел ни одного мулата. «Не примут», — твердил про себя Негрито.

Когда очередь дошла до ребят, они пошли все сразу.

— Что-то вас много! — крикнул из-за стола бородач. — Вы бы по одному.

— А мы друзья, — сказал за всех Пепе, показывая на Рафаэля и Негрито.

— Ну, если друзья, заходите. — Бородач встал из-за стола и поправил военный пояс, на котором висел пистолет.

— Мы хотим регулировать движение, — начал Пепе.

— Слышал, Франциско? — обратился бородач к повстанцу, сидевшему за другим столом. — Регулировать хотят! А работать вы не хотите?

— Можем и работать! — ответил Рафаэль. — Но ведь регулировать движение — это тоже работа.

— Нам нужна другая работа: кирпичи таскать, школы строить. Поняли?

— Мы согласны на любую работу, — решительно сказал Пепе, — только зачислите нас в отряд бойскаутов!

— Вот это другое дело! — добродушно сказал бородач и сел за стол, чтобы записать имена ребят.

— Скажите, а меня вы тоже запишете в отряд? — нерешительно спросил Негрито.

— А почему ты спрашиваешь? Вы ведь все друзья?

— Это верно, но они белые, а я черный.

— Об этом не волнуйся. — Бородач встал из-за стола и ласково погладил Негрито по густо вьющимся волосам. — Главное, быть другом, а какого цвета кожа — это дело второе. Теперь все равны. У нас есть командир Алмейда — негр. Очень бесстрашный человек. Ему подчиняются все — белые, негры, мулаты.

Бородач записал имена.

— Процедура окончена. Приходите, ребята, завтра в шесть. Скажите дома, что уходите на весь день.

Русский пятачок

Раньше ребята только во сне могли побывать в крепости Колумбия. Здесь помещался военный гарнизон. Под навесами стояли танки и пушки. Солдаты маршировали день и ночь на пыльном плацу.

Чтобы добраться до крепости, нужно было пройти сквозь длинный подземный тоннель. Ребята ходили по тоннелю. Им интересно было посмотреть, как маршируют солдаты и передвигаются танки. Но они смотрели на это издали.

И вот теперь Пепе, Негрито и Рафаэль каждое утро шагают вместе с отрядом в крепость Колумбия. Когда отряд проходит мимо крепостных ворот, вооруженные бородачи из охраны поднимают карабины вверх и дружелюбно машут ими: дескать, шагайте, ребята!

Часам к семи утра в крепость сходится много подростков, мужчин, женщин и бородатых повстанцев. Все принимаются за работу. Здесь строятся школьные здания, дома, в которых будут жить ученики, спортгородок и другие помещения.

Друзья всегда работали вместе. Пепе был вроде командира. Сначала Рафаэль никак не хотел признавать власть Пепе, но потом смирился.

Работа была несложной: ребята подносили кирпичи и передавали их взрослым, которые складывали из них стены.

С тех пор как Пепе начал работать в крепости Колумбия, он прежде всего вырос в своих собственных глазах. Еще бы — ведь ему дали новое обмундирование, и он каждый день запросто разговаривает с бородачами.

Пепе казалось, что дома к нему тоже стали относиться иначе. Отец чаще говорил с ним о разных делах, даже революционных. Отец служил в охране порта и работал там грузчиком.

В свободное время Пепе ходил в порт, чтобы увидеть отца и поговорить с ним. Пепе ходил в форме, и поэтому ему были открыты все сторожевые посты.

— Эй, строитель! — шутили бородачи. — Как дела?

— Хорошо! — весело отвечал Пепе. — Отца не видели?

— Иди на следующий пирс!

Пепе любил порт. Он приходил сюда вместе с ребятами и раньше, до революции. Ему нравилось здесь всё: гудки пароходов, длинношеие краны. В порту все движется, грохочет. Неподвижны лишь громады океанских кораблей. Они прижались к пирсам и будто задремали.

Раньше Пепе и его друзья приходили в порт не для того, чтобы полюбоваться кораблями. У ребят были вполне деловые интересы: они шли встречать американских туристов. Всякий раз, когда на горизонте появлялся небольшой белый пароход с одной трубой, ребята бежали в порт. На этом пароходе в Гавану приезжали туристы из США.

Но теперь белый пароход не приходит в Гавану. Да и какое дело Пепе до этого парохода и до американских туристов, когда он строит школьный городок.

Революция изменила облик порта. Раньше с больших океанских пароходов сгружали дорогие автомобили, какие-то большие ящики с надписью: «Сделано в США». Пепе знал, что с Кубы в Соединенные Штаты везут сахар и табак, а оттуда на Кубу привозят дорогие автомобили, холодильники, телевизоры.

Теперь грузы изменились. На причалах стоят тракторы, сельскохозяйственные машины, заводские станки. На них клеймо: «Сделано в Советском Союзе», «Сделано в Чехословакии». У пирсов можно увидеть советские пароходы.

Попе никогда не забудет того дня, когда он впервые увидел пароход с советским флагом, Отец в этот день дежурил на пирсе. Рядом с отцом стояли матросы. Пепе сразу понял, что это русские.

— А вот мой партизан! — весело приветствовал отец сына.

Моряки не знали испанского, но улыбнулись и протянули Пепе руки.

Отец и Пепе не знали русского языка, но разговор продолжался.

Пепе показывал на пароход.

— Русо!

Моряки кивали головой.

Потом русские показывали на солнце и делали жесты, которые означали: «Жарко».

Отец и Пепе тоже кивали головой.

Моряк, который был ростом выше отца, показывал пальцем на Пепе и объяснял жестами, что у него дома тоже есть сын. Все радовались, что понимают друг друга.

Как только Пепе увидел русских моряков, он сразу вспомнил о своей коллекции. Ее, правда, теперь не было. Но почему не начать собирать ее снова? «Вот если бы они дали мне русскую монету!»

Пепе вынул из кармана десятицентовую монету и показал ее морякам. Жестами Пепе объяснил, что он хочет обменять ее на русскую.

— Монеда руса! Монеда руса! — повторял Пепе.

Один моряк, видимо, понял и вынул из кармана большую медную монету, на которой была написана цифра «5». Он отдал ее Пепе, но денег у мальчика не взял.

— Тебе! Тебе! — повторял моряк непонятное для Пепе слово. — Это пятачок! Пятачок!

Мальчик спрятал в карман монету. Раньше в старой одежде Пепе был только один карман. А теперь у него было два кармана на рубашке, два в брюках. Выбирай любой!

Спрятав монету, Пепе уже не мог дождаться конца разговора. Он попрощался и побежал домой, чтобы показать ребятам новое приобретение.

Ключи от крепости

Когда строительство школьного городка было окончено, на большом плацу, где диктатор устраивал смотр боевых частей и награждал орденами отличившихся, выстроились ученики. Здесь же собрались учителя.

Гремит музыка. На трибуне члены правительства. Среди них Фидель Кастро. Он приехал сюда, чтобы вручить министру просвещения Кубинской республики ключи от военной крепости.

После торжественной церемонии Фидель поднялся на трибуну.

— Товарищ министр, — начал свою речь Фидель, — мы вручаем вам эту крепость и уносим отсюда наше победоносное знамя, чтобы завоеванная крепость служила делу просвещения. Мы надеемся, что этот акт будет началом новой эпохи в деле просвещения…

— Вива Фидель! — раздается с той стороны, где стоят учителя.

— Вива! Вива! Вива! — хором скандируют ученики.

После Фиделя выступали другие. Они тоже говорили о школах.

Но вот к микрофону подошел партизан Педро. Он говорил о тех ребятах, которые хотели учиться, которые сражались в горах и погибли, не дожив до победы. Педро рассказал об Армандо.

Тысячи людей слушали Педро и своим молчанием чтили память Армандо. Пепе, Негрито и Рафаэль слушали партизана не так, как все. Перед их глазами вставал живой, веселый Армандо. Они вспоминали тот далекий разговор с ним у магазина. «Вот если бы меня пустили в школу, — говорил тогда Армандо, — и сказали: „Учись“, — я бы учился и день и ночь. И потом сам стал учителем. И всех ребят, у которых нет денег, учил бы бесплатно…»

Пепе сказал тогда Армандо, что он хочет быть шофером. И сейчас Пепе жалел об этих словах. «Я буду учителем, учителем, — повторял про себя мальчик. — Я буду таким же, как Армандо…»

— Ребята, — шепотом сказал Пепе друзьям, — давайте поклянемся, что мы никогда не забудем Армандо и, окончив школу, будем учить бедных бесплатно. Как хотел это делать Армандо.

Пепе выставил вперед руку со сжатым кулаком и сказал первое слово клятвы: «Зубы!» Негрито и Рафаэль по очереди клали свои руки на кулак Пепе и произносили:

Когда кончился митинг и опустела трибуна, ребят распределили по группам и повели в классы.

Все было необычно для ребят: парты, грифельная доска, тетради. Ведь дети привыкли к шумным улицам, к автомобильным стоянкам, сапожным щеткам и подзатыльникам.

— Дорогие ребята! — сказал учитель, когда все заняли свои места. — Это ваш класс, ваша школа — вы должны чувствовать себя как дома.

Пепе вспомнил о своем доме — хижине с земляным полом и одним окном. «Если бы нам такой дом!»

— Сегодня начинается наш первый урок, — слышится голос учителя. — Вы будете приходить в этот класс каждый день. Я буду учить вас читать и писать.

— А где мы возьмем тетради? — спрашивает шепотом Негрито у Пепе.

— Наверное, дадут! А вообще молчи и слушай!

— В этом школьном городке, — продолжает учитель, — вы будете не только учиться, но и жить. Вы уже видели жилые комнаты. Здесь же, в крепости, вы будете заниматься спортом, слушать выступления артистов.

Учитель на минутку перевел дыхание, снял очки, протер их и продолжал:

— Вы знаете, что наша страна строит новую жизнь. Нам нужны люди грамотные. Нужно строить новые заводы, пахать землю, лечить больных, учить детей. Но у нас не хватает учителей и воспитателей. Поэтому, ребята, давайте договоримся о дисциплине. За ваши проступки я не буду наказывать вас. Вы наказывайте себя сами. Если кто-нибудь провинится, то вся группа должна собраться и придумать взыскание для этого человека. Понятно?

— Понятно! — восклицает высокий парень Марио, сидящий на задней парте. — Если кто-нибудь провинится, значит, бить его надо?

— Я думаю, что бить не следует, — сказал Рафаэль. — Можно придумать другие меры воздействия.

— Правильно! — вырвалось у Негрито. — Не обязательно бить.

— Решите сами, — сказал учитель. — Я пойду за букварями и скоро вернусь.

Ребята были почти незнакомы друг с другом — лишь иногда они сталкивались на строительстве школы. Но, несмотря на это, сейчас каждый ученик тянулся к другому. Хотелось познакомиться поближе. Выясняли имена, возраст.

— Прежде всего нужно избрать старосту! — кричал какой-то парень, взобравшись на парту.

— Что ты пачкаешь ногами парту! — набросился на парня Негрито. — Слезай! А старостой нужно избрать Пепе. У него отец повстанец. Понятно?

— У меня отец тоже повстанец, — обиженно произнес парень, которого Негрито согнал с парты.

— Ну и что же! — не утерпел Рафаэль. — Тебя же никто не предлагает в старосты, а Пепе предлагают. Кто за Пепе, поднимите руки.

— Подождите, подождите! — послышался голос высокого парня Марко. — Пусть сначала этот Пепе расскажет о себе.

— А что я буду о себе говорить?

— Правильно! — поддакнул Негрито. — Что он будет с себе рассказывать? Я знаю Пепе. Живу с ним рядом, он хороший парень, умеет играть в бейсбол.

— А драться умеет? — не унимался Марио.

— Еще как! Я сам видел! И еще, знаете, Пепе листовки разбрасывал во время диктатуры.

Все проголосовали за Пепе.

Пепе чувствовал себя неловко. Ему казалось, что его избрали не по заслугам, а просто потому, что Негрито и Рафаэль кричали больше других.

Пепе начал разговор так:

— Ребята, какие вы предлагаете взыскания?

— Сечь ремнем, — выпалил Марио.

— А я против! — крикнул кто-то. — Провинившихся не надо пускать в класс, вот и все.

— Верно, — сказал Пепе, и ребята поддержали его.

Так началась школьная жизнь. Жизнь новая, совсем не похожая на прежнюю. Раньше все сводилось к тому, чтобы заработать на хлеб. Любым способом, но заработать. Или в крайнем случае выпросить у богатого туриста монету.

Сейчас Пепе мог совсем не думать о заработке. В школьном городке дети имели все, что нужно: их кормили и давали одежду, у них были чистые кровати, просторные, светлые классы.

Правда, дети должны были не только учиться, но и работать. Когда открывался школьный городок, Фидель Кастро сказал, что ученики обязаны привыкать к труду с малых лет. Но ребята не боялись работы. Им-то было хорошо известно, что такое труд.

Каждый день после занятий группа, в которой Пепе был старостой, отправлялась в деревню. Для Пепе поездки в деревню всегда были очень радостны. Во-первых, ехали на грузовике. А во-вторых, ехали ведь за город.

Прежде жизнь Пепе была замкнута среди городских улиц. Высокие дома, раскаленный асфальт, бензинная гарь — все это окружало мальчика с самого рождения, и он не знал, что такое раздолье зеленых лугов, леса, поля.

Кубу не зря называют «жемчужным островом». Белые песчаные пляжи, словно длинные драгоценные нити, опоясали кубинскую землю. До горизонта растянулись поля сахарного тростника и табачные плантации, гордо стоят здесь высокие, стройные пальмы, веером раскинув зеленую листву.

Пепе, Негрито и Рафаэль всегда садились в кузове грузовика рядом. Грузовик мчался, ребята смотрели во все глаза. Иногда кто-нибудь вскрикивал:

— Смотри, Пепе! Зачем земля марлей покрыта?

Пепе не знал, что ответить. Он спрашивал впереди сидящего мальчишку, тот — другого, и, наконец, находился один знающий.

— Это плантации табака, — говорил он. — Чтобы табак не сгорел на солнце, его прикрывают марлей!

— Смотрите, смотрите, какая хижина! — снова кричал кто-то.

Вдалеке была видна крыша на четырех столбах. Под крышей дымился очаг, у которого сидела крестьянская семья. Никто из ребят не знал, почему эта семья вдруг поселилась в поле. Поблизости не было ни одного дома.

— Эта семья, — объяснял ребятам учитель Ренате, — получила землю от нового правительства.

Через несколько дней учитель привел ребят на заседание кооператива, где торжественно вручались крестьянам грамоты на вечное владение землей. Вернее, это было не заседание, а праздник.

На небольшой площади собралось много крестьян. Они в соломенных шляпах, в выгоревших рубашках и таких же брюках с мачете на поясе. За маленьким столом сидели бородачи. Они выкрикивали фамилии и вручали крестьянам грамоты, на которых виднелась большая сургучная печать.

Каждый крестьянин долго жал руку бородачу и обязательно хотел что-нибудь сказать. Крестьяне, конечно, не ораторы и говорили нескладно, но от души.

Почти все заканчивали свою речь словами: «Спасибо нашему Фиделю за землю!»

После этих слов крестьяне выхватывали из ножен мачете и размахивали ими над головой: «Вива! Вива!».

Ребятам очень хотелось посмотреть поближе грамоты.

— Давайте попросим у кого-нибудь, — предложил Негрито. — Может, покажут.

Ребята окружили крестьянина, который только что получил грамоту. Но им даже не пришлось просить. Темное от солнца лицо крестьянина расплылось в улыбке. Он выставил перед ребятами грамоту и сказал:

— Понимаете, ребята, на пятидесятом году жизни я получил землю. Свою собственную! — И он прижал грамоту к груди.

— А где ваша земля находится? — спросил Пепе.

— Там, на горе!

— А дом у вас есть? — послышался новый вопрос.

— Пока нет! Но будет, — весело отвечал крестьянин. — Поставлю крышу на столбах. Вот и дом.

— Мы уже видели такой! — крикнул Пепе.

— Приезжайте в гости, — пригласил крестьянин.

— Нам некогда! — ответил за всех Рафаэль. — Мы учимся и работаем.

Каждый попрощался с крестьянином за руку, и только после этого все отправились на работу.

Работали ребята на плантациях сахарного тростника вместе с крестьянами и их детьми. Сначала у городских ребят ничего не выходило. Они не умели складывать палки сахарного тростника, руки болели от мозолей. Ребятам было стыдно за свое неумение, и они боялись, что деревенские жители будут смеяться над ними. Но те не смеялись, а, наоборот, усердно учили ребят своему труду.

Пепе, Негрито и Рафаэль особенно подружились с пареньком Хосе, у которого было настоящее мачете, только поменьше, чем у взрослых. Хосе рубил своим мачете сахарный тростник, обстругивал палочки и угощал ребят. Ребята грызли палку, наслаждаясь сладкой жидкостью.

Первым рубить тростник научился Негрито. Хосе дал ему свое мачете. У Негрито сначала не выходило. Но Хосе терпеливо учил его. Наконец Негрито научился. Когда он сумел с одного удара перерубить тростниковую палку, он от радости даже закричал.

Потом Хосе научил рубить тростник Пепе. Один Рафаэль так и не смог постичь этого. Он держал мачете, как девчонка, и не мог попасть по тростнику острием мачете. Даже Пепе было смешно, когда Рафаэль пробовал рубить тростник.

Хосе был постарше Пепе и Негрито. Правда, читать он не умел, но зато мог делать все, что хочешь, знал повадки зверей и птиц.

— Пойдемте в болото, — предложил как-то Хосе. — Я вам покажу, как ловят настоящих крокодилов. Только не больших, а маленьких. Вот таких! — И Хосе развел руки в стороны, показывая длину не меньше метра.

Вместе с Хосе были еще два деревенских паренька. Один из них притащил длинную палку. На одном ее конце торчали в разные стороны большие острые гвозди, на другом — острый клин. Кто-то принес веревку и небольшой кинжал, хорошо заточенный с обеих сторон.

К болоту шли по узкой тропке не разговаривая. Вдруг Хосе остановился около высокого куста и потихоньку подозвал ребят.

— Видите? — спросил Хосе.

Над водой медленно двигались глазастые головы крокодилов. Иногда крокодилы раскрывали пасть, и острые зубы были хорошо видны даже издали.

— А вдруг большие крокодилы нападут на нас? — испугался Рафаэль.

— Не успеют! Мы поймаем одного и удерем, — сказал Хосе и сделал своим деревенский друзьям какой-то знак.

Ребята разошлись в разные стороны, и вскоре один из них тихонько свистнул. Хосе отдал Пепе веревку и, взяв палку наперевес, осторожно пошел туда, откуда слышался свист. Ребята — за ним.

Они увидели небольшого крокодила, который вылез из воды и, закрыв глаза, грелся на солнце. Выставив перед собой палку, Хосе стал по-кошачьи подкрадываться к крокодилу, стараясь отрезать ему путь к воде. Ребята замерли, боясь шелохнуться.

Когда до крокодила оставалось всего несколько шагов, он резко повернулся и пополз к воде. Но Хосе преградил ему дорогу. Крокодил разинул пасть. Рафаэль даже закрыл глаза от страха. Но Хосе не растерялся. Он с силой затолкнул в пасть крокодила палку с гвоздями — гвозди впились, как гарпуны. Другой конец палки с острым кликом Хосе загнал в землю. Теперь крокодил не мог убежать.

— Скорее веревку! — крикнул Хосе.

Пепе бросил веревку. Прибежали деревенские друзья Хосе. Они навалились на крокодила и, завернув ему лапы за спину, связали их веревкой.

Подняв крокодила, ребята помчались к деревне.

О пойманном крокодиле долго говорили в школе…

Со временем городские ребята многому научились. Они умели рубить сахарный тростник, сажать маис, ловить птиц и зверей.

Дружба с деревенскими ребятами особенно окрепла, когда на Кубе провозгласили поход против неграмотности.

«Каждый, кто умеет читать и писать, — говорилось в обращении правительства к народу, — должен обучить одного неграмотного».

К этому времени Пепе и его друзья еще не умели хорошо писать и читать, но Пепе предложил начать обучение деревенских ребят.

— Мы кое-что уже знаем. Нам учитель расскажет, а мы перескажем деревенским ребятам.

— Правильно, — поддержал старосту Марио. — Сейчас все обучают неграмотных. Фидель даже медаль специальную придумал. Называется она «Эроэс здукассион» («Герой воспитания»).

— Но тебе-то эту медаль не дадут, — крикнул кто-то из учеников, — можешь не волноваться!

— Она мне не нужна, — ответил Марио. — Я волнуюсь не за себя, а за деревенских ребят.

Спор решил учитель. Он поддержал Пепе, и с тех пор все ученики стали привозить в деревню буквари, тетради и обучать деревенских ребят грамоте.

Взрыв в порту

Дни бежали. Они были похожи друг на друга, но каждый был по-своему новым и интересным.

Домой Пепе, как и все ребята, уходил в субботу. Он радостно встречался с матерью. Эрманито и сестренкой. Отец часто был занят по воскресным дням, поэтому увидеть его не всегда удавалось. Но в последнее воскресенье он был дома. Отец посадил Пепе около себя, попросил у матери чашку кофе и, отпив от нее немножко, спросил:

— Ну, рассказывай, какие у тебя новости!

— Я уже умею писать свою фамилию, — радостно сообщил Пепе.

— Покажи!

Пепе взял бумагу и старательно вывел: «Валадес». Отец долго рассматривал листок, потом показал матери.

— Видишь, сынок у нас образованный, — похвалил отец. — А вот нам учиться не давали. Били нас хозяева да работать заставляли. Им даже нравилось, что мы не умели читать и писать. Неученый человек все равно что слепой котенок — обо все спотыкается, а понять ничего не может.

— Знаешь что, папа! — сказал Пепе. — Хочешь, я каждое воскресенье буду учить тебя грамоте. Ты заведешь тетрадку и будешь туда записывать все, что я расскажу. Мы так деревенских ребят обучаем.

Отец обнял сына:

— Выдумщик ты у меня!

Пепе вынул из ранца букварь:

— Давай начнем сейчас!

— Не время, сынок! Вот как только всем врагам голову скрутим, тогда я и начну учиться. Целый день будешь меня учить, а я в тетрадку записывать.

Отец допил кофе и встал из-за стола. Пепе подал ему автомат, который всегда стоял в углу около двери. Отец попрощался со всеми и ушел. Пепе ни о чем не спрашивал. Он знал, что отец пошел в порт на дежурство. День и ночь бородачи охраняли порт, куда скоро должен был прибыть пароход с оружием. Оружие нужно сейчас народу, чтобы защищать свою землю.

Кубе угрожали враги, — учитель часто говорил об этом. Врагов было много внутри страны и еще больше за ее пределами. Враги ненавидели бородачей, которые свергли диктатора Батисту и теперь изгнали из своей страны иностранные компании.

Ребята хорошо знали, как действовали враги из США. Учитель всегда начинал урок с рассказов о политических новостях.

— Вы слышали вчера пулеметные очереди? — спрашивал учитель.

— Слышали!

— Это стрелял самолет без опознавательных знаков. Вчера были убиты три человека и двенадцать ранены. Почтим память погибших вставанием.

На следующий день учитель рассказывал о новых преступлениях врагов кубинского народа.

— Вы, наверное, не знаете, ребята, что на востоке Кубы разразилась беда. Враги подожгли посевы сахарного тростника. Огонь охватил тысячи гектаров. Сухой тростник горит, как порох.

Ребята от гнева сжимали кулаки.

— Когда же мы достанем наш карабин? — спрашивал друзей Негрито.

— Если враги высадятся, тогда и достанем, — отвечал Пепе.

— Отчизна в опасности, — говорил учитель. — Мужчины и женщины берут сейчас в руки винтовки, чтобы отстоять революцию, если враг попробует вторгнуться на Кубу. Но в эти тревожные дни ваше место, ребята, здесь, в классе. Вы должны учиться как можно лучше, чтобы быть полезными родине.

Ребята относились к учебе, как к святому долгу. Наверное, поэтому в классе не было нарушителей. Меры наказания, о которых так много спорили ребята, оказались ненужными.

После сообщения о политических новостях учитель обычно переходил к объяснению правил грамматики. Но однажды сделать он этого не смог. За окном прогремел взрыв.

Это был не просто взрыв гранаты или даже бомбы, к которым гаванцы уже привыкли. Это был гигантский взрыв, как извержение вулкана, от которого содрогнулась земля. Взрывной волной выбило стекла.

Ребята повскакали из-за парт и прижались к стене. Учитель подбежал к окну.

— Мерзавцы! — гневно сказал учитель. Они взорвали пароход с оружием.

«Пароход!» — повторил про себя Пепе и молнией вылетел из класса.

Пепе бежал в порт. Ноги не чувствовали земли. «Только бы скорее!»

Чем ближе к порту, тем труднее передвигаться. С разных сторон бегут люди, несутся, оглушая сиреной, пожарные машины и кареты «скорой помощи».

Еще дым не рассеялся, когда Пепе прибежал к причалу. Слышались стоны и крики.

Взявшись за руки, бородачи осаждали толпу.

— Дальше нельзя! кричал какой-то начальник.

— Дяденька! Дяденька! — слезно молил Пепе. — Вы же знаете меня… Я иду к отцу!..

— Отстань, парень! — рявкнул на Пепе бородач. — Какой отец? Не знаю я твоего отца!

— Мой отец Франциско.

— Пусти мальчишку! — вмешался кто-то. — Пусть поищет отца.

Пепе рванулся на причал, где стояли санитарные машины. Некоторые были уже полны раненых и убитых. Пепе вглядывался в лица бородачей, которых несли на носилках к машинам. Один раз ему показалось, что на носилках лежит отец: борода вверх, лицо бледное. Пепе подбежал. Это был не он.

Кто-то стоял и подсчитывал раненых и убитых. Пепе услышал: «Двести десять». Правда, до сознания мальчика это не доходило. Он искал отца.

«Может быть, отца вообще не было сегодня в порту? — думал Пепе. — А может, его увезли на одной из первых машин, когда меня еще не было на причале?»

Прошли полчаса, час. Наконец последний раненый был уложен на носилки. Причал опустел, но гул толпы нарастал.

— Объявите имена раненых и убитых! Имена! Имена! — кричали из толпы.

Жены, матери, дети — все хотели знать судьбу своих близких. Наконец в репродукторе послышался голос:

— Внимание! Внимание! Сейчас будут перечислены имена пострадавших во время взрыва. Это неполные данные. Среди убитых были обнаружены: Эдуардо Фариас, Луис Мартинес…

Тысячи людей, собравшиеся перед причалом, замерли.

Из репродуктора неслось:

— Марио Гутьеррес, Хуан Парейон…

В толпе раздался пронзительный женский крик, превратившийся в протяжный стон. Из репродуктора летели все новые и новые имена убитых.

— Маурисио Сельва, Хуан Рульфо, Франциско Валадес…

— Отец! — вырвалось у Пепе, и он тут же бросился к стоявшему рядом бородачу.

— Дяденька, сейчас сказали Франциско Валадес? — В глазах Пепе застыл страх.

Бородач посмотрел на мальчика и тихо, будто у него не хватило дыхания, сказал:

— Да!

Невидящими глазами Пепе еще раз посмотрел на бородача, потом огляделся вокруг и тихо пошел вдоль причала.

Кто-то кричал ему вслед: «Эй, мальчик!» — но Пепе не слышал крика. Слезы катились по его лицу.

А над причалом продолжал греметь репродуктор:

— Луис Майо, Фернандо Гамбоа, Рафаэль Кортинес…

Пепе не мог больше слушать. Он смахнул рукой слезы и пошел к выходу. Он шел все быстрее и быстрее, неистово пробираясь сквозь толпу, и наконец побежал, задевая прохожих, иногда выскакивая с тротуара на мостовую.

Пепе спешил к тому месту, где зарыт карабин. Он спрыгнул в канаву и стал торопливо разгребать землю. Рука наткнулась на приклад. Пепе вытащил карабин, очистил от грязи и, покрепче схватив его, побежал из поселка.

Недалеко от своей хижины он вдруг услышал:

— Пепе, ты куда?

Пепе не сразу понял, что это дядя Эмилио, и продолжал бежать.

— Стой! — властно крикнул Эмилио. Двумя прыжками он настиг Пепе и схватил его за плечо. — Ты куда?

Пепе молчал. Он чувствовал, как слезы снова сдавливают его горло.

— Куда ты? — еще раз спросил Эмилио.

— Я не хочу больше учиться! — закричал Пепе. — Не хочу! Я пойду в отряд добровольцем и буду мстить за отца.

Эмилио некоторое время стоял молча, не снимая своей руки с плеча мальчика.

— Пепе! — по-отечески ласково сказал он. — Ты должен учиться и учить других. А за смерть твоего отца отомщу я. Дай мне карабин.

Глазами, полными слез, Пепе посмотрел на Эмилио и отдал карабин. Эмилио обнял мальчика и повел к большому камню около хижины, на котором всегда так любил сидеть Пепе.

Пепе едет в новый дом

С тех пор как погиб отец, все свободное время Пепе проводил дома. Как только в субботу кончались занятия, он прощался с друзьями и бежал к матери.

Сегодня суббота. Пепе, как всегда, шагал домой по самой короткой дороге. Быстро дошел до хижины, толкнул дверь и увидел необычную картину: мать и Эрманито укладывали вещи.

— Что это вы делаете?

— Собираемся, сынок.

— Куда?

— На новую квартиру. Вчера приходил Эмилио и сказал, что уже закончено строительство новых домов для бедняков. Завтра Эмилио приедет за нами на грузовике.

К ночи все было упаковано. На кроватях остались лишь матрасы, на столе — чайник с водой и кружка.

Пепе долго не мог заснуть. Ему очень хотелось представить, в каком доме он будет жить, где находится этот дом, какие ребята там живут. «Все равно, — решил Пепе, — Негрито и Рафаэль останутся моими самыми лучшими друзьями. Жалко только, что они не знают о нашем переезде и не придут проводить меня».

Утром, когда только рассвело, мать была на ногах. Она проверяла все углы хижины — не оставили ли чего-нибудь.

— Мама, можно, я за Негрито и Рафаэлем сбегаю? — спросил Пепе.

— Нельзя! Скоро приедет дядя Эмилио!

Проснулась сестренка. Начали выносить вещи из хижины. Закончив работу, семейство уселось на узлы и стало терпеливо ждать грузовика. Пришла Жозефина и тоже уселась вместе со всеми.

Солнце поднималось все выше и выше, а грузовик не появлялся.

— Я же говорил, что зря торопимся, — возмущался Пепе. — Можно, я сбегаю к ребятам?

— Лучше посидеть, чем опоздать, — поучала Жозефина.

— Мама! Я хочу есть, — хныкал Эрманито.

Пепе не выдержал ожидания. Он пошел по тропинке к тому месту, где был когда-то зарыт карабин. Потом вернулся к хижине. Грузовика все не было. Ждали, может быть, час, а возможно, и больше. Когда грузовик приехал, из кабины выскочил Эмилио.

— Салюдо, новоселы! — крикнул он.

Подойдя ближе, Эмилио поздоровался со всеми за руку.

— Как настроение? — поинтересовался Эмилио.

— Какое там настроение, — ответила Жозефина. — Три часа ждем. Все глаза проглядели.

— Не шуми, Жозефина, — добродушно сказал Эмилио.

— Я пойду еще раз взгляну на нашу хижину, — сказала мать.

Она вошла в хижину, осмотрела все уголки и встала на колени. Мать молилась, а может быть, просто вспоминала годы, прожитые в этой хижине…

Эмилио вместе с шофером перенесли вещи в грузовик. Мать с сестренкой села в кабину, остальные залезли в кузов, и машина тронулась.

Из кузова так удобно смотреть вниз, на поселок, на хижину, где жил Пепе, на большой круглый камень… А когда машина выехала на широкую улицу, Пепе увидел отряды добровольцев. Женщины и мужчины шагали в одном строю с винтовками на плече.

Гавана, родная Гавана готовилась к бою. Пепе по слогам читал лозунги, и это доставляло ему особое удовольствие. Ведь он совсем еще недавно не умел читать.

— «Да здравствует революция!»— шептали губы мальчика — «Родина или смерть! Мы победим!»