Турухтанные острова

Задача из теории вероятностей

Постановка задачи.

Шел по улице прохожий. Сорвалась с крыши сосулька и стукнула по голове. Спрашивается: какова вероятность такого события?

Теория вероятностей на это отвечает однозначно: чрезвычайно мала.

Следовательно, ею можно пренебречь?.. Но тогда почему подобные события происходят?.. Может быть, для них существует какой-то свой, еще не установленный закон?! Но прежде чем закон установить, требуется сходные события описать.

Неделин находился в командировке первый раз в жизни. В НИИ начались стендовые испытания изделия, в котором он принимал участие, разрабатывал дисплей. Вышла из строя электронно-лучевая трубка опытной разработки. Неделина срочно направили в Москву к разработчикам трубки, чтобы выяснить, что могло произойти, получить на замену другую трубку. Надо сделать это как можно скорее, сегодня же, а еще лучше — вчера.

Весь день Неделин сидел на заводе с разработчиками трубки, совместно проверял ее в различных режимах, и вот проверка закончена. В восьмом часу вечера договариваются, что трубку он заберет завтра с утра, потому что сегодня в бухгалтерии все ушли домой, некому подписать накладную на вынос трубки. Воспользовавшись оставшимся временем, Неделин решил съездить куда-нибудь, хоть одним глазком взглянуть на Москву. А то был — и не видел.

Неделин доехал до центра, торопясь, бежал подземными запутанными переходами метро, выскочил на улицу Горького и оказался в одном из самых многолюдных мест ее, возле Главтелеграфа.

Неделин тоже прибыл вроде бы не из провинции, из Ленинграда. Но такое многолюдье, поток машин, в несколько рядов мчащихся на бешеной скорости, толпа на ступеньках у здания, как возле дверей ДЛТ за минуту до открытия, — все это поразило его.

И здесь-то, в этом шуме, в толкучке, в суете, в бестолковщине и столпотворении, его окликнули по фамилии. Он оглянулся. Через толпу, лавируя среди стоящих и высматривающих что-то мужчин в обширных клетчатых кепках, пробирался Журавлев.

— Здра-а-авствуйте!.. Какими судьбами?!

— В командировке.

— Я — тоже.

Они поздоровались. Кисть руки у Журавлева была узкая и длинная, словно пенал. И пришлось примериваться, как за нее взяться: если возьмешь за ладонь, то пальцы будут торчать как макаронины, или потрясешь только концы пальцев. Неделин замешкался, и получилось неловко.

— Да что ж мы стоим? Тут с ног собьют! Давайте отойдем.

Они отошли, где было поспокойнее.

— Давно приехали?

— Только вчера.

— Я здесь уже неделю. В главке. Ну, рассказывайте, что там нового? Как на стендах?

Журавлев так приветливо улыбался Неделину, словно встретил давнего друга, хотя их знакомство не назовешь даже шапочным.

Всего год назад Неделин по распределению пришел в НИИ после окончания ЛЭТИ, знал, что Журавлев — начальник лаборатории, в которую направили Лизу, с ее слов, человек умный, талантливый, оригинальный. А Неделину, честно говоря, он не нравился ни внешностью, ни своим поведением.

Длинный, как развернутый складной метр, голова вобрана в узкие, сутулые плечи, брюки короткие. Про людей в таких брюках говорят, что они «спасаются от долгов». Рукава у пиджака такие, что на левой руке видны часы «баки» на кожаном ремешке. Обычно он брел по институтскому коридору о чем-то задумавшись. Поздороваешься с ним — молча кивнет в ответ. И только пройдя метра два, оглянется, кто это с ним поздоровался: «А-а, здравствуйте».

Несколько раз Неделин видел его, зайдя по каким-то делам к Лизе в комнату. Журавлев, тоже оказавшийся там, сидел за соседним столом, на полметра торчала из-под стола выставленная вперед нога. И Журавлев вроде бы заглядывал на нее через край стола. Лиза следом за Неделиным направлялась в коридор. Они останавливались в стороне у окна. Причем, если Журавлев выходил из комнаты, Лиза поспешно говорила: «Давай разбежимся!» — хотя Журавлев не видел, что его сотрудница с кем-то разговаривает. Оглядывался, если Неделин с ним здоровался, а кивал Лизе: «Здравствуйте».

Поэтому Неделин удивился, когда Журавлев окликнул его.

— Где вы остановились? — спросил Журавлев.

— В «Золотом колосе».

— А я в «Останкине». Вы куда сейчас идете?

— Да так, собственно…

— Знаете, я по вечерам сначала тоже ужасно скучал, а потом нашел одно такое местечко… — Журавлев потер руки. — И народу немного. Здесь совсем недалеко. Идемте со мной.

Хотя самому Неделину никогда прежде не доводилось бывать в командировках, но от многих более опытных сотрудников он слышал, что на «выездах» не обходится без «встряски». Поэтому сейчас лихорадочно прикидывал, сколько у него осталось денег.

Журавлев, кажется, уловил его замешательство.

— Ерунда! — сказал он. — Не беспокойтесь. Там в это время всегда мало народа. Здесь недалеко. Библиотека Ленина.

— Куда?!

— У них, знаете, есть специальный просмотровый зал, куда поступает вся новейшая литература по нашей области техники, не только отечественная, но и зарубежная.

— Да нет, — смутился Неделин. — Я завтра утром уезжаю. Хочется посмотреть город. А еще — всякие дела.

— Жаль! — сказал Журавлев. — Там столько всего.

Они расстались. Неделин шел по улице и все оглядывался, словно его чуть не сбило автомобилем.

На следующий день с утра Неделин получил на заводе трубку, направился в аэропорт, а примерно часа через два вышел из такси у проходной своего института.

У стендовой его встречал Шурик. Он словно знал, что Неделин вылетел из Москвы, и теперь поджидал его. Услужливо подбежал, подхватил коробку с трубкой, открывая перед Неделиным дверь.

Шурик — это не просто имя. А скорее, название профессиональной принадлежности. Как, скажем, токарь или пекарь. Такой Шурик имеется в любом НИИ, при руководителе каждого изделия. Его могут называть Толик, Витек, но все равно он — «Шурик». Обычно ему за сорок. Но никто не называет его по отчеству, не только те, кто старше его по возрасту, но даже зеленые «салажата» — недавно пришедшие из ПТУ регулировщики.

Шурик знает, где и что включается, кто в какую смену выходит на работу (на стендовых работают в разные смены, чтобы не толкаться всем вместе и не мешать друг другу), где и какой стоит предохранитель, у кого можно достать ветошь протереть прибор, канифоль, чернила, паяльник, да вообще все, что потребуется. Без главного конструктора изделия еще день-другой можно обойтись, а вот без Шурика — нет. И это не в шутку, а всерьез. Поэтому в стендовой целый день только и слышишь: «Шурик! Шурик!»

— Как съездили, Владислав Аркадьевич?

— Нормально. А как у вас?

Следом за Шуриком Неделин вошел в стендовую. Шурик ничего не ответил. Но опытному человеку, поработавшему в стендовой, ничего и не надо говорить, с одного взгляда все ясно.

Здесь и всегда, как бы отменно ни шла работа, царит развал. А сейчас стендовая напоминала квартиру, в которой затеяли ремонт, нагрянули маляры с ведрами и стремянками, когда в квартире еще не все убрано. И хозяева забегали всполошенно. Все что-то тащили. Один — осциллограф, другой — вольтметр. Возле открытого корпуса прибора, уткнувшись головами, стояло человек шесть-семь, заглядывали в нею, словно в темный глубокий колодец, в котором вылавливали ведро. Жарища, как в парилке. И словно кто-то, присев за фанерным щитом, хлестался там веником, оттуда слышалось непонятное — шасть, шасть.

Неделин в дальнем углу, возле многочисленных приборов, увидел Лизу. И она тоже увидела его.

— Ты самолетом? Как съездил? Получил трубку?

— А как здесь?

Она ничего не ответила. Только взглянула на приборы.

К ним уже бежала Лизина неизменная помощница и приятельница лаборантка Рая.

— Приехал? — воскликнула она. Когда Рая о чем-то спрашивала, создавалось такое впечатление, что она этим восторгается. Делалась похожей на ласкающуюся кошечку, которой так и хочется потереться о тебя, прогнув спину. Даже мурлыканье появлялось у нее в голосе: — В ГУМе были?.. В ЦУ-у-уМе?.. А у нас-то.. Ничего не получается!

Но и это она сообщила вроде бы восторженно.

— Встретил в столице вашего шефа.

— Да-а?

— Хоть бы скорее он приехал, — вздохнула Лиза. — Ничего не говорил, когда собирается вернуться?

— Нет. Об этом мы не разговаривали.

Тем временем, пока Неделин стоял с Лизой и Раей, Шурик сменил в дисплее трубку, и, когда Неделин подошел к своему прибору, дисплей работал. Все было в порядке. Можно продолжать испытания изделия!

И вдруг словно волна прокатилась по стендовой, пробежал легкий шумок. Это в стендовую вошел директор. Вошел стремительно, неожиданно для всех. Но Шурик все-таки успел шепнуть:

— Начальство!..

А дальше передалось, как эстафета.

Директор был самым молодым среди институтского руководства. И всего лишь на каких-нибудь пять-шесть лет старше Неделина. Внешне он выглядел совсем парнишкой: шея тонкая, стрижен под полубокс. В студенческие годы он бегал на стайерские дистанции. И сейчас в летние дни приезжал в институт на гоночном велосипеде. Ставил велосипед в кладовку АХО и взбегал по лестнице на второй этаж, чтоб заскочить в спортивный зал, принять душ, и точно со звонком, еще с мокрыми волосами, сидел у себя в кабинете.

До него директором института был замечательный человек, Александр Александрович Щеголев. Утром к проходной бесшумно подкатывал ЗИЛ. Из него чинно, неторопливо, словно атташе, прибывший на дипломатический раут, вылезал Александр Александрович. В новом модном костюме, белоснежной рубашке. За руку здоровался со всеми старушками-вахтершами. Причем каждая из них, как только появлялась его машина, торопливо вытирала руку и, поздоровавшись, благоговейно наблюдала, как он шествовал к лестнице, возле которой его уже поджидала пара начальников лабораторий, чтобы решить какой-то срочный производственный вопрос. Александр Александрович брал их под руку, и они вместе поднимались по лестнице. При этом он, поворачиваясь то к одному, то к другому, улыбался такой широкой, очаровательной улыбкой, что она, казалось, излучала сияние. И пока они поднимались, все вопросы оказывались решенными.

Неделину хоть немного, но довелось встречаться и разговаривать с Александром Александровичем. Одна встреча запомнилась ему на всю жизнь.

Щеголев любил ходить по институту. Придет в лабораторию, подсядет к кому-либо из инженеров и расспрашивает, что тот делает, в чем особенности разработки, какие встретились трудности, как устраняются.

Неделин был еще молодым специалистом, недавно испеченным инженером, и не знал об этой особенности директора. И вот Александр Александрович зашел в их лабораторию и подсел к нему.

Неделин начинал разработку дисплея, который испытывался сейчас. Говорят, что Александр Александрович сам когда-то был индикаторщиком. И может быть, поэтому искренне заинтересовался тем, что делает молодой инженер. Расспрашивал об одном, другом, о всяких технических мелочах, как бы это делал инженер, приехавший из другого родственного предприятия. И, почувствовав его искреннюю заинтересованность, поддавшись ей, Неделин рассказывал о всем увлеченно, забывшись, что рядом директор, даже поспорил с ним.

Уходя, Александр Александрович пожал Неделину руку, поблагодарил.

— Спасибо большое. Как ваша фамилия?.. Давно работаете? Спасибо, старший инженер Неделин. Кстати, как ваше имя-отчество?

После его ухода все сотрудники, работавшие с Неделиным в одной комнате, подтрунивали над Владиславом.

— Ты его растрогал до слез! Спасибо тебе большое, старший инженер!..

А через два дня в лабораторию принесли приказ по институту:

Вот тут-то все и раскрыли рты.

Полгода назад Щеголев переехал в Москву, на его место был назначен нынешний директор, Николай Федорович Кропотов. До этого он возглавлял лабораторию поиска перспективных направлений. Защитил диссертацию, в которой предложил вместо существующей системы создать иную, использующую другой принцип работы, теоретически доказав, что она будет обладать многими преимуществами. Систему было решено проверить. Кропотова же и назначили главным конструктором нового изделия. И теперь система проходила стендовые испытания. Его первое детище и любовь.

Имелась и еще одна особенность. Ввиду особой важности проведения этой работы срок окончания стендовых являлся товарной плановой позицией не только института, но и главка.

Большинство главных конструкторов в институте были ровесниками Александра Александровича, проработали вместе с ним многие годы, стали лауреатами Государственных премий, так сказать, опытные «зубры». И для них новый директор являлся не более чем мальчишкой. Они считали, и часто справедливо, что во многом понимают не меньше, чем он. И не торопились выполнять его распоряжения. Иногда преднамеренно не замечая их.

Что в данной ситуации мог противопоставить Кропотов авторитету Александра Александровича, чтобы справиться с такой свалившейся на него махиной, как институт?

Требовательность. Единственное — требовательность. Безусловное четкое выполнение всех распоряжений. Армейское повиновение. И он требовал.

Поэтому сейчас в стендовой сразу стало тихо, как в классе при появлении учителя.

Кропотов остановился у включенного дисплея.

— Работает?

И тут же рядом возник Леня Жарков, на днях назначенный заместителем главного конструктора изделия. Леня был из тех людей, которые сами ни за что полностью не отвечают. Они чаще всего кого-нибудь замещают. Шумный, взъерошенный, словно воробей, которого только что оттрепала воробьиха, он сразу же начинал кричать, никого других вокруг себя не слыша. И сейчас по-воробьиному запрыгал вокруг директора, отталкиваясь сразу двумя ногами.

— Порядочек! Датчик включен? Все в норме? Сигнал устойчив?

— Вас приглашают к междугородному, — позвал директора Шурик.

— Ага. — И директор убежал.

В стендовой сразу все оживились, заговорили, опять потащили кто что.

Рая помчалась в соседнюю комнату, «комнату отдыха», пока там не заняли городской телефон, чтобы позвонить мужу. Она звонила ему почти каждые полчаса. Муж у нее был капризен. Он любил, чтоб за ним ухаживали, заботились. А в эти дни, пока шли стендовые и Рае приходилось оставаться по вечерам, он был особенно раздражителен, брюзглив. И бедная Райка бегала к телефону каждую свободную минуту, чтобы выслушать «исповедь».

В стендовой стало потише, заметно поубавилось народа. Неделин глянул на часы. Ого, уже скоро семь! Рабочая смена закончилась, многие разошлись по домам. На столах остались неубранными рабочие тетради, лежал справочник, заложенный на нужной странице галстуком, на спинке стула висел чей-то пиджак. По стендовой бегал Шурик, проверяя, не оставил ли кто включенным паяльник и на всех ли электрощитах вырублено напряжение.

Неделин направился к Лизе. Она на корточках сидела возле открытого прибора, что-то проверяла в нем. Медленно распрямилась, когда Владислав остановился рядом, устало поправила прядку выбившихся волос.

— Не получается? — спросил Владислав.

— Да… Сейчас пойдем домой.

По тому, как это было произнесено, Владислав понял, что ей надо бы остаться, но она идет: вернулся из командировки он, ее муж, и сегодня придется уйти пораньше, так положено. Хоть дел здесь, дел…

— Может быть, останешься? — сказал Неделин.

— Все равно ничего не получается. Надо подумать…

Она закусила нижнюю губу. Пошла впереди Владислава. Волосы гладко причесаны. Кисточкой собраны на затылке и скреплены аптечной резинкой. Лиза не любила никаких украшений, платья яркой раскраски и лишь слегка, почти незаметно, подкрашивала губы и ресницы.

— Вы что, решили уходить? — вроде бы очень всполошившись, спросила Рая, увидев, что Лиза берет сумочку, приготавливает пропуск. — И я с вами. Только я сейчас позвоню. Одну минуточку.

Она впорхнула в «комнату отдыха».

Эта комната находилась у входа в стендовую. Маленькая каморка. Два кресла и стол. В ней никто никогда не отдыхал. А предназначалась она для того, чтобы представители комиссии, которая будет принимать изделие, придя, когда еще «кое-что» не готово, — а, как известно, они приходят всегда именно так, — не слонялись тоскливо по стендовой, заглядывая туда, куда им вовсе не надо, а культурно посидели в «комнате отдыха», переждали. Их Шурик сразу же перехватит у входа и проведет сюда. А чтобы они не скучали, «чувствовали себя свободно», для них у Шурика все приготовлено. Для одних — еженедельник «За рубежом», для других — журнал «Чехословацкое фото». «Не желаете ли? Свежий номер», И палец заложен на нужной странице. А на ней — фотография. «Ого! Это любопытно! Тут бывают великолепные работы!.. Этот номер мы не видели». Шурик безошибочно угадывает, кого что может заинтересовать.

Пока Лиза собиралась, в приоткрытую дверь Неделину было слышно, как Рая разговаривала по телефону.

— Ну уж, весь вечер!.. Еще восьмой час!.. — оправдывалась Рая. — Сколько сейчас?!! Так уж и каждый день! Только первый раз в году… А как же я-то?! Я каждый вечер готовлю!..

Рассерженная Рая вышла из «комнаты отдыха». От негодования нервно передергивала плечами.

— Что?

— Ай, ну его! Вельможа нашелся!.. Трубку бросил!.. Он целую неделю не отходит от кастрюлек! Подумайте! Я постоянно не отхожу и не выпендриваюсь. Утомился! А сам сидит, телевизор смотрит. Я же слышу, диктор орет… Наверное, нашим гол забили!.. Поэтому и капризничает. Знаете что, пойдемте в мороженицу! — вдруг предложила она.

— Тебе не попадет?

— Ну и пусть! Пусть побесится, лучше будет… Пошли, да?

Наклонившись к экрану выключенного осциллографа, она «подправила» губки.

Был теплый, тихий вечер после знойного дня. За все время стендовых Владислав и Лиза так рано домой возвращались впервые. В скверах гуляло много народа. Бегали ребятишки. Пенсионеры, все в одинаковых соломенных шляпах, «забивали козла». Закричали, заспорили.

— Что ты ставишь-то?! Что, у тебя тройки нет? — рассерженно кричал один.

— Что-о? — приложив к уху ладонь кулечком, спрашивал другой.

— Говорю, что, у тебя тройки нет?

— Откуда у меня тройка? У меня — во! — показал напарнику кукиш.

— Что-о? — Напарник надел очки, чтобы лучше рассмотреть, что ему показывают.

У дверей кафе-мороженицы, куда они пришли, стояла очередь. Поэтому пришлось подождать, пока их впустят. За одним из столов нашлось два свободных места.

— Вы не возражаете, если я подставлю еще стул? — спросил Неделин у двух парней, которые сидели за столом.

Те промолчали. Что означало: ставь, нам-то какое дело. Оба они были в ярких рубахах. Рукава закатаны. У одного на запястье тоненькая цепочка. У другого такая же цепочка на шее. Парни явно скучали. Перед ними стояла лишь пепельница, в которую они изредка щелчком стряхивали пепел с сигарет. Переговаривались, произнося слова с длительными паузами, будто сидели тут неделю и ужасно надоели друг другу.

— Повезло Греку…

— Пошто?

— Гвоздь в руку засадил. Заражение. Вчера палец оттяпали…

— Я вчера рубль потерял.

— Ну-у?

— Ага.

— Пять кило картошки.

За соседним столиком тесным кружком сидело несколько офицеров-летчиков.

— Простите, у вас не найдется прикурить? — обратился один из них к Рае. Она оказалась с ним рядом.

Рая сделала движение плечиками, бровки подпрыгнули и настороженно замерли.

— Я почему спросил. У современного человека большие стрессовые перегрузки. И многие женщины курят… У вас красивые кудряшечки. Как сушки. В них так и хочется просунуть пальчик. Природные такие или делаете в парикмахерской?.. Может, закурите?

— Она не курит, — резко сказала Лиза.

— А-а… Простите.

— Что ты! — напустилась на нее Рая. — Пусть, пусть ухаживает! Это даже интересно!

И только теперь парни за столом взглянули на Раю.

— Повезло Греку.

— Пошто?..

— Вчера рубль восемьдесят нашел…

Неделин решил взять еще по сто граммов мороженого. Тем временем парни ушли. На их стулья сели парень и девушка. Оба очень молодые. У него только начинали пробиваться усики. А она была моложе его на несколько лет. Еще совсем девочка. Они шушукались.

— Ты что будешь, Наташка?

— Да ничего. Мне ничего не надо.

Лиза что-то рисовала на бумажной салфетке.

— Да брось ты! — напустилась на нее Рая. — Можешь ты забыть об этом на один вечер?!

Паренек с девушкой еще пошушукались, и он ушел.

— Нет, что-то мне непонятно! Вот посмотри, — попросила Лиза Владислава.

— Дома. Сейчас действительно не место. Ешь мороженое.

Лиза сидела задумавшись и что-то рисовала на тающем мороженом ложечкой.

Вернулся паренек, принес две розетки с мороженым.

— Да ты что?! — воскликнула девушка. — Ну даешь, Смородин! Я же говорила, что у меня горло болит.

— Ты, Наташка, только скажи, чего взять, я все возьму. Скажешь?

— Скажу.

Склонившись к столу, прикрывшись от посторонних, девушка посматривала на паренька, сразу пряча глаза, чтоб не рассмеяться.

Летчик опять обратился к Рае.

— Вы извините, что я вам мешаю. Я вам, наверное, уже надоел?

— Нет, нет.

— Отчего у вас подруга такая серьезная?

— Одну минутку!.. Я сбегаю позвоню!

— Ну и как? — спросила Лиза вернувшуюся Раю.

— Все в порядке. Маленько угомонился.

Летчики садились в такси, когда Владислав и Лиза с Раей вышли из кафе.

— Вам куда? — спросил летчик Раю.

— На Цветной бульвар.

— Нам по пути. Садитесь, подвезу.

— Ты что? — ужаснулась Лиза.

— Пусть, пусть раскошелится на три рубля, если такой богатый! — Рая проворно вскочила в открытую дверцу машины. — Чао!

Вернувшись домой, Владислав сразу же лег спать. Все же устал с дороги. Сквозь дрему слышал, как Лиза сказала:

— Послушай, может поэтому не получается?

Утром, войдя в стендовую, Неделин увидел Журавлева. Тот приехал в шесть утра и с вокзала направился сюда. Журавлев сидел на высоченной, как в баре, табуретке, изготовленной специально для электромонтажников, чтоб, став на нее, можно было заглянуть в борновую колодку, расположенную сверху корпуса прибора. Сидел, закинув ногу на ногу, похожий на рыболова. Рядом суетился Шурик, что-то замеряя в приборе. Называл какие-то цифры, а Журавлев заносил их в тетрадь, положенную на колено. Поднял голову, когда Лиза остановилась рядом и поздоровалась.

— А-а. Здравствуйте. — Неделина так и не заметил.

Увлекшись своим делом — начались испытания разных приборов и дисплей постоянно находился в работе, — Неделин забылся, и, когда к нему подошла Лиза, было уже предобеденное время.

— Ничего не понимаю, — взволнованно сказала она. — Он почему-то не стремится устранить дефект, а еще увеличивает, — кивнула в сторону Журавлева. — Ничего не понимаю.

Неделин взглянул на Журавлева. Тот ерзал на табуретке, возбужденный. И всем своим видом как бы подсказывал Рае и Шурику, которые что-то перепаивали в усилителях: «Давай, давай!»

Вместе с Лизой Владислав подошел к Журавлеву.

— Вы уже приехали?! — Тот встал с табуретки и пожал Неделину руку. — Знаете, одно любопытнейшее явление. Его еще надо проверить. Многое надо посмотреть. Но знаете… Если это так…

Возле них оказался Жарков.

— В чем дело? У вас тут все развалено. Вы задерживаете других.

— Кропотов еще не появился? Мне с ним надо поговорить. Одна любопытная вещь…

— Николая Федоровича срочно вызвали в Москву.

— Надолго?.. Слушайте, может мы с вами решим?

— Лучше с ним!

— Тогда чего ж вы тут стоите, морочите голову! — вспылил Журавлев. — Сами ничего решить не могут. И морочат голову, отнимают драгоценное время!

— Обеденный перерыв, — подсказал Шурик Журавлеву.

Журавлев посмотрел на свои «баки».

— Обед? Ладно, прервемся, — сказал Журавлев.

— Вот, понимаешь, он всегда такой, — говорила Лиза Владиславу, когда они сидели в столовой. — Если пришла какая-то мысль, он ничего больше не замечает. А я никак не могу понять… что он увидел?

На работу в институт Журавлева пригласил сам Александр Александрович Щеголев.

Говорят, что каждый человек рождается с какими-нибудь способностями. Только надо их вовремя рассмотреть, не дать зачахнуть.

Чтобы быть хорошим инженером, надо иметь какой-то свой особый дар, так же как для того, чтобы стать композитором, поэтом. Композитор понимает музыку, поэт улавливает рифму. Но это еще не все! Каждый из них — творец.

О талантливом инженере говорят, что он «все улавливает животом». Теоретические знания — хорошо. Но их еще недостаточно.

Самый феноменальный пример здесь — Майкл Фарадей, создатель учения о магнитном поле. Правило «буравчика», «правой» и «левой» руки. Додуматься до того, чтобы представить магнитные силовые линии в виде резиновых трубочек! Это же смешно! Сейчас Фарадея с такой теорией и близко бы не подпустили ни к одному техническому журналу. Но ведь и на сегодняшний день не придумано ничего нагляднее, проще и лучше. Это — гениально!..

Журавлев родился в глухой приуральской деревушке, где и электричества-то не было. Но со школьных лет полюбил радиотехнику. Когда учился в седьмом классе, ему попалась брошюра еще довоенного выпуска: «Как построить детекторный приемник?», невесть каким образом оказавшаяся у них. Журавлев прочитал ее. И загорелся желанием сделать приемник. Еще не понимая, что такое конденсатор, индуктивность, соленоид. Подговорил своего приятеля Сеньку. Вместе начали делать. Мотали катушку. Паяли. Немножко им помог учитель физики той школы, в которую они ходили семь верст через тайгу. Достал детектор. Соорудили высоченную антенну.

И совершилось чудо! Приемник заговорил. Полушепотом. В наушниках дребезжало и скрипело, когда играла музыка. Их клали в кастрюлю, чтобы было слышно погромче. Слов почти не разобрать, шепелявит кто-то. Однако какое это было событие!

Правда, приемник работал недолго. Сенька чихнул, и приемник умолк. Журавлев дал Сеньке хорошего подзатыльника. Но Сенька не обиделся, оправдываясь, что «засвербило в носу».

По окончании школы Журавлева призвали в армию. Он служил радистом. Демобилизовавшись, приехал в Ленинград. Работал на заводе. Женился на женщине, у которой было двое детей. И у них через год родился ребенок. С деньгами стало туговато. Перешел в радиоателье.

Вот там-то и встретил его Щеголев. Как-то на день рождения ему родственник подарил японский транзисторный приемник-магнитофон. В приемнике были приняты, казалось бы, все меры по «защите от дурака». Штекера разного размера и конфигурации, вставишь только в свое гнездо. Но все-таки нашелся кто-то, кто сунул антенный ввод в электросеть. И приемник вышел из строя. Конечно, Александр Александрович мог бы обратиться за помощью к кому-либо из своих подчиненных, опытных настройщиков. Но он никогда не практиковал этого. А самому же заняться ремонтом было просто некогда. Александр Александрович зашел в несколько радиоателье, но приемник нигде не брали. Он был новой, еще незнакомой модели, не имелось схемы, а к тому же все детали в приемнике были выполнены внешне одинаковыми и не имели маркировки. Очевидно, это специально делалось фирмой, чтоб избежать заимствования. Всюду в ателье следовал один и тот же ответ. Но в одном из них, когда Александру Александровичу отказали в очередной раз, остановившийся возле приемщика мастер сказал в раздумье:

— Может, покажем Журавлю?

Пришел долговязый, нескладный парень. Осмотрел приемник, поинтересовался, в каких диапазонах работает, каково было качество звучания, задал еще несколько вопросов и предложил Александру Александровичу:

— Оставьте, я взгляну. Ничего не обещаю. И быстро это не получится. Но я посмотрю.

Через неделю, проезжая мимо, Александр Александрович заглянул в ателье, и, к его удивлению, приемник оказался отремонтированным.

— Как это вам удалось? — спросил Александр Александрович парня. — Ведь не было схемы!

— Пришлось весь монтаж прозвонить и схему составить.

— Там не были промаркированы элементы!

— Да. Каждый требовалось выпаивать и замерять.

— Это при печатном-то монтаже!

— Иначе не обойтись. Знаете, у них там оказалась одна интересная новинка…

Александр Александрович, сам опытный инженер, понимал, что это за работа: составить схему да еще замерить номиналы всех элементов.

— Переходите к нам, в НИИ, — предложил он парню.

— Кем? У меня большая семья. И жена часто болеет. Нужны деньги.

— Ведущим инженером.

И Журавлев перешел. Одновременно он поступил на вечернее отделение в Электротехнический институт. А уже через полтора года, хотя у Журавлева еще не было инженерного диплома, его назначили начальником лаборатории.

Однажды произошел такой казус.

Журавлев сдавал экзамен по одному из радиотехнических предметов. И, отвечая на вопрос, сказал что-то, что экзаменатору показалось сомнительным. Тот заметил, что так не может быть.

— Почему же?! — возмутился Журавлев и стал доказывать, что только так и должно быть. Они заспорили. — Да это же каждому дураку ясно! — забывшись, в споре воскликнул Журавлев, желая этим сказать, что вопрос-то совершенно очевиден.

— Вот пусть у вас и принимает экзамен умник, если я дурак, — обиделся экзаменатор.

— Да я вовсе не хочу сказать, что вы дурак. Но все, о чем я говорю, мы в лаборатории проверили.

— Кем вы работаете?

— Начальником лаборатории.

— Гм!.. — Экзаменатор принялся вновь обсуждать вопрос, теперь уже во всех подробностях. И наконец, после долгих дебатов, согласился с Журавлевым. В зачетке Журавлева появилась пятерка.

Рабочая смена закончилась полтора часа назад. Неделин уже собрался уходить домой. К нему подошла Лиза.

— И я с тобой. Нас сегодня шеф отпустил. Занялся какими-то расчетами. Сказал, что мы можем идти.

— Это хорошо.

— Вас в «комнату отдыха», к городскому телефону, — позвал Лизу Шурик.

— Меня?

Через минуту она вернулась.

— Это тебя, — сказала Владиславу.

Звонила Франциска Федоровна, приятельница Лизы. Она работала в бывшей лаборатории Кропотова. Жила в соседнем с Неделиными доме.

— Владислав, ты? Лиза сказала, что вы собираетесь домой. Как хорошо, что застала! У меня испортился телевизор. Сегодня показывают Калягина. Его творческий вечер. Я вместе с Калягиным училась в школе. Очень хочется посмотреть! Я тебя прошу! Я просто умоляю, взгляни, что с телевизором?

Она кричала так громко, что ее голос, казалось, слышно не в трубку, а в открытое окно.

Пришлось согласиться.

Франциска Федоровна окончила Электротехнический институт, но панически боялась электричества. Как ни странно, это свойственно не только ей, а большинству женщин-радиоинженеров. На работе они могут и разрабатывать, и настраивать сложные электросистемы, но дома что-то с ними происходит. Это трудно объяснить. Для Франциски Федоровны понятно: она уже много лет занималась только «чистой» математикой, имела дело с интегралами. И сама она внешне походила на знак интеграла, такая же тонкая, вытянутая. Вечно что-то теряет, спешит, оглядывается. Когда говорит, машет кистями рук так, словно дирижирует. Она была незамужней, хотя многие ее ровесницы уже имели внуков.

Лиза не пошла к Франциске Федоровне. Только попросила, чтобы Владислав, по возможности, долго не задерживался. Он понимал, что ей хочется побыть одной, поразмышлять, потому что вся она мыслями была там, на стендовых. И поэтому не стал настаивать.

Франциска Федоровна ждала Неделина. Сразу же открыла дверь, едва он коснулся кнопки звонка.

— Проходи, снимай ботинки.

— Зачем? Я просто вытру ноги.

— Как? — опешила Франциска Федоровна. Она смотрела на Неделина, полагая, что он шутит. Но он не шутил.

— Они у меня чистые. Я вытру их еще раз. Вот так.

Неделин терпеть не мог, когда ему предлагали снимать ботинки. Эта дурацкая мещанская мода появилась десяток лет назад. Прежде ее не было. В ней есть что-то унизительное. И уж совсем нелепо, когда снимает туфли женщина. Она специально подбирала их к платью и вдруг шлепает в больничных тапочках, сразу обезобразив себя, став коротконогой. Не у всех же женщин ноги как у Марики Рок.

Неделин чувствовал себя без ботинок как овчарка, которой отрубили хвост. Поэтому он сразу же «завелся»:

— У вас работает телевизор или нет? Если не работает, давайте чинить, а то сейчас начнет выступать Калягин, который с вами учился в одной школе.

Он впереди Франциски Федоровны прошел в комнату. Ботинки все же столкнул в коридоре, потопал в одних носках, хотя Франциска Федоровна и шла следом, предлагая:

— Вот тапочки.

Комната напоминала музей. На полированной мебели ни пылинки. Стулья расставлены в ряд вдоль стены. Не хватало только веревочки, натянутой вдоль них, и таблички с надписью: «Не садиться».

Неделин в эту минуту желал, чтобы телевизор испортился так, что его вообще невозможно было отремонтировать. Но неполадка, к сожалению, оказалась пустяковой. Неделин устранил ее за пару минут.

— Сейчас будем пить кофе! — сказала Франциска Федоровна.

— Уж увольте!..

— Нет, нет, пьем кофе!

Франциска Федоровна из коридора вдвинула в комнату полированный низкий столик, положила на него и под ноги фанерки, чтобы, не дай бог, не капнуть на столешницу или лакированный пол кофе. И этим окончательно вывела Неделина из себя.

— Нет уж! — сказал он, перешагнув через стол, иначе было не выбраться. У Франциски Федоровны от ужаса расширились зрачки. — Я тоже хочу посмотреть Калягина! Я с ним вместе ехал в автобусе, он передал в кассу мои пять копеек. Побегу домой!..

Неделин вышел, весь кипя неприязнью. Он шел не глядя по сторонам. Его остановили.

— Вы?! — перед ним стоял Журавлев. — Вы-то мне и нужны! То не встречаемся по нескольку месяцев, то в одну неделю две встречи. Вы куда? Домой?.. Знаете что, время еще детское. Идемте со мной. Здесь недалеко есть одно местечко… — Неделина аж передернуло: недалеко была Публичная библиотека. — Тут коктейль-бар. Выпьем по коктейлю.

Теперь Неделин стоял в полной растерянности.

Они вошли в коктейль-бар. Народу здесь было всего несколько человек. У высокой стойки напротив бармена сидел бородатый парень, дальше — две девушки и два парня справа и слева от них. Все остальные места свободны. Журавлев и Неделин сели рядом с бородатым парнем. Заказали два коктейля с экзотическим названием «Соловьиная трель». Бармен подал им удлиненные, узкие стаканчики, на дне которых лежало по вишне.

— Знаете, мне пришла идея, — сказал Журавлев Неделину. — Вот послушайте… Построить систему таким образом… Вы понимаете, что это даст?

Он принялся объяснять Неделину, как это технически можно осуществить. Говорил возбужденно, а Неделин слушал его и думал: какой же это сейчас счастливый человек! Идея-то ведь действительно оригинальная. И ему в душе было несколько завидно, почему Журавлев, а не они с Лизой додумались до этого. Ведь были рядом, и чего-то чуть-чуть не хватило. Но вот в этом-то «чуть-чуть» и все дело.

Бородатый парень рядом разговаривал с барменом и, достав блокнотик, талдычил одно и то же:

— Андрей не заходил?.. Патейтоу, патейтоу.

— Нет, не заходил.

— И ты ему не звонил?.. Патейтоу. Патейтоу.

— Слушайте, ну что вы заладили! — раздраженно повернулся к нему Журавлев. — Поговорить не даете! Патейтоу — это картошка. Картошка!

— Клиент с пятнадцатой линии Васильевского острова, — многозначительно сказал парень бармену, указав на Журавлева, но про картошку больше повторять не стал.

— Будет нужен дисплей с новым видом развертки. Вы понимаете? — Неделин и сам подумал об этом. — Сделаете такой? Приходите завтра ко мне. У меня есть картотека по дисплеям. Янки и японцы понаделали бог весть что. Но по-моему, и у них еще нет такой системы.

Неделину доводилось бывать в кабинете Журавлева. Он однажды зачем-то заходил к Лизе, ее не оказалось на месте. Сказали, что она работает в соседней комнате. Журавлева в тот день в институте не было. Лиза сидела за его столом, чертила схему.

Кабинет был обычным. Современная мебель. Шкаф, в нем на полках книги, в ящичках — картотека. Но поразил Неделина и запомнился ему диван — старый, обтянутый кожей, потрескавшейся, словно корка на дыне. На нем по углам навалом лежали книги, раскрытые журналы. Неделин сел на диван, и тот вынырнул из-под него, словно он сел на борт находящегося на плаву баркаса. Цокнул о стену, чуть не сбросив Неделина на пол.

— Осторожно, — сказала Лиза. — Я забыла тебя предупредить о его коварных свойствах.

И сейчас, вспомнив про этот диван, Неделин замешкался с ответом.

— Заходите. Вдруг найдется что-нибудь интересное для вас.

Все в лаборатории знали особенность Журавлева: когда он работал, сидел, задумавшись, к нему лучше не подходить. Он сразу раздражался.

Действительно, может, в это мгновение у него зарождается какая-то новая идея. И ты его собьешь с мысли. Она перескочит, как патефонная иголка, на другую дорожку и на эту не возвратится.

Однажды он прогнал секретаря начальника отдела Веру Васильевну.

Это была самоуверенная, решительная дама. Есть такие люди, которые полагают, что им все дозволено, можно не считаться ни с чем. И главное, все почему-то стесняются их одернуть и тем поощряют эту самоуверенность.

Вера Васильевна позволяла себе во время совещания войти в кабинет начальника, на полуслове оборвав выступавшего лишь потому, что она принесла какой-то документ второстепенной важности, который мог бы полежать, подождать. Все присутствующие ждали, когда Вера Васильевна перестанет шуровать документом на столе у начальника, выйдет, и только после этого выступавший продолжал говорить.

Вот так же и в тот раз Вера Васильевна пришла к Журавлеву, когда он сидел за своим столом, выставив на противоположную сторону ноги, грохнула на стол принесенную папку.

— Что это? — поднял голову Журавлев.

— Копия приказа по институту о соблюдении противопожарной безопасности. Прочитайте и распишитесь.

— Я потом прочитаю и вам верну.

— Мне надо показать еще многим начальникам.

— Но я сейчас занят, подождите.

— Ждут только прибытия поездов.

И вот тогда Журавлев вспылил. Он поднялся, сунув руки в карманы брюк. Побагровел. Какое-то время читал приказ, убеждаясь в отсутствии всякой срочности. И это окончательно вывело его из себя.

— Слушайте, вы мне мешаете. Выйдите вон.

— Что? Вы мне? — опешила Вера Васильевна.

— Да. Что вы врываетесь?! Лаборатория — это храм, а не телячье стойло.

— Ну, знаете! — Вера Васильевна, схватив бумаги, выскочила.

Потом она рыдала на лестничной площадке и объясняла всем останавливавшимся возле нее, что «этот хам» ее оскорбил. Она ему выцарапала бы глаза, случись это в коммунальной квартире.

— Представляете, весь побледнел, руки в карманах брючишек! — кричала Вера Васильевна. — Нет, этого я ему не прощу! — Грозилась жаловаться начальнику отдела, в местком, в партком.

И она действительно пожаловалась начальнику, закатив у него в кабинете такую истерику, требуя, чтобы Журавлев тут же, немедля, перед ней извинился, что начальнику пришлось вызвать Журавлева.

— Он назвал меня скотиной!

— Я? — удивился Журавлев. — Я этого не говорил.

Начальник отдела после жалел, что смалодушничал и пригласил Журавлева. Ничего путного из этого не вышло.

Памятуя тот случай, все сейчас старались не тревожить Журавлева. Он сидел на своей высоченной табуретке, что-то проверял в приборе. Впрочем, если кто-то и проходил мимо, Журавлев не замечал. Лишь бы к нему не обращались.

— Не пойму, что он делает, — подошла к Владиславу Лиза. — Затеял перепайки во всех усилителях. А уже пришли члены приемной комиссии, сидят в «комнате отдыха». Мы сегодня должны начать предъявление изделия. Не понимаю…

Леня Жарков прыгал в другом конце стендовой.

От непомерного возбуждения он вскакивал на табуретку, заглядывал в борновые колодки приборов и спрыгивал на пол.

— Слетит моя голова! Бедная моя голова! — Он хватался за нее, словно пытался ее удержать. — Пришел заказчик. Что делать? Что, что, что?

Ему хотелось немедленно поговорить с Журавлевым, но он опасался.

Выручил, как и обычно, Шурик. Вырубил электропитание. Вроде бы всего на минуточку.

— Что происходит? — убедившись, что напряжения нет, распрямился Журавлев. — В чем дело?

— Пришел заказчик, — воспользовавшись этим, тотчас оказался возле него Леня. — Вы затеяли большие переделки. Это задержит всех.

— Но даст возможность проверить идею. Сэкономим до года, если задержим на два-три дня. В целом такой выигрыш.

— Ох, слетит моя голова!

— Что вы кликушествуете? Послушайте, да вам лечиться надо, вы просто псих!.. Вы ко мне? — увидел Журавлев стоящего рядом Неделина. — А-а, я же обещал вам подборку по дисплеям! — вспомнил он. — Идемте.

У Журавлева и верно оказалась интересной подборка. Многие статьи Неделин но только не видел, даже не слышал о них. Где их Журавлев выкопал!

— Садитесь за мой стол, — предложил Журавлев. — Занимайтесь. — Сам он ходил по комнате, иногда останавливаясь возле стола, заглядывал в журнал со своей двухметровой высоты. — Это любопытная статья.

В дверь постучали. В кабинет вошел розовощекий мужчина, начальник АХО. Из-за него из коридора заглядывало двое в синих халатах и кепочках. У одного из них за ухо был заложен карандаш.

— Вот этот, — обращаясь к ним, указал начальник АХО на диван. — Мы заберем его у вас, — сказал он Журавлеву. — Дадим новый.

— Зачем? Не надо, — возразил Журавлев. — Мне на нем удобно. Книги и журналы — все под рукой.

— Мы дадим вам более красивый, современный.

— Послушайте. — Журавлев уже начал раздражаться. — Мебель для чего? Чтобы нам было удобно работать или для того, чтобы было красиво? Если хотите, чтобы было красиво, поставьте в вестибюле пальму!

— Ладно, — кивнул начальник АХО тем двоим, и они вышли.

Когда Журавлев разговаривал с начальником АХО, кто-то позвонил.

— Заходите, — сказал в трубку Журавлев.

И в кабинет не вошла, а влетела Франциска Федоровна. Она, как и всегда, как будто куда-то спешила и, пробегая мимо, заскочила на минутку. Прижимая локтем, тащила пачку бумаг.

— Я произвела расчеты по вашему техническому заданию.

Положила пачку на стол. Неделин встал, чтобы освободить стол Журавлеву, но тот сказал:

— Да сидите, сидите! — и сел на коварный диван, который вроде бы уважительно подвинулся к стене.

Журавлев начал просматривать принесенные Франциской Федоровной бумаги. Не вставая, брал их со стола. Он легко мог дотянуться. Сначала смотрел внимательно, подолгу вчитываясь в каждый лист, затем стал перекладывать их все быстрее и наконец, не досмотрев, положил всю пачку на стол.

— Слушайте, это чушь!

— То есть? — замерла Франциска Федоровна.

— Так не может быть.

— Я проверяла. Пересчитывала дважды. Я считала по формулам, приведенным в монографии Сергея Петровича Сурова.

— Значит, формулы не верны!

— Вы полагаете, что профессор Суров ошибается?

— Не знаю. Но вы-то чувствуете, что так в принципе не может быть? Не может — и все.

— Значит, профессор Суров…

— Да что профессор Суров бог, что ли? Сами-то вы что, лыком шиты? Выведите формулы заново.

Франциска Федоровна сгребла бумаги и вышла, в дверях чуть ли не столкнувшись с пареньком, который заглядывал в кабинет.

— Разрешите? — сказал он Журавлеву, который явно его не слышал, был возбужден разговором с Франциской Федоровной.

— Приносят тут всякую чушь! Отнимают время!

Паренек, сконфузясь, остановился, решив, что все это относится к нему.

— Я вам звонил. Просил разрешения зайти. Вы сказали, что заходите.

А Неделин глянул на него и сразу узнал в нем Смородина, который сидел с ним в мороженице за одним столиком. Они поздоровались.

— Я заканчиваю приборостроительный техникум. У вас в институте на практике. Пишу диплом, — обращаясь к Журавлеву, продолжал Смородин. — И у меня возник вопрос. По усилителям. Мне сказали, что лучше всего обратиться к вам.

— Пожалуйста.

Неделин перешел к книжному шкафу, перебирал там картотеку. А они сели к столу. Журавлев положил перед Смородиным карандаш. Смородин принялся что-то рассказывать.

Занятый своим делом, Неделин не прислушивался к тому, о чем они говорили. Изредка взглянув, видел, как они сидят, словно два шахматиста, обдумывающие шахматный этюд. Смородин — чуть отодвинувшись от стола, так как его выталкивали колени Журавлева. Так они сидели долго.

Наконец Смородин, словно опомнившись, взглянул на часы и сразу же вскочил.

— Извините, я вас задержал. Отнял у вас время. Извините.

— Да ничего, — сказал Журавлев. И по тому, как это было произнесено, чувствовалось, что ему нисколько не жалко потерянного времени. — Вы не оставляйте эту идею. Вас куда направили на практику?

Смородин назвал отдел.

— Слушайте, да у них вам совершенно нечего делать! Что вы! Переходите к нам.

Не дожидаясь ответа, Журавлев снял трубку, набрал номер отдела кадров.

— Добрый день, говорит Журавлев. Вы занимаетесь распределением молодых специалистов на практику?.. Там у вас есть паренек из Приборостроительного техникума, Смородин. Так направьте его к нам… Да при чем тут он мой родственник или не родственник? Какое имеет значение? Просто толковый человек, — начал раздражаться Журавлев. — Ну и что из того, что обещали Белову? У них отдел серийного освоения. Направьте ему туда двоих других.

Смородин, смущаясь, стоял у дверей, не зная, удобно сейчас уйти или нет.

— Спасибо, — сказал Журавлеву и вышел.

Но Журавлев уже не слышал этого. Он взглянул на свои «баки».

— Четверть третьего? Неужели? — потряс часы, послушал, идут ли. — Я — на стендовых.

Он совсем и позабыл, что Неделин из другой лаборатории и находится здесь почти случайно.

Просмотрев картотеку и выписав, что его заинтересовало, Неделин ушел, закрыв кабинет и оставив ключ в дверях.

Лиза вернулась домой в девятом часу. Взволнованная.

— Не знаю! — сказала она. — Он все переделал. Комиссия сидит в «комнате отдыха». Тоже как на сковородке. Кропотов приезжает завтра. Звонил из Москвы, интересовался, как дела. Лене дал такой разгон, что тот бегал по стендовой: «Ай-я-яй! Ай-я-яй!» Чуть сам себе не оторвал голову… Что будет, что будет?!..

На девять часов всех ответственных исполнителей основных приборов вызвали к Кропотову в кабинет. Неделин вошел в свою комнату, а ему все находящиеся здесь закричали:

— Беги скорее! Тебе несколько раз звонила секретарь директора, просила передать, что тебя ровно в девять ждут в кабинете директора.

Без четырех минут девять в кабинете директора все были в сборе. Здесь же присутствовали Леня Жарков и Журавлев.

Леня прыгал то в кабинет, то обратно в приемную — скок, скок! — где секретарь что-то печатала.

— Кончив, сразу на подпись. Один экземплярчик мне, — распоряжался Леня.

Журавлев был не только спокоен, но даже весел. Здороваясь со всеми, приветливо кивал.

Директор же был мрачен. Сидел за столом. Волосы сухие. В первый раз за многие месяцы он приехал в институт не на велосипеде, а на ЗИЛе. Не поднимая от стола головы, молча, кивком, отвечал на приветствия. Ровно в девять отложил авторучку, посмотрел на присутствующих:

— Я пригласил вас затем, чтобы узнать, кто давал распоряжение на переделку в приборах?

Спросил это, обращаясь вроде бы ко всем, но все понимали, что вопрос относится только к Журавлеву.

— Да, собственно, никто. Они сами собой разумелись, — ответил Журавлев. Пододвинул стул к столу и принялся излагать пришедшую ему идею. Говорил с тем запалом, когда рассказчик твердо уверен, что и слушатель порадуется тому, что услышит.

— Но вы хорошо знаете, что срок окончания стендовых является строго установленной товарной позицией института.

— Задержим на два-три дня, в дальнейшем эти дни наверстаем. Впереди еще заводские испытания. Время есть! Эта задержка позволит сэкономить полгода-год. Не надо делать новый экспериментальный образец, чтоб проверить идею.

— Это товар главка.

— Думаю, против этого и Александр Александрович не стал бы возражать.

— Вы не знаете всей ситуации в целом! Наше изделие ждут. Мы задерживаем работу других. Думаю, и Александр Александрович не дал бы разрешения. К тому же я не уверен, что предлагаемая система значительно лучше, чем разработанная.

— Вы серьезно?.. — насторожился Журавлев, недоуменно глядя на директора. — Нет, это вы серьезно?..

Директор молчал. Возможно, он сказал все это в запале. Неделин не мог представить, чтобы директор, талантливый инженер, не понимал преимуществ системы, которую предлагал Журавлев. Очевидно, здесь решающую роль сыграло иное. Ведь разработанная система была первым крупным изделием для Кропотова, в которое он вложил всю душу.

Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Директору сразу бы сказать что-то, смягчить ситуацию. А он промедлил, по неопытности упустил момент.

Журавлев сидел растерянный, огорошенный. Пауза затягивалась. И Журавлев краснел все больше и больше.

— Да нет, вы ничего не понимаете! — сказал он. — Как же вы возглавляли лабораторию поиска перспективных направлений, если ничего не понимаете? — Журавлев поднялся, осмотрел всех с детской беспомощностью и сказал с обидой и жалобой — даже голос у него стал писклявым: — Товарищи, да он ничего не понимает… Тогда мне здесь делать нечего.

И вышел.

Все чувствовали себя неловко. Директор тоже покраснел, наклонился к столу.

— Будем предъявлять изделие комиссии поприборно. Все переделки — восстановить. Все могут быть свободны.

С обеда начала работать приемная комиссия.

А на другое утро появился приказ по институту:

Вера Васильевна лично вручила приказ Журавлеву, попросила расписаться, хоть это и не требовалось.

А часа через два к Владиславу прибежала взволнованная Лиза.

— Он увольняется!

Журавлев подал заявление с просьбой уволить его по собственному желанию, и директор заявление подписал.

— Да не может быть!

Эта новость мгновенно разошлась по институту. В стендовой сейчас говорили только об этом. Большинство было на стороне Журавлева. И все дружно ругали Жаркова, говорили, что его вина, он наябедничал директору. Иначе так директор не поступил бы.

Но нашлись и такие — правда, их оказалось немного, — кого не очень-то взволновал уход Журавлева.

— Подумаешь, ему что-то сказали! Из-за этого — убегать! — говорила Рая. — Да если бы я каждый раз убегала, когда мне муж что-то говорит, я бы, наверное, уже дважды по экватору земной шар обежала!

Вера Васильевна с гордым видом победителя ходила по институту, стараясь попадаться всем на глаза.

— Я это предвидела. Наконец-то институт очистится от всякого мусора.

В этот день Лиза после работы не осталась на стендовых, сразу по окончании смены пошла домой.

— Ай, ну их!

И дома ходила молчаливая. Владислав старался не обращаться к ней, чтоб не раздражать.

По телевизору транслировали футбольный матч любимых команд Владислава: «Зенит» — минское «Динамо», но он телевизор даже не включил.

В восьмом часу позвонила Франциска Федоровна.

— Владислав, ты дома? Ты мне очень нужен!

— Что, испортился телевизор? Опять Калягин?

— Нет, сегодня другая программа. Если ты не можешь, я сама приду к тебе.

— С телевизором?

Но Франциска Федоровна сейчас не воспринимала никаких шуток.

— Мне хотелось бы, чтобы пришли ты и Лиза. Я вас буду ждать.

Франциска Федоровна начала говорить, когда они еще стояли на лестничной площадке.

— Этого нельзя допустить! Надо немедленно что-то делать! Вы слышали, он подал заявление с просьбой его уволить? Нельзя, чтобы он ушел! Ни в коем случае! Это мозг института. Он недавно «завернул» меня с расчетами, сказал, что в формулах, выведенных профессором Суровым, допущена ошибка. И оказался прав! Надо что-то предпринимать!

После долгих разговоров они наконец решили, что завтра же пойдут к директору и попытаются убедить его переговорить с Журавлевым, чтобы тот остался.

Их собралось человек шесть-семь.

Еще накануне Франциска Федоровна позвонила директору домой и договорилась, что он примет их полдевятого.

Он сидел за своим столом, волосы сухие. И у вестибюля не стоял директорский ЗИЛ, — значит, он приехал на трамвае.

Все переговоры вели Франциска Федоровна и Лиза.

Франциска Федоровна, кажется, не успокоилась еще со вчерашнего вечера. От возбуждения она не могла сидеть; стоя перед столом директора, размахивала руками. Она говорила то же, что и накануне Владиславу с Лизой. Нельзя допустить, чтобы Журавлев ушел, это было бы слишком большой потерей для института.

Очевидно, директор и сам понимал, что поспешил, погорячился, испытывал угрызения совести. По инерции неуверенно отвечал:

— Теперь уже поздно.

— Заявление у Журавлева еще на руках. Обходной лист не подписан. Доброе дело никогда не поздно сделать!

— Ладно, — наконец сказал директор решительно. — Пусть он ко мне зайдет, поговорим и будем считать, что конфликт исчерпан.

Лиза, Франциска Федоровна и все остальные поблагодарили директора, веселой, оживленной группой вышли из кабинета. Дело было улажено.

— Только ни в коем случае нельзя допускать, чтобы они разговаривали наедине. Надо обязательно пойти вместе с Журавлевым, — в коридоре возбужденно говорила Лиза.

Теперь оставалось главное: уговорить Журавлева.

Журавлев сидел на диване у себя в кабинете. Руки сцеплены в пальцах на коленях. И кажется, в первый раз ничего не делал. Удивился, когда в кабинет явилась такая большая группа людей.

— Мы сейчас были у директора и хотим просить вас, чтоб вы не увольнялись, — начала Франциска Федоровна.

— Это невозможно, — сказал Журавлев, поднимаясь. — Да что вы, товарищи! Он же мальчишка, ничего не понимает!

— Он осознал свою ошибку, просил, чтобы вы заявление выкинули и просто зашли к нему поговорить.

— Невозможно!.. Сегодня он не понял это, завтра не поймет еще что-нибудь. Что вы?!

— Мы просим вас сделать это не для себя, для нас. Вы нужны нам всем.

Франциска Федоровна обернулась к присутствующим, и все разом заговорили, горячо убеждая Журавлева.

— Да махните вы на все рукой! Человек может по молодости и неопытности сделать ошибку. Но ведь вы-то нужны нам, нам! Мы все, все просим.

— Ну хорошо, — сказал Журавлев. — Раз вы меня просите, я пойду к нему. Товарищи, спасибо вам, — растроганно произнес он плаксивым голосом. — Я знаю, что я человек тяжелый, некоммуникабельный. Но я никогда и не подозревал, что у меня столько друзей! Спасибо!..

— Только вы там, если он будет что-то говорить, не обращайте внимания. Потешьте его самолюбие, — внушали Журавлеву обрадованные Лиза и Франциска Федоровна. — Вы уж держитесь.

— Хорошо, я буду нем как статуя! Пусть он несут, что хочет, я буду молчать.

Директор, сразу же отложив все другие дела, принял их. Он тоже был оживлен. Все расселись на стульях, расставленных в ряд вдоль стены.

— Садитесь поближе к столу, — предложил директор. — Вот так, тесной кучкой.

Он не знал, с чего начать.

— Вы когда собираетесь в отпуск? — спросил он Журавлева лишь для того, чтобы что-то спросить.

— В июле.

— Куда-нибудь поедете иди будете здесь?

— Собираюсь поехать в Крым. — Журавлев назвал портовый город. — Мы уже несколько лет ездим туда. Моя жена тяжело больна, и ей врачи рекомендуют отдыхать только там. И знаете, верно: как съездит, ей становится лучше. Мы уже много лет останавливаемся там в приморском поселке. У одних и тех же хозяев снимаем комнату. Так привыкли к ним, будто к родным. Такие славные люди.

Вот тут бы встать всем, поблагодарить директора, что он их принял, да и удалиться. Это Неделин, как и все остальные, понял позднее. Но момент был упущен.

— Мы там после стендовых будем проводить натурные испытания, — сказал директор. — Можете поехать в командировку и взять жену с собой. Она у вас работает?

— Нет.

— Тогда вам это будет удобно… Но, между прочим, мне все-таки кажется, вы несколько преувеличиваете преимущества предлагаемой системы.

— Как? — поднялся Журавлев. Подошел к столу и наклонился над ним.

Директор рисовал что-то, пояснял свои сомнения. Журавлев смотрел сбоку, засунув руки в карманы. Кисти умещались в карманах только по большой палец.

— Да чушь все это!

— Почему же «чушь»? — Директор принялся перечислять положительные стороны той системы, «своей», которая проходила испытания. — Это почти то же самое!

— То, да не то! Новая система перекроет все эти данные за глаза и за уши.

— Сомневаюсь! Что перекроет — согласен. Но вот чтобы так!

И директор еще торопливее принялся что-то рисовать, схватив сразу несколько листов бумаги.

Журавлев постепенно багровел. И напрасно Франциска Федоровна и Лиза дергали его за пиджак, он ничего не замечал, сопротивляясь, упрямо тянулся вперед.

— Да нет, вы ничего не понимаете! — наконец досадливо воскликнул Журавлев, — Я сюда шел, думал, вы поняли.

— Товарищи, он ничего не понимает! — обернулся Журавлев к присутствующим. Сказал это с такой обидой, будто его обманули, зазвали, а на самом деле — вот! — Не-ет! Я лучше уволюсь! Он ничего не понимает!

И Журавлев уволился…

Через неделю после его увольнения стендовые испытания закончились. Принятую комиссией аппаратуру отгрузили но месту назначения.

После стендовых всегда наступает некоторое затишье. Браться сразу же за новую большую работу не хочется, требуется некоторая передышка. Чтобы чуть-чуть отвлечься, передохнуть. Обычно занимаются такой работой, что в любую минуту можно и отложить.

Воспользовавшись этой небольшой паузой, в душе все еще переживая уход Журавлева, Неделин решил прикинуть, какую программу следует задать дисплею, если бы довелось реализовать предложенный Журавлевым способ построения системы. Для этого понадобилось подробнее рассмотреть ее построение. Засесть за специальную литературу. И чем больше он думал об этой системе, тем все больше она начинала ему нравиться.

Целыми днями Неделин просиживал в читальном зале технической библиотеки.

Зал выходил окнами в затененный двор. Во дворе росли тополя, полностью заслонив здание, отгораживающее двор от шумной улицы. По улице катили многотонные самосвалы, а здесь их почти не было слышно. Только чуть подрагивали стены. На освещенных местах во дворе желтели одуванчики. Через открытое окно в читальный зал залетали шмели с испачканными цветочной пыльцой лапками, погудев над столом, улетали обратно. На подоконник садилась коричневая бабочка, замирала на несколько секунд, вспархивала и, покружив, садилась опять.

В летние месяцы в читальном зале всегда бывало малолюдно. Сидело несколько аспирантов, забегал кто-либо из инженеров, чтобы заглянуть в справочник.

Рядом с Неделиным, заняв бумагами сразу два стола, трудилась Франциска Федоровна. Она напоминала пианиста, играющего одновременно на двух роялях. Металась от одного стола к другому. То припадала, быстро что-то перебирая, то откидывалась, вытянув руки, словно взяв величавый аккорд.

Она пользовалась с Неделиным теми же справочниками, поэтому часто оборачивалась к нему, словно в молитве, приложив троеперстие ко лбу.

— У тебя справочники заняты?

Ожидала, когда нужный справочник освободится. Вот в одну из таких пауз она и заинтересовалась:

— Чем это ты все время занят?

Неделину пришлось признаться.

— Вот как!.. Можно взглянуть, что у тебя получается? Значит, полагаешь, что такую систему следует делать? Она будет эффективнее?

— Да, мне так кажется. У нее есть свои определенные преимущества.

Кажется, Франциска Федоровна хотела еще что-то сказать, но к ним подошел Смородин.

— Можно к вам? — спросил он Неделина. — Мне посоветовал обратиться к вам Журавлев.

— Кто, кто?

— Он работает сейчас у нас преподавателем, ведет радиокружок, в котором занимаюсь и я. Мы решили построить одно устройство, где понадобится дисплей с определенным видом развертки. Журавлев сказал, что вы знаете, как такой дисплей сделать.

— А что это за система? — полюбопытствовал Неделин.

Смородин начал пояснять, своим рассказом подтверждая предположение Неделина.

— Вам не кажется, что система все-таки довольно большая и силами радиокружка едва ли ее можно сделать?

— Нам сначала так показалось. Но Журавлев сказал: не надо бояться. Не боги горшки обжигают. Мы хотим опробовать только отдельные узлы.

Им не пришлось поговорить. В читальню прибежал спортивный активист Юра Матавеев.

— Я тебя ищу! — атаковал он Неделина. — Надо пробежать трехкилометровку, выступить за отдел. Соревнование на первенство института. У нас в команде не хватает одного человека. Пробежишь? Между прочим, за отдел управления бежит директор! Записываю твою фамилию.

— Вообще-то, не хотелось бы.

— Три километра для тебя — пустяк! Ты занимался раньше бегом. Если будут отказываться такие, как ты…

По опыту Владислав знал, что от Матавеева, как и от любого из других спортивных активистов, просто не избавишься.

— Когда выступать-то?

— Сегодня вечером. Стадион «Красногвардеец». Сбор после смены у проходной.

— Кроссовки есть?..

— Будут!

— Форма?..

— Найдем!

Матавеев умчался так же стремительно, как и появился. Был — и нет!

По окончании работы напротив проходной собрались те, кто участвовал в соревновании. Здесь же толпились их многочисленные «болельщики». Отдельной группой стояли сотрудницы бухгалтерии, все примерно одного возраста и комплекции тех женщин, которых любил изображать на своих полотнах Рубенс. Розовощекие, с «завязочками» на руках, как у годовалых младенцев. Они шли посмотреть, как побежит директор. Его не было среди участников соревнования, но Матавеев сказал, что директор приедет прямо на стадион.

Лиза находилась в отгуле за отработанный выходной день, и Владислав решил позвонить ей, чтобы она не волновалась, если он задержится. Побежал к ближайшей будке телефона-автомата, но тот оказался занят. Ожидая, когда телефон освободится, Владислав присел на скамейку. На ней сидели две пенсионерки. Одна из них читала книгу.

— Что это вы читаете? — спросила ее соседка. — И так увлеченно?

— Про жизнь протопопа Аввакума.

— Интересно?

— А вот послушайте: «Тоже ин начальник, во ино время, на мя разсвирепел, — прибежал ко мне в дом, бив мя, и у руки огрыз персты, яко пес, зубами».

— Боже мой, какие люди были!

— «Аз же, поблагодаря бога, завертав руку платком, пошел к вечерне».

Телефон освободился, и Владислав не дослушал их разговор.

Лизы не оказалось дома. Владислав решил, что позвонит позднее. И направился на стадион. Он успел переодеться, для разминки пробежать пару раз вокруг футбольного поля, когда пришли и остальные.

Болельщики уселись на трибунах, заняв все передние ряды. Отдельной группой, букетом, расположились сотрудницы бухгалтерии, начали прихорашиваться, поправлять прически, достали из пудрениц пуховки. Позади трибун, заложив руки за спину, прохаживался главный бухгалтер, человек уже немолодой. Нервно посматривал на ворота.

Обычно, когда к нему приходили в кабинет завизировать отчет по командировочным расходам, он, угрюмый и молчаливый, сидел за своим столом в темных сатиновых нарукавниках, которые все в институте почему-то называли «семейными трусиками».

Но вот на стадионе появился директор. Главный бухгалтер двинулся ему навстречу. Что-то возбужденно говорил. Директор, остановившись, слушал, кивал. Затем они пошли рядом. Опять остановились — недалеко от Неделина.

— Это недопустимо! — нервничал главный бухгалтер. — Вы можете себе представить, чтобы побежал Александр Александрович? Директор — и, извините… без порток!

— Спасибо! — сказал Кропотов. — Я, к сожалению, сегодня не могу бежать, подвернул ногу. Сегодня просто придется «поболеть». Откровенность за откровенность. Я, как и вы, предпочитаю говорить только то, что думаю. Мне кажется, нам будет не сработаться. В нашем пансионате в Усть-Каменке освобождается место главного бухгалтера. Подумайте…

В читалку пришел лаборант и сказал, что Неделина вызывает директор. Этот вызов явился для Неделина неожиданностью. И уж совсем было неожиданным то, что сказал Кропотов.

— Я хочу предложить вам возглавить лабораторию Журавлева.

— Мне?

— Да. Наслышан, что занимаетесь проработкой системы, предложенной Журавлевым. Систему надо попробовать делать.

— Надо бы подумать…

Когда Неделин вернулся в читалку, Франциска Федоровна, отвернувшись, просматривала какой-то справочник. Неделин сидел в задумчивости, Франциска Федоровна не замечала его. Но неожиданно, не поворачиваясь, спросила:

— Согласился?..

Неделин растерялся.

— Это я тебя заложила… Я же вижу, чем ты занимаешься. Пошла к Николаю Федоровичу и настояла, чтобы такую систему официально начали прорабатывать. И проработку должен, я хочу сказать, должны возглавлять вы, — улыбнулась она. — В самом деле, не бабе же заниматься этим делом! Соглашайся. А я — ваш верный Санчо Панса. Вот тебе моя рука!..

Предложение директора было заманчивым. Неделину впервые представлялась возможность официально вести большую, интересную работу, к чему многие стремятся долгие годы. Были, конечно, тут и свои отрицательные стороны. Неделин, как и большинство «чисто» инженеров по складу характера, не любил заниматься составлением планов, квартальных отчетов, всяческой там, как с пренебрежением называют работу подобного рода, галиматьей.

— Но ведь не каждый родится одновременно и швец, и жнец, и на дуде игрец, — убеждая его согласиться, говорила Франциска Федоровна. — Посмотри, сколько начальников лабораторий прекрасные инженеры и никудышные дудари. Разве будет лучше, если получится все наоборот?

И Неделин в конце концов дал согласие стать начальником лаборатории, оговорив при этом, что за ним по-прежнему, останется разработанный по изделию Кропотова дисплей. Франциска Федоровна перевелась в лабораторию к Неделину.

В первый день после своего назначения Неделин неловко себя чувствовал, оказавшись в кабинете Журавлева. Бесцельно ходил по кабинету, не зная, чем заняться, ощущая какую-то пустоту, потерянность чего-то. И вдруг заметил на полу светлое прямоугольное пятно. Белое пятно на том месте, где прежде стоял диван. Вот чего не хватало!

Неделин тут же позвонил начальнику АХО и спросил, куда диван подевался.

— Мы его убрали. Вам сейчас принесут новый. Более современный.

— Нет, не надо, верните прежний!

— Он уже на помойке.

— Принесите обратно. Он нужен для науки.

Диван притащили часа через полтора. Ребята в спецовках, которые принесли диван, внимательно осмотрели его со всех сторон, как логарифмическую линейку, которой надо уметь пользоваться, чтобы ее оценить, и, осторожно ступая, в ногу, вышли. Неделин вызвал механика, попросил закрепить диван, чтобы тот не качался. Не дожидаясь, когда это механик сделает, сел на диван. Тот теперь не попытался нырком уйти из-под него, как уходил всякий раз прежде.

Владислав смотрел на книги, расставленные на полках в шкафу, на длинные узкие ящички с картотекой и думал: «Прав Журавлев или не прав?» Нет, он его не осуждал.

В технике, в науке имеются свои особенности. Скажем, в отличие от литературы.

Если в литературе только Пушкин мог написать «Пиковую даму» — не напиши он, не написал бы никто, — то в науке люди часто работают «в параллель», хоть их и отделяют тысячи километров. Они могут вовсе не знать о существовании друг друга. Научные идеи, как говорится, «витают в воздухе». Сегодня пришла одному, до этого же завтра может додуматься другой. Вот почему в науке так часто появляются законы, названные именем двух ученых. Например, закон Бойля — Мариотта.

Одновременно с Поповым над созданием радио работал и Маркони. Задержись немного Александр Степанович, и он не оказался бы первым.

И еще. Дело даже не в том, что первым буду лично я. А в том, что будем — МЫ. Подобной системы еще нет у НИХ, «за озером», как говорил один из сотрудников лаборатории.

Стало быть, не прав директор?

И этого не мог сказать Неделин.

Складывалась ситуация, когда оба оказывались правы.

Разве так может быть? Теоретически — нет. Но реально, в жизни, произошло. Неделин не мог никого ни защищать, ни винить. Жизнь сложна.

В кабинет вошли Лиза и Рая.

— Как ты здесь устроился?

Рая тотчас метнулась к телефону.

— Можно позвонить? — Она звонила на работу мужу. — Это я. Ты пообедал? А что ел? Как сегодня доехал? Фу!.. Положил трубку! — Она обидчиво смотрела на телефонный аппарат. — Говорит, что ему некогда. А я знаю, сами там сидят, рассказывают анекдоты. Каждый день приносит новые… Я отсюда теперь буду звонить, ладно?

А меня сегодня опять летчик встречал! Прихожу на остановку, он стоит с цветами, — сообщила она Лизе как очень важную новость, о которой чуть не позабыла.

— Коля?

— Зачем? Его товарищ Витя. Такой обходительный. И цветы такие красивые, потом просто жалко было выбрасывать.

— Чего ж ты не скажешь, чтоб не носил?

— Зачем?.. Пусть, пусть носит. Это же интересно!

В спешке, словно торопилась на пожар, вскочила с охапкой бумаг Франциска Федоровна. Завалила ими весь стол. Сразу принялась что-то рассказывать.

Но ее бесцеремонно перебила Вера Васильевна. Принесла Неделину какой-то приказ.

— Распишитесь, что вы ознакомлены… Слышали, что выкинул наш общий знакомый? Он и на новом месте не ужился, — начала Вера Васильевна, пока Неделин читал приказ. — У них там экзаменационная сессия. Один экзаменатор заболел. Надо было его кем-то заменить. Заведующий учебной частью еще не знал, с кем имеет дело, обратился к нему. — Вера Васильевна сделала многозначительную паузу. — Вот тут-то все и началось! Он наставил бедным ребятам двоек! А в техникуме, как и всюду, первыми идут сдавать экзамены самые сильные, уверенные в себе, кто послабее — последними. И тут — сеча! Все попрятались по коридорам, он один сидит в аудитории.

Каким-то образом об этом узнал завуч, решил поговорить по-человечески: «Не слишком ли мы со строгими критериями к ним подходим? Это же еще почти дети!» — «Что не вы предлагаете? Наставить им пятерок, если они их не заслуживают? Я по-иному не умею. Хотите — принимайте сами». Можете себе представить? — негодовала Вера Васильевна. — Это же упрямый осел!

— Медики утверждают, что ослы обладают самым большим количеством мозговых извилин.

— Ха. Странные шутки! — хмыкнула Вера Васильевна.

— Я думаю, надо, создать специальную группу по новой работе, — сказал Неделин Франциске Федоровне, когда они остались вдвоем. — Придется тебе эту группу возглавить. — После посещения Веры Васильевны он окончательно понял, что у него, пожалуй, не останется никакого времени для ведения новой работы.

Да, такова участь многих способных инженеров: коль проявил себя — выдвигают в начальники, а здесь уже не до науки.

Через месяц в южном портовом городе, который в свое время упоминал в беседе с Кропотовым Журавлев, начались натурные испытания директорского изделия, и Неделину пришлось поехать на них как разработчику дисплея.

В том городе имелось две гостиницы. Одна — в центре города, современное высотное здание с кафе на крыше, откуда открывался вид на бухту, усыпанную по берегам одноэтажными домиками в фруктовых садах, на теряющиеся в голубой дымке, похожие на складки огромной сдвинутой скатерти далекие горы.

Другая гостиница, кубообразное серое здание постройки пятидесятых годов, находилась на берегу моря, рядом с базаром, напротив причала, откуда курсировали катера с названиями «Чиж», «Стриж», «Пингвин» на городской пляж, на другую сторону бухты.

Неделин и все приехавшие с ним, по традиции, давно сложившейся в институте, поселились именно в этой гостинице. Администраторы и обслуживающий персонал гостиницы многих из них знали. Как только они появились в вестибюле, послышалось:

— Караваев, Мишка! Привет! С приездом тебя!

— Здравствуй, Лялечка! Радость моя! Держи торт, наш, ленинградский, из «Севера». Неси скорее в холодильник.

Почему-то среди работников гостиницы торты из ленинградского кафе «Север» особенно котировались.

Пока здоровались, обмениваясь последними новостями, стояли в вестибюле, Шурик успел оформить необходимые документы у администратора и получить номера. Каждый из ранее бывавших здесь вселился в тот номер, где жил прежде. Новичков тоже не обидели, всем достались номера с видом на море.

Как только рассовали по шкафам вещи, пошли искупаться. Неподалеку от причала можно было спуститься к воде. С причала мальчишки сетками ловили крабов.

Все направлялись к причалу, а им навстречу уже бежал с базара Леня Жарков с авоськой, набитой всякой снедью.

— Я слетал на базарчик. Купил огурчик, помидорчик.

Кропотов должен был приехать не раньше чем через неделю, и пока «главнокомандующим» по изделию являлся Леня. Однако все понимали, что это чисто формально. Если что требовалось, шли к Шурику. Так надежнее.

В первые дни работы было немного: проверяли правильность соединения приборов, их исправность.

После работы Неделин обычно шел прогуляться по Приморскому бульвару. По времени в эту пору в Ленинграде бывало еще совсем светло, а здесь — настоящая ночь. Вдоль аллей горели фонари, но шагнешь в сторону — и словно провалишься в эту теплую, благоухающую темноту. Чтоб не ткнуться во что-нибудь — шарь руками.

На «точиле» — бетонированной освещенной танцплощадке — играл духовой оркестр. Там танцевали матросы с девушками. И шеренгой стояли матросы по краю площадки. Посмотришь издали — на темном фоне белая полоска бескозырок.

По берегу моря огни не горели, но здесь темнота не была такой плотной от фосфоресцирующей воды. Огни светились по другую сторону бухты, на кораблях. Отсветы от них тянулись к этому берегу.

Директор приехал раньше, чем ожидалось. Утром Шурик пробежал по номерам, сообщил, что Кропотов уже на объекте. Наскоро позавтракав в гостиничном буфете, открывающемся в семь, через полчаса все были на рабочих местах.

Кропотов по-хозяйски осматривал приборы, прохаживался, опираясь на трость, сделанную из железной трехдюймовой трубки. За ним, стараясь не отстать, подпрыгивал Леня Жарков.

— Вы повредили ногу? — спросил он директора, поставившего трость в угол.

— Нет. Вы знаете, что Пушкин ходил на прогулку со специально выкованной тяжелой тростью? В наше время человек подвержен еще меньшим физическим нагрузкам. Поэтому многие болеют гиподинамией. Необходимо искусственно увеличивать физическую нагрузку. Это знали еще во времена Пушкина.

Леня, не вытерпев, попробовал приподнять трость.

— Ого!

С приездом директора начались испытания изделия. Теперь работали и по вечерам. Работали и в субботу. Но в воскресенье проводился профилактический ремонт электроподстанции, таким образом и для командированных оно оказалось свободным днем.

С утра Неделин поехал на другую сторону бухты на пляж. Но он не любил «цивилизованные» пляжи с их многолюдьем, топчанами напрокат, хлопаньем волейбольных мячей, непрерывно включенным многоваттным динамиком. Поэтому пошел по берегу, по тропке перебираясь через холмы, которые здесь напоминали разрезанные пополам и уложенные один рядом с другим срезом к морю огромные батоны. Если подойдешь и с опаской заглянешь вниз, то увидишь узенькую полоску гальки, на которую, пошевеливая камушки, лениво и бесшумно накатывается вода.

Пройдя километра два и спустившись к морю, Неделин нашел безлюдное место, торчащий из воды обломок скалы, словно притопленный танк. Можно было нырнуть с камня в воду, поплавать, а устав, лечь на камни, упершись подбородком в острый край, и любоваться проплывающими у дна стайками полосатых барбусов, покачивающимися медузами, похожими на брошенные в воду шампиньоны. А надоело лежать под солнцем — спуститься под нависший каменный козырек и сидеть там в «теньке», терпеливо выжидая, когда притаившийся где-нибудь в трещине крабенок, как паучок, улучив момент, шмыгнет в другую трещину и затаится опять.

Солнце начало скатываться в море, когда Неделин, изрядно проголодавшийся, вернулся к причалу. На пляже оставалось десятка два загорающих, зато на причале человек триста стояло стеной, ждали появившийся на рейде катер. В павильонах у пляжа, где еще торговали, не было почти никого народа. Неделин решил забежать, купить хоть коржик да выпить чашечку кофе.

Когда он возвращался к причалу, от моря ему навстречу поднимался Журавлев. В белой панамке, с розовым сачком в руках, он напоминал забавного Паганеля из кинофильма «Дети капитана Гранта».

— Здра-авствуйте!

За ним бежала девочка лет пяти и, поотстав, шли два подростка.

Нет, для подобных событий теория вероятностей, наверное, все же не подходит. Существует какой-то свой особый закон.

Ведь Неделин и в этом городе находился первый раз в жизни. Впервые поехал на пляж. И сверни он сразу на причал, с Журавлевым не встретился бы.

А сейчас Журавлев стоял перед ним.

— Это моя дочь, — указал он на девочку. — Леночка.

Леночка, смущаясь, пряталась у отца за спиной.

— А мы здесь снимаем комнату, — указал Журавлев в сторону поселка метрах в пятистах от моря. — Слушайте, пойдемте к нам! Жена будет очень рада. Идемте!

Чувствовалось, Журавлев искренне обрадован этой встречей, и неловко было отказываться.

Они поднялись к поселку, пересекли асфальтированное шоссе и пошли переулком между заборами, настолько узким, что здесь не разъехались бы два велосипедиста.

Журавлевы жили в побеленной мазанке в дальнем углу сада. К ней от калитки вела асфальтированная дорожка. Перед мазанкой, под деревянными рамами, поддерживающими виноградные лозы, стоял длинный самодельный стол. Виноградные гроздья, просунувшись в ячеи рамы, свисали над столом. Зеленые, невызревшие ягоды походили на стекляшки от крупных бус. Возле стола сидела женщина. Поднялась, увидев Неделина.

— Сидите, сидите, — попытался ее остановить Неделин, видя, как ей тяжело вставать.

— Моя жена, — представил ее Журавлев. — Это мой товарищ из НИИ.

Жена Журавлева сразу засуетилась, принялась накрывать на стол, хотя Неделин и просил ее ничего не делать, уверяя, что он встретился с Журавлевым, выходя из кафе, поэтому ничего не хочет.

— Хоть чашку чая. Вот ягоды, — не слушалась она, продолжая собирать посуду.

Журавлев с Неделиным подсели к свободному краю стола, пододвинув табуретки. Стол был низковат для Журавлева, поэтому он сидел к нему вполоборота, по привычке закинув ногу на ногу.

— Вы здесь на испытаниях?.. Ну, рассказывайте, как там?

Им мешала Леночка. Она старалась вести себя так, чтобы «дядя» на нее все время обращал внимание. Свернула из газеты шляпу, сдернула с головы Журавлева панамку и напялила эту шляпу, совсем закрыв ему глаза.

— Не шали, Леночка, — просил Журавлев. Он пытался снять шляпу, но Леночка не давала. — Подожди, дай нам с дядей поговорить.

В конце концов Журавлев так и остался сидеть в этой шляпе. Только тогда Леночка убежала.

— Я слышал, вы занимаетесь проработкой новой системы? — сказал Журавлев. — Мы тоже кое-что для такой системы делаем. Конечно, у нас не те силы. А знаете что?! Давайте скооперируемся. Мы для вас можем выполнить какую-либо контрагентскую работу. Это по нашим возможностям! В самом деле! А что?

Пока разговаривали, вместе пили чай, стемнело.

— Я вас провожу! — сказал Журавлев, когда, поднявшись и поблагодарив хозяйку, Неделин решил уйти. — До автобусной остановки. Она здесь недалеко. На автобусе доедете до причала.

Вдоль шоссе кое-где и над автобусной остановкой горели фонари. В невидимых в темноте виноградниках по склону холма трещали цикады. От моря веяло свежестью.

Впереди Неделина и Журавлева по обочине шоссе к остановке шли два развеселых парня. Смеялись, о чем-то громко разговаривали. Крепкие, мускулистые. Откуда-то из темноты выскочила собачонка. Тощенькая, рыженькая. И затрусила по освещенной тропке, часто боязливо оглядываясь и прижимая уши.

— Эй ты! — крикнул один из парней, наклонился, поднимая камень. Собачонка, заметив это, потрюхала быстрее. Парень запустил в нее камнем, не попал, но собачонка взвизгнула и, поджав хвост, кинулась наутек.

— Мазила! — сказал второй парень. — Смотри, как надо! — Он взял камень, швырнул и попал в собачонку… Та взвизгнула, метнулась в темноту и побежала, скуля. Парни захохотали.

— Что вы делаете? Как вы смеете! — Журавлев в мгновение оказался возле парней. Неделин даже не успел заметить, как это произошло. — Да вас надо сдать в милицию! — закричал Журавлев. Он схватил одного парня за руку.

— Что-о? — Парень пытался вырвать руку, но Журавлев не отпускал. — Ах ты кишка! — Парень ударил Журавлева в подбородок. Журавлев рухнул на спину, стукнулся затылком о столб.

Неделин бросился к парням и увидел, что от остановки к ним мчится кто-то еще.

— Атас! Их трое. Тикай! — крикнул один из парней, и они ринулись в кусты под гору. Однако бегущий от остановки настиг их. Тотчас послышался удар, вскрик, и неожиданный помощник рухнул словно подкошенный, затем удаляющийся треск: это парни, не разбирая дороги, ломились через кусты, удирая к морю.

— Чем-то тяжелым, — сказал упавший, когда Неделин подбежал к нему и наклонился, чтобы помочь подняться.

— Николай Федорович?!

Да, это был Кропотов. Он рукой прикрывал лоб, между пальцами сочилась кровь. К ним подошел Журавлев.

— Вы?!.. — остановился растерянный. И уже совсем нелепо прозвучало: — Здравствуйте.

Вдвоем с Неделиным, поддерживая, они вывели его на шоссе.

— Надо вызвать милицию! Это хулиганство! — негодовал Журавлев. — Останавливайте любую машину! Здесь внизу, у пристани есть травматологический пункт… Стойте!.. Стойте!..

Им удалось остановить грузовик.

Дежурный врач осмотрел Кропотова, забинтовал ему голову.

— У вас тоже разбита? — спросил он Журавлева, заметив у того на затылке кровь.

— Слегка.

— Придется и вам остаться здесь до завтрашнего утра. Надо, чтобы вас посмотрел невропатолог. У нас здесь прекрасные палаты. Переночуете.

— Послушайте, это невозможно! Меня ждут дома! Там жена, дети. Да она перепугается! Нет, это невозможно!..

Условились так, что Неделин пойдет и скажет жене Журавлева, будто тот оступился и подвернул ногу. Поэтому его до утра оставили в травматологическом пункте. Для перестраховки.

— Вы там как-нибудь поосторожнее. Чтоб не напугать ее, — наставлял Журавлев. — Пожалуйста.

Но все равно, как ни старался Неделин, жена Журавлева так взволновалась, что хотела тут же бежать к нему. И Неделин, и подошедшие хозяева, у которых жили Журавлевы, с трудом уговорили ее этого не делать, подождать до утра. Неделину пришлось остаться у хозяев ночевать, потому что катера, перевозившие в город, к этому времени перестали ходить.

Посетителей к больным начинали впускать только после десяти, когда появятся лечащие врачи. Но Владиславу удалось уговорить дежурного, стоящего на дверях, краснощекого паренька, и тот пропустил его, только заставил надеть халат. Жена Журавлева осталась в вестибюле.

Кропотова и Журавлева уже перевели на отделение. Неделин поднялся на четвертый этаж, но в палатах их не оказалось. Они сидели на балконе, где собрались многие больные в ожидании начала обхода врачей, и мирно беседовали. Оба в полосатых пижамах. Журавлеву пижама была настолько широка, что он завернулся в нее, словно в одеяло. Зато руки по локоть торчали из рукавов. А на правой ноге, закинутой на колено левой, болтался подцепленный на палец и казавшийся полудетским тапок.

— Как там дома? — увидев Неделина, первым делом спросил Журавлев. — А мы с Николаем Федоровичем, как видите, в порядке. Присаживайтесь. — Он подвинулся, уступая Неделину место. — Вам это тоже будет интересно. — И, обращаясь к Кропотову, продолжал прерванный с появлением Неделина разговор. — Да. Конечно, у нас не те, что у вас, силы. Мы только техникум. Но вдруг и мы чем-то сможем помочь? Знаете, как в сказке: мышка — за кошку, кошка — за Жучку. Я еще раз провел расчеты!..

— Честно говоря, и я веду теоретическую проработку. Вы меня увлекли, — признался директор. — И все же, как показывают расчеты, вы преимущества новой системы несколько преувеличиваете.

— А в чем дело?

Директор начал пояснять, стараясь излагать все сдержанно, спокойно.

— Я вам говорил в прошлый раз…

— Да ерунда все это! — не вытерпев, побагровев, воскликнул Журавлев. — Чушь!

— Товарищи, товарищи! Пожалуйста, потише, — попросила заглянувшая на балкон медсестра. — У нас есть тяжелобольные. Сейчас начнется обход врачей.

— Ерунда! — не слыша ее, шумел Журавлев. — Чушь!.. Зачем я здесь?.. Не-ет, если вы до сих пор так ничего и не поняли, я лучше уйду!..

— Больные!.. К вам это тоже относится.

— Да что вы, в самом деле! — возмутился Журавлев, пытаясь обойти неизвестно зачем остановившуюся перед ним медсестру. — Я лучше уйду!..

В том городе, откуда Неделин вернулся из командировки, отдельные смельчаки из приезжих еще купались. Днем по бульвару возле моря гуляли девушки в легких платьях. А в Ленинграде была настоящая осень. Листва с деревьев облетела. Над городом нависла однотонная серая мгла. Как из чайного ситечка, сеялся мелкий, занудный дождь.

Владислав ничего не сообщал о своем приезде Лизе. Поэтому его появление для нее оказалось неожиданным. Она обрадовалась, засуетилась, как и всегда бывает в таких случаях, пытаясь узнать от Владислава как можно больше и одновременно побольше ему рассказать.

— Да, кстати. Тебе несколько раз звонил Журавлев. В последний раз вчера. Спрашивал, когда ты приедешь. И просил, чтобы ты сразу же ему позвонил.

Эта весть Владислава взволновала.

— Больше ничего не передавал?

— Нет. Только чтобы ты позвонил. Там на столе, в блокноте, записан номер его домашнего телефона.

«Зачем бы я мог ему понадобиться?»

Неделин не стал откладывать и решил позвонить, пока Лиза занималась чем-то иа кухне. Трубку снял сам Журавлев.

— Когда вы приехали?.. Как там у вас?.. Мне надо бы с вами встретиться и поговорить. Конечно, неловко вас просить, но хорошо бы это не откладывать… Да?.. Тогда, если можно, сегодня. В три часа. Вам это удобно? Я буду вас ждать в кафе — угол Некрасова и Литейного. Вот и хорошо! Договорились?

Неделин раньше условленного срока подошел в кафе, однако Журавлев уже был там.

— Сюда! — позвал он Неделина. — Ничего не надо, я на вас все взял.

На столе перед Журавлевым стояли два стакана кофе, на тарелке лежали коржики.

— Зачем я вас позвал? Я еще раз все просмотрел. Кропотов прав. Я зря с ним спорил. Передайте ему, что я с ним полностью согласен. Погорячился. Однако в системе можно сделать кое-какие улучшения. Ведь вы будете заниматься этой системой. Вот послушайте-ка… — Журавлев пошарил по карманам, отыскивая лист бумаги, на котором можно было бы рисовать, — достал газету. — Смотрите… Чего вы хотите? — обернулся он к уборщице, которая тянулась к оставленному на столе пустому стакану.

— Только заберу свободную посуду. Чтоб она вам не мешала.

— Да заберите всю! И эту!.. Нет, нет, не будем! Тарелку тоже можете взять… Да, на чем я остановился? Смотрите-ка сюда…

И Неделин понял, что он должен вернуть Журавлева и институт. Как? Любым способом. Пойти к директору, убедить, настоять. Стать перед ним на колени, стучать кулаком в стол. Но — вернуть!

На следующее утро, даже не зайдя к себе в лабораторию, Неделин направился к директору. Но секретарь директора сказала, что Николай Федорович на пару дней уехал в Москву, а сейчас его замещает Жарков. Он на месте, можно войти.

— Голубчик! — воскликнул Леня, как только Неделин приоткрыл дверь. — Прошу, прошу! — Он сидел за директорским столом. — Бери стульчик. Сейчас ко мне должен зайти заказчик. Но мы еще успеем поговорить. Так что тебя привело сюда?

Неделин начал излагать.

— Такой вопрос я решить не могу, — перебил ею Леня. — Надо ждать «самого». Кто я такой здесь? Только тень директора.

Неделин подумал, что дальше бесполезно разговаривать с ним. Что ж разговаривать с тенью? Когда он выходил и, прикрывая дверь, оглянулся, директорское кресло стояло пустым. Кто-то шаркал за шкафом.

Неделин заглянул за шкаф и увидел на стене тень, которая, подавшись к открытому шкафу, что-то в нем перебирала.

Обычно по утрам Владислав и Лиза выезжали на работу с таким расчетом, чтобы за несколько остановок до института можно было выйти из трамвая и успеть пройтись пешком.

На этот раз трамвая долго но было. Он пришел перегруженный, не закрывались двери. Возле института из вагонов вывалила толпа. В этой толпе Лиза не заметала, куда делся Владислав. А он, увидев еще из трамвая, что рядом едет на велосипеде Кропотов, побежал за ним.

— Николай Федорович! (Кропотов остановился). Хотелось бы поговорить. Можно сейчас?

В институте Кропотов, резво взбегая по лестнице, задержался, несколько удивленный тем, что Неделин бежит рядом. Очевидно, Кропотов полагал, что Неделин спрашивает его принципиального согласия на беседу и будет ждать в приемной. Однако Неделин вместе с ним прошел в спортивный зал.

— У меня есть запасное полотенце, — предложил Кропотов.

— Спасибо… — Неделин занял соседнюю душевую кабину. — Надо вернуть Журавлева в институт.

— Да я и сам об этом думал. — Они сели на отскобленную до белизны скамеечку возле кабин. — Только не знаю, как это лучше сделать.

— Я все возьму на себя. Надеюсь, мне удастся все уладить.

— Хорошо бы. Я вам был бы очень благодарен…

Через несколько минут Неделин, веселый, вышел из спортивного зала.

— Куда ты пропал? — спросила Лиза. Они с Раей ждали его у кабинета.

— Да так. Тут кое-что. Если б вы знали!..

— А что такое?

— Нет, сейчас рано.

— Мы к вам по делу, — сказала Рая. Они с Лизой вместе с ним вошли в кабинет и остановились возле его стола. Рая кокетливо повела плечиками. — Не улыбайтесь, начальник. Не улыбайтесь. На этот раз вам не удастся так отделаться!

— Народ требует, чтобы ты отметил свое назначение в начальники лаборатории, — пояснила Лиза.

— Да. Раскошеливайтесь-ка! Не зажимайте! Что ж это такое? Его назначили, а он и помалкивает! Мы ничего особенного, — заторопилась Рая. — Просто соберемся у вас, чайку попьем. Все это организуем сами. Потанцуем. Ведь можно, да? Можно, правда?..

— У меня никаких возражений. Вот, договаривайтесь с хозяйкой.

— Мы уже договорились! Тогда сегодня же, после работы. Не будем откладывать.

— А как же муж, грозный муж? — усмехнулся Владислав.

— Сегодня по телевизору футбол. Наша сборная встречается с кем-то еще. Хоть бы наши выиграли! Тогда он три дня будет от счастья мурлыкать, ничего вокруг себя не видя.

Владиславу пришлось Рае и Лизе подписать увольнительные за свой счет, на два часа раньше отпустить с работы. После смены всей лабораторией собрались возле проходной. Решили идти пешком.

Когда пришли, у Лизы и Раи стол был накрыт. Обе в передниках бегали из кухни в комнату и обратно. Правда, Рая все же успела за это время причесаться, накрасить губы какой-то немыслимой помадой. Они у нее были не просто ярко-красными, а поблескивали, словно целлюлоза. Но и теперь всякий раз, выскакивая в коридор, Рая отталкивала стоящих напротив зеркала мужчин.

— Мужики! Господи! Да успеете вы на себя налюбоваться. Пустите!.. Иди поправь волосы, — подбегая, шептала она Лизе.

— Зачем? Я причесана.

— Да развяжи ты эту дурацкую косичку! Как у девочки-гимнастки!

Мужчины включили магнитофон. Женщины помогали Лизе и Рае на кухне.

Но вот кто-то дал команду: «К столу! Все готово. Садимся!»

Франциска Федоровна села рядом с Неделиным. А с другой стороны — Рая.

— Я с начальником.

— Подлизываешься?

— Чего ж! Он у нас хороший. Правда же? — гладила она Неделина по рукаву. Зазвонил телефон. — И здесь нашел! — сокрушенно воскликнула Рая. — Наверное, нашим забили гол.

Владислав успел первым снять трубку.

— Это зоопарк? — послышался писклявый детский голос.

— Нет, деточка, частная квартира.

— А почему же тогда со мной говорит осел? — спросили игриво. И там рассмеялись. Чувствовалось, что этих шалунов собралась целая компашка. Поэтому неудивительно, что тотчас позвонили еще раз.

— Это зоопарк?

— Да!

— Тогда понятно, почему со мной разговаривает осел.

Владислав покачал головой, повесил трубку. Там ответы были подготовлены на все случаи. Но он уже никак не ожидал, что позвонят в третий раз. Сделал знак, чтоб все сидели тихо, и произнес в трубку нарочито важным голосом:

— Вас слушает осел!

В трубке растерянно молчали.

— Это говорит жена Журавлева. Вы меня помните?

— Кто-кто?.. Ах да. Конечно!

— Вы живете недалеко от нас. Ему плохо с сердцем. Приехала «неотложка», говорят, срочно надо в больницу. А врач — пожилая женщина. Санитар один. Надо кому-то помочь нести носилки. Я уж какая помощница. Вы помогите, если сможете. Уж пожалуйста!

— Да, я бегу! Уточните ваш адрес!

— Я ненадолго! — сказал Владислав гостям, выходя из комнаты. — Вы продолжайте, я быстро!

— Куда ты? — обеспокоилась Лиза. И многие тоже поднялись из-за стола, поняв: что-то случилось.

— Здесь, недалеко!..

Подбегая к дому, Неделин еще издали увидел «неотложку» у парадной, по которой Журавлев жил. Ему не пришлось отыскивать квартиру, дверь в нее оказалась открытой. Журавлев без рубашки, может быть от этого казавшийся еще более тощим и длинным, лежал на стоящих рядом с диваном носилках.

— Все это женская паника, ерунда! Я сейчас встану и потихоньку пойду.

— Ни в коем случае! — вскочила находившаяся здесь же в комнате женщина-врач, торопливо собирая свои вещи, она совала их в портфель. — Давайте еще раз проверим пульс.

В комнате остро пахло лекарством. На столе, на блюдце, лежали пустые ампулы.

— Их не выбрасывайте, — предупредила врач жену Журавлева, растерянно и бестолково толкавшуюся возле носилок.

— Может быть, тебе что дать? Возьмешь с собой.

— Завтра к вам придет участковый врач, покажете все ампулы ему. Вызывать не надо, придет сам. Вы меня слышите? — обратилась врач к жене Журавлева.

— Да, да. Все слышу, — отвечала та, совершенно перепуганная. — Ничего не выброшу.

— Эту ватку можете выбросить. Ну, взяли! — сказала врач Неделину и санитару, стоявшим возле носилок. Санитар был, очевидно, из студентов последнего курса медицинского института. Губы сочные, розовые, широкая и длинная, почти до пояса, борода. На голове — шапочка. И эти белые шапочка и халат и иссиня-черная борода как-то особо, даже несколько мистически, контрастировали. Парень был такой дюжий, ему бы в цирке жонглировать гирями-двухпудовками. Он легко поднял свой край носилок и пошел в ногу с Неделиным, стараясь не зацепить носилками за какой-нибудь угол на лестничных поворотах.

— Ну, двинулись! — попытался пошутить Журавлев.

— А вы, больной, лежите не шевелитесь! — сделала ему замечание врач.

— Да что это, в самом деле, гестапо какое-то! — возмутился Журавлев.

— Вот когда вас в больнице посмотрят, тогда точно скажут, можно вам вставать или нет.

— Ну лежи спокойненько, — успокаивая его, гладила ему руку шедшая рядом жена. — Полежи немножко.

— Что у него? — успел спросить своего напарника Неделин, пока носилки устанавливали в машину.

— Болезнь века. Предположительно — инфаркт, — ответил тот, и не просто равнодушно или спокойно, а с каким-то оживлением в голосе. Мол, в наше время ему не грозит быть безработным. — Но впрочем, ничего страшного, — тут же добавил он. — Если строго соблюдать режим… Многое придется исключить. В первую очередь — алкоголь. Начисто!.. Никотин. Впрочем, у вас не найдется закурить? — Он вытащил из кармана, скомкал и выбросил пустую пачку из-под сигарет.

— Не курю.

— Похвально! Впрочем, вы не доедете с нами до больницы? — спросил он Неделина. — А вы, пожалуйста, домой! Немедленно! — сказал он жене Журавлева. — Завтра позвоните в справочное, и там все скажут. Ваш родственник? — спросил он Неделина тихо, когда ехали. Врач сидела рядом с шофером, а медбрат и Неделин находились в салоне машины вместе с Журавлевым, приткнувшись сбоку на двух откидных сиденьях.

— Да нет. Сотрудник.

— Ага. С кем-нибудь поцапался на работе. Обычное явление. Между прочим, от подобных вещей отлично помогает аутотренинг. Не занимаетесь? Зря! Для мужчины обязательно, а для женщины — аэробика. Тут у нас в одной группе девочки занимаются, ножки — у-у! — пальчики оближешь!

— Послушайте, а вы знаете, что значит слово «латотуй»? — вдруг спросил до этого молчавший Журавлев. — «Дурак!»

— Я в латыни плохо разбираюсь, — обиделся и замолчал медбрат.

— Да при чем тут латынь? Это я в словаре нашел. Правда, интересно? — обрадованно сообщил Журавлев. Ему не терпелось поделиться своей удивительной находкой. Но медбрат не поддержал разговор. И женщина-врач не поддержала.

— Больной, лежите спокойно, — сказала она Журавлеву.

Они доехали до больницы.

Пока Журавлева осматривали в приемном покое, снимали кардиограмму, Неделин сидел в соседней комнате, ждал. Затем сюда к нему пришел уже знакомый медбрат.

— Поможешь прошвырнуть клиента до реанимации?

Они на тележке-каталке довезли Журавлева до лифта, подняли на второй этаж. Оказавшись здесь, Неделин сразу понял, что это отделение особое. Было тихо, по коридорам никто не ходил, в фойе не играли в домино. У входа за столом сидела медсестра, которая тотчас оглянулась на вошедших. Почтительно пригнувшись к ней, медбрат что-то шепнул, она так же тихо ответила. Он мельком осмотрел номера над дверями, нажал на одну, дверь почти бесшумно растворилась, створки отошли на обе стороны, и Неделин увидел несколько кроватей, над ними на полочках стояли приборы, похожие на осциллографы, от них тянулись многочисленные провода. Медбрат и Неделин переложили Журавлева на одну из свободных кроватей.

— Да здесь как в лаборатории! — сказал Журавлев. И это получилось слишком громко.

— Тише, товарищи, тише, — попросила медсестра. — Сейчас к вам придет врач, — предупредила она Журавлева. Это предупреждение относилось и к Неделину. Мол, пора уходить. Он пожал Журавлеву руку.

— Знаете что, вы принесите мне тетради, авторучку и книжки. Я их не взял, они у меня дома на столе. Без них тут зачерствеешь.

— Потише. Здесь все больные.

— Что вы, в самом деле, все тише да тише! Слово не дают сказать! — вспылил Журавлев.

— А что, заводной мужик? — спросил медбрат, когда они с Неделиным спускались по лестнице. — Семья заела?

— Нет.

— Известный сюжет: новатор-консерватор?

— Вот в том-то и дело, что — нет!

Он, может быть, еще и поговорил бы с этим парнем, но тот спешил.

Из первого же уличного автомата Неделин позвонил жене Журавлева. Затем — Лизе, чтоб она не волновалась, если он чуть задержится.

Он шел и думал, вспоминая свою недавнюю встречу с Журавлевым в кафе и разговор с директором о возвращении Журавлева. «А не поздно?» — вдруг мелькнула страшная мысль.

И еще подумалось о том, как же это непросто признать свое заблуждение. И как надо любить дело, чтобы тут же бежать к другому человеку и рассказать ему, до чего ты додумался. Ведь эта находка принесет пользу не тебе, а — ему. Если бы тебе, тогда все знакомо. Пожалуй, привычно. Мы знаем таких щипачей, которые норовят, чтобы хоть крошка упала к ним в рот от общественного пирога. Мы к ним как-то даже привыкли, удобным, обкатанным, словно морская галька. А вот к таким…

Когда Неделин вернулся домой, там наступил час самого веселья. Еще в коридоре его встретила Райка.

— О, шеф! Вы-то нам сейчас и нужны! — сунула в руки гитару. — Спойте что-нибудь!

Неделину не хотелось рассказывать им о только что произошедшем, чтобы не расстраивать и не портить праздничное настроение. Он взял гитару. Но и петь не хотелось. Вертел гитару. А со всех сторон кричали:

— Спойте, спойте что-нибудь, Владислав Аркадьевич! Начинайте, а мы поддержим.

— Без музыки, — предложил он. — Главное — мысль.

И запел тихо, как бы рассказывая в кругу детей что-то очень важное, что навсегда надо запомнить.

— «Давайте жить, во всем друг другу потакая, — продолжал он, выпустив из песни несколько слов, — тем более что жизнь короткая такая». Кто знает, кому посвящена эта песня?

— Юрию Трифонову, — ответило разом несколько человек.

— Верно. А его — уже нет.

Шел по улице прохожий. Сорвалась с крыши сосулька и стукнула по голове. Спрашивается, какова вероятность такого события?

Если исходить из той же теории вероятностей, событие равновероятное. Сосулька могла упасть на любого из прохожих. Но почему же она падает на хорошего, доброго, работящего человека и не упадет на негодяя?..

Несправедливость?.. Закономерность?.. Почему?