Ты будешь одинок в своей могиле

Глава третья

Спортзал Олафа Крюгера занимает подвал офисного здания на Принсеc-стрит, в восточной части Оркид-Сити. Туда надо спускаться по ветхой, узкой и плохо освещенной лестнице, пока не доберешься до фанерной вывески: «Академия бокса Олафа Крюгера».

Внутри пахло потом и резиной и раздавались ритмичные звуки – боксеры в кожаных перчатках колотили по грушам, шаркали ногами по матам и хэкали, как у них принято. Все это я почуял и услышал, как только толкнул створку двери.

За ней находится большой зал для бокса с приспособлениями на любой вкус: десятки легких и тяжелых груш, два освещенных мощными лампами ринга и все прочее, что нужно профессионалам.

В зале было душно, все пропахло потом и табаком. Толпа мужчин окружала ринг, на котором чернокожий боксер выколачивал пыль из спарринг-партнера, работавшего тут, у Олафа, с незапамятных времен. Другие боксеры тренировались по углам: кто пинал грушу, кто прыгал через скакалку, кто бился с воображаемым соперником. Все они готовились к боям, которые Олаф устраивал по выходным в Атлетик-клубе.

Я направился через зал в кабинет Олафа, но по дороге кто-то из толпы поймал меня за рукав:

– Здорово, Вик!

Это был Хьюсон, спортивный журналист из «Геральд», долговязый, тощий, уже начинающий лысеть циник. Под глазами мешки, пиджак спереди испачкан сигарным пеплом. Засаленная шляпа сдвинута на затылок, во рту – замусоленная потухшая сигара.

– Привет, – отозвался я.

– Ты погляди, погляди, Вик, – заговорил он, показывая на ринг. – Этот черный сейчас уложит Хантера. Надо на него поставить, пока его не знают!

Тут он усмотрел синяки у меня на шее. Хьюсона это так заинтересовало, что он даже вытащил изо рта сигару и с ее помощью показал на синяки.

– А кто это тебя отделал?

– Послушай, дружище, займись лучше своим черным, а меня оставь в покое, – сказал я. – Олаф на месте?

– В кабинете, – ответил Хьюсон, продолжая пялиться на меня. – А что, Вик, об убийстве ничего нового нет? Слушай, я готов поспорить, что это дело рук слюнявого гаденыша Лидбеттера. Он там в дюнах вечно шарится, как тварь. Подсматривает за парочками. – На желтой физиономии Хьюсона промелькнуло что-то вроде улыбки. – Он один раз и за мной шпионил. Ну и напугался я тогда! Подумал, что это муж моей телки.

– Убить мог кто угодно, – ответил я с нетерпением. – Расследованием занимается Брендон, вот его и спроси.

– Да погоди ты! – Он снова удержал меня за рукав. – Вот мы заговорили об уголовщине, и я сразу вспомнил: тут есть одна куколка, тебе надо с ней поговорить. У нее такие ножки, что закачаешься. Я пытался узнать, кто она такая, но никто не знает или не хочет говорить.

Я посмотрел туда, куда он указывал. С противоположной стороны ринга, где стояла пара деревянных скамеек, сидела девушка. Первое, что в ней привлекло мое внимание, – это копна огненно-рыжих волос. У девушки было тонкое лицо с высокими скулами, чуть раскосые глаза и густые ресницы. Вообще внешность у девушки была скорее восточная, мне сразу подумалось об интригах, секретных документах и ночных поездах на Будапешт. На ней была зеленая замшевая курточка на молнии, черные брюки с завышенной талией и ботинки фирмы «Bata». Она внимательно, но придирчиво наблюдала за тем, как чернокожий порхает по рингу. Каждый раз, когда он проводил боковой удар, она поджимала губы и придвигалась чуть ближе к рингу, словно боялась что-нибудь пропустить.

– Да, куколка что надо, – подтвердил я, потому что так оно и было. – Почему бы и не поговорить?

– Попробуй! Проще вскрыть себе вены, – хмыкнул Хьюсон. – Хэнк пытался к ней подкатиться, но она послала его подальше. Девка не простая. Я думаю, у нее есть защитники, раз она не боится тусоваться в таком месте.

Кто-то окликнул Хьюсона, и он, подмигнув мне, скрылся в толпе. Я еще раз внимательно посмотрел на рыжеволосую красотку и направился в кабинет Олафа Крюгера.

Это была обшарпанная комнатка, на стенах – глянцевые плакаты с портретами чемпионов и старые постеры с рекламой боев, которые Олаф организовал за время своего пребывания в Оушен-сити. А это были сотни поединков.

Сам старик Крюгер восседал за большим столом, где в беспорядке валялись бумаги и стояло не меньше десятка телефонов, – они, кстати, никогда не звонили поодиночке. У другого стола, поменьше, примостилась крашеная блондинка, которая молотила по пишущей машинке, жевала резинку и наполняла кабинет запахом сногсшибательного парфюма – ну никак не меньше десяти центов за галлон.

– Есть минутка? – спросил я Олафа, закрывая дверь.

Он был небольшого роста – не больше жокея, совершенно лысый и, если требовалось, довольно смышленый. Олаф сидел без пиджака, так что было видно тонкую золотую цепочку у него на жилете. Ворот расстегнут, галстук свободно болтается.

Олаф указал мне на стул.

– Как дела, Вик? Нет, я не занят. В этой дыре вообще ничего не происходит. Времени куча.

Словно в ответ на эти слова принялись звонить сразу три телефона – видимо, уличая его во лжи. Одновременно распахнулась дверь и ввалились двое парней: они орали про халаты, которые были им нужны для следующего боя. Ребята были здоровые, крутые и уродливые, настоящие носороги. Однако Олаф выставил их так легко, как отмахнулся бы от мухи:

– А ну пошли на хрен отсюда!

И те сразу исчезли.

Тогда Олаф снял трубки двух телефонов, рявкнул, что занят, и снова положил. Взял третью, послушал пару секунд, буркнул: «Разорви с ним контракт и выстави его!» – и бросил ее тоже.

– Хочешь сигару, Вик? – продолжил он разговор, придвигая мне коробку. – Ну, что тебя гложет? Про убийство я слыхал. Девчонку не знал, но если тебе ее жалко, то мне тоже.

– Она была хорошая, Олаф, – ответил я, отодвигая коробку. – Но я не затем пришел. Ты знаешь парня по фамилии Миллз?

Он провел рукой по лысине – на руке не хватало большого пальца. Потом взглянул на блондинку в углу и поморщился.

– С такой фамилией тут пруд пруди. Как зовут-то?

– Вот этого я не знаю. Красавчик, лет двадцати трех, хорошо владеет кулаками. Двигается молниеносно и держится как профи. Но шрамов нет.

Олаф выпрямился:

– А, ну знаю, конечно. Это Цезарь Миллз. Да, это он. Если бы он оставил своих баб, стал бы чемпионом мира в первом тяжелом весе. До него никто даже дотронуться перчаткой не мог. Да, он тут начинал. Я тогда подумал: ну вот наконец настоящий чемпион. Но придурок не хотел правильно работать. Выиграл три боя подряд, а потом, когда я начал ставить его с настоящими бойцами, сошел с дистанции. Ушел примерно полгода назад.

– В общем, мы с ним не поладили, – сказал я и повернулся так, чтобы Олаф рассмотрел синяк у меня на шее. – Это он уже ногой.

У Олафа глаза на лоб полезли.

– Вот скотина! Но ты лучше забудь про него, Вик. Это не подарок. И не надейся его уделать. Даже теперь он должен быть еще о-ого-го. Ни на кого против него не поставлю. Разве что на самого крутого тяжеловеса, да и то не факт, что получу денежки. А как ты на него напоролся?