Трон лжи

7

Охотница Чезара продержалась семнадцать дней – дольше, чем кто–либо из человеческих существ, подвергавшихся допросу воинами Восьмого легиона. Когда она наконец сдалась, в ней с трудом можно было признать женщину, не говоря уж о виртуозном убийце. Хриплым голосом, едва шевеля рассеченными губами, она выдавала одну тайну за другой, и слова облаками пара повисали в ледяном воздухе камеры. Рассказав все, что нужно, она обмякла в оковах, стараясь собраться с силами, чтобы вымолить смерть.

— Система Урия.

— Где именно в системе Урия?

— Урия – это… умирающая звезда. Храм находится на… самой удаленной… от нее планете. Три. Урия–три.

— Что насчет обороны?

— На орбите – ничего. Ничего постоянного. Местные… местные патрульные группы проходят рядом.

— А на поверхности?

— Я… я все сказала. Убей меня.

— Какие оборонительные сооружения есть на поверхности планеты Урия-3?

— Никаких! Там только мои сестры. Пятьдесят… пятьдесят дочерей Каллидус. Одинокая крепость–храм в горах.

— Координаты.

— Пожалуйста!

— Координаты, ассасин. Тогда я положу этому конец.

— Двадцать шесть градусов, восемнадцать минут, сорок четыре целых и пятьдесят шесть сотых секунды. В самом сердце тундры. Семьдесят градусов, двадцать три минуты… и сорок девять целых, шестьдесят восемь сотых секунды.

— Над храмом есть щит для защиты от орбитальной атаки?

— Да.

— И гололитическая запись находится внутри?

— Я сама… сама ее видела.

— Очень хорошо.

Воин обнажил золотой клинок удивительно тонкой работы. Выкованный в век надежд, давно затерявшийся в истории Империума, этот клинок был самой почитаемой реликвией на корабле, и так полном древностей.

Повелитель Ночи приблизился к столу из апотекариона, на котором лежало жалкое подобие человека.

— Чезара… – Он замолчал, потянулся свободной рукой к гермозатворам шлема, которые раскрылись со змеиным шипением, и снял эту личину смерти. У охотницы больше не было глаз – их забрали у нее в ходе допроса, – но она угадала, что сделал воин, по тому, как изменилось звучание его голоса. – Спасибо.

Она плюнула в него – последнее оскорбление перед смертью.

По–своему ассасин заслуживала восхищения, но клинок Талоса все равно опустился, вгрызаясь в поверхность стола, а отсеченная голова покатилась на пол.

Какое–то время воин просто стоял в зловонной камере; когда он вновь надел шлем, перед глазами возникло привычное красное свечение тактического дисплея. Изображение на сетчатке его глаз складывалось в строки рунического текста; он моргнул, выделяя один из угловатых символов на дисплее – нострамский иероглиф, означавший «братство». Раздавшийся приглушенный щелчок означал, что вокс–канал открыт.

— Это Талос.

— Говори, Ловец душ.

— Ассасин раскололась. Берите курс к системе Урия. Храм находится на планете, наиболее удаленной от солнца. У меня есть координаты.

— Талос, мы уже не один десяток лет гоняемся за этим призраком. Легион метался от храма к храму, прочесал сотню систем. Ты уверен, что гололитическая запись там?

Талос опустил взгляд, и перекрестье прицела послушно остановилось сначала на неподвижном, изуродованном теле, потом на отсеченной голове, лежавшей на скользком от крови полу.

— Созывай легион, Возвышенный. Я уверен.