Глава 1 «Новая турецкая республика»

Евгений Сатановский: Мы часто говорим о Турции – стране для России важной, во многом ключевой и как противник, и как сосед, так, как будто со времён Оттоманской Порты или с начала ХХ века она осталась прежней. Но она меняется, и меняется на глазах.

Так, Турция только за последние двадцать лет стала окончательно не страной Кемаля Ататюрка, а страной Реджепа Тайипа Эрдогана. И это до такой степени другая Турецкая Республика… Не только в том, что она теперь не парламентская, а президентская республика, но и очень, и очень во многом, что «ни в сказке сказать, ни пером описать». Вопрос в том, как России с этой, новой, Турцией дело иметь?


Иван Стародубцев: Справедливости ради, заметим, что и при основателе и первом президенте Турецкой Республики Мустафе Кемале Ататюрке страна была с сильным креном в сторону президентской власти. И ни о какой многопартийности не шло и речи – был единственный «рулевой», Народно-республиканская партия, основанная в 1923 году и существующая до сих пор, правда уже в качестве ведущего оппозиционного движения.

Однако потом, по прошествии времени, после проделанной турецким парламентаризмом эволюции, в 1946 году в Турции ввели многопартийную систему, а президентская форма правления сменилась парламентской.

Пожалуй, самое главное, что изменилось в Турции за 100 лет существования её в виде уже не Османской империи, но Республики – это то, что она, сначала было увлёкшись западничеством, со временем перестала «прорубать» свои окна в «единственно верном», западном направлении.

В особенности за последние 20 лет, уже при власти президента Эрдогана и его Партии справедливости и развития (ПСР), стало заметно, что страна продвигается во всех направлениях, а не только на Запад. Такой подход в Турции окрестили политикой «360 градусов», когда возможности ищутся по всему периметру, а условный Запад теряет эксклюзив на отношения с Турцией, причём даже в стратегических направлениях и отраслях.

За рамками нового, невиданного доселе, географического охвата интересов Турции, нынешнее турецкое руководство, похоже, окончательно пересмотрело основополагающий пацифистский принцип основателя и первого президента Мустафы Кемаля Ататюрка «Мир – на родине, мир – на земле». Чтобы перейти к куда как более проактивному и жёсткому лозунгу, провозглашённому турецким МИДом: «Турция – одинаково сильная как за столом переговоров, так и в поле». Под «полем», разумеется, имеются в виду отнюдь не «земляничные поля», а «поля сражений», где Турция демонстрирует готовность к применению военной силы.

Суммируя: страна отказалась от изначально заложенного при провозглашении Турецкой Республики в 1923 году мирного императива в пользу «всесторонних» способов решения своих внешнеполитических задач. Как постоянно и открыто все последние годы заявляет турецкое руководство, включая лично президента Реджепа Тайипа Эрдогана, Турция готова к использованию жёсткой силы там, где этого потребуют национальные интересы страны. И не ограничившись одними заявлениями, турки это делают, всё меньше оглядываясь на своих традиционных партнёров на Западе, включая НАТО и США. И это происходит в целом ряде стран, включая Сирию, Ливию и Ирак.

Про Нагорно-Карабахский конфликт и говорить нечего – турецкое участие в нём вызвало особенно бурное раздражение со стороны не поставленных особо в известность западных «партнёров». Этот конфликт стал на сегодняшний день, безусловно, самым громким успехом Турции в рамках новой парадигмы сочетания мягкой и жёсткой силы. А парад победы в Баку с участием президентов Алиева и Эрдогана в декабре 2020 года выглядел без преувеличения триумфом турецко-азербайджанской оси.

Это – фундаментальная перемена по сравнению с установками 100-летней давности – принципами нейтралитета и даже пацифизма – от первого президента Мустафы Кемаля Ататюрка. Последний был человеком военным, и, может быть, оттого, что он достаточно в своей жизни повоевал, всю свою президентскую жизнь после провозглашения Республики в 1923 году ратовал за мир во всём мире, безо всяких кавычек.

Ещё один аспект перемен, произошедших с Турцией за последние два десятилетия, – новое, первостепенное место религии в жизни страны. Религия больше не отделена от государства турецкого, как задумывалось в 1923 году.

Если говорить яркими образами, то до 2020 года была Турция, где Святая София в Стамбуле с 1935 года была музеем, а после 2020 года возникла Турция, где Святая София – это мечеть.

И не стоит недооценивать эту трансформацию по возврату Святой Софии в то качество, в котором она существовала при Османской империи. По этому поводу турецкие руководители неоднократно высказались в том духе, что возвращение Святой Софии положения мечети знаменует собой «второе взятие Константинополя» после 1453 года. Это образ должен быть понятен нашим читателям…

Евгений Сатановский: Да уж, куда понятнее… Турция более чем активно вошла в политический и религиозный мир, и не только исламский. Раскол православного мира не мог бы случиться без непосредственного кураторства турецкого президента. Потому что патриарх Варфоломей Константинопольской православной церкви сам по себе – не самостоятельная фигура. И тут речь даже не о том, что он отставной офицер турецкой армии. Просто церковь у него ма-а-сенькая, бедная и до крайности зависимая от официальной власти – буквально во всём. А это означает в сегодняшней Турции – в первую очередь от Эрдогана, который с молодых лет более чем активно занимается вопросами религии.


Иван Стародубцев: Константинопольская православная церковь, о которой до раскола Украинской церкви вроде как подзабыли, после усиления её «украинскими раскольниками» стала рычагом влияния на православный мир, чьё влияние нельзя недооценивать.

Вся эта ситуация с подписанием патриархом Варфоломеем томоса об автокефалии православной церкви Украины в 2019 году ещё далеко себя не исчерпала. Турция, и правда, усилила своё влияние на православный мир, получив новую, украинскую паству.

Если же вернуться к религии, являющейся в Турции доминирующей, то есть – к исламу, то он за истёкшие 20 лет кратно усилил своё влияние и на турецкую политику, и на повседневную жизнь в стране. Курирует религиозный вопрос в стране Управление по делам религии или, по-турецки, «Diyanet», одно из самых влиятельных и финансируемых турецких государственных учреждений.

Вспоминая то, как выглядела Турция два десятилетия назад, и глядя на то, как она выглядит сейчас, мы видим перед собой две очень разные Турции.

Столица страны Анкара со времени провозглашения новой Турецкой Республики в 1923 году стала центром светскости страны и законодательницей мод в этом смысле. Этот город был призван стать местом возникновения новой «прогрессивной» элиты страны в противовес «старой» стамбульской элите. Так, желая построить Российскую империю, Пётр I построил новую столицу – Петербург, так и Мустафа Кемаль Ататюрк перевёл столицу из Стамбула в Анкару.

И выглядело это так: допустим, государственные служащие страны по закону не могли демонстрировать свою религиозную принадлежность. Это было запрещено. То же самое касалось и военнослужащих, которые образовали то, что можно условно именовать «корпусом стражей светских устоев Республики». То же касалось и телеведущих, которые создавали телевизионный образ светской Турции, где религия отделена от государства.

В наши дни демонстрация своей религиозной принадлежности не только не запрещена, но даже и поощряется руководством страны.

В нынешней Турции роль религии действительно очень велика. Неслучайно ведь Турция – одна из тех стран, которые задают тренд на политический ислам, далеко выходящий за географические границы страны.

В этом смысле следует сказать подробнее об Управлении по делам религии (Diyanet), чья роль как четвёртой ветви власти, наряду с законодательной, исполнительной и судебной властями, как минимум роль «равной среди равных». Сегодня Управление по делам религии Турции не только влияет на внутреннюю политику в стране. Управление осуществляет активные международные контакты и в этом смысле тесно координирует свои шаги с Министерством иностранных дел Турции, турецким агентством мягкой силы «TİKA» (Турецкое агентство по сотрудничеству и координации), прочими государственными ведомствами и различными частными инициативами.

Но религиозная жизнь в Турции намного богаче, чем это видно непосвящённым. И за официальной витриной – Управлением по делам религии – есть ещё многочисленные религиозные секты, так называемые «тарикаты», которые себя публично не слишком проявляют.

Самой крупной из них в Турции являлась секта проживающего в США проповедника Фетхуллаха Гюлена, которая после попытки государственного переворота в 2016 году была указана турецким руководством в качестве его организатора и провозглашена «террористической организацией».

С 2016 года и вплоть по настоящее время «FETÖ» – террористическая организация Фетхуллаха Гюлена, как окрестили в Турции эту структуру, является официально провозглашённой угрозой национальной безопасности № 1. За членами этой секты в Турции и за рубежом турецкими спецслужбами развёрнута настоящая охота. Что побудило самые известные в стране «тарикаты» публично и спешно объявить о полной лояльности руководству страны. Впрочем, такая «присяга на верность» не сняла достаточно подозрительного к ним отношения со стороны последнего. Всё же очень серьёзная травма была получена летом 2016 года.


Евгений Сатановский: Вопрос в том, как это уживётся с серьёзными амбициями Реджепа Тайипа Эрдогана на монополию во власти. По Фетхуллаху Гюлену видно, что любые фигуры, которые могут сравниться с Эрдоганом по влиянию на паству, в данном случае на «окормляемых малых сих», воспринимаются очень жёстко.


Иван Стародубцев: Вы абсолютно правы. Повторюсь, неслучайно ведь после попытки государственного переворота турецкое телевидение в прямом эфире показывало самых видных представителей турецких сект, включая небезызвестную и запрещённую в Россию секту «Нурджулар», которые буквально клялись и божились, что «мы – не такие, как гюленисты», «мы – абсолютно лояльны турецкому государству» и «у нас – проблем не будет». Впрочем, похоже, что это – аргументы, принимаемые турецким руководством лишь только до поры до времени.

Да и ситуация сейчас сложилась такая, что за Управлением по делам религии в своей сфере государством закреплена монополия. А сама эта структура, если посмотреть на ежегодно утверждаемые бюджеты органов государственной власти, финансируется почище иных турецких министерств и ведомств, включая даже самые главные. Если обратиться к бюджету 2021 года, то можно заметить, что Управление по делам религии Турции по объёму выделяемых государством средств оставило позади семь министерств, включая даже Министерство внутренних дел страны.

Но на фоне, казалось бы, безграничного доминирования Diyanet, нет-нет да и мелькают достаточно занятные отчёты на тему существующих в Турции сект, их воззрений и возможности активно влиять на турецкую жизнь. Нельзя отрицать того, что эти секты в жизни страны всё же незримо присутствуют и не просто так проповедуют…


Евгений Сатановский: Это – то параллельное государство, которое, видимо, существует везде. Эдакая архаика, которая оказывается едва ли не более влиятельна, чем официальная власть, когда наступает время разбираться, кто и что именно может. Это и в Средней Азии произошло, и в Казахстане, внезапно и для их собственных властей, и для всех окружающих. Просто потому, что там этого никто не ожидал. Похоже, что и в Турции может случиться то же самое.


Иван Стародубцев: В этой связи возникает весьма занятный вопрос. Есть официальная иерархия в государственной бюрократической системе, включая, как самый яркий пример, те же Вооружённые силы страны. Есть генерал и есть майор, и они в этой армейской иерархии очень понятным образом структурированы.

А что, если они оба являются членами другой организации, некой религиозной секты, где они – генерал и майор – по званию и полномочиям соотносятся ровно противоположным образом? Как это будет работать в условиях несения ими военной службы? Где пролегают границы и что делать с пересечениями?


Евгений Сатановский: А вот это – любопытная вещь! Причём ответа на этот вопрос не смог дать, по-моему, ещё никто и нигде.


Иван Стародубцев: Принадлежность к любой религиозной секте и твой статус в этой религиозной секте априори должны перевешивать всё остальное. Это создаёт для любого государства, которое допускает существование у себя подобных параллельных структур, огромную опасность.


Евгений Сатановский: Ну это – добрый старый принцип исмаилитов «пир у мюрид». «Последователь и учитель». При котором, учитывая традиции скрытого имама и то, что кто именно – последователь, а кто – наставник, непосвящённые вообще знать не должны, возникает такая мешанина в умах. Тут ещё поди разберись, кто в доме хозяин, кто – самый главный? И кстати! Это не только в традиционных религиозных системах с древности работает, но и в современных организациях, построенных по модели воинствующих орденов и сект прошлого. Тот же украинский «Азов» ровно по этим принципам и устроен.


Иван Стародубцев: Это – действительно, большая опасность, которая всколыхнула турецкое руководство в 2016 году. И как выглядит ситуация сейчас, спустя шесть лет активной борьбы в Турции с сектой Фетхуллаха Гюлена, широкой публике неизвестно.

Тем не менее главным итогом работы Эрдогана, политика, безусловно, феноменального, уже вписавшего своё имя в историю Турции, является то, что страна возвращается на мировую арену. И возвращается она именно в качестве державы, которая имеет не только региональные, но и глобальные притязания.

Подчеркну: вот, возможно, главный итог почти что 20-летнего нахождения во власти президента Реджепа Тайипа Эрдогана.

Причём замечу, что Эрдоган – абсолютный рекордсмен-долгожитель в турецкой политической истории. По длительности своего пребывания во власти он обогнал даже основателя и первого президента Турецкой Республики Мустафу Кемаля Ататюрка, который стоял у руля с 1923 по 1938 год.


Евгений Сатановский: И при этом я слышал фразы о том, что «Эрдоган болен», «тяжело болен», «вот, он уже сходит с политической арены», наверное, последние полтора десятка лет – не меньше.


Иван Стародубцев: То, что состояние здоровья у Реджепа Тайипа Эрдогана на разных этапах его политической карьеры было разное – не вызывает сомнения. Он болел и болел серьёзно.

Другой вопрос, что у Эрдогана есть жизненная сила и жизненная энергия, о которых упоминал даже наш президент Владимир Путин в своей телеграмме, в феврале 2022 года, где он желал захворавшему коронавирусом турецкому лидеру скорейшего выздоровления.


Евгений Сатановский: На самом деле у Турции есть по соседству ещё один такой же государственный деятель, которому уже лет 25 как предсказывают уход с политической арены, а то и в мир иной. Это верховный аятолла Ирана, рахбар Хаменеи, который пришёл к высшей власти 30 с лишним лет назад и уже тогда был человеком не самым молодым и не самым здоровым. И все говорили: «Ну, это всё – на короткое время. Мы же понимаем… А потом будет новый рахбар!» А он правит до сих пор.


Иван Стародубцев: Это – ровно то же самое, что подумали про себя светские в Турции, включая военных, когда в 2002 году, в результате несколько парадоксальной комбинации особенностей турецкого избирательного права и итогов голосования вновь созданная Партия справедливости и развития Реджепа Тайипа Эрдогана, набрав всего 34 % голосов на выборах, получила квалифицированное большинство в Меджлисе и вместе с ним абсолютную власть в стране. А дело было в 10 %-м избирательном барьере, придуманном в Конституции 1980 года для отсечения «лишних политических партий» от Меджлиса, включая партии религиозные. Вот их и отсекли в 2002 году в пользу новичка турецкой внутриполитической арены – происламской Партии справедливости и развития.


Евгений Сатановский: Совершенно неожиданно, на самом деле…


Иван Стародубцев: Именно. Все подумали, что это не всерьёз и ненадолго. Когда до них наконец начало доходить, что происходит, они развязали отчаянную борьбу по отстранению Реджепа Тайипа Эрдогана от власти, вкупе с запрещением его политического движения.

Если посмотреть вехи и этапы этой в буквальном смысле войны, то там прямо-таки баталия шла за баталией. В результате многолетней войны «между прошлым и будущим» абсолютным победителем на всех участках фронта, если выражаться в таких военных терминах, вышел Реджеп Тайип Эр- доган.

Реджеп Тайип Эрдоган превратил страну из парламентской в президентскую республику. Он отразил попытку судейского корпуса страны по запрету своей Партии справедливости и развития. Он провёл референдум по поправкам в Конституцию и, сняв судебный иммунитет, отдал под суд всех доживших до наших дней участников военного переворота 1980 года.

В период с 2012 по 2019 год тянулись в стране знаменитые дела «Бальоз» и «Эргенекон», которые привели не только к снятию со своих постов высшего военного командования Турции, но и к замещению офицерского корпуса.

В 2017 году президент Эрдоган провёл референдум и превратил страну в президентскую республику. Опять же, выиграл он этот референдум с минимальной разницей, меньше чем 3 %. Но ведь выиграл же… И в этом – весь Эрдоган. Он умеет выигрывать матчи с минимальной разницей в счёте. То, что у спортсменов называется на «морально-волевых», когда исход – далеко не очевиден.

С момента своего прихода ко власти Эрдоган заявил о том, что Турции нужна «гражданская» Конституция, то есть – не та Конституция, которая была принята в 1982 году в результате военного переворота 1980 года. И приблизительно где-то десяток лет он пытался договориться с оппозицией по поводу текста нового Основного закона. Сделать это у него не получилось.

Потеряв терпение в 2017 году, он переключился на другой сценарий достижения желаемого: подготовил референдум, на котором предложил «некоторые поправки» к Конституции, числом всего-то менее двух десятков.

Только эти «некоторые поправки» в итоге кардинально изменили весь Основной закон страны – настолько грамотно они были подготовлены. Если кратко изложить суть этих поправок, то просто везде, где в тексте Конституции используется слово «премьер-министр», оно было заменено на другое слово – «президент». Это – если говорить совсем кратко и упрощённо. Ведь там был сделан ещё целый ряд «настроек», а точнее – «перекроек» системы власти.


Евгений Сатановский: Элегантно, вполне…


Иван Стародубцев: Вообще говоря, турки чем славятся? Они – мастера эффективных решений. Если можно достичь цели просто и без затей, они не склонны выдумывать ничего пусть и более элегантного, но избыточного. Они – сторонники эффективных действий. Эрдоган в этом смысле – «плоть от плоти».

Что будет внутри страны дальше, удастся ли Эрдогану и его партии победить на предстоящих выборах 2023 года? Удастся ли ему дальше обеспечить преемственность власти, удастся ли обеспечить продолжение жизни Партии справедливости и развития и не окажется ли она партией одного человека – таков груз накопившихся вопросов в отношении турецкой внутренней политики.

Но есть некое наследие, которое останется после него, и оно будет жить вне зависимости от того, кто следующим придёт ко власти в Турции.

Конечно, это наследие включает Организацию тюркских государств (ОТГ) и всё, что с ней связано, включая такие документы, как «Видение (ОТГ) – 2040» и знаменитое Шушинское соглашение, заключённое между Турцией и Азербайджаном после войны в Нагорном Карабахе.

Результатом Шушинского соглашения, заметим, стала замена системообразующего, применительно к турецко-азербайджанским отношениям, слогана «Два государства, один народ» на свою новую редакцию – «Два государства, один народ, одна сила».

В том смысле, что речь идёт не только, допустим, об углублённой экономической или гуманитарной интеграции, но и о создании полноценного военно-политического союза между Турцией и Азербайджаном, вплоть до того, что Советы национальной безопасности двух стран будут проводить совместные заседания на регулярной основе.


Евгений Сатановский: Ну послушайте, так ведь это же де-факто новый Советский Союз, только вместо РСФСР там – Турция, в качестве метрополии.


Иван Стародубцев: Главное, что, когда мы используем слово «наследие», подразумевается, что оно никак не будет или будет слабо зависеть от того, кто окажется дальше у руля в Турции.

Представим себе выборы 2023 года – всеобщие парламентские и президентские – которые, если всё будет в графике, пройдут в июне месяце. Допустим, ко власти придёт та самая пресловутая оппозиционная «супер-коалиция», которая сейчас мобилизуется в стране на борьбу с президентом Эрдоганом и его Партией справедливости и развития.

Чисто гипотетически, что при этом произойдёт с Организацией тюркских государств и с Шушинским соглашением? Да ровным счётом ничего не произойдёт. Всё останется на том же самом месте, и с того же самого места Организация тюркских государств продолжит двигаться дальше в «светлое будущее», где грядёт «пробуждение тюркского мира», как декларирует турецкое руководство.

Что будет с турецким присутствием в мире? Посмотрите статистику по открытию дипломатических миссий Турцией за рубежом за последние два десятка лет. Турция резко увеличила число своих зарубежных представительств в африканских странах. Турция резко увеличила свою представленность в странах Латинской Америки. В конце 2021 года в центре Нью-Йорка, прямо рядом со штаб-квартирой ООН, открылся турецкий центр, получивший название «Турецкий дом» – 36-этажное здание стоимостью около 300 млн долларов. Подлинно имперский размах, чтобы американцы выучили, где находится Турция на «глобусе Америки», и имели под носом постоянное напоминание, с кем имеют дело. В результате по сети своих зарубежных миссий Турция вышла на пятое место в мире.

Что будет с этим наследием? Да ничего с ним не будет. Это наследие продолжит жить своей жизнью, мало связанной с рулевыми в Анкаре, и продолжит задавать тот вектор внешней политики, который существует сейчас. Просто потому, что всё перечисленное выше – это никакие не искусственные придумки нынешнего турецкого руководства, а то, что определяется всей логикой развития страны, региона и мира в целом.


Евгений Сатановский: Говоря попросту, здесь личность сыграла свою роль в истории, и она, эта личность, может сколько угодно исчезать с политической арены, только роль эта останется прежней и всё, что ею будет достигнуто, уже назад не отыграть.

Иван Стародубцев: Можно говорить об уместности или неуместности таких параллелей, но есть «культ личности» Реджепа Тайипа Эрдогана в стране.

Совершенно не исключено, с учётом того острого неприятия и даже ненависти со стороны части турецкой оппозиции, что в случае их прихода ко власти последует некое «разоблачение культа личности Эрдогана». Может последовать период реваншизма и даже судебных процессов.

Но то наследие, которое Реджеп Тайип Эрдоган заложил в стране, продолжит жить, и со значительной частью этого наследия, в особенности касающейся российских интересов, мало что можно поделать. Если только не «резать по живому»…


Евгений Сатановский: Крайне любопытно, потому что нам каким-то образом придётся вписывать самих себя в новый, завтрашний мир, где Турции куда больше в ближайшем российском окружении, чем было ещё вчера.


Иван Стародубцев: Турция в современном российском окружении – везде. Турция – и в странах Балтии, Турция – и в Восточной Европе, на Балканах, на Чёрном море, на Кавказе, в Центральной Азии, на Ближнем Востоке. И это – если говорить только по периметру границ Российской Федерации. А ведь есть ещё и пересечение интересов в том, что мы называем «дальним зарубежьем». А есть ещё и внутрироссийское присутствие…

Евгений Сатановский: Ну её только на Курилах нет…


Иван Стародубцев: Оговоримся, «пока нет».

Впрочем, в каждой шутке есть доля шутки: до Японии Турции всё же чисто географически пока сложновато дотянуться. Но даже и с японцами Турция нормально работает, по нарастающей. Хотя наибольший интерес у них – к сотрудничеству с Китаем в контексте мегапроекта «Пояс и путь».


Евгений Сатановский:

Загрузка...