Твой светлый дом

Глава одиннадцатая

В полдень секретарь парткома Торопченко вызвал Матюхина на совещание. Прислал за ним на комплекс газик. В кабинете уже сидел директор школы Иван Николаевич, председатель группы народного контроля Лукашин и секретарь комсомольской организации Ваня Авдеев.

— Товарищи, правление колхоза и партком решили провести колхозное собрание в будущее воскресенье. Иван Николаевич внес ценное предложение: разговор следует начать с частнособственнических тенденций, проявляемых некоторыми нашими колхозниками, и о влиянии их на наших детей.

Иван Николаевич с улыбкой повернулся к Матюхину, подмигнул.

— Нельзя ли конкретнее? — спросил Лукашин.

— Пожалуйста… Дела взрослых, их поведение оказывают сильное воздействие на сознание ребят, влияют на формирование их характеров. Разве это не так?… Что сейчас творится с Андреевым сыном, Родионом, знаете? А Петра Ильяшенка помните? — Торопченко пояснил для Матюхина: — Отец Петра работал комбайнером, вроде был неплохим человеком, но года три назад украл пять мешков пшеницы — посадили его! А сын его, Петр, славный парень, передовой механизатор, от позора и стыда за своего отца уехал из села. Вот так-то! Ты, Ваня, напомнишь собранию про это, — обратился он к секретарю комсомольской организации.

— Хорошо, Анатолий Афанасьевич, — согласился Авдеев.

— А ты, Виктор Петрович, расскажешь о нарушениях законов. Для профилактики, знаете ли, полезно… Иван Николаевич осветит, так сказать, вопросы морально-нравственного воспитания ребят.

— А какую роль отводите мне? — спросил Григорий.

— Вы, Григорий Александрович, как инициатор собрания, начнете его своим сообщением о ходе монтажа автодойки и о значении автоматизации и механизации сельскохозяйственного производства. Введете разговор в нужное русло.

— Задача ясна, — сказал Григорий… — Кстати, хочу вас проинформировать, товарищи, о том, что на автодойку возвращена дюжина труб.

— Каким образом? — живо заинтересовался Лукашин. — Кто вернул?

— Э-э, товарищ Лукашин! — засмеялся Матюхин. — Я сказал все, что хотел сказать. Нужно работать с массами. А вы благодушествуете. Надо глаза держать открытыми…

— Это как прикажете понимать? — обиделся Лукашин.

— Так и понимайте, как я сказал. По-моему, задача группы народного контроля в том и состоит, чтобы пресекать, не допускать хищений.

— Правильно! — подхватил Торопченко. — Если бы народные контролеры работали активнее, у нас в колхозе не устраивались бы показательные суды. Опозорились на всю область!

— Я подумаю над вашими словами.

— Хватит думать. Пора действовать.

На обед собрались все жильцы старой хаты. Родион встретил Григория как родного — помог раздеться, полотенце подал. Андрей ревниво следил за сыном: быстро же он сдружился с бородатым постояльцем!

Акулина Кондратьевна и Мария накрывали на стол.

Андрей, достав из поставца бутылку самогона, взболтнул его и обратился к Матюхину:

— Ну, Гриша, скоро начнешь монтировать водяное отопление в моем новом доме?… Магарычовое дело! Ты его со своими молодцами за пару дней сделаешь.

— Верно, Андрей, магарычовое наше дело! — воскликнул Григорий. — Знаете, что с нами произошло, Акулина Кондратьевна? — обратился он к хозяйке. — Нас прислал завод как можно скорей смонтировать доильный цех, а мы стоим — руки в брюки! Припухаем, как говорится. Трубы-то размагарычили, электромоторы — тож!.. Не из чего монтировать. Вот какое, Андрей, получается магарычовое дело!

— Ну чего ты так волнуешься, Гриша? — с наигранной ласковостью упрекнул его Андрей. — Дадут вам еще — никуда не денутся. У государства хватит этого добра…

Родион покосился на отца: знакомые слова, Дядины!

— «У государства хватит»! — взорвался Матюхин. — А чье оно, государство? Твое, мое… да вот его! — Тут он сильно встряхнул Родиона за плечо. — Ведь сами себя обворовали!.. Посмотри на руки своей матери, старой доярки. — Акулина Кондратьевна стыдливо спрятала под передник узловатые руки, а Матюхин продолжал с горечью: — На руки своей жены посмотри. Сам ведь хорошо знаешь, уродует их ручная дойка… А доильный цех не из чего монтировать: размагарычили оборудование!

— Вот ты чудак, Гриша, вот чудак! — Андрей подергивал плечами, похихикивал, хотя явно чувствовал себя неловко. — Прямо Христос какой-то. Мозги мне чистишь, а? Я сам кому угодно могу почистить.

— Кстати, Андрей, те оцинкованные трубы, которые в саду были спрятаны, я обратно на комплекс отвез.

— В каком саду?! Какие еще трубы? — В глазах Андрея были гнев и недоумение.

— В твоем саду. Целая дюжина!

— Дюжина, говоришь?… Это что за новости? И как же ты их нашел? Шел-шел — и нашел?!

— Я ему показал! — выпалил Родион.

— Ты?! А почему мне сначала не показал, мерзавец?!

Акулина Кондратьевна крикнула:

— Андрей, охолонь!

— Все-таки и тебя припутали, — сказала Мария.

— Молчи! — вспылил Андрей. — Никто меня не припутал. Я ничего не знаю про эти трубы!.. — И повернулся к Матюхину, сжав кулаки: — Но как ты посмел шарить на моем подворье, пижон?! Обнаглел, а? Мои, не мои трубы — какое твое собачье дело?!

— Трубы-то государственные, ворованные, — сдержанно, с добродушной улыбкой проговорил Григорий. — И не в милицию же я пошел с ними. По-дружески поступил, можно сказать…

— По-дружески?! Мозги мне пудришь, а? Ты кто такой?! — Андрей уже плохо владел собой, напирал на Григория грудью.

Акулина Кондратьевна крепко огрела сына половником по спине.

— Ты что на гостя налетаешь с кулаками, иродова душа?!

— Какой он в чертях гость! — крикнул Андрей, потирая спину. — Он квартирант. Выгоню его!

— Не выгонишь — хата моя! Будешь распоряжаться в своем новом доме. — Акулина Кондратьевна ткнула рукой за окно. — Григорий — мой гость!

— Ты, Андрей, не горячись, — сказал Григорий. — Я же тебя ни в чем не подозреваю. Если ты ничего не знаешь про трубы эти, то разберись, каким образом они попали в твой сад. Кто их тебе подкинул?

— Я разберусь!.. Уж я разберусь! — в бешенстве произнес Андрей и, сдернув с вешалки плащ и кепку, выскочил из хаты.

По запущенному саду Дяди, засыпанному листвой, Родион пошел не хоронясь: Дядя торговал в магазине, Сенька поехал в город к родичам, тетка, наверное, спит после обеда, а если он ей и попадется на глаза, то придумает что-нибудь.

Дракон страшно рявкнул и загремел цепью, которой был привязан к яблоне неподалеку от халупы. Родион бросил ему кусок сала, приготовленный заранее.

— На, Дракоша! Ешь и молчи.

Пока пес жадно рвал сало, он облазил все закоулки в саду, однако труб нигде не нашел. Значит, Дядя перепрятал их к ним в сад. Интересно, а электромоторчики где? Лежат ли на том месте, где лежали, — в каморке?

Халупа, к удивлению Родиона, не была заперта за замок, но его это не насторожило. Он смело вошел. Из кухоньки дохнуло бражной вонью. Не стал туда заходить — завернул в каморку, где раньше видел электромоторы. Нашел за мешками с комбикормом. Унести было ему не под силу. «Ладно, — подумал он. — Дядя сам, на своем горбу оттащит на комплекс. Мы его заставим. Припрем к стенке».

Небольшая лестница, стоявшая в коридорчике, навела Родиона на мысль, что стоит пошарить и на чердаке. Долго не раздумывая, он приставил лестницу к ляде и забрался наверх. Когда глаза привыкли к полусумраку, разглядел ряд трехлитровых баллонов с мутноватой жидкостью, запечатанных жестяными крышками. «Ого! Сколько наварил самогону!»

Родион спустился вниз, поставил лестницу на место и вышел из халупы. Вдруг скрипнула калитка: в сад входил Дядя. «Откуда он взялся?» Родион метнулся за угол и оттуда на четвереньках — в заросли вишенника.

Дракон, быстро управившись с подачкой, рвался с цепи, рыкая, смотрел в кусты: еще хотел сала.

— Интересно! — Дядя настороженно огляделся и стал поспешно отвязывать пса. — Куси, Дракоша!

Пес огромными прыжками поскакал в конец сада, где особенно был густ вишенник. Дядя бежал за ним.

Родион торопливо вынул из кармана перочинный нож.

Неожиданная картина открылась Дяде, когда он прибежал туда: Дракон, его зверь-пес, как игривый кутенок, рылся рядом с Родионом в опавшей листве.

— Ты что тут делаешь, Родька?

Родион поднялся с земли:

— Я… ножик искал!.. Играл тут как-то с Сенькой, потерял…

— Так-так-так!.. А я слышу, чудно лает Дракон. Думаю, на кого же? — Дядя цепкими глазами недоверчиво ощупывал Родиона. — Нашел, так иди домой. Бродишь по чужим садам, а уроки не учишь. Отец на тебя жалуется… Так-так-так… — губы у Дяди изгибались в усмешке.

Родион пошел из сада на подгибающихся ногах, ощущая жуткий холодок Дядиного взгляда. Дракон бежал за ним, тычясь в руку горячей слюнявой пастью.

— Дракоша, а ты куда? — остановил его Дядя. — Назад, на место! Ты все бы игрался да игрался, сукин сын!

Вернувшись домой, Родион взял портфель и пошел в, сарай: здесь договорились ребята собраться после «разведки». Пристроился у верстака и стал что-то писать в тетради, задумываясь и зачеркивая написанное.

Виталька действовал во дворе деда Савелия как в своем собственном. Окруженный собаками, путавшимися под ногами, — их было у деда три — он прямиком направился к колодцу: от него отходил водопровод к полиэтиленовым теплицам, которые дед Савелий построил на месте выкорчеванного сада. Шел Виталька вдоль водопровода, громко считая шаги:

— Раз, два, три, четыре, пять!

Из оранжереи выскочил дед Савелий с лопатой в руке, и псы в страхе метнулись во двор.

— Эй, Виталька, ты что тут вымеряешь?

— Высчитываю, сколько труб пошло на твой водопровод, — деловито ответил парнишка, вышагивая дальше.

Дед Савелий засеменил рядом:

— Господи, да тебе-то зачем это?

— Хочу у себя такой водопровод завести.

— А трубы, трубы-то где такие возьмешь?

— Там же, где и ты брал.

— Хе-хе-хе! — развеселился, дед Савелий. — Там, где брал я, их больше нету. — И осекся, поняв, что попал впросак.

— Правильно, дед Савелий! Нету их там больше — разворовали. — Виталька остановился, подняв палец вверх. — А что сказано в святом писании?… Не укради… колхозные трубы!

— Я это… — растерялся Савелий. — Я купил!..

— Купил?… Ворованное?! А что гласит статья Уголовного Кодекса номер такой-то, параграф такой-то? Телевизор смотришь? Знатоки следствия говорят: от трех до пяти лет строгой тюрьмы!

— А ну чеши отсюда, знаток! — закричал Савелий, замахиваясь лопатой. — А то как тресну по башке, все параграфы высыпятся.

— Я тебя предупредил, дед Савелий! Смотри, потом не обижайся.

Виталька, Ольга и Маруся с таким таинственным видом пробирались через двор в сарай, что Акулина Кондратьевна, копавшая в саду вилами, заподозрила неладное. Родион зашел туда с портфелем раньше. Она тогда еще подумала: «Видать, жарко ему учить уроки в хате», а оно, вишь, опять ребятня чего-то затевает. И дверь за собой прикрыли.

С лозиной в руке подкралась Акулина Кондратьевна к сараю. Приникла к дверной щели.

Ребята, пристроившись у верстака, что-то торопливо писали на тетрадных листках. Виталька сказал:

— Ну, будет завтра заваруха.

А Ольга похвалила:

— Молодец, Родька, хорошо придумал!

Акулина Кондратьевна нечаянно навалилась на дверь — в тишине громко заскрипели несмазанные завесы.

— Кто там? — громко спросил Родион, бросаясь к двери.

Бабка, выронив лозину, испуганно отступила:

— Это я…

— Фу ты! — с досадой сказал Родион. — Не мешай, бабаня, мы школьное задание выполняем.

— Пирожков хотите?

— Потом, потом, некогда нам! — Родион закрыл дверь на засов.

Акулина Кондратьевна пошла докапывать сад, но ей уже не работалось спокойно. Она с тревогой поглядывала на сарай, где взаперти сидели ребята.

Ужинали втроем. Отец не показывался: видно, опять загулял. После ужина мать и бабка сели смотреть телевизор, а Родион, сославшись на то, что нужно посоветоваться с Виталькой насчет трудной задачи по алгебре, ушел со двора прихватив фонарик и широкую малярную кисть.

Вечер был темный. Родион зябко поежился у акации на выгоне. Тут договорились собраться в двадцать один ноль-ноль. Где-то прокричал сыч, послышались чьи-то осторожные шаги. Родион окликнул:

— Кто идет? Пароль!

— Крысоловы, — прозвучал ответ.

Фонарик в руке Родиона на миг вырвал из мглы Ольгу и Витальку. В руке Ольги было ведерко.

— А Маруся где?

— Мать не отпустила, — ответила Ольга.

— Говорит, мала еще дочка по ночам гулять, — добавил Виталька.

— Что ж, пусть подрастает, — сказал Родион, — Оля, клейстер получился?

— Так точно, командир! Клейстер что надо. Пальцы сунула в него — так еле разлепила.

— Листовки где?

— За пазухой. — Она хлопнула ладошкой себя по груди.

— Значит, так. Я буду мазать клейстером, Ольга — наклеивать, а ты, Виталька, — вести разведку. Начнем с моего двора.

— Зачем же с твоего? — удивился Виталька.

— Всем наклеим… Чтоб запутать следы, понимаешь? А потом — Дяде, Савелию, на Дом культуры, на контору правления тоже… Пусть люди читают и думают. Ну, пошли, Виталька, в разведку!

И началась операция. Виталька выбегал вперед, прислушивался, приглядывался и, если дорога была чистой, подзывал друзей кошачьей песней. Родион быстро накладывал мазки клейстера на ворота, забор или на почтовый ящик, а Ольга, выдернув из-за пазухи листок, ловко пришлепывала, приглаживала, чтоб пристал покрепче.

На железные ворота Дяди наклеили пять листков, в шахматном порядке. И у Савелия ограда была не хуже крепостной, высокая, из дикого камня. Родион не жалел клейстера, обмазывая обомшелые плиты. Виталька ласково называл дедовых собак по именам, и они приветливо повизгивали за оградой.

Короткими перебежками передвинулись к центру села. На площади притормозили. Дом культуры был ярко освещен, в зале танцевали, у входа стояли парни.

Повернули к конторе правления колхоза. Родион сноровисто намазал дверь клейстером. Темноту неожиданно рассек яркий луч мотоциклетной фары, и ребятам пришлось отступить.

— Давайте лучше на магазин наклеим, — предложил Родион. — Завтра воскресенье, народу там с утра полно будет.

— Но там сторож! — испугалась Ольга.

— Сторожа я беру на себя, — нашелся Виталька. — А вы идите поближе к магазину и держите ушки на макушке.

— Не надо, Виталька! Он с ружьем, — пыталась остановить его. Ольга.

— Тише.

…У магазина на столбе со скрипом покачивался фонарь, освещая ступеньки крыльца. В блуждающем круге света задумчиво ходил сторож в брезентовом плаще, с ружьем за спиной. Он курил, пряча папиросу в рукаве от порывистого ветра.

Родион и Ольга следили за ним, затаившись у ворот соседнего дома.

Где-то во дворе магазина, заставленном штабелями ящиков, вдруг раздался душераздирающий кошачий вопль.

— Тю! — Сторож смешно продпрыгнул и, сдернув ружье с плеча, пошел во двор. — Брысь! А чтоб вас! Нашли место для драки, сатанячее племя! — ругался он.

В ответ вновь кошачий вопль.

Родион и Ольга бросились в освещенный круг, торопливо обмазав дверь, пришлепнули несколько листов дрожащими руками.

Кошки во дворе продолжали разноголосо вопить и плакать, и от их крика ночь казалась еще более страшной. Вдруг оглушительно грохнул сдвоенный выстрел: сторож выпалил в небо! Коты оборвали боевую песню.

Взявшись за руки, Родион и Ольга спрыгнули с крыльца и нырнули в темноту. Жарко дыша, они остановились на выгоне, у акации.

— Где ж-же Вит-талька-а? — чуть не плача, протянула Ольга.

В непроглядной тьме жалобно, словно обиженный ребенок, замяукала кошка, и к ним из кустов вышел Виталька. Родион и Ольга кинулись к нему.

— Ну и напугал я сторожа! Он ка-ак баба-ахнет! — задыхаясь, произнес Виталька.

Ребята, освобождаясь от пережитого страха и напряжения, закатились судорожным, всхлипывающим смехом.