Ты - моё безумие

Глава 28

Спустя какое-то время

Вдыхаю тёплый воздух летнего дня и смотрю вниз, вымученно наблюдая за мельтешащими внизу людьми.

Устала. Каждый день одна и та же картинка, и ничего нового.

Просыпаюсь, еду в больницу, где мне говорят одни и те же слова, выхожу на балкон и провожу на нём время до вечера.

Сидеть в палате, где пахнет медикаментами, не хотелось. Рвотные позывы постоянно заставляли бегать до туалета. Поэтому просто сидеть в кресле напротив кровати всё ещё лежащего в коме мужа не могла.

До поздней ночи проводила время в больнице, а потом снова уезжала домой.

Дни скучны, однообразны и я совершенно не понимала, зачем это делала.

Могла спокойно уйти, как и хотела от мужа-тирана, но вместо этого каждый день, на протяжении трёх месяцев ездила в эту проклятую больницу, которую ненавидела.

Дура? Полная.

Ждала, когда он проснётся, чтобы снова услышать его здоровый голос.

Но с каждым приездом надежда на это терялась.

Врачи говорили, что он давно должен был очнуться, но этого не происходило.

И я не знала, радоваться или плакать.

Избавилась от Доминика, но…

Душа была не на месте.

Из-за меня он пострадал. Это я сказала ему, что Роберт приставал ко мне, чем спровоцировала его пойти к своему брату. И всё, чтобы избежать секса.

Легче было трахнуться, и вернуться домой живыми и здоровыми, но я всё испортила.

Да и Форд-младший скрылся…

Пока я сидела на коленях, держа бледное лицо мужа и зовя охрану, Роберт ушёл. При этом спокойно, будто не он только что пырнул ножом человека. Причём родного.

Где он был сейчас — неизвестно. Полиция не могла найти вымышленного нападающего, а люди Доминика молчали.

Оливер сказал мне не давать делу огласки. Поскольку думал, что это быстро решится.

Но когда прошёл месяц, пришлось что-то делать. Форд — известная личность, которую знал чуть не каждый прохожий. И когда он перестал появляться на телевидениях, на работе, общественности, пошли вопросы.

Журналисты буквально пролезали в особняк, и не давали прохода, стоило появиться в магазинах. Тогда и я перестала выходить на улицу. У меня был только один путь: от дома до больницы и обратно.

А потом, когда скрывать уже было бесполезно, я дала интервью, где рассказала, что случилось с Фордом, при этом соврав о неизвестном нападавшем.

И после этого журналисты хоть и перестали быть такими настойчивыми, всё равно лезли, расспрашивая о его состоянии.

А что им сказать не знала.

Очнётся ли он вообще? Или так и будет лежать ещё несколько месяцев, перед тем как его сердце остановится?

Не знала.

Устало потираю переносицу и без какого-либо настроения смотрю на толпу и отворачиваюсь.

Кажется, пора хоронить надежду, что у малышки будет отец.

Хотя, даже если он и очнётся, не знаю, смогу ли жить как прежде. После того что пережила, испытала. Не хочу, чтобы ребёнок жил в такой нервной обстановке.

Касаюсь ладонями своего небольшого живота и прикрываю глаза, закусывая губу.

Мне хватило той девушки на кровати, я не хочу, чтобы это произошло снова, например, тогда, когда малышка вырастет и случайно зайдёт в комнату родителей.

Да и зная одержимость Доминика… Я боялась и за себя, и за девочку, которая у меня будет.

Отпрянув от перил, развернулась и пошла в палату, чтобы забрать сумку и отправиться домой.

Сегодня снова был неудачный день.

Я хотела увидеть, как он очнётся. И хотела быть рядом. Но, кажется, не судьба…

Захожу в ненавистную мне комнату, слыша звуки приборов и улавливая носом запахи лекарств, от которых сразу же начинает мутить.

Терплю, хватаю сумку с кресла и иду на выход, устало клюя носом.

Из-за мучавшей бессонницы спала я плохо, поэтому часто засыпала на ходу, как делала это и сейчас.

Подойдя к двери, дёргаю за ручку, и делаю шаг вперёд.

— Бель…

Тихий голос проникает в уши, и мне кажется, что я ослышалась.

Замираю, думая, что моё имя мне показалось.

— Анабель…

Резко разворачиваюсь, напряжённо смотря на кровать, и надеясь, что мне не послышалось.

Внутри поднимается волна радости, стоит только увидеть приоткрытые глаза, сморщенное лицо и подрагивающие пальцы.

Выпускаю из рук сумку и, не веря, произношу рядом стоящему с палатой охраннику слова:

— Позови врача.

Сама делаю шаг вперёд, медленно подходя к кровати и садясь рядом на стул.

Форд всё ещё пытается прийти в себя, и я неосознанно, будто до сих пор не верю, что он очнулся, касаюсь своей тёплой ладонью его чуть прохладной руки.

— Доминик, ты слышишь меня?

Его глаза медленно открываются, и он с трудом поднимает руку, хватаясь за голову и морщась.

— Твою мать, что же так хреново? — не отвечая на мой вопрос, шипит, потирая голову, но потом переводя на меня взгляд. Бегло осматривает, останавливаясь на моём слегка выпуклом животе. — Вот это я вздремнул…

В его голосе удивление и маленькое неверие.

— Три месяца, — зачем-то говорю ему.

И вместо того, чтобы удивиться, он снова морщится, а потом обеспокоенно спрашивает:

— С тобой всё в порядке? Роберт ничего тебе не сделал?

Качаю головой, поджимая губы.

— Он ушёл. Оливер не знает где он сейчас.

— Найдём, — стойко отвечает, несмотря на своё состояние.

— Почему он сделал это? — опускаю голову вниз, чтобы не встречаться с карими глазами. — Он явно ненавидит тебя, но за что? Он говорил что-то насчёт твоих девушек.

— Пустяки, — резко отвечает, возвращая привычного Форда. Будто и не было этих трёх месяцев без него.

Поднимаю голову и смотрю в его лицо, говоря на полном серьёзе.

— Нет, — твёрдо произношу, зная, что мне ничего не будет. Не сейчас, когда живот видно, а у Доминика плохое самочувствие. — Ты расскажешь. И наконец, разъяснишь, почему так относишься ко мне.