Тусовка класса «Люкс»

10

В тот день они с Диланом продвинулись ненамного. Они разбирали проблему, Дилан, казалось, начинал что-то понимать, но когда Ной просил его описать, что они только что сделали, он отказывался и снова брался за мячик. Виной всему было его глубоко укоренившееся неверие в собственные силы. Он помнил, что когда в последний раз пробовал что-то сделать сам (вероятно, это было несколько лет назад), то потерпел неудачу; он просто не станет пытаться. Заставлять его думать было все равно что тащить в воду упирающееся животное: затащить можно, но ничто не заставит его сделать это по своей воле.

К тому времени как их с Диланом занятие закончилось, Ной уже раздраженно зевал. Он был рад, что сейчас уйдет из квартиры Тейеров, роскошного и сумрачного, словно грот, дворца, и отправится на Первый пирс в Вест-Сайде, в более уютные апартаменты Кэмерон Лейнцлер. В лифте он постарался взбодриться. Далеко не все его ученики такие, как Дилан, напомнил он себе. Они уважают его и рады заниматься с ним.

Но визит к Кэмерон не улучшил его настроение: она казалась такой же раздраженной, как и Ной, и встретила его жалобами на то, как много им задают. А когда спустя какое-то время он поправил ее в определении глагола «претворяться», она пробормотала то, что боится услышать каждый репетитор: «А вы точно знаете? » Сама идея репетиторства основывается на «точно». СЭТ – это странное, непонятное чудище, которого как огня боятся старшеклассники. Если они не будут на сто процентов доверять своему наставнику, игру можно считать проигранной.

– Ну конечно, точно, – засмеялся Ной.

– А мне кажется, это значит «прикидываться», – сказала Кэмерон, толкнув словарный лист карандашом.

– Напрасно, – желчно сказал Ной. Кэмерон посмотрела на него удивленно. Свет в столовой был приглушен, и глаза Кэмерон казались черными. – Это значит «становиться сущим».

Кэмерон опустила глаза и несколько мгновений разглядывала листочек со словами.

– Вы употребили архаизм. А я разговаривала со своим парнем – я сегодня разговаривала с Рафферти.

– Да? – живо поинтересовался Ной. – И как у него дела?

– Он страшно боится. Все время твердит: «Никаких результатов, никаких результатов».

– Результат будет. Не стоит ему так волноваться.

Глаза Кэмерон сузились.

– Но вы ведь не знаете этого точно, так? Значит, вы не можете быть в этом уверены.

– Репетиторство – загадочная штука, – сказал Ной, – но действенная. Можешь на меня положиться.

– Но и я тоже не так уж много прибавила.

– 270 баллов. Это замечательный результат.

– Да, но это все равно каких-то две тысячи. Не 2200, например.

– У тебя было 1730. Помни об этом. 2200 – громадный скачок.

– А, – проговорила Кэмерон, открывая тетрадь, – вы уже не такой уверенный, как были. Похоже, все может пойти не так, как надо.

– Что ты хочешь этим сказать? – сдавленно, проглотив нарастающее негодование, спросил Ной.

– Ну, Элиза молчит, но у Гаррета тоже проблемы. Мы ведь ходили в очень престижную школу, Ной. Мы должны попасть в хороший колледж. А у него хромает чтение.

«Это потому, что он ничего не читает», – хотел сказать Ной. Он сделал над собой усилие, чтобы только не начать спорить. Он не должен оправдываться – так будет только хуже. Настоящий репетитор должен быть предан своим ученикам, но не должен зависеть от их мнения. Преданный, но независимый.

– Да брось, Кам. Тебя кто-нибудь когда-нибудь называл Кам? Как «спам», только «Кам»? – нервно засмеялся Ной.

Кэмерон презрительно глянула на него:

– Давайте лучше займемся делом. – Она наугад открыла учебник и уткнулась в него.

Ной спустился в подземку и, вместе с другими трудягами, в угрюмом молчании проделал весь путь до Гарлема. К тому времени как он ступил на тротуар замусоренной и подсвеченной неоновыми вывесками улицы, было уже одиннадцать. Он надеялся, что Олена дома и он сможет пересказать ей свой день, поделиться своими бедами. Он нуждался в ее едком юморе, в ее умении представить его огорчения серенькими и малозначительными. Но она ушла готовиться к СЭТу в кофейню возле Сити-колледжа. Гера обычно сопровождала ее – читала газету и оберегала свою дочь от каких бы то ни было посягательств со стороны представителей мужского пола. Кого Ной встретил по возвращении домой – так это Федерико.

Он только что вышел из душа; одной рукой он приглаживал волосы, а в другой держал холодную сосиску.

– Ной! – закричал он, когда тот, понурый, показался на пороге. – Что случилось? Que pasa?

Ной посмотрел на него без всякого выражения. Он устал и отупел от навалившихся забот с Таскани, Диланом, Кэмерон, Гарретом и Рафферти. Или, скорее, от стараний сохранить работу, от денежных проблем его матери и брата, от своих студенческих долгов. Он не мог вспомнить, как относится к Федерико. Может, он зол на него. Или немного завидует.

– Да ничего, – сказал он, садясь за стол.

– Нуда, – сказал Федерико, щедро поливая грудь одеколоном, – ты выглядишь так, будто тебя кирпичом по башке ударили. Что не так, приятель?

В чем Ной был уверен, так это в том, что ему не хочется обсуждать свои неприятности с Федерико.

– Да ничего. Просто работы много.

– Я же слышу, старик. Слышу, – рассеянно проговорил Федерико. Он стоял на пороге ванной и, прищурившись, убирал бритвой несколько волос-Ков возле соска.

– Куда сегодня? – спросил Ной.

– Вечеринка, как обычно.

– А кто устраивает?

– Парень такой, Зигги. Знаешь его? – Федерико подул на бритву, и волоски слетели на пол.

– Да. Мы познакомились в «Пангее». – Ной помолчал. – Значит, он, как я понимаю, жив?

Федерико разглядывал грудь в поиске еще каких-нибудь волосков.

– Жив ? А, да ты, наверное, слышал про то, как мы завалились к тому типу. Там такое было – охренеть.

– Почему ты не проверил, все ли с ним в порядке ?

– Думаешь, мне до того было? Назавтра я пересрался, а тогда только и думал, что про Диланову ногу. Он так орал и вообще. А этот Зигги выкрутился нормально. Ключ был в каком-то кувшине рядом с дверью.

– А как тот мужчина? – еле сдерживаясь, спросил Ной.

– Тот мужик? Зигги сказал, когда он уходил, у того кровь засохла и что он дышал и все такое. Гомик поганый. Да кому до него дело?

– Федерико, – медленно начал Ной. Услышав жесткие нотки в его голосе, Федерико натянул старую футболку и подошел к столу, где он сидел. – Дилан Тейер – мой ученик.

– Знаю, старик, и знал еще до того, как мы с ним познакомились, так, командир?

– Ты не имеешь права приводить его к какому-то незнакомому человеку, который дал тебе кокаин и другие наркотики – ты даже не знаешь какие, – а потом избивать этого человека и удирать по пожарной лестнице.

– Ной, старик, полегче. Ты ведь сам пил с Диланом, тогда, в клубе.

– Это совершенно разные вещи. В этом случае ваши жизни оказались в опасности.

– Нет, – равнодушно проговорил Федерико, скрестив на груди руки, – не были.

– У него могла быть передозировка. Он мог упасть с той лестницы.

– Ты всего лишь репетитор. Нечего за него переживать. А мне он нравится. Я собирался ему показать, что такое кайф.

– Так это был кайф?

– Нам было весело. Ты, может, этого не понимаешь, но мы с Диланом – мы вроде как друзья. И мы классно проводим время. Он уже большой мальчик. Нечего за него волноваться! Вот дерьмо!

– Он вовсе не «большой». Ему только семнадцать.

– Ты не знаешь его, старик. Какие там семнадцать. Его удивить ничем нельзя.

Ной не нашелся что сказать. Слов было слишком много, и в них запутался язык.

– Ты ведь был крутым парнем, Ной, – продолжал Федерико, – особо не заморочивался, плевал на все, а сейчас маешься, словно сам себя в клетку посадил.

Ной скривился:

– Катись на свою вечеринку, старик. Без тебя им будет скучно, а с тобой – весело. Так что дуй туда и не подкачай.

Федерико кивнул и, сжав губы, направился к Двери.

Это было одно из тех редких озарений, когда вдруг Представление Ноя о человеке выкристаллизовывалось, когда все факты, внешне друг другу противоречащие, вдруг выстраивались в стройную последовательность, как если бы на мгновение перед глазами Мелькнула вся картинка. Подчеркнутая, почти наигранная мужественность Федерико, то, как быстро он сошелся с Ноем, а потом и с Диланом, – скорее запал, чем подружился – дружба требует времени…

– Фед, – мягко проговорил Ной, – тот парень ведь не случайно к тебе тогда подвалил?

Федерико стоял в дверях, отвернувшись от Ноя.

– Вы с ним уже были знакомы?

Федерико пожал плечами. Ной помолчал. Он не хотел давить на Федерико, но видел, как страстно тому хочется с кем-нибудь поговорить. Иначе он не стал бы дрожать, стоя в дверном проеме и тараща глаза. И с кем еще он мог бы об этом поговорить? Не с Диланом и не с Зигги.

– Тебе нравятся мужчины ?

Федерико не сводил глаз со своих икр. Потом очень тихо сказал-.

– Ни хрена подобного.

Ной видел его только в профиль.

– Все нормально, понимаешь? Все совершенно нормально. Тебе нечего стесняться, тем более здесь. Никто не собирается тебя осуждать.

Боясь, как бы Федерико не подумал, что он теперь его презирает, Ной встал и подошел к нему.

– Мы тогда с Гэвином поссорились, – заговорил Федерико, – это тот парень из квартиры. Он меня случайно увидел, когда я был с Диланом и Зигги, и мы притворились, будто бы друг друга не знаем. Короче, он посадил Дилана и Зигги перед теликами, а мы, в общем, пошли в другую комнату, понимаешь?

Ной кивнул.

– В общем, мы болтали, а потом уже не болтали, короче, ты понял. А потом он сказал, чтоб я перестал, ну я и перестал, а он поворачивается, и я вижу – улыбается, доволен до чертиков, что Дилан в другой комнате сидит. В общем, я разозлился, он хотел, чтоб мы все подключились и устроили типа групповуху. Короче, мы разругались, я хотел уйти, но вышло так, что я его завалил.

– Значит, ты не запал на Дилана? – спросил Ной.

В глазах Федерико мелькнула ярость.

– Господи, да кого ты из себя строишь – гомофоба?

Ной покачал головой:

– Ничего не поделаешь, старик, я бы и девушку об этом спросил, если б она начала встречаться с кем-то из моих учеников. Я просто хочу убедиться.

– Нет, не запал. – Молчание. – Он ничего не знает, и ты не говори.

Ной кивнул.

– А если б даже запал? – вдруг снова рассердился Федерико. – Ты бы ничего не смог мне сделать.

Ной прищурился:

– Нет, не смог бы. Просто не надо, ладно? Не давай ему наркотики. Не втягивай его в опасные ситуации. Оставь его в покое, ладно?

Федерико с вызовом подбоченился, словно револьвер в кармане демонстрировал.

– А сейчас я пойду на вечеринку, идет?

– Послушай-ка… Федерико резко повернулся:

– Нечего учить меня, что делать!

– Если ты втянешь этого парня в неприятности!.. – закричал Ной. Дверь захлопнулась. Ной пошел в свою комнату и тупо уставился на постер Анны Курниковой с оторванным углом. Снова и снова принимался он разглядывать этот уголок, пока не услышал, как захлопнулась дверь: Федерико ушел. Тогда он сел на свою кушетку и тупо оглядел комнату. В углу аккуратно были сложены его пожитки. Остальная комната принадлежала Федерико, всюду валялась его пропотевшая синтетическая одежда и витал едкий запах дешевого лосьона. Ной лег и закрыл глаза. Он решил, что вздремнет и встанет, когда вернется Олена. Они могут прогуляться по Гарлему, если отважатся, или просто посидеть в гостиной и поболтать. Он представил, как она смотрит на него, огонь в ее глазах. Сквозь смеженные ресницы пробивался фосфоресцирующий свет лампы; Ной смотрел на это яркое пятно и думал о ней, призывая ее поскорее вернуться домой.

Когда он открыл глаза, в окно светило солнце. За ночь он смял и перекрутил выходную рубашку, ноги в выходных брюках, которые он забыл снять накануне, вспотели. Он встал и посмотрел на часы: без десяти восемь. Полчаса на то, чтобы добраться к Тейерам. Он распахнул дверь.

Умытая и одетая, Олена сидела на обтянутой потертым твидом кушетке и работала над СЭТом. Вокруг были разложены ручки и фломастеры. От одного из них на ее тонком запястье осталось розовое пятнышко. Увидев Ноя, она оживилась, улыбнулась.

– Ной! А я уже стала беспокоиться. Ты не появился на занятии. – Она засмеялась. – Я уж испугалась, не сгинул ли ты.

– Прости, пожалуйста, – щурясь от света, сказал Ной и потер лицо. – Я думал, что просто вздремну. Мне так хотелось с тобой поговорить, узнать, как у тебя дела.

– Прекрасно, спасибо. А вот у тебя, кажется, так себе.

Ной положил руку ей на плечо.

– Верно. И я проспал наше занятие. Завтра наверстаем, идет?

– Хорошо, Ной. Правда, ты уже сейчас можешь исправиться, если дашь определение слову «элегический».

Ной так и сделал и бросился в ванную. Когда он выбегал за дверь, Олена вручила ему большой ломоть поджаренного хлеба.

Желтые такси редко заезжали в Гарлем, так что Ной поймал частника. Они сошлись на двадцати долларах и припустили по Риверсайд. Откинувшись на виниловое сиденье, Ной смотрел на голубые блики Гудзона и пытался вспомнить, чему он сегодня собирался учить Таскани. Он смутно помнил, что задавал ей французский перевод; можно было начать с него.

Включив мобильник, он обнаружил два новых сообщения. Он ненавидел утренние сообщения – как правило, от родителей его учеников, которые за ночь умудрялись изобрести себе новый повод для беспокойства. Он угадал: первое сообщение было от матери Кэмерон Лейнцлер.

Алло, Ной? Это миссис Лейнцлер, мама Кэмерон. Я надеюсь, у вас все в порядке. У меня возникли кое-какие затруднения, по поводу которых я хотела с вами переговорить. Я вчера разговаривала с Кэм, она очень беспокоится насчет результатов пробных тестов. Я решила связаться с вами, но мобильник у вас был выключен, и я рассудила, что мне нужно с кем-то поговорить, и чем раньше, тем лучше. В общем, я позвонила в агентство. Я разговаривала с очень милым молодым человеком, кажется Робертом, и он постарался меня разубедить. Но когда я повесила трубку, до меня дошло, что для вас не очень хорошо, что я им позвонила. Прошу прощения. Я всего лишь хотела вас предупредить, на случай если они вам позвонят. Тем не менее я хотела вас поблагодарить за работу. Мы с Робертом постараемся что-нибудь придумать и, возможно, он свяжется с вами. Простите за длинное сообщение! Удачи вам!

НОЙ даже не успел хорошенько обдумать, что бы все это могло значить, как началось второе сообщение. Оно было от Роберта. Ной прислонился головой к стеклу.

Привет, Ной. Это Роберт. Послушай-ка, у нас тут небольшая загвоздка. Мне только что позвонила миссис Лейнцлер. Это ведь мать Кэмерон? Она была очень расстроена. Похоже, Кэмерон не устраивает, как проходят ее занятия, и мать за нее переживает. Я сравнил баллы и постарался ее убедить, что прогресс очевиден, но она все равно беспокоится. Похоже, Кэмерон хочет другого репетитора. Сейчас это часто бывает, клиенты требуют, чтоб им поменяли репетитора, но насчет тебя были и другие звонки, и… пожалуйста, позвони мне, как только сможешь. Идет? Не переживай, просто позвони мне, как только получишь сообщение.

Ной закрыл телефон, сжал его в кулаке и снова стал смотреть на реку. Он теряет работу. Он теряет работу. А в банке у него 900 долларов. На днях придет ежемесячное уведомление об изъятии долга. В течение недели ему будет неоткуда взять деньги. Он открыл телефон и позвонил в агентство, пытаясь улыбаться в трубку. Все операторы агентства предпочитали общаться посредством голосовой почты, нежели разговоров. Он оставил Роберту сообщение; ответ пришел, когда они проезжали по тоннелю.

Привет, Ной, доброе утро. Получил мое сообщение? В общем, миссис Лейнцлер порядком разволновалась. Я постарался ее убедить, что все нормально, и, кажется, она со мной согласилась. Но она таки настояла на том, чтобы просмотреть другие кандидатуры. Я сказал ей, что сейчас это уже поздно, но так тому и быть. Постарался ее переубедить. Если бы я был на твоем месте, я бы не заморочивался – при обычных обстоятельствах. Но мы получили также звонки от миссис Зейглер и мистера Липтона. У Рафферти дела не так хорошо, как хотелось бы, верно? А у Элизы все в порядке, но она психует, потому что слышала от Кэмерон и Рафферти, что у них не все в порядке. Похоже, какой-то один недовольный родитель обзвонил всех и настроил так, что они теперь с ума сходят. Короче, твой случай нестандартный. Ты хорошо продвинулся с этими ребятами, если не считать Рафферти, а то, что один ученик не выдает результат на-гора, это нормально, но уж больно много жалоб, пришлось позвонить Конне. А она решила, что мы тебя временно приостановим, проведем расследование. Она станет звонить всем родителям, спрашивать, все ли в порядке. Но до тех пор, как она закончит, мы вынуждены тебя попридержать. Мы только что нашли новых репетиторов, передадим твоих ребят им. Не переживай: они обо всем позаботятся.

Такси остановилось у дома Тейеров. Все еще принимая телефон подбородком к плечу, Ной молча расплатился с водителем и вышел из машины. Он стоял под козырьком подъезда дома 701 по Парк-авеню, смотрел на поддерживающие его позолоченные колонны и ничего не видел. Сообщение продолжалось:

…в общем, Ной, постарайся не волноваться. Сейчас ты ничего не можешь сделать. Просто сиди спокойно и получай удовольствие от свободного времени.

Ной захлопнул телефон. Консьержи молча смотрели на него. Ной кивнул, выдавил из себя улыбку, вошел в вестибюль и нажал кнопку лифта.

В лифте ему казалось, что он плавает в воздухе, словно рыба в аквариуме. Впустила его Фуэн, он прошмыгнул мимо. Но на середине лестницы остановился. Он был совершенно подавлен, ничто сейчас не имело смысла, кроме нависшей над ним угрозы. Полированные перила расплывались под рукой, девственно чистые стены казались искусственно обесцвеченными, словно выбеленными. Он не помнил, где они с Таскани должны были заниматься. Закончена ли отделка столовой. Да и вообще, с Таскани он сегодня занимается или с Диланом? Дилан в школе; значит, наверное, с Таскани. Наверху. Он поднялся еще на одну ступеньку. Рядом с лестницей была спальня доктора Тейер. Ной увидел ее хрупкую фигурку: кутаясь в зеленый шелк, она вышла из темной спальни и повернула за угол – в ванную. Посеребренная дверь закрылась. Он чувствовал, что стал таким же, как она, – воплощением безжизненности. Ему всегда казалось, что она находится под действием какого-то наркотика, но, возможно, она всего лишь хронически страдала тем же, чем он сейчас, – рефлексией. Возможно, все дело было в чрезмерной активности ее мозга. Каждый разговор с Ноем или членами ее семьи сопровождался хаотичным движением мысли, беспрестанным принятием решений. Всегда оставалось что-то, о чем она не успела побеспокоиться, возникали новые сложное™, требующие немедленного обдумывания, и для ее близких у нее оставалась лишь небольшая часть сознания. Ной подумал о том, каковы ее главные переживания. Или все же могло быть так, что ее вечная озабоченность – результат передозировки валиума. Ва-ли-ум. Славная, должно быть штучка.

Ной сидел на лестнице, обняв колени. А он-то думал, что его филдстонские ученики его любят. Но они сами ударились в эту массовую истерию, на какую способны одни лишь привыкшие к соперничеству и сплетням подростки. Если бы только Рафферти доверился ему, вместо того чтобы целый год притворяться, что все нормально, а под конец закатить злобную истерику. Кэмерон могла присоединиться к всеобщему сумасшествию только ради того, чтобы насладиться драматизмом происходящего, чтобы хоть в чем-то посостязаться с сумасшедшими Тейерами – Ною вообще не следовало с ней о них говорить. Что до Элизы, она, вероятно, послушав, как те двое обсуждают на большой перемене, что Ной, похоже, что-то не то делает, не захотела одна заниматься с никудышным репетитором. И все они позвонили в агентство: теперь его уволят. Он ничего не может с этим поделать.

Дверь комнаты Таскани отворилась. Ной вздрогнул, захотел подняться, но не смог. Одетая во флюоресцирующую маечку и пижамные штаны, с наушниками на голове, она, пританцовывая, прошла по коридору, миновала балкон как раз над тем местом, где, ссутулившись, сидел Ной, и скрылась в своей собственной ванной. Его она не заметила, и он снова остался один на лестнице.

Надо подняться. Надо идти заниматься с Таскани. Она в ванной, у него есть время, чтобы приготовиться. Он прислонился головой к поддерживающей перила псевдогреческой колонне. Он не может просить денег у матери, у нее их нет. Так же как у Геры или Олены. Хотя ему уже не нужно было оплачивать учебу брата, он еще не выплатил все долги за его консультирование – на счете у него не было почти ни гроша. Ему придется позвонить в банк, чтобы они увеличили срок выплаты его кредита. Он подумал о том, как долго агентство собирается держать его в неведении. Но он знал, что это уже не важно. Если возникла видимость того, что он не справляется со своими обязанностями, иного исхода быть не может. Его уже уволили. Его учеников отдадут другим репетиторам, назад он их не получит. А новых ему, памятуя о том, сколько было на него жалоб, будут давать неохотно. Ему повезет, если в следующем году он получит хотя бы одного.

Из ванной вышла Таскани. Она шла, беззвучно подпевая музыке, один раз повернулась и сексуально подняла руки, словно танцевала на дискотеке. Потом она увидела Ноя.

– Ох, – выдохнула она, спуская наушники на шею, – вы сидите на лестнице!

Ной посмотрел в пространство между спальнями Дилана и Таскани. Теперь у него остались только эти ребята, они его единственная работа; так надо думать об этом. Он поднялся на ноги.

– Да, – сказал он, – я слышал, как ты прошла в ванную, и подумал, что лучше подожду здесь, пока ты выйдешь.

– Ох! – смутилась Таскани. Она махнула в сторону ванной: – Ну вот, я вышла.

– Здорово! – заставил себя сказать Ной и кое-как поднялся по лестнице. – Ну что, как перевод? – бодренько спросил он.

– Нормально. – Они прошли в комнату и сели каждый на свое место. – Все хорошо, Ной?

– Да, а что?

– Да ничего, просто вы какой-то нервный.

Не хватало еще, чтобы и Таскани перестала ему доверять. Он не должен этого допустить.

– Нет, все в порядке. Слишком мало кофе. Или, может, слишком много. – Он засмеялся.

– Ну ладно, – с сомнением произнесла она.

Она не закончила перевод. Ной дал ей на это час.

Он сидел на кровати, уставившись в книгу и служа словарем всякий раз, как Таскани обращалась к нему за помощью, что случалось примерно каждые десять секунд. Час пассивной деятельности дал Ною возможность прийти в себя. В голове у него созрело решение.

– Послушай, а когда твой отец устраивает прием ? – спросил он.

– В следующий вторник. Мама хотела, чтобы это была суббота, но я сказала: «Мама, все же уедут в Хэмптон», – и мы перенесли на вторник, потому что в другие дни папы все равно не будет. Кстати, вы обязательно должны прийти. Наденьте ту рубашку, которую я вам подарила.

Мистер Тейер. 150 тысяч в год. Ной не мог думать ни о чем другом, кроме мистера Тейера. Без всякой особенной цели он расспросил ее об отце: что он любит, какую одежду носит, куда ездит, чем интересуется. Таскани знала не много. Она смутно припомнила, что он учился в Принстоне, но, призналась она, может быть, она просто путает его с Ноем. Она знала, что какое-то время он работал в сфере развлечений и что у него была степень по юриспруденции. Еще у него, может быть, были зеленые глаза. Этим все ограничивалось – больше Таскани ничего припомнить не могла.

Между Таскани и Диланом у Ноя был час свободного времени, и он провел пятьдесят пять минут, прохаживаясь по Мэдисон-авеню и собираясь с духом; еще пять ушло на то, чтобы оставить мистеру Тейеру длинное послание, заканчивавшееся словами: «Ну вот и все. Надеюсь, вы все еще заинтересованы».

Сегодня Дилан был в лучшем расположении духа: занимался пассивно, но открытого сопротивления не выказывал. Пока Ной разъяснял важнейшие математические формулы, он увлеченно обменивался с кем-то электронными посланиями, а когда Ной предложил выключить компьютер, безучастно поднял глаза и тут же снова устремил взгляд в экран. Ной знал, что ему либо придется удовлетвориться таким половинчатым участием в учебном процессе, либо остаться вовсе без него. И он продолжил разъяснять формулы. Когда он спросил Дилана, что же он усвоил, все сегодняшние достижения свелись к двум магическим постулатам «рг2» и «а2 + b2 = с2», и ни к чему больше.

В лифте, включив телефон, Ной обнаружил послание от секретарши мистера Тейера. Сможет ли Ной подъехать в шесть часов в четверг? Помня, что шесть часов в четверг были прежде временем Кэмерон, Ной послал подтверждение, что он непременно будет в назначенный час.

На крыльце Ной остановился: было четыре часа, у него есть перспективное предложение сотрудничества, и ему некуда торопиться. Вот странность: он вот-вот потеряет работу и тем не менее несказанно рад тому, что у него освободятся вечера. Он точно знал, с кем хотел бы сейчас встретиться. Горя нетерпением, он набрал номер; трубку взяла Гера.

– Ной, здравствуй! А я только что говорила Олене, что мы с тобой совсем не видеть друг друга. Мне очень жаль, что не видеть тебя, разве только когда готовить утренний кофе для учебы!

– Мы скоро станем чаще видеться, не волнуйтесь. А Олена там?

В трубке послышался легкий треск: подошла Олена. Она что-то сердито сказала матери по-албански, выдохнула в трубку, мгновение помолчала, собираясь с мыслями, и сказала:

– Привет. Мы говорим по телефону. Это необыкновенно для нас, не правда ли?

– Правда. – Он отошел на тротуар и застенчиво опустил глаза. Губы сами собой расплывались в счастливой улыбке. «Необыкновенно» – ну какая же она все-таки славная! – Как домашняя работа?

– Я решила разложить свои задачки на углу и продать. Ты найдешь меня рядом с милой старушкой из Доминиканы, которая продает манго.

– Что, не вполне удачно?

– Мне не удается показать себя такой умной, какой я должна быть.

– Хочешь, попьем кофе? И наложим мораторий на все разговоры про СЭТ.

Я не поняла слово, которое ты сказал. Но Кофе – это здорово. Et en plus, comme qa je peux enchapper a ma mere 32. Скажи, куда мне подъехать?

Они встретились в переполненной кофейне Ист-Виллиджа. Для Олены это был первый в Америке кофе не в кофейне «Старбакс».

– Честно говоря, – сказала она, когда они сели, – я не знала, что есть еще другие.

Ной надорвал пакетик с сахаром и улыбнулся.

– Мне здесь нравится, – объявила Олена, – хотя они и подают капуччино в картонках.

– А в Албании как подают кофе?

– Как подают кофе в Албании? Тебе что, правда интересно? Никакой интересной информации из моего ответа ты не почерпнешь. Спроси что-нибудь другое.

Ной засмеялся. Олена посмотрела на него и осторожно поднесла стаканчик к губам, легко, будто принцесса, поднимающая первый бокал шампанского. Ее чудные темные волосы рассыпались по груди и по рукам. Она пригубила кофе и обожгла губы. Вскрикнув, прижала ко рту салфетку, убрала ее и засмеялась над самой собой. На салфетке не осталось следа – Олена не накрасила губы, – но от горячего кофе губы у нее порозовели. Она осторожно провела по ним языком. Новые ощущения ей явно пришлись по душе.

Ной нагнулся и поцеловал ее.

Она ответила на его поцелуй.

– Возможно, мы начинаем подпадать под определенную категорию, – насмешливо и озабоченно сказала она, когда они перестали целоваться. – Ученица и учитель влюбляются друг в друга. Это происходит сплошь и рядом, верно ?

Ной покачал головой.

Олена снова прошлась по губам кончиком языка. Лицо у нее было насмешливое, любопытное и вдумчивое, словно она пыталась дать себе отчет в своих чувствах. Ной снова поцеловал ее.

– Если мы снова станем целоваться, – сказала Олена, – полагаю, мы будем это делать регулярно. А если мы будем это делать регулярно, то, может быть, не создадим наши судьбы.

Олену часто было нелегко понять – Ной любил разгадывать загаданные ею загадки. Но с этой он не справился.

– Не создадим наши судьбы? – спросил он.

– Как бы это объяснить? Будущее, которое, может быть, наступит, если мы оба решим снова поцеловаться, может быть, не наше будущее. Моя мама всегда этого хотела. Задолго до того, как ты к нам переехал.

– Она тебе это говорила?

– Говорила? Нет. Но каждое ее слово говорит именно это, нет? В том, что я говорю, есть смысл?

Ной кивнул. Он бережно держал ее стаканчик. Ему хотелось прикоснуться к ней. Улыбнувшись своим мыслям, он взял под столом ее за руку.

– Ну хорошо, – она лукаво улыбнулась, – теперь вот что: я знаю, у тебя есть что-то на уме, что никак со мной не связано. Поведай мне об этом, чтобы ты мог снова полностью сконцентрироваться на мне.

Ной рассказал ей обо всем, что произошло за день. Он был так рад держать Олену за руку, ощущать движение ее изящных пальцев и так боялся перспективы Потерять работу, что в речи его ужас сталкивался с восторгом, он был оживлен и подавлен, придавал значение каждой мелочи.

– Ной, – сказала Олена, растирая кончики его пальцев, – у тебя сейчас трудное время. Я не хочу, чтоб ты так переживал. Свою работу ты либо потерял, либо сохранил. Ты никак не можешь на это повлиять. Так что перестань ломать голову. Просто делай максимум того, что реально можешь.

Ной кивнул.

– Ну вот! – засмеялась Олена и поставила стаканчик, словно они только что приняли какое-то решение. – А теперь идем ко мне. Я, в конце концов, реальна.

Когда они пришли, Гера была дома. Она тут же назвала их «вы двое» и проявила повышенный интерес к тому, как они провели вечер, словно все время была там, с ними, прячась в укромном уголке, пока они целовались. Или, может, подумал Ной, это ее обычная стратегия: обращаться с ними как с парочкой, пока они не сдадутся и не станут парочкой по-настоящему. Ужинали они втроем, и Гера искренне переживала из-за отсутствия Федерико.

– Никогда его нет дома, вечно он куда-то уходить – ищет приключений на свою голову! – сказала она.

Но Олена ее не поддержала.

– Ты же знаешь, мама, с кем он проводит время. Это ведь как раз то, чего ты для него хотела, нет? Это большое достижение.

– Титания, голубушка, – лицо Геры выразило глубочайшее страдание, – ты подозревать меня в таких темных мотивах. Все, что я думаю, – это о вашем счастье. Может быть, – проговорила она, обращая взгляд на Ноя, – он счастлив сейчас. Может быть, я зря волную себя. Счастлив Федерико ?

Ной вспомнил о дикой выходке, закончившейся бегством по пожарной лестнице и больницей.

– Думаю, он доволен тем, как живет.

Гера откинулась на спинку стула.

– Ну вот, значит я рада. Видишь, Олена? Если вы оба счастливы, это самое лучшее.

Олена закатила глаза. Когда ужин закончился, они с Ноем вместе почистили зубы в ванной и незаметно прошмыгнули в спальню. Когда Ной закрыл дверь, она была уже в постели, стягивая маечку.

Утром Олена снова сидела за столом. Перед ней лежало четыре брошюры с заданиями к СЭТу, облепленных желтыми наклейками. Рядом были аккуратно уложены ручки. Была половина седьмого утра. Ной нетвердой рукой налил себе кофе. Под рубашкой у него была надета футболка Олены, и ему было приятно постоянно ощущать ее запах. Но мысли его были далеки от романтики.

Ной просматривал недавно выполненные Оленой тесты и проставлял баллы. С нетерпением ожидая результата, Олена встала у него за спиной и принялась массировать ему плечи.

– Как второй раздел, ничего? Я не уверена, что у меня там все получилось. Там много примеров на координатные плоскости, а ты же знаешь, как у меня с этим. Если второй раздел так себе, я не особо расстроюсь. Но вот насчет третьего – там мне показалось, что я таки въехала в этот отрывок про Амелию Эрхарт 33. Когда будешь оценивать пятый, помни, что я еще не выучила тот лист, где есть слово «огнеупорный». Но теперь я его знаю.

Ной закончил проверку и посмотрел на Олену.

– Ну что? – спросила она. Олена села и оперлась лицом на руки, но тут же нервно уронила одну, разбросала аккуратно уложенные письменные принадлежности и тут же принялась собирать. – Ну как, насколько хорошо я справилась? Настолько, чтобы поехать в Суортмор? Или в Корнелл? А может, всего-навсего в Бостонский колледж?

Ной покачал головой:

– Я не могу разрешить тебе сдавать тест в эту субботу.

– О нет. Так плохо?

– Не плохо. Ты прибавила сто баллов. Но ты даже не приблизилась к тому, что можешь на самом деле. Тебе нужно больше времени.

– У меня нет больше времени. До субботы несколько дней, – безмятежно сказала она.

– Тебе придется забыть о том, чтобы сдавать СЭТ в мае.

В глазах Олены блеснули слезы.

– Я не привыкла к таким обломам. Я всегда так старалась. Я так много… – она кашлянула, – так много времени к этому готовилась. Наверное, лучше бы было, если этого не делать.

Она так разволновалась, что даже стала путаться в английских фразах. Ной не мог понять, жалеет ли она о том, что вообще приехала в Америку, или о том, что решила заниматься с ним. Спрашивать он не хотел. Ой хотел только, чтобы она была счастлива. Он встал у нее за спиной и обнял ее. Она всхлипнула в изгиб его руки и тут же ее оттолкнула. Посидела, ссутулившись, глядя невидящими глазами на синий шрифт буклетов, потом вытерла нос и сказала:

– Прости, пожалуйста, я, кажется, высморкалась тебе на рубашку.

– Ничего, – сказал Ной.

– Ох-хо-хо, – проговорила она, – я раскисла. А у нас на это нет времени. Надо работать. Все будет хорошо.

Ной взял стул и сел рядом с ней.

– Нет уж, скажи мне лучше, что ты думаешь. Она непроницаемо глянула на него и изобразила, будто плюет на стол.

– Тьфу! Больше ты от меня ничего не добьешься, психоаналитик доморощенный!

Так что вместо разговора по душам Ною пришлось показывать ей, как исчислять квадратные уравнения.

Надеясь переговорить с доктором Тейер, Ной приехал к ним на десять минут раньше. Он увидел ее, как только вышел из лифта. Взобравшись на стремянку, она, в отчаянной попытке сохранить равновесие, размахивала над головой электрической лампочкой.

– Доктор Тейер! – позвал Ной. – Могу я вам чем-нибудь помочь?

Она посмотрела вниз и, едва не упав, вцепилась в металлическую перекладину.

– Только подумайте, – произнесла она, с видом обличителя потрясая лампочкой, – как раз в тот день, когда Фуэн повела своего ребенка к доктору, в вестибюле перегорела лампочка. А у меня через час собрание книжного клуба.

– Не сомневаюсь, что вам мог бы помочь один из консьержей, – сказал Ной.

– Иногда, – отрезала доктор Тейер, – человеку хочется сделать что-то самому.

– Хотите, – предложил Ной, – я помогу?

– Вы? – немедленно смягчилась доктор Тейер. – Как мило с вашей стороны.

Слезала она с преувеличенно подчеркнутой грацией, будто имитирующий спуск с лестницы мим. Купальный халат распахнулся и обнажил ее тощий торс до самого пупка, словно платье для церемонии вручения премии «Оскар».

– Гм… доктор Тейер, – проговорил Ной.

– Что? О! – Она заметила распахнувшийся халат и стянула его пояском. – Прошу прощения. И кто бы мог подумать, что вы такой ханжа? – Она засмеялась и протянула ему лампочку. Он взял ее. Когда она подняла руку, легкий шелковый поясок снова соскользнул, халат на груди разошелся, обнажив рельефные ребра. Она не приложила никаких усилий для того, чтобы его поправить.

Ной полез на стремянку. Доктор Тейер стояла внизу и смотрела. Ной заставил себя сосредоточиться на лампочке, хотя его подзуживало жутковатое любопытство – взглянуть, насколько все-таки у нее распахнулся халат. Он вывернул перегоревшую лампочку.

– Бросьте ее вниз, – сказала доктор Тейер.

Ной медлил. Он не мог просто бросить лампочку. Он глянул вниз и увидел всю доктора Тейер, вид спереди, от ключиц до колен. Сползший поясок этому совершенно не препятствовал. Он бросил лампочку. Она ее поймала.

Ной переключил внимание на патрон. Его было очень трудно достать, вкручивание лампочки займет некоторое время.

– Доктор Тейер, – проговорил он, – я вас хотел кое о чем спросить.

– Правда? – промурлыкала доктор Тейер. – Спрашивайте.

– Я подумал о том, что оплату за обучение Дилана можно оформить между нами, минуя агентство. Я подумал, что напрасно отказался. Как вы считаете, можем мы договориться?

– Вы просто… передумали? – спросила она.

Ной не мог понять ее интонацию. Это было бы сделать легко, увидь он выражение ее лица, но он не отваживался посмотреть вниз. Халат ее мог еще больше раскрыться, когда она ловила лампочку.

– Да, – ответил Ной. – Предложение все еще в силе?

– Видите ли, сейчас, с уходом Агнесс, вести бухгалтерию стало затруднительно. Я все еще не подыскала ей замену. Но мы можем что-нибудь придумать. Речь по-прежнему идет о 225 долларах?

– Да, это меня устроит.

– Не сомневаюсь. – Она издала дребезжащий смешок.

Ной продолжал вворачивать лампочку. Она входила в патрон с металлическим скрежетом.

– Однако, Ной, не может быть, чтобы вы просто взяли и передумали.

Ной посмотрел вниз и тут же об этом пожалел. Заметив отразившийся на его лице шок, доктор Тейер ошибочно приписала это чему-то иному, нежели ее выставленным напоказ прелестям.

– А, – сказала она, – поняли, что я знаю, почему вы об этом просите?

– Что ? – переспросил Ной, возвращаясь к лампочке.

– Мне позвонили из вашего агентства. По-видимому, хотели убедиться, что я довольна тем, как вы исполняете свои обязанности. Это не совсем обычно.,, и почему бы мне быть недовольной ? Нетрудно понять, что что-то не так.

– Да, – медленно проговорил Ной, – в настоящий момент дела с агентством хуже, чем хотелось бы.

– Мне очень жаль это слышать. Возможно, им стало известно о той девушке из Долтона, которой вы помогли. Если я могу быть вам чем-то полезной, дайте мне знать.

– Нет, думаю, это само утрясется. Это всего лишь проверка. Обычное дело.

– У вас, должно быть, плохо с деньгами. Он почти закончил с лампочкой.

– Все нормально, не беспокойтесь.

– Я знаю, что в противном случае вы бы не стали просить меня о неофициальном расчете.

Ной устал от ее намеков, ее скрупулезного анализа. Он раздраженно глянул вниз.

– К чему вы это? – сердито спросил он.

Глаза доктора Тейер расширились, она улыбнулась.

– Я всего лишь хочу знать, не передумали ли вы по поводу моей просьбы принять более деятельное участие в судьбе Дилана.

Ной всей грудью налег на лестницу.

– Нет, не передумал.

– О, – вздохнула доктор Тейер, наблюдая, как он спускается, – в таком случае я не уверена, что мы еще нуждаемся в ваших услугах.

Ной шагнул на пол. Она не отодвинулась ни на дюйм, ему пришлось встать совсем рядом с ней.

– Что вы говорите? – спросил он.

Доктор Тейер засмеялась.

– Я говорю всего лишь, что мы оба осознаем, что Дилану не удастся повысить свои шансы на успех посредством репетиторства. Ему нужно, чтобы вы сдали этот тест за него. Его будущее всецело зависит от этого.

– Доктор Тейер, – начал Ной; ему выкручивали руки, это стало последней каплей, голос его звучал устало и надорванно, – я не могу. Я не стану этого делать.

– Мне очень жаль, что я так расстроила вас, Ной, – снисходительно произнесла она, – притворимся, будто я вас ни о чем не просила. Но вы же сами должны понимать, что все приходит к логическому завершению. Сейчас уже практически лето, так что Таскани учитель не нужен, а Дилан безнадежен, или по крайней мере так вы это представили.

– Я никогда ничем не давал понять, что Дилан безнадежен.

– Как бы то ни было, Таскани вы больше не нужны. Мне просто жаль оставить вас без средств к существованию.

– Ничего, – твердо ответил он, – не волнуйтесь обо мне. – Однако перспектива остаться вовсе без денег ужасала его. Прочтя этот страх на его лице, доктор Тейер шагнула вперед, практически насев на него.

Однако моим детям необходимо ваше присутствие. Дилану вы сейчас нужны, как никто другой, Но если вы не хотите помочь ему тем, что действительно может помочь, по крайней мере занимайтесь с ним до самой субботы. Что до Таскани, учитель ей сейчас не нужен, но кто ей нужен – так это Агнесс. Без нее я как без рук. Я не в состоянии уследить за расписанием Таскани; вполне возможно, что вместо верховой езды и танцев она занята совсем другими делами.

Сквозь тонкий шелк Ной ощущал жар ее тела.

– Что же вы предлагаете? – спросил он.

– Мне нужен личный помощник на несколько недель. Мне понадобится все ваше время. У нас есть свободная спальня, вы даже можете там ночевать, если боитесь по ночам ездить в Гарлем.

– Я не боюсь, – сказал он.

Доктор Тейер молча смотрела на него. Она так и не ответила на его вопрос.

– Значит, либо это, либо ничего? – спросил Ной.

Она пожала плечами:

– Нам нужен личный помощник. Не репетитор. Соглашайтесь или забудьте об этом. Я должна приготовиться к собранию.

– Всего на несколько недель?

– Несколько недель, да.

– Прекрасно, – сказал Ной.

– Замечательно, – сказала она. – Точное время мы обсудим позже. Просто держите мобильник включенным. Если придется оставаться на ночь, Фуэн будет приносить вам постельное белье.

Пристально глядя в глаза Ною, она запахнула полы своего шелкового халата.

– И я надеюсь, что после всего того, что эта семья для вас сделала, вы все же подумаете о том, чтобы помочь Дилану.

Ной просто смотрел на нее, не в силах сформулировать ответ. Она повернулась и пошла вверх по лестнице. Ной поднял вывернутую лампочку и пошел искать мусорную корзину, а потом заниматься с Таскани.

Очевидно, мистеру Тейеру и доктору Тейер не часто выпадало общаться между собой: когда Ной вошел в его кабинет, первым вопросом мистера Тейера было жизнерадостное: «Ну что, как занимается Дилан?».

– Хорошо, мистер Тейер. Он считает тест трудным, но занимается хорошо.

– А Таскани?

– Тоже хорошо. Она большая умница.

Затем они с той же грубоватой вежливостью и стремительностью деловых людей перешли к обсуждению деталей работы репетиторского агентства. Ной подробно описал процесс найма, стажировки будущих репетиторов, рабочие материалы, расписания тестов, шкалы расценок, способы управления родительскими запросами. Мистер Тейер записывал все это на диктофон, кивая и жестом прося Ноя продолжать всякий раз, как он заканчивал излагать тот или иной пункт. Спустя примерно час он протянул руку и выключил диктофон.

– Очень хорошо, Ной, очень хорошо. Дело в том, что меня не увлекает создать еще одно «Принстон ревью» или «Каплан». Я хочу взобраться на самый верх, хочу основать элитное агентство, такое, как ваше. Теперь хочу вас спросить вот о чем: поскольку мы с вами теперь партнеры, не могли бы вы передать мне свои материалы? Учебники, СЭТы, разработки и прочее?

Э… пожалуй, да, – ответил Ной. Они лежали У него в портфеле, в ближайшее время они ему вряд ли понадобятся. И конечно, ему полагается уступить суждению миллионера. В конце концов, это он здесь начальник, верно?

– Прекрасно. Мне необходимо ознакомиться с ними, чтобы разработать бизнес-план. Мы можем встретиться через несколько недель и обсудить, с чего нам начинать. Далее, что касается вашего вознаграждения. Полагаю, сто пятьдесят тысяч – это приблизительная цифра, которую я уже ранее называл, – вас устроит?

Ной кивнул. 150 000 были в самый раз. Мистер Тейер встал и протянул руку.

– Тогда до встречи. Будем держать связь.

– Ты не заключил контракт? – спросила Олена. Ной покачал головой. Он вдруг показался себе самым большим идиотом на свете.

– Ох, Ной, – сказала Олена, – я не знаю, как принято вести дела у вас тут, в Америке, но могу предположить, что с тобой должны были заключить контракт. Можешь ты ему об этом сказать?

Ной позвонил этим же вечером. Мистер Тейер был «на совещании». Ной оставил ему сообщение. Ответа он не получил.