Туман

Глава 2

Видимо, яркие и положительные эмоции, пережитые вчера, придали мне сил, и я встала рано, когда заря только окрашивала небосвод в оттенки красного. Постояла у широко открытого окна, наслаждаясь рассветом. Хотелось обнять весь мир, но такое поведение точно не найдет одобрение у мамá. Решила прокатиться на Ветре, он, наверное, застоялся и тоже обрадуется прогулке. Хотя его наверняка выгуливают в наше отсутствие, но вчера было заметно, что он скучал без меня.

Амазонок у меня несколько, но у новой, была слишком большая, густо расшитая юбка, а это мне будет только мешать. Надеюсь, любимые юбка-брюки не слишком шокируют наших соседей, если я, конечно, встречу хоть кого-нибудь из них в такое раннее утро. Яркий новый жакет и так смотрелся слишком вычурно, но пришлось надеть ещё и цилиндр с вуалью, чтобы уж совсем не вызвать упреки со стороны родительницы, и выслушивать очередную лекцию о пристойной одежде.

Ездить на Ветре огромное удовольствие. Иноходец, особо выученный для меня ещё при дедушке. Улучшенное дамское седло Пелье9 с новой подпругой, специально было сделано под меня и полностью безопасно. Отец очень беспокоился о том, что я могу упасть, поэтому его заказывали в Петербурге. По словам родительницы, папá баловал меня безмерно, но для меня это было проявлением его любви и заботы.

Ветер уже был готов и осёдлан. Я забежала на кухню и захватила для себя пару булочек и яблоко своему мальчику. Исполнив наш постоянный ритуал, выехали из поместья. Подворье жило привычной жизнью и готовилось к пробуждению хозяев.

Неспешная поездка всегда действовала умиротворяюще. Ветер специально шёл медленно, чтобы продлить нашу прогулку. Я последнее время приезжала не часто, но он неизменно встречал меня ласково.

Впереди простирались поля, и тропинка вела к пригорку не далеко от реки. Именно с этого места открывался особенно прекрасный вид. Широкие ивы, склонившиеся к самой реке, колосящиеся полным зерном поля, вдалеке виднелось село с золотистой луковкой церкви.

И если Ветер, это воспоминание о дедушке, то этот вид напоминал мне о бабушке. Как часто мы с ней здесь рисовали акварели. Свои, по отзывам мамá я «вымучивала», а бабушкины рисунки до сих пор украшают некоторые из комнат поместья. Хотя большая их часть увозилась кем-то из её многочисленных друзей. Как я помню, в поместье всё время кто-то гостил, навещали соседи, а при получении приглашения на обед, приезжали даже из города.

Спрыгнув с Ветра, медленно пошла по пригорку вдоль реки, ведя его на поводу. Тут недалеко было моё секретное место, особенное в это время года. Благодаря множеству растущих рядом тополей оно полностью покрывалось пухом к этому моменту, превращаясь ненадолго в по-настоящему сказочное место. Правда, очень ненадолго. При первом же дожде всё исчезало, вызывая у меня в детстве слезы. Увы, но я приехала слишком поздно. Видимо, дождь был несколько дней назад, и пуха почти уже не осталось.

Присела на небольшой пенёк от поваленного дерева, решив, что это прекрасное место для завтрака. Ветер рядом громко хрумкал яблоком, я же не спеша ела припасённую булочку, любуясь видами.

Ещё немного посидев, наслаждаясь утром, решила возвращаться. Всё-таки прошло несколько часов. Нужно было проехать через перелесок и заглянуть в деревеньку неподалеку. По словам Глаши, исполняющей роль моей горничной, когда я приезжаю в поместье, в этой деревне недавно родила женщина. Пару дней спустя после родов она стала хуже себя чувствовать и близкие боятся, что у неё может пропасть молоко. Постараюсь, на всякий случай, осмотреть так же и младенца. Детская смертность в крестьянских семьях была слишком велика.

Местные знают, что всегда найдут помощь в имении, если дядя или я в этот момент приезжаем. Конечно, большей частью мужики меня чураются, предпочитая видеть Георгия Ивановича, коли есть такая возможность. Но чаще им приходится довольствуются барыней-лекаркой.

Дорога через перелесок была с детства знакомой, и меня не очень удивил небольшой туман, стелившийся вокруг. Рядом река, да и рано ещё. Но через полверсты он стал сгущаться, полностью скрыв тропу. Пришлось спешиться и вести Ветра, почему-то прядущего ушами, в поводу, что бы он не повредил себе ноги. Я старалась ступать аккуратно, потихоньку нащупывая дорогу.

Белая хмарь полностью окружила нас. Ветви деревьев нависали странными искажёнными тенями, а кусты казались таинственными животными, появляющимися из дымки. Окружающая сказка становилась пугающей.

Как хорошо, что я не надела новую юбку, так как кажется, сбилась с тропы и собрала всю паутину и мусор с ближайших деревьев и кустов. Надо будет в деревне привести себя в порядок, иначе долгих нравоучений мамá мне не избежать. Родительница всё ещё считает меня ребенком, надеясь передать воспитательную обязанность будущему супругу.

Удивительно, что тумана столь много, ведь солнце уже должно было разогнать его к этому времени, тут же не лощина. Не знаю, сколько я так брела, судя по чувствам, пару часов, но как говорит папá «чувства обманчивы» и может так оказаться, что не прошло и получаса как меня поглотило это белое и невесомое, как батист, покрывало тумана.

Стало очень прохладно, сердце от чего-то бешено застучало, в ушах нарастал гул. Почему я так занервничала? Обняла голову Ветра, чтобы почувствовать его тепло и успокоиться.

– Всё хорошо, мой мальчик. Скоро мы выберемся, – пыталась успокоить сама-себя.

Я уж подумала, что стоит покричать и попытаться привлечь внимание, может из деревни кто-нибудь услышит меня… но от небольшого дуновения, впереди открылась прогалина и наконец, показалась искомая деревня.

После странного путешествия по перелеску, деревня казалась мне изменившейся. Я бывала тут не раз, но снедало чувство какого-то несоответствия.

И как не странно, но никого из знакомых крестьян я так и не встретила, а на вопросы о роженице мне даже не ответили. Вообще местные смурно косились на меня, пока я проходила мимо. Ну да, вид мой, очевидно, был совершенно не аристократический. Весь сор подлеска в полном составе на одежде… хотя, не понимаю, почему так неприязненно обращаются. Не приняли же они меня за лесную мавку, выходящую из тумана. Идущий в поводу мерин решительно не вписывался в суеверие с нечистью.

Решила тут не задерживаться и отправится сразу в имение. Попробую пробраться незаметно, или же попрошу Глашу принести воды в денник к Ветру, и там приведу себя в порядок.

Пришлось немного объехать, чтобы мое возвращение не было заметно из центральных окон имения. Тропинка вывела меня на пригорок, с которого уже было видно поместье.

Тут мне пришлось остановиться. Я бы и поспешила дальше, но открывшийся вид никак к этому не располагал. Хотя представшая пастораль и не должна была вызывать такого, но меня пробил холодный пот. Нет, с усадьбой всё было в порядке, вернее даже отлично. Но… выглядела оно совершенно по-другому. Множество хозяйственных построек, люди, животные… даже старая, давно разрушенная конюшня красовалась свежей соломой на крыше. Это было наше поместье и в то же время не оно. Ни запустения, ни потрескавшейся краски и отколовшихся кусков побелки. Такого изменения просто не могло произойти за несколько часов моего отсутствия. Поэтому я и продолжала оставаться на месте, пытаясь понять, что же всё-таки случилось.

Несколько раз открывала и закрывала глаза, призывая привычный вид, который обычно встречал меня на этом месте. Ничего не помогало. Даже вспомнила советы папá, закрыла глаза, пару раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и сосчитала до двадцати. Ничего! Видимая картина нисколечко не изменилась. Я старалась успокоиться, истерика нечем не могла бы мне сейчас помочь. Кажется, какое-то время даже не дышала, опять закрыв глаза, так как почувствовала запахи трав, принесённые сейчас небольшим порывом ветра.

Ситуацию разрядил приближавшийся ко мне по тропинке мальчик, скорее всего шедший из поместья. Худенький, чумазый, но удивительно опрятно одетый, он остановился рядом со мной и стал с интересом рассматривать мой цилиндр. Наверное, никогда не видел таких шляпок. Думаю, у него можно было хоть что-то узнать. Я постаралась улыбнуться как можно естественно и спросила:

– Добрый день. Не подскажешь ли мне, чья это усадьба внизу?

– День добрый, барышня, – поклонился малец. – Ну как же, то ж Катерины Петровны Гурской, – с важностью ответил он.

Не получив от меня никаких новых вопросов, паренек продолжил свой путь, иногда оглядываясь на меня с возрастающим интересом. Что ж, я могу его понять. Видимо моё лицо представляло собой презабавнейшее зрелище. Я позорно забыла все уроки этикета, говорящие о том, что девушка должна хранить на челе выражение покоя и скрывать любые свои эмоции.

Да и кто бы мог упрекнуть меня, если бы осознал то, что и я сейчас… Екатериной Петровной Гурской звали мою прабабушку. Она умерла лет пятьдесят назад, еще до рождения мамá. По рассказам бабушки arrière grand-mère (*прабабушка) была очень умна и властна, обладала непререкаемым авторитетом и умело этим пользовалась.

Бабушка вообще очень много рассказывала мне о нашей семье, а наше генеалогическое древо висело на видном месте в парадной зале, служа всеобщей непередаваемой гордости.

Похоже, меня в имении заметили, и нужно было либо уезжать, либо… и этот момент меня особо напрягал. Если уезжать, то куда? У меня нет ни денег, ни одежды. Никого из ближайших соседей, как получается, я не знаю. Совершеннейше неизвестная личность без каких-либо документов. За помощью, кроме усадьбы, обратиться, по сути, и не куда. Да и в имении, хоть и родня… Ну не говорить же в самом деле, что я родственница, но просто ещё не родилась. Куда я могу в таком случае податься? Можно, конечно, попытаться устроиться в больницу, в городе, но как это сделать без документов? Заявлять как-либо о своём прибытии из будущего я вообще не собиралась. Думаю, заведения подобные «богадельне» папá есть даже сейчас. Становиться еще одной Ивановой мне как-то не хотелось. И вообще… когда это «сейчас» происходит?

Если же ехать в поместье… ни для кого не будет секретом наше родство, так как это было заметно даже на старых портретах. Я не могу объявиться неизвестной родственницей или неучтённым ребёнком, тем более роль бастарда мне претила. Кем же я могла быть? Хорошо, что я любила изучать ветви нашего разросшегося рода. Этот вопрос можно было бы решить, если бы я хотя бы понимала какой сейчас год, чтобы примерно представить подходящих для моего возраста девиц. Но спрашивать подобное было пока не у кого.

Я стала потихоньку спускаться со склона, придерживая Ветра от быстрого шага. Медленно… мне нужен хоть кто-то… как жаль, что я не успела задать этот вопрос мальчику. Это было бы крайне полезно мне сейчас.

Как я и думала, из имения меня заметили и послали кого-то из дворни. Надеюсь, вопрос о сегодняшней дате не будет вызывать слишком сильных подозрений,.. во всяком случае, не у Екатерины Петровны же это спрашивать. Я должна придумать себе имя до того, как мы встретимся с моей прабабушкой. А уж наше родство не будет для неё никаким секретом, стоит ей только на меня взглянуть. Поэтому придется смущать приближающегося, явно по мою душу, мужичка странными вопросами. Даже если хозяйке передадут, можно будет сослаться на то, что меня не так поняли…

– День добрый, барышня, вы часом-с не заблудились? – вышедший мне на встречу дворовой, чем-то напоминал Степана, вероятно, он был его отцом, а может и дедом.

– Нет, любезный. Я ищу усадьбу Екатерины Петровны. Как я поняла, это и есть она?

– Так точно-с.

– Дома ли барыня?

– За вами и послала-с. Неладно, что барышня-с и одна, – мужчина с интересом меня рассматривал, видимо приходя к каким-то своим выводам.

– Хорошо, показывай дорогу.

– Как изволите.

– Не подскажешь ли мне, любезный, какой сегодня день? – задала, наконец, мучавший меня вопрос, когда сопровождающий взял Ветра под уздцы и повел в имение.

– Ну, дык, славных и всехвальных апостолов Петра и Павла.

И видя всё ещё вопрос на моём лице продолжил…

– Двадцать девятое июня одна тысяча осемьсот одиннадцатого года, барышня.

Прикрыла глаза и улыбнулась. Хотя улыбаться тут было не чему, я каким-то странным образом оказалась назад в прошлом на шестьдесят лет … но причина для улыбки была. Я поняла кем я могу представиться и это не вызовет совершенно никакого смущения или недоверия.

Екатерина Петровна Гурская имела на тот момент четырех живых детей: Софью, Михаила, Александра и Марию. Старшая дочь, Софья, к данному периоду была замужем и проживала с мужем и детьми в Пруссии. Насколько я помнила, после 1806 года переписки между ними почти не было, а последний раз баронесса Клейст приезжала к матери в Россию еще 1802 году. Из рассказов бабушки я помню, что Екатерина Петровна до самой своей смерти пыталась узнать о судьбе семьи своей старшей дочери, переписка с которой так внезапно оборвалась. Что, естественно, после Наполеоновских войн было весьма проблематично. Как раз-таки у Софьи Клейст была дочь, подходящего для меня возраста. Её давно никто не видел, сведения о ней были весьма скудны, а при последних письмах она была еще девочкой.

Итак, я буду баронессой Луизой Марией Клейст, только вот первый вопрос, который задаст «бабушка» – откуда я здесь взялась: грязная, без вещей и главное, без слуг и сопровождения. Другой сложный вопрос – документы, особенно подорожная.

«Думай, Аннушка, думай», так часто повторял дядя Георгий, спрашивая меня о разных методах лечения. Сейчас мне предстояло думать и очень быстро.

В принципе, самое простое решение – не далеко, после польской границы, мы остановились перекусить на берегу реки… я решила размяться в седле после долгой поездки в дормезе… на нас напали разбойники… я, естественно, ускакала. В итоге, я без вещей, без документов, без сопровождения – наконец-таки добралась до родственников, к которым была отправлена родителями, подальше от творившегося в Пруссии. Ну… где-то примерно так. Надеюсь, Екатерина Петровна не будет выпытывать подробности в первые мгновения встречи. А к вечеру мне придётся придумать историю более обстоятельно.

Полагаю, тех деталей, что я помню из рассказов бабушки хватит для начала. Мне хотелось бы всё-таки вернуться обратно, в своё время. Задерживаться я не собиралась, особенно учитывая то, что здесь будет твориться через год. Насколько я помню, прабабушка успеет уехать с дочерью к родственникам в Тверь, а имение значительно пострадает. Но даже не это главное, я не собиралась прощаться со своей мечтой стать врачом. Если в моё время – это трудно, то что же говорить о начале века. Первой биться головой об стену непонимания мне бы не хотелось. А учитывая, что такие люди как Пастер10, Пирогов11 и Лейкарт12 ещё даже не родились, многие мои знания будут вызывать неверие и насмешки. Скорее всего, даже сама мысль о подобном будет вызывать усмешку, учитывая, что Kinder, Küche, Kirche, Kleide (*Дети, Кухня, Церковь, Платье) даже в моё время порой единственное приложение сил для женщин.

Имение встретило шумом и гамом. Естественно, моё появление привлекло внимание. Меня провожали взглядом все, некоторые даже высовывались из окон второго этажа, чтобы поглазеть.

Ну да. Выглядела я довольно интересно, и это даже не считая того, что я была вся в грязи и паутине. Искусно вышитый жакет моей амазонки вызвал неприкрытый восторг дворовых девушек. Мужики рассматривали рысака, а вот «бабушка», а это явно она только что вышла в задние двери, рассматривала моё лицо, когда я приподняла вуаль на цилиндре.

Костюм мой, даже в таком неприглядном состоянии выглядел очень непривычно, что вполне вписывается в мою историю, ведь я «приехала» из-за границы. Материал, вышивка, стиль. Один цилиндр чего стоил, хоть он и был уже изобретен, но в моду стал входить намного позже, тем более в начале – это был чисто мужской головной убор13

Я уже не говорю о седле, которое с интересом будут рассматривать, как только его увидят. Такого ещё нет в это время, даже в столице. Ещё один плюс к моей истории.

Мне помогли спуститься с седла, и я, не торопясь подошла к ступенькам, на которых рядом с Екатериной Петровной уже стояла молодая девушка, примерно одного со мной возраста или чуть старше.

– Bonjour, bon maman!(* Здравствуйте бабушка!) Я, наконец, добралась до вас, – стараясь говорить с небольшим, не сильно заметным акцентом, я первой обратилась женщине.

– Ну а вы, наверное, tante (*тётушка) Marie, – улыбнулась я девушке, и сняв перчатку взяла её за руку, пытаясь развернуться и встать рядом с ней, что бы «бабушка» заметила наше сходство. Екатерина Петровна пристально рассматривала меня, пока Мария улыбнувшись, обнимала.

– Неужели Луиза, почему ты одна и в таком виде? – был первый её вопрос.

Но я даже не успела ей ничего ответить, она тоже обняла меня и, прижав к себе сказала:

– Ладно, всё потом, сначала приведи себя в порядок, потом поговорим.

Отстранившись, она опять недолго рассматривала моё лицо, затем отвернулась отдавать распоряжения, а Мария повела меня наверх.

– Ох, как же ты совсем одна добралась. Сейчас Лушка принесет воды умыться, и я дам тебе какое-нибудь из своих платьев. Думаю, тебе пойдет муслиновое, оно новое и будет прелестно на тебе смотреться.

Мария, не останавливаясь, говорила до самой комнаты и далее, пока меня приводили в надлежащий вид. Не знала, что бабушка в молодости была такой болтушкой.

Доставшееся мне нежно голубое платье в стиле ампир14 было право очень милым. Подхваченное под грудью темно-синей лентой, оно спадало мягкими складками до самого пола. Степанида, горничная Марии, накрутила мне волосы, старательно собирая их в модную прическу этих лет. По привычке, я попросила её убрать завитки от лица. В больнице строго относились к волосам.

Я чувствовала себя странно и непонятно. Снова дома, в любимом имении, но ощущала себя неловко, как в гостях. Внутри, без сомнения, многое было по-другому, в глаза бросались явные различия, и в то же время, как будто сквозь всё это я видела старый дом. Иногда приходилось закрывать глаза и выдыхать, что списывалось окружающими на усталость. Меня принимались подбадривать, обещая скорый обед.

«Вот так, наверное, и сходят с ума» – думалось мне, пока меня приводили в порядок. Хотя дядя всегда заявлял, что я очень сильная, и легко справляюсь со сложностями, ведь даже не упала в обморок, первый раз увидев обширную кровавую рану. Григорий Иванович решил начать с шока, проверив, действительно ли я хочу учиться медицине, и не является ли это простым капризом.

И конечно не забывала о том, что меня ждет разговор с «бабушкой». Всё-таки у меня должны были быть не только документы, но и письма от «матери», а также нужны были хоть какие-то новости о ней. Наскоро придуманная история в моём воображении постепенно обрастала подробностями, в то время как Мария пересказывала мне местные сплетни.

Ничто не может длиться вечно, вот и моё спокойное время с молоденькой бабушкой заканчивается, и придётся спускаться вниз к прабабушке, проверять насколько правдоподобно будет звучать моя история.

Но это пол беды, что будет с родней, когда я найду возможность вернуться в своё время… а я обязательно найду… я упорная.