Твой любимый фамильяр

Часть 9. Спичка

Рабочий кабинет старого особняка значительно преобразился. Дело было не столько в чистом окне и царящем на полках стеллажа порядке, сколько в оживлённой атмосфере. Элай быстро дописывал разрешающую грамоту для Калеба, в которой назначил его компетентным представителем собственного имени. Анни же заметно нервничала и теребила кончик одной из кос, не сводя с пера в руках Элая обеспокоенного взгляда. Невозмутимым казался разве что Калеб, который сидел в кресле и безразлично курил, пока ему объясняли суть дела.

— Что будет делать любой накосячивший чиновник, когда к нему придёт неожиданная проверка? — решил Элай закрепить созревший у него план и выжидательно уставился на Делавера.

— Начнёт спешно прятать все косяки в дальний чулан и закапывать курительную травку, — понимающе хмыкнул тот и кивнул на уже подписанную бумагу на столе. — Итак, пока ты будешь отвлекать начальство и изображать внезапную ревизию в академии, я захожу с чёрного входа…

— С этой грамотой тебя пропустит любая стража, — кивнул Элай, радуясь его сообразительности. Всё же выбор помощника точно был верный. — Кинешь привратнику пару серебрушек, чтобы он не стал никого оповещать о твоём приходе.

— У задних ворот сидит только старый Юджин, ему плевать на дела мадам Вальтц. Мы с девочками даже пару раз уговаривали его принести нам фруктов из города за самодельные игрушки для его внука, — робко вмешалась Анни и тут же спешно опустила взгляд, расправляя несуществующие складки на платье. Всё же внимание сразу двух магов для неё выносить явно было непросто.

— Допустим, — Калеб пожал плечами и затушил окурок в пепельнице. — Значит, моя задача проследить, куда метнутся крысы и что именно начнут закапывать?

— Не только. Мне нужно нечто вещественное. Доказательства того, что с эйфири обращаются не просто строго, а бесчеловечно. Орудия пыток, письменные распоряжения о наказаниях, если такие есть. То, что я смогу кинуть отцу на стол, чтобы потребовать отставки Вальтц и пересмотра положения вещей, — Элай тут же подумал про пресловутый ошейник и тяжело вздохнул. Даже представлять подобную штуку на худой шейке Аннабель было мерзко.

Неприятный укол злости он быстро перенаправил, поджигая внутренний фитиль у бруска сургуча. Сложив грамоту втрое, дождался, пока красного воска накапает на сгиб достаточно, а затем припечатал собственным перстнем с саламандрой, не снимая его с пальца. После того, как из-за одной оплошности случилось столько дерьма, Элай вовсе наложил на свои руки несколько заклинаний, так что теперь снять перстень можно было только разрубив сустав.

— Интересно получается, — задумчиво свёл брови Калеб, принимая готовую грамоту. Бережно сунул её за пазуху. — Значит, наказывать фамильяров по-твоему плохо. А сжигать нарушителей устава в армии — в порядке нормы?

— Не сравнивай наёмников, которые согласились рисковать жизнью за золото, и девчонок, с рождения не имевших выбора. Новобранцы знают условия и знают, на что идут. К тому же всегда имеют право развернуться и уйти в гражданские. А эти девчонки бегают по раскалённым плитам просто потому что рождены в цветах. Ты бы так не говорил, если бы видел сам, насколько эйфири не принадлежат себе.

— Честно говоря, я с фамильярами дела не имел, — Калеб скользнул колким взглядом к Анни и через пару секунд с удивлением признал: — Козявка, а ты симпатичная. Хотя глаза эти странные, жуть. Сдаётся мне, не просто так тебя вопрос её свободы заволновал, да, Элай? — будто в подтверждение всех предположений Анни густо покраснела, и Калеб понимающе усмехнулся.

— Кончай угорать, у нас тут серьёзное дело планируется, — попытался одёрнуть его Элай, хотя сам давил улыбку.

— Да-да, я-то кончу, ты бы там сам…

— Давайте не будем отвлекаться, пожалуйста, — вдруг вздёрнула подбородок Анни, и Элай легко уловил на секунду вспыхнувшую в кошачьих глазах желтизну. Однако у него никакого ощущения, что чем-то с ней поделился, не возникло. Зато Калеб задохнулся очередным смешком и моментально посерьёзнел.

— Кхм. Что за нахер? — он посмотрел на Анни чуть удивлённо, а затем на его лице мелькнул очевидный интерес: — А это мощно. Козявка, а ты так у кого угодно можешь эмоции таскать? И прямо до дна?

— У хозяина проще, но да, если маг не успел поставить защиту, то у кого угодно. А если добраться до физического контакта и хорошенько постараться, то можно надолго сделать из любого мага бревно без чувств. Попробуешь? — она криво улыбнулась и многозначительно подняла руку, помахав пальцами.

— Охренеть. Нетушки, спасибо. Кажется, прежде чем лезть к твоим подружкам, стоит обновить стрелы…

— Стоп, — одёрнул его Элай, откровенно наслаждавшийся развернувшейся сценой. Для него способности эйфири открытием не были, но то, что Анни наконец-то не боялась защищаться в ответ на чужие нападки, вызывало огромную гордость за неё. — Никто не должен пострадать, ясно? Калеб, можешь угрожать моим именем, если тебе не захотят отпирать какие-то двери, но я очень надеюсь, что ты появишься в академии так же незаметно, как и исчезнешь.

— В таком случае, мне не помешает хотя бы план самого здания. Куда топать?

— Кладовая у карцера, это цокольный этаж южного крыла здания. Найдёшь без проблем, а если заплутаешь, любая эйфири может показать дорогу… Если уговоришь. Захвати пару яблок и выбирай из младших, они в карцере сидят чаще, — Анни поморщилась.

— Было бы проще, если бы ты пошла со мной и проводила, — справедливо заметил Калеб, но Элай отрицательно покачал головой:

— Нет. У меня на неё другой план. Во-первых, я хочу появиться там с ней, как с равной. Зашуганным девчонкам не повредит увидеть, что можно быть не ручным зверьком мага, а кем-то большим. Во-вторых, такое явно возмутит её любимую наставницу, и всё внимание будет приковано к нам. А значит, у тебя будет больше шансов пробраться незаметно. Пусть Анни сама решит, где она будет более полезна, — он вопросительно взглянул на неё и поднялся из-за стола, незримо подталкивая к очередному самостоятельному решению, а не приказу.

Она задумалась, нерешительно покусала губы. От румянца на её невинном личике Элай невольно вспомнил, на какой части его тела эти губы смотрелись лучше всего, и вдохнул поглубже. Анни хитро улыбнулась, встречаясь с ним взглядом. Нет, мысли читать она точно не могла. Но почти наверняка уловила, о чём он сейчас вспомнил.

Вопрос с её воспламеняемостью однозначно опасно откладывать даже на день.

— Калеб и впрямь найдёт дорогу без меня, это не сложно. Мне было бы интересно снова увидеть мадам Вальтц… Хотя я подозреваю, что она не будет мной довольна.

— Как раз вызвать её недовольство мы и хотим, — подбадривающе улыбнулся ей Элай и приглашающе протянул открытую ладонь.

Бывать в академии Элаю доводилось всего пару раз, ещё когда встречался с Алестой. Даже за несколько десятилетий это место почти не изменилось: всё тот же огромный особняк посреди города с высокими круглыми башнями и разбитый вокруг пышный сад. Не так много существовало мест, которое бы маги защищали от возможности пространственного перемещения: на то требовалось провести довольно сложный ритуал с амулетами из чистых рубинов, которые затем располагали по всему необходимому для защиты периметру. К тому же, рубины нужно было регулярно перезаряжать, подпитывая энергией жизни мага. Даже в столице закрытых зон Элай знал не так много: корпусы для солдат, второй и выше этажи резиденции отца, самые дорогие постоялые дворы и некоторые дома знати. Сам он для собственного удобства не потрудился закрыть даже спальню — к чему тратить на это дерьмо силы, если всё равно спит с ножом, и вряд ли кто решится напасть ночью на самого сильного мага дома огня. Разве что самоубийца.

Академия для эйфири была закрыта от перемещений полностью — Элай чувствовал это через сами ворота и высоченный каменный забор. Стены звенели от магии, и впервые подумалось, что подпитывать их должен был кто-то достаточно могущественный. Или тупой, раз не жалко тратить такое бешеное количество сил просто на то, чтобы никто не мог появиться внутри неожиданно.

— Держись уверенно, — проинструктировал он Анни, выпуская её руку и одёргивая рукав официального бордового кителя. — Я хочу, чтобы студентки увидели, что представительница их вида спокойно шагает с наследником вровень. Им это нужно.

— Мадам Вальтц хватит удар, — хмыкнула она в ответ, но головы не опустила, смело смотря на запертые ворота.

Словно прекрасно уловив его настрой, Анни сегодня надела тёмно-алое платье с длиной до колена и открытыми плечами, вдобавок украшенное вышитым чёрным цветочным орнаментом. Она и так казалась Элаю абсолютно неземной сущностью, а в таком виде неизбежно приковывала к себе взгляд даже случайных прохожих на оживлённой улице. За их спинами во всей своей красе гудел Фартаун, с пыхтением паромобилей и дымом заводских труб, со снующими по своим делам горожанами и запахом свежеиспечённого хлеба из булочной через дорогу. Погода испортилась, и утреннее солнце сменилось кучными серыми облаками, предвещающими дождь.

— Идём, — вздохнул Элай, шагнув вперёд и постучав в ворота с помощью тяжёлого медного кольца.

Моментально приоткрылось небольшое окошко, в котором мелькнула рожа толстощёкого привратника. Заплывшие глаза широко распахнулись вместе с его ртом, от неожиданности потерявшим дар речи. Лицо наследника знала каждая шавка не только города, но и большей части континента.

— Долго я ждать буду? — закатил глаза Элай, изобразив неудовольствие, и привратник тут же заверещал:

— Ща! Сию секунду! Сэр… ля, милорд… Ага, открываю!

За воротами завозились, отодвигая засовы, и спустя минуту академия пропустила Элая и Анни внутрь, на широкий мощёный дворик. Тучный мужичок у ворот обливался семью потами, без умолку засыпая гостей вопросами:

— А вы какими судьбами? А чего вот так, не предупредив? А это же наша, ага, из последнего выпуска? А мадам позвать? А…

— Бэ, — одёрнул его Элай и достал из кармана пару серебрушек, небрежно кинул их в спешно подставленные ладони привратника. — Рот закрывай и беги, зови начальство. В полном составе.

— Так того… На занятиях все изволють, — стушевался мужичок, однако монеты спешно сунул в карман растянутых и не очень чистых штанов.

— И прерывать учебный процесс даже из-за самых высокопоставленных гостей мы не станем, — неожиданно громыхнул над двором твёрдый, властный голос, знакомый Элаю по сну Аннабель и по былым визитам в дом несостоявшейся жены.

Он поднял голову: стуча дубовой тростью по каменным ступеням, с крыльца спускалась высокая, хоть и заметно горбящаяся женщина. На первый же звук слегка скрипучего старческого голоса Анни испуганно дёрнулась и тут же встала, сложив руки за спину и почтительно присев в реверансе. Элаю даже почудились мурашки на её предплечьях, и он невольно нахмурился, терпеливо ожидая, пока мадам Вальтц пересечёт двор.

Странно, что от первого взгляда на неё у него возникла не злость, а бесконечное удивление. От воспоминания Анни прошло в лучшем случае года три, а Вальтц внешне постарела на все тридцать. Сморщенное в печёное яблоко лицо, глухое тёмно-синее платье в пол без каких-либо украшений и значительно поредевшие седые волосы, собранные в хилый пучок. Лишь глаза те же — колкие, змеино-зелёные, с презрительным прищуром посмотревшие на длину подола алого наряда бывшей воспитанницы.

— Добрый день, мадам Вальтц, — холодно поздоровался Элай, лихорадочно соображая, почему грымза стареет настолько стремительно. — Хотя для вас бы я его добрым не назвал.

— Это угроза, Элай? — проскрежетала она в ответ, нисколько не обеспокоившись и лишь скривив губы. — Я думала, унижения моей семьи с твоей стороны закончились, ещё когда ты разорвал помолвку. Но теперь ты взял у меня лучшую воспитанницу и позоришь её отвратительным поведением и мою академию, и мою дочь. Что ж, не могу не оценить: это была отличная, хоть и очень подлая месть. Узнаю школу Альбара…

— А вы большая выдумщица, если думаете, что все эти вещи взаимосвязаны, — не удержался от смешка Элай и многозначительно кивнул на развесившего уши привратника: — Кажется, нам есть, что обсудить. Не найдётся ли в вашей хреновой богадельне чуть более приватного угла?

— Мне нечего с тобой обсуждать, крысёныш. А эту двуличную дрянь, которую ты привёл сюда, я даже видеть не хочу. Ты на моей территории. И я смело могу сказать тебе — проваливай ко всем драконам, — она требовательно и гулко стукнула тростью о брусчатку, и Анни вздрогнула всем телом, опуская голову.

Элай сам не знал, почему не злился. Возможно, незаметно помогала Анни, а может, просто потуги старухи выглядеть максимально грозно лишь смешили. Он наконец-то понял, отчего она так жалко выглядит: рубины. Рубины по периметру всей академии заряжены именно её магическими силами и, скорее всего, не первый год. Она истощена настолько, что лишь стучать палкой и остаётся, да срываться на студентках в своих извращённых наказаниях. Ему сейчас достаточно дунуть пламенем в её сторону, и эти дряхлые кости вспыхнут, как гора хвороста.

Он поднял правую руку и сделал шаг вперёд, не отрывая от напрягшейся старухи уничтожающего взгляда и поигрывая пальцами. Между ними змейкой взвился яркий живой огонёк, слабо потрескивая и накаляя перстень с саламандрой.

— Вот это точно было зря, старая карга. Давай-ка я тебе объясню, в какой заднице находишься и ты, и твоя жалкая академия. Мне плевать на личные счёты с твоей семьёй, и на твою ебливую дочурку тоже глубоко плевать. Я здесь только как наследник дома, куратор армии и, в конце концов, твой будущий правитель. Ты желаешь оказать сопротивление представителю власти? — преувеличенно невинный вопрос, неспешно обходя Вальтц по кругу и продолжая играть послушным огоньком в руке. Она не шевелилась, лишь дышала всё громче от своей злости.

— Нет, — процедила она сквозь зубы единственно возможный для неё ответ.

— Прекрасно. И как представителя власти меня интересует исключительно то, что ты тут творишь с маленькими фамильярами. Раскалённые плиты, ошейники, огонь-трава…

— Что ещё наплела тебе эта маленькая дрянь? — возмущённо прошипела Вальтц, буравя змеиным взглядом замершую Анни. — Ты — пошёл вон! — гаркнула она на привратника, и тот с испуганным писком ретировался в будку у ворот, пока искра не прилетела по заду. — А ты… Подними голову, когда я с тобой разговариваю, паразитка!

Элай даже подумать не успел, как огонёк сорвался с его пальцев и раскалённой удавкой скользнул на шею старухи. Где-то сверху донеслись топот десятков маленьких ног и возбуждённые шёпотки — смотреть наверх было некогда, но с окончанием занятия на второй этаж академии высыпали студентки, теперь во все глаза наблюдавшие за сценой во дворе.

— Паразит здесь только ты, — прошипел Элай, затягивая удавку туже и перекрывая Вальтц воздух. Она с выпученными глазами хватала его остатки ртом, безуспешно пытаясь нащупать пальцами правой руки огонь на шее, пока что не обжигающий, а лишь давящий, как верёвка. — Или попросту сумасшедшая тварь, пытающая невинных девочек ради собственного больного удовольствия. Как тебе самой, нравится, когда твоя боль приносит удовольствие кому-то ещё?

— Ты… не… посмеешь, — выдавила Вальтц, серая кожа её лица уже медленно синела от давления.

— Посмею. Если захочу. Но ты права в одном: я не ты, и не стану мучить бессильную жалкую умирающую старуху потехи ради, — Элай сжал кулак, и огонь подчинился, рассыпавшись в дым.

Вальтц закашлялась, заметно качнувшись: остаться на ногах ей помогла лишь трость, над которой она сгорбилась ещё сильней. Она отчётливо дрожала, и на секунду её едва не стало жаль. Зато когда Элай всё же вскинул голову и посмотрел на сгрудившихся у окон и на балконах академии тощих и бледных девочек в одинаковых белых платьях, решил, что всё делает верно. Десятки пар глаз маленьких эйфири были полны откровенной радости, а так радовать мог только униженный враг.

Аннабель тоже наконец-то посмотрела на каменные стены своего бывшего дома, и увиденное, кажется, заставило её выпрямиться и перестать трястись. Её взгляд скользил по растерянным и счастливым лицам студенток, и впервые она подала голос: робкий шёпот, едва слышный из-за нарастающего гомона:

— Я не паразит. Никто из нас.

— Громче, Аннабель. Пусть они тебя слышат, — кивнул ей Элай, но его перебила откашлявшаяся Вальтц, разворачиваясь к академии лицом и заорав в лёгкой панике:

— Воооон! Пошли! Все! Вон, грязные, никчёмные твари!

— Смотрите, как она нас боится, — громко перебила эти визги Анни, и голоса эйфири начали стихать, слушая уже её, а не стучащую в бессильной ярости тростью наставницу. — Может, поэтому у неё никогда не было фамильяра? Потому что ей страшно, что она будет от кого-то зависеть, хотеть чей-то помощи. Мы не паразиты и не слуги. Мы союзники магов, а не их рабы. Весь ритуал связки рождён лишь страхом предательства, ведь таким, как мадам Вальтц, есть, чего бояться. Нас.

— Закрой рот! — взвизгнула старуха, рванувшись было к ней с горящим в змеиных глазах желанием придушить, но Элай вновь поднял руку, угрожающе размяв пальцы:

— Когда мой фамильяр хочет что-то сказать, она говорит. Не тебе затыкать ей рот.

— Меня учили подчиняться так же, как и вас, — на секунду дрогнувшим голосом продолжила Анни, и девочки на балконе слушали её, замерев. — Учили стоять на коленях с самого появления на свет. Врали о том, для чего мы рождены, и врали даже о нас самих. Заставляли терпеть боль, чтобы знала своё место. Только оно не за магом и не у его ног. А рядом. Помогая друг другу без угроз или принуждения, без приказа. Я не его собственность, и это правильно. И я очень хочу этой же свободы для вас.

— И она будет. Слово наследника, — улыбнулся ей Элай, едва не светясь от гордости за её слова. Обещание даже не зашуганным девчонкам на балконе, а лично Аннабель. — Советую паковать чемоданы, мадам Вальтц. Очень скоро вся эта академия изменится до неузнаваемости, так что таким древностям, как вы, тут делать будет нечего.

Посчитав представление достаточным, он подошёл к Анни и предложил ей согнутый локоть. Она послушно приняла этот жест, который сопроводили всё громче нарастающие голоса девочек-эйфири, шокированных тем, что уходят незваные гости именно так. Лишь у самых ворот их спины нагнал хриплый, скрипучий смех мадам Вальтц:

— Глупый высокомерный щенок… Ты не гордость Альбара, ты — его самая большая ошибка!

Пока привратник спешно отворял засовы, Элай позволил себе оглянуться через плечо и усмехнуться ей в ответ:

— Скажите это ему лично. А заодно научите, как вырастить идеального ребёнка… Или идеальную шлюху, — шаг за ворота позволил не дослушивать остальных полетевших вслед оскорблений. Едва оказавшись за границей академии, Элай тут же жарким столпом пламени отправил их с Анни домой.

На столе в большой пустующей столовой лежали откровенно пугающие предметы. Только что развеялся последний дым за Калебом. Благодаря устроенной Элаем и Анни шумихе он без проблем сумел добыть все нужные доказательства, и, торопясь вернуться в корпус тета-пять, спешно ретировался, напоследок взяв с Элая слово, что тот теперь поможет с поисками Рами. Найденные им в каморке у карцера вещи вызвали оторопь, а у Анни — и вовсе какой-то ледяной ступор.

— Это… Что-то новенькое, — она провела кончиками пальцев по здоровенным стальным щипцам и вздрогнула. — Неужели из-за того, что на том приёме мы задели госпожу Алесту, девочкам стало доставаться ещё сильней обычного? — всхлипнув от такого понимания, Анни рухнула на стул и устало опустила голову в ладони.

— Сегодня мы дали им надежду, — уверенно отозвался Элай, пытаясь отвести взгляд от шипастых ошейников, кожаной плети-девятихвостки и ужасающе крохотных сандаликов, утыканных россыпью тонких гвоздей изнутри. — Ты её дала. Они посмотрели на тебя и увидели, что не обречены жить так вечно, не обречены терпеть. Этих доказательств вполне достаточно, чтобы завтра же я мог потребовать у отца отставки Вальтц под угрозой обнародовать всё это в газетах. Если получится — я бы хотел лично курировать все дальнейшие дела академии, чтобы понемногу ломать эти рабско-приказные порядки касательно эйфири. Это будет не сразу, но непременно будет.

Анни не отвечала, и он подошёл ближе, подбадривающе опустил ладони на её худенькие замёрзшие плечи. По полупрозрачной поблёскивающей коже прошли мурашки от тёплого касания. Элай действительно гордился тем, что сегодня она бросила вызов своим страхам, но в голове будто вертелась одна и та же глупая мысль, от которой никак не получалось отделаться после громких слов Анни в адрес её сородичей.

— Прекрати, пожалуйста, — тихо попросила она, и звук гулко разлился по пустующей столовой. Анни запрокинула голову, встречаясь с ним взглядом, и васильковая синева казалась подёрнутой туманной дымкой. — Ты снова за что-то себя винишь. И я… пьянею.

— Я не специально, — усмехнулся он, наклонившись, чтобы провести губами по её тут же порозовевшей щеке. — Просто подумал, что из-за нашей связи ты уже никогда не будешь по-настоящему свободна. Ритуал не обратим. Но виноват я даже не в этом, а в том… что мне это слишком нравится, — он прикрыл глаза, глубже вдыхая лавандовый запах нежной кожи. Больной ублюдок. Борется за свободу той, которую уже не отпустит, и сам это прекрасно понимает. Лицемерие у династии в крови?

Где-то за высокими окнами и витражным стеклом шумно забарабанил дождь, на который природа решалась целый день, но прорвало сгустившиеся тучи лишь к самому вечеру. В столовой стремительно темнело, и Элай привычно позволил крохотной части сил утечь, чтобы под потолком слабо замельтешили шарики огня. Его руки осторожно поглаживали открытые плечи Анни, и отвлекаться не хотелось совсем. Казалось, что от каждого касания слышал, как учащался её обычно совсем медленный пульс. Близко. Тонкая венка прямо под губами. Хотелось не целовать, а съесть.

— А если я скажу, что мне нравится быть несвободной, потому что я несвободна именно с тобой?

Смысл странной и запутанной фразы дошёл до Элая не сразу. Но спустя один глубокий вдох лаванды он довольно улыбнулся, неспешно скользя руками вдоль тела Анни всё ниже, доходя до скрытой плотной алой тканью груди. Она хотела этого. И она сама так решила. Большего трудно желать: большего не может и быть, не для них. Элай давно не верил в возвышенные слова и великие чувства, придуманные дамскими романами, а сама Анни выросла в мире, где отсутствие боли — уже наивысшая благодать. Он лишь знал, что она нужна ему. Сейчас, всем своим хрупким и так заметно трепещущим от его касаний телом. Ночью, разумом, разделяя его сны и превращая кошмары в то, что душа способна вынести без новых трещин. Утром, чтобы снова проснуться среди обезоруживающе сладких цветочных запахов с невесомой ладошкой прямо над уже-не-совсем-его сердцем.

Если их связь стала её пожизненной клеткой, то Элай обрёл в васильковых глазах долгожданную свободу. Воздух. Вкус.

— Вишня, — тихо прошептала Анни, и её голос едва было слышно из-за шума дождя снаружи особняка. — Когда ты думаешь обо мне, это всегда вишня. Когда хочешь… коснуться, это мёд и солнце. Сладкое. А утром на лугу…

Она прервалась на рваном вдохе, потому что его руки мягко сжали её грудь через ткань, взвесили аккуратные полушария в ладонях. Элай прошёлся губами вдоль венки на девичьей шее и остановился на точке пульса, с жадностью втянув в себя кожу. Лишь пробуя, перекатывая новый вкус на языке. И тоже подумалось о полевых цветах и солнечном утре, когда позволил любопытной девчонке изучать себя без преград. Она не дышала так долго, что у него самого закололо лёгкие.

— Продолжай, — попросил он, сжав её грудь чуть сильней, наслаждаясь ощущением мягкой плоти в ладони. — Утром это было похоже на?..

— Шоко… лад. Как бы ты назвал… эту эмоцию? — Анни послушно откинула голову на спинку стула, прикрыв глаза в удовольствии. Её податливость будила в Элае какие-то совершенно животные инстинкты: словно если не заклеймит и без того принадлежащую ему душу метками от своих губ, то утро уже не наступит, а мир сгорит к хренам безо всякой магии.

— Я бы назвал её точкой невозврата, — он вздохнул и с сопротивлением каждой мышцы отстранился, чтобы найти её взгляд. — Потребностью. Ты нужна мне, Анни. Возможно, больше, чем когда-либо маг нуждался в фамильяре. И уж точно больше, чем я когда-либо нуждался в женщине. Это последняя твоя возможность остановить меня, потому что больше я спрашивать не стану точно, проведу этот грёбанный ритуал на крови и сделаю тебя своей целиком.

Он ждал страха в её глазах или попыток отстраниться от такой прямоты заявлений, но Анни лишь улыбнулась, положив левую ладонь поверх его руки на своей же груди. Будто совсем не уловила лёгкой угрозы. Детская наивность.

— Я не собираюсь тебя останавливать.

— Значит, мы оба рехнулись, — больше не церемонясь, Элай решительно подхватил невесомое тельце на руки, и она тихо вздохнула, доверчиво уронив голову ему на грудь. Секунда, чтобы сосредоточиться и представить нижний ярус поместья, ритуальный зал. Привычная колкость по коже, и пламя перенесло их вниз. Тут дождя было почти не слышно, зато первый же раскат грома гулко отдал по старинным стенам и колоннам.

— Ритуал на крови? — без малейшего признака страха спросила Анни, обводя взглядом знакомый зал с кругом стихий на полу.

— Это единственное, что пришло мне в голову, — нехотя признал Элай, выпуская её и ставя на ноги. Здесь пахло сыростью, дымом и воском. В висках долбило, благоразумие его спешно покидало. Впрочем, кажется, это самое благоразумие выскочило из особняка, как только тут оказалась эйфири с лавандовыми косами. — Не так часто сходятся маги из разных домов силы, но именно смешанные пары изобрели этот ритуал. Суть проста, нужно смешать кровь, разделить силы в обе стороны. Это не сделает тебя способной управлять огнём, а меня не превратит в эмпата, но моя стихия перестанет быть для твоего тела враждебной и обжигающей.

Он заметался по подвалу, лихорадочно соображая и вспоминая старые уроки Леона. Вызубривать тот заставлял даже то, что, казалось бы, никогда не пригодится. Зато сейчас как нельзя кстати пришёлся увесистый каменный стол, который Элай выдвинул из угла и с некоторым усилием затащил в область выдолбленного круга, оглушительно скрипя по полу.

— И много надо крови? — с сомнением поинтересовалась Анни, опасливо смотря на спешную подготовку и зябко растирая плечи.

— Это работает не так. Дело не в количестве, а в том, как всё происходит. Смешивать кровь нужно не в чаше, — Элай на глаз оценил длину стола и счёл его абсолютно подходящим. Жаль, нельзя накрыть его чем-то мягким, иначе закроются необходимые руны по периметру поверхности.

— А где? — не скрывая любопытства, Анни подошла ближе и провела рукой по прохладному камню.

— На тебе, конечно.

Вот теперь он точно ждал её отказа и как минимум смущения. Но сегодняшний день явно что-то изменил в этой смелой от природы девчонке, в самом взгляде. Васильковые глаза не мигая смотрели на него долгие секунды, будто пытаясь вычитать, шутка это или нет. Элай не удержался и шагнул к ней, обхватил кукольное бледное личико в ладони со всей возможной нежностью. Ей даже не нужно было ничего говорить вслух, потому что он и сам сознавал, какое безумие решил сотворить. Отдать часть сил и собственной природы фамильяру, существу и без того связанному с ним. Последствия не предскажет даже самая умелая гадалка. Смешение несовместимого может вовсе взорвать всё к ебеням, Калеб не дал бы соврать. Но нутро подсказывало, что как раз огонь и воздушность эйфири — вещи, абсолютно сочетаемые по своему духу. В конце концов, именно воздух питает пламя.

— Ты мне доверяешь? — глухо спросил Элай. От волнения пересохли губы. Самому себе он бы сейчас доверять не стал.

— Да, — легко выдохнула Анни. Чуть наклонив голову, сама потёрлась щекой о его руку, будто выпрашивающая ласку кошка. — Хватит уже так волноваться, я же всё чувствую. И не боюсь боли. Кровь — значит боль, я это понимаю и готова к этому.

— Я обещаю сделать так, чтобы помимо боли было что-то ещё, — усмехнулся Элай такой решимости и наклонился, чтобы мимолётно поцеловать её. Хотел лишь подбодрить и успокоиться сам, но никак не ожидал, что Анни встанет на носочки и доверчиво обнимет его за шею, не дав отстраниться. Непреодолимый соблазн, и вместо быстрого касания он погрузился в её рот, наслаждаясь остужающей прохладой. Как глоток чистой колодезной воды в жаркий день. Глубже.

Опустив руки к её бёдрам, мягко сжал упругую кожу и подтянул Анни ближе, тесней вжимая в себя. Вибрировало лавандой под самыми рёбрами, плясала на языке вишнёвая терпкость, и стихия его тела неизбежно отозвалась, нагревая вены изнутри. Элай чуть напрягся, не пропуская лаву наружу, а затем приподнял Аннабель и в два шага добрался до стола, усаживая её на каменную поверхность. Нет, сегодня он не будет держать эти оковы. Сегодня он возьмёт себе всё.

Прикусив её нижнюю губу, впитал в себя ещё больше дурманящей сладости и без церемоний приподнял подол алого платья. Громко вздохнув, Анни разорвала поцелуй и спокойно подняла руки, позволяя ему стянуть лишнюю тряпку через верх.

— Что я должна делать? — бесхитростно поинтересовалась она, когда платье комком отлетело в пыльный угол подвала. Её щёки так очаровательно раскраснелись, что Элай едва не простонал от желания наплевать на все условности, просто завалить эту воздушную девочку на блядский стол и трахать так, чтобы она кричала громче грозы, то и дело раскатами грома гремящей сверху. Туго сглотнул и негнущимися пальцами рванул пуговицы кителя.

— Раздеться полностью и лечь, — глухо скомандовал Элай. — Постарайся расслабиться.

Нервно сдёрнув китель с плеч, он на миг задумался, а затем свернул его в несколько раз и положил на край стола, как подушку. Уловив заинтересованный взгляд Анни, с неприкрытым голодом скользнувший по линии его пресса, Элай шумно втянул воздух и метнулся к стеллажу за последними атрибутами ритуала. К драконам символизм и традиции, яркие накидки и правила: он и без того делает полнейшую глупость, подчиняясь лишь непреодолимому соблазну и желанию обладать. Ритуальный нож с крупным рубином на рукоятке. Верёвка. Витая свеча в потёртом медном подсвечнике. Когда он вернулся к столу, Анни уже послушно вытянулась на нём в струну — без белья, стыдливо прикрывая руками грудь и плотно сведя бёдра.

Он замер, чуть не выронив всё барахло. В бледном свечении огней под потолком это маленькое тело казалось ещё более хрупким и нежным, поблёскивающим и манящим. Женственное, соблазнительное, но такое миниатюрное, что впервые подумалось о сложности их совместимости всерьёз: Элай прекрасно помнил, с каким трудом в неё протиснулись два его пальца. Длинные косы раскинулись по грубому серому камню, а фарфоровая кожа без единого волоска умоляла начать этот безумный эксперимент.

— Я попросил расслабиться… Хотя бы немного, — Элай подошёл со стороны покоящейся на его кителе головы и нежным жестом убрал с отчаянно краснеющего лица длинную сиреневую прядку, выбившуюся из косы. Анни тревожно кусала губы, и без того припухло-алые от поцелуев. — Дай мне руки, — он хотел быть мягким, но чувствовал, что от предвкушения контроль уплывал, и выходил невольный сиплый приказ.

— Думаешь, что я захочу сбежать? — вдруг заискрили азартом васильковые глаза, а зрачки на секунду сузились, вытягивая из него только лишнее беспокойство за неё, но не тронув и капли пекущего кровь возбуждения. Поразительное коварство от девушки, меньше недели назад стоявшей исключительно в коленопреклоненной позиции…

Ей определённо пойдёт такая позиция — только уже наверху, в его постели, с привязанными к изголовью руками и дрожащими бёдрами, с тонким скулением от каждого толчка.

Блять, хватит! Брюки и без того давят пах. Но просить её помощи с лишними эмоциями Элай не стал и аккуратно обернул верёвкой протянутые ему сомкнутые руки. Взгляд невольно опускался вниз, к впервые целиком открывшейся груди и розовым ареолам, и он на секунду прикрыл веки, собираясь с мыслями. Не трахать. Провести ритуал, не обжечь. Вдох. Грёбанная лаванда. Какого хрена с ним сделал его собственный фамильяр?

— В чём дело, господин маг? — преувеличенно невинно разлился по залу звонкий голос Анни, наблюдавшей за ним снизу вверх. — Может, я всё же могу нечто большее, чем просто лежать со связанными руками? Кстати, зачем…

Отрезвляюще моргнув, Элай закинул её руки над головой. Немного подумав, присел, обмотал в три широких оборота верёвку о край стола и крепко затянул узел на конце, неприятно скрипнув о камень. Посмотрев на свечу, оставленную у кителя, одним коротким усилием воли зажёг тихо затрещавший фитиль. Магия огня не будет считаться свершённой без чистой стихии, а сегодня ожогов он не допустит точно. Запоздало понял, что Анни всё ещё ждёт ответ, нетерпеливо ёрзая по столу и устраиваясь удобней.

— Можешь помогать с эмоциями. Мне нужно оставаться сосредоточенным, чтобы ничего не напутать, а с тобой это, оказывается, непросто, — он с тяжёлым вздохом окинул взглядом ещё больше открывшееся женское тело, выставленные напоказ полушария груди. Вены грелись всё сильней, стуча ускоряющимся пульсом в виски. Стихия с боем просилась наружу. — Я связал, чтобы ты не дёрнулась в самый ответственный момент. Постараешься?

Анни серьёзно кивнула, васильковые глаза тут же стали кошачье-жёлтыми, впитывая его возбуждение, и всё равно оставляя слишком много жара в венах. Новый раскат грома над особняком будто сигнал, что пора начинать. Элай взял в руку нож и встал сбоку от стола, успокаивая тяжёлое дыхание и обращаясь к своей магической сущности. Привычные слова языка духов сегодня обжигали рот горячим шёпотом:

— Sit potentia ignis esse testis…

Он занёс левую руку прямо над столом и, не переставая шептать слова призыва силы, одним резким движением разрезал свою ладонь. Короткая боль ушла на удивление быстро: Анни явно не теряла время даром, затягивая в себя всё, что могло помешать или сбить контроль. Но ему этого и не было нужно — на его руках и без того хватало шрамов от старых порезов. Элай с силой сжал кулак, выжимая из него тонкую струйку крови, полившуюся на тело Аннабель в ложбинку груди и ниже, к подрагивающему животу. На светлой коже проступили мурашки. Он знал, насколько горячая его кровь, однако обжигать она не должна.

— Dando partem te, — не останавливался ни на секунду Элай, пока алая дорожка из его крови не закончилась там, где у людей предполагалась ямка пупка. У Анни таких деталей быть не могло в принципе, как у создания без матери. — Et dividendo eam in duo…

Он чувствовал, как над ритуальным кругом заклубилась сила стихии, громче затрещал и стал ярче огонь свечи. Элай поймал внимательный взгляд Анни и чуть не сбился с ровного шёпота на хрип. Она смотрела на него с таким обожанием, что в горле встал комок. Сделать неизбежную боль чуть более приятной… Это возможно. В правой руке всё ещё был клинок, а с левой капала кровь, но он протянул её к выступающим ключицам Анни и невесомым касанием погладил кончиками пальцев. Она вздрогнула и приоткрыла рот, будто хотела что-то спросить. Не стала прерывать продолжающегося сиплого шёпота и закусила губу.

Блять, вот этого точно делать было не надо. Тугая волна желания прошла вдоль позвоночника и заставила Элая поднять руку чуть выше, мягко надавить большим пальцем на подбородок Анни, и вместо того, чтобы послушно расслабить рот, она вытянула шею и слизала каплю крови с его руки. Только у неё получалось делать настолько извращённые вещи с таким невинно-любопытным видом, что Элай едва не забыл следующие строчки ритуала. Ткань брюк давила нещадно, соображать становилось всё сложней. Ёбаные духи, дайте ему сил выдержать ещё пять минут этой пытки: видеть её, касаться, наблюдать за хитрым прищуром кошачьих глаз и контрастом алой крови с поблёскивающей кожей, но держать себя в узде.

Склонившись над столом, он всё же позволил себе хотя бы что-то — мимолётно коснуться её губ своими. Тут же ощутил привкус собственной крови, железисто-солёной. Вздохнув, приставил кончик лезвия чуть выше левой груди Аннабель и осторожно надавил, оставляя первую глубокую царапину. Она действительно была готова к боли, потому как даже не дёрнулась — возможно, и привязывать её не было такой необходимости.

Зато как красиво и как охренительно выглядела такая игра. Тело Анни стало настоящим холстом с разлитой на нём алой краской. Не желая долго тянуть с неизбежной болью, Элай как можно более быстро и коротко чиркнул лезвием чуть ниже рёбер под её тихий шипящий свист сквозь зубы. Вторая рана явно вышла шире и глубже первой. Зато теперь крови должно хватить сполна: она короткими толчками пульса засочилась из двух порезов, куда более густая, тёмная и холодная, чем его. Отбросив больше ненужный нож, Элай поставил два пальца на ярёмную впадину Анни и наконец перешёл с языка древних на обычный:

— Соединяя кровь, разделим силы. Призываю в свидетели духа огня, — его пальцы медленно направились вниз вдоль дрожащего тела, захватили часть крови из пореза над грудью и ушли в ложбинку, окунаясь глубже. Анни тяжело дышала, и её сердце гулко било навстречу его прикосновениям. Свеча у её головы задымила, пламя над ней взвилось на добрые два дюйма. Элай опустил взгляд на пылающее румянцем лицо эйфири, и рука замерла, не спеша продолжать рисунок. Белое и алое, желтизна кошачьих глаз и лаванда, перебивающая даже копоть и дым. К хуям. Им некуда спешить. А он не простит себе, если не попробует.

И вместо того, чтобы продолжить путь вниз, его пальцы ушли к правому полушарию груди, оставляя за собой две красных полосы из их смешавшейся крови. Зрелище было поистине завораживающим, и казалось, что в свете огня светлая кожа Анни блестит алмазной пылью. Элай поймал её короткий вопрошающий взгляд и криво улыбнулся, прежде чем наклониться и поцеловать её со всей отдачей, жадно и долго. Рука легла на её грудь целиком, и даже лёгкой боли от потревоженной раны на ладони он не ощущал. Напротив, сочащаяся кровь будто усилила контакт, создав эффект скольжения. Он сжал выступающий сосок между пальцев, и Анни тихо заскулила, выгибаясь навстречу ему и усилив тем самым натяжение верёвки.

А всё же не зря он её связал.

Посасывая её язык, Элай добавил к мучительно медленным ласкам вторую руку, теперь уже намеренно размазывая кровь по полушариям. Упругая и мягкая, будто горячая и наверняка вкусная, как пьянящий хмель. Его отзывчивая волшебная девочка тянулась к его рукам как к спасению, а губы никак не хотели отпускать из вишнёвого дурмана. Вены пекло нещадно, лава яркой жёлто-оранжевой сеткой проступала по всему телу Элая, стихия бесновалась в самих висках, клубилась над столом. Ещё минута. Дать этому безумию сожрать себя хотя бы на несколько мгновений.

Спуститься губами к ключицам, найти дорожки собственной крови. Подчиняясь каким-то диким барабанам в затылке и судорожному вздоху дёрнувшейся Анни, слизать алые следы. Он продолжал размазывать кровь по её телу, от груди к рёбрам, рваными полосами пальцев. В воздухе стоял дурящий металлический запах, смешанный с лавандой и дымом. Элай добрался до царапины над грудью, и привкус на языке изменился: кровь Анни была более терпкой и сладковатой, а не солёной. Но лучше всего стало, когда накрыл ртом сосок и обвёл его языком, впитывая в себя уже смешавшиеся вкусы.

— Элай, — тонко захныкала Анни, непроизвольно рванув связанными руками. Она напряглась и свела бёдра, явно желая усилить необходимое давление. Рано. Его руки продолжали скользить по влажному от крови телу, дошли до живота, и Элай наконец вскинул голову, облизывая перепачканные губы.

— Даже твоя кровь ужасно вкусная, — хрипло прошептал он, уже практически забыв про последние части ритуала. В его глазах горели с трудом сдерживаемые искры, и даже Анни не могла помочь остановить сгущающуюся бурю внутри. — Ты везде такая вкусная, малышка?

В подвале стало невозможно душно и жарко. Элай вздохнул, собирая последние ниточки контроля, пока ещё мог. Алыми пальцами очертил на её животе круг, который затем перечеркнул наискось. Вот и всё, холст готов. Не сдержавшись, коротко поцеловал едва заметную ямку под выступающими рёбрами Анни и положил ладонь на изображённый символ разделения целого надвое:

— Да будет так. Quod ita sit.

Стихия в венах забурлила, перечёркнутый круг ярко засветился под его пальцами, подтверждая вспышкой завершение ритуала. Элай с облегчением прикрыл глаза и позволил лаве заполнить его, не сдерживаясь. Рука на теле Анни раскалилась докрасна, и он напряжённо ждал её реакции, но вместо крика боли она выдохнула:

— Ещё. Пожалуйста, только не останавливайся.

Это победа. Дикие барабаны в затылке сменились сверкающим торжеством осознания, что он больше не сделает ей больно. И просьба… Такая до одури милая просьба из этих невинных уст, что отказывать никто и не думал. Пальцы Элая ушли с её живота ниже, добираясь до плотно сведённых бёдер, и Анни послушно их расслабила под его напором. Красные следы его рук покрывали поблёскивающую кожу, несколько капель скатились с пореза под её рёбрами на разогревшийся камень, а всё, чего хотелось обоим, — касаться без преград прямо сейчас.

Откуда он понял, чего она хочет?

— Я чувствую тебя, — шокировано прошептал Элай, безошибочно находя и накрывая пальцами горящую пульсацию между её ног. Анни тихо простонала в ответ и выгнулась на столе, вновь безуспешно дёргая свои путы. — Внутри себя, блядские драконы, я знаю, что ты хочешь…

Наверное, не надо было им пробовать кровь друг друга. Они и впрямь вплелись слишком глубоко. Но сейчас новые ощущения только помогали, и Элай склонился над ней, заменяя касания руки ртом, ещё сохранявшим сладкий вкус волшебной крови эйфири. По ногам Анни отчётливо прошла дрожь, и она запрокинула голову в беззвучном вскрике. Элай не мог остановиться, упиваясь такой реакцией и её сладко-терпким вкусом, добавляя к ласкам языка пальцы, ввинчивая их в распалённое маленькое тело, тут же туго сжавшее их в тиски. И сам чуть не простонал в ответ на её стон, открытый и жалобный, рассыпавшийся по подвалу эхом и отозвавшийся в груди раскатом грома.

Внутри пекло, и выдержки не осталось совсем. Ёрзающая на камне мокрая девчонка с совершенно ребяческими лавандовыми косами и размазанной по её тельцу кровью — абсолютно не тот контраст, который Элай был способен терпеть без угрозы пожара в ритуальном зале. Анни тонко всхлипывала от умелых ласк, и когда казалось, что следующая волна дрожи по её ногам точно станет последней перед взрывом, Элай оторвался от неё и нашёл затуманенный влажный взгляд.

— Элай… прошу… мне так нужно! — захныкала она, вновь безуспешно дёргая руками.

Глупая, маленькая девочка, понятия не имеющая, чего хотело её тело. Но ему рассказывать не надо. Один рывок, сдирая с себя брюки, и второй — вскинуть руку, щелчком сжигая верёвку, вспыхнувшую и огненной змеёй упавшую на пол. Анни не успела даже осознать свою свободу, как Элай обхватил её бёдра и подтянул к себе, располагаясь между податливо разведённых ног на краю стола. Поймав ртом горячий выдох своего пульсирующего от возбуждения фамильяра, он рванул Анни на себя и вошёл в неё сразу на всю длину. Его утробный рык утонул в глубоком, влажном поцелуе, где смешалось всё: сладость и соль, шоколад и вишня, кровь и похоть, и что-то ещё, не поддающееся определению, жадное и бесконтрольное, жаркое, но больше не обжигающее.

Вдавливая пальцы в упругие ягодицы, чувствуя впивающиеся в спину ногти, Элай начал двигаться. Тело Анни настолько плотно его сжимало, будто не хотело выпускать из себя ни дюйма. Она была такая мокрая, что влага текла по дрожащим бёдрам, смешиваясь с кровью, размазанной уже по обоим телам картой безумного художника. Толчки на инерции, ускоряя ритм, втрахивая эту горячую девочку в себя до предела проникновения, до глубины, от которой Анни глухо стонала ему в рот.

Лава. Свободная, искрящая всполохами по венам. Напряжение стучало в самих кончиках пальцев, нарастая жаром между её мягкой грудью и его твёрдым торсом. Капли испарины на лопатках, собранные руками Анни: она пыталась держаться за него, но новый резкий толчок всё равно вызвал её глухой вскрик:

— Да! Да-да-да…

Она вновь хныкнула, закусив губу. Элай требовательно потянул левой рукой вниз её косы, и она послушно запрокинула голову, обнажая шею. Жадно припав к светлой коже, он втягивал её в себя рваными следами, покусывая, забывая дышать от удовольствия ставить на своей малышке уже самые правильные метки.

— Моя, — почти неслышно из-за нового раската грома просипел он, снова и снова врываясь в так сладко звенящее тельце, в тугую влажность, принимающую его без остатка. Не совместимость — принадлежность до самых костей, которой больше никто не сможет сопротивляться. Которая теперь больше, чем они сами. Не нитка под рёбрами, а сотни крючков под кожей. Обоюдоострых. Горячих. Не дающих даже замедлиться, только наращивать темп бесконтрольных рывков, рассыпая по подвалу клубы чёрного дыма.

Выдерживать такой жар и давление было невозможно, и когда Анни вскрикнула, вжавшись в Элая особенно тесно, он легко поддался требованию тел. Замерев в самой глубине и не имея сил вырваться из плена туго объявших член пульсирующих мышц, он кончил, всецело ощущая её ответную дрожь. Победный глухой стон в хрупкую истерзанную шею, и волна мягкой истомы освобождения. Анни сама нашла его губы, целуя с какой-то самозабвенной благодарностью, так долго, пока её руки на его плечах не перестали трястись.

— Потрясающе, — тихо мурлыкнула она, и её глаза вновь стали привычно-синими. — Я даже… Это просто…

— Просто теперь я и впрямь рехнулся. Или это ты свела меня с ума? — Элай даже не сдерживал то, насколько счастливо улыбался ей в ответ, мягко поглаживая ягодицы с красноватыми следами от своих перепачканных кровью пальцев.

Анни не стала отвечать, да и вопрос был риторический. Впрочем, одновременно говорить и целовать его было бы сложно.