Тук-тук

Тихо и темно. Дима не знал ночь сейчас или день. Да и не желал знать. Он просто лежал в своей кровати и смотрел вверх.

Тьма притягивала его. Как море притягивает умирающих. И Дима очень хотел поддаться этому порыву. Но, к счастью, не мог. Ведь он любил своих родителей. И после всей той боли, которую он причинил, просто не имел права на вечную тьму.

Проклятый день рождения! Лучше бы Дима навсегда остался пятнадцатилетним. Тогда он не почувствовал бы себя взрослым, не принял бы неопознанные таблетки, не сел бы за руль и не убил бы брата.

Дима знал, что вина за аварию полностью лежит на нем. И это чувство уничтожало его. Оно уже стерло жизнерадостность. А теперь грозило забрать и жизнь.

Высокий, черноволосый, с потрясающими карими глазами, раньше Дима легко добивался своего. Он жил в частном двухэтажном доме в престижном районе Москвы, а его ум и дерзость могли свернуть горы. Но сегодня Дима был уверен, что жизнь никогда не будет счастливой.

Он ненавидел себя. Все прошедшие четыре месяца. И боль, которой обычно положено умолкать, наоборот, становилась все сильнее.

В дверь постучали. Дима не ответил. Но этого и не требовалось. Родители знали, что теперь он редко говорит.

- Дима, может, позавтракаешь с нами? – спросила Ольга Викторовна.

- Спасибо, мам. Я позже спущусь, – ответил Дима.

Он знал, что мама надеялась на этот ответ. Или думал, что знал. Но что еще он мог подумать, когда та каждый раз отводила свой взгляд? Мама тоже ненавидела его. Возможно, даже сильнее, чем он сам.

Дима готов был заплакать. Готов был закричать. Он хотел, чтобы мама тоже закричала. Но она не закричит. Она снова скажет: «Послушай, ты не виноват. Это был несчастный случай. Надо жить дальше». И снова солжет.

- Хорошо. Но не забудь, что через два часа выезжаем, – сказала Ольга Викторовна.

Она ушла. А Дима понял, что не помнит, куда он должен ехать.

- Кверти, какое сегодня число? – спросил Дима.

- Двадцать пятого июля две тысячи двадцать шестого года, – ответила Кверти.

- На этот день есть записи?

- Подтверждаю – записи есть. Замена протеза.

- Блин! – воскликнул Дима и дважды хлопнул в ладоши.

Услышав команду, оконные стекла стали прозрачными и пропустили дневной свет. Кверти задумалась, выжидая положенное время. Но не получив команду остановиться, пропустила в комнату звук и запахи.

Очередной солнечный день. Воздух воняет улицей, люди зачем-то улыбаются, а детские крики так и норовят свести с ума.

Зажмурившись, Дима захлопал снова. Кверти мгновенно перекрыла свет и вернула тьму.

Через полтора часа Дима все же покинул комнату. Вместе с матерью он спустился в метро. Конечно, на машине было бы удобнее. Но разве Ольга Викторовна согласится на такое? Разве она сможет найти в себе силы сесть в автомобиль, да еще и с убийцей своего сына?

Всего восемь остановок. Или целых восемь остановок… Возможно, эта поездка не была бы такой пыткой, если бы не моменты тишины.

С тех пор как метро стало бесшумным, такие моменты порядком нервировали. Когда люди замолкали, когда шелест прекращался, когда… В общем, когда наступала полная тишина.

И никто не хотел нарушать ее. Люди будто боялись быть первыми. Они ждали, чтобы зашумел кто-нибудь другой.

Дима повернулся к матери. Он не знал зачем. Возможно, он надеялся, что тишину прервет именно она. Или хотел увидеть ее глаза. Тот самый взгляд, полный материнской любви. Но он не увидел. Лишь худое измученное лицо женщины, пережившей своего ребенка.

Ольга Викторовна закрыла глаза, закрыла свою душу. Она, как и многие другие, чувствовала себя комфортнее, не встречая в метро чужие взгляды.

Тишина давила все сильнее. И Дима приближался к самой грани. Еще пара мгновений, и он прокричит: «Мама, посмотри на меня! Прости меня!»

Но поезд вовремя остановился. Пора было выходить.

Медицинский исследовательский центр имени академика Г. В. Бравого встречал посетителей, удивляя своей хай-тек архитектурой и множеством голограмм.

Дима осмотрелся. Он был уверен, что раньше голограммы располагались иначе. А еще теперь можно было потрогать мозг человека. Конечно, мозг этот был не совсем настоящий. Но если даже хирург не сможет найти «десять отличий», то что уж говорить об обычных людях.

- Ой, кишки на палочке! – воскликнул какой-то малец.

- Это цепочка ДНК, – сказал Дима.

Мальчика такой вариант не устроил. И, скривив свое личико, он закатил глаза и отвернулся.

- Ну и ладно, – прошептал Дима.

Он еще раз взглянул на голограммы и направился к лифтам.

- Ольга Викторовна, Дима! Здравствуйте! – поприветствовал вошедших администратор. – Сегодня вам в другую палату. Протезы показывает лично Григорий Владимирович.