Тунгус и Верный

Это было в посёлке на реке Ангаре. Я улетал в тайгу, и мне нужна была собака — лайка. В тайге без собаки нельзя.

Стал я в посёлке искать — может, кто собаку продаст?

На одной избушке, на стене, висит медвежья шкура, огромная, от крыши до завалинки. Подошёл к медвежьей шкуре, рассматриваю её. Хозяин вышел. Я спрашиваю:

— Расскажи, как медведя убил!

Стал он рассказывать, как ходил в тайгу, белковать. Слышит, собака впереди злобно залаяла, на белку не так лает. Это медведь-шатун был, он под вывороченной ёлкой дремал.

— Подбежал я, медведь топчется, собака его подняла и крутит, не даёт уйти… Я выстрелил — промазал. Медведь бросился на меня. «Ну, — думаю, — пропал!» И тут медведь заревел и остановился. Это Вилюй прыгнул и вцепился медведю в ухо. Я ружьё перезарядил и убил медведя. В голову попал!

Охотник показал дырку на шкуре, на самом лбу. Вилюй подошёл, обнюхивает меня.

— Не продашь Вилюя?

Охотник засмеялся:

— Что ты, он мне дороже коровы, я без него в тайге пропаду!

Так и пришлось мне улететь без собаки.

Погрузили ящики, спальные мешки. Уже дверь хотели закрывать, и вдруг кто-то белую собаку втолкнул в самолёт. Она забилась в угол, хвост поджала. Лётчик в кабину прошёл, посмотрел на неё — ничего не сказал. «Наверное, — думаю, — его собака».

Через два часа прилетели мы в посёлок, на Подкаменную Тунгуску. Выгрузили ящики, все вышли, лётчик вслед кричит:

— Чья собака?

Все молчат. Лётчик вывел собаку и привязал к старым аэросаням около домика, где живут радисты.

Вечером я из магазина шёл, смотрю — белая собака бежит навстречу. На шее обрывок верёвки болтается. Я ей хлеба дал. Она съела и побежала за мной.

Вошёл я в избу, а собака свернулась клубочком на крыльце, голову положила на лапы. Я ей каши в котелке вынес, она её съела, руки мне лижет. Я смотрю на неё и думаю: как же её назвать?

— Тунгус, ты чей?

Тунгус подпрыгнул и лапы положил мне на грудь. Так и стал звать его Тунгусом.

Скоро весна. Лёд блестит на реке. В тайге бурундуки проснулись, вылезли из норок, греются на солнце, пересвистывают. В лиственничном пне, под корой, личинки короедов зашевелились.

Я кору отодрал и набрал полную коробку белых червячков. Пробил на реке лунку во льду и положил доску. Лёг на доску, удочку-дергушку закинул в лунку. Вода прозрачная, все камешки на дне можно пересчитать.

Стайка хариусов окружила червячка, я дергушку дёргаю, червячок в воде прыгает.

Хариус схватил червячка, я хариуса на лёд выкинул, второго хариуса поймал, третьего… Целая кучка рыбы лежит на льду. Тунгус около рыбы сидит и по сторонам поглядывает.

Вдруг слышу, Тунгус зарычал и на кого-то бросился. Обернулся, а он чужую собаку отгоняет от нашей рыбы. Отогнал, вернулся, сидит караулит. Хочется ему рыбки, да нельзя, только облизывается.

— На, Тунгус, возьми!

Тунгус самого большого хариуса выбрал и съел.

Скоро вечер, пора домой. Уже к посёлку подходили, вдруг Тунгус кинулся к поваленной берёзе, лает, зубами грызёт кору.

Под корой кто-то пищит. Да это бурундук забился под пень и от страха попискивает!

Я Тунгуса отталкиваю, а он кусается, не хочет уходить. А уже темнеет. Я его уговариваю: «Завтра придём!» Еле оттащил, вот какой упрямый!

Весна в тайге. На рассвете глухарь токует, как деревянный колокольчик гремит.

По озеру плывёт водяная крыса — ондатра, мордочкой разрезает воду.

Тунгус прыгнул в озеро, вот-вот ондатру догонит. Ондатра нырнула, Тунгус закрутился в воде — никак не поймёт, куда она исчезла!

Ондатра у другого берега вынырнула, сидит на кочке, отряхивается.

Я выстрелил, Тунгус подплыл и вытащил ондатру на берег, нюхает её. Я кричу:

— Не тронь!

Тунгус смотрит то на меня, то на ондатру. Я Тунгуса зову, а он ко мне не плывёт.

Пошёл я по берегу озера, в обход. Подошёл — нет ондатры, а Тунгус облизывается и хвостом виляет.

— Где ондатра?

Тунгус смотрит по сторонам: «Какая ондатра?»

Я на Тунгуса рассердился, а потом вспомнил: я же его забыл накормить. Вот он ондатру и съел!

Подкаменная Тунгуска — река быстрая, с водоворотами, порогами. Берега с двух сторон сжимают реку каменными щеками. Бревно до порога доплывёт, под водой исчезнет, вынырнет белое. Острые камни на дне всю кору обдерут. На лодке, когда плывёшь, не зевай, а то разобьёт о камни.

Мы с Тунгусом спускались на лодке вниз по реке. Один поворот прошли, другой, а за третьим поворотом на берегу стоят берестяные чумы, костёр горит, вокруг костра олени бегают, спасаются дымом от комаров. Из чума вышел эвенк, кричит, чтобы я Тунгуса привязал, а то распугает оленей. А у меня верёвки нет. Тогда эвенк Тунгуса поймал и переднюю лапу сунул под ошейник. Тунгус на трёх ногах прыгает, оленей не гоняет.

— А где же, — спрашиваю, — ваша собака?

— Да вот, за бревно привязана, однако её комары совсем заели!

К полену верёвка привязана, а собаки нет. Подошёл поближе, смотрю, нора в земле, а в норе собака лежит, морду закрыла лапами и дремлет.

Комары тучей над ней гудят, собака от них в землю зарылась.

Эвенк рассказал, что зовут её Верный. Хозяин Верного умер. Когда был жив, вычёсывал Верного, прял шерсть и вязал из неё рукавицы и носки тёплые.

Верный из норы вылез: большой лохматый, как медвежонок. Только очень старый — морда седая и глаза мутные.

Я у эвенка спросил:

— Что же вы его в чум не возьмёте?

— Старый он, охотиться не может!

Когда Верный молодой был, на медведя ходил, а сейчас никому не нужен. А я по морде вижу: хорошая собака, добрая.

— Отдай, — говорю, — мне собаку!

— Однако бери!

Накормил я Верного и привязал в лодке вместе с Тунгусом. Они подружились, и мы поплыли дальше, вниз по реке.

Река на солнце блестит, ветерок комаров сдувает, хорошо плыть. Вдруг ветер переменится, задует с Ледовитого океана, и… опять зима. Снег пойдёт, ветер такую волну разгонит, что на вёслах не выгребешь… вот-вот нанесёт на камень!

Меня собаки выручили. Подгребёшь к берегу, привяжешь к лодке длинную бечёвку. На другом конце бечевы Тунгус и Верный. Как в упряжке, идут по берегу, а я в лодке — веслом подгребаю. Дружно тянут, только вода под лодкой журчит.

Как до посёлка дойдём, я их поскорее распрягу. Со всего посёлка собаки на берег бегут встречать лодку. Тунгус и Верный встанут хвост к хвосту и ждут. Собаки их окружат, начинают рычать, обнюхивать, шерсть на загривках поднимается. Тунгус и Верный никогда не давали друг друга в обиду.

Только на охоту я их вместе не брал.

Однажды разводил костёр на берегу, слышу, в тайге залаяли. Схватил ружьё, бегу к ним. На высокой сосне глухарь сидит, шею вытянул и клювом щёлкает.

Выстрелил. Глухарь полетел, всё ниже, ниже, собаки за ним. Смотрю, перья и пух летят во все стороны, как будто перину выпустили. А собаки дерут глухаря, пополам делят. Еле отнял. Тунгус всё подпрыгивал, из глухариного хвоста последние перья выдирал.

А один раз Тунгус учуял соболя в ёлках. Стал его облаивать. Верный услышал и прибежал. Тунгус под ёлкой лает, а Верный стоит в стороне, ждёт.

Соболь на верхушке ёлки зашевелился, я его ранил. Он вниз стал сползать. Тунгус подпрыгивает, лает на него, а Верный молча стоит.

Соболь вот-вот на землю сползёт. Верный подбежал, подпрыгнул и схватил соболя.

Тунгус зарычал и тоже вцепился в соболя. Не успел я подбежать — пополам соболя разорвали.

Поэтому я их вместе в тайгу не брал. Если с Верным иду, Тунгуса привязываю к лодке, а если с Тунгусом, Верного оставляю на берегу.

Соболя Тунгус нашёл, а Верный у него из-под носа выхватил. Тунгус это запомнил и отомстил.

Тунгус всегда на носу лодки сидел, а Верный был привязан на корме. Солнышко пригрело, Верный — собака старая, задремала…

Вдруг слышу, сзади вода бурлит. Оглянулся, а Верного нет. Верёвка из воды торчит. Схватил верёвку и вытащил Верного. Лодка быстро шла, чуть не захлебнулась собака.

А Тунгус на носу сидит и улыбается, вся морда растянута, в сторону смотрит, как будто ничего не видел.

Стал я его стыдить: «Что же ты не лаял? Верный — старик. Он утонуть мог!»

Тунгус уши прижал, хвостом виляет. Стыдно ему!

В Тунгуску впадает речка Чамба, порожистая, с водопадами. Вокруг скалы, на скалах растут кедры.

На Чамбе, под скалой на берегу, стоит охотничья заимка. Крыша земляная, травой заросла.

На заимке живёт охотник Салаткин.

Летом он рыбу ловит, а зимой уходит в тайгу, за белкой, ставит капканы на соболя, на медведя — петли из стального троса.

Осенью, когда по реке ледяная шуга пошла, собрался я домой. Собак отдал Салаткину, просил, чтобы он за Тунгусом присматривал, не давал ему Верного обижать.