Турецкий гамбит

1

Варва́ра Суво́рова сиде́ла за столо́м в тракти́ре[1] и ду́мала о том, что всё начина́лось как весёлая пое́здка, а зако́нчилось так пло́хо. Она́ всегда́ ве́рила в себя́, никогда́ и ничего́ не боя́лась и всегда́ зна́ла, что де́лать. И вот судьба́ сыгра́ла с ней злу́ю шу́тку…

«И заче́м то́лько я согласи́лась останови́ться здесь, в э́том тракти́ре? А ведь всё так отли́чно начина́лось!..» – ду́мала де́вушка.

…Снача́ла Ва́ря три дня е́хала на по́езде от Петербу́рга до Бухаре́ста. На ка́ждой остано́вке офице́ры, е́хавшие на фронт,[2] приноси́ли ей цветы́ и я́годы. Цветы́ Ва́ря сра́зу броса́ла в окно́. Она́ счита́ла себя́ де́вушкой совреме́нной (да́же ру́ку не дава́ла целова́ть). А вот я́годы снача́ла брала́ и с удово́льствием е́ла. Но по́сле того́, как всё лицо́ от я́год ста́ло кра́сным, Ва́ря их уже́ не брала́. Э́ти три дня бы́ли весёлыми и прия́тными. Пра́вда, не́которым вое́нным на́до бы́ло объясня́ть, что она́ е́дет на фронт к жениху́.

Второ́й эта́п путеше́ствия то́же прошёл хорошо́. От Бухаре́ста до румы́нского по́рта Турну́-Мегуре́ле дое́хала на почто́вой каре́те.[3] Почто́вая каре́та, коне́чно, не по́езд… Но от по́рта бы́ло совсе́м бли́зко до це́ли – до дере́вни Царе́вицы, находи́вшейся на друго́м берегу́ реки́ Дуна́й. Туда́ ей на́до бы́ло потому́, что в э́той деревне сейча́с находи́лся штаб[4] ру́сской а́рмии, в кото́ром служи́л Пе́тя Я́блонов. Ва́рин… Тру́дно сказа́ть, Ва́рин жени́х и́ли това́рищ. Наве́рное, и жени́х и това́рищ. Пра́вда, за Дуна́ем начина́лась туре́цкая террито́рия, где шли вое́нные де́йствия.

Но́чью на ло́дке Ва́ря перее́хала через Дуна́й. Она́ зна́ла, что, е́сли её заме́тят тут ру́сские казаки́,[5] то они́ обяза́тельно верну́т её обра́тно в Бухаре́ст. Что́бы э́того не случи́лось, Ва́ря, как де́вушка у́мная, пе́рвым де́лом[6] купи́ла себе́ болга́рскую мужску́ю оде́жду и ша́пку. Зате́м за пять рубле́й нашла́ болга́рина-проводника́, кото́рый доведёт её до Царе́виц.

Вы́ехали, когда́ ста́ло темно́. Проводни́к е́хал мо́лча. Иногда́ что́-то ти́хо пел. Ско́ро они́ прие́хали в како́й-то тракти́р.

В тракти́ре проводни́к посади́л её за стол и приказа́л принести́ вина́ и сы́ра. Сказа́л Ва́ре, что ему́ на́до вы́йти, и вы́шел во двор. Де́вушка ждала́-ждала́, а пото́м сама́ вы́шла на у́лицу. Там Ва́ря сра́зу поняла́, что она́ бо́льше никогда́ не уви́дит ни проводника́, ни свои́х веще́й, ни де́нег, ни па́спорта. «Хорошо́, что не уби́л», – поду́мала де́вушка. Она́ уже́ хоте́ла убежа́ть, но пришёл хозя́ин тракти́ра и закрича́л злым го́лосом: «Снача́ла плати́, а пото́м уходи́!» Ва́ря испуга́лась, она́ верну́лась в тракти́р и сно́ва се́ла за свой стол. Она́ впервы́е не зна́ла, что ей да́льше де́лать.

2

Ва́ря сиде́ла в са́мом тёмном углу́ тракти́ра. Бы́ло стра́шно так, что, каза́лось, мо́жно умере́ть. Помоли́ться бы… Но совреме́нные де́вушки не мо́лятся. Ва́ря понима́ла, что тепе́рь отсю́да ей не убежа́ть. Плати́ть не́чем… Что де́лать да́льше – непоня́тно…

За одни́м из столо́в шу́мно игра́ли в ко́сти.[7] Же́нщин здесь не́ было. Бы́ли то́лько каки́е-то гря́зные мужчи́ны. Они́ гро́мко крича́ли, пи́ли вино́ и смея́лись. Они́ не́ были похо́жи на ру́сских крестья́н. Ру́сские, пока́ не совсе́м пья́ные, сидя́т и ти́хо разгова́ривают.

Ва́ря заме́тила, что хозя́ин показа́л на неё мужчи́нам и что́-то сказа́л. Те недо́бро засмея́лись. Де́вушка почу́вствовала страх и ещё бо́льше закры́ла лицо́ ша́пкой. На́до сказа́ть, что в тракти́ре то́лько она́ была́ в ша́пке. Её она́ снять не могла́. Все сра́зу бы уви́дели её дли́нные во́лосы и по́няли: де́вушка.

На Ва́рю уже́ смотре́ли все. Смотре́ли нехорошо́. Не смотре́ли на неё то́лько игроки́ в ко́сти и оди́н челове́к, сидя́щий к ней спино́й за сосе́дним столо́м.

«Споко́йно! – сказа́ла себе́ Ва́ря. – Ты взро́слая и си́льная, а не ма́ленькая и сла́бая. На́до сказа́ть, что ты ру́сская, что е́дешь к жениху́ в а́рмию. От нас Болга́рия получи́ла свобо́ду. Нам тут все ра́ды. Ру́сский и болга́рский – бли́зкие языки́. На́до так сказа́ть, что́бы они́ по́няли».

Перед тем как что́-то сказа́ть, Ва́ря посмотре́ла в окно́ и уви́дела… ба́шню мече́ти![8] «Неуже́ли мусульма́нская[9] дере́вня? Но мусульма́не вино́ не пьют. А болга́ры – христиа́не,[10] им вино́ пить мо́жно. Э́ти пьют. Но почему́ мече́ть? Они́ за кого́: за нас и́ли за Ту́рцию? Ка́жется, не за нас. Тогда́ говори́ть о женихе́ не на́до… Бог мой, что́ же де́лать-то?»

Де́вушка уви́дела, как тракти́рщик сказа́л опя́ть что́-то недо́брое, встал и пошёл к ней. «Мо́жет, – поду́мала она́, – вести́ себя́ так, как бу́дто я больна́я? Точне́е больно́й, кото́рый ничего́ не слы́шит и не мо́жет говори́ть?».

Пока́ тракти́рщик шёл к Ва́ре, челове́к, сиде́вший к ней спино́й, встал, бы́стро подошёл к её столу́ и сел за её стол напро́тив. Ва́ря поду́мала: «Лицо́ молодо́е, но о́чень бле́дное. Холо́дные голубы́е глаза́. То́нкие ма́ленькие усы́. Лицо́ ничего́ не выража́ет. Нет да́же улы́бки. Он не похо́ж на ме́стных крестья́н, хотя́ и оде́т как они́. Удиви́тельно: молодо́й, а во́лосы седы́е!» Незнако́мец сел, пото́м сде́лал знак руко́й хозя́ину, и тот пошёл на своё ме́сто. Ва́ря испуга́лась и поду́мала: «Сейча́с, наве́рное, и начина́ется са́мое стра́шное…»

Де́вушка ду́мала услы́шать чужу́ю речь, но услы́шала чисте́йший ру́сский язы́к: «Жениха́ лу́чше ждать до́ма. Тут вам не рома́н Майн Ри́да.[11] Для вас всё могло́ зако́нчиться о́чень пло́хо».

Речевые задания (1–2)