Глава 7

Шрам наблюдал из-за деревьев за тем, как Рэй ведет четверых мальчишек в поле, простиравшееся за лесом. Он неплохо различал предметы и при тусклом свете полумесяца, но все-таки не был силен в ночном видении. Черный ангел получил информацию о Зачарованных лишь после долгого наблюдения за ними. А вот о пацанах мог сказать многое, судя по тому, как они двигаются, что говорят и как воспринимают ночную прогулку.

— Остановимся здесь, — приказал Рэй резко. В его твердом голосе не слышалось ни капли симпатии.

Четверо мальчишек замерли, скорее из опаски, чем из уважения.

Вечером Шрам велел Рэю разбудить их, поднять с постели и без всяких объяснений привести в лес. То, как они воспримут происходящее, будет первой проверкой.

— Я замерз, — поежился старший из мальчишек, Грегори, обхватив себя руками. По его позе стало видно, как ему неприятно. — Неужели в других детских домах…

— Заткнись! — прикрикнул Рэй.

Шрам совсем не удивился, что Ян поспешно захлопнул рот и уставился на Рэя расширившимися от страха глазами. По его совсем не атлетичной фигуре можно судить, что мальчик не привык к физическим нагрузкам. Но это его поведение совсем не означало, что он непригоден для исполнения планов черного ангела. Ведь он первым проявил свои чувства.

— Получай! — Тайрелл Уинс ударил рыжего Яна в живот, и тот только вскрикнул от удивления. Тайрелл рассмеялся и нанес еще один удар.

— Перестань! — Ян закрыл лицо обеими руками.

Но прежде чем Тайрелл успел продолжить атаку, между ними вырос Рэй, схватив его за руки:

— Стой спокойно, — приказал он.

— Пустите! — Мальчишка стал извиваться всем телом, пытаясь вырваться. Но чем сильнее он дергался, тем крепче держал его Рэй.

Шрам недовольно поморщился, видя, что Тайрелл не умеет себя контролировать. Ведь ясно, что ему не вырваться, но им двигал слепой инстинкт. А если он не умеет сдерживать свои силы, то не годится для Шрама.

Когда Тайрелл перестал бороться, Рэй разжал руки и оттолкнул его.

— Придурок, — прошептал Ян.

— Что ты сказал? — Тайрелл снова замахнулся на него.

— Да прекратите вы, — попросил младший из мальчишек, Хенк Маркос. Он дал о себе знать, когда опасность миновала. А значит, он тоже не годится.

— А ты вообще не лезь, — огрызнулся Тайрелл.

Хенк повернулся к четвертому мальчишке, который стоял чуть в стороне:

— Хоть ты их успокой, Тодд.

Черный ангел перевел взгляд на Тодда Кормена, не выражавшего никаких эмоций по поводу ночной прогулки в неизвестность. Он стоял прямо, с каменным лицом и совершенно невозмутимым взглядом.

— Это не мое дело, Хенк.

— Если они подерутся, Рэй лишит нас всех телевизора, — ответил тот.

— Пять кругов вокруг поля, — приказал Рэй, прерывая их спор. — Всем и немедленно.

— Пять! — воскликнул Ян.

— Еще чего! — сверкнул глазами Тайрелл.

— Десять, — ответил Рэй.

— Молодец, Тайрелл, удружил, — проворчал Ян, пускаясь бежать.

Шрам увидел, что Тодд тоже побежал, а Хенк — за ним. Если Тодд и думал, что Хенку очень хочется с ним подружиться и что возражения старших ребят не привели ни к чему хорошему, то он не показывал виду. Замкнутость и выдержка делали его основным кандидатом для исполнения планов черного ангела.

Если бескорыстные люди становились после смерти хранителями, то ожесточенное сердце делало человека черным ангелом. Шрам прожил тяжелую жизнь, снискав славу гладиатора, и принял смерть без страха. Его посмертное существование в качестве носителя ненависти и разрушения стало расплатой за боль и унижение, пережитые на арене.

Когда мальчишки пробегали мимо него, Тодд неожиданно увеличил скорость и сократил расстояние до старших товарищей.

— Подожди меня! — крикнул Хенк, тяжело дыша, но Тодд бежал, не оглядываясь.

«Они для него ничего не значат», — заметил Шрам. Его глаза загорелись гордостью за своего будущего ставленника. Расчет был верным. Сирота окажется самым лучшим кандидатом.

«Редкая удача», — подумал Шрам. Большинство малолетних преступников все же не годились в черные ангелы. История знала множество ужасных тиранов, но лишь немногие готовы открыто служить злу. И вот эти-то немногие получали силу потустороннего мира, которая была не по плечу слабым натурам.

На аренах Древнего Рима Шрам прославился под именем Страториуса — Устойчивого. Он был рожден для битвы и беспощадной жизни гладиатора, поэтому служение злу стало его предназначением.

Бесчеловечный двадцать первый век предоставлял самую плодородную почву для злых дел. Мальчишки выросли в мире, где учат лишь обманывать и убивать, Шрам мог сколотить целую армию непоколебимых и преданных ему бойцов.

«Ничего подобного никогда не знавала даже преисподняя», — подумал он, сжимая кулаки.

По своей натуре черные ангелы слишком независимы, высокомерны и самовлюбленны, чтобы готовить себе смену или действовать сообща. А Шрам собирался восполнить пробел, готовя себе смену.

Все прочие черные ангелы признают его главенство и станут истреблять хранителей с первобытной яростью.

За прошедшее тысячелетие многие пытались покончить с хранителями. У некоторых дела шли неплохо, но никому не удавалось довести свои планы до конца.

«Но уж я-то одержу победу», — подумал Шрам, глядя, как мальчишки бегут вокруг темного поля. Поражение совсем не входило в его планы. Никто из людей не мог победить Страториуса, самого известного гладиатора времен императора Октавиана Августа. И лишь троим львам удалось разорвать его когтями и клыками.

Даже больше чем девятнадцать веков спустя Шрам все еще слышал крики толпы, заполнившей Колизей и выкрикивавшей его имя.

— Страториус! Страториус!

Шрам шагал по новенькой арене, доминировавшей над всем римским пейзажем. Из-под сандалий вздымалась пыль, а ноздри раздувались при воспоминании о прежних боях. Выступая во славу Рима и на радость распаленной толпе в последний раз, он не взял с собой ни оружия, ни доспехов.

Несмотря на свой статус, он всю жизнь чувствовал себя свободным человеком и игнорировал указ императора о жалости, убивая побежденных гладиаторов одним резким взмахом меча.

В наказание за непослушание непобедимого Страториуса приговорили к смерти раба — не от человеческого копья или меча, а от зубов диких кошек.

Когда Шрам приблизился, звери натянули цепи, которыми их приковали к каменным колоннам. Львы, голодавшие в течение трех дней, выставляли острые клыки и грозно рычали в предвкушении сытного обеда. Но он не обращал на них внимания, помня о том, что никакой император не сможет отнять или отменить его триумф.

Его схватили и обратили в рабство двенадцатилетним мальчиком, надеясь сделать из него обычного прислужника. Но благодаря его воинственному нраву и прекрасному телосложению хозяин вскоре стал обучать его искусству гладиатора. Страториуса вовсе не удивляло такое решение хозяина. Вскоре он стал настоящим гладиатором.

Шрам остановился в центре Колизея, приветствуя многотысячную толпу, собравшуюся поглазеть на его смерть.

— Я сражаюсь для вас! — крикнул он, повернувшись спиной к императору и лицом к народу. Его голос разнесся эхом над трибунами: — И я умру для вас!

— Страториус! Страториус! — крик ширился и уносился к небу.

Он привык к приветствиям. Движимый амбициями, Шрам за два года бесконечных тренировок сумел добиться нечеловеческой силы. Первый раз он вышел на арену в семнадцать лет.

И противник рассек ему лицо.

Но Страториус проткнул его грудь копьем.

Вот уже пять лет ему удавалось выходить победителем из любого поединка. И хотя в его жизни не было ничего, кроме арены, сражаясь, он чувствовал себя свободным гражданином.

Как и всегда перед боем, Страториус ощупывал свое изуродованное лицо. Но в отличие от побежденных им людей, хищники не испытывали перед и им страха, им нужно было только набить брюхо.

Страториус поднял высоко голову, чтобы не видеть зверей. Гладиатор понимал, что не уцелеет, но хотел, чтобы радость императора при виде его гибели была неполной.

Когда львы кинулись на него, он не стал защищаться. Просто остался стоять на месте, принимая смерть так же невозмутимо, как принимал жизнь.

Шрам умирал, слыша, как трибуны скандируют его имя:

— Страториус! Страториус!

Когда он оказался в потустороннем мире зла, то принял свою судьбу как должное. Демоны вылечили его, и лишь один шрам он решил оставить на память о прежних битвах как напоминание о своем прозвище.

Ни жизнь, ни смерть не смогли одолеть его. И никогда не смогут.

Пейдж сидела на чердаке, глядя, как Пайпер листает «Книгу Теней». Лео стоял рядом с женой и массировал ей плечи, тоже поглядывая на переворачивающиеся страницы.

Сестры не могли заснуть из-за сильного возбуждения, поэтому в десять часов, сразу же после выпуска новостей, поднялись на чердак. Вскоре к ним присоединился Лео, который уже успел побывать в «Небесной бухте». Он сказал, что все четверо мальчишек легли спать, и Пейдж немного успокоилась.

Наступила полночь. Сестры целых два часа обсуждали события прошедшего дня. Как заранее и предсказывала Фиби, они продвинулись не слишком далеко.

— А что, если невидимая рука что-нибудь написала в «Книге Теней», с тех пор как мы туда последний раз заглядывали? — спросила Фиби, надеясь, что сестра сможет найти новые сведения, которые могли привнести призрачные предки Зачарованных. Сама она сидела на полу по-турецки с блокнотом в руках.

— Ничегошеньки нету, — ответила Пайпер, не оглядываясь. — А как у тебя дела?

— Наверное, моя муза в отпуске, — Фиби ткнула ручкой в блокнот.

— Что у тебя там? — спросил Лео.

— Да ручка что-то не пишет. Обещаю, что заклинание появится к тому моменту, как мы встретимся с черным ангелом, — Фиби засунула ручку в рот и принялась стирать написанное.

Пейдж понимала, из-за чего Фиби так переживает. Ведь именно она увидела черного ангела, и хотя ей не стоило переживать по такому поводу, но она чувствовала себя ответственной за последствия увиденного.

Пейдж прекрасно понимала ее и тоже ощущала ответственность за судьбу Тодда. Она достала из кармана визитку, которую вернул ей мальчик, и подбросила ее в воздух с тяжелым вздохом.

— Ну, а у тебя что? — спросил Лео.

— Просто волнуюсь за Тодда, — ответила Пейдж.

— В связи с черным ангелом или вообще? — Пайпер закрыла «Книгу» и толкнула Лео на груду подушек с криком: — Прекрати!

— Чесание спины — моя специальность, — Лео картинно пошевелил пальцами.

— Наверное, вообще, — ответила Пейдж, возвращаясь к разговору о Тодде. — Ведь черные ангелы не охотятся за смертными мальчишками.

— А что с ним еще? — спросила Фиби.

— Он совершенно нелюдимый, — объяснила Пейдж, показывая всем визитку. — Я хотела оставить ему свой телефон, чтобы он не думал, будто я его бросила.

— Тогда почему же карточка у тебя? — спросила Пайпер.

— Тодд не взял ее, — Пейдж со вздохом положила визитку на стол. — Мне показалось, что мальчик доверился мне, но он вновь повернулся спиной.

— А мне так не кажется, — возразила Фиби.

— Почему? — Пейдж поглядела на нее с надеждой. Хотя Фиби подходила к анализу психики любого подопечного слишком академически, она все же хорошо разбиралась в людях.

— Судя по его психическим всплеском, — начала Фиби, — по тому, что он убегал из дома, ломал вещи и сторонился всех, он лишь проверял окружающих.

— На что проверял? — Пайпер поглядела на нее с сомнением. — На прочность?

Фиби покачала головой.

— По-моему, он надеялся, что кто-нибудь полюбит его так сильно, что сможет прощать ему все на свете.

Пейдж пожала плечами, думая о том, что сестра, возможно, права. Она изучила дело Тодда и теперь поняла, что последние пять лет его жизни подтверждают ее предположение.

— Пожалуй, в твоем мнении что-то есть, Фиби, — согласилась она, поднявшись на ноги и шагая взад-вперед. — Впервые попав в чужую семью, он поначалу ничего не вытворял, но потом начинал чувствовать себя одиноким и никому не нужным.

— Должно быть, поначалу к нему относились более приветливо, — добавила Фиби.

— Но если к нему относились нормально, зачем он стал хулиганить? — спросил Лео.

— Наверное, Тодд не верил, что хорошее отношение продлится долго, и хотел проверить.

— Может быть, смерть матери он тоже воспринял как предательство.

— Разве ты так думаешь о нашей маме, Фиби? — спросила Пайпер. — Тебе кажется, что она нас бросила?

— Нет, — ответила та резко. — А ты?

Вопрос удивил Пайпер, но она ответила не задумываясь:

— Нет, она оставила нас не по своей вине, точно так же, как и мать Тодда.

— Верно, — Фиби улыбнулась, пытаясь снять напряжение. — Но он был слишком мал, чтобы трезво воспринимать случившееся.

— Ты была еще меньше, — возразила Пайпер. Ей все казалось, что сестра судит по себе.

— Вот именно. Я вообще ничего не понимала, — Фиби подалась вперед и взяла ее за руку. — К тому же у меня оставалась семья — бабушка и сестры, которые любили меня так же крепко, как и я их.

— А у Тодда не осталось никого, — закончили Пейдж негромко.

Когда погибли ее приемные родители, ей казалось, что она совершенно одна на свете. А еще Пейдж ощущала вину за их гибель, хотя была ни при чем. Ну, а семилетнему Тодду внезапная смерть матери причинила вообще непоправимую травму.

— А ты не смогла отыскать его отца? — спросил Лео.

— Еще нет, — ответила Пейдж.

— На него основная надежда, — заметила Фиби. — Отец может стать единственным в мире человеком, который изменит жизнь Тодда.

— Только неизвестно, к лучшему или к худшему, — заявила Пейдж. — А что, если Брайан Джемисон не захочет знать своего сына?

— Да, тогда будет совсем плохо, — вздохнула Фиби. — Большинство никогда не сталкиваются с подобными проблемами. Но кое-кто может заставить перейти черту, из-за которой нет возврата.

Пейдж кивнула:

— Для Тодда такой чертой может стать наш таинственный черный ангел.

На десятом кругу у Тодда начали болеть ноги и разрываться легкие. Он споткнулся о камень и едва не упал. Ему еще не приходилась так уставать, но им двигало природное упорство. Мальчик приземлился на четвереньки, чтобы не доставить удовольствия Рэю.

Хенк бежал впереди, довольно сильно обогнав его. Его силуэт едва виднелся в неверном лунном свете.

Тодд почувствовал новый прилив энергии, кинулся за ним и быстро догнал. Хенк не сказал ни слова.

«Неплохо», — подумал Тодд, глядя на Яна и Тайрелла, которые отстали от него.

— А ну-ка подтянитесь! — крикнул Рэй. — Никто не пойдет домой, пока все не закончат пробежку.

Старшие ребята набрали было скорость, но тут же снова отстали. Интересно, а следит ли Рэй за Хенком? С самого начала он покрикивал лишь на двоих нарушителей спокойствия, а про младшего из мальчишек будто бы забыл. Может быть, ему повезло, и администратор не заметил, сколько раз он срезал путь?

Неожиданно у Тодда волосы встали дыбом. Появилось неприятное ощущение, что за ним кто-то наблюдает из-за деревьев. Он решил, что во всем виновата темнота. В здешних лесах не может водиться никого, кроме птиц, насекомых да мелких зверюшек.

«Вот Рэй действительно меня пугает», — подумал Тодд. Его холодное спокойствие казалось куда более зловещим, чем ярость и вопли его приемных отцов. Вот почему он задумался над словами Рэя, после того как тот вышел вчера из его комнаты. С тем, кого боишься, нужно держать ухо востро.

«Контролировать любую ситуацию можно, лишь управляя всеми, оказавшимися в ней, — сказал ему Рэй. — Но чтобы добиться этого, научись управлять собой».

Тодд подозревал, что Рэй говорил детям подобные вещи лишь для того, чтобы они слушались, но сама по себе его мысль полезна. Рэй был жестким человеком и уважал всех, кто обладал такой же жестокостью.

«Тогда я стану еще жестче и выносливее», — решил Тодд, сжимая зубы от боли в боку. Ян и Тайрелл допустили ошибку, подставляя Рэю незащищенные тылы, однако они держались вместе.

Тодд будет беспрекословно выполнять все приказы Рэя. Так что если он провоцирует его на отпор, то не дождется. И тогда Рэй рано или поздно снова обратит основные силы против Яна и Тайрелла.

«Лучше уж на них, чем на меня», — подумал Тодд. Его силы были на исходе, ветер сбивал его с ног, но он уже достиг финиша. Остановился, уперся руками в колени и попробовал восстановить дыхание.

— Ты бежал слишком долго, — проговорил Рэй.

— В следующий… раз… получится… лучше, — ответил Тодд между вдохами.

— А тебе еще два круга, — Рэй грозно посмотрел на Хенка.

Слишком запуганный, чтобы возражать, Хенк лишь взглядом попросил у Тодда поддержки.

— Бегом, шагом или ползком, — начал Рэй, — ты должен добраться до финиша, Хенк. Пусть на это уйдет вся ночь. Лодырям в жизни нет хода.

Тодд поглядел на младшего товарища. Было ясно, что тот пытается дружить с ним лишь для того, чтобы уберечься от старших ребят, которые без конца изводили его. Тодд решил поддерживать его.

Но только не тогда, когда Рэй наблюдает за ним.

— Ты слышал, что тебе велели? — отозвался Тодд. — Давай-ка, пошел.

Хенк немного поколебался, потом двинулся дальше.

Тодд заметил краем глаза, что Рэй наблюдает за ним. Ему не хотелось, чтобы тот подумал, будто он дружит с Хенком. Если Рэй подумает, что он о ком-то заботится, то может использовать его привязанность против него.

«Не выйдет», — подумал Тодд. В десятилетнем возрасте он подобрал бездомную собаку, и приемный отец разрешил оставить ее. Он назвал пса Спарки и сильно привязался к нему, но приемный отец стал шантажировать его тем, что отнимет у него пса. Мальчик так боялся потерять четвероногого друга, что сам нашел ему нового хозяина.

С тех пор он решил никогда ни к чему не привязываться. Ведь твои чувства помогают врагам одолеть тебя.

— Демонстрацию оставь для других, Тодд, — Рэй подступил к нему, сжимая кулаки.

Мальчик промолчал.

— Самодисциплина, — произнес Рэй, повернувшись к Яну и Тайреллу, которые невольно сжались.

Тодд уставился в лесную чащу, стараясь забыть резкие слова Рэя и восстановить силы. Плохо, что он не услышал его совет насчет контроля над ситуацией прежде. Ведь мальчик убегал из дома и ломал вещи для того, чтобы скрыть свои чувства.

«И мои поступки не принесли мне ничего хорошего», — понял он наконец. Никто за прошедшие пять лет не захотел его выслушать. От него отворачивались, не желая дальнейших неприятностей.

Его единственная надежда — что он не останется вечно ребенком, которого каждый может пинать ногами. Когда-нибудь он расплатится с ними со всеми, и даже с Пейдж. А ведь утром ему показалось на мгновение, что она не такая, как все прочие, и что она по-настоящему заботится о нем.

— Черт, кажется, я ошибся! — пробурчал Тодд, проклиная себя за доверчивость. Если бы она не относилась к нему безразлично, то ни за что бы не оставила его с таким типом, как Рэй.

«Интересно, знает ли Пейдж о том, что он заставляет детей бегать по полю посреди ночи?» — подумал мальчик. Может быть, следовало все же взять у нее визитку, тем более что она написала там свой домашний номер. Но уже слишком поздно.

Хенк наконец-то добежал до финиша, и Рэй приказал всем возвращаться домой. Тодд настолько выдохся, что шагал, глядя только вниз, сосредоточившись лишь на движении ног. Рэй повел их под каменную арку, и Тодд немного удивился, ведь они покидали дом через кухню.

— Куда мы попали? — спросил Хенк дрожащим голосом.

Тодд огляделся по сторонам.

Они оказались на заднем дворе, который простирался до склона близлежащего холма. Массивная двустворчатая дверь говорила о том, что здесь есть вход в подвальный этаж.

Двор окружали четырехметровые каменные стены, оплетенные дикой лозой. По проложенному в каменном полу желобу бежал ручей. Под ногами шуршал ковер из пожухлых листьев. Кругом росли почерневшие ломкие растения. Посередине двора возвышалось засохшее дерево, вздымавшее к небу безжизненные ветви, будто бы о чем-то взывая из могилы. По сторонам виднелись искривленные каменные скамейки и безголовая статуя оленя.

— Прекрасное место для празднования Хэллоуина, — заметил Тайрелл.

— Ага, — откликнулся Ян. — Сюда с удовольствием слетятся черти и призраки.

— Я же говорю — отличное место… — Тайрелл замолчал, увидев, что Рэй открыл двустворчатую дверь. В ночной тишине разнесся громкий скрип проржавевших петель.

Хенк вскрикнул и схватил Тодда за руку.

— Отцепись, — Тодд сбросил его руку, одним глазом глядя на Рэя.

Ян отскочил от двери и пробормотал:

— Я первым не пойду.

Тодд заглянул в темный коридор, который освещала единственная лампочка без абажура. Кирпичные стены и потолок покрывала паутина. Где-то в темноте журчала вода.

— Тогда я пойду, — Тодд двинулся в тоннель, и ему показалось, что Рэй улыбнулся. Однако у него вылетело из головы все на свете, едва ноздри заполнил запах гниения. Он закашлялся и ускорил шаг.

Ян, оказавшийся вместе с ним, остановился и сказал:

— Меня сейчас вырвет!

— Тогда иди вон туда! — Тодд указал ему на стоявшую под окном большую ванну, вроде тех, что бывают в прачечных. Рядом с ней расположились промышленная мойка и сушилка.

Тодд так и подумал, что тут находится что-то вроде этого. По потолку тянулись трубы и вентили. Вдоль стен висели полки со всяким хламом. В углу под деревянной лестницей громоздились какие-то сундуки и коробки. Свет двух пыльных лампочек только подчеркивал мрачную атмосферу.

— Вон там душ, — Рэй указал на закуток размером два на два с половиной метра, в котором находилось четыре душевых кабинки. — Сперва вымойтесь, и только потом пойдете спать.

— Что-то я не вижу мыла, — огляделся по сторонам Тайрелл.

— И без мыла обойдетесь, — Рэй подошел поближе и открыл четыре крана.

Тодд понял, что сюда подавалась лишь холодная вода.

— Ну и не надо, — ответил Тайрелл, снимая рубашку. — Я хочу лишь лечь в постель и проспать миллиард часов.

— И я тоже, — Ян шагнул под струи и тут же отскочил. — Вода ледяная!

— Никто из вас не пойдет спать немытым, — скомандовал Рэй.

— Сколько же нужно там простоять? — спросил перепуганный Хенк, стуча зубами.

— Три минуты, — Рэй посмотрел на Тодда, который все еще не зашел под душ.

Мальчик поглядел на него, прищурившись от злости. Хотя он и решил не противоречить, в нем вдруг заговорило самолюбие.

— Тот, кто обращает внимание на физические неудобства, может стать неуправляемым, — пояснил Рэй тем же спокойным тоном, которым говорил о владении ситуацией.

Тайрелл, стоявший под душем, громко заругался.

Ян широко расставил ноги и скрестил руки, дрожа, словно работающий мотор.

Хенк зажмурился и стучал зубами.

Тодд подумал, что подобное садистское испытание должно отсеять более слабых. Если так, то все остальные пройдут его, хотя выглядит оно и не слишком красиво.

Сообразив, что у него нет выбора, Тодд стал раздеваться. Ему совсем не хотелось уступать Яну и Тайреллу. А то ведь задразнят.

Стало ясно, что Рэй снова прав. Тех, у кого нет слабостей, нельзя сломать. А если он сможет сконцентрироваться, то холодная вода не страшна.

Тодд ступил под обжигающие струи и спокойно встал, уперев руки в бока, начав думать о чем угодно, только не о сиюминутном моменте.

А потом вспомнил о Пейдж — единственной, кто мог вырвать его из лап Рэя.