Твист на банке из-под шпрот. Сборник рассказов CWS

Елена Поддубская. Набрали по недобору

Баба пышная, как начес на лаке, постучала в дверь ногой. Узнав гулкие и частые удары, Галя открыла. Шуба, распахнутая на груди, плотно вцепилась соседке в прорези подмышек. Оттуда понесло морозом, вчерашним чесноком, пивом, духами, влитыми в декольте, и потом женщиной за сорок.

– Здорово, Оль. Если ты гулять, то у меня уборка, – Галя оперлась на швабру.

– Какой гулять?! Не видишь, что ли: ночью мяли, утром не разгладили. Убирай себе на здоровье. Только глянь, что мне в аптеке дали? Там набрали по недобору, а я не вижу. Они в машине уехали.

– Кто? Дай! Проходить будешь?

– Не буду, – отказалась Ольга, перешагивая через порог.

Соседка указала на тряпку на полу:

– Ноги не забудь. Полдня мотыляюсь: то поставь, то положь.

Ольга кивнула и пошлепала в сторону кухни.

– Чем у тебя пахнет? Давай к свету. Открой балкон, зря я, что ли, шубу выгуливала?

– Мосёлики кипят на щички. Холодно, не открою. Ходи туда, – указала хозяйка на зал.

В такой беседе – сразу и обо всем – женщины не терялись. Зайдя в зал, сели на диван. Ольга бросилась объяснять:

– День у меня – не в коня овес. Он пирог попросил, а у меня только сметаны нет. Стала смотреть – и лука мало. А без него – не то пальто. И поехала яйца купить. Ему сказала делать уроки и ни шагу на улицу.

– Ты про сына, что ли? – Галя, радуясь передышке, откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза. Ольга, скинув шубу с плеч, последовала примеру:

– А про кого еще? Моего пирогом не побалуешь. После вчерашнего – ни тяти, ни мамы, послал… в бочку на рынке за огурцами. – Речь гостьи, без интонации, текла, натыкаясь только на пороги точек и запятых: – Туда шла, рыбы не было, обратно иду – лежит. А руки-то отрываются. Лариска уговорила с мясом: тот кусок на крутку, этот на резку. Возьмешь – вроде много, а дома усушка-утряска, обрежешь, и есть нечего. А ее соседка сама молоко делает. Я попробовала, думаю: надо брать. А то, поди знай, кто за какие сиськи немытые дергал. Творог купила, а к нему как чаю не взять? Да конфет надо, раз уже в магазин зашла. Хотела только слойки с яблоками завесить, но, думаю, че себя не побаловать? Денег все равно нет. Зарплату нам платят якобы за то, что мы якобы делаем. Что же теперь, не есть? – Ольга поправила руками лифчик и выдохнула.

– И че, купила рыбу? – дослушать до истории знакомства бабушки соседки с Буденным Гале не хотелось.

– Да чтоб она сдохла!

– Кто?

– Кто-кто? Дереза эта: «Эх, скучно вы живете». «Ничего не скучно, а очень даже дружно да весело», – соседка могла наизусть не только пересказать любимый мультфильм, но и озвучить его, как артистка, и даже справиться с немудреной хореографией козы. Гали вновь вмешалась:

– Обвесила?

– Еще чего! Я очка мимо не пронесу. Фу, как у тебя жарко! – догадавшись снять шубу полностью, Ольга оттянула воротник свитера.

– Топят до одури, – объяснила Галя.

– Не, это я в маршрутке угорела. Рядом сел один – чистый тройной одеколон, – она помахала перед носом. – Мне б от своего на рынке отдохнуть, а тут: шофер музыку врубил, машина укачивает, мужик дышит, топка надрывается, пробка стоит. Всё в одну посуду. Даже шуба вспотела. Еле я доехала. А помощник гуляет.

– Ты про сына или про мужа?

– Да про какого мужа? – река приблизилась к водопаду. – Говорю же, очки мои уехали с ним в машине. Не вижу даже, где этикетка. Сыну, сучьему отродью, навешала, что б знал! Да еще эти круги наворачивают. Я кульки давай разбирать, а там душок – мать честна́я! Я кричать, а у кошек хвосты от страха, как у белок. Чтобы этой золотозубой самой такую рыбу есть! И что делать? Яйца ведь купить забыла. Да еще звери душу вынимают. Я хвосты отрубила, пусть знают, что мамка пришла.

– Кошкам? – выпучив глаза, Галя даже выпрямилась.

– Ну а кому? Что б не орали, – Ольга сняла и свитер, осталась в нательной майке. Женский дух стал еще отчетливее. Галя пересела на стул:

– И что, перестали?

– Ага. Как же! Пришлось еще и головы отрезать.

– Не жалко?

– Как не жалко: столько денег уплочено. И ухи не будет.

– Какой ухи?

– Думала, нажористой, а теперь – только на засол.

– Ты про рыбу?

– А ты про что?

– Я про кошек.

– При чем тут кошки? Они пуза набили и сразу с ума сошли: залезли на полки, как в плацкарте едут. А тут еще этот со своей шеей! У меня аж голова разболелась. Так жалко.

– Сына?

– При чем тут сын?! – Водопад оказался Ниагарским – и брызги во все стороны, и пар: – Настроилась на пирог, а ни яиц, ни муки. На этот рынок только зайди! А дома – шея! И очки не вернулись! Я в аптеку. Прихожу, ей, вот как тебе, все рассказываю, а она смотрит, а глаза такие честные. Ты посмотри, че она там дала?

Галя взяла пузырек и сморщилась:

– Это валерьянка.

– Кому?

– Тебе.

– А мне-то зачем?

– Ты же сама сказала, сердце щемит.

– Ниче у меня не щемит, просто я же тебе объясняю: сметаны нет, яйца забыла, муки мало.

– Ну вот: снова-здорово. Некогда мне. Я тут вспотела, а теперь уже остыла.

– Ясно: как выходной, так не продохнуть. Это потому, что ты баба.

– А ты че, мужик, что ли?

– Еще не хватало! Давай пузырек. – Ольга побулькала жидкостью: – Эх, нет мебели, и это не обстановка. Пойду кошкам дам. Пусть не орут, дуры жадные. Заодно и сыну налью, без пирога он расстроился больше, чем от шеи. И сама выпью; говорю же – плохо мне, аж в груди щемит. Это ты правильно сказала. Чем в поликлинике польта вешать, лучше шла бы работать в нашу аптеку.

На этом соседки и расстались.

Анна Скворцова. Золотая рыбка

В одном из московских дворов в канализационном люке завелась золотая рыбка. Ее обнаружили сантехники, после чего они стали начальниками ЖЭКов. С тех пор люк перестали закрывать, поставили по периметру загородку, и целыми днями там толпился народ, ожидая исполнения желаний. Пару раз рыбку выкрадывали для личного пользования, но в домашних аквариумах она переставала работать, в отместку ее спускали в унитаз, и она возвращалась на старое место – в канализационную дыру возле детской площадки, где несколько чахлых тополей и облупившаяся скамейка. Весь тротуар был уставлен машинами. Дворники ругались из-за скопления людей, но не сильно, потому что работали последние дни. У них уже были куплены билеты домой в Горный Бадахшан, и кошельки приятно распирались купюрами.

Рыба походила на представителя вида Carassius auratus – длинные плавники и шлейфовидный хвост. Ходили слухи, что ее возьмут на биологическую экспертизу; был репортаж по Первому каналу. Посетителей к ней с каждым днем становилось все больше. Круглые сутки у люка дежурили полицейские. Волонтеры разносили горячий чай. Стояли автобусы, куда разрешалось зайти погреться. Были льготы пенсионерам и детям из многодетных семей, поэтому я долго ждала своей очереди. Забыла даже, зачем стою. Солнце сверкало в окнах домов и переливалось на шеях у голубей зеленым и фиолетовым. Слышался скрип качелей и крики со школьного стадиона. Двое мужчин передо мной обсуждали курсы криптовалют.

– Милая рыба, исцели Васеньку, – женщина сжала худые руки с темными набухшими венами. Из-под ее платка выбилась прядь седеющих волос, длинная юбка была забрызгана грязью. – Он один у меня, муж погиб. Мы на лечение приехали, лекарства дорогие, комнату снимать не могу. Хорошо, в палате разрешили на соседней койке устроиться.

Сгустившееся в воздухе облако скорби медленно заползало к рыбе в люк. Рыба дернула плавниками и почувствовала подступающие слезы. Они не могли скопиться в уголках ее глаз и картинно стечь по щекам – несколько капель просто упали в воду.

– Иди, сын твой здоров, – с нарочитой суровостью ответила она. Род человеческий, изобретший крючки и сети, не достоин излишних сантиментов.

Васенька пришел через две недели. Худой сутулый парень с наушниками, одетый в черную толстовку. Голова его была покрыта капюшоном. На груди – изображение черепа с перекрещенными костями.

Он нагнулся над люком. Сначала ничего не было видно. Потом черная вода задрожала золотом, и появилась рыбья голова с выпученными стеклянистыми глазами.

– Что тебе надобно? – спросила она.

– У меня экзамены.

В его голосе явно звучали требовательные ноты.

– На кого учишься-то?

– На медика.

– Так иди готовься! А если из-за тебя помрет кто-нибудь?

– Зачем мне кого-то лечить, если есть ты?

– Что же, мне так и сидеть в этом люке?!

– Конечно! Мы без тебя теперь не сможем. Ты, рыба, не дури.

Люди все шли и шли. Последние становились первыми, а первые занимали очередь вновь. Хотя бы кто-нибудь принес ей немного корму. Рыба худела, четко обозначилось брюшко со внутренностями, глаза сделались мутными, чешуя потеряла блеск. Приходилось питаться слизью, снимая ее с бетонных стенок трубы.

Двенадцать разгневанных мужчин рвались к канализационной дыре. Смуглые, темноволосые, они кричали что-то и потрясали в воздухе кулаками. Таджики-дворники. В аэропортах отменили рейсы, и они оказались отрезаны от дома. Самолеты теперь летали лишь иногда, их осаждали желающие посмотреть мир. Летчики, диспетчеры, бортпроводники ходили на работу ради удовольствия, часто оставались дома, отдохнуть, полежать перед телевизором, ведь холодильники (спасибо рыбе) всегда были полны еды: карбонат, икра, осетрина, запотевшие баночки пива. Когда прекращались телепередачи, люди выходили на улицы и бесцельно бродили по городу, стараясь не уходить далеко от люка. Некоторые ворчали: нужен автомобиль с неиссякаемым баком бензина, чтобы уехать туда, где рыба еще не успела испортить жизнь.

Над рыбой, заслонив солнце, опять навис Васин силуэт. Вася был взволнован, взъерошен и бледен.

– Мне одна девочка на курсе нравится, – сказал он. – Я потому и хожу на занятия, не бросил еще. Ты ей внуши, чтобы меня полюбила.

Рыба напряглась, оттопырила жабры, сосредоточилась, раздвигая пространство и время. Эта девушка уже приходила к ней и сейчас проводит медовый месяц на Мальдивах. Рыба растерянно заметалась кругами, остановилась и призадумалась.

– Мы с чувствами не работаем, – сказала наконец. – И вообще, я тебе уже помогала. Силы мои на исходе.

– Да ладно, ты всемогущая, что тебе стоит. Если не сделаешь, как прошу, мы тебе с пацанами воду откачаем. У меня диггеры знакомые есть.

Рыба приподнялась повыше, быстро перебирая плавниками, и вернулась в исходное положение. Аккуратный ротик безмолвно раскрылся и закрылся несколько раз.

– Я должна посоветоваться с коллегами, – она глянула в сторону, махнула хвостом и ушла на глубину.

Больше ее никто не видел.

В очереди началась паника. Многие, как и я, ничего не успели попросить у рыбы. Люди принялись взламывать канализационные люки во всех дворах и скупать рыб в зоомагазинах. Но ту единственную найти не могли. О рыбе долго шли разговоры. Около люка устроили музей. Появилась мода носить на груди ее металлический образ на цепочке. С изображением рыбы стали выпускать магниты и настенные календари. «Сказка о золотой рыбке» сделалась самой продаваемой книгой сезона. Издали сборник воспоминаний о рыбе, ее афоризмы, советы на все случаи жизни, высказывания (и когда только успела?) о литературе, политике и истории. Фотографии рыбы висели в присутственных местах рядом с портретом президента. День ее появления объявили национальным праздником, в день исчезновения приспускали флаги.

А Вася с тех пор часто носил футболку с рисунком рыбьего скелета. Сессию он не сдал, его забрали в армию. Когда он вернулся, взялся за ум, выучился на программиста, создал сайт rybanet.ru и организовал клуб единомышленников.

В городе вдруг вспомнили об инвалидах и стариках, которые не выходили из дома и не сумели побывать у люка. Несколько семей взяли их на пожизненное содержание. А рыбка тем временем обсуждала с коллегами, как улучшить положение дел в Африке и на Ближнем Востоке, потому что проект под названием «Россия» явно удался. Дальше люди справятся сами.

Роман Гусев. После падения

Раз, и все. Это произошло так быстро, что Митя ничего не почувствовал. Потом он действовал на автомате, точно перед обмороком. Отпросился с работы, оделся и выскочил на улицу. Он шел с четверть часа, ведомый своей болью, и, обнаружив нужную вывеску, поднялся по незнакомой лестнице на этаж. В очереди он оказался третьим.

Впереди стояла молодая девушка, за ней мужик в рабочем комбинезоне, потом Митя, потом еще подошла женщина с сыном. Девушка в начале очереди плакала. Митя посмотрел на нее, к нему тоже подступили слезы обиды и за нее, и за себя. Митя отвернулся.

– Девушка, не убивайтесь вы так. Может, вам чаю сделать? – успокаивал ее мастер, сидевший за стойкой.

– Чаю?! – передразнила его девушка сквозь слезы.

– Это же просто телефон, ну послушайте, оно того не стоит.

– Но как же? Совсем ничего нельзя сделать? – девушка придвинула свой смартфон ближе к мастеру. Через плечо рабочего в комбинезоне Митя разглядел, что у смартфона не просто треснул экран, он будто лопнул, обнажив электронные внутренности. «Значит, они могут и не починить», – пронеслось у Мити в голове.

– Может, вы все-таки попробуете? – не сдавалась девушка.

– Что мне, по второму кругу объяснять? – не выдержал мастер. На это девушка разразилась новым приступом слез. Она плакала, вцепившись руками в стойку, и не уходила.

«Почему же она не уходит? Ей же сказали, что нельзя починить. Да иди ты уже отсюда», – думал Митя, обратив на девушку свое мысленное внушение. Это сработало, девушка постепенно успокоилась, забрала телефон и ушла.

У мужика в комбинезоне проблема была совсем пустяковая, отпаялся какой-то контакт внутри, и смартфон плохо заряжался. Дел на пять минут, но мужик зачем-то стал показывать мастеру, как он изгибает провод зарядки, чтобы все работало. Мастер начал составлять акт приема. Все это было очень долго. И тут мастер попросил рабочего сделать такое, о чем Митю не попросила бы даже жена. Это прозвучало все равно как если бы на приеме у стоматолога, вместо того чтобы открыть рот, вас попросили спустить брюки.

– Зачем это? – вздрогнул мужик в комбинезоне.

– Да, это совсем не нужно, – вступился за него Митя. Душа его сжалась, он представил, как и его попросят о том же самом.

– Нужно провести полную диагностику, проблема может быть операционная, а для этого нужно отключить блокировку экрана, – разъяснил мастер. – А то как мы проверять будем?

– Слышал? Ты тоже отключай, – сказала мама сыну за спиной у Мити. Митя посмотрел на них. Сын побелел как подоконник. В нем тоже вскипало отвращение от перспективы пустить незнакомых людей в свое личное пространство. Его бескровные губы дрожали.

– Ну мам! – протянул он.

– А чего это мы испугались? Ну-ка, доставай его, поглядим, что у тебя там такое интересное.

– Я не испугался, – школьник затрясся еще сильнее.

Митя был подавлен не меньше его. «А может, и правда, потом как-нибудь… Ходят же люди с разбитым экраном, и ничего». Он машинально достал смартфон из внутреннего кармана. После падения Митя толком не рассматривал его, понял только, что дело плохо. Теперь же он внимательно изучил повреждения. Весь экран покрылся сетью мелких стеклянных морщинок, образовавших что-то вроде мозаики. В самом верху возле фронтальной камеры несколько фрагментов мозаики выпали. Но экран работал, на касания реагировал, и вкладки открывались. Митя вздохнул, зашел в настройки и отключил блокировку.

Когда подошла его очередь, мастер на глаз оценил катастрофу и объявил цену. Стали составлять акт. Заполнив все поля, мастер показал Мите, где расписаться.

– Зайдете завтра после четырех, – сказал он и переключился на женщину с сыном.

– Можно и сегодня, я подожду. Могу и здесь постоять, время у меня есть, – ответил Митя.

– Сегодня уже не получится, мы через час закрываемся. К тому же, – мастер еще раз взглянул на Митин смартфон, – у нас нет родного монитора. Его завтра привезет курьер под заказ.

– Нет, так не пойдет. Вы должны сделать его сегодня, – голос подвел Митю, последнее он скорее пропищал, чем проговорил.

– Если хотите, можете отремонтировать в другом месте, – мастер протянул ему смартфон через стойку.

– Да уж ладно, чините, – Митя махнул рукой.

Он возвращался домой на метро, смотря перед собой, ибо куда бы он ни повернул голову, везде были люди со своими маленькими цветными экранчиками. Они проверяли вечерние новости, листали новые фотографии, с кем-нибудь переписывались, смотрели смешные видео, играли. Митя вспомнил, как разбил телефон. Он был на работе и вышел из офиса на черный ход, чтобы позвонить жене. То ли поскользнулся, то ли оступился, и слетел вместе со смартфоном вниз по лестнице. Только сейчас Митя вспомнил про это падение, и сразу понял, что все это время незаметно для себя припадал на правую ногу. Он коснулся бедра через джинсы, и боль прорезала все тело. Уже дома Митя обнаружил иссиня-черную гематому от поясницы до колена, размерами и формой напоминавшую полуостров Камчатка.

Екатерина Тупова. Чужая речь

Интересно, а если бы мама не умерла, он бы не рассказал? Так и жил дальше на два дома? А Надя бы осталась дочерью половины экрана и никогда не поняла, что живет в таком тесном пространстве, и только чувствовала бы, что давит, и не знала, что так нормально: ведь это кино.

Слева – насупившийся, примелькавшийся диван и мама. В халате в зеленый цветочек, штопает его носки. Слюнявит нитку, чтобы продеть в ушко. Справа, отделенная условностью, его любовница – японка, худая, как бамбук, собирается на прогулку. Примеряет маленькую синюю шляпку. Отчим входит к маме, надевает носок, проходит, как ни в чем не бывало, через разделительную полосу. Приобнимает японку, щекой касается ее щеки. Крупным планом их лица. А теперь только лицо японки. Счастливое.

Микуро приехал в августе.

– Я ваш брат.

Очень худой, с изящным, почти женским подбородком, Микуро ничем не выдавал сына своего отца. На четыре года младше, наверное, еще ходил в начальную школу в Саппоро, когда она начала называть отчима папой.

В первый же вечер он купил настольную лампу и высадил на маленький стол свой гарнизон: Достоевский, Чехов, Толстой.

– Надо утопить в языке, – пояснил Наде, когда она спросила, зачем ему столько книг. – А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?