Творец слез

Глава 7. Мелкими шагами

Утром было ветрено. Ветер гнул стебли травы и не пускал облака на небо; воздух пах свежестью, как кондиционер-ополаскиватель с запахом лимона. Февраль в наших краях всегда мягкий и теплый.

По асфальту передо мной, как пантера из расплавленного свинца, скользила тень Ригеля. Я смотрела, как уверенно он шагает, демонстрируя свое превосходство даже в походке. Я на всякий случай шла поодаль. Ригель не оборачивался.

После вчерашнего эпизода в голове беспрестанно крутились разные мысли. Я заснула с его голосом в ушах и проснулась, слыша его эхо. И, как бы я ни старалась избавиться от воспоминаний, я чувствовала запах Ригеля на своей коже. Я думала о подчеркнутой цитате, думала о его словах, которые казались фальшивыми нотами в песне. И чем больше я пыталась вникнуть в мелодию, тем сильнее я запутывалась в противоречиях.

Через секунду я уткнулась носом в спину Ригеля и, зажмурившись, ойкнула. Непонятно, почему он замедлил шаг. Я схватилась за нос, а он раздраженно посмотрел на меня через плечо.

– Извини, – выдавила я и отвернулась, пряча лицо. Ужасно не хотелось с ним разговаривать, но пришлось, а всему виной моя неуклюжесть.

Я подождала, пока Ригель отойдет на несколько шагов, прежде чем поплестись следом.

Через несколько минут мы уже шли по очень старому мосту, он был одним из первых городских сооружений. Я обратила на него внимание, глядя в окна машины, когда Анна с Норманом везли нас из приюта. Сейчас мост ремонтировали. Норман последнее время жаловался, что из-за пробок на мосту по утрам он теперь частенько опаздывает на работу. Скорее бы уже они закончили этот ремонт, вздыхал он.

Мы дошли до школьных ворот, когда я заметила движение на обочине дороги: маленькая улитка ползла по проезжей части, наивная и отважная. Автомобили проносились мимо нее, но она не обращала на них внимания. Из-за своей медлительности она через секунду-другую наверняка попала бы под колеса, и я кинулась к ней не раздумывая. Не знаю, что со мной происходит в такие моменты, но именно в это время я настоящая, а не когда пытаюсь быть похожей на других. Я всегда чувствовала потребность помогать маленьким существам – это зов сердца.

Я шагнула с тротуара на дорогу и быстро подобрала улитку, по счастью еще целую и невредимую.

– Ты в безопасности, – прошептала я, слишком поздно поняв, как легкомысленно себя повела.

Я услышала рев мотора: у меня за спиной яростно гудела машина. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я не успела обернуться, как вдруг кто-то схватил меня за свитер и резко потянул в сторону. Через секунду я уже стояла на тротуаре, открыв рот и от испуга выпучив глаза. Воротник неприятно сдавил горло, потому что меня продолжали крепко держать за свитер. Когда я увидела злое лицо, то перестала дышать.

Сжав губы, на меня смотрел Ригель, и взгляд у него был острый, как стальное лезвие. Потом он резко, чуть ли не с отвращением, отпустил меня, точнее, отпихнул. Свитер и без того висел на мне мешком, а теперь по его милости один рукав стал заметно шире второго.

– Черт, – прорычал он, – у тебя проблемы с головой?

Я открыла рот, но ничего не смогла ответить, потому что была слишком ошеломлена и напугана. Прежде чем я успела что-то промямлить, Ригель отвернулся и пошел к школьным воротам.

Я смотрела ему вслед, сжимая в ладони маленькую улитку. До дверей школы его провожали девичьи взгляды и шепот. Помня драку в первый день, ребята с опаской посторонились, пропуская его, а девчонки, напротив, пожирали его глазами, как будто надеялись, что он обратит на них внимание.

– Ника!

Ко мне шла Билли. Прежде чем она добралась до меня, я поспешила пристроить улитку в безопасное место – посадила ее на невысокую изгородь рядом с кустом, решив, что она оттуда не свалится.

– Привет! – крикнула я подруге, пробиравшейся сквозь толпу возбужденных старшеклассников. Сегодня у школы было более шумно, чем обычно, все, казалось, пребывали в приподнятом настроении, в воздухе витало странное возбуждение.

– Осторожнее! – буркнула Билли девчонкам, которые нас чуть не задели, проходя мимо, они что-то оживленно обсуждали.

– А что происходит-то? – спросила я, когда мы поднимались на крыльцо. – Сегодня вроде самая обычная пятница. Или я чего-то не знаю?

– Ты забыла, какой день понедельник? – Билли подняла руку, чтобы помахать Мики у ворот и дать мне время ответить. Я на мгновение задумалась, пытаясь отыскать в памяти что-то, явно ускользнувшее от меня.

– Четырнадцатое число, – пробормотала я.

– И? Это тебе ни о чем не говорит?

Мне стало немного стыдно, потому что, оглядевшись, я поняла, что каждая моя сверстница в этом дворе прекрасно знала, какой день в понедельник, очень хорошо знала. Но я не такая, как мои сверстницы, ведь выросла в особой обстановке, где не считалось нужным отмечать даже самые популярные праздники.

– Ну вот, приехали! Это самый сентиментальный день в году, – пропела Билли, – его обычно отмечают пары.

Я догадалась, о чем говорит Билли, и покраснела.

– А! День влюбленных, День святого Валентина.

– Бинго! – прокричала Билли чуть ли не в лицо подошедшей Мики, которая хмуро посмотрела на нее из-под капюшона.

– Ты чего такая возбужденная? Опять переела сладкого на завтрак? – резко спросила она.

– Доброе утро, Мики! – поздоровалась я тонким голоском.

Она перевела на меня взгляд, и я как можно более непринужденно помахала ей рукой. Как и всегда, мой привет остался без ответа.

– Я тут объясняю Нике, почему сегодня все стоят на ушах. Ничего удивительного, ведь День сада бывает раз в году!

Я удивленно наклонила голову:

– День сада? Что это?

– О, это самое долгожданное событие в нашей школе, – ответила Билли, хватая нас обеих под руки. – Праздник, который всех сводит с ума!

– Праздник, который жутко бесит, – вставила Мики.

Билли этих слов как будто не слышала и продолжала:

– В День святого Валентина школьный комитет ставит специальный шатер для… роз! Каждый может анонимно подарить розу кому захочет. Кстати, у каждой розы в зависимости от цвета есть символическое значение! Сама все увидишь. В этот день школа буквально завалена букетами. Больше всего цветов достается самым популярным девчонкам и игрокам бейсбольной команды. Однажды даже тренеру Виллеру забили розами шкафчик. А кто-то клялся, что видел, как директриса крадется…

Мики закатила глаза, и Билли подпрыгнула, хихикая.

– Да, драмы разыгрываются нешуточные! Признания, разбитые сердца… В общем, это День сада!

– Похоже, интересный день… – заметила я, улыбнувшись.

– Да, как день в психушке, – пробормотала Мики, и Билли шутливо ткнула ее в бок.

– Ну не будь врединой! Не слушай ее, Ника. В прошлом году мне подарили целые четыре шикарные розы. И все ярко-красные. – Она снова толкнула Мики локтем и захихикала. Та зажала бычок между пальцами, а затем бросила его туда, где я оставила улитку.

Я заметила парня, который в наушниках сидел в теньке на той самой изгороди. Я присмотрелась к нему получше и замерла от неожиданности, когда увидела кое-что, что мне очень не понравилось. Мики с Билли начали шутливую перебранку, на время забыв обо мне, чем я и воспользовалась: перешла через дорожку и подошла к парню. Листочки на деревьях колыхались от ветра и отбрасывали на него кружевную тень.

– Гм… извини… – робко начала я.

Парень продолжал что-то смотреть или слушать, уткнувшись в мобильный телефон. Я подошла на шаг ближе и махнула рукой, чтобы привлечь к себе внимание.

– Прости! Извини!

Он поднял голову от телефона и нахмурился, глядя на меня. Потом с недовольным видом вынул из ушей наушники. Видимо, я отвлекла его от чего-то очень интересного.

– Че такое? – спросил он.

– Улитка…

– А?

От смущения я сцепила руки в замок.

– Я… Можно я… можно я сниму у тебя с брюк улитку?

Он удивленно заморгал.

– Не понял, что?

– Я хочу забрать улитку.

– Ты о чем?

– Я аккуратно, – поспешила я сказать, прочитав недоумение в его глазах. – Дело в том, что я забрала ее с дороги и посадила сюда. А теперь надо перенести ее в другое место. Пожалуйста, резко не двигайся.

– О чем ты, вообще? Ай, вот дерьмо! – выругался парень, заметив наконец полоску слизи на брючине. Он вскочил, чтобы стряхнуть улитку, и чуть не уронил телефон.

– Подожди!

– Сними ее! Черт возьми, убери ее с меня!

– Да не волнуйся ты так.

Я отцепила от него улитку, прежде чем он успел грубо стряхнуть ее на землю или сделать с ней что-нибудь похуже. Парень отшатнулся, брезгливо уставившись на улитку у меня на ладони.

– Фу-у-у! Ей что, здесь места мало! Ну и гадость!

Улитка спряталась в раковину. Я с укором посмотрела на парня, потом – нежно – на улитку. Убедившись, что раковина не повреждена, я прикрыла ладонь, чтобы ей было теплее.

– Она пугливая, – пробормотала я обиженно, надеясь, что он меня не услышит, хотя говорила довольно громко.

– Чего-чего?

– Улитка ни в чем не виновата. Она ведь не понимает, по чему или по кому ползает.

Парень смотрел на меня, прищурившись, с недоверием. Я чувствовала себя сейчас маленькой и странной девочкой, которая живет в своем тайном мирке и на которую окружающие всегда смотрят такими глазами.

– Улитки не гадость, – продолжала я оправдывать улитку, как будто оправдывала саму себя, – они очень хрупкие и умеют только защищаться. А нападать они вообще не способны.

Ветер трепал мои волосы, и приходилось придерживать их одной рукой.

– Иногда улитки выползают на дорожки во время дождя. Они своего рода предсказатели наводнений и бурь. Они их чувствуют, представляешь? Раньше, чем другие.

Я подошла к стене, прижимая руку с улиткой к груди.

– В раковине она чувствует себя в безопасности, это ее дом. – Я наклонилась и посмотрела на сетчатое ограждение вокруг дерева, где никто не ходил. – Но если раковина треснет или сломается, осколки застрянут внутри тельца и могут ее убить. Впрочем, в этом случае она все равно погибнет, потому что раковина – единственное убежище, которое у нее есть. Грустно, правда? – говорила я, скорее, сама себе, чем парню. – То, что ее защищает, может причинить ей вред.

Я аккуратно положила улитку на землю у основания дерева. Бедняжка была слишком напугана, чтобы высунуть рожки из раковины. Я расчистила землю от сора, чтобы облегчить ей путь по влажной почве.

– Ну вот, – прошептала я, наконец улыбнувшись. В моих движениях была нежность, которой научила меня мама. Я выпрямилась, заправила прядь за ухо и, когда подняла голову, поняла, что парень все это время за мной наблюдал.

– Эй, Ника! – У входа в школу стояла Билли. – Что ты там делаешь? Пошли, а то опоздаем.

– Иду!

Сжав обеими руками лямку рюкзака, я смущенно посмотрела на парня.

– Пока, – сказала я тихо, прежде чем уйти.

Он не ответил, но я чувствовала, что он смотрит мне вслед.

– Не хочешь сегодня пообедать у меня? – услышала я вопрос после уроков. Пенал, который я засовывала в рюкзак, выскользнул из рук. Я наклонилась за ним, краснея. Предложение застало меня врасплох.

– Бабушка давно ждет тебя в гости. Она увидела тебя как-то на днях перед школой и схватилась за сердце. Говорит, ты очень худая. Она простояла у плиты все утро и, подозреваю, не примет отказа… Ну если, конечно, ты хочешь.

– Ты… ты уверена? – робко спросила я, когда мы выходили из класса.

Я не знала, как реагировать на приглашение. Я не любила быть в центре внимания, во мне прочно сидел комплекс, мучительное подозрение, что на самом деле все хотят поскорее от меня отделаться и никого мое общество не радует. Но Билли говорила искренне, к тому же ей незачем было приглашать меня в гости из простой вежливости.

Махнув рукой, Билли одарила меня приветливой улыбкой.

– А то! Бабуля чуть не сбросила меня с кровати сегодня утром. Она погрозила мне пальцем. Скажи, говорит, своей подруге, что сегодня она наша гостья. Бабуля говорит, что у тебя вид человека, который никогда не ел ее картофельного пирога. А это никуда не годится! – Билли захихикала и подмигнула. – Ну так что, идешь?

– Конечно, но сперва я должна предупредить Анну, чтобы ни о чем не беспокоиться.

– Конечно! – ответила Билли, пока я вынимала из рюкзака листочек с номером Анны.

Я пошла в секретариат и попросила разрешения позвонить.

– Домой, – уточнила я, счастливая, оттого что произношу это слово. Когда секретарь понимающе кивнула, я испытала еще большую радость за себя.

Анна ответила после трех гудков и не только сразу разрешила мне пойти в гости, но, судя по голосу, очень обрадовалась тому, что у меня появилась подружка. Она сказала, что я могу оставаться у Билли сколько хочу. И мое мнение о ней только укрепилось. Анна доверяла мне, она была деликатной и щедрой. Она волновалась за меня, но ее опека не казалась навязчивой. Анна предоставляла мне свободу, за что я ценила ее еще больше.

– Класс! Тогда сообщу бабушке. – И Билли отправила смс-сообщение.

Я почувствовала в душе дуновение легкости. И широко улыбнулась Билли, благодарная за то, что она давала мне возможность побыть в ее обществе еще какое-то время.

– Спасибо! – сказала я, и она улыбнулась мне в ответ.

– Да ладно, это нам нужно тебя благодарить.

– Никто никогда не приглашал меня в гости.

Билли прищурилась, глядя на меня так, будто неожиданно вспомнила о чем-то очень важном, но потом отвлеклась, когда мимо нас прошли весело болтающие девчонки.

Я увидела, как все вытаскивают из ящичков вещи и перед уходом снимают висячие замки. Хм, интересно…

– День сада на носу. В спортзале ставят шатер для цветов. В понедельник члены школьного комитета будут ходить по классам и доставлять их по адресу.

– А почему все забирают вещи из ящиков? – непонимающе спросила я. – И зачем снимают замки?

– О, это своего рода традиция. Некоторые предпочитают лично доставить розу получателю. Самые стеснительные. Или мазохисты… Кто хочет, может оставить свой ящик открытым, чтобы кто-нибудь незаметно на переменке или во время уроков положил туда розу. В общем, это делается для тех, у кого не хватает смелости передать розу через шатер. Компромиссный вариант. И это так весело – открыть дверцу шкафчика и обнаружить, что кто-то оставил для тебя розу. И потом ломать голову, кто бы это мог быть, кто думает о тебе, кто не думает. Какое послание скрыто в цвете розы? Любит, не любит… он… она… И все такое прочее.

– Тебе нравится этот день, правда? – догадалась я.

Билли пожала плечами.

– А кому он не нравится? Мне кажется, все от него в восторге. Девчонки сходят с ума, соревнуются друг с другом, спорят, кто получит больше цветов. И самые симпатичные парни тоже страдают этой ерундой. Бывает забавно за этим наблюдать, как будто смотришь документальный фильм об обезьянках в джунглях.

Я удивленно подняла брови, и Билли расхохоталась.

Она продолжала рассказывать байки про День сада, пока мы шли к выходу.

– Погоди-ка! – остановилась я, обыскивая карманы. – Листочек с номером Анны… Наверное, я забыла его у телефона.

Я еще не успела выучить номер наизусть, поэтому лучше пока его не терять и держать при себе. Расстроенная своей рассеянностью, я заверила Билли, что быстро вернусь. Не хотелось заставлять ее ждать, поэтому я бегом побежала в секретариат, где, по счастью, нашла бумажку у ножки стола. Подобрала ее, засунула в карман и вернулась.

В коридоре кто-то быстро шел мне навстречу. Вроде бы парень. Похоже, он чем-то рассержен. Он быстро пронесся мимо. Во всем его теле чувствовалось напряжение, что не ускользнуло от моего внимания, так же, впрочем, как и от внимания всех остальных, кто был в коридоре. Я почувствовала, как у меня опять сводит живот, и объяснила это страхом. В парне бурлила заряженная ненавистью ярость, предвещавшая насилие, а людская жестокость меня всегда пугала.

– Ты! Что ты делал с моей девушкой?

Парень остановился напротив двери. Я узнала эту аудиторию, и от дурного предчувствия у меня внутри все сжалось в комок. Я думала, что в такое время в музыкальном классе уже никого нет. И почему-то я сразу поняла, кто там был. Несколько учеников столпились перед дверью, привлеченные шумом. Как будто влекомая неведомой силой, я приблизилась и получила подтверждение.

На табуретке у пианино молча с невинным видом сидел Ригель. К фортепиано его влекло с детства, он чувствовал в нем странную для нас, приютских детей, притягательность. Я бы не назвала это страстью, скорее это был зов, которому он не мог противиться.

– Ты слышишь? Я с тобой говорю!

Я была уверена, что Ригель его слышит, тем не менее он не смутился и даже бровью не повел. Склонил голову и с невозмутимым спокойствием смотрел на парня снизу вверх.

– Я видел, как вы разговаривали! Ты к ней клеился! – Парень подошел ближе. – Чтобы больше такого не было, понял?

Ригель сохранял непроницаемое выражение лица, как будто ничего не слышал. Но я не была так же спокойна. Крылья черного ангела, невидимые никому, кроме меня, оборачивали тело Ригеля. Я боялась мгновения, когда они развернутся, проявив себя наихудшим образом.

– Решил, что тебе все можно, раз ты новенький? Ни фига! Здесь у нас другие правила!

– И кто их установил? – иронично спросил Ригель. – Ты?

Он пригвоздил его насмешливым взглядом и встал. Ригель оказался выше парня, но меня больше всего пугало отсутствие гнева в его взгляде, от его акульих глаз по спине бежали мурашки.

– На твоем месте я беспокоился бы о другом, – продолжал Ригель. – Может, спросишь у своей девушки, почему она со мной болтала?..

Парень сжал кулаки, огорченный и разозленный.

– Что ты сказал?! – крикнул он, когда Ригель повернулся к нему спиной, собирая ноты. – Куда ты собрался? Я еще не закончил! – закричал он, выходя из себя. – И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. Козел!

Парень схватил Ригеля за плечо, и, когда он его коснулся, я со страхом подумала, что лучше бы он этого не делал. В следующую секунду парень врезался лицом в фортепиано. Раздался ужасный крик. Мое сердце подпрыгнуло, и я услышала, как рядом со мной кто-то испуганно ахнул. Сердце запульсировало в горле, когда я увидела, как Ригель вцепился парню в волосы, и тот истошно завопил. Он направил на него всю свою злость, немую и холодную. И отпустил его так же неожиданно, как схватил за секунду до этого. Не устояв на ногах, парень рухнул на пол. Все произошло очень быстро. Поразительно, откуда в Ригеле столько силы и жестокости. Он уложил его за секунду.

Ригель медленно обошел парня, наклонился, чтобы подобрать ноты, упавшие на пол. Все затаили дыхание.

– Твоя девушка сфотографировала меня, – пробормотал Ригель. – Спорю, она тебе об этом не сказала. Раз уж ты здесь, передай ей, чтобы она больше так не делала.

Потом он заметил в толпе меня и, не отрывая глаз, громко добавил:

– Очень вежливо тебя об этом прошу. – И ушел, прежде чем появился кто-то из учителей.

Я стояла неподвижно, а когда обернулась, увидела, как некоторые девушки провожают его взглядом, притихшие, но явно плененные его загадочным, агрессивным обаянием, которое от него исходило.

Он только что продемонстрировал холодную и равнодушную жестокость, и несмотря на это, многие хотели бы проникнуть в опасную тайну его глаз.

Я вернулась на школьный двор, ощущая странный вкус во рту. Сцена стояла у меня перед глазами, шок не проходил.

– Вот и ты! – встретила Билли меня с улыбкой. – Ну что, нашла листочек?

Я часто заморгала, стараясь не показать волнение. Ригель вызывал во мне непонятные ощущения, глубокие и тревожные.

– Да, – только и ответила я, закусив губу и опустив голову, чтобы она не заметила тревогу на моем лице.

– Нам пора.

Большой «вранглер» стоял прямо посередине проезжей части, за ним выстроилась очередь из автомобилей и мотоциклов. Водители были в бешенстве.

– Ситуация не кажется очень веселой, – констатировала Билли.

– Подожди, а разве мы не ждем Мики?

– Нет, она не придет, сегодня не может.

Я думала, что мы поедем втроем, но нет. Мы вышли из калитки и быстрым шагом дошли до машины. Когда я открыла дверцу, бабушка Билли посмотрела на меня поверх солнцезащитных очков.

– Привет, бабуль! Как твои ноги сегодня?

– Хватит болтать. Садитесь! – приказала она строго, и мы послушались.

Я устроилась на заднем сиденье, глядя на нее во все глаза.

– Это Ника, – представила меня Билли, пока ее бабушка трогалась с места.

Я подняла руку, смущенная, и она посмотрела на меня в зеркало заднего вида. От страха не понравиться ей у меня сжалось сердце. Я боялась не оправдать ее ожиданий, какими бы они ни были.

– Привет, дорогая! – ответила она мне ласково, отчего я сразу приободрилась и улыбнулась. Я наконец-то решила наслаждаться моментом и затолкала мысли о Ригеле в самый дальний уголок сознания.

Билли жила недалеко от школы. Их кондоминиум стоял в спокойном районе рядом с рекой, на такой узкой улочке, что «вранглер» с трудом по ней проезжал.

Мы поднялись по ступенькам, прежде чем оказаться в элегантной прихожей с красными стенами, где стояла латунная подставка для зонтов.

Квартира была маленькая, но уютная. На стенах висело много фотографий и картин, немного кривых и громоздких. Открытые деревянные балки поддерживали потолок, слегка обшарпанный паркет придавал комнате симпатичный вид. Мне у Билли сразу понравилось. По дому разливался запах жаркого, от которого у меня потекли слюнки.

Я наелась досыта и обнаружила, что бабушка Билли за грубоватыми манерами скрывает заботливость и доброту.

Она добилась того, чтобы я взяла второй кусочек пирога, и спросила, давно ли я приехала сюда. Я ответила, что выросла в сиротском приюте, а потом с радостной улыбкой сообщила, что прохожу через процедуру удочерения, и ее глаза наполнились добрым светом. Я рассказала, как мы познакомились с Анной, как увидела ее у лестницы и о нашей прогулке по залитому солнцем саду.

Бабушка слушала меня внимательно, не перебивала. Когда я закончила рассказ, она поднялась, наклонилась над столом и положила мне на тарелку третий кусок пирога.

После обеда Билли повела меня в свою комнату. Прежде чем я зашла, она опустила жалюзи и включила свет.

На стенах зажглась сотня блестящих искорок, и от этого зрелища у меня перехватило дыхание. Огненные змейки чертили на стене лабиринт из фотографий.

– Ой!

Меня ослепила вспышка, я часто заморгала и увидела, как Билли смотрит на меня из-за фотоаппарата.

– У тебя было очень нежное лицо, – засмеялась она, опуская «полароид» и вынимая карточку, которая вылезла из прорези. Билли помахала ею в воздухе, а потом протянула мне.

– Держи!

Я взяла картонный белый квадратик, видя, что на поверхности, как по волшебству, проступает картинка. Я смотрела на себя с мечтательным взглядом и рассеянной улыбкой. Вселенная искорок отражалась в глазах Билли, делая их яркими, как зеркала, полные света.

– Забирай, я тебе ее дарю!

– Правда? – прошептала я, пораженная таким прекрасным подарком, который поймал время и краски мира. Было своего рода чудом держать в ладони фрагмент жизни.

– Конечно, для себя я еще одну сделаю, не беспокойся. Видишь, сколько у меня фотографий? Бабуля подарила мне альбом, в который я могла бы их собирать, но такой порядок не по мне. Видишь? – Билли кивнула на галактику из фотографий. – Восход на востоке, закат на западе, небо – рядом с письменным столом. Когда я делаю уроки, мне не скучно. И я не чувствую себя одиноко по вечерам, когда не могу заснуть. Я смотрю на людей и считаю их улыбки. Часто засыпаю раньше, чем успеваю их все сосчитать.

– А когда ты полюбила фотографировать? – спросила я, идя вдоль стены, мимо лиц.

– Эта любовь у меня от родителей.

Билли рассказала, что они уже месяц как в отъезде. Родители Билли фотографы, причем довольно известные, они сотрудничали с National Geographic, Lonely Planet и другими популярными изданиями. Они постоянно ездили по миру в поисках экзотических пейзажей и живописных уголков планеты. Часто между командировками они даже не заезжали домой, поэтому бабушка и переехала жить к ним.

– Какая у них интересная работа, Билли! – сказала я ей шепотом, восхищенная красотой запечатленных на фотографиях мест. Я смотрела на ее родителей в горах Большого каньона, у подножия пирамиды майя, в ореоле взлетевших бабочек, внутри древней красной кожаной палатки. – Наверное, ты ими гордишься.

Билли охотно кивнула, рассматривая снимки вместе со мной.

– Иногда мы подолгу не созваниваемся, потому что они попадают в места, где нет мобильной связи. Последний раз мы разговаривали четыре дня назад.

– Они наверняка очень скучают по тебе.

Билли меланхолично смотрела на фотографию, где родители улыбались. Она погладила ее пальцем, и я почувствовала ее тоску, как если бы сама испытывала ее сейчас.

– Однажды я стану фотографом, как они. Уеду вместе с папой и мамой, и здесь будет висеть наша общая фотография, сделанная на фоне какого-нибудь волшебного пейзажа. Так и произойдет. Когда я вырасту, я окажусь с другой стороны блестящей пленки.

Как же здорово! Я улыбалась, возвращаясь домой пешком.

В душе у меня царил абсолютный покой. Я возвращалась домой, пообедав у подруги. Нужно ли что-то еще, чтобы почувствовать себя нормальной и ощутить, что я своя в мире людей? Этого предостаточно.

Я прошла мимо школы. Так необычно видеть пустой тротуар. Вдруг мое внимание привлекло какое-то слабое движение. Я подошла поближе ко входу и увидела человека, стоявшего в дверях ко мне спиной, черные волосы из стороны в сторону колыхал ветер.

Мне показалось, я знаю, кто это.

– Мики! – позвала я.

Она вздрогнула и резко обернулась. Футболка с длинным рукавом, застрявшая между створками двери, затрещала и порвалась на плече. Я широко раскрыла глаза, удержавшись, чтобы не протянуть ей руку. Я с ужасом смотрела на разошедшийся шов.

– Мне очень жаль, – пробормотала я в ужасе.

Мики посмотрела на рукав и от досады цокнула языком.

– Просто замечательно… Моя лучшая футболка… – проворчала она.

Я пыталась сказать что-нибудь утешительное, но не успела: Мики прошла мимо, даже не взглянув на меня.

– Мики, подожди, пожалуйста! Мне очень жаль, я не хотела. Увидела тебя и захотела поздороваться.

Она ничего не ответила, и я пошла за ней.

– Я могу зашить. – Не хотелось, чтобы она вот так уходила. Я знала, что Мики мало кому доверяла. И успела понять, насколько стеснительной, необщительной и скрытной она была, но я не хотела, чтобы она меня ненавидела. Надо исправить ситуацию или хотя бы попытаться. Попытаться…

– Я умею обращаться с иголками и нитками и вмиг тебе ее зашью, если хочешь. Это раз плюнуть! – Я смотрела на Мики умоляюще. – Я живу тут рядом. Быстро зашью, за пару минут…

Мики замедлила шаг и остановилась. Я подошла к ней поближе и тоненьким робким голоском добавила:

– Пожалуйста, Мики, разреши мне все исправить. Дай мне возможность!

Дай мне одну-единственную возможность, я не прошу другой.

Мики медленно повернулась. Посмотрела на меня, и в ее глазах я увидела проблеск надежды.

– Вот мы и пришли, – сказала я, указывая на белый штакетник. – Это мой дом.

Мики молча зашла в калитку. И все-таки странно было видеть ее рядом. Я посмотрела украдкой на футляр для скрипки у нее на плече, но удержалась от банального вопроса про уроки музыки.

– Заходи!

Мики критическим взглядом оглядела прихожую.

– Проходи на кухню, я сейчас вернусь.

Я бросила рюкзак и пошла за старой коробкой из-под печенья, в которой Анна хранила принадлежности для шитья.

Когда я вернулась, то застала Мики на кухне, где она рассматривала чайник в виде коровы. Я положила на кухонный остров коробку и предложила ей сесть на табурет, чтобы мне было удобнее дотянуться до ее плеча. Пока я искала нитки подходящего цвета, она сняла кожаный пиджак. Наконец я нашла подходящую катушку – темно-серую. Шов на футболке был слегка выцветший, так что моя нитка идеально подходила. Главное – сделать работу хорошо. Я кивнула сама себе, взяла иголку и вставила в нее нитку. В глазах Мики промелькнуло недоверие.

– Ни о чем не волнуйся, я тебя не уколю.

Я склонилась над ее плечом и соединила порванные края, потом начала штопать, подложив с изнанки палец, чтобы не уколоть Мики. Я почувствовала, как она вздрогнула при моем прикосновении. То, что Мики все-таки доверилась мне, необыкновенно ценно. Я не сразу заметила, что она смотрит, как я штопаю.

– Еще чуть-чуть, и все, – успокоила ее я, зная, что она наблюдает за тем, как игла ходит туда-сюда по ткани.

– Где ты научилась шить? – спросила она.

– В приюте. За нас никто этого не делал, поэтому приходилось чинить одежду самой. Поначалу это занятие казалось кошмаром, я все пальцы исколола. Но со временем приноровилась. Не хотела ходить в дырявых кофтах, – сказала я, встретившись с ней взглядом, и улыбнулась. – Старалась быть чистой и опрятной.

Смутившись под внимательным взглядом Мики, я опустила глаза.

– Ну вот, готово, – сообщила я через минуту и потянулась за ножницами, чтобы обрезать нитку.

Мики погладила пальцем ровный, прямой шов. Потом ее рука замерла.

– А это что такое?

Я поджала губы. Она заметила кое-что, чего раньше на ее футболке не было. Чуть повыше, где заканчивалась штопка, теперь была вышитая мордочка панды.

– В этом месте была дырочка, – виновато пробормотала я. – Я же знаю, что тебе нравятся панды… То есть мне кажется, что они тебе нравятся, судя по брелку на рюкзаке. Кстати, он очень симпатичный.

Она подняла на меня взгляд, и я в примирительном жесте вскинула обе руки.

– Ты можешь ее срезать. Пара движений ножницами – и все.

Звонок телефона прервал мое лопотание.

«О, ты уже дома!» – сказала Анна, когда я ответила. Она хотела убедиться, что я вернулась, – беспокоилась за меня, и, как обычно, сердце у меня в груди екнуло от радости. Анна спросила, как прошел обед, и сообщила, что скоро придет домой.

Нажав на отбой, я увидела, что Мики уже надела куртку и взяла футляр. Мне очень хотелось спросить про скрипку, но я опять сдержалась. Открыла дверь, улыбаясь, и увидела, как кот прошмыгнул в дом.

– Это Клаус.

Старый кот окинул меня суровым взглядом. Я пропустила Мики вперед и, не удержавшись, погладила его. Клаус отскочил и попытался меня оцарапать. Я прижала руку к груди, сожалея, что попыталась дотронуться до него без разрешения, или просто потому, что получила такое резкий отпор прямо на глазах у Мики. Я украдкой взглянула на нее и увидела, что она на меня смотрит.

– Видимо, сегодня он не в настроении, – сказала я и нервно засмеялась. – Вообще-то, он любит играть. Правда, Клаус?

Кот зашипел на меня, оскалив зубки. Он явно оскорбился. А потом убежал вверх по лестнице.

– Иногда он может показаться злюкой, но на самом деле… на самом деле он очень милый.

– Спасибо, – услышала я голос Мики.

Я подняла глаза, но Мики уже шла к калитке.

«Нежно, Ника», – говорил мне мамин голос.

И я не знала другого способа общаться с миром.

Но, может быть…

Может быть, мир начинал понимать меня.