Он держал меня за руку.
Я проснулась, было уже светло. Он сидел на полу, в какой-то страшно неудобной позе, положив голову на локоть, на край кровати, а второй рукой все еще держал меня. Его ладонь тяжелая и теплая.
Я замерла, стараясь даже не дышать, пытаясь понять… Как это вышло?
И все же, чуть дернула рукой, невольно.
Он открыл глаза. Отпустил меня.
Сел, разминая шею.
– Доброе утро, милорд, – сказал он. – Как вы?
Совершенно спокойно и буднично, словно все идет так, как и должно идти.
«Милорд»? Вряд ли он все еще не понял. Решил не нарушать игры?
– Нормально, – я попыталась сесть. – А почему… почему вы сидите здесь?
«Это ведь ты пел мне колыбельную ночью?»
– Вы плакали во сне, – пожал плечами Унар. – Пришлось немного посидеть с вами. А потом я заснул.
Совершено спокойно.
– Простите, сэр Унар, я… – у меня краснели щеки, я не понимала, как с этим быть.
– Все хорошо, – сказал он. – Со всеми случается. У вас просто был сильный жар, вам было плохо. Давайте я схожу на кухню, скажу, что бы вам приготовили горячий бульон.
Я кивнула.
Мне нужно немного осознать…
Он поднялся на ноги, потянувшись.
– Может быть, заодно принести вам что-то еще?
– Нет, спасибо… Унар, почему вы это делаете?
– Что именно? – не понял он.
– Все это. Вы сидите тут со мной, держите за руку, когда я плачу ночью… Зачем? Вы могли бы уехать уже далеко. Вряд ли вам так сильно нужны деньги.
Он пожал плечами.
– Знаете, я очень хорошо помню, что такое оставить дом и уехать неизвестно куда, не оглядываясь. Конечно, у вас есть цель и есть деньги, вы вернетесь и все будет хорошо. Но вот тот момент, когда вокруг только леса, поля и чужие люди, и ты один… Когда впервые по-настоящему сталкиваешься с этим, понимая, что никто не поможет… Деньги ничего не значат. Бывает очень сложно и страшно. Одиноко. Не знаю, как правильно объяснить вам, но я помню каково это, милорд.
Улыбнулся, чуть-чуть так, только уголками губ и… глазами. Глаза у него серые, и в них тепло и спокойствие. Все хорошо.
Его выгнали из дома. Братья. У него не было выбора.
А я сбежала сама.
Унар принес горячий куриный бульон. Лепешки и немного каши.
Пока его не было, я встала кое-как… еще слегка пошатывало, натянула штаны. Надо хоть немного привести себя в порядок. Удивительно, но все мои вещи и деньги на месте. То есть, не то, чтобы я сомневалась в честности Унара, но, по крайней мере, взять из моего кошелька за ночлег и ужин – было бы волне уместно. Или мне еще предъявят счет?
Оделась, нашла даже воду – умыться. Осмотрелась.
Книжка на столе. Старая, в простом кожаном переплете. Мне было интересно… Ого! Могу поклясться, он читал ее, не просто же буквы рассматривал. Если я хоть что-то понимаю в древнегреческом, то это «Медея» Эврипида.
Вернувшись, он застал меня за разглядыванием книги.
– Унар, вы читаете на греческом? – это было невероятно.
Если встретить его улице – легко подумать, что типичный наемник, хорошо, если имя свое, вместо крестика может накарябать. Солдат. Это во всем: одежде, в осанке, мелких движениях, в том, как он привычно держит руку на рукояти меча, война – его жизнь. Правда, до тех пор, пока не начинает говорить – чисто и правильно, скорее, как благородный человек. Но если он воспитывался с другими детьми герцога, это не удивительно, наверно. И все же – греческий!
– Читаю, – он усмехнулся. – Хотя сейчас уже многое начал забывать. Вот, хотел освежить в памяти, книгу подарили мне во дворце. Когда я был ребенком, отец собирался отправить меня учиться в Альвин, туда принимают людей всех сословий, если есть кому платить. На богословский. Говорил, тогда у меня будет хороший шанс найти свое место в жизни. Но все вышло иначе.
– Почему не отправил?
– Он умер, – Унар пожал плечами. – Да и какой из меня богослов? Вы поешьте, милорд, вам надо набираться сил. И отдыхайте. Сегодня мы точно никуда не поедем.
«Мы не поедем». То, что мы вместе – уже решено.
Очень вкусный бульон.
Я сидела за столом, и Унар сидел напротив, наблюдая за мной. Как-то по-особому, не разглядывая меня, а так… словно за подобранным на улице котенком, радуясь, что я немного пришла в себя и решила покушать.
– А вы ведь, наверно, тоже еще не завтракали, Унар?
– Я еще успею, милорд.
Надо уже, в конце концов, сказать это.
– Если вы поедете со мной, я заплачу двадцать золотых. И еще, конечно, вы можете на свое усмотрение заказывать себе еду и эль за мой счет, или вино, если хотите… Большего я не могу предложить. Только свою искреннюю благодарность. Без вас мне пришлось бы очень нелегко.
Кто знает, добралась бы я вообще до следующего трактира, или меня бы свалило где-то по дороге? В такую погоду… Что было бы со мной?
– Это очень щедрое предложение, милорд. А не боитесь, что заказывая на свое усмотрение, я могу позволить себе слишком многое?
Усмешка.
Мне вдруг показалось, в этом есть что-то еще. Не в плане угрозы, скорее легкая подколка. Позволить слишком многое… он мог бы, давно мог бы, если бы хотел. И не о эле и ужине речь. Думаю, он все прекрасно понимает в сложившейся ситуации. Скорее я не все понимаю.
– Думаю, вы не станете переходить границы разумного, сэр Унар.
– Не стану. Видеть границы я умею, милорд. Всю мою жизнь только этим и занимаюсь… И все же. Вы меня совсем не знаете.
– Вы тоже совсем не знаете меня, сэр Унар. Вы даже не спрашиваете, куда я еду и зачем. Вдруг я замышляю что-то противозаконное, и вас потом повесят вместе со мной?
Он усмехнулся.
– Не повесят. В крайнем случае, там, на месте, разберемся.
– Но вы даже не спрашиваете.
– Знаете, главное, чему я научился за все то время, что был наемником, это не задавать лишних вопросов. Если человек захочет – он расскажет, и я выслушаю. Если нет – это его лично дело. Я еду с вами до Альденбрука, вы мне за это платите, а большего мне не нужно знать.
Ничего личного. Только работа. И всегда понимать границы дозволенного.
И все же… он пел мне колыбельную ночью, я в этом уверена. И держал за руку, до утра сидя рядом со мной. Все это где-то совсем на грани…
* * *
Большую часть того дня я спала. Слабость. Да и не знала, что делать еще. Боялась лишних разговоров, расспросов. Просто не понимала, что делать и как себя вести, когда игра перестанет быть игрой. А ведь перестанет. Унар понимает, и не может притворяться вечно.
И что тогда? Рассказать правду?
Я делала вид, что сплю, благо спать действительно хотелось, и это было самым естественным. Я даже на ужин не стала спускаться, попросила принести мне сюда. Унар принес. Посидел немного со мной и ушел вниз. Что толку сидеть со мной рядом, если я отвернулась к стенке и не разговариваю.
А потом – снизу музыка. Смех и песни. Танцы у них там?
Я полежала немного, потом поняла, что хочу посмотреть. Одним глазком. Просто не могу тут оставаться.
Танцы. Такое веселье внизу. Несколько музыкантов и большой круг радостно отплясывающих джигу людей. И Унар с какой-то девицей в кругу, под руку… смеются… и бешенным ритмом стук каблуков…
Я старалась, чтобы меня не видели. Тихо-тихо глянула и сразу ушла.
Он догнал меня. Я не успела даже вернуться, только до двери дошла, когда Унар догнал.
– Милорд…
Замерла. Потом повернулась.
Он стоял передо мной… такой… еще разгоряченный быстрым танцем… рубашка расстегнута, в глазах сверкают веселые огоньки… частое дыхание… Я успела разглядеть даже шрам у него на груди, прежде чем поняла, что не могу смотреть. Но и отвернуться не могу. Не знаю, куда девать глаза. И так неудержимо хочется дотронуться…
– Вам что-то нужно, милорд? – просил он. – Я могу чем-то помочь?
– Нет, – я покачала головой и уставилась в пол. – Все хорошо. Просто хотел увидеть, что там внизу.
– Танцы, – сказал Унар. – Как вы себя чувствуете?
Я попыталась улыбнуться.
– Еще не слишком хорошо для танцев.
– Это ничего, – сказал он, – вы скоро поправитесь.
– Да. Идите, Унар, я не хотел вам мешать.
Главное, не забывать, что я мальчик, говорить правильно. Даже если все уже давно известно.
– Хотите, я посижу с вами? – сказал он. Совершенно спокойно и серьезно.
Я смутилась.
– Нет, не нужно. Вы ведь мне не нянька. Идите. А я буду спать.
Я повернулась к двери. Зашла. Я слышала еще, как Унар долго стоял там, потом все же пошел вниз, я слышала скрип ступенек.
Две мелодии, и он вернулся. А там, внизу, хохот и веселье… А он здесь.
Я отвернулась к стене, замерла, натянув одеяло повыше, закрыла глаза.
– Милорд, вы спите? – тихо позвал Унар, подойдя к моей кровати.
Я зажмурилась, и тут же услышала, как он усмехнулся.
– Притворяетесь, – довольно сказал он.
Потом я слышала, как он разбирает свою постель. У него там большой тюфяк, свернутый днем, чтобы не занимать место, и шерстяное одеяло. Слышала, как он сел, снял сапоги. Потом лег, вытянувшись, и немного вздохнув.
– Доброй ночи, милорд.
Мне было немного стыдно, что из-за меня он остался без развлечений. Но я же не заставляла и даже не просила его.
И еще с ним было спокойнее.
– Доброй ночи, Унар, – шепнула я, тихо-тихо. Надеюсь, он не услышал.
«Эдриан» – сказала себе. Я же еду в Альденбрук, чтобы стать женой Эдриана. Он самый лучший, самый красивый, самый храбрый! Я еду к Эдриану! Почему же вдруг…
Унар лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Я видела, что он не спит. Еще долго…
* * *
В путь мы решили отправиться следующим утром. Дождь закончился, да и мне стало заметно лучше.
Наше окно выходит во двор. Утром, проснувшись рано, я видела, как Унар умывается во дворе. Он стоит там, раздевшись по пояс, и девушка из трактира, поливает ему на руки и на спину… Они смеются. Вода теплая, видно, как поднимается легкий пар, но на улице холодно, даже несмотря на выглянувшее солнце.
Он умывается, а потом они стоят рядом, говорят… стоят совсем близко… и я даже вижу, как девушка протягивает руку, касается его плеча и груди, проводит пальцами в том месте, где я вчера видела шрам. Он что-то говорит ей. Она красивая…
Нехорошо подглядывать. Я пыталась отвернуться, не смотреть. Но больно кольнуло в сердце.
Я даже не понимала толком, что происходило со мной. Но что-то сжималось внутри, ныло… и отчаянно колотилось сердце. Я чувствовала, как щеки начинают краснеть. Такое странное чувство, с которым я поделать ничего не могу.
Ревность?
Но ведь я…
Я еду к Эдриану!
И вообще, ничего такого невозможно.
Там, во дворе… я не удержалась, выглянула снова… Унар стоял один, уже почти одевшись, застегивал куртку.
Один.
Самое сложное было – не краснеть за завтраком. Мы сидели внизу, в общем зале, и я старалась не поднимать от тарелки глаз. Наверно, со стороны это выглядело странно, потому что Унар пару раз спрашивал – все ли хорошо.
Да, хорошо, конечно. Все хорошо. У меня просто слегка болит голова, но это пройдет.
Сейчас мы поедем.
– Милорд, может быть, мы подождем еще день? Когда вы окончательно поправитесь.
– Нет!
Я не могла остаться.
Унар и та девушка… Он ведь с ней танцевал вчера в круге. И если остаться…
Какое право я имею?
Нет. Я тороплюсь. Я хочу увидеть Эдриана поскорее. Ничего страшного, сегодня я уже вполне пришла в себя… пришел – важно не забывать, и погода наладилась. Мы проедем немного и сделаем привал, не будем торопиться. Но сейчас отсюда уйдем.
В конце концов, он может оставаться, а я отправлюсь дальше одна.
Мы долго ехали молча, не разговаривая. Я усиленно смотрела в сторону. Потому, что когда я смотрела не него, я… терялась.
Глупо.
Унар не лез ко мне с расспросами.
И только когда на привале он начал доставать заботливо упакованные лепешки, сыр, яйца, немного холодного мяса, а потом еще небольшой сверток…
– Так, а это? – он честно удивился, развернул. – Пирожки! – и так радостно заулыбался. – Хотите, милорд, пирожки с ягодами? Страшно вкусные!
Меня вдруг что-то задело в этих пирожках. Завернутые и уложенные в сумку так – явно женской рукой.
– А что, пирожки вы не заказывали? Подарок от хозяина?
– Да. Это Хэнни, наверно, положила. Хотите?
Он взял один, протянул мне. Спокойно так.
Хэнни. Это та?
– Вам положили, вы и ешьте, – буркнула я.
Он моргнул, сразу не понял, потом так усмехнулся, а потом… что-то неуловимо изменилось.
Мне показалось, что я сейчас сквозь землю провалюсь. Это невозможно. Какая я дура! Разве можно так!
Нет, он не смеялся. Он просто смотрел на меня, чуть нахмурившись, чуть закусив губу, и конечно, видел меня насквозь. Все-все видел. Всю мою дурь.
– Нэд… – тихо сказал, наконец, и я все никак не могла понять: «Нэд» он сказал, или «Нете», а в его глазах – осеннее небо, низкое, тяжелое и какое-то безнадежное совсем. – Нете, – сказал он, – если бы все было так просто.