По ночам через мощные репродукторы, установленные на переднем крае, и с самолетов велись передачи на немецком языке. На неприятельские позиции сбрасывалось огромное количество листовок. Делалось это с таким размахом, что я даже подумал, не насторожится ли враг, не учует ли преждевременно опасности. Своими мыслями поделился с генералами В. Н. Богаткиным и А. П. Пигурновым.
Богаткин возразил:
- А разве для немецкого командования наши намерения являются секретом? Не допускает же оно, что мы дальше не пойдем? Ну а вот когда и где ударим - этого от нас враг не узнает.
Пигурнов поддержал Богаткина и напомнил мне, сколько уже пришло к нам немцев с листовками-пропусками...
- Афанасий Петрович, да я же в принципе не против, - заверил я Пигурнова. - Я только за то, чтобы участки для особо интенсивных передач выбирать совместно.
На том и договорились.
12 сентября состоялось еще одно расширенное заседание Военного совета фронта. Подводились итоги подготовки операции.
Генерал армии Еременко сообщил, что наступление начнется в 10 часов утра 14 сентября. Наземные войска должны занять исходное положение в течение двух ночей: на 13 и на 14 сентября.
Однако уже 13 сентября утром на правом фланге начались боевые действия. Получилось это так.
В ночь на 13 сентября в расположении гитлеровцев вспыхнули пожары, послышались взрывы. Разведчики доложили, что противник начал отход. Соединения 10-й гвардейской армии немедленно перешли в наступление и в течение суток продвинулись местами на 10-12 километров, освободив свыше 150 населенных пунктов.
Мы не сомневались, что немцы отведут свои войска из района Гулбене за оборонительный рубеж "Цесис" для того, чтобы сократить линию фронта. Но то, что они начали это делать за день до нашего наступления, заставило нас призадуматься. Видимо, гитлеровцы все-таки кое-что разнюхали. Однако мы никаких изменений в наши планы не внесли и, как показали последующие события, допустили просчет.
2
Утром 14 сентября двинулся вперед весь наш фронт. После часовой артиллерийской подготовки стрелковые дивизии пошли в атаку. Главный у дар наносили 10-я гвардейская, 42-я и 3-я ударная армии в направлении Риги. Ближайшей задачей фронта был выход на рубеж Нитауре - Мадлиена - Скривери. Неприятель оказал упорное сопротивление. 7-й и 19-й гвардейские стрелковые корпуса к концу дня сумели захватить лишь две траншеи, вклинившись во вражескую оборону на 2-3 километра.
Атаки нашего правого соседа севернее города Валга оказались тоже не очень успешными.
Зато 43-я армия 1-го Прибалтийского фронта с частью сил 4-й ударной к концу 14 сентября овладела первой, а на узком участке севернее Бауски и второй полосой вражеской обороны.
Наступление наших левых соседей успешно продолжалось и в последующие дни. За трое суток они расширили прорыв до 80 километров. Передовые части 43-й армии уже вели бои в 25 километрах юго-восточнее Риги. 15 и 16 сентября наши войска продолжали атаковать противника на прежних участках. Продвигались очень медленно. За три дня дошли только до третьей позиции первой полосы и лишь на отдельных участках преодолели ее.
Меня охватили раздумья: почему операция началась так неудачно? Ведь, кажется, все было учтено до мелочей.
Я склонялся к тому, что противник разгадал наш замысел и многое успел предусмотреть. Некоторый свет на это пролили показания пленного офицера. Как сейчас, помню его. Это был высокий, необыкновенно худой молодой человек. Френч на нем болтался, как на манекене.
Он рассказал:
- Ваши орудия били на небольшую глубину. Поэтому, как только начиналась артиллерийская подготовка, мы по ходам сообщения отводили свою пехоту в тыл, и вы стреляли по пустым окопам...
Да, он прав. Этот недостаток у нас был... Не хватало снарядов.
Мало было также танков и самоходных орудий непосредственной поддержки пехоты. Сказывалось и то, что мы не проявили должной гибкости, изобретательности. Удары наносили все время в одни и те же места, стремясь прорваться именно там, где было намечено. А ведь, наверное, можно было придумать какой-нибудь обходный маневр. Но предложить изменения в принятый план наступления никто не решался: . он был разработан Ставкой и утвержден Сталиным. А это означало, что никакие доводы не будут приняты во внимание. Верховный Главнокомандующий не терпел пересмотра документов, выходивших из Ставки.
Должен признаться, что тогда и я не решился по ставить вопрос об изменении плана наступления не только перед начальником Генерального штаба, но и перед Андреем Ивановичем Еременко, хотя и я и мой заместитель генерал-майор С. И. Тетешкин были убеждены, что главный удар нам лучше было бы наносить несколько южнее. И не центром, а левым крылом фронта.
Но вот 17 сентября произошли события, которые существенно поправили наше положение. В этот день 22-я и 3-я ударная армии совместно с 5-м танковым корпусом прорвали оборонительный рубеж противника между поселком Эргли и городом Плявиняс, про двинувшись вперед на 20 километров.
На главном же направлении войска продолжали топтаться на месте. Однако общая обстановка в Прибалтике для противника была тяжелой. Как нам стало известно позже, командующий группой армии "Север" генерал Шернер на второй день нашего наступления доносил в свою ставку:
"На ряде участков противник значительно вклинился в расположение наших войск (особенно у Бауски), что таит опасность прорыва на Ригу. Я больше не могу говорить об организованной обороне... Настоятельно прошу высшее командование сегодня отдать приказ о проведении операции "Асгер"{1}.
Просьба Шернера была удовлетворена. Первой выводилась оперативная группа "Нарва", находившаяся в Эстонии, за ней 18-я армия, а 16-я оборонялась на южных подступах к Риге.
В эти дни наша разведка доносила, что из Эстонии в Ригу начали прибывать войска на грузовиках, по железной дороге, на судах... Немецкие соединения и части скапливались в окрестностях латвийской столицы.
Чтобы ликвидировать угрозу Риге с юга, немецкое командование решило нанести два контрудара: первый - силами 3-й танковой армии в направлении Елгава, второй - двумя танковыми и четырьмя пехотными дивизиями из района Балдоне по наступающей нашей 43-й армии.
C 17 сентября на этих участках начались особенно ожесточенные бои. Некоторые позиции переходили из рук в руки по нескольку раз. К гитлеровцам подходили все новые подкрепления. Часть сил немцы перебросили туда с нашего фронта.
* * *
Мне позвонил генерал армии А. И. Антонов:
- Противник перед вами ослаблен. Спешите воспользоваться этим.
Он был прав. Момент для нас был благоприятный.
В ночь на 18 сентября полковник Маслов и я еще раз внимательно просмотрели разведданные, по свежим авиаснимкам уточнили начертание оборонительного рубежа "Сигулда". Иосиф Вильман донес, что его уже заняли вторые эшелоны, а скоро подойдут и остальные.
Группа лейтенанта Н. Я. Жирова захватила двух офицеров и несколько солдат из вражеской саперной части. Они подробно рассказали об укреплениях, прикрывающих Ригу с востока, сообщили, что работы на рижском обводе ведутся и сейчас. На них привлечено население из пригородов столицы.
О передвижении двух танковых и одной пехотной дивизии из-под Риги на юг к Балдоне мы узнали от группы лейтенанта П. Я. Чупрова.
Сам Павел Яковлевич Чупров погиб. 8 сентября он вместе с четырьмя разведчиками возвращался с задания. В лесу западнее Риги налетел на засаду. 50 гитлеровцев начали окружать пятерых советских воинов. Завязалась перестрелка. Вскоре Чупров был ранен. Потеряв способность передвигаться, он принял огонь на себя, а остальным с добытыми сведениями приказал отходить. Чупров отбивался до последнего, а когда кончились патроны и гранаты, застрелился.
Теперь группу возглавлял его заместитель Александр Алексеевич Гордеев.
Много донесений в эти дни поступило от наших товарищей, находившихся в самой Риге. Они докладывали о передвижении резервов, о паническом настроении латышской буржуазии и местных фашистских элементов, о том, что из Рижского порта в Гер манию уходят караваны судов, груженные оборудованием, скотом и зерном, и что специальные команды минируют заводы, электростанции и железнодорожные мосты.
Работавшая официанткой в столовой городской комендатуры Эльза подтвердила, что оперативная группа "Нарва" направляется на юг.
* * *
Наконец из Ставки пришло официальное разрешение на перегруппировку. Правда, с оговоркой: "В процессе наступления".
Мне думается, если бы Генштаб дал согласие на это несколько раньше, то результаты пятидневных боев были бы куда ощутимее.
Основные силы фронта командующий стал сосредоточивать к северу от железной дороги Эргли - Рига. Это было разумно. В узкой полосе собранные в кулак артиллерия и авиация могли подавить огневые средства противника во всей глубине его обороны. Танки и самоходные орудия также были в состоянии эффективно поддержать пехоту.
Во второй половине дня я переехал на фронтовой НП, оборудованный в лесу севернее Эргли, а Еременко с группой офицеров отправился в войска. Мы уезжали, чтобы лично руководить боем. Но если говорить откровенно, то были и другие соображения: там нас меньше будут беспокоить сверху. Передвижка войск продолжалась три дня. На глав ном направлении за стрелковыми соединениями мы сосредоточили 5-й танковый корпус и всю фронтовую артиллерию. Командующий 15-й воздушной армией генерал Н. Ф. Науменко перебазировал авиацию на передовые аэродромы. Вечером 21 сентября в мой блиндаж зашли В. Н. Богаткин и А. П. Пигурнов. Оба грустные. Потери большие, особенно среди коммунистов и комсомольцев. И это понятно. В бою может быть только одно партийное или комсомольское поручение: быть первым в атаке, вести за собой других.
- Вот утраты за несколько суток лишь одного полка.-Афанасий Петрович начал перечислять:- Парторги младший лейтенант Очнев убит, сержанты Серпов и Бондаренко тяжело ранены; комсорги Перцов убит, Алексеенко ранен...
Пигурнов рассказал о том, как вели себя в бою коммунисты и комсомольцы.
...Одна из рот должна была перерезать шоссе. Член партии Южин, комсорг Исаев и агитатор Андреев вы звались первыми достичь дороги и водрузить на ней красный флаг. Сначала его нес Исаев. Но вот он упал, сраженный пулей. Древко с трепещущим на нем огненным прямоугольником подхватил Андреев. Однако и ему не суждено было дойти до намеченной цели. Тогда флаг поднял Южин. Он ворвался с ним на вражескую позицию. За ним последовала вся рота. Гитлеровцы были выбиты.
- Конечно, - продолжал Пигурнов, - на смену выбывшим из строя приходят другие. Но наш долг - беречь каждого человека.
Утром, докладывая командующему фронтом обстановку, я сказал ему, что отдельные части нуждаются в срочном пополнении людьми.
- Со снарядами тоже плохо, - добавил присутствовавший при этом Богаткин.
- С боеприпасами я нашел выход, - ответил Еременко, - возьмем из армий, которые обороняются, и передадим наступающим. Ну а что касается пополнений, то тут мы и сами виноваты. Шесть наших запасных полков почти ничего нам не дают. Почему? Легкораненые месяцами залеживаются в госпиталях. В тыловых частях и учреждениях много здоровых солдат. Их можно заменить нестроевыми... - И, уже обращаясь непосредственно ко мне, сказал: - Поезжайте туда, разберитесь, наведите порядок.
На следующий день я на самолете отправился в район Резекне, где располагались запасные полки. По-2 шел низко. Стоял солнечный день, и земля внизу хорошо просматривалась. Кое-где на полях уже копошились люди: копали картофель. Поблизости от домов пасся скот... Подпрыгивая на кочках, По-2 приземлился на небольшой лесной полянке. Я на всю жизнь проникся уважением к этой маленькой непритязательной машине. В годы войны она служила мне верой и правдой. В каких только условиях не приходилось на ней летать! Несколько раз даже отказывал мотор. Но и тогда все обходилось благополучно. После войны я изменил По-2 и был жестоко наказан{2}.
В одном из запасных полков оказался и генерал Пигурнов. Он приехал на машине. Встретил нас командир части. Выглядел он неказисто. Обрюзгшее лицо, мутные глаза, какая-то жеваная гимнастерка. Голос сиплый, надтреснутый. Он не мог скрыть испуга: не ожидал нашего приезда. Докладывал путано. Раньше я его знал совершенно иным. Просто не верилось, что за несколько месяцев человек смог так опуститься. Правда, дисциплина и боевая подготовка в части были хорошими. Но комполка не имел к этому никакого отношения. Командовал здесь, по существу, его заместитель.
По нашему распоряжению на опушке леса были выстроены все восемь рот запасного полка. После обычного в подобных случаях церемониала Пигурнов спросил бойцов:
- Ну как, не надоела еще вам эта курортная жизнь?
По шеренгам пробежал легкий смешок.
- Разрешите сказать, - обратился ко мне чернолицый сержант.
- Пожалуйста.
Произнося слова с сильным кавказским акцентом, он заявил:
- Почему долго держат тут? На фронт пора!..
К нему присоединился пожилой рябоватый солдат:
- Я два года уже воевал, а меня, как новобранца, всему сызнова учат.
Из второй шеренги тоже кто-то подал голос:
- Я снайпер, а меня в тир водят!
- Ну вот мы и приехали вас выручать! - весело произнес Пигурнов.
В шеренгах заулыбались и дружно отозвались:
- Выручайте, товарищи генералы!
Я рассказал бойцам об обстановке на фронте, о задачах, которые предстоит решать войскам, и о том, с каким нетерпением их ждут на передовой...
- Готовы ехать хоть сегодня! - в один голос заявили стоявшие в строю.
Мы направились к дому, который занимал командир полка. Жилище было обставлено с некоторой претензией на роскошь. Потертый ковер, хрустальная ваза на столе с увядшими тюльпанами, мебель была расставлена так, что придавала помещению уютный вид. Во всем чувствовалась женская рука.
- От одиночества вы, кажется, не страдаете? - спросил я мрачного комполка.
За него ответил Пигурнов:
- Грусть-тоску разгоняет парикмахерша.
Хозяин комнаты, отводя глаза в сторону, принялся объяснять:
- Она живет на другой половине... Иногда заходит, убирает комнату, готовит...
Пигурнов заметил между шкафом и стеной с полдюжины коньячных бутылок. Взял одну, повертел и резко спросил:
- Вы, я вижу, не в плохих отношениях с начальником продотдела. А?
Командир части засопел, потом неожиданно начал каяться:
- Виноват... Готов все искупить. Только дайте возможность...
Это была неприятная сцена. Стало обидно за некогда боевого командира.
- Возьмите себя в руки! - строго сказал я. - Сегодня же поезжайте с маршевыми ротами в управление кадров фронта. Полк передайте своему заместителю.
В тот же вечер из запасных частей было отправлено около 2 тысяч человек. Во фронтовой госпиталь мы приехали среди ночи, после того, как побывали на партийном собрании, про водившемся в запасном полку. Несмотря на поздний час, пошли в душ. Плескались долго, испытывая прямо-таки блаженство.
- С тех пор как пропала богаткинская баня, ни разу не мылся, - признался Пигурнов. - Да и вы, наверное?
Я молча кивнул головой. - Ах, какая это была баня! - ударился он в воспоминания. - Куда там турецкие или даже Сандуновские!
Афанасий Петрович, конечно, несколько преувеличивал. Как-то Богаткин отыскал где-то фанерную баньку, сделанную в виде сторожевой будки. Внутри она разделялась перегородкой. В одной половине - раздевалка, в другой - колонка с душевой установкой. В этом отделении, когда нагревалась вода, мы устраивали нечто вроде парной и с удовольствием хлестались вениками. Получалось, как в настоящей русской бане. Офицеры политуправления и штаба по очереди пользовались этим устройством. Однако Еременко почему-то отнесся неодобрительно к фанерным "Сандунам".
- Возить с собой баню в фронтовых условиях, занимать под нее грузовик недопустимо! - сказал он нам с Богаткиным.
Вскоре после этого наше сооружение исчезло, и мы не смогли найти его следов.
Богаткин, принципиальный, когда речь шла о серьезных вещах, не стал заводить разговор с Еременко по пустякам. И вот уже больше двух недель, как мы без своих "Сандунов".
...Наутро мы с Пигурновым направились в армейские госпитали, расположенные поблизости. Мне выпало побывать у наших гвардейцев, обойти палаты. Я вручил отличившимся награды, рассказал, как обстоят дела на фронте, как сражаются их однополчане. Побеседовав с больными и врачами, я убедился, что предположение командующего, будто многие солдаты слишком долго залеживаются в госпиталях, не подтвердилось. Наоборот, многие, кому полагалось еще лечиться, просились на фронт. Одни хотели вернуться обязательно в свою родную панфиловскую дивизию, другие - в полк имени Матросова. Сибиряки просили, чтобы их после выписки направили непременно в 19-й гвардейский стрелковый корпус.
После обследования других госпиталей я вернулся в штаб фронта и доложил А. И. Еременко о результатах поездки.
- Да, не густо, - задумчиво проговорил он. - Надо еще почистить тылы. А того полковника... ну, командира запасного... пошлите командовать батальоном на передовую...
- Но у него был полк.
- Ничего, покажет себя - повысим...
И надо сказать, полковник воевал исправно. Потому я и не хочу сейчас называть его фамилию.
Спустя день или два мне снова пришлось выехать в войска. На этот раз в 10-ю гвардейскую армию. И вот по какому поводу. До командования фронта дошли слухи, что генерал-полковник М. И. Казаков стал лично командовать солдатами.
"Что за чертовщина, - недоумевал я. - Может быть, ему надоело выслушивать упреки, что армия медленно продвигается, и он решил последовать при меру Льва Михайловича Доватора?"
Не мешкая, подался на НП Казакова. Там застал только начальника штаба армии генерал-майора Н. П. Сидельникова. Он подтвердил:
- Да, было... Пришлось Михаилу Ильичу по-пластунски... под огнем... Я попросил Николая Павловича подробнее рассказать, как это произошло. И вот что услышал.
Вчера командарм был в одном из полков и наблюдал за боем. Подразделения пошли в атаку хорошо. Но через некоторое время одно из них вдруг ни с того ни с сего залегло и начало окапываться. Казаков всполошился :
- В чем дело?
Пока находящиеся рядом с ним офицеры недоумевали, Михаил Ильич выскочил из траншеи и, не обращая внимания на посвист пуль и отчаянный протест своего адъютанта, пополз к распластавшимся на земле бойцам. Передвигался Казаков проворно и вскоре был уже среди гвардейцев. Глазами отыскал командира, подозвал. Им оказался молоденький старшина с по черневшим от солнца и пыли лицом. Он испуганно заморгал, узнав в грузном усатом и тяжело дышавшем человеке командующего армией.
- Почему остановились? - сердито спросил Казаков старшину.
- Чтобы огнем поддержать соседей, - не уверенно доложил тот, - потом, значит, сами пойдем, а они нас при кроют...
Казаков понял, что перед ним совсем еще неопытный командир. Он приказал ему немедленно поднять роту и до гнать ушедший вперед батальон.
- Вот, собственно, и все, - закончил Сидельников.
В это время на наблюдательный пункт прибыл Михаил Ильич, усталый и раздраженный. Дав ему не много отойти, я заговорил о том, что зря он так опрометчиво поступает. Казаков энергично крутнул темный ус.
- Неужели вы там думаете, что мне страсть как охота под пули себя подставлять? Просто я хочу в конце концов выяснить, почему у нас не все ладно. И не через посредников, а сам. Сказал ли вам Сидельников, что в той самой роте, которая чуть было не подвела часть, я обнаружил спящих? Да, кругом треск, грохот, а некоторые из солдат как только плюхнулись на землю, так сразу и уснули. Полк-то дерется уже двое суток без передышки. Какой же у них может быть наступательный порыв, если они как сонные мухи?
Это сообщение Михаила Ильича меня удивило. Я знал, что у него все части отдыхали строго по графику. Казаков, как правило, умудрялся держать во втором эшелоне от одной трети до половины всех сил. Это давало войскам возможность привести себя в порядок, передохнуть. Я не раз советовал другим командармам перенять опыт Михаила Ильича.
- К сожалению, - нахмурив густые брови, сказал Казаков, - сейчас и у нас не везде придерживаются расписания... Есть такие. Но я их все-таки заставлю...
Он тут же отдал распоряжение, как только потемнеет, сменить измотанные части свежими.
- Завтра у нас дела должны пойти лучше, - пообещал он мне.
- Надо, надо, - ответил я. - Завтра вас будет поддерживать почти вся фронтовая авиация. А если армия добьется успеха, то в ее полосе введем и танковый корпус...
* * *
22 сентября после перестановки сил наша ударная группировка протаранила оборонительную полосу "Цесис" и с ходу форсировала реку Огре. 56-й понтонный батальон, которым командовал майор К. А. Конош, под сильным огнем быстро навел мост.
С каждым часом войска расширяли прорыв. Южнее Эргли, на правом фланге 22-й армии, оборону противника прорвал 130-й латышский корпус. За день брешь достигла уже 100 километров.
На другие сутки 24-я танковая бригада 5-го танкового корпуса под командованием подполковника В. А. Пузырева из района Эргли пробилась к станции Таурупе. А еще раньше 188-й бомбардировочный авиаполк майора А. А. Вдовина разбомбил эшелон, вышедший из Таурупе в сторону Риги. Пути были разрушены и загромождены битыми вагонами.
Из-за этого противник не смог угнать два состава с боевой техникой и военным имуществом. В район станции Таурупе гитлеровцы выбросили пехотный полк с противотанковым дивизионом и дивизионом штурмовых орудий. Там же находились их охранные и железнодорожные батальоны. Они прикрывали поезда и пытались восстановить дорогу. С ним в течение суток вела ожесточенные бои одна из наших танковых бригад. Фашисты были разгромлены. Остатки их с наступлением темноты скрылись в лесах. Победа была добыта дорогой ценой. Танкисты потеряли немало своих боевых друзей. На поле брани пали командиры подразделений лейтенанты А. А. Горюнов, И. М. Косолобов, Д. Д. Литвих, командиры машин сержанты П. Н. Кузьмин, М. Д. Белицкий, И. Б. Разделовский, Н. В. Иванов, А. К. Бабин.
23, 24 и 25 сентября три армии фронта продолжали продвигаться к Риге. В центре темп был невысокий: 5-7 километров в сутки, на флангах - по 6-12. За это время они прорвали два промежуточных оборонительных рубежа.
Неприятель отходил перекатами. Пока одни его части удерживали занимаемые позиции, отошедшие в тыл оборудовали новые. И каждый раз нам приходилось снова пробивать вражескую оборону. И без того скудные запасы снарядов таяли на глазах. Армии вынуждены были взламывать укрепления на узких участках - шириной 3-5 километров. Дивизии проделывали еще меньшие щели, и в них тотчас вводили вторые эшелоны. Они-то уже и расширяли фронт прорыва. В последние сутки бои велись и днем и ночью.
За четыре дня наши войска освободили свыше 600 населенных пунктов, в том числе Кокнесе, Скривери и Мадлиену.
В тяжелых схватках северо-западнее Эргли 10-я гвардейская армия разгромила 121-ю и 126-ю пехотные дивизии противника. Огромные потери понесли и другие неприятельские соединения. Во многих из них, как показывали пленные, осталось по два полка двухбатальонного состава, а некоторые из-за больших утрат реорганизованы в боевые группы.
Ощутимый урон понесли и наши войска. Много, очень много замечательных бойцов и командиров полегло в этих кровопролитных боях. Смерть не пощадила и известных всему фронту героев А. Н. Васильева, Н. К. Косарева, Л. С. Харатяна, А. А. Пупкова.
В эти дни всех облетела весть о подвиге командира стрелкового взвода 7-й гвардейской дивизии младшего лейтенанта Б. А. Лебедева. Наступая на поселок Яунпил в составе батальона, гвардейцы Лебедева ворвались в траншею и завязали рукопашную схватку. Бойцы уничтожали гитлеровцев огнем из автоматов, били прикладами, кололи штыками. Когда, очистив ячейки и укрытия от фашистов, стали выскакивать наверх, впереди заработал пулемет. Плотный огонь его преградил путь всему батальону. Тогда Лебедев со своим подразделением по ходам сообщения обошел его и забросал гранатами.
Но только гвардейцы стали подниматься с земли - с другой стороны хлынул новый свинцовый ливень. В кустах Лебедев заметил еще один пулемет. По придорожной канаве он почти вплотную подполз к стреляющим. Обшарив себя, Лебедев не обнаружил ни одной гранаты. Пуст был и автоматный диск. Не дожидаясь, когда к нему подоспеют друзья, младший лейтенант вскочил и в несколько прыжков оказался возле фашистов. Уже прошитый пулями, он навалился телом на плещущий огнем ствол. Стрельба оборвалась. Подбежавшие сержант Яковенко и рядовой Хорин расправились с расчетом. Гвардейцы поднялись и короткой атакой выбили гитлеровцев из селения. За этот подвиг Лебедеву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Ломая упорнейшее сопротивление противника, 2-й Прибалтийский фронт медленно приближался к Риге. Каждый рубеж давался с большим трудом. Это объяснялось многими причинами. В том числе и тем, что в район Риги все время прибывали вражеские войска, уходящие из Эстонии. К 23 сентября сюда по побережью пришел танковый корпус оперативной группы "Нарва". Другие ее соединения перебрасывались морем. Фашисты буквально бежали. Многие части 3-го Прибалтийского фронта преследовали их прямо на машинах.
Зато на 1-й Прибалтийский фронт неприятель наседал все сильнее. С 24 сентября наш левый сосед вынужден был перейти к обороне. В этот день Ставка приняла решение о перемещении почти всех его сил на новое направление. 4-я ударная, 43, 51 и 5-я танковая армии сосредоточивались в районе Шяуляя. Оттуда, взаимодействуя с 39-й армией 3-го Белорусского фронта, им предстояло нанести удар на Клайпеду (Мемель) и выйти к Балтийскому морю на участке Паланга - Клайпеда - устье реки Неман, чтобы отрезать пути отхода прибалтийской группировке немцев в Восточную Пруссию.
Нам приказывалось в течение пяти суток 3-й ударной и 22-й армиями занять освобождающийся участок от реки Даугава до станции Вене. Остальными силами вместе с войсками 3-го Прибалтийского фронта продолжать наступать на рижском направлении. Такой поворот в ходе боевых действий был правильным. Он отражал происшедшие изменения в стратегической обстановке во всей Прибалтике. Основная масса соединений неприятельской группировки к этому времени находилась вокруг Риги. Под Клайпедой же у гитлеровцев войск было раза в четыре меньше. И поэтому удар в этом направлении приходился по наиболее уязвимому месту в обороне противника.
Глава третья. До Риги рукой подать
1
Наш "виллис" остановился у маленького сборного домика, спрятавшегося в густом сосновом бору. Это командный пункт фронта. Огромные медноствольные деревья, окружившие нас, казалось, подпирали низко нависшее сумрачное небо. Пахло лесной сыростью, хвоей и бензином.
Вылезли с Владимиром Николаевичем Богаткиным из машины, миновали часового и вошли в помещение. В комнате за столом, устланным картами, увидели Андрея Ивановича Еременко. Хмуря пышные светлые брови, он красным карандашом проводил новые разграничительные линии между армиями. Взглянув на нас, он, грузно опершись на палку, с которой не расставался в последнее время - давала себя знать раненая нога, - встал. Поздоровались. Я доложил командующему нанесенное на карту решение Ставки и план перегруппировки войск. Предусматривалось, что с передвижкой 22-й и 3-й ударной армии за Даугаву на участки, которые они занимали, перейдет 10-я гвардейская армия. 42-я армия останется на месте.
Еременко немного подумал и приказал перебросить за реку еще и 130-й латышский корпус.
Богаткин сказал:
- Ну вот в конце концов и пришли к тому, о чем давно уже говорили.
Член Военного совета затронул больную тему, и я горячо поддержал его. Вспомнили, как еще в начале августа мы предлагали Ставке именно такой план.
Еременко промолчал.
- Жаль, что тогда к нам не прислушались, - вздохнул Богаткин. - Совместный удар Первого Прибалтийского и нашего фронтов принес бы куда больший успех.
Андрей Иванович и на это не откликнулся. Я легонько тронул Богаткина локтем, давая понять, что не стоит затевать об этом разговор.
Он лишь пожал плечами.
Мы поднялись и направились к выходу. Еременко остановил меня:
- Я поручил начальнику инженерных войск навести понтонный мост через Даугаву и приступить к строительству постоянного... Возьмите это под особый контроль.
Еременко оделся, шинель туго натянулась на его могучем, кряжистом теле. Слышно было, как к блиндажу подкатил "виллис". Командующий, опираясь на палку, пошел к двери.
- Я в гвардейскую... и сорок вторую. Посмотрю, как они там готовятся к наступлению, - сказал он на ходу. - А вы пошлите кого-нибудь в двадцать вторую и третью ударную... И подыщите-ка подходящее место для фронтового командного пункта где-нибудь поближе к Даугаве.
Я вернулся в свое убежище, где меня ожидали штабные офицеры. Проинформировав их о поправках командующего, отдал распоряжения. Генерала С. И. Тетешкина и начальника связи генерала П. К. Панина попросил поехать в район Скривери, чтобы выбрать место для КП и развернуть там узел связи.
- Только предупредите всех, что работать по радио запрещается.
Постепенно все разошлись. Остался лишь мой помощник полковник Маслов.
- Разведданных собралось у меня немало. Но раз мы перемещаемся, какой от них теперь прок! - огорченно сказал он.
- Ничего, передадим соседям, им пригодятся.
Маслов бегло пересказал то, что ему было известно о противнике. Гитлеровцы собирались обороняться на рубеже Сигулда - Сунтажи - Лиелварде. Там сосредоточилось большинство отступивших частей. Из района Кегумской ГЭС немцы всех выселили. Станция минируется. По сведениям лейтенанта Н. Я. Жирова, на строительстве укреплений вокруг Риги занято много немецких солдат и согнанных сюда местных жителей. В самом городе объявлено осадное положение. На улицах висят приказы, обязывающие все население в возрасте от 14 до 60 лет участвовать в оборонительных работах. Всю минувшую неделю из Эстонии и Северной Латвии в сторону Риги продолжался поток эшелонов и автомашин. Захваченный в плен писарь штаба 28-го армейского корпуса подтвердил, что их часть прибыла в Ригу из Эстонии.
Лейтенант Жиров ранен, но остался в строю.
Мы договорились с Масловым перебросить группу Жирова в район Тукума на наше новое направление. Других разведчиков послать в Курляндию, а некоторых передать штабу соседнего фронта.
Маслов потер ладонью лоб:
- Эх... придется все начинать сначала?
- Почему же? - возразил я. - Вот когда мы из-под Брянска перемещались в район Великих Лук, тогда действительно все надо было заново организовывать. А сейчас всего лишь и разницы, что на Ригу смотреть будем не с востока, а с юга.
Наш разговор прервал начальник штаба 15-й воздушной армии генерал-майор авиации А. А. Саковнин. Он вошел стремительный, веселый, шумный. На нем поскрипывала новенькая кожаная куртка.
Пожав нам руку, Саковнин заметил:
- Ну раз Маслов здесь, значит, какие-нибудь секреты.
Полковник сдержанно улыбнулся, давая понять, что он считает свою работу слишком серьезной для шуток.
- Когда намереваетесь перебазироваться за Даугаву? - обратился я к Саковнину.
- Науменко уже договорился с командующим третьей воздушной армией Папивиным, что мы примем от них аэродромы, которые вошли в нашу фронтовую полосу. Но конечно, их будет недостаточно. Ищем подходящие площадки для новых...
- Ну а как вы собираетесь прикрыть марш войск за реку?
- Истребительная авиация, которая для этого выделяется, перелетит завтра. Только вот беда... развертывать станцию снабжения и армейские склады на новом месте, пока железная дорога не восстановлена, нельзя. Начальник штаба третьей воздушной Дагаев обещал временно снабжать нас со своих складов.
Я заверил Саковнина, что в ближайшие дни пути будут приведены в порядок. Рассказал ему также, что немцы собираются взорвать Кегумскую ГЭС.
- Надо помешать. Возьмите под контроль станцию и участки, где могут оказаться вагоны со взрывчаткой.
- Ясно. Мы выделим для этой цели специальную группу летчиков.
После Саковнина ко мне зашли начальник штаба тыла фронта генерал И. И. Левушкин, начальник военных сообщений полковник Н. П. Пидоренко и начальник управления военно-восстановительных работ генерал И. С. Картенев. Я познакомил их с новыми задачами. Вместе обсудили, как сделать ответвление на юг от фронтовой автомобильной дороги, организовать питательные и ремонтные пункты, договорились о выделении бензозаправщиков, уточнили срок готовности железнодорожного моста через Даугаву у Крустпилса. Однопутный трехпролетный мост длиной 276 метров был снесен полностью: устои и быки взорваны до фундамента, а фермы расчленены на части и обрушены в воду. Генерал Картенев сообщил, что восстановительные работы начались 22 сентября. Ведет их 13-я железнодорожная бригада. Трудиться приходится под артиллерийским обстрелом - в 5-6 километрах передовая.
- Через день-другой мост будет готов, - заверил Картенев.
С 26 сентября началась переброска войск на юг. 22-я армия оставила на своем участке, севернее Даугавы, только 118-й укрепрайон. Два стрелковых корпуса ее, в том числе и 130-й латышский, уже переправлялись через Даугаву в районе Кокнесе. Остальные соединения подходили к реке.
Главные силы 3-й ударной армии двигались к понтонному мосту, наведенному через реку близ Яунелгавы.
10-я гвардейская и 42-я армии с танковым корпусом и тремя дивизиями 3-й ударной продолжали наступать. За два дня продвинулись на 8-15 километров и вышли к Малпилсу, Сунтажам, Лиелварде.
Утром и вечером 28 сентября 10-я гвардейская и 42-я армии пытались прорвать оборонительный рубеж "Сигулда", но больше двух траншей первой позиции пробить не смогли. Пленные показали, что во многих ротах у них осталось по 15-20 человек. Однако гитлеровцы быстро получили пополнение. Оно прибыло из Германии морем. Интересно, что в числе прибывших было 2 тысячи юнкеров летной школы. Видимо, в Ригу направили тех, кто оказался под рукой. Будущих авиаторов использовали для укомплектования 10-го армейского корпуса.
Прорвать "Сигулду" было нелегко. Немцы строили эту линию целое лето. Окопы и траншеи рыли мобилизованное местное население и даже привезенные сюда под конвоем эсэсовцев 2 тысячи голландцев. Вдоль переднего края тянулись противотанковые рвы метра в четыре шириной. Подходы к ним прикрывали проволочные заграждения и минные поля. Все это пространство густо простреливалось. Штурмуя эти позиции, наши части несли большие потери.
Временно наступление пришлось прекратить.
Новый командный пункт был оборудован на западной окраине Скривери, среди разрушенных домов. Впереди тускло серебрилась Даугава, сквозь утреннюю дымку проступали холмы, занимаемые противником. Командование и узел связи разместились в землянках, а большая часть офицеров штаба - в уцелевших окраинных зданиях.
Я вышел из убежища на улицу. Там стояли Еременко, члены Военного совета, несколько офицеров штаба. Все они поглядывали на шоссе - ждали представителя Ставки Маршала Советского Союза Леонида Александровича Говорова. Вчера вечером из Москвы сообщили, что он должен приехать к нам утром.
День выдался пасмурный, со стороны Даугавы тянул холодный влажный ветер, рваные лохмотья туч торопливо плыли низко над головой, роняя редкие капли дождя.
Мне не терпелось увидеть Леонида Александровича, с которым познакомился еще в тридцатых годах на киевских маневрах. Уже тогда он пользовался большим авторитетом. Особенно в области артиллерии. К его мнению прислушивались.
- Талантливый человек! - не раз говорил о нем И. Э. Якир.
Помню, после маневров состоялся небольшой обед. Мы с Говоровым за столом оказались рядом. Видимо, под влиянием удачного исхода учений он был тогда весёлым, шумным и непринужденным.
- Что вы пьете? - спросил я его.
- Вообще-то, нарзан или ситро, но сегодня, пожалуй, можно и пива...
Посмеялись, разговорились. Он оказался очень интересным собеседником.
А некоторое время спустя снова оказались вместе, но уже в стенах Академии Генерального штаба. Потом j над этим умным и обаятельным человеком нависло тяжкое, незаслуженное подозрение, и он на много месяцев оказался не у дел, тревожно прислушивался к Шагам на лестничной площадке...
Только перед самой войной ему наконец довезли Артиллерийскую академию. А вот теперь Говоров - командующий фронтом и представитель Ставки. На дороге показалось несколько "виллисов". Подъехав к нам, они остановились. Из передней машины вышел Леонид Александрович. Его сопровождал генерал-лейтенант А.В. Гвоздков, сухопарый человек с манерами старого интеллигента. Я пристально приглядывался к Говорову. Несмотря на возраст, он был по-прежнему строен, даже несколько элегантен. Внешне Леонид Александрович почти не постарел. Лишь на лице появились первые морщины да густая изморозь тронула виски.
Еременко представился и представил нас, коротко обрисовал положение войск фронта и протянул маршалу бинокль, предлагая взглянуть на позиции. Говоров отвел его руку:
- Я старый артиллерист, предпочитаю пользоваться стереотрубой.
Приникнув к окулярам оптического прибора, маршал долго не отрывался от них. Наконец проговорил :
- Недалеко отсюда видно...
Еременко, нахмурившись, ответил:
- Я наблюдаю за войсками из лесу, с вышки.
Говоров промолчал. Чувствовалось, что между ними пока нет еще необходимого контакта. Еременко был чем-то недоволен. Очевидно, ему пришлось не по душе, что Ставка назначила своим представителем к нам командующего Ленинградским фронтом.
* * *
После беседы с Еременко Говоров встретился со мной. Мне бросилась в глаза некоторая его настороженность. Мы как бы знакомились сызнова. Вначале Говоров старался держаться со мной строго официально. Но постепенно перешел на более теплый тон. Закончили же мы разговор, как давно знающие друг друга люди. Я предложил Говорову и приехавшему с ним генералу Гвоздкову пообедать в нашей столовой. Они согласились.
Просмотрев меню, Леонид Александрович заказал паровые котлеты, простоквашу и чай. Я знал, что он не жалует спиртного, поэтому предложил Гвоздкову:
- Ну а мы, надеюсь, закажем что-нибудь погорячее чая?
Гвоздков как-то грустно посмотрел на меня и, сняв пенсне, начал старательно протирать стекла.
- Ему полезен боржом, - ответил за него Леонид Александрович.
Позже я узнал, что Гвоздков тяжело болен. У него туберкулез легких. В минуты обострения болезни он не раз просил Говорова:
- Леонид Александрович, отпустите меня хоть на полк. Уж лучше погибнуть в бою, чем вот так...
Но Говоров и слушать не хотел. Он высоко ценил способного генерала и по-отечески заботился о его здоровье.
За столом Гвоздков зашелся кашлем. Я поставил перед ним бутылку минеральной воды, искренне жалея, что ничем больше не могу помочь. За обедом Говоров рассказал об освобождении войсками Ленинградского фронта Таллина, о бегстве остатков армейской группы "Нарва" на острова Моонзундского архипелага.
- Отход противника оказался для нас неожиданным, - признался Леонид Александрович. - Начали преследовать... Немало его подразделений окружили и уничтожили. Тыловых учреждений разгромили и захватили порядком. У Рижского залива настигли танковую часть. Почти всю пленили... А флот наш пустил на дно много вражеских морских транспортов. Как только очистим острова, останемся "безработными", - улыбнулся Леонид Александрович.
- У нас, к сожалению, темпы не такие, - вздохнул я.
Говоров сочувственно сказал:
- Вам, конечно, труднее. Я же понимаю. В район Риги стеклись, по сути, основные силы вражеской группировки. - Говоров отпил воды и продолжал: - Ну это все, как говорится, в прошлом. Теперь главное для вашего и Третьего Прибалтийского фронтов - прорвать рубеж "Сигулда", разгромить противника под Ригой и освободить город. Я, собственно, и приехал для того, чтобы помочь вам объединить усилия. К сожалению, как мне кажется, Андрей Иванович Еременко не очень-то этому рад.
Я попытался объяснить настроение командующего, сказав, что обычно координацию действий фронтов возлагали на заместителей Верховного Главнокомандующего или членов Ставки.
- А назначение представителем Ставки вас Еременко, очевидно, воспринял как оперативное подчинение одного фронта другому. А характер его вы ведь знаете...
- Да, - согласился Леонид Александрович, - трудноватый...
- Начальник Генерального штаба говорил нам, - продолжал я, - что после освобождения Эстонии и Северной Латвии Третий Прибалтийский фронт будет расформирован. Ведь полоса наступления его стала уже полосы некоторых наших армий.
- Вам, как и Еременко, не особенно нравится существование Третьего Прибалтийского фронта. Да и представитель Ставки тоже, - холодноватым тоном сказал Говоров.
- И Еременко и я в первую очередь члены партии и солдаты. Мы умеем подчиняться приказу, - возразил я. - Но вы просили меня рассказать о наших настроениях откровенно, по-товарищески... Если же Ставка находит целесообразным наступать на Ригу с востока двумя фронтами, то мы постараемся выполнить свою задачу как можно лучше.
Я поделился с Говоровым мыслями о том, что в начале августа, а затем в середине сентября складывалась благоприятная обстановка для удара на Ригу с юга, с участка 43-й армии 1-го Прибалтийского фронта. Наш штаб да и кое-кто из Генштаба предлагали перебросить туда главные силы 2-го Прибалтийского фронта для совместного удара с войсками Баграмяна. Но нам дали понять, что "проделывать лыжню" к Риге надо самим.
- А вот теперь, - закончил я, - мы в полном смысле пробиваем путь Третьему Прибалтийскому. При подходе к латвийской столице наши армии должны свернуть в сторону, за реку Даугава, а в Ригу войдет правый сосед.
- Какая разница, чьи соединения сделают это? - пожал плечами генерал Гвоздков. - Вашими словами говорит ущемленное самолюбие.
Говоров почертил вилкой по скатерти, потом в упор взглянул на меня:
- Ведь вы понимаете, что направить одновременно на Ригу два фронта невозможно? Произойдет столпотворение!
- А в этом нет необходимости! - возразил я. - Мы просим сменить нас севернее Даугавы и дать возможность собрать между городами Балдоне и Елгава кулак из двух армий и нескольких корпусов...
- Чтобы одновременно с Третьим Прибалтийским фронтом двинуться на Ригу с юга? - подхватил мою мысль Говоров. - Да, этим вы помогли бы и Баграмяну, лишив противника возможности перебрасывать соединения из-под Риги к Клайпеде. Это верно. Я - за такое решение. Думаю, и Ставка не будет возражать. Вот только какими войсками сменить ваши две армии севернее Даугавы?
- На левом фланге Третьего Прибалтийского фронта во втором эшелоне наступает пятьдесят четвертая армия. Может быть, ею? - спросил я.
- Она еще не укомплектована людьми и вооружением. Ставить ее в первый эшелон рискованно, - заметил генерал-лейтенант Гвоздков.
Мы обратились к карте.
- Смотрите, - повел я карандашом, - протяжение Третьего Прибалтийского фронта по переднему краю не превышает теперь шестидесяти километров. Генерал-лейтенант Захватаев, командарм бывшей нашей первой ударной, передавал мне вчера по телефону, что его соединения стиснуты с обеих сторон соседями. Вот эту армию и переместить бы южнее. А еще лучше. если бы ее возвратили нам. Мы включили бы в нее латышский корпус, который, кстати, и формировался в составе первой ударной.
Леонид Александрович встал, несколько раз прошелся вперед-назад, заложив руки за спину. Наконец остановился напротив меня и сказал:
- Ну что ж, в принципе я не против такой перегруппировки. Но надо все это как следует продумать, обсудить с командующими фронтами, доложить в Ставку...
На следующий день, уехав от нас, Говоров позвонил мне по телефону и сообщил, что ему удалось добиться разрешения сменить наши армии севернее Даугавы войсками 1-й ударной. 122-й стрелковый корпус, который до этого находился в составе 67-й армии, переподчиняется 1-й ударной. Он уже направился к нам. В ближайшие дни выступят остальные соединения. Однако нашим 10-й гвардейской и 42-й армиям разрешалось "переселяться" за Даугаву только после прорыва оборонительного рубежа "Сигулда".
Узнав об этом, Еременко решил перебросить 10-ю гвардейскую на участок севернее реки Огре, не дожидаясь смены. Уже 2 октября генерал М. И. Казаков стал переводить дивизии и корпуса через полосу 42-й армии. На месте осталось лишь несколько отдельных частей.
Связавшись по телефону с генерал-полковником П.А. Беловым, я узнал, что железная дорога Эргли - Рига включена в полосу наступления 61-й армии. Это объединение под командованием Белова два месяца назад действовало в составе 1-го Белорусского фронта, участвовало в освобождении Бреста. Затем было выведено в резерв Ставки, укомплектовано и передано 3-му Прибалтийскому фронту. Армия еще не успела полностью выгрузиться из эшелонов, как ее бросили в бой. До 28 сентября она успешно преследовала противника, проходя по 20-25 километров в сутки. В первом эшелоне у нее было четыре дивизии. Прорвать рубеж "Сигулда" эти соединения не смогли, и в первую линию теперь выводились остальные две дивизии.
Белов посетовал, что у него берут людей: из каждой дивизии взято на пополнение других армий почти по 2 тысячи человек.
В первых числах октября войска всех Прибалтийских фронтов совершали крупные перегруппировки и готовились к наступлению на новых направлениях. Наши 42-я и 10-я гвардейская армии занимали теперь полосу, ограниченную справа шоссейной дорогой Эргли - Рига, а слева - рекой Огре. На сильно укрепленный Озолмуйжский район нацелился 19-й гвардейский стрелковый корпус, левее его вышли 15-й и 7-й. Междуречье Даугавы и Огре занял 118-й укрепрайон. 5-й танковый корпус расположился во втором эшелоне.
Вечером 3 октября я доложил в Генштаб решение командующего фронтом на разгром рижской группировки противника совместно с 3-м Прибалтийским фронтом. Затем напомнил А. И. Антонову, что Генеральный штаб до сих пор не дал нам правой разграничительной линии. Кроме того, попросил его уточнить: будут ли наши армии участвовать в освобождении Риги. Если нет, то когда и какие войска их сменят. Антонов обещал ответить мне на эти вопросы позже.
Часа через два он вызвал меня и сообщил:
- В Ставке полагают, что Третий Прибалтийский фронт без вашей помощи освободить Ригу не сможет. Поэтому вопрос о смене ваших армий севернее Даугавы пока остается открытым. Разграничительной линией с правым соседом считайте шоссе Эргли - Рига.
Наступление 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов должно было начаться ориентировочно 7 октября. Но мы решили прощупать вражескую оборону уже за несколько дней до этого. Некоторые части провели разведку боем. Нам удалось установить номера вражеских соединений. Перед 42-й и 10-й гвардейской армиями оборонялось семь дивизий противника, а перед 22-й и 3-й ударной - одиннадцать пехотных и четыре танковые. Судя по всему, враг еще не обнаружил перемещения войск 1-го Прибалтийского фронта на новое направление.
Поступили сообщения от наших разведчиков: немцы готовятся отойти с рубежа "Сигулда" к Риге. Не сколько дивизий уже заняли оборону на городском обводе вдоль нижнего течения рек Гауя и Маза-Югла. Иосиф Вильман докладывал о движении противника к Огре и Ропажи.
От партизан мы узнали, что в лесах, неподалеку от Риги, размещаются лагеря военнопленных. Оттуда тянется густой, черный дым. Его тяжелый запах про питал все вокруг, заглушив аромат хвои и прелых трав.
Однажды партизаны наткнулись в лесу на двух людей. Они лежали на дне оврага. Услышав человече скую речь, один из них пытался скрыться, но, едва поднявшись, тут же свалился. Второй был без сознания. По грязно-серым робам с номерами на спине, старательно замазанными глиной, нетрудно было догадаться, что это беглецы. Их перенесли в землянки, дали по глотку спирта, переодели. Они рассказали, что гитлеровцы спешно эвакуируют пленных на запад. А трупы ранее расстрелянных и кое-как зарытых в лесу сжигают на кострах. Вот уже целый месяц горят они с утра до вечера. В лагере просто нечем дышать. Убежавшие были из команды, которая откапывала могилы. Воспользовавшись тем, что часовой отошел в сторонку, они удрали. Троих поймали овчарки, а им удалось затеряться среди зарослей.
Да, видимо, фашисты вопреки своим заявлениям по радио и в печати понимали, что им уже не удержаться на прибалтийской земле. И поэтому лихорадочно уничтожали следы своих преступлений. Но стереть их было невозможно. Мы сталкивались с ними на каждом шагу.
В Риге участились облавы. Полицейские хватали людей прямо на улицах, бросали в крытые машины и везли в порт. Фашисты обеспечивали дармовой рабочей силой строительство новых оборонительных рубежей, военные заводы и предприятия.
Как рассказывали потом наши разведчики, в первых числах октября в рижском порту большая группа латышей воспротивилась посадке на пароход, смяла охрану и стала разбегаться. Опомнившись, эсэсовцы схватились за автоматы. Густой ливень свинца обрушился на людей. 60 человек остались лежать на мостовой. На следующий день на одном из пароходов подняли бунт студенты, которых фашисты насильно пытались увезти в Германию. Конвоиры открыли огонь. Расправляясь с непокорными, они сбросили 300 юношей и девушек в море.
Фашисты подготовили к взрыву все важные объекты города: промышленные предприятия, железнодорожные и понтонные мосты, водопроводную сеть, электростанцию.
Правда, Кегумскую ГЭС они продолжали еще минировать. Завершить эту работу им не давали наши летчики. 810 и штурмовой авиационный полк майора С. И. Ермолаева контролировал перевозки во всех пунктах от Кегумса до Огре. Вагоны, в которых могла оказаться взрывчатка, обстреливались и обливались горящим фосфором. Наиболее дерзкие налеты на вражеские эшелоны совершил старший лейтенант Борис Федорович Горохов. За несколько особенно удачных вылетов он был награжден орденом Красного Знамени...
Но немцы хотя частично, но все же разрушили плотину гидростанции.
Генерал армии А. И. Еременко сокрушался:
- Эх, все-таки не сумели предотвратить!..
Обратившись к члену Военного совета фронта В. Н. Богаткину, он сказал: Сообщите о взрыве товарищу Калнберзину, скажите, что войска помогут восстановить электростанцию.
3
В это время наш левый сосед производил сложную перегруппировку. Смысл ее заключался в следующем: передавая нам свои правофланговые участки, командование 1-го Прибалтийского фронта незаметно для противника переводило высвободившиеся войска в район Шяуляя, чтобы оттуда нанести мощный удар в направлении Клайпеды.
Это было грандиозное по своим масштабам передвижение. Представьте только: на перекрещивающихся дорогах многотысячные колонны пехоты, артиллерии, всевозможных машин, штабы, тылы. Все они перемещаются ночью, быстро, чтобы нигде ни с кем не столкнуться, не образовать затора, не вызвать подозрения у противника. Представьте себе все это и вы поймете, какая трудная задача стояла перед командующим и его штабом, возглавляемым генерал-полковником В. В. Курасовым. И они отлично справились с проведением этой операции. Вывод из боя частей, смена их, стремительные переброски, остроумная маскировка были осуществлены искусно, с математической точностью. Всего шесть суток понадобилось для того, чтобы перебросить на расстояние от 80 до 240 километров около полумиллиона человек, свыше десяти с поло виной тысяч орудий и минометов, танков и самоходно-артиллерийских установок.
Мы тоже закончили перестановку своих сил в очень сжатый срок. Утром 5 октября, находясь на наблюдательном пункте северо-западнее Скривери, я узнал об успешно начавшемся наступлении 1-го Прибалтийского фронта.
Уже через час-полтора его разведывательные отряды углубились во вражескую оборону на 2-4 километра, а к исходу дня 6-я гвардейская и 43-я армии нашего левого соседа продвинулись на 14-17 километров.
Мы в это время внимательно наблюдали за неприятелем. Из 42-й и 10-й гвардейской армий А. И. Еременко доложили, что на некоторых участках гитлеровцы при поддержке артиллерии и авиации пытаются атаковать наши позиции.
Как стало известно позже от пленных офицеров, немецкое командование рассчитывало этими ударами дезориентировать нас, создать впечатление, что оно не намерено отводить свои войска отсюда. Гитлеровцы надеялись захватить пленных, уточнить срок нашего наступления и направление основных усилий. Проворонив подготовку удара на Клайпеду, они, видимо, теперь опасались, как бы то же самое не произошло и под Ригой.
Боясь оказаться отрезанным, противник в ночь на 6 октября начал отход. Но днем и вечером 5 октября мы еще не знали о том, что это произойдет. Соединения продолжали готовиться к прорыву "Сигулды".
На НП командующего приехали Богаткин и Пигурнов. Еременко сказал им:
- Надо немедленно довести до войск сообщение об успешном наступлении. Первого Прибалтийского фронта на Клайпеду. Каждый солдат должен знать, что вражеские соединения в Прибалтике вот-вот будут отрезаны от Германии. Обратитесь к бойцам и командирам с призывом поскорее разгромить рижскую группировку, освободить латвийскую столицу.
Богаткин ответил, что вечером, где позволит обстановка, будут проведены собрания, а в подразделениях первой линии - беседы.
- Кстати, - добавил член Военного совета, - снабдим политработников материалами о злодеяниях фашистских захватчиков в Риге и в только что освобожденных районах.
Вскоре мы разъехались: Богаткин и Пигурнов - в соединения первого эшелона на собрания, Еременко - в дивизии 42-й армии, чтобы лично проверить их готовность, я направился в 19-й гвардейский стрелковый корпус, которым теперь командовал генерал А. Т. Стученко. Он находился на своем наблюдательном пункте. Туда же прибыл и начальник штаба 15-й воздушной армии генерал А. А. Саковнин.
- Вот хорошо, что и вы здесь, - обрадовался он, увидев меня. - Надо как раз кое-что согласовать.
Втроем мы уточнили, как будут завтра взаимодействовать авиаторы и гвардейцы. Затем Саковнин занялся проверкой результатов бомбежки вражеских укреплений в районе Озолмуйжи. От Стученко я узнал, что сегодня утром на участках 56-й и особенно 22-й гвардейских стрелковых дивизий гитлеровцы попытались атаковать.
- Чем же это кончилось? - спросил я.
- Отбили, - кратко ответил Стученко. - Сейчас сидят в укрытиях и не дышат.
Стученко передал мне свой бинокль. Я навел его на занимаемый немцами покатый взлобок. Он был испещрен воронками. Хорошо различались развороченные дзоты и траншеи, порванные ряды колючей проволоки.
"Что ж, - подумал я, - наша артиллерия и авиация, кажется, неплохо поработали".
Поехали в соединения. День был какой-то бесцветный, даже пасмурный. Машина часто влетала в тускло блестевшие лужи. Время от времени мимо проплывали разоренные хутора. Низко нависшие тучи затянули почти все небо. Только у самого горизонта над зубчатой кромкой леса проглядывала чистая голубоватая полоса.
В одной из дивизий встретил Богаткина.
- Заедем к Свиридову, - предложил Владимир Николаевич. - Он ведь ваш друг?
Я согласился. Вскоре мы добрались до небольшого строения, черепичная крыша которого просматривалась сквозь мокрую, поредевшую листву яблонь. Здесь обосновался наблюдательный пункт командующего 42-й армией генерал-лейтенанта В. П. Свиридова. Его самого в доме не было. Владимира Петровича мы нашли в сарае. Он стоял по колено в сене и при помощи стереотрубы через пролом в кровле за чем-то наблюдал. Вот он на миг оторвался, крикнул в телефонную трубку: "Огонь!" - и снова приник к окулярам. Свиридов был так увлечен, что не заметил нашего появления.
- Чем это вы занимаетесь? - спросил я его, удивленный столь странным занятием командарма.
Владимир Петрович на конец увидел нас и, пожимая руку, ответил:
- Пристреливаемся по целям, чтобы завтра бить без промаха.
- А сами еще не попали в "вилку"? - указал я на взметнувшийся неподалеку фонтан земли.
Свиридов отмахнулся. Он принадлежал к числу тех людей, которые если что делают, то с хорошим азартом. Владимир Петрович любил все потрогать собственными руками, все проверить лично. И не из-за недоверия к подчиненным. А именно потому, что загорался.
Пока мы беседовали с ним, земля под нами еще несколько раз содрогнулась от взрывов. Один из снарядов рванул прямо у сарая. Нас куда-то швырнуло. Очнулись лежащими на земле. В ушах у меня гудело. Свиридов чертыхался, потирая ушибленный затылок: сорвавшаяся доска ударила его по голове. А в общем, все оказались целыми. Неприятельский огонь стал плотнее, и мы поспешили покинуть сарай.
В саду, прилегавшем к дому, нас опять тряхнуло. Богаткин упал. Мы бросились к нему, перетащили в укрытие, вызвали врача. Оказалось, что нашего члена Военного совета задел осколок. Он попал в спину. Спас Логаткнна кожаный корсет, который он носил после травмы позвоночника. Стальной кусочек величиной с наперсток, пробив этот своеобразный панцирь, потерял силу и застрял под кожей.
- Ничего опасного, - заключил представитель медицины.
Все повеселели.
До вечера мне удалось побывать еще в 15-м и 7-м гвардейских корпусах.
Вернувшись на фронтовой командный пункт, я позвонил в Генеральный штаб и доложил, что все соединения и части готовы к наступлению. Генерал армии Антонов сказал:
- Противник перебрасывает значительные силы из-под Риги к Клайпеде. Если вы и ваш правый сосед нанесете завтра удар на рижском направлении, то этим окажете существенную помощь Первому Прибалтийскому фронту. Враг будет лишен возможности маневрировать войсками.
Пока же немецкое командование снимало стоявшие против нас соединения. Наши люди - Жиров, Вильман и другие - донесли, что две танковые и одна пехотная дивизии отведены с участка, расположенного северо-западнее Елгава - Добеле. Авиаразведка и партизаны также подтвердили сведения о начавшемся интенсивном передвижении гитлеровских частей по железной дороге, на машинах и пешим порядком в сторону Риги и далее на юго-запад. Перебежчики по казали, что две пехотные дивизии ушли с рубежа река Даугава - Сунтажи.
Примерно то же наблюдалось и перед 3-м Прибалтийским фронтом.
Пришлось срочно вносить изменения в разработанный план. А. И. Еременко приказал командующим армиями уже этой ночью провести на нескольких участках разведку боем. Если выяснится, что неприятель начал отход, немедленно перейти в наступление.
Авиация поднялась на поиски и бомбежку вражеских эшелонов и колонн. В Генштаб была послана заявка на удар силами дальней авиации по рижскому порту.
Поздно вечером из армий стали поступать сведения о том, что в глубине обороны гитлеровцев раздаются сильные взрывы и полыхают большие пожары.
В полночь мне позвонил маршал Говоров, находившийся на командном пункте 3-го Прибалтийского фронта. Судя по его вопросам, я понял, что он уже разговаривал с Еременко и обстановку перед нашим передним краем знает.
- Могу вас порадовать, - сказал Говоров, - первая ударная армия сдает свой участок шестьдесят седьмой и передислоцируется ближе к вашему правому флангу.
Седьмой и передислоцируется ближе к вашему правому флангу.
- Какого она состава и будет ли нам подчинена? - спросил я.
- Трехкорпусного. А в чье распоряжение поступит, пока не решено, так как в новый район прибудет не раньше чем через трое суток. За это время ситуация может сильно измениться...
- В общем, даете, но из рук не выпускаете, - засмеялся я.
- Не исключено, что вы и без нее обойдетесь. Не упустите только момент.
- Ждем его с нетерпением.
На рассвете 6 октября, обнаружив, что боевые порядки немцев поредели, две наши и две армии 3-го Прибалтийского фронта перешли в наступление.
Они относительно легко преодолели первую позицию сразу в нескольких местах. Однако дальнейшее их продвижение задержали сильно укрепленные узлы и участки, оказавшиеся на флангах. Взять их с ходу не удалось.
Из района севернее Озолмуйжи противник плотно перекрыл путь некоторым частям и соединениям 42-й армии, нанося им ощутимые потери. Генерал-лейтенант В. П. Свиридов распорядился направить туда огонь артиллерийской дивизии и двух отдельных артиллерийских бригад. Сломив сопротивление неприятеля, армия завязала бои за крупный населенный пункт Сунтажи и к вечеру овладела им.
В 10-й гвардейской армии вперед вырвался 15-й гвардейский стрелковый корпус. При поддержке 5-го танкового корпуса он преодолевал одну позицию за другой. Зато соединения, наступавшие справа и слева от него, основательно подзастряли. Командарм М. И. Казаков вызвал авиацию. После бомбового удара 19-й гвардейский стрелковый корпус пошел быстрее. Его 22-я гвардейская стрелковая дивизия ворвалась в траншеи и завязала рукопашную схватку. Вместе с 56-й гвардейской стрелковой дивизией она разгромила два полка, захватила всю артиллерию 24-й пехотной дивизии, один немецкий батальон вынудила целиком сдаться в плен.
Несколько позже наша 15-я воздушная армия помогла сдвинуться с места 7-му гвардейскому корпусу. Он пошел вдоль северного берега Огре.
Когда была освобождена деревня Глажушкюнис, командир корпуса генерал А. Д. Кулешов переправил А. Д. Кулешов и А. Г. Евсеев через реку сильный отряд. Он ударил по тылам вражеских частей, оборонявших междуречье Даугавы и Огре. При его поддержке подразделения 118-го укрепрайона ворвались в Лиелварде и овладели этим важным населенным пунктом и железнодорожной станцией.
Во второй половине дня командир 118-го укрепрайона полковник Виктор Александрович Перфирьев несколько своих подразделений переправил на левый берег Даугавы. Они атаковали с тыла немцев, которые вели бои с правофланговыми частями нашей 22-й армии. У противника произошло замешательство. Этим воспользовались наступающие. Решительным ударом они сбили гитлеровцев с позиций и, преследуя их, прошли от 8 до 10 километров.
К вечеру 10-я гвардейская и 42-я армии продвинулись на 10, а кое-где и на 12 километров.
О результатах первого дня операции я доложил заместителю начальника Генерального штаба генерал-полковнику С. М. Штеменко. Выслушав меня, он сказал:
- Мы рассчитывали, что ваш фронт, наступая против ослабленного и начавшего отходить противника, выйдет по крайней мере к городу Огре. Вы знаете, что Баграмян сегодня не только продолжал блестяще развивать удар на Клайпеду и Лиепаю, но и вместе с левым соседом нацелился на Тильзит? Ожидаем, что и ваши войска завтра возьмут более высокий темп.
Я проинформировал Штеменко, что Еременко с группой офицеров и начальниками родов войск находится в 10-й гвардейской армии, организует прорыв промежуточного оборонительного рубежа.
- На этом направлении планируется ввод танкового корпуса.
Затем я связался с командующим 61-й армией генерал-лейтенантом П. А. Беловым и поинтересовался, как идут дела у них.
Белов сказал мне:
- На этот раз догонять противника нам не приходится. Он дерется за каждый тактически выгодный пункт. Отходя, ставит много заграждений. За день мы продвинулись на восемь - двенадцать километров. Остановились перед городом Сигулда: сильно укреплен. Завтра будем штурмовать.
Чуть позже мне позвонил генерал-лейтенант Гвоздков. Я проинформировал его о нашей подготовке к боям за Огре и о разговоре с генералом Штеменко. Гвоздков сообщил о неудаче 67-й армии, которая за сутки продвинулась всего на 2-3 километра, да и то лишь левым флангом.
- Говоров докладывал Верховному. Не знаю, что тот ему сказал, но вид у маршала после этого был расстроенный, - закончил Гвоздков.
С утра 7 октября дела у нас пошли как будто лучше. Обнадеживающие вести поступили из 42-й армии. Ее войска прорвали вражескую оборону южнее железной дороги Эргли - Рига и успешно идут вперед. На правом фланге они овладели селением Сидгунда.
Начальник штаба 10 и гвардейской армии генерал- майор Н. П. Сидельннков примерно в полдень сообщил, что все три корпуса ведут тяжелые бои между шоссе Эргли - Рига и рекой Огре. Части 7-й гвардейской дивизии, переправившись через Огре, заняли Кегуме и Кегумскую ГЭС.
- А каковы успехи Сахно? - спросил я. - Танковый корпус оторвался от пехоты на четыре-пять километров. Намеревается обойти город Огре с севера. Но машины по бездорожью движутся медленно. Части несут большие потери.
- От нас сегодня ожидают донесения о взятии Огре, - напомнил я Сидельникову.
- Вашу армию поддерживает вся авиация фронта.
- Сделаем все возможное, - заверил Сидельников.
Южнее Даугавы наступали войска 22-й армии. Им помогали два батальона 118-го укрепрайона, переправившиеся через реку вблизи Кегумса. К вечеру оба берега Даугавы были очищены от противника почти до Огре. А. И. Еременко отправился на новый командный пункт 10-й гвардейской армии. Мне он поручил подобрать место для фронтового наблюдательного пункта поближе к Огре.
Я выехал немедленно. По пути на минутку заскочил на Кегумскую ГЭС. Когда увидел в плотине зияющие провалы, в душе шевельнулось чувство вины за то, что не смогли взять ее целой. Лишь одно утешало: фашисты все-таки не успели разрушить электростанцию основательно. Из строя были выведены трансформаторы, затворы, плотины и шлюзы, мост через клапанные пролеты, механизмы управления. Но большинство железобетонных сооружений сохранилось. Значит, наши летчики не зря бомбили и жгли вагоны со взрывчаткой. В какой-то мере свою задачу они выполнили. По забитому войсками шоссе я направился дальше. Уже явственно слышалась артиллерийская канонада. По мере приближения к городу Огре она становилась громче. Однако мощь огня была невелика. По дороге двигались части 27-й артдивизии и 19-й гвардейской пушечной артбригады. Я обратился к первому попавшемуся офицеру и спросил, почему артиллеристы слабо поддерживают наступающих. Высокий капитан, с виду грузин, тронув закрученные кверху усики, доложил:
- Снарядов нету, товарищ генерал. По пяти выстрелов на орудие осталось...
Командир полка 7-й гвардейской стрелковой дивизии, который вел бой на подступах к юго-восточной окраине Огре, подтвердил, что и в их артиллерийских подразделениях положение с боеприпасами очень тяжелое.
- А в городе сильный гарнизон...
Выбрав место для НП и вернувшись в Скривери, я первым делом решил изыскать для гвардейцев снаряды. Но оказалось, что А. И. Еременко уже распорядился: М. И. Казаков получает их из запасов других армий.
...К вечеру 7 октября войска правого крыла 2-го Прибалтийского фронта вплотную подошли к Туркалне и Огре. 8-я и 7-я гвардейские стрелковые дивизии завязали бои за восточную окраину Огре. Командир 7-го гвардейского стрелкового корпуса генерал А. Д. Кулешов, его заместитель по политчасти полковник А. Г. Евсеев с офицерами штаба политотдела готовили соединение к ночному штурму.
До всех солдат было доведено известие, что наш, правый сосед овладел крупным городом Латвии - Сигулдой, а 1-й Прибалтийский фронт уже выходит к морю.
"Дело доблести и чести гвардейцев, - призывали плакаты, - освободить город Огре".
Вскоре танковая бригада подполковника Пузырева с пехотой на броне вышла к реке Маза-Югла. По мосту она ворвалась в Туркалне, расположенное километрах в пяти северо-восточнее Огре, и уничтожила там до батальона пехоты противника. Вслед за нею двинулись остальные соединения корпуса Сахно.
Отрадные вести пришли и из-за Даугавы. Войска 22-й армии отбросили гитлеровцев на рубеж Огре - Балдоне.
Ночью я не без гордости доложил в Москву А. И. Антонову, что войска фронта за день продвинулись еще на 10-15 километров, освободили свыше 200 населенных пунктов, Кегумскую ГЭС и сейчас дерутся за Огре.
- Электростанция взорвана, а Огре еще в руках противника, - охладил меня Антонов. - А вот сосед ваш справа хотя и прошел меньше, но отбил Сигулду. Это будет отмечено у Верховного на карте.
- Но ведь город Огре на двадцать километров ближе к Риге, - обиделся я.
- Это неважно. Главное, что Масленников взял Сигулду, а Еременко второй день топчется перед Огре.
- Если бы у нас было больше снарядов, то десятая гвардейская уже взяла бы этот город, - заметил я. - А от двадцать второй и третьей ударной трудно ждать больших успехов. Ведь они заняли участок фронта, на котором до них действовали четыре армии.
Я высказал Антонову мысль, что если бы 1-я ударная армия, которую командующий 3-м Прибалтийским фронтом И. И. Масленников вывел сейчас во второй эшелон, сменила наши войска, находящиеся на правом берегу Даугавы, то мы могли бы тогда всеми силами обойти Ригу с запада.
- Возможно, десятую гвардейскую и сорок вторую армии в ближайшие дни сменят, - ответил Антонов. - Противник что-то поредел перед вашим левым крылом. Вам, видимо, придется перебросить туда главные силы и подготовиться к наступлению на Лиепаю.
- Есть уже решение?
- Директива на подписи у Верховного.
Я положил трубку и, устало опустившись на табурет, закурил. Днем раньше или позже Рига, конечно, будет взята. Казалось бы, теперь, когда мы почти у цели, можно вздохнуть с облегчением. Но нет... Сидя в ту ночь в землянке, я не мог отделаться от ощущения душевной тяжести, от чувства, что все идет не так, как хотелось бы.
Я подошел к своему рабочему столу и взглянул на карту. Вспомнились слова Антонова, сказанные им, когда две наши армии были переброшены за Даугаву: "Ну вот ваше желание исполнилось... Теперь вы, надеюсь, довольны?"
Да, мы вносили такое предложение, чтобы вместе с успешно наступавшим 1-м Прибалтийским фронтом нанести решительный удар в направлении Риги. И она уже была бы взята, а группировка противника отрезана от Восточной Пруссии и прижата к морю. Но вместо этого нас заставили прорывать многие линии обороны. Зачем? Тогда я не был твердо уверен в правильности своих суждений, но сейчас ясно вижу, что в таком решении Ставки не было никакой оперативной целесообразности. Многое делалось по необузданной воле одного человека,
И вот пока мы без толку теряли время, противник перебросил из Эстонии, с севера Латвии и морем из Восточной Пруссии в район Риги огромное количество войск. Это вынудило Ставку повернуть 1-й Прибалтийский фронт на Клайпеду, провести новые крупные перегруппировки...
Долго сидел я, склонившись над картой. Не сразу заметил, как вошел генерал-майор С. И. Тетешкин. Я рассказал ему о разговоре с Антоновым, о своих думах. Он выслушал меня, сочувственно повздыхал, потом спросил:
- А что говорит об этом командующий?
- Понятия не имею,-пожал я плечами. - Вы же знаете, что он не любит ни с кем делиться своими мыслями.
- Жаль. Интересно было бы послушать...
* * *
Всю ночь 7-й гвардейский стрелковый корпус вел ожесточенные бои за Огре. Лишь под утро его 7-я гвардейская стрелковая дивизия овладела юго-восточной окраиной города, а 8-я наступала на Огре с северо-востока. Части подполковника А. Я. Попова и майора А. А. Лебедева зашли вражескому гарнизону во фланг и тыл. Батальоны старшего лейтенанта В. И. Яблонского и капитана В. М. Круподерова, ворвавшись в окраинные кварталы, вызвали у гитлеровцев смятение. Этим воспользовался полк подполковника И. А. Шапшаева. Он атаковал Огре с северо-востока.
Долго гвардейцам, пробивавшимся к городу с юго-запада, не удавалось преодолеть реку. Немцы усиленно охраняли берег, беспрерывно освещали его ракетами. Несколько наших попыток окончились неудачей. Тогда командир 7-й гвардейской стрелковой дивизии полковник Мерецкий вместе с прибывшим сюда начальником оперативного отдела штаба корпуса подполковником A. Н. Грылевым решили прибегнуть к хитрости. На лодки было посажено отделение сержанта Виктора Голубева. По Даугаве смельчаки спустились вниз, вышли на лесистый берег за городом и оттуда незаметно проникли в западную часть Огре. Рассредоточившись, они подняли стрельбу из автоматов, пускали ракеты, бросали гранаты, отвлекая внимание оборонявшихся.
Основные силы дивизии в это время начали форсировать Огре. Оказавшись между двух огней, противник дрогнул и отошел. Гвардейцы отбивали дом за домом, все плотнее охватывали остатки неприятельского 10-го армейского корпуса. К 4 часам утра 8 октября город полностью перешел в наши руки. На его улицах осталось до 600 трупов вражеских солдат и офицеров. Свыше 300 человек сдалось в плен.
8 октября войска 42-й и 10-й гвардейской армий продолжали продвигаться к Риге.
Наше утреннее донесение в Генеральный штаб о взятии Огре встретилось с передаваемой оттуда директивой о переброске 42-й и 10-й гвардейской армий за Даугаву. Гвардейцам вместе со 130-м латышским корпусом предстояло наступать вдоль южного берега реки и овладеть западной частью столицы Латвии.
42-ю армию Ставка предписывала переместить в район Добеле. Оттуда мы своими основными силами должны были нанести удар на Лиепаю. Уже в который раз войскам 2-го Прибалтийского фронта приходилось на ходу, словно эстафетную палочку, передавать свои участки соседу. Сейчас генерал армии А. И. Еременко решил не прекращать наступления. В полосе 42-й армии оставались действовать четыре дивизии, а в полосе 10-й гвардейской - два корпуса. Остальные соединения в ночь на 9 октября намечалось переправить на левый берег Даугавы.
По мере приближения к Риге сопротивление врага возрастало. Он упорно цеплялся за каждый тактически выгодный рубеж. Особенно трудно было на заболоченной низине вдоль Маза-Юглы. Пробившийся туда танковый корпус смог вести бой лишь совместно со стрелками генерала А. Т. Стученко. Здесь отличилась 56-я гвардейская стрелковая дивизия. Ее 258-й гвар
Вставка 110
станции Кангарищи правофланговые соединения 42-й армии были сменены войсками генерала П. А. Белова. А 7-й стрелковый корпус 54-й армии принял участки от остальных наших дивизий. С наступлением темноты они уже маршировали к переправам, находившимся между Кегумсом и Лиелварде. Для 7-го гвардейского стрелкового корпуса, сосредоточенного в городе Огре, в 4 километрах от него был на веден понтонный мост. В рекордно короткий срок его подготовил 54-й понтонный батальон майора С. И. Бабакаева.
В тот день вечером к нам приехал Л. А. Говоров. После беседы с А. И. Еременко, на которой я не присутствовал, он вызвал меня.
Осунувшийся, угрюмый, с нездоровым видом, Говоров сидел на табурете и раздраженно говорил:
- В сто раз лучше командовать фронтом, чем быть представителем Ставки! И Верховный недоволен и командования фронтов тоже... Я даже заболел. За мучили головные боли.
Он потер ладонью виски, вынул из нагрудного кармана коробочку с таблетками, кинул одну в рот, запил водой.
Я повел речь о последнем решении Ставки:
- Перебрасывать нас влево надо было раньше, а не теперь, когда мы уже у Риги. Тогда не было бы та кой нервной обстановки.
Говоров тяжело вздохнул, проговорил устало:
- Эх, Леонид Михайлович! Будь моя воля, то все ваши армии, включая первую ударную и танковый корпус соседей, были бы сосредоточены юго-западнее Елгавы уже к шестому - седьмому октября. Конечно, вам досадно, что Второй Прибалтийский фронт, нацеленный на Ригу и прошедший с боями несколько сот километров, вдруг должен свернуть в сторону. И уж еще обиднее бойцам латышского корпуса уходить от своей столицы. Но это в общих интересах.
Он помолчал, что-то обдумывая, потом сказал:
- Конечно, можно бы вашу двадцать вторую армию с латышским корпусом оставить на месте, чтобы наступали на Ригу с востока вместе с Третьим Прибалтийским. Я так и предлагал. И Антонов согласился вначале со мной.
- Так в чем же дело?
Говоров усмехнулся:
- Все зависит от Сталина. А он, к сожалению, совсем перестал считаться с чьим бы то ни было мнением. Ну а если неудача - виноват исполнитель. Значит, бездарен, ни к чему не способен, и его заменяют.
Я смотрел на усталое лицо Говорова и, признаться, немного удивился откровенности, с которой он высказывался. В ту пору если кто и думал так, то предпочитал об этом не говорить вслух. А Леонид Александрович говорил.
Ординарец принес маршалу стакан чаю. Говоров отпил несколько глотков, присел к столу, застегнул верхние пуговицы кителя и перешел на официальный тон.
- Надо, чтобы уже завтра к вечеру десятая гвардейская армия развернула наступление вдоль левого берега Даугавы.
- А кто сменит еще не вышедшие из боя войска?
- Сорок вторую армию девятого утром - корпус пятьдесят четвертой, а полосу десятой гвардейской примет сто двадцать второй стрелковый корпус. Он теперь будет входить в состав первой ударной.
- А не возвратят ли эту армию опять нам?
- Нет, - разочаровал меня Говоров. - До освобождения Риги она остается в Третьем Прибалтийском...
5
А. И. Еременко детализировал задачу войск фронта в духе директивы Ставки и советов маршала Говорова. В ночь на 10 октября через Даугаву должна была переправиться почти вся 10-я гвардейская армия. Она оттесняла войска 22-й армии влево. Совместно со 130-м латышским корпусом гвардейцам предстояло наступать на южную часть Риги. Танковый корпус Сахно сосредоточивался вместе с 42-й армией в районе Добеле, где ожидал получить пополнение.
- Итак, - подытожил Еременко, - на десятое октября севернее Даугавы у нас останутся лишь девятнадцатый гвардейский стрелковый корпус, несколько авиационных частей да тыловые учреждения. Пора уходить за реку и нам. Готовьте командный пункт в новой полосе, чтобы завтра к вечеру можно было и переехать.
Я кивнул в знак того, что мне все ясно, однако уходить медлил: надеялся, что командующий как-то выскажется о проводимой перегруппировке войск. Но он встал, давая понять, что разговор окончен. Тогда и я умолчал о своей беседе с Говоровым.
Едва переступил порог своей землянки, как на столе заверещал телефон. В трубке послышался глуховатый, с хрипотцой голос генерал-лейтенанта А. В. Гвоздкова. Он проинформировал меня, как обстоят дела северо-восточнее Риги. 61-я армия и левофланговый корпус 67-й армии прошли за день 10-12 километров, а соединение генерал-майора Б. А. Рождественского, наступающее вдоль побережья Рижского залива, - лишь 5-8 километров.
Об успехах нашего левого соседа я услышал по радио. В тот вечер был передан приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии Баграмяну. В нем говорилось, что войска 1-го Прибалтийского фронта при содействии 3-го Белорусского преодолели сильно укрепленную оборону противника и за четыре дня наступательных боев продвинулись на 100 километров, расширив прорыв до 280 километров. В ходе наступления освободили свыше 2 тысяч населенных пунктов. В ознаменование одержанной победы Москва салютовала 20 залпами из 224 орудий.
У нас в это время многие соединения совершали марши к Даугаве. Переправа 42-й и 10-й гвардейской армий производилась сразу в пяти пунктах. Войска преодолевали реку на понтонах, паромах и на подручных средствах. Танки и тяжелая артиллерия пошли по постоянному яунелгавскому мосту.
Меня беспокоило, что соседи задерживали смену одного нашего корпуса. Я позвонил командующему 61-й армией Д. А. Белову. Он заверил, что за ними дело не станет.
- Смело уводите свой корпус. Противник в контр наступление не перейдет, отступает...
Глухой ночью тронулось с места и фронтовое управление. Штабные автобусы, лениво переваливаясь с боку на бок, тащили наше хозяйство на новый КП, оборудованный севернее города Бауски.
Примерно через час мы уже были на месте. Обо сновались в пустом доме, окруженном густым садом. Бегло осмотрели просторные, гулкие комнаты, затем, сдвинув к столу кресла с продранными спинками, уселись вокруг приемника. Генерал-майор С. И. Тетешкин настроил его на Москву. В помещении зазвучали наш и английский гимны. Передавали репортаж с аэродрома о прибытии в Москву премьер-министра Великобритании Черчилля, министра иностранных дел Идена и начальника генерального штаба фельдмаршала Брука.
К микрофону подошел Уинстон Черчилль. Мы внимательно слушали перевод его речи. Он говорил о наших замечательных победах, о том, что Советские Вооруженные Силы нанесли мощные удары, они разбили дух и военную машину германской армии...
Это были хорошие слова. И мы слушали их не без волнения. Впоследствии мне пришлось прочитать некоторые главы из книги Черчилля о второй мировой войне. К сожалению, бывший английский премьер забыл очень многое из того, что он говорил осенью сорок четвертого года.
Пока мы слушали радио, из войск начали поступать донесения: 10-я гвардейская армия переправилась на левый берег Даугавы, 130-й латышский стрелковый корпус заканчивал подготовку к наступлению, 42-я армия и 5-й танковый корпус совершали марш в район Добеле...
На рассвете 10 октября наш и 3-й Прибалтийский фронты на большом протяжении прорвали промежуточную укрепленную линию противника и на его плечах вплотную подошли к рижскому оборонительному обводу. До столицы Латвии было рукой подать...
Глава четвертая. Враг прижат к морю
Полковник Маслов, стоя перед картой, докладывал командованию фронта:
- Рижский городской оборонительный обвод готовился в течение нескольких месяцев. Он состоит из двух полос. Первая, к которой вышли наши войска, проходит по левобережью рек Гауя, Криевупе, Маза-Югла, через станцию Саласпилс, Кекаву и далее, круто поворачивая на север, упирается в Рижский залив. Вторая тянется в 6-12 километрах за первой.
- А какие силы на них обороняются перед нашим фронтом? - перебил полковника генерал Еременко.
Маслов начал подробно перечислять соединения и части противника, отметил, что число их за последние дни уменьшилось.
- Правда, некоторые снятые дивизии заменены новыми. Штаб группы переместился в Тукум, восемнадцатой армии - в Лиепаю, шестнадцатой пока находится в Риге. Город интенсивно минируется. Спешно готовится к обороне рубеж по реке Лиелупе.
- Сократилось ли количество неприятельских войск перед десятой гвардейской и двадцать второй армиями? - опять задал вопрос Еременко.
- Сейчас им противостоят девять пехотных дивизий, две танковые бригады и четыре отдельных полка, - ответил Маслов. - На этом участке немцы наращивают свои силы.
Когда Маслов сел, к карте подошел я и показал границы, в которых 11 октября будут наступать соединения 10-й гвардейской армии и 130-й латышский корпус.
Андрей Иванович Еременко поинтересовался планами 3-го Прибалтийского фронта. Я доложил:
- Шестьдесят седьмая армия будет наносить удар вдоль побережья Рижского залива, шестьдесят первая - вдоль железной и шоссейной дорог Сигулда-Рига и первая ударная - с востока, прижимаясь левым флангом к Даугаве.
Я проинформировал также присутствующих о том что войска нашего левого соседа вышли к Балтийскому морю и освободили Палангу.
- Таким образом? - закончил я, - путь в Восточную Пруссию вражеской группировке отрезан.
После совещания вышли на улицу. Была такая кромешная темень, что в двух шагах ничего не было видно. Мы шли с Масловым, осторожно обходя лужи.
За многие месяцы совместной работы я сдружился со своим помощником. Меня привлекали в нем скромность, умение целиком отдаваться делу. Любое задание он выполнял спокойно, обстоятельно и своевременно.
Дойдя до своего пристанища, он остановился и стал прощаться:
- Пойду, часок-другой еще потружусь...
- Отдохнули бы, - сказал я.
- Не до этого, - ответил он.
Разговор наш прервал грохот сильного взрыва, донесшегося со стороны Риги. За ним последовали другой, третий... Небо осветилось багровым заревом.
- Что бы это могло означать? - спросил Маслов, взглянув на меня. - Опять, наверное, что-нибудь взрывают немцы...
Я зажег спичку и посмотрел на часы. Стрелки показывали половину второго.
- Это авиация дальнего действия по нашей просьбе бомбит неприятельские транспорты в рижском порту.
Маслов ушел. Зарево на западе все разрасталось, становилось ярче. Отблески его дрожали на мокрых деревьях, отражались в лужицах на дороге.
Рано утром 11 октября наши войска начали штурмовать вражеские позиции. Гитлеровцы сопротивлялись упорно. Вклиниться в их оборону удалось лишь на отдельных участках, да и то на небольшую глубину.
А. И. Еременко поехал в соединения первого эшелона, а я отправился на командный пункт 10-й гвардейской армии. День был необыкновенно теплый, солнечный, и я невольно залюбовался причудливыми формами белых облаков, величественно плывших по ярко-голубому осеннему небу, красотой пылающего осенним пожаром леса. Темно-серые, коричневые, красные, желто-зеленые листья устилали обочины дороги. Из редка попадались деревья с поредевшими кронами или голыми ветвями. Но их серые краски тут же терялись в карнавальной пестроте ярких тонов.
Я и не заметил, как машина, свернув на проселок, через некоторое время остановилась. Меня встретил начальник штаба армии генерал-майор Н. П. Сидельников. Он доложил обстановку. Сообщил, что в первом эшелоне наступают только две дивизии 7-го гвардейского стрелкового корпуса и левее их латышский корпус.
- Линию укреплений приходится буквально прогрызать.
- Где сейчас находятся передовые части?
- Вышли к реке Кекава. Пятнадцатый гвардейский стрелковый корпус к вечеру выйдет на правый фланг и будет наступать вдоль Даугавы.
- К вам на усиление направлена штурмовая инженерно-саперная бригада, сказал я Сидельникову. - К концу дня подойдет еще и артиллерийская дивизия. Правда, снарядов у нее немного.
Договорившись с Николаем Павловичем о порядке взаимодействия армии с фронтовой авиацией, я направился в 29-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Ею теперь командовал полковник В. М. Лазарев. Это соединение было одним из лучших во фронте. После переправы через реку оно приводило себя в порядок, готовилось к выходу на боевой участок. Побывав в части подполковника Игоря Николаевича Чумакова, побеседовав с солдатами, я убедился, что настроение у людей бодрое. В ротах состоялись партийные и комсомольские собрания. Они мобилизовали людей на успешное выполнение поставленной перед войсками задачи.
От гвардейцев проехал на КП 130-го латышского корпуса. Там оказался и командующий 22-й армией генерал-лейтенант Г.П. Коротков. Он обсуждал с генералом Д. К. Бранткалном вопрос о поддержке латышей артиллерией и инженерными средствами.
Возвратившись к себе, я с радостью узнал что на железнодорожную станцию Тауркалне прибыли первые эшелоны 10-го танкового корпуса. Его передавал нам 3-й Прибалтийский фронт. Однако соединение было в таком состоянии, что нуждалось в немедленном доукомплектовании. О вводе его в бой сразу же не могло быть и речи.
До темноты наступающие войска продвинулись еще на 1-2 километра. И хотя первая полоса обороны противника прорвана не была, устойчивость ее заметно нарушилась.
Наши передовые полки вступили в Рижско-Елгавскую низменность, имеющую почти плоский рельеф Лишь кое-где возвышались холмики. В полосе 2-го Прибалтийского фронта местность почти сплошь покрыта лесом, преимущественно хвойным.
Многочисленные болота, небольшие озера, ручейки, глубокие наполненные водой канавы крайне затрудняли движение. Край этот очень малолюдный. Только изредка встречались хутора да отдельные усадьбы.
Вечером поступили сведения от наших разведчиков. Они подтверждали, что в районе Кекавы немцы перебрасывают войска с правого берега Даугавы на левый. Переправляются не только по мостам, но и на катерах, паромах, лодках. В Риге царят террор, аресты, расстрелы. Подготавливаются к взрыву здания, формируются команды факельщиков. В эти дни, несмотря на жестокое преследование, особенно активно действует рижское подполье. На стенах домов каждое утро появляются надписи: "Смерть фашистам!", "Убийцы, вам не уйти от расплаты", "Оккупанты, вон из Латвии!". Повсюду срывались таблицы с немецкими названиями улиц, учреждений, магазинов, ресторанов. По донесению Эльзы, военный комендант Риги держит 1 в постоянной готовности несколько автомобилей и катер. У него много награбленных ценностей. Эльза спрашивала, как ей быть: эвакуироваться вместе с комендантом или оставаться в Риге.
Я дал указание Маслову оставить ее в городе. В последнее время к девушке и так уже присматривалось гестапо, так что рисковать не стоило.
12 октября, в полночь, оперативный дежурный принял от соседей сообщение о том, что восточное Риги и в ней самой наблюдаются пожары.
- Уж не отходит ли неприятель? - высказал я догадку.
Еременко дал указание каждой дивизии провести разведку боем.
Как мы узнали позже от пленных офицеров, фашистское командование, опасаясь как бы мы не совершили более глубокого прорыва и не окружили их соединения, оборонявшиеся перед Даугавой, решило перевести их за реку. Однако сделать это незаметно гитлеровцам не удалось. Как только разведбатальоны установили начало их отхода, командующий фронтом приказал перейти в наступление.
29-я гвардейская стрелковая дивизия, успевшая к этому времени полностью привести себя в порядок, первой атаковала противника. Ей удалось прорвать его оборону южнее Кекавы. Главными своими силами она стала развивать наступление вдоль шоссе Кекава-Рига. Часть подполковника Чумакова с несколькими другими подразделениями ударом с тыла раз громила кекавский гарнизон. В этом селении было уничтожено до батальона пехоты, захвачена автоколонна с различными военными грузами. Большая группа гитлеровцев бросилась к рукаву Даугавы, на деясь переправиться на остров Долее.
Развивая успех, реку Кекава форсировали еще три гвардейские дивизии, а левее их вражеские части на чал теснить 130-й латышский корпус. 15-я воздушная армия взяла под контроль шоссе Кекава - Рига. Самолеты беспрерывно бомбили и обстреливали колонны противника, тянувшиеся на северо-запад. Как только стало светать, на помощь 29-й гвардейской стрелковой дивизии подоспела 78-я танковая бригада.
С утра 12 октября наступление развернули остальные соединения гвардейской и 22-й армий. Во всех наступающих полках имелись инженерно-саперные подразделения и отряды. Они проделывали проходы в лесных завалах, минных полях, восстанавливали разрушенные участки дорог, мосты. За день 10-я гвардейская и 22-я армии продвинулись на 12-15 километров и оказались перед вражеской укрепленной полосой, протянувшейся вдоль шоссе Рига - Елгава.
Примерно так же обстояли дела и у нашего правого соседа. Его 67-я армия тремя корпусами форсировала реку Гауя и, ведя бои главным образом вдоль железной и шоссейной дорог, прошла за сутки 13 километров. Две дивизии корпуса генерала Б. А. Рождественского заняли оборону на побережье Рижского залива, растянувшись от Айнажи до устья Гауи.
61-я армия продолжала прогрызать линию укреплений в районе озер, прикрывающих Ригу с востока.
Преодолевая упорнейшее сопротивление, медленно теснила противника 1-я ударная армия.
В итоге войска 3-го Прибалтийского фронта тоже вышли ко второй полосе рижского обвода, на участке между озером Югла и Даугавой.
С нашего командного пункта хорошо были видны зарева пожаров, бушевавших в латвийской столице и ее пригородах. Их отсветы будто кровью обрызгивали низкие облака, зловещими бликами ложились на темную водную гладь. Тянуло тяжким запахом гари.
- Варвары, - проговорил стоявший рядом со мной Афанасий Петрович Пигурнов, - что творят!
Позвонили из Ставки. Нам снова напомнили, что Ригу необходимо освободить как можно скорее.
При очередном моем докладе обстановки в Генеральный штаб Н. А. Ломов сказал мне, что войска 3-го Прибалтийского фронта рассчитывают выбить противника из города уже этой ночью.
- А у вас есть надежда завтра очистить западную часть Риги? - спросил он меня.
- Пока наши войска уткнулись в сильно укрепленный рубеж. Так что загадывать трудно... - уклончиво ответил я.
Нам было известно, что командование 3-го Прибалтийского фронта большие надежды возлагало на 67-ю армию, которой командовал генерал-лейтенант Владимир Захарович Романовский. Мне довелось служить с ним еще до войны в Западном особом военном округе, и я знал его как человека вдумчивого и находчивого. Его армия подошла к Риге ближе других. Ее отделяло от столицы Латвии только озеро длиной около 8 и шириной от 2,5 до 3 километров. Форсировать такую преграду не просто. Попытка обойти ее и с ходу пробиться через узкие межозерные дефиле не удалась.
Тогда, как после рассказывал Романовский, он сосредоточил всю армейскую артиллерию на флангах, попросил командование фронта поддержать авиацией и повел штурм вражеских позиций, расположенных слева и справа от Кишэзера. А 374-я стрелковая дивизия тем временем готовилась к форсированию водной преграды. Она сосредоточилась в лесу, неподалеку от берега. Как только наступила темнота, сюда подошли 80 "амфибий" под командованием подполковника Л. В. Киселева. Каждая из них могла взять на борт 5 человек с оружием.
Чтобы враг ничего не заметил, соблюдалась строжайшая дисциплина и маскировка. Контроль за действиями готовящихся к переправе подразделений осуществлял начальник штаба армии генерал-майор А. С. Цветков.
И вот 12 октября в половине восьмого вечера на машины был посажен передовой отряд - рота автоматчиков капитана Максимова, стрелковая рота лейтенанта Громова, взвод противотанковых ружей лейтенанта Воссина, взвод разведчиков старшины Андреева и саперный взвод старшего лейтенанта Борисова.
Под рев моторов наших штурмовиков и гул артиллерийской канонады тихо, без всплесков плавающие автомобили вошли в воду. Сначала все обстояло хорошо. Но на середине озера противник все-таки обнаружил десант и открыл по нему огонь из орудий и минометов. Маневрируя, "амфибии" все ближе подходили к цели. Когда до суши осталось рукой подать, навстречу ударили пулеметы, а вслед за ними и автоматы. Бойцы Федор Максимов, Николай Орлов, Николай Желтобрюхов, Сергей Жуков и другие лучшие стрелки подразделения прямо с воды ответили огнем. Видно, гитлеровцев здесь было негусто, и они не смогли причинить серьезного урона десанту. Облепленные водорослями, вымазанные сероватым илом "амфибии" выскочили на берег и сразу же пошли в атаку. Возможно, оборонявшиеся приняли их за танки и поэтому начали поспешно отходить.
Отряд занял плацдарм.
Вторым рейсом были переправлены батальон капитана Жидкова, минометное подразделение и взвод противотанковых орудий, а последующими - все остальные. От огня противника пострадало всего не сколько "амфибий". Потери в людях также оказались незначительными.
Высадившиеся расширили захваченный участок.
У гитлеровцев поднялась паника. Опасаясь, что их отрежут от Даугавы, они подались к реке.
13 октября к половине третьего утра за озером в Межапарке сосредоточились 1244-й стрелковый полк и несколько подразделений дивизии полковника Б. А. Городецкого. Они стали угрожать засевшим в межозерных дефиле вражеским подразделениям с тыла. Часам к четырем войска правого фланга 67-й армии прорвались по узкой полоске вдоль побережья и на плечах отступающих пошли к Даугаве. К 6 часам 98-я стрелковая дивизия полковника Н. С. Никанорова овладела селением Вецаки, расположенным на берегу Рижского залива севернее Риги.
112-й стрелковый корпус под командованием полковника В. Г. Абашкина, обойдя Кишэзер с севера, повернул к Риге. Его головная 191-я стрелковая дивизия, которой в то время командовал генерал-майор Г. О. Ляскин, в районе Зцемельблазна разгромила 547-й немецкий пехотный полк. Его остатки, прижатые к рукаву Даугавы, сдались в плен вместе с начальником штаба части.
Дивизия полковника Б. А. Городецкого, ставшая после переправы через Кишэзер головной, уже с 4 часов утра повела наступление на северо-восточную окраину Риги. Она первой завязала бои за город. Это вынудило немцев ускорить отвод своих войск с других участков.
Корпус генерал-майора Н. Н. Никишина, пробившись между озерами Кишэзер и Югла, достиг Межа- парка.
Ранним утром, когда над Ригой только занимался осенний рассвет, к ее восточной окраине вышли и соединения 61-й и 1-й ударной армий.
Командующий 61-й армией генерал П. А. Белов подготовил сильный отряд, который должен был прорваться к центру Риги и захватить мосты.
1-й ударной армии ставилась задача овладеть во сточной частью Риги и содействовать 2-му Прибалтийскому фронту в освобождении Задвинья. Отступающий перед нею противник переправлялся через Даугаву в районе острова Долее. Гитлеровцы, очевидно, не знали, что там уже подразделения 10-й гвардейской армии, и поэтому попали под их губительный огонь. Много вражеских солдат погибло в водах реки.
В 5 часов 13 октября 9-й и 12-й гвардейские стрелковые корпуса начали штурм восточной окраины города.
В Риге в это время свирепствовали охранники и эсэсовцы, саперы и команды факельщиков. Они грабили и разрушали город, убивали арестованных и всех, кто хоть как-то выражал свою радость в связи с приближением наших армий, взрывали уцелевшие фабрики и заводы, уничтожали базы и склады на железнодорожной станции и в порту.
Находившиеся в подполье партийные и советские активисты, рабочие отряды в меру своих сил мешали гитлеровцам творить черное дело, С чердаков, из подвалов, подъездов и развалин они стреляли в фашистов, спасали от огня и разрушений промышленные сооружения и жилые дома.
К утру за восточные кварталы латвийской столицы бои развернули сразу три армии 3-го Прибалтийского фронта.
Одними из первых в Ригу ворвались батальоны Героя Советского Союза капитана Ф. Гаврилова и капитана И. Тоткайло. Путь им проложил взвод разведчиков лейтенанта Жилина, усиленный саперами и пулеметным взводом.
Их дружно поддержали другие подразделения. Советские бойцы отбивали у врага улицу за улицей. Пехотинцы и танкисты, артиллеристы и саперы вели упорные бои за каждое здание, заходили в тыл вражеским заслонам, уничтожали и брали их в плен. Все спешили поскорее пробиться к Даугаве.
Несмотря на сильный огонь, на улицах появились местные жители. Они радостно встречали своих освободителей, помогали отыскивать спрятавшихся гитлеровцев, показывали, где заложены мины, выполняли роль проводников.
Когда забрезжил мутный рассвет, передовые части уже были в центре города. На многих домах появились красные флаги. После трех лет фашистского ига они вновь гордо зареяли над столицей Латвии.
Было совсем уже светло, когда 75-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Я. А. Немкова, полк 415-й стрелковой дивизии и отряд 61-й армии вышли к понтонному и железнодорожному мостам через Даугаву. Но они оказались взорванными. Правее к реке пробилась 12-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Д. К. Малькова. К порту вышла дивизия полковника Б. А. Городецкого.
А в юго-восточном секторе завершали бой 52-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора Н. Д. Козина и 56-я стрелковая дивизия генерал-майора К. Г. Ребрикова.
К 7 часам 13 октября войска 3-го Прибалтийского фронта почти повсеместно вышли к Даугаве, а еще спустя три часа вся правобережная Рига и предместья были полностью очищены от гитлеровцев. Свою задачу войска 3-го Прибалтийского фронта выполнили. Теперь они готовились оказать помощь нам в освобождении западной части города и левобережья Даугавы.
2
Наш фронт продвигался вперед медленно.
Утром 13 октября 10-я гвардейская и 22-я армии продолжали метр за метром преодолевать заболоченные леса Рижско-Елгавской низменности. Но главным препятствием, конечно, был рубеж, протянувшийся вдоль шоссейной дороги, ведущей из Елгавы в Ригу. Его обороняли 11 пехотных дивизий, 4 отдельных полка и 2 танковые бригады противника.
На южных подступах к латвийской столице гитлеровцы возвели множество разных заграждений. Пробиваясь сквозь них, части гвардейской дивизии полковника В. М. Лазарева меньше чем за полдня сняли свыше 700 мин, обезвредили среди лесных завалов 8 минных полей. На каждом шагу бойцы натыкались на "сюрпризы". Под настилами, проложенными к домам и землянкам, под входными ступеньками и лестницами, в траншеях и блиндажах гитлеровцы понаставили мин нажимного действия. К дверям, окнам, дверцам печей, к разным вещам, которые как бы нечаянно были брошены при отходе (карманные фонари, ножи, пачки сигарет), прикреплялись проволочки, которые при натяжении вызывали взрывы. Оставленные продукты и вино фашисты отравили.
Это заставляло наступающих быть осторожными, что, разумеется, влияло на темп наступления.
И все же, несмотря на яростное сопротивление противника, наши войска прорвали его вторую полосу обороны и за день прошли еще 6-9 километров. Сквозь серую дымку уже можно было видеть расплывчатые контуры стрельчатых башен, высоких зданий, заводских труб.
Ближе всех к Риге подступили гвардейцы полковника В. М. Лазарева вместе с танковой бригадой полковника Н. С. Гришина. Часть подполковника И. М. Третьяка и батальон майора Кравченко вдоль шоссе Кекава - Рига выскочили к селению Катлакална, расположенному в 8 километрах от Риги. Стрелки майора В. А. Воронина и танкисты лейтенантов И. В. Капустина и Н. А. Михайлова действовали смело и напористо. Они уничтожили немало фашистов и боевой техники. Правда, и сами понесли ощутимые потери. Так, только во время атаки вражеской батареи, мешавшей продвижению наших войск, на минах по дорвались две тридцатьчетверки. Из их экипажей по гибли сержанты Ф. С. Гришин и Л. Н. Галков.
Наступавшие вдоль рукава Даугавы, огибающего остров Долес, подразделения дивизии генерала М. А. Исаева к вечеру достигли селения Катлакална. 22-я армия очистила от фашистов северную часть Елгавы и дошла до реки Иецава. Елгава, несколько раз переходившая из рук в руки, оказалась совершен но разрушенной.
Подведя итоги боев за день, я в этот вечер решил не звонить в Москву. Обстановка была сложной, и мне хотелось избежать длинных и неприятных объяснений. Последние бессонные ночи окончательно измотали меня. Звенело в ушах, голова была будто свинцовая, и требовалось немало усилий, чтобы держать ее прямо. Я прилег отдохнуть. Но едва укрылся шинелью, как раздались длинная телефонная трель. На проводе был Антонов. Не дослушав моего доклада, он язвительно заметил:
- Вы все подчеркиваете, что ваш фронт освободил Елгаву... А нас интересует Рига. Неужели ваши войска даже предместья какого-нибудь не заняли?
- Пока нет, - ответил я. - Тогда, может быть, есть какие-либо признаки, что немцы собираются ночью уйти? - продолжал спрашивать Антонов.
- Пленные утверждают, что им приказано удерживать город до последнего...
Антонов помолчал. Я никак не мог понять, к чему он клонит разговор.
- Верховный недавно разговаривал с командующим Третьего Прибалтийского фронта. Тот доложил ему, что некоторые их подразделения уже в западной части Риги. - сказал Антонов. - Масленников утверждает, что они переправились через Даугаву на лодках, плотах и по штурмовому мосту. На ту сторону посылался офицер штаба. У ваших соседей сложилось впечатление, что противник сегодня ночью собирается оставить Ригу...
- Мы такими данными не располагаем.
Снова пауза. Чувствовалось, что Антонов очень недоволен исходом разговора.
- Дело в том, - снова начал он, - что Верховный по некоторым соображениям решил сегодня объявить приказ об освобождении Риги...
"Ах, вот в чем дело, - подумал я. - Вот откуда это нетерпение". Наконец-то я догадался: с нашей стороны необходимы заверения, что завтра весь город будет очищен от неприятеля.
- А если не сумеем? - спросил я Антонова.
- Очень желательно, чтобы сумели. Но даже в случае срыва беда невелика. В конце концов Рига - это прежде всего восточная часть. А Задвинье всего-навсего что-то вроде предместья.
- Да, но Задвинье в Риге все равно что в Москве Замоскворечье. Там же добрая половина населения...
Антонову явно не по душе были мои ответы. Приказав уточнить в Военном совете списки представляемых к награждению, он положил трубку.
Я поспешно оделся и направился к командующему фронтом. В лицо ударил влажный осенний ветер, не сущий с собой тяжкий запах гари. С трудом пробивая чернильную темень неба, из-за леса поднималось медное зарево пожаров. Ветер доносил глухой гул артиллерийской канонады.
У Андрея Ивановича Еременко был член Военного совета Владимир Николаевич Богаткин. Они сидели за столом и обсуждали кандидатуры представленных к наградам. Я хотел было сообщить им о разговоре с Антоновым, но оказалось, что они уже в курсе дела. Передав мне исправленные списки, Еременко сказал:
- Ставка требует как можно скорее полностью очистить от гитлеровцев латвийскую столицу. Вот мы с Владимиром Николаевичем и едем в войска организовывать...
Поздно вечером по радио было объявлено об освобождении Риги и начался салют. В штабной блиндаж пришел начальник политуправления фронта Афанасий Петрович Пигурнов.
- Слышите, как грохочет? Как при хорошем артналете, - кивнул он на радиоприемник. - Интересно, что сейчас говорят в соединениях...
Я рассказал Пигурнову о беседе с Антоновым.
- Кажется, есть выход, - усмехнулся он, - прежний лозунг "Вперед на штурм Риги!" заменим новым: "Вперед на штурм Задвинья!" Подойдет?
Пигурнов как-то странно подмигнул, застегнул шинель и вышел.
Беспокойной выдалась эта длинная осенняя ночь. В низкую штабную землянку то и дело заходили офицеры, на столах непрерывно трещали телефоны, звучали возбужденные голоса. Часто звонили из Москвы. Задавали один и тот же вопрос:
- Ну как, противник еще не начал отход из Риги?
Мы в свою очередь теребили штабы армий:
- Как там у вас?..
Приятных новостей было мало. Цепкой, костенею щей рукой немцы продолжали удерживать Задвинье.
Нервы у всех напряжены до предела. Беспокоило не только то, что мы вряд ли сможем завтра войти в Задвинье, а главным образом то, что упустили рижскую группировку. Почему мы не сумели ее окружить? Ведь в те дни, когда войска 1-го Прибалтийского фронта разорвали ее южнее Лиепаи, для этого были все возможности. Горько признавать, но приходится, что тогда командование нашего фронта, в том числе и я, не проявило должной инициативы и настойчивости.
И вот теперь враг оттеснил наши войска от залива западнее Риги, а на ее южных подступах создал мощную оборону, и разгром его теперь затягивается.
Утро 14 октября не принесло существенных пере мен. 10-я гвардейская и 22-я армии продолжали прогрызать оборону гитлеровцев вдоль шоссе Елгава - Рига. На правом фланге дивизия генерала М. А. Исаева вышла к поселку Ошкалны, соединение полковника В. М. Лазарева находилось в 4 километрах от Риги, а панфиловцы вели тяжелые бои северо-восточнее станции Баложи. Части 130-го латышского стрелкового корпуса через топи пробирались в неприятельский тыл. По пути они громили мелкие гарнизоны противника, захватывали пленных.
После обеда ко мне вошел генерал С. И. Тетешкин.
- Соседний фронт начали делить, - сказал он, - забирают две армии. Да и от первой ударной одни рожки остались.
Я срочно связался с Никанором Дмитриевичем Захватаевым.
- Командующему ударной, освободителю Риги, привет! - с шутливой высокопарностью поздоровался я с ним.
В ответ донесся тяжелый вздох:
- Какой уж там ударной! Изымают два корпуса...
Захватаев рассказал, что 122-й стрелковый корпус должен перейти в Резерв Ставки, а 9-й гвардейский в составе 61-й армии передается 1-му Прибалтийскому фронту.
Я вспомнил о том, что какие-то подразделения из этого соединения вели бой в западной части Риги. Сказал об этом Захватаеву.
- Совершенно верно, они и сейчас там - три батальона и две роты...
- Им что, на самом деле удалось захватить плацдарм?
- Какой там плацдарм!.. Так, пятачки небольшие в разных местах... У них-то и оружие в основном автоматы да пулеметы. Переправлялись ведь налегке... А у немцев на том берегу оборона крепкая. Одних орудий разведка засекла двадцать семь, двадцать два миномета. Пулеметных точек много. Гвардейцы держатся, но несут большие потери.
- Вряд ли разумно было посылать столь небольшие силы.
- Что поделаешь! - ответил Захватаев. - Верховный потребовал от командующего фронтом очистить западную Ригу в течение ночи. Тот нажал на нас. Ну а мы, конечно, на дивизии. Вот те и пере правили...
- Теперь что думаете предпринять?
- Днем будем поддерживать огнем, с наступлением темноты снимем...
- Следовательно, от форсирования отказываетесь?
- К концу дня у нас останется только один стрелковый корпус. Я уже начал его передвигать поближе к шестьдесят седьмой армии. Вместе с нею и попытаемся преодолеть реку...
Но командарм 67-й генерал-лейтенант В. З. Романовский начал переброску войск через Даугаву уже в середине дня. Передовые подразделения на подручных средствах смело поплыли к левому берегу в самом широком месте. Противник, не ожидавший, что наступающие рискнут форсировать Даугаву именно здесь, не смог оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. К 4 часам 14 октября полк А. А. Кузнецова занял судостроительный завод и ворвался на окраину поселка Даугавгрива.
Войска нашего фронта в это время продолжали вести ожесточенные бои на рубеже Рига - Елгава. А. И. Еременко находился на командном пункте М. И. Казакова и лично руководил боевыми действия ми. На этот участок была стянута артиллерия двух армий и фронта, на поддержку наземных войск брошена вся авиация.
Но, несмотря на сильнейший натиск, гитлеровцы пятились очень медленно. Каждая траншея, позиция доставалась нам ценой огромных усилий. Ни одному соединению еще не удалось пробиться к шоссе.
Но вот в 4 часа дня мне позвонил начальник штаба 130-го латышского стрелкового корпуса полковник П. О. Бауман. Он доложил, что 308-я стрелковая дивизия перерезала дорогу. Первой к ней прорвалась часть полковника Августа Арена. Она выбила фашистов из селения Зандеры, уничтожив до батальона пехоты и захватив три танка. Вслед за нею южнее Зандер вышли гвардейцы Альфреда Юльевича Калнина, ставшего к этому времени уже генералом.
К концу дня 19-й гвардейский стрелковый корпус освободил станцию Баложи. В боях за нее важную роль сыграла группа разведчиков из полка имени Александра Матросова. Об их подвиге мне рассказал начальник оперативного отдела штаба корпуса подполковник К. Л. Орлов.
Противник искусно приспособил для обороны железнодорожное полотно, устроив в нем бойницы, амбразуры, наблюдательные пункты. Подступы к дороге немцы заминировали. Несколько раз гвардейцы ходили на приступ этих позиций, но откатывались назад, натыкаясь на губительный огонь. Тогда сержант Волков, солдаты Дегтярев и Ставров по болоту, поросшему кустарникам, подползли к насыпи, очистили от земли большую водосточную трубу и по ней проникли в тыл врага. За ними последовали еще два взвода. Они-то и решили исход боя. Неожиданной атакой с тыла наши бойцы вынудили гитлеровцев бежать.
Вечером к шоссе севернее Баложи вышел 7-й гвардейский стрелковый корпус, а 15-й достиг южной окраины Риги.
Опасаясь, что войска 10-й гвардейской армии на района Баложи прорвутся к Рижскому взморью, гитлеровцы решили нанести контрудар. Двумя пехотными дивизиями и двумя танковыми бригадами при поддержке авиации они попытались восстановить положение. Но их потуги оказались тщетными. Все атаки неприятеля были отбиты, и он отступил. Наши бомбардировщики и штурмовики наносили его отходящим частям чувствительные потери.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги