Ирма, детство

К Ирме жизнь липнет, как сахарная вата к рукам. Все у нее как-то само складывается, без усилий. Даже не жизнь это, а сплошной парк развлечений с бессрочным абонементом. Она в этот абонемент кого хочет вписывает, кого приспичит – вычеркивает. Ирма в друзья себе надолго не принимает. «Понимаешь, люди они такие (морщится), хлебом не корми – дай прокатиться за чужой счет. Рубрика: не наебешь, не проживешь. И все бы ничего, но я же тоже не на помойке себя нашла, чтобы таскать их на своем горбу. Есть ноги, вот и гуляй ими в светлое будущее. Меня эти прихлебатели утомляют, как солнце в пустыне. Песка больше, чем загара. Одним словом, мне с ними – скучно, им со мной – невыгодно.» Перед Варей Ирма тоже не откровенничает, но и от себя не отрезает, как остальных. «Ты, Яша, другое. Мы с тобой в один ночной горшок ходили. Похуй, что двоюродные, родство же не названиями меряется. Родного человека по запаху чуешь. Это на уровне животных инстинктов. Условности тут ни при чем.»

И правда, детство у них было в складчину. Наваристое, хорошее такое детство. Свою мать Ирма знала только по фотографиям, та пропала без вести вскоре после родов и превратилась в немой вопрос, который девочка цепляла на взрослых, как гири. Маленькая Ирма каждого второго изматывала одним и тем же: «Где мама?» Отец Ирмы приходил в отчаяние от своей неспособности изобразить девочке эту самую «маму» и на долгие месяцы отправлял дочку из столичного Петербурга на родину – в угрюмый промышленный Норильск, к старшей сестре. Там Ирму ждал теплый прием тети Наташи и дяди Сережи с грудной Варей на руках. Панельная двушка каких-то смешных размеров едва вмещала молодую семью с двумя ползающими-бегающими малышами, но это был тот первый еще, ароматный период жизни, когда все лишения были в радость.

Ирма обожала Варю, Варя отвечала взаимностью. Годы летели без пробуксовок. Ирма пошла в первый класс, все там же, с поддержки тети Наташи. Варя – на три года младше – осваивала сад. Девочки росли, и вместе с ними росла их привязанность друг к другу. Ирмин отец – Дмитрий Павлович – давал о себе знать раз в полгода. Прилетал из комфортабельного Петербурга в отчаянно отставший от цивилизации Норильск. Привозил подарки, водил девочек в кино, кормил мороженым в стеклянных вазочках и уезжал обратно. Его засасывали какие-то политические перспективы, маячило доходное депутатское место. Дмитрий Павлович очень был занят своим уплотнением и расширением в нужных кругах, на полноценное отцовство его не хватало. Нужно было отвоевать сначала себе кусок пожирнее, а уж дальше все остальное.

Ирма по отцу не то чтобы скучала. Слишком ей было сладко в этом тесном доме, где по выходным почти настоящие родители пекли пирожки и смотрели голубой телевизор, пока они с Варей прятались под столом, играя во что-то свое. Но самый балдеж начинался летом, когда школа отпускала на каникулы, а Варю специально отпрашивали из сада и сестры могли торчать во дворе с утра до самого вечера. Лето в Норильске ценили особенно жадно. Зима тут бушевала девять месяцев подряд, и только к июню сходили сугробы и начиналось солнце. По выходным – кому папа, кому дядя – Сережа возил девочек на озеро Долгое, и они купались до синих губ в этой теплой и бирюзовой из-за примеси тяжелых металлов с местной ТЭЦ воде. На горизонте синели горы и чадили трубы «Норкникеля», где работал скопом весь город, в том числе и Варины родители. И весь этот угрюмый и вонючий, застроенный «сталинками» и «панельками» город казался сестрам землей обетованной. Им всегда было мало и времени, и друг друга. Все детство они куда-то бежали, взявшись за руки.

А потом случилось неизбежное. Дмитрий Павлович прилетел не к Ирме, а за Ирмой. Дела в Петербурге окончательно устроились. Ирму ждала престижная гимназия с английским уклоном вместо четвертого класса в общеобразовательной норильской школе и двухэтажная квартира вместо несчастных десяти квадратов детской в хрущевке. Дмитрий Павлович был решительно настроен возместить свое многолетнее отсутствие. Наташа плакала, но брата поддержала. Решение было разумным. Девочек разнимали силой под оглушительный вой. Но детские истерики Дмитрия Павловича не трогали. Он прекрасно знал, что новая нарядная жизнь быстро вытеснит собою все это недоразумение. Дети страстные, но отходчивые существа. Ирма попробует на вкус питерского лоска и пристрастится. Совсем как он сам. Девочка была его породы, его характера. Высший сорт.

Дмитрий Павлович и правда не прогадал. Ирма скоро вошла во вкус большого города и Норильск с тех пор не вспоминала.

Загрузка...