Вскоре в курятнике снова наступила тишина.
Все с удивлением смотрели на Людвига Четырнадцатого. Не мудрено, ведь цыплята впервые видели живую лису.
— Подумать только, хитрюшка-ворюшка — гость в нашем доме, — кудахтала старая курица Лаура. — А ты действительно уверен, что не хочешь нас съесть? Я хорошо знаю твоего папу, он, право же, очень мил.
— Терпеть не могу курятины. Но я в самом деле голоден. Тутта Карлссон обещала меня накормить чем-нибудь.
— Бедняжка, — закудахтала Лаура. — Конечно же, ты получишь еду. Мне кажется, что вон в той миске есть чем полакомиться.
Второй раз Людвига Четырнадцатого приглашать не пришлось. Он мигом подлетел к миске и начал глотать.
— Это хорошо, что ты так спешишь, — заметила Лаура. — Как только наешься, сейчас же исчезай. Не думаю, чтобы Петрус Певун был в восторге, когда узнает, что у нас в гостях лисёнок.
— Петрус Певун — это наш петух, — пояснила Тутта Карлссон. — Он сейчас во дворе и поёт, но скоро снова вернётся. А до этого ты должен исчезнуть.
Но было слишком поздно!
Через дыру в стене важно вошёл Петрус Певун и взмахнул красивыми разноцветными крыльями.
— Кукареку-у, кукареку-у, уже четверть девятого, — пропел он и, склонив головку, прислушался.
Вдруг он круто повернулся к лисёнку и в ужасе закричал что было мочи:
— Ку-ка-ра-ул! Лис в доме! По-мо-ги-и-те! Максимилиан-ан, сюда! Ку-ка-ра-ул! Спасите женщин и дете-е-ей!
О Максимилиане — псе, почти таком же хитром, как и сам папа Ларссон, Людвиг Четырнадцатый как-то совсем забыл.
— Ку-ка-ра-ул! — подхватил поэтому Людвиг. — По-мо-ги-и-те! Я не хочу, чтобы меня поймал Максимилиан!
Тогда все куры хором начали убеждать Петруса Певуна в том, что Людвиг Четырнадцатый очень милый лисёнок.
И опять начался дикий шум и возня. Петух кукарекал, куры кудахтали, цыплята пищали, а Людвиг Четырнадцатый подвывал.
Никто даже и не заметил, как дверь открылась и в курятник, семеня коротенькими ножками, вбежала такса.
Людвиг Четырнадцатый увидел, как остренький носик пса протиснулся между двумя хохлатками.
«Пожалуй, мне пора домой», — подумал он. И быстро проскочил мимо таксы. Но… потом вдруг остановился. Прямо перед ним стояло что-то, чего раньше он никогда не видел.
Это «что-то» напоминало два коричневых ствола, правда значительно более гладких и блестящих, чем стволы обычных деревьев. А когда он поднял взгляд чуть повыше, он увидел ещё что-то коричневое, а ещё выше — что-то зелёное.
Дальше смотреть Людвиг Четырнадцатый не решился. Он и так уже понял, кто стоял перед ним: ЧЕЛОВЕК!!!
Это был первый человек, которого Людвиг Четырнадцатый увидел. То блестящее, что Людвиг принял за стволы деревьев, было парой начищенных сапог. Коричневыми оказались и брюки. Зелёной — куртка.
— Максимилиан-смотри-живой-лисёнок-в-курятнике! — закричал голос. — Странно-видеть-и-странно-слышать-это-не-правда-ли?
Ты, конечно, думаешь, что маленький Людвиг Четырнадцатый не понимал, что говорил человек. Так или иначе, но он почувствовал, что наступил очень опасный момент.
— Лисёнок-не-должен-сбежать, — сердито заворчал человеческий голос. — За-ним!
Охота началась.
Никогда ещё в своей жизни Людвиг Четырнадцатый не бегал так быстро. Но такса не отставала от него.
Людвиг Четырнадцатый, наверное, сто раз обежал все дома, прятался между кустами, и под колодцем, и за дровами, раз даже залез под корыто, а потом притаился за грядкой. Но такса всё время вынюхивала его по следу.
«Мне нужно найти какое-нибудь потайное местечко, — думал Людвиг. — Ведь скоро у меня уже не будет сил бежать».
Около большого дома, где жил человек, он обнаружил что-то похожее на ящик. Он впрыгнул туда через круглую дырку и свалился прямо на пол. Ему так надо было отдышаться.
— Здесь уже Максимилиан не найдёт меня, — простонал он. — Я не хочу попадаться в руки людей. Я хочу домой, в лес.
Тайник оказался хоть куда. Максимилиан носился по двору, и каждый раз, когда он пробегал мимо, Людвиг Четырнадцатый замирал от страха. Но таксе почему-то и в голову не приходило заглянуть в этот ящик с дыркой.
Наконец охота кончилась. Максимилиан перестал лаять. Наступила тишина. Людвиг Четырнадцатый высунул голову и только собрался вылезти, как вдруг услышал шаги. Нырнув обратно, Людвиг стал наблюдать через дырку, как большие сапоги медленно двигались мимо.
— Да-лисёнок-сбежал-хотя-Максимилиан-всё-время-шёл-за-ним-по-пятам, — сказал человеческий голос. — Хитрые-бестии-эти-рыжие-шкуры.
Людвиг Четырнадцатый хотел было сказать, что он совсем не хитрый, но передумал и надулся от гордости. Слышал бы папа Ларссон! Сам человек утверждал, что Людвиг провёл даже его!
— Пошли-в-дом-пить-кофе, — продолжал человеческий голос. — Что-поделаешь. Будем-надеяться-что-в-следующий-раз-Максимилиан-тебе-повезёт-больше.
Людвиг Четырнадцатый облегчённо вздохнул и во второй раз решился выйти из укрытия. И тут он увидел, что кто-то стоит на пути. Это был Максимилиан! Его чёрная шубка встала дыбом. А красный язык свисал изо рта. Людвиг Четырнадцатый сжался и стал маленьким-маленьким.
— Фу, какой ужасный вечер, — простонал Максимилиан. — На этот раз лис сбежал. Но в следующий раз я ему покажу, как пекут пироги.
При этих словах Людвиг Четырнадцатый вспомнил, до чего он голоден.
— А ты умеешь печь пироги? — спросил он не совсем кстати. И тут же прикусил язык.
— Что это за р-раз-разговорчики? — проворчал Максимилиан.
— Добрый вечер, дружище! — ответил Людвиг слабеньким голоском. — Мы уже виделись с тобой сегодня вечером. Меня зовут Людвиг Четырнадцатый Ларссон. Добрый вечер, добрый вечер! Только прости меня, к большому сожалению, я тороплюсь.
Но уйти Людвигу Четырнадцатому не удалось. Максимилиан закрывал грудью выход.
«Сейчас он меня укусит», — подумал Людвиг и зажмурился.
Но ничего такого не случилось. И Людвиг осторожно открыл глаза. Максимилиан совсем не был зол. Наоборот, он лежал и посмеивался своими великолепными зубами.
— Нет, ты самый хитрый и самый храбрый лисёнок из всех, за кем я когда-либо охотился, — сказал он.
Людвиг Четырнадцатый тоже расплылся в улыбке. И зубы у него были ничуть не хуже, чем у Максимилиана. Ну почему нет с ним папы Ларссона?!
— Я избегал весь двор, — продолжал уже серьёзно Максимилиан. — А ты вот оказывается где! В МОЕЙ СОБСТВЕННОЙ КОНУРЕ.
— В конуре? — смущённо переспросил Людвиг. — Значит, это твой дом?
— Представь себе, никогда бы не подумал, что ты подумаешь, что можно подумать, что можно забраться сюда.
— А я так и подумал, что ты подумаешь, что я не додумаюсь подумать так, — схитрил Людвиг Четырнадцатый. — Вот я и спрятался здесь.
Максимилиан опять рассмеялся.
— Нет, я положительно не могу сердиться на тебя. Скажи, ты, наверное, очень проголодался после такой погони? Разреши предложить тебе косточку!
Дважды таксе предлагать не пришлось. Людвиг Четырнадцатый совсем не насытился пшеном, которым его угощали куры. И поэтому он тут же схватил самую большую кость из миски Максимилиана. Тот тоже принялся за еду.
— Увидел бы нас кто-нибудь, — с удовольствием причмокивая, проворчал Максимилиан. — Собака ест из одной миски с лисом! Это звучит как в сказке. Как, ты сказал, тебя зовут?
— Людвиг Четырнадцатый Ларссон, — ответил Людвиг Четырнадцатый.
— Ларссон? — заинтересовался Максимилиан. — А ты не знаешь, случайно, хитрых Ларссонов из ближайшего леса?
— Это — мы, — скромно ответил Людвиг Четырнадцатый. — Мой папа часто рассказывал нам о тебе, Максимилиан.
— Правда? — Максимилиан засиял от удовольствия. — Да, я имел честь не раз гоняться за ним. Не хвастаясь, я должен тебе сказать, что твой папа почти такой же хитрый, как я. Помню, гром гремит, кусты трещат, а мы бежим, бежим. Как я здорово укусил его тогда за заднюю лапу! В следующий раз ещё веселее будет, так и передай.
Так они сгрызли все кости. Оба почувствовали усталость, и оба с удовольствием растянулись на полу собачьей конуры.
— Ну, а теперь тебе всё-таки пора домой, — заявил Максимилиан и сладко зевнул. — С тобой очень приятно беседовать. Но не думаю, чтобы хозяину понравилось, что я дружу с лисами.
— А мне так далеко идти, — вздохнул Людвиг Четырнадцатый. — И я так устал, так устал. Не знаю даже, найду ли я дорогу домой.
— Это совсем недалеко, — возразил Максимилиан. — Я провожу тебя до изгороди. Мне ведь совсем не вредно прогуляться перед сном.
Пёс и лисёнок прокрались во двор, потом через клубничную поляну, потом через овсяное поле. У самой изгороди Максимилиан остановился.
— Теперь тебе уже совсем недалеко, — сказал он. — Беги вот по этой тропинке всё прямо и прямо.
— Разве ты знаешь, где я живу? — удивился Людвиг Четырнадцатый.
Максимилиан вдруг ощетинился.
— Знаю ли я, где нора хитрых Ларссонов?! Вот что я скажу тебе: дружба дружбой, а служба службой. С этого момента мы больше не друзья. Ещё раз повадишься в курятник, пеняй на себя.
Максимилиан зло залаял, давая Людвигу Четырнадцатому понять, что он всё-таки собака.
Людвиг Четырнадцатый припустил по тропинке. Сперва он думал о Максимилиане, потом стал думать о папе Ларссоне. Так поздно он ещё никогда не возвращался домой.
Когда он осторожно прокрался в нору, папа Ларссон сидел в гостиной в своём кресле, сделанном из детской коляски. Он вытащил часы из нагрудного кармана, посмотрел сначала на них, а потом на лисёнка и сердито спросил:
— Где это ты пропадаешь? Давно пора спать.
— Меня похвалили за то, что я хитрый, — гордо ответил Людвиг Четырнадцатый.
— Приятно слышать, — сказал папа Ларссон. — Мне показалось, что только что неподалёку лаяла собака. Это правда?
— Да, папа, это был Максимилиан.
— Ах, вот как! Значит, это и вправду был мой злейший враг Максимилиан? — И добавил: — Я не раз имел честь гоняться за ним. Не хвастаясь, должен сказать тебе, что он почти такой же хитрый, как я. Помню, гром гремит, кусты трещат, а мы бежим, бежим. Здорово я тогда укусил его за заднюю лапу. В следующий раз ещё веселее будет, пусть он так себе и зарубит на носу.
Людвиг Четырнадцатый улыбнулся. Кто говорит правду, Максимилиан или папа Ларссон?
Но вдруг до папы Ларссона дошло то, что сказал Людвиг Четырнадцатый. И он тут же вскочил с кресла.
— Что ты тут сочиняешь, мой мальчик? — закричал он. — Ты встретился с Максимилианом?
— Это потом, — сказал Людвиг Четырнадцатый. — Он гнался за мной, но не мог догнать, потому что сперва я хорошо поужинал в курятнике. А когда я устал бегать, то залез к нему в конуру, он очень обрадовался и угостил меня косточкой. Мы ели с ним из одной миски. А потом он проводил меня, чтоб я не заблудился. А когда мы расставались, он сказал, что дружба службой, но он мне лучший враг, — выпалил Людвиг Четырнадцатый на одном дыхании.
Папа Ларссон встревоженно подошёл к сыну и погладил его по головке.
— Ты, наверное, слишком долго спал под елью, — сказал он. — Ладно, иди в детскую и продолжай спать.