Твари

1

— Вадик, Вадик, подожди! — Молодая женщина торопливо спускалась по ступенькам, догоняя мужа. Вадик шел не оборачиваясь, прижимая к себе ребенка лет пяти. — Ты взял ключи от машины?

— Взял, Марина, пошли.

— Зачем им ключи? — недоуменно хмыкнул мужчина со второго этажа, пропуская Вадика с ребенком вперед.

— Наверное, кто на колесах, будут добираться своим ходом, — предположила его жена.

— Вряд ли, — пробасил голос сверху. — Оно хорошо бы, только вряд ли.

— Почему? — вскинула голову женщина, продолжая спускаться.

— Потому что вокруг квартала МЧС-овских машин невпроворот. Всем остальным не проехать. У вас какая квартира?

— Сорок восьмая.

— Ну вот. А моя на другую сторону выходит. Видно. Нет, на машине уехать не дадут.

— Что значит не дадут? Не реквизируют же ее? — не успокаивалась женщина.

— Да пусть хоть реквизируют! — резко парировал ее муж. — Дом бы не спалили да в драбадан не разнесли. А «девятку» нашу задрипанную пусть хоть катком закатают.

Они по одному выходили из подъезда, бросая испуганно-недоуменные взгляды на человека в камуфляжке с помповым ружьем в руках, стоявшего метрах в трех-четырех от дверей. Тот, однако, не поднимая головы, внимательно и сосредоточенно смотрел куда-то вниз, им под ноги.

На подъездной дороге два МЧС-овца жестами показывали, что сначала надо подойти к ним. У одного в руках был журнал для записи.

— Пятьдесят третья, — сказал Вадим.

Спасатель с журналом кивнул, сделав какую-то пометку.

— Машина есть? — спросил второй.

— Есть.

— Ключи.

Вадим пересадил сына с правой руки на левую, полез в карман и, отстегнув ключ, отдал его офицеру. Потом взглянул на второго, с журналом.

— А это отмечать не будете?

Жена уже была рядом, вцепившись в руку Вадима.

— Что — это? — не понял офицер.

— Что ключи от машины сданы.

— Будем, будем. — МЧС-ник поморщился. — Корниенко, запиши. Пятьдесят третья. И ключи.

— Вы бы хоть спросили, от какой машины. — Вадим уже с трудом сдерживал гнев.

— Так! — Офицер с вызовом посмотрел на него. — Мы разберемся, от какой машины. Будет необходимость — разберемся. Теперь проходите туда. На улицу. На проезжую часть. Следующий!

Молодая пара с ребенком двинулась по дорожке.

Нехорошо, подумал Кремер, стоявший так, чтобы видеть все, что происходило у всех пяти подъездов. Уже сбой, товарищи генералы. Надо было жестче и проще. Вставлять ключи в замки автомобилей. Чтобы сами владельцы и вставляли. Ничего, тоже не бесконфликтно прошло бы. Но хотя бы без последующей путаницы. А будет она, будет. Куда ж ей деться.

Дай Бог, чтобы единственный прокол на сегодня. Кремер невесело усмехнулся. Ты сам-то в это веришь? Или просто поверить очень уж хочется?

Однако и этот прокол исправлять надо. Он потянулся к рации.

Пашинян смотрел, как люди ручейками стекаются от подъездных дорожек своих домов на проезжую часть Казанской. Громкоговорящая уже сообщила, что оттуда можно двигаться к метро, где их встретят представители МЧС, занимавшиеся распределением и размещением эвакуированных. Однако люди стояли, то ли поджидая родных и соседей, то ли движимые бессознательным желанием идти всем вместе — может быть, потому что это «вместе» казалось им более безопасным, надежным, исключающим возможность ошибки.

Майор не заметил, как рядом с ним оказался Зинченко.

— Тягостная картина, — негромко произнес полковник.

— Да, — ответил Пашинян. — Невеселая.

Оба умолкли.

— Ты обратил внимание, что все прошло практически без инцидентов? — нарушил тишину Зинченко.

— Конечно, товарищ полковник. Одна-две разборки, да и те несущественные.

— Порадовало?

Майор задумался.

— Честно?

— Ну а как же еще, Сергей?

— Ну тогда так скажу. Что работу нам это облегчило — да, это порадовало. Но в целом… Тяжелое чувство, товарищ полковник.

— Согласен, — кивнул Зинченко. — Но все-таки почему?

— Потому что сидели люди буквально рядом со смертью, но сидели до последнего. Может и так, что ехать большинству из них было некуда, но я думаю, что дело в другом. Вот эти их квартирки в хрущевках — это все, что у них есть. Вот и цеплялись до последнего — за это свое. Там вся их жизнь, и другой не светит. Там — понятно, там знакомо. Там, при том, что и змеи где-то совсем близко — какая-то иллюзия безопасности. А сейчас вот идут — как перекати-поле, которое ветер степной гонит… Знали, чувствовали, что будет именно так — но все-таки надеялись, что, может быть, под крышей своей ненадежной все это переживут…

Не поспоришь, подумал полковник. Так оно и есть. Как будто обрушили вокруг людей хлипкие стены их призрачных крепостей, сорвали латы-доспехи, оставив голыми и беззащитными, вынуждая жаться сейчас друг к другу на проезжей части, вместо того, чтобы идти к метро, подальше от опасности, подальше от сумасшедшей катавасии, которая вот-вот затеется, и от игры со смертью, которая закончится неведомо чем.

— Видите, куда почти все они смотрят? — Пашинян невесело усмехнулся. — Сюда же. Не вперед, не туда, куда им идти, где наши «дирижеры» им инструкции раздают — а сюда. На эти свои «хрущобы», на эти свои квартирки.

— Потому что не знают, вернутся ли, — мрачно проговорил Зинченко.

— А мы?

— Что мы?

— А мы знаем? Что они сюда вернутся?

— Непростой вопрос, Сергей. Зато ответ на него простой — не знаем. Но в том наша задача и состоит: сделать все, абсолютно все, чтобы вернулись. Чтобы было куда возвращаться.

Старая женщина шла, не поднимая головы и прижимая к груди облезлого рыжего кота. Ни чемодана, ни сумки, ни даже рюкзачка за спиной — почти обязательного атрибута нынешних старушек в их нескончаемых походах по магазинам.

— Ольга Александровна, — Телешов поравнялся с ней.

— Сережа! — Она подняла голову, и он увидел, что на щеках ее блестят слезы.

— Давайте я кота понесу, хотя бы до Таллинской, — предложил он, протягивая руки.

Старушка еще сильнее прижала животное к себе. Кот жалобно мяукнул.

— Нет, Сереженька, спасибо. Барсик и так, бедный, весь на нервах. Он же у меня из дому никогда не выходил. И вдруг все это: шум, громкоговорители, народ на улице… Бедный… — Она погладила кота по рыжей голове. — Так что мы уж лучше вместе. Так, Барсюшка?

Кот снова мяукнул и ткнулся носом в морщинистую руку хозяйки.

Они вышли на проезжую часть улицы, где уже стояли сотни людей, все никак не решавшихся двинуться туда, куда им предписывали идти распоряжения МЧС. Хорошо, что выключили громкоговорящую, подумал Телешов. Сейчас с людьми разговаривали спасатели, отдавали команды, отвечали — в меру своих сил — на сыпавшиеся отовсюду вопросы. Все-таки живые голоса, живые лица. А взорвавшие предрассветную тишину металлические команды матюгальников — это был слишком похоже на…

Похоже на что? Действительно, на что? Наверное, на войну, сказал он себе. Хотя кто же из них знает и помнит, что такое война? Разве что две-три блокадницы, доживавшие свой век на этом несчастном треугольнике. Однако память — глубинная, ставшая биологической память — живет все-таки в каждом из нас. В старых и молодых. Сколько лет прошло, да и поколений уж сколько сменилось — а живет. Надо ли, чтобы жила? Может, похоронить бы уже эту память, как похоронили почти всех, кто на плечах своих вынес ту страшную, большую войну — которую для последующих поколений разменяли на бесконечную вереницу локальных, не близких и оттого как бы не страшных? Сколько же подлостей и мерзостей прокручивалось на том, что всегда была уверенность: есть козырь, перебивающий все остальные. Аргумент, апеллирующий к этой глубинной памяти народной: «лишь бы не было войны».

Очумевший от водки и крови, полуживой — и оттого еще более страшный — «гарант», и его кукловоды, и вся свора человекообразных пиявок, вынырнувшая Бог весть из каких мутных глубин — все они ставили на то, что этот аргумент сработает.

И он срабатывал. Срабатывал тогда, когда на улицах появились несчетные толпы нищих и армии беспризорных детей, когда под нож озверевших бандитов были брошены сначала тысячи всеми забытых соотечественников, а потом и тысячи необученных, голодных и оборванных мальчишек в солдатской форме.

Лишь бы не было войны… Да какая же еще война была нам нужна, чтобы проснуться?

И она же, эта живая — пусть даже и не осознаваемая — память сформировала в людях стойкое убеждение: как все, так и мы. «Как все — так и мы», говорила мама, когда черная полоса на тельняшке жизни все никак не сменялась белой. Конечно, для негодяев, по привычке играющих миллионами человеческих жизней, такое убеждение — как все, так и мы — как бы и на руку. Потому что в этом и покорность человеческого стада, и смирение перед лицом судьбы, и отрешенность. Но только палка эта — о двух концах. И на другом конце — спокойное, не плакатное мужество перед лицом испытаний, потому что как все, так и мы. Внутренняя готовность вынести лишения, опасность, холод и голод, потому что как все — так и мы. Невесть откуда берущееся достоинство перед лицом грозящей катастрофы, потому что как все — так и мы.

Вот как сейчас.

Он посмотрел на старую женщину, которую знал, кажется, столько же, сколько помнил себя. Во всяком случае, с того самого дня, когда впервые стоял в школьном дворе с букетиком в руках, готовясь вручить его ей, своей первой в жизни учительнице. Потом, гораздо позже, они сидели рядом и в учительской, и на педсоветах — но все равно оставалась она для него тем же, чем и была. Учительницей. Первой. Навсегда.

И сейчас несла она с собой не бирюльки-побрякушки, не сумки с драгоценным барахлом, — да и откуда было бы взяться драгоценному барахлу с побрякушками? — а единственное родное существо, оставшееся у нее на этой планете. Старого облезлого кота.

Барсик, словно прочитав мысли Сергея, вытянул голову и мяукнул.

— Ничего, брат, — улыбнулся Телешов. — Все будет нормально.

— Вы думаете, Сережа? — Женщина не поднимала головы.

— Конечно, Ольга Александровна. Уверен, со всем этим не за день, так за пару дней должны покончить.

Она покивала.

— Только вот не знаю… — Она погладила кота по голове. — В метро нас с Барсиком пустят?

— Пустят. На метро коты путешествуют без проблем.

— Ну, это другие коты… — В ее голосе звучало сомнение. — Барсюшка еще ни разу не пробовал.

— Ничего. Все будет хорошо. А что же вы без вещей?

— А какие же вещи, Сережа? — Ольга Александровна всерьез удивилась. — Нам сказали, что поселять нас будут в пансионаты, пионерские лагеря, в Колпино, Кавголово, Рощино. Там ведь все приготовили, разве нет?

«Пионерские лагеря». Господи. Откуда же в людях, после всего, что преподносила им жизнь, такая безмятежная и спокойная вера? Хотелось бы надеяться, что все приготовили, подумал он, и сказал:

— Конечно. Обо всем уже позаботились.

— Ну вот, — старушка удовлетворенно кивнула. — Денег я, конечно, с собой взяла. Ведь мало ли что…

— Это правильно. На всякий случай. Не повредит.

Человеческая река зашевелилась и начала двигаться. Было непонятно, почему и как это произошло — никаких новых команд по громкоговорящей не поступало, да и спасатели с милицией по-прежнему общались с отдельными группками людей. Однако какой-то коллективный разум — да нет, конечно же, не разум, скорее, инстинкт — решил, что пора. И люди пошли. Пошли спокойно, медленно, без суеты и толкотни. Переговариваясь негромко — и поглядывая в стороны домов, которые оставляли неведомо на какой срок. Хорошо, если не навсегда.

Старая учительница, подняв голову, посмотрела на Телешова. Слезы на ее щеках уже высохли.

— Ну вот, все и пошли. Вы идете, Сережа?

— Нет, я пока здесь побуду. На подхвате. Вдруг в домах кто-то еще остался. Проспал — ну знаете, всякое же бывает.

— Вряд ли. — Ее светлые глаза смотрели спокойно. — Вряд ли кто-то остался.

Телешов, смутившись, откашлялся в кулак и потрепал Барсика по голове.

— Дела найдутся, — сказал он. — А вам доброго пути, Ольга Александровна. Все будет хорошо. Все выправится.

Она кивнула и, медленно переставляя ноги, двинулась вместе со всеми к перекрестку.

МЧС-овские «Газели» медленно ехали по опустевшим улицам. Из громкоговорителей неслось одно и то же:

Алина, стоявшая неподалеку от штаба, посмотрела на часы. Почти десять. Кому это они? Каким жильцам, если все уже вышли и вот-вот двинутся к метро?

Ламанча обвела взглядом пятиэтажки, стоявшие гармошкой вдоль дороги. Ни одно окно не распахнулось. Значит ли это, что людей в домах уже нет? Она отогнала от себя назойливую мысль, уточнявшую: «живых людей».

Нет, подумала Наговицына. Если в квартирах и были одинокие старики, инвалиды, больные — соседи вряд ли оставили бы. Постучали, позвонили бы. Все-таки «хрущевский» район. За все эти годы здесь все давно перезнакомились, все друг друга знают. Как в коммуналках, только отдельных. Без очереди в туалет. Хотя и это бабушка на двое сказала. Если в квартире человек шесть обитает, то…

Она швырнула сигарету на землю, растерев ее каблуком. Что тебе в голову лезет? Какая очередь в туалет? Какая бабушка, какое «на двое»? Алина снова посмотрела на окна хрущевок, посверкивавших отблесками поднявшегося над горизонтом солнца. Людей вывели. Теперь только мы. И они.

Теперь — кто кого.

2

— Ну что, Алексей? — Зинченко внимательно посмотрел на капитана. — Заждались?

— Есть немного, товарищ полковник, — сдержанно ответил Болтянский.

— Ничего, потерпите. Без вас не начнут.

— Это ясно. — Капитан помолчал, потом махнул рукой в сторону пятиэтажек. — Только чего ждем? Людей ведь всех эвакуировали?

— Похоже, что всех. После оповещения ни сигналов из квартир, ни звонков. Значит, всех.

— Ну так?

— Снаряжают сейчас бригады, с которыми вы и пойдете. На каждый ваш отряд — еще по четыре человека. Спец по замкам — с отмычками, со свертышем, два резчика, один спасатель с заплечным баллоном репеллента.

— Со «свертышем»? — Болтянский удивленно поднял брови.

Зинченко рассмеялся.

— Вот, сразу видно, что элитное у тебя подразделение. Альпийские, понимаешь, стрелки. Далеки вы, ребятки, от серых будней родного МЧС.

Капитан растерянно улыбался.

— Нет, серьезно, товарищ полковник. Что за «свертыш» такой?

— Та же отмычка, Алексей, только для более хитрых замков. Сейчас ведь и в «хрущобах» такие двери да замки, что не обрадуешься. Ну вот, рассверливается в замке отверстие, и свертышем этот замок — хряп! Сам понимаешь, куда быстрее, чем пилой цилиндры резать.

— Ясно, — задумчиво произнес Болтянский. — А резчики тогда для чего?

— Ну, во-первых, под тот же свертыш отверстия сверлить. А во-вторых, есть и такие замки, что кроме как пилой не возьмешь. В тутошних небогатых квартирах их, конечно, вряд ли понавтыкали, но заранее никогда не знаешь, какой зверь на какой двери попадется.

— Понятно.

Оба помолчали.

— И в каком же порядке все будет происходить? — поинтересовался капитан.

Зинченко искоса взглянул на него.

— О порядке, капитан, вас проинструктируют всех одновременно. В должном, опять-таки, порядке.

— Виноват, товарищ полковник. — Болтянский вытянулся.

Зинченко махнул рукой.

— Да ладно тебе… В двух словах могу и сказать, раз уж сам здесь оказался. Начинать будем с верхних этажей. Те квартиры, откуда люди сегодня эвакуировались, помечаем — и оставляем в покое. Змей там быть не должно. А все остальные начинаем вскрывать по одной. Где свертышем, где пилой. Как только по всем этажам эта работа проделана, так снова — с верхнего самого — проход, но уже с открыванием дверей. А значит, с обработкой репеллентом, чтобы гремучников, если они там есть, от дверей отпугнуть. Ну и пара твоих ребят, на тот же самый случай.

— Один непосредственно работающий, второй — для подстраховки. — Капитан не спрашивал, но, скорее, уточнял.

— Ну, видишь — ты сам все знаешь. Так вот и будете спускаться до самого выхода.

— Понятно. — Болтянский показал рукой вверх. — И потом уже репеллентом по полной программе, с кровли — в подъезд?

— Абсолютно точно. — Полковник потер подбородок ладонью. — И, конечно, по стоякам канализационным надо будет такую же работу провести, на выдавливание… Но это мы как раз решаем. Ну, в общих чертах ясно?

— Так точно. Ясно, что мразь эту сегодня обязаны мы уничтожить. И уничтожим. — На лице капитана взбухли желваки. — У нас к этим сволочам счет личный.

Зинченко вздохнул.

— Так-то оно так, Алексей. Но смотрите, ох, смотрите, ребята, чтобы к этому счету никого сегодня не добавилось. Мы-то с тобой этого гада не только на картинке видели. И на что он способен — тоже знаем.

— Ну негодяи, беспредельщики! — Мостовой швырнул трубку на рычажки.

— Не хотят? — поинтересовался Голышев.

— И не хотят, и не дадут. Чрезвычайное положение в городе не объявлено, что, конечно же, верно. Но в силу этого обстоятельства они нам ничего не должны, а дарить спирт налево и направо — этот… этот гражданин, — Мостовой подчеркнул последнее слово, — он так и выразился, «дарить налево и направо», они не намерены.

— Поступок, конечно, не самый гражданский, — заметил Дивеев, — однако по букве закона они, как ни крути, правы.

— Но мы ведь не задаром у них собирались спирт забирать! — МЧС-ник гневно смотрел на шефа ФСБ, словно тот был в сговоре с жадными водочниками.

— Ну, это еще вопрос: когда, а главное, как за этот спирт им заплатили бы, — начальник штаба иронически усмехнулся. — Они же ребята тертые.

— Утром деньги — вечером стулья, — кивнул Дивеев. — И при любом раскладе — деньги вперед.

— Алексей Борисович, — Мостовой уже улыбался, но улыбкой, которая «тертым ребятам» ничего хорошего не сулила. — Мы, конечно, вывернемся. У нас и выхода другого нет, как вывернуться. Но вот какое предприятие выдержит по десять-пятнадцать пожарных инспекций в месяц…

— Так вы бы ему так и намекнули, — фээсбэшник развел руками. — Я серьезно. Сейчас ведь время — фактор самый драгоценный.

— А что ж ему намекать? — Генерал от МЧС хмыкнул. — Он и сам не первый день замужем. Решил, видимо, что мускулишек хватит и нас на три буквы послать.

— С химией хотя бы без проблем? — Голышев обращался к пожарнику.

— Никаких проблем, товарищ генерал. Эти попроще оказались. И понятливее. Отгрузят хоть сейчас.

— Уже хорошо. — Руководитель штаба задумался. — Вячеслав Алексеевич, теперь насчет мускулишек. Если они у товарища действительно есть, да еще и такие, что начальник территориального управления МЧС ему до лампочки, значит, рука его длинная как минимум до Смольного дотягивается. Так что пусть его оттуда и образумят.

— Понятно, Дмитрий Павлович. Сейчас свяжусь.

— А уже потом, — Голышев говорил по-прежнему спокойно и размеренно, — когда со всем этим кошмаром покончим, вы уж постарайтесь — так, как и обещали. По десять-пятнадцать инспекций. Хотя закрыть, если очень нужно, можно будет и после одной-двух.

— На это у меня память хорошая, не заржавеет, — заверил его Мостовой. Он вынул из кармана мобильник и, на ходу набирая цифры, двинулся к выходу из RV.

— Половина одиннадцатого, — сказал начальник штаба, глядя на часы и качая головой. — Надо бы запускать бригады на закрытые квартиры. Готовить подъезды к распылению репеллента.

— Но ведь распылять его ваши ребята начнут не раньше, чем подготовят спиртовой раствор для закачки в стояки? — заметил Дивеев. — А с этим раствором проблема еще и наполовину не решена.

— Верно, Алексей Борисович. Но распечатывать квартиры можно уже и сейчас. Хотя бы на этом время сэкономим. Потом суматохи хватит и без толкотни в подъездах. — Голышев подошел к оператору, сидевшему за столом. — Разыщите полковника Зинченко — и срочно сюда.

В дверях возникла фигура Мостового. Он улыбался, засовывая мобильник в карман.

— Надо понимать, утрясли? — спросил начальник штаба.

— В две минуты. Тут же селекторный звонок мускулистым и несознательным — так, чтобы и мне слышно было. Да что вы, сказали. Мы же в любой момент, сказали. Нас, сказали, неправильно поняли. И даже людей, сколько надо, дадут — на заправку машин. Так что пожарки можно отправлять прямо сейчас.

— Значит, отправляем. — Голышев кивнул пожарнику. — А платит кто?

— Никто, я думаю, — сказал Дивеев. — Это, скорее всего, будет подарок от сознательного гражданина. — Он усмехнулся и добавил: — И ведь для него такой подарок, что для нас с вами сигаретой поделиться.

— Зачем же было кобениться? — нахмурился начальник штаба.

— Из принципа, — пожал плечами фээсбэшник. — Знаете, как оно у таких ребят? «Мой не короче твоего».

— Будет короче, — с угрозой произнес Мостовой. — Ничего, дайте срок. Укоротим. Всерьез укоротим.

Двадцать пять галлонов. Без малого сто литров. Плюс сам контейнер. Приличный вес, подумал Бардин. Как МЧС-ники эти чушки на крыши будут затаскивать? Да уж, наверное, сообразят как-нибудь, лебедками или еще чем-то… Времени, конечно, и на это уйдет будь здоров. Здесь вон с половины грузовиков спустили — и то полчаса спалили незаметно. Однако американцы — спасатели, не подопечные наши — работают толково. Неспешно, но как-то эргономично, слажено. Переходники какие-то прилаживают, заправляют ранцевые баллоны. Распределились грамотно. А мои уже и театр похерили. Даже вида не делают, что в той же команде. Остальных, кстати, это не особо заинтересовало. Скорее всего, и они в курсе. Спасатели — они ведь, и это очевидно, друг друга знают. Да и за время перелета могли понять, кто по делу летит, а кто… погулять вышел.

Но это, конечно, несправедливо. Потому что и Йосик с Колей тоже по делу все-таки. И я с ребятами — по делу. Причем наше дело — выяснить, какое у этой парочки дело во всем этом деле. Вон сколько дел одно в другом получается — что твоя матрешка. Самый русский сувенир. Только Made In USA.

Подполковник подошел к одному из грузовиков, рядом с которым стоял редуктор для перекачки репеллентов в ранцевые баллоны. Несколько спасателей в костюмах химзащиты начали надевать ранцы.

— Ну как? — поинтересовался у одного из них капитан МЧС.

— Тяжеловато, но пойдет, — ответил тот. — Если бы просто поверх камуфляжки, а то еще в этом скафандре… Да ничего, притерпимся. — Поправив лямки на плечах, он взял в руки пистолет-распылитель, от которого к баллону шел гибкий серебристый шланг.

— Just turn this tap here, — стоявший рядом американец постучал пальцем по крану на патрубке, — and squeeze the trigger. That'sall.

МЧС-ник с ранцем покосился на своего капитана. Тот пожал плечами.

— Повернешь этот краник, — перевел Бардин, — и можешь давить на курок. Все дела.

Спасатель кивнул и, открыв кран, нажал на курок. Из распылителя вылетела струя газа.

— Hey, man, not now![5] — Американец рассмеялся, но тут же поморщился: в воздухе повис резкий запах нафталина.

МЧС-ник убрал палец с курка.

— «Нот нау»… — пробормотал он. — Проверить-то я эту хреновину должен? Теперь вот вижу — работает.

Бардин поднял голову, высматривая своих подопечных. «Коля» стоял рядом с соседним грузовиком. Йосика-Джозефа, однако, поблизости не оказалось. Подполковник поймал взгляд Колиного «пастуха», тот едва заметно кивнул. Понятно. Йосик отлучился, но не один. Да и кто ж тебя одного оставит, подумал Бардин. А так, конечно, пойди погуляй. Разомнись. Скоро ведь начнется.

Вышедшая из подъезда молодая пара растерянно смотрела на движущийся по улице людской поток.

— Куда это они все, а? — спросила девушка.

— К метро, — отозвался стоявший на тротуаре участковый Костя. — У вас окна что, не на Казанскую выходят?

— Во двор, — ответил молодой мужчина. — Мы слышали, как матюгальники что-то там бубнили, но не разобрать было.

— Это эвакуация, да? — спросила его спутница.

— Она самая, — мрачно ответил участковый.

На лицах шагавших по проспекту Шаумяна людей читалось и спокойствие, и какая-то отрешенность. Между собой люди переговаривались негромко, в полголоса. И — ни одной улыбки.

С чего бы этим улыбкам быть, подумал Костя. Когда они теперь заулыбаются…

Растерянно-притихшими выглядели даже омоновцы, стоявшие в оцеплении. Да, ребята. Это вам не митинг «перманентно недовольных». Это куда серьезнее. Это наши с вами соседи. Друзья. Родные.

Мы сами.

— Из-за всех этих змей? — спросила девушка. — Все эти смерти, в последние дни?

Старлей кивнул.

— И кого же эвакуируют? — спросил мужчина. — Нас-то не коснулось?

— А хотелось бы? — ответил вопросом на вопрос участковый.

— Чего?

— Чтобы коснулось?

Мужчина покрутил головой.

— Шутки у вас, однако… Нет, не хотелось бы.

— Им, я думаю, тоже… — задумчиво проговорил Костя. — А эвакуируют всех по Казанско-Гранитному треугольнику. Там и операция будет.

— Что за операция? — нахмурился молодой человек.

— Это вопрос и сложный, и на пока не нужный. Вон же машины — сами видите. МЧС. Они работать и будут.

— Н-да… — протянул мужчина. Он достал из кармана связку ключей и с сомнением посмотрел на нее. — Тачку свою, я так понимаю, можно и не трогать?

— Да куда ж вы на ней проедете.

— Значит, метро.

— Значит, так.

Девушка провожала взглядом идущих. Потом повернулась к участковому.

— А домой-то нас обратно пустят?

Хороший вопрос, подумал Костя. Был бы еще ответ на него.

— После завершения всех работ… Ну, в общем, когда выкурят всю эту гадость и уничтожат… Да должны бы к вечеру управиться. Я так думаю.

— Не слишком весело, — отозвался молодой человек. — Тут бы не думать. Тут бы, вообще-то, знать полагалось.

— Знать — что? — Участковому начинал надоедать этот разговор. — Одна квартира, бывает, горит — и что, пожарники вам сообщить должны, в какой срок они с этой квартирой управятся? А здесь не печка газовая в разнос пошла. Целый квартал — и немаленький. Да еще и с таким подарком. Кто же вам расписание работ на блюдечке выложит, а?

Пара стояла молча. Парень пожал плечами.

— Да я ведь не с критикой лезу. Просто знать бы, домой попадем или нет. — И, не дождавшись ответа, повернулся к спутнице: — Ну что, на метро?

Девушка кивнула.

— Все в сборе? — Голышев обвел присутствующих взглядом и посмотрел на часы. — Половина первого. С зачисткой тянуть больше нельзя.

— А как же пожарные машины? — спросила Алина. — Те, что должны нашим раствором заправляться?

— Спирт в них вот-вот закончат заливать, — ответил Мостовой. — Потом сразу же отправятся на химзавод, на дозаправку ангидридом.

— А водой?

— Водой — уже здесь.

— До прибытия этих машин сюда еще добрых пара часов, — сказал начальник штаба, — и то дай-то Бог, если так. Но к зачистке подъездов мы в принципе готовы. Я считаю, надо начинать. Полковник, доложите порядок действий.

— Слушаюсь. — Зинченко сделал шаг вперед. — В дома входят бригады из шести человек. Спец по открыванию замков, два резчика с пилами, боец с ранцевым контейнером репеллента. И двое — с помповыми ружьями.

— Зачем двое? — поинтересовался Мостовой.

— Один работает непосредственно у двери. Второй — для подстраховки.

— На случай если?…

— На случай если. Возможен и такой вариант.

— Понятно, — вмешался Голышев. — Продолжайте, полковник.

— Работы начинаются с верхних этажей, потом бригады постепенно спускаются вниз. На этом этапе замки на всех дверях открыты или срезаны, но сами двери остаются закрытыми.

— На всех дверях? — Ламанча вскинула брови. — Прошу прощения. Но почему же на всех?

— Это я прошу прощения, Алина Витальевна. Справедливое уточнение. Те квартиры, из которых утром были эвакуированы люди, остаются как есть. Исходя из предположения, что змей там быть не должно.

— Что скажете? — Начальник штаба обращался к Наговицыной.

— Насчет змей? Думаю, Николай Васильевич прав. Змей там быть не должно.

Голышев удовлетворенно кивнул и посмотрел на полковника. Тот, откашлявшись, продолжал:

— После окончания работ на первом этаже спецы по замкам и резчики выходят наружу. Вооруженные бойцы вместе со спасателем, несущим репеллент, снова поднимаются на верхний этаж и открывают двери — одну за другой — настежь.

— Серьезный момент, — задумчиво протянул Мостовой.

— И необходимый, — твердо произнес Голышев. — Это мы уже обсуждали. Репеллент, который будут уже массированно распылять с кровли внутрь, должен попасть в потенциально опасные квартиры.

— А есть ли возможность как-то дифференцировать? — вмешался шеф ФСБ. — Я имею в виду, определить, где реально опасные точки, а где опасные потенциально.

Начальник штаба пожал плечами.

— Открывать двери придется и в тех, и в других, Алексей Борисович. Потенциально опасны — значит, опасны.

— Дифференцировать не сложно, — сказала Алина. — Люди, которые там будут работать, сразу почувствуют разницу.

— Почувствуют? — удивился фээсбэшник.

— По запаху.

Воцарилось молчание. Зинченко вопросительно взглянул на Голышева. Тот кивнул: продолжайте.

— Завершив работы на верхнем этаже, группа спускается на этаж, и продолжает двигаться вниз до самого выхода из подъезда. После этого у дверей в подъезд выставляются пары стрелков с помповыми ружьями на расстоянии порядка восьми-десяти метров от дверей. Стартовая бригада таким же образом проходит подъезд за подъездом.

— Помповые ружья — картечь? — поинтересовался Дивеев.

— Она самая, — подтвердил Мостовой.

Фээсбэшник кивнул.

— Ясно. Не нужно напрягаться с прицельной стрельбой. И рикошет практически исключается.

— Последнее соображение и было решающим, — уточнил Зинченко.

— А что же наши армейские коллеги? — не унимался Дивеев. — Я прошу прощения, Дмитрий Павлович, но хочется представить всю картину.

— Вы имеете в виду огнеметы?

— Да. Те самые, снятые с вооружения. — Шеф ФСБ бросил взгляд на стоявшего у дверного проема Кремера.

— Огнеметчики уже дислоцированы на позициях у предполагаемого гнезда, — ответил начальник штаба. — В районе трансформаторной будки. Именно там располагается старый канализационный колодец, откуда, по всей вероятности, и произошло проникновение гремучников в коллектор.

— Разрешите? — Зинченко взглянул на генерала. Тот кивнул. — Там же, в этой самой точке, по нашим данным ранее погибло несколько человек.

— Это не та ли точка, куда вы вечерком прокатились с коллегой из смежного ведомства? — Мостовой, улыбаясь, перевел взгляд с полковника на Кремера.

— Та самая, Вячеслав Алексеевич, — смущенно ответил Зинченко.

— Последний момент, — снова вмешался Дивеев. — Для чего нам нужно ждать прибытия пожарных цистерн со спиртовым раствором?

— Для закачки раствора в очистные стояки. — Голышев с едва скрываемым удивлением посмотрел на фээсбэшника. — Этот момент мы обсуждали уж больше, чем раз-другой.

— Я помню, — Шеф ФСБ произнес это с легкой улыбкой. — Но что мешает сразу после того, как двери в квартиры будут открыты, начинать распыление репеллента в подъезды?

— Между прочим, — заметила Алина, — вопрос вполне законный. Но и ответ на него есть.

— Интересно будет узнать.

— Если начать обработку подъездов до закачки раствора изобензофурана в стояки, часть змей будет спускаться вниз, в результате выбираясь наружу из подъездов. Но часть может ускользнуть в очистную систему таким же образом, каким они оказались в квартирах.

— И что же? — удивился фээсбэшник. — Пусть ускользнут. А уже оттуда их будут выдавливать вниз по трубе этой вашей бражкой. Простите, сорвалось.

— Все хорошо, если бы не одно «но», — спокойно отреагировала Ламанча. — Репеллент — газ, который тяжелее воздуха. На этом вся операция, как известно, и строится. Когда газ этот спустится с верхних этажей, гремучники из очистной системы могут вернуться в квартиры. Не все. Пусть несколько. Пусть даже одна.

— А это на одну больше, чем мы можем себе позволить, — добавил Голышев.

— Верно. — Алина снова повернулась к Дивееву: — А потому, Алексей Борисович, и репеллент, и нашу бражку надо запускать практически одновременно.

— Ну что? — Начальник штаба обвел собравшихся взглядом. — Вопросов больше нет? Понятно. — Он помолчал, потом, прищурившись, посмотрел на Зинченко. — Что ж, Николай Васильевич, с Богом. Командуйте своим хлопцам.

— Погодите, Дмитрий Павлович. — Мостовой потер подбородок ладонью. — Время до прибытия пожарных цистерн со спиртом у нас пока есть.

— И?

— Может быть, не запускать ребят сразу на все объекты? Пусть пройдут один подъезд по намеченной схеме. Оно ведь знаете как — гладко было на бумаге…

Голышев на пару секунд задумался, потом отрывисто кивнул.

— Справедливо. По крайней мере, поймем, что делать нужно — и чего делать нельзя. — Он повернулся к Зинченко. — Вы на данном этапе выделите кого поопытнее. Такие, как я понимаю, есть?

— Так точно. Есть.

— Давайте, полковник. Время работает не на нас.

3

Они поднялись на пятый этаж. Спасатель в костюме химзащиты и с ранцем за спиной был еще между третьим и четвертым, однако его тяжелое дыхание доносилось и сюда, на самый верх.

— Соломатин, ты скоро там? — позвал Болтянский.

— Скоро, скоро, — пропыхтел тот. — Вы ж налегке, в камуфляжках. Так бы и я летал, хоть и с ранцем…

— Ладно, побереги дыхаловку. Пригодится еще.

Капитан снова вытащил из кармана бумажку. Одна квартира. Остальные — теоретически — чистые. Он молча указал рукой на квартиры, двери которых надо было помечать краской. Один из резчиков добыл из необъятного кармана своей робы баллончик с люминесцентной краской и пометил каждую из трех дверей большим «Х». Оставалась одна. Девятнадцатая.

Боец с ранцем, наконец, добрался до верхней площадки.

— Ну? — Болтянский смотрел на вспотевшее лицо.

— Ща… Твою дивизию… Да еще и жара…

— Не такая уж сегодня жара, — возразил Корзун, стоявший напротив девятнадцатой квартиры с дробовиком в руке. — Последние пять дней — да, припекало.

— Ну ладно, — обрезал разговор капитан. — Все в сборе. Теперь так, братва. Василий работает. Опасности пока ни для кого нет. Но это не значит, что уши развесили, тары-бары развели. Готовность по полной. Когда сюрприз случится — удивляться уже будет поздно. Это ясно?

Нестройный хор голосов подтвердил, что задача понятна.

— Давай, Вася, — скомандовал Болтянский.

Спец по замкам уже прилаживал к скважине пистолет-отмычку. Нажал на курок раз, другой. Прислушался. Нажал несколько раз подряд. Потом повернулся к старшему и помотал головой.

— На шару не прокатило. Сувальдный замок. Хоть бы свертыш сработал.

Один из резчиков с дрелью в руках двинулся к двери. Василий остановил его.

— Давай мне. Я ж лучше знаю, где дырку сверлить.

Раздалось жужжание дрели и визг металла.

— Вот ведь гопники, — стараясь перекрыть шум, прокричал Корзун. — Поналепили железку на железку. И указ им не указ.

— Ну да, — так же громко отозвался Болтянский. — А у тебя дома дверь, небось, фанерная. В соответствии с указом.

Корзун хохотнул.

Василий выключил дрель и отдал ее резчику. Теперь он ковырялся в отверстии свертышем, стараясь что-то подцепить.

— Ага, — многозначительно произнес он и достал из кармана небольшой гаечный ключ. «Взломщик» приналег на него, и через секунду раздался металлический лязг.

— Готово, — сказал Василий. — Своротили. А со второй-то — деревянной — дверью и всего делов будет на шесть секунд.

— Погоди. — Капитан остановил спасателя, уже готового открывать металлическую дверь.

— Что? — повернулся тот.

— Нет гарантий, что дверей две. Процентов на девяносто девять — две. Но нам и одного процента многовато будет.

Он отодвинул рукой Василия и вплотную подошел к двери. Потянул носом. Покрутил головой.

— Запаха, вроде, нет. Я его, этот запах, долго еще не забуду. Но если дверей две, то еще не факт, что раз не пахнет…

Он отошел от двери и спустился на пару ступенек, оказавшись по диагонали к квартире. Потом взял «Моссберг» наизготовку.

— Вася, давай, приоткрой сантиметров на пять. Не больше.

Василий осторожно потянул на себя дверь.

— Понятно, — сказал Болтянский, опуская дробовик. — Открывай настежь, доставай воровской свой инструмент. Правильная оказалась квартира. Об двух дверях.

— Эй, дядя! — Водитель в МЧС-овской камуфляжке, задрав голову, смотрел на оператора. — Ты чего? Куда льешь-то?

— Так ты ж у нас последний был, вот я и того… на сладкое, — отозвался тот.

— Ну ты даешь, — покачал головой водитель. — Под завязку почти. Мне ж туда порошок еще сыпать, воду лить.

— А это чтоб не жалился потом, что на заводе тебе по полной не налили. А то отпей чего там лишку. — Работяга весело заржал.

— Э-эх, долбодуи… Сам-то, небось, с утра заправился?

МЧС-ник махнул рукой и, сев за руль, завел мотор. Потом посмотрел на часы и покачал головой. Еще ведь на химзавод. В самом лучшем раскладе он часам к пяти на Охту поспеет. И дай-то Бог к пяти.

«Взломщик» распахнул железную дверь, цилиндры замка которой пришлось резать пилой. Распахнул — и отшатнулся.

— Твою дивизию…

Болтянский шагнул к двери.

— Оно самое. Ч-черт… А я уж думал, пронесет. Три-то верхних этажа чистые вроде. Корзун, сюда иди. Узнаешь?

— Да я и отсюда чую, товарищ капитан. С чем такое спутаешь?

Василий переводил взгляд с Болтянского на Корзуна.

— Так это ж еще и вторую дверь не открыли… А открой — с ног свалит…

— Ладно, — отрезал капитан. — Открывать нам ее не сейчас. И без тебя. Вот доползем до выхода, и получишь свои десять минут отпуска. На свежем воздухе.

«Взломщик» покачал головой и полез в карман за универсальной отмычкой.

— Погоди, — остановил его Болтянский. — Надо их хоть от двери маленько отогнать. На всякий пожар.

Он отошел в сторону, подпуская бойца с распылителем. Тот крутнул краник на патрубке, приставил дуло распылителя к замочной скважине и дважды коротко нажал курок. Резко запахло нафталином.

— Уж лучше такое бабушкино амбре, — заметил Болтянский. — Теперь давай, Вася, работай.

Зинченко открыл дверь штаба и, шагнув через две ступеньки, вошел внутрь.

— Разрешите?

Голышев, дававший какие-то указания оператору у стола, повернулся к нему.

— Первый подъезд прошли?

— Так точно, товарищ генерал. Сверху донизу — и еще раз, с открыванием дверей.

Присутствующие переглянулись.

— Так, — проговорил начальник штаба. — Без ЧП?

— Без, — отчеканил Зинченко. — Что на пока самый главный результат.

— Это верно, полковник, — согласился Голышев. — Главный. Ну а… контакт с «противником»?

— Судя по сильному запаху, погибшие есть в одной квартире. На втором этаже. Но и там после обработки репеллентом змеи себя не обнаружили.

— Естественно, — подала голос Алина. — В первый же момент они должны были отползти от дверей. Репеллент ведь ваши люди распыляли у самого входа?

— Конечно, — кивнул полковник. — Пока. Чтобы обезопасить себя.

— Одна квартира на подъезд, — задумчиво проговорил Голышев. — Выводы пока делать рановато, конечно, но, значит, змеи только в этой одной?

— Не факт, — возразила Ламанча. — Остальные квартиры, из которых сегодня никто не выходил, могли быть оставлены вчера, позавчера — да когда угодно. Это не значит, что змеи в них не проникли. Хотя… — Она задумалась и добавила: — Хотя думаю, что вы правы. Проникнуть в них гремучники, конечно, могли — но и делать им там было нечего. Даже если все-таки проникли, то так же и ушли.

— Что ж, более или менее ясно, — подвел итог начальник штаба. — Стрелков с дробовиками у подъезда выставили?

— Так точно, — ответил Зинченко.

— Хорошо, Николай Васильевич. Запускайте ребят на остальные объекты.

Трое спасателей вышли из подъезда. Пашинян махнул рукой: давай сюда.

— Ну что здесь? — поинтересовался он.

— В двух квартирах точно, — ответил за всех сержант. — Сейчас ребята пройдут снова с пятого по первый, двери откроют. Тогда уж будет понятно на все сто.

— Но в тех двух, на четвертом и на втором, — подключился к разговору второй боец, — это наверняка, товарищ майор. Вонища — мамочка родная…

Он покачал головой.

— Кто пошел наверх? — спросил Пашинян.

— Старший лейтенант Егоров. Ну и двое с ним, стрелок и этот, с баллоном.

— Понятно.

Майор посмотрел на часы. Без четверти три.

— Что, ломается наш график?

Пашинян повернулся к говорящему.

— А, Сергей… Да его как такового и не было, графика этого. Нам бы до темноты успеть…

— А можем? — спросил Телешов. — До темноты?

— Не знаю. — Майор нахмурился. — Знаю только, что в темноте в эту войну играть нам очень не на руку будет. А ты почему еще здесь?

— А где же мне быть? — удивился Сергей.

— Как то есть, где? С народом. Ты же у нас вроде переговорщика был. Для контактов с местным населением. А оно уже все эвакуировано.

— Ну и слава Богу, — сказал Телешов. — Значит, с ними в порядке. А здесь — сам понимаешь. На всякий пожар.

— Типун тебе на язык, дорогой — отозвался Пашинян. — Нам сегодня только пожара не хватало.

— Это я метафорически, — уточнил Сергей. — Ну и, конечно…

Он не договорил. В подъезде раздался оглушительный выстрел. Потом второй. Стоявшие рядом с Пашиняном спасатели дернулись в сторону дома.

— Куда? — Майор схватил одного из них за плечо. — Пилой их там пилить будете? Эй, боец!

Он обращался к МЧС-нику с дробовиком, стоявшему у подъезда. Тот повернулся к офицеру.

— Ну-ка крикни там ребятам, что у них?

Спасатель подошел вплотную ко входу и что-то прокричал. Потом повернулся к Пашиняну и показал большой палец.

— В порядке!

Майор выматерился и вытер лоб тыльной стороной ладони…

— А если в порядке, на кой черт было стрельбу затевать?

Из подъезда вышли трое. Впереди шел спасатель в костюме химзащиты и с ранцем за спиной, за ним старлей с дробовиком. Замыкающий, держа помповое ружье наготове, двигался спиной вперед.

— Егоров, Вася! — позвал Пашинян. — А ну, давай сюда!

Старлей подошел поближе.

— Что там у вас за война случилась?

Егоров хмыкнул.

— Да на втором, товарищ майор. Мы туда газом, потом дверь открыли — а она как раз из прихожки в глубь квартиры намылилась. Ну я и… Раз сначала жахнул, позвоночник, вроде, перебил, потом второй… Все меньше потом работы.

— Правильно рассудил, Вася, — одобрил Пашинян. — Большая была?

— Да поменее, чем Леша Болтянский видел. Ну, не знаю, целиком-то она не показалась.

— Такая? — Телешов показал, какой змея могла быть в обхвате.

— Да нет, — с сомнением произнес Егоров. — Говорю же, поменее. Ну, раза, может, в два.

— Что скажешь, Сергей? — поинтересовался майор.

— Что скажу… Небольшая, в принципе, получается. Подросток.

— Н-да… — протянул Пашинян. — Всех размеров и мастей. Вот я и говорю, нам бы до темноты… В темноте какую-нибудь ясельного возраста гадину чтобы не прозевать…

Кремер собирался чиркнуть зажигалкой, когда увидел двух МЧС-ников, почти выбежавших из подъезда девятиэтажки. Увидев майора-мента, они явно обрадовались.

— Товарищ майор, ну слава Богу, что вы подвернулись!

Кремер вынул сигарету изо рта.

— И в чем же такое необыкновенное везение заключается?

Бойцы переглянулись. Тот, что постарше, показал рукой наверх.

— Там на девятом… В общем, недоразумение получилось.

— Мы замок начали рассверливать, а там в квартире жилец, — вставил его напарник. — Проснулся, в общем, и…

— Проспал светопреставление, бедолага? — изумился майор. — Богатырь… Ну а проблема-то в чем? Пинка под зад, и пусть вниз катится. А хату пометьте, как санитарно проверенную.

— Да там пинками не очень получается… — сказал старшой. — Он из ваших, жилец этот.

— Полковник милиции, — добавил второй спасатель.

Кремер удивился уже всерьез. Какой, к чертовой бабушке, полковник, подумал он, к тому же еще и милицейский. Да был ли в Питере хоть единый мент, не знавший о том, что сейчас на этом пятаке происходит?

— Что ж у него с похмеля фантазии только на полковника хватило? Почему не генерал?

— Да он старлею нашему удостоверение в нос ткнул. Полковник и есть. Сейчас вот орет, что замок ему раскурочили…

Черт-те что, подумал майор. Никак российская наша действительность в чистоте жанра не может остаться. Какая бы трагедия ни случилась, а без фарса и в ней не обойдется.

— Ладно, соколики. Пошли посмотрим на полковника вашего.

— Да он вообще-то ваш, — хмыкнул молодой спасатель.

— А это мы еще выясним, — пообещал Кремер.

Кабинка лифта была там, где МЧС-ники ее и оставили — на первом этаже. Еще за пару этажей до девятого майор уже слышал хриплый мат, несшийся сверху. Он вопросительно взглянул на спутников.

— Он самый. Вот так и выступает, с самого начала, — сказал старшой.

Обе двери в квартиру были распахнуты: железная наружу, в подъезд, и деревянная, явно из недешевых, внутрь. Боец в химзащите и с баллоном за спиной стоял на лестничной клетке рядом с сержантом-стрелком. Командир группы был в прихожей. Над ним возвышалась внушительного роста фигура, поливавшая старшего лейтенанта и его бригаду последними словами.

Кремер шагнул в квартиру.

— Разреши-ка, старлей.

Тот, повернувшись к нему, посторонился, пропуская мента внутрь.

— А, майор! — обрадовалась фигура. — Наконец-то хоть нормального человека прислали.

Теперь Кремер мог рассмотреть хозяина квартиры. Лет сорока с небольшим, под метр девяносто, в спортивном костюме, с изрядно помятым — с добротного похмелья — лицом, красным от гнева.

— Майор Кремер. С кем имею?

— Полковник Мельниченко. Виктор Степанович. Слушай, майор…

— Секунду. — Кремер предупреждающе поднял руку. — Документы я могу видеть?

Хозяин квартиры нахмурился, потом пожал плечами, полез в карман и, вынув удостоверение, протянул его майору.

Да, подумал Кремер, рассматривая документ. Чудны дела твои, Господи. Фамилия, имя, отчество. Три положенных звезды на погонах. Министерство внутренних дел. Москва. Из аппарата. Где Москва, где Питер?

— Ясно, товарищ полковник, — сказал он. — В квартиру можем пройти?

Мельниченко, секунду поразмыслив, кивнул и прошел в гостиную. Кремер последовал за ним.

— Что за херня, майор? — Ярости в голосе хозяина уже не было, но выглядел он по-прежнему мрачно. — Что за взлом, какая эвакуация, что эти долбаки здесь вообще делают?

— Прошу прощения, товарищ полковник, — Кремер был всерьез озадачен. — А где вы были в последние два-три дня?

Московский мент, подойдя к солидно упакованному бару, достал из него бутылку «CanadianClub» и, приподняв ее, вопросительно посмотрел на майора. Тот мотнул головой. Полковник пожал плечами и плеснул себе полстакана виски. Выпил в несколько судорожных глотков и вытер губы рукавом.

— В солнечном Хельсинки, майор. Там и был последние пять дней. Ночью вернулся. Догуляю три дня отпуска, и на работу, в златоглавую. Еще вопросы есть? Или по всем статьям я тебе доложился?

Понятно, подумал Кремер. Вернулся еще до того, как ОМОН выставил оцепление. Принял с дороги — и принял, видимо, хорошо. Капитально принял. Настолько, что и матюгальники не доорались.

Он обвел взглядом гостиную. Три двери, причем одна явно не предусмотренная стандартной планировкой. За ней — малопонятный коридор. Да, ведь и дверей в соседнюю квартиру на площадке не было, вспомнил Кремер. Заделанный дверной проем. А значит, столичный чин в сдвоенной питерской квартире проживает. Наверняка имея и московскую. Красиво жить не запретишь, подумал майор. Хотя вряд ли и генеральской зарплаты на такую кучерявую жизнь хватило бы.

— В двух словах так, товарищ полковник. По всему периметру — по треугольнику между Казанской, Гранитной и Шаумяна — МЧС при нашей поддержке проводит эвакуацию жителей.

— Это я понял, — прервал его Мельниченко. — Что они там о змеях каких-то плели?

— Эвакуация проводится потому, что в здания и часть квартир проникли змеи. Гремучие змеи. Есть человеческие жертвы.

Хозяин жилья удивленно уставился на Кремера.

— У вас что у всех, крыша поехала? Т-твою мать… На пару дней не уехать, чтобы какая-нибудь хрень не сварилась. Какие гремучие змеи, ты-то хоть сам себя слышишь, а, майор?

Кремер слегка нахмурился.

— Товарищ полковник, здесь ситуация такая, что время — деньги. Я предлагаю вам собраться за пару минут — и с нами на выход. Любые вопросы сможете задать внизу. Там и питерское начальство, и из вашего управления люди. Они объяснят. А людям, ребятам вот этим, — он ткнул большим пальцем за спину, — работать надо. Им еще весь дом проходить.

— Дом они будут проходить, когда дверь мне восстановят, — отрезал хозяин. — Нашлись у них мастера дыры сверлить, найдутся и на то, чтобы залатать, и так залатать, чтобы лучше прежнего было. Ты меня понял?

— Так, — спокойно и холодно проговорил Кремер, — на разговоры времени у нас не осталось. Прошу на выход.

Последняя фраза, произнесенная майором, — да еще и без обычного «товарищ полковник» — подействовала на столичного начальника, как ушат холодной воды. Он поставил на стол бутылку виски, из которой собирался плеснуть в стакан очередную порцию, и, подойдя к Кремеру вплотную, навис над ним.

— Ты, ничтожество серое, ты хоть понимаешь, с кем говоришь? Я же тебя укатаю так, что ты на пенсию свою в сторожах зарабатывать будешь. Ты с кем говоришь, я тебя спрашиваю?

Полковник обеими руками схватил Кремера за грудки и встряхнул. Майор коротким резким движением ударил Мельниченко по печени и, когда тот, охнув, начал оседать, ребром ладони рубанул по шее. Хозяин квартиры мешком свалился на пол.

— Так, ребята, — повернулся майор к МЧС-никам. — Теперь берем товарища полковника за все четыре копыта — и вниз. Вы ж понимаете, сам он вряд ли доковыляет.

4

Сергей наблюдал, как пожарные цистерны и подъемники, урча, подъезжали к пятиэтажкам. Красный цвет машин, скорее, угадывался, чем просматривался. Вот тебе и сентябрьский питерский денек. Догорел быстро. И сумерки, едва спустившись, уже вот-вот обернутся осенней вечерней тьмой.

Нервозность МЧС-ников ощущалась почти физически. Конечно, подумал Телешов, с даймондбэком сражаться и днем занятие малопривлекательное. А темнота работать будет на него, на гремучника. И ведь не тянули же специально — а вот так оно, как всегда. Здесь полчаса, там полчаса, вот оно почти к восьми вечера и набежало.

Как всегда, неорганизованность наша неистребимая? Вряд ли, подумал он. Хотя и не без этого, наверное. А с другой стороны, в каких инструкциях на этот случай указания имеются? Нет таких инструкций. Все приходится на ходу да на живую нитку. Вот как и с цистернами этими, в которых вместо обычной воды полощется родимая наша водка — ну разве что на пару градусов слабее. Правда, еще и с химией. В стаканчик не плеснешь.

Но ее ведь не под нашего брата и разводили. То, что гремучников эта жидкость погонит, заставит бежать из очистной, — и дальше наверх, из обустроенного ими схрона — Телешов почти не сомневался. В конце концов, идея принадлежала Алине — а ей в таком деле верить и можно, и нужно. Ну, конечно, и я свои две копейки внес. Вон даже и большому генералу от ФСБ рецепт понравился. Вряд ли он и впрямь спирт дома разводить примется, все-таки не «Хенесси» какой-нибудь, для столь важного господина — или товарища? — более привычный. Но рецепт с глицерином и сахаром — знатный рецепт, проверенный.

А этот составчик уже под даймондбэка замутили. Его-то, змея импортного, такой коктейль возьмет. Это нашего пьянчугу поди химией напугай. Ангидрид, денатурат, политура — да хоть три черепа с тремя парами костей на этикетке. Все равно выпьет. Для него ж это как три звездочки.

Он рассмеялся, качая головой. Хорошо еще охтинская братия не знает, что нынче МЧС в систему закачивать будет. Они б сами голыми руками гремучников куда надо выперли, а спиртрастворчик — в собственную систему. В тот самый вечно жаждущий организм.

Да нет, брат, сказал он себе. Насчет голых рук — это, ты сам понимаешь, байка из несмешных. Не взять его руками голыми. Вопрос еще, взять ли вообще. Так взять, как планируется — до единого, до самого малого и незаметного.

И пока — ни единого выстрела за исключением того случая, когда Егоров из своего дробовика змеюку уложил. А бойцы у подъездов стоят. И квартир, где змеи — и люди, ими убитые — есть, не одна и не две оказалось. Где пара таких на дом, а где и три, четыре… Но ни один гремучник на улицу выбираться не спешит. Потому и выстрелов не слышно, что стрелять пока не в кого.

Он вынул из пачки сигарету и стал разминать ее пальцами. Почему все-таки не выползают? Ведь сколько людей внизу — самое время на охоту. Не могут же они знать, что люди эти вооружены. В конце концов, не развилась же у них, мутантов, еще и интуиция сверхъестественная. Или?…

Телешов поежился. Да без всяких тут «или», а просто потому, что пищи им пока хватает там, где они находятся.

Он неспешно обошел дом, подойдя с той стороны, где подъемники уже начинали выдвигать лестницы наверх, к крыше. Спасатели — часть в костюмах химзащиты и с баллонами репеллента, часть с дробовиками — сгрудились у машин, однако на лестницы подъемников никто пока не спешил забираться. Почему? Теперь-то что останавливает?

Сергей поискал взглядом знакомых, — Пашиняна, Зинченко, Кремера — но никого из них поблизости не было.

Где-то — не очень далеко — застрекотал вертолет. Гул лопастей быстро приближался.

— Первый, я борт один. — Пилот внимательно рассматривал крышу дома, над которым зависла его машина. Вертолет покачивало, и прожектор выхватывал вентиляционные трубы, антенны, патрубки очистных стояков, прикрытие козырьками. — Змей пока не вижу. Повторяю: змей пока не вижу. Делаю проход вдоль здания.

Второй пилот показал рукой вниз.

— Смотри, там. Можем посветить?

Машина развернулась правее. Луч прожектора выхватил очередную группу антенн и труб.

— Есть! — Второй пилот почти кричал. — Засек? Две, рядышком устроились. И здоровенные же, стервы…

— Первый, я борт один. Вижу двух змей на крыше, ориентировочно у восточного торца здания. Повторяю, вижу двух змей…

— Хорошо, что засекли на первом же доме, — задумчиво проговорил Голышев.

— Да, — сказал Мостовой. — Придержали все-таки ребят на земле. А то был бы уже цирк.

— Значит, так, Вячеслав Алексеевич. Вертолет нам, думаю, теперь без особой надобности.

— Почему? — удивился сидевший неподалеку от стола шеф ФСБ. — Разве не стоит проверить и все остальные дома?

— Нет смысла, Алексей Борисович, — отозвался начальник штаба. — Исходить надо из того, что на крыше любого из них змеи могут быть. А вертолет над головами у людей только суматоху вносить сейчас будет.

— Кроме того, — вмешалась Ламанча, — даже на «чистых» крышах змеи могут появиться из стояков в любой момент.

— Именно, — кивнул Голышев. — Алина Витальевна, какую последовательность действий можете рекомендовать?

Зинченко переводил взгляд с генерала на Алину. Поди разбери большое начальство, подумал он. Тоже ведь калачи тертые. То ли действительно хотят понять, что и как, то ли все-таки подстраховаться: рекомендовано специалистом, а с нас спрос какой? Сейчас, конечно, не до поиска мотивов — однако и не сказать, чтобы такая уж непонятная задача была, с этим подъемом на крыши.

— В любом случае первыми, думаю, должны идти люди с ранцевыми баллонами. Начинать распылять репеллент уже на подходе к крыше, за несколько метров до нее. — Наговицына на секунду задумалась. — И сразу же за ними люди с ружьями. Обезопасить зону для подъема остальных: с лебедками, со шлангом и так далее.

— Похоже на план, — согласился Голышев.

— Для стрелков, — вмешался Мостовой. — Алина Витальевна, каково может быть минимально безопасное расстояние?

— Вы хотите знать, с какого расстояния змея может атаковать?

— Именно это.

Наговицына снова задумалась.

— Гремучник в состоянии сделать бросок где-то на половину своей длины. Нам уже известно, что четырех-пяти метров наши мутанты достигают. — Она нахмурилась и предупреждающе подняла указательный палец. — Но это то, что нам известно. Я бы все-таки говорила о дистанции в метра три-четыре. И это, думаю, абсолютный минимум. Ближе подходить нельзя при любых обстоятельствах.

Мостовой жестом подозвал Зинченко.

— Давайте по радио, всем бригадам. И тем, что на крышу пойдут, и тем, что у подъездов. Четыре метра. Ближе не подходить — и не подпускать.

Интересное сообщение, подумал Бардин. Переоблачился, значит, наш Йосик. «Пастух» описал все вкратце, в нескольких словах, но представить не сложно. И вполне наглядно представить. Камуфляжка, шевроны МЧС, все как положено.

Все это, впрочем, было понятно. Ведь рано или поздно мистеру Коулмэну нужно будет в самой гуще событий оказаться — а, значит, и влиться в ряды. И не особо, конечно, прятался он со всем переодеванием. Понимал, что этого мы от него и ждем. Знал, что это мы ему сделать обязательно позволим. Для приличия, конечно, попетлял, поиграл в прятки — но разве что для приличия. Иное дело, когда соберется от «пастуха» отрываться. Это он будет делать уже всерьез. По-настоящему. Когда?

Видимо, тогда, когда змеи пойдут. Хорошо бы, чтобы пошли, подумал подполковник. Чтобы вся эта химия гадов все-таки наружу выдавила. Йосик Йосиком, но гремучников уничтожить нужно вчистую. Если задача такая ребятам из МЧС по зубам…

И рюкзачок. Тоже камуфляжный такой, полевой аккуратный рюкзачок. Зачем? Что там у тебя, коллега, какие достижения передовой американской науки? Заглянуть, конечно, можно было бы без проблем — отвели в сторонку, да и заглянули. Но — рано. Нам нужно, чтобы ты, Йосик, с другом Колей нам все поэтапно продемонстрировал. Понятно пока одно: дожидаешься ты появления главного героя нашего с тобой боевика. Почему дожидаешься и что собираешься при встрече этой делать — вопрос открытый. Ну да закроем и его. Прислали к нам явно не мальчонку, однако под таким микроскопом оторваться от нас ты права не имеешь. И я так думаю, что не оторвешься.

На крыше соседнего дома грохнули выстрелы. Сергей рывком повернулся в ту сторону. Ему не было видно, что происходит наверху, но криков — отчаянных криков столкнувшихся со смертью людей — он не услышал. Отрывистые команды, выстрелы, снова обрывки фраз. Нервозность — да. Еще бы без нее. Но паники нет. Он снова посмотрел на стрелу подъемника. Двое человек, взбиравшихся по лестнице один за другим, были уже у самой кромки плоской крыши. Неуклюжая фигура в химзащите — и следом за ним стрелок. Первый, перехватив планку согнутой в локте рукой, начал широкими движениями распылять репеллент. Понятно. Отогнать тех, что могут быть наверху. Спасатель с ранцем взглянул вниз, на товарища. Тот кивнул и стал взбираться наверх.

Молодцы, подумал Сергей. Разминулись все-таки. Один с дробовиком в руке, другой — что твой марсианин в этом костюме, а разминулись. Стрелок стоял теперь на предпоследней ступеньке, поводя стволом помпового ружья из стороны в сторону. Потом сделал еще шаг, оказавшись на крыше. Следом за ним двинулся и второй, в химкомплекте.

Через минуту стрелок появился на краю.

— Давай, — крикнул он вниз. — Пока чисто.

Двое МЧС-ников потащили по лестнице небольшую лебедку. Несколько больших контейнеров с репеллентом уже стояли возле подъемника. Значит, лебедкой. Ну не руками же такую дуру наверх поднимать.

Телешов взглянул на цистерну. Спасатели уже начали разматывать шланг. Вот так водочка наша подхимиченная наверх и потечет, подумал Сергей. Пейте на здоровье, гости дорогие. Чтоб вам захлебнуться.

Ведь как хорошо, когда люди понятную работу делают, подумал Кремер. С того места, где он стоял, ему было видно, как работают МЧС-ники на трех «хрущобах». На одной из них они уже заволокли контейнеры с репеллентом наверх и теперь тащили на крышу пожарный рукав. Это правильная для ребят работа. Лебедка, подъемник, цистерна, рукав. Неправильно, что при этом с дробовиком не расстаться.

Майор посмотрел в сторону Казанской. Вдоль всей улицы выстроились машины «скорой». Кого, интересно, скорым экстренным образом спасать? Уж конечно, не тех, кто с даймондбэком в конкретный контакт войдет. Да на этот случай вон, пара труповозок тоже стоит. Хорошо бы, чтоб вхолостую они сегодня сработали. Чтобы как сюда пустыми — так и отсюда пустыми. А «скорые» для кого?

Да ведь и для «скорой», подумал Кремер, вариантов тоже предостаточно. И на крышах-лестницах эквилибристика, и стрельба по-настоящему тоже не начиналась еще. Как оно будет, когда поползут? Да еще на тебя поползут? Не начали бы хлопцы палить со страху на все триста шестьдесят, пока припас позволяет.

Friendly fucking fire[6]. Майор усмехнулся. По-русски оно было бы нормально и понятно — «огонь по своим». По дурости, то есть, с перепугу, по идиотизму штабистов и прочей хренотени. Но только америкос мог родить такую вот интеллектуальную загогулину: «дружественный огонь». Ты, дескать, Федя, не обижайся — это я тебя по дружбе в расход пустил. И все, какие претензии — мы же культурные люди.

Причины, конечно, у братьев-америкосов есть. Хотят, чтобы каждый труп все-таки героем оказался. Чтобы не по дури этот труп сорганизовали, а исключительно из дружеских побуждений. Так, чтобы все равно герой. И черт его знает, а, может, оно и правильно? У них вместо реальных десятка-двух-трех — герои все до единого, кто в очередной заварушке с жизнью расстался, даже и по глупости. Это у нас — и нынешних, и прежних — в грязь, да поглубже. А уж имена их ты веси, Господи. Зато имя распоследней шлюшонки из очередного реалити-шоу у всех на слуху. Вот бы где со всем дружелюбием батальону хороших ребят поработать — одну телестудию за другой навестить с полным боекомплектом и по самой сердечной дружбе. With the friendliest fire[7]. Только откуда ж ему взяться, тому батальону. Батальон тот в землю лег. Своя у мальчишек была reality, без всякого, правда, show. И имен никому не нужных героев никто, кроме чудом выживших их товарищей, не знает и не ведает.

Вот и хорошо, что не ведает, подумал Кремер. По крайней мере, в дерьме имена ваши не извозят.

Так что лучше уж вы, ребята, оставайтесь безымянными. Но главное — живыми. Живыми.

Начальник штаба внимательно смотрел на монитор. Здания, на крышах которых предварительные работы были завершены, — подняты контейнеры, рукава для подачи спиртового раствора, обеспечен доступ к стоякам — на экране были прямоугольниками зеленого цвета. Последним красным квадратом была помечена девятиэтажка. Оператор принял звонок, постучал по клавиатуре — и девятиэтажка окрасилась зеленью.

— Готовность по всем объектам, товарищ генерал.

Голышев задумчиво кивнул, потом повернулся к остальным. Все молча смотрели на него.

— Так, — негромко произнес он, — все, думаю, слышали. Готовность по всем объектам. А значит, пора начинать. Есть какие-то другие мнения, вопросы?

— Разрешите, товарищ генерал? — Полковник Зинченко сделал шаг вперед. — Военные у трансформаторной хотели бы уточнить свои действия.

— Я полагал, что с этим мы с ними определились совместно. Характер уточнений?

Зинченко откашлялся.

— Огнеметчики на позиции метрах в пятнадцати от предполагаемого гнезда. Командиры групп требуют инструкций, как вести огонь при появлении змей.

— Но ведь и это уже оговаривали? — недоуменно спросил Мостовой.

— Кстати, не вполне, — вместо Зинченко ответил начальник штаба. — Оговорена была лишь дистанция, и та определялась дальностью пуска струи.

— Пятнадцать метров? — спросил Дивеев. — Если у них ЛПО-50, значит, работают на незагущенной смеси. Иначе могли бы встать и подальше.

Голышев с интересом взглянул на шефа ФСБ. Небанальная порой информация складируется в фээсбэшных головах, подумал он. Вот как эта, например, по огнеметам. С соответствующими тактико-техническими данными.

— У военных несколько огнеметных подразделений, Алексей Борисович, — ответил он. — Загущенная смесь тоже имеется.

— А это уже до семидесяти метров, — живо откликнулся Дивеев. Он повернулся к Наговицыной. — Что скажете, Алина Витальевна?

— Вопрос серьезный, — согласилась она. — Ясно одно: огонь нельзя открывать при первом же появлении змей.

— Почему? — Начальник штаба приподнял брови.

— Потому что гремучники инстинктивно выберут меньшее из двух зол. Посудите сами: рваться ли им под струи огня — или бежать назад, пусть и в пары репеллента?

— Погодите, — Мостовой развел руками. — Значит, главного мы так и не решили?

— Не так все трагично, Вячеслав Алексеевич, — перебил его Голышев. — Огнеметчикам передислоцироваться — пара минут.

— Верно, — подтвердил Зинченко.

— Так как же будем работать огнем? — Голышев снова обращался к Алине.

— Я полагаю, надо позволить выбраться из гнезда как можно большему числу даймондбэков.

— Которые начнут расползаться, — заметил Дивеев.

— Начнут, — согласилась Ламанча. — Поэтому дистанция нужна метров в тридцать-сорок. Чтобы дать выползти почти всем, но при этом обеспечить безопасную дистанцию между людьми и змеями.

— Стоп, — сказал фээсбэшник. — Кажется, я понял вашу мысль. Речь идет не о том, чтобы не сжигать гремучников до тех пор, пока все они не появятся наверху. Речь о том, чтобы не использовать огонь в непосредственной близости от гнезда.

— Именно, — кивнула Наговицына. — Чтобы не загнать обратно тех, кто оттуда будет выбираться.

— Тогда, может быть, такой сценарий, — сказал Дивеев. — Кольцо огнеметчиков на дистанции в тридцать-сорок метров. Баллоны — незагущенная смесь. Приближение даймондбэков на расстояние десяти-пятнадцати метров к людям — огонь. Причем огонь этот не воспрепятствует остальным ползти наружу из схрона.

— Самый разумный вариант, — подтвердила Алина.

Зинченко, достав из кармана камуфляжки блокнот, записывал услышанное.

— Ну что, полковник? — Голышев внимательно посмотрел на него. — Готова информация для коллег?

— Так точно, — ответил Зинченко.

Он подошел к телефону без кнопок, стоявшему на столе и снял трубку.

— Как быстро змеи могут начать реагировать на репеллент, Алина Витальевна? — спросил начальник штаба.

— Среагируют-то они сразу же, — ответила та. — Иное дело, что сам репеллент распространяется не молниеносно. Навскидку я сказала бы, что минут через пять-семь можно ждать первых ласточек.

— Из подъездов или из схрона? — спросил Мостовой.

— И там, и там.

— Значит, пять минут, — подвел итог Голышев.

— Так точно, товарищ полковник, — Джафаров, прижимая трубку к уху, обвел взглядом цепь бойцов. — Перестроиться нам, конечно, пара минут от силы. Но один вопрос есть…

Майор оторвался от портативной рации и сделал знак старшему лейтенанту, стоявшему в нескольких шагах от него. Зажав трубку рукой, он негромко проговорил:

— Отводи ребят на сорок метров от центра. От люка этого.

— Так товарищ майор… — недоуменно возразил тот. Джафаров предупреждающе поднял руку.

— Да, товарищ полковник, я это и имел в виду. Нам же надо будет все пространство осветить. Четырех прожекторов не хватит. Их надо с центра на всю площадь перенацеливать. Еще четыре? — Майор снова обвел взглядом территорию. — Может хватить.

Он снова зажал микрофон рации ладонью и обратился к старлею:

— Что за проблема?

— Первая цепь с незагущенной смесью, дальше двадцати метров не возьмут. Так почему же сорок, а, товарищ майор?

— По центру — по выходу из гнезда, если оно там — огонь вестись не будет. Задача: уничтожать змей при расстоянии десять-пятнадцать метров от цепи. Давать выползти остальным. Про свет — ты мой разговор слышал.

Джафаров махнул рукой — выполняй. Рация снова зашипела.

— Понятно, товарищ полковник. Восемь прожекторов. Пока машины подойдут, наши уже будут готовы. Две минуты? У нас готовность, — майор посмотрел на огнеметчиков, раздвигавшихся в стороны от центра, — через минуту ровно. Есть.

Ничего себе пятачок получается, подумал Джафаров, выключив рацию. На восемь прожекторов всего. Ну все-таки восемь… Да и что этим четырем машинам на периметре делать, куда светить? Здесь нужнее будут.

— Военные доложили о готовности, — Зинченко, по-прежнему держа телефонную трубку в руках, повернулся к начальнику штаба.

— Ясно, Николай Васильевич. — Голышев помолчал еще секунду и твердо произнес: — Тогда общий приказ нашим. Поехали.

Полковник, передав трубку оператору, сел к столу и придвинул микрофон поближе.

— Всем группам с первой по четырнадцатую, всем группам с первой по четырнадцатую… Наземным группам на всех позициях…