Ты мои крылья

ГЛАВА 3

Она много лет мечтала о свободе. Представляла, как это случится, что сделает в первую очередь, с какими проблемами столкнется.

Но ни разу ни в одной из фантазий Наама и представить не могла, что будет настолько страшно.

Все казалось непривычным. Пугающим. Мир, манивший издалека буйством красок и возможностей, приблизился, раскинулся прямо под окнами. Наама проводила часы у окна, наблюдая, как по улице ходят люди и нелюди, ездят мальчишки на велосипедах, почтальон разносит письма, а молочник по утрам оставляет у дверей бутылки с молоком. Проезжали машины, в саду соседского дома дети с визгами и хохотом гонялись друг за другом. Мир рядом двигался, дышал, жил, как делал это все тридцать лет.

Без нее.

Она казалась себе осколком другой эпохи. Мушкой, проведшей в янтаре долгие годы. В Грейторн Холл все было размеренно и неизменно. Эпоха прошла, а Наама осталась. Удаленное от оживленных трасс поместье ди Небироса сохранило ее, как зачарованный саркофаг хранит труп.

Смешно, но с побегом в ее жизни мало что изменилось. Она по-прежнему в чужом доме, во власти мужчины, от которого не знает, чего ожидать. Разве что клетка стала проще и меньше размером: коттедж Равендорфа не сравнить с пафосным великолепием Грейторн Холл.

С хозяином дома было сложно. Несмотря на страшную роль, которую бывший безопасник сыграл в судьбе ее клана, Нааму притягивало излучаемые им спокойствие, сила и странное ощущение надежности. Когда Равендорф находился рядом, грызущая душу тревога утихала словно сама собой. Он казался островком стабильности в этом изменчивом и страшном мире. Наама знала, что должна ненавидеть его, но ненавидеть не получалось. Скорее уж ее тянуло к убийце отца.

Свойство всех анхелос – привлекать таких, как она. Вызывать желание, жажду. И не важно, что ее демоническая сущность давно отсечена, поэтому Наама не нуждается в подпитке энергией, рожденной от чужих эмоций, ее все равно тянуло к нему. Просто физиология, грубый животный инстинкт, помноженный на ощущение своей беспомощности и желание найти опору в мужчине рядом. Она не должна поддаваться!

И демоница снова и снова выпускала колючки, дерзила и бросала полковнику в лицо резкие слова, в надежде, что он потеряет терпение и сделает что-то болезненное и жестокое. Что-то, что поможет воспылать ей настоящей ненавистью, поставит точку в неуместном и постыдном влечении.

Бесполезно. Равендорф всегда был сдержан, вежлив и ироничен. Порой в его вежливости сквозила откровенная издевка, порой он просто потешался над ее вспышками, чем приводил демоницу в настоящую ярость.

Первые дни она не покидала мансарды, забившись в нее, как раненый зверь в нору. Лишь когда Равендорф уезжал по делам, она осторожно прокрадывалась вниз, словно лазутчик на территорию врага. Изучала комнату за комнатой и пугливой белкой взбиралась вверх по винтовой лестнице, заслышав бархатное урчание движителя у ворот внизу.

Хозяин дома возвращался после полудня, а иногда и поздно вечером. Неизменно привозил с собой судки с едой. Судя по логотипу на крышке, он покупал блюда на вынос в известной сети ресторанов.

– Почему вы не наймете кухарку? – спросила Наама на третий день, наблюдая, как он выгружает покупки из пакета.

– Моя кухарка в отпуске на неопределенный срок. Как и экономка.

– Почему?

Мужчина выразительно покосился на нее.

– Потому что я не уверен в их способности держать язык за зубами.

Наама отвела взгляд, чувствуя, как начинают гореть уши. Равендорф ни слова не сказал о ее поведении, но она все равно ощутила себя избалованной и неблагодарной малолеткой.

– Это было необязательно…

– Обязательно, – отрезал он. – Не учите меня моей работе.

– Я верну вам потраченные средства, – пообещала Наама, мысленно пытаясь понять, где возьмет деньги. Наверное, придется пойти работать…

Он поморщился.

– Прекратите. Вы мне ничего не должны.

– Должна! – резко возразила демоница. – Я настаиваю на компенсации!

– Ну раз настаиваете… – в его глазах заплясали насмешливые искры. – Тогда откажитесь от мысли убить меня, чтобы отомстить за Увалла. Вы этим меня чрезвычайно обяжете.

***

Слежку Наама заметила на восьмой день.

Поначалу отирающийся у ворот зевака показался ей случайным прохожим, который никак не может найти нужный дом. Но спустя несколько часов, она опять обратила внимание на человека в неприметном сером плаще, которого уже видела парой часов ранее. Тот снова прошелся мимо дома Равендорфа, засунув руки в карманы. И снова слишком уж тщательно пялился на живую изгородь, окружавшую коттедж. Так, словно пытался разглядеть что-то важное сквозь сплетенные ветви.

Что-то или кого-то?

Сердце замерло, в животе заледенело от страха. Наама резко отпрянула и задернула штору с такой силой, что чуть было не сорвала ее с карниза. Стук крови отдавался в ушах, а побелевшие пальцы никак не хотели отпускать плотную ткань.

Она провела у окна несколько часов, забыв о еде и питье. Видела, как незнакомец в сером плаще уходит и снова возвращается. Как заглядывает в соседние дома, рассматривает соседей, заводит с ними вроде бы случайную беседу…

Хотелось выть от тоски и боли. Все предосторожности оказались напрасны, Андросу потребовалось всего восемь дней, чтобы ее найти. Страх медленно переростал в панику, стремление бежать.

Но бежать было некуда. Этот, в сером плаще, ждал снаружи.

Наама отошла от окна. Спустилась в кухню – зачем-то ступая на цыпочках – выбрала самый большой и острый нож и все так же крадучись, словно вор, вернулась к своему наблюдательному пункту. Человек в сером плаще еще несколько раз мелькнул и исчез. Мимо шли люди, проезжали машины. На район медленно опускались сумерки, ощущение неуюта и притаившейся за окном опасности усилилось. Цепочка уходящих вдаль фонарей освещала лишь шоссе, остальное тонуло во мраке. И без того измученные нервы натянулись до предела.

Чтобы не выдать своего присутствия, Наама не стала зажигать свет. Так и стояла за шторой, вглядываясь в темноту, сжимая в побелевших пальцах нож, и вздрагивала от каждого шороха.

Там ее и нашел Равендорф, когда вернулся вечером.

Вспыхнул шар под потолком, заливая пространство комнаты магическим светом. Наама вскрикнула и шарахнулась в сторону.

– Хммм, – задумчиво протянул безопасник, разглядывая распластавшуюся по стене демоницу с ножом в руках. – Я тоже рад вас видеть, ди Вине.

Ее передернуло от неприкрытого сарказма в его голосе.

– Стойте! Не подходите! – выпалила Наама, увидев, что он собирается пересечь комнату.

Равендорф нахмурился.

– Мне казалось, мы уже обсудили это и пришли к выводу, что я не собираюсь вас насиловать.

– Да нет же, бестолочь! Окно! За домом следят.

Он поверил сразу. Перевел задумчивый взгляд на персиковые шторы, кивнул.

– Давно?

– Я заметила сегодня днем. Человек или внешне неотличим от человека. Серый тренчкот. Волосы каштановые. Лицо такое… никакое. Округлое, нос картошкой, – она зажмурилась, пытаясь воссоздать в памяти облик ищейки до мельчайших деталей, и неуверенно закончила. – В руке что-то вроде маленького кейса.

– Он следил именно за этим домом?

– Не знаю, не уверена. Но он ходил рядом. Говорил с вашим соседом, – голос против воли задрожал, выдавая страшное нервное напряжение, в котором демоница находилась последние несколько часов.

– Разберемся, – пообещал бывший безопасник.

Наама тяжело выдохнула и вдруг поняла, что с плеч словно упал невидимый груз. Присутствие уверенного и опытного в подобных делах мужчины помогло лучше любых утешений. Страх перед людьми Андроса по-прежнему холодил душу, но порыв сорваться и бежать куда угодно испуганным зайчонком исчез.

Равендорф отмерил пять шагов от двери. Выразительно покосился на Нааму, а потом, словно решившись, выстучал по настенной панели сложный ритм. Дерево отъехало в сторону, открыв нишу. Нанесенные внутри руны и оси магических фигур светились бледно-голубым.

– Что это?

– Что-то вроде профессиональной паранойи, – задумчиво отозвался мужчина, активируя дополнительные контуры. – Проект коттеджа при строительстве согласовывали со мной, а я люблю знать, что мой дом – моя крепость.

Он закончил, с негромким щелчком вернул панель на место и подошел к Нааме.

– Все. Теперь нас никто не увидит. А это лучше отдайте мне, – с этими словами он мягко, но уверенно отобрал у нее нож и положил на кофейный столик. – Еще порежетесь.

Ноги внезапно превратились в кисель. Наама без сил рухнула на диван. Ее колотила нервная дрожь.

– Не надо бояться, – Равендорф опустился рядом и положил руку ей на плечо, приобнимая в жесте защиты. – Я обещал, что в моем доме с вами ничего не случится.

Странно, но фамильярное вторжение в ее пространство не вызвало у демоницы никакого протеста. Возможно, из-за исходившего от анхелос искреннего желания помочь, поддержать. Она помедлила и осторожно прильнула к мужчине, все еще готовая по первому сигналу сорваться с места, как пугливый зверек, но он не стал распускать руки. Только осторожно погладил ее по плечу.

Физический контакт способствовал ментальному. Наама глубоко вдохнула, погружаясь в эмоции анхелос. Все равно, что в изнуряюще жаркий день окунуться в прохладные волны: спокойствие, уверенность, собранность с ноткой сочувствия и заботы. Не чувствовать выматывающего душу страха было наслаждением. Ситуация не нравилась Равендорфу, но его настороженность и близко не стояла рядом с паникой, которую она ощущала, стоя в темноте у окна.

– Это может оказаться не в вашей власти.

– Дом под надзором службы безопасности. При попытке проникновения, пойдет сигнал моим бывшим коллегам. Поверьте, мы серьезно относимся к таким вещам. Кроме того, – тут он нехорошо прищурился, – режим усиленной защиты, который я только что включил, подразумевает ряд неприятных сюрпризов для любого чужака.

– Вы не знаете на что он способен.

– Считаете Андроса всесильным?

Демоница пожала плечами. Разумом она соглашалась со словами полковника. Но подсознание не желало слушать доводов рассудка. За годы во власти Андроса тот волей-неволей превратился для Наамы в безмерно могущественную фигуру, чудовище из сказок. Временами бывший хозяин казался ей злым божеством: всезнающим и безжалостным, всегда готовым разгневаться и покарать.

Что может сделать всего лишь полковник службы безопасности в отставке, против ди Небироса со всей его властью и миллиардами?

– Считаете, – неизвестно как Равендорф понял все, о чем она промолчала, но острый всплеск вины в ровном фоне его эмоций выбил ее из только-только найденной точки равновесия.

Интересно, почему он винит себя в этом?

Спросить она не успела. Полковник чуть отстранился, взял ее за плечи и требовательно заглянул в лицо. Наама застыла, всматриваясь в его глаза. Серые и хмурые, наводящие на мысли о штормовых волнах…

– Даю слово чести: пока я жив, вы не станете его собственностью.

Она поверила ему сразу. Поверила и изумилась, не в силах понять, что заставило его дать подобную клятву.

У Торвальда Равендорфа нет ни единой причины заботиться о ней, тут Наама не питала иллюзий. Они никогда, даже в счастливом прошлом, не были друзьями – просто знакомые. И за эти восемь дней она не старалась завоевать его расположение, скорее наоборот: делала все, чтобы оттолкнуть своего защитника. В конце концов, она же обещала убить его! Пусть анхелос не принял эту угрозу всерьез, он должен, просто обязан был помнить о ее словах.

Так ради чего он сейчас поклялся, фактически объявив себя непримиримым врагом существа куда более влиятельного и могущественного, чем он сам?

– Зачем вам это? – напряженно спросила Наама. Вдруг показалось, что если она узнает ответ на этот вопрос, то поймет что-то очень важное.

Снова долетел отголосок вины, потом Торвальд нахмурился.

– Сейчас куда важнее ответ на вопрос как ди Небирос вышел на вас. Рассказывайте все, что запомнили.

Под руководством безопасника она максимально точно воссоздала все перемещения человека (или нечеловека, в частные детективы куда чаще шли оборотни из мелких кланов) в сером плаще. Полковник слушал, кивал, задавал наводящие вопросы.

– Судя по всему, люди Андроса взяли пеленг на квартал и прочесывают его. Они знают, что сигнал исходит из данного района, но не могут определить его источник, – сделал он вывод. – А это означает, что маяк внутри дома.

– Почему?

– Потому что на стенах экран, затрудняющий сканирование, он рассеивает сигнал, – мужчина задумался. – Мы что-то пропустили во время осмотра?

Наама приподняла брови.

– Мы? Я не ослышалась, Равендорф?

– Я пропустил.

Так и подмывало съехидничать: “Стоило тщательнее искал маяк, а не мечтать, как бы завалить меня в койку”, но Наама сдержалась. Сама тоже думала не о тяжелой судьбе родины. Да и осмотр, насколько она могла судить, полковник провел тщательно и профессионально.

– Моя одежда?

– Я избавился от нее, как вы и хотели. И насколько я успел посмотреть, на ней ничего не было.

– А заколка?

– Обезврежена.

– Вы так уверены?

– Более чем, – он усмехнулся. – Я решил не рисковать, поэтому показал ее коллеге, который специализируется на поисковых заклинаниях.

Перед мысленным взором снова встал коварный подарок. Тонкая работа, клеймо лучшего ювелирного салона страны на брюшке серебряной летуньи. Наама бы не удивилась, узнав, что заколки делали на заказ специально для нее.

Внезапно в памяти во всех красках и мельчайших подробностях возникло то самое утро – последнее утро в Грейторн Холл. Уже одетая, она сидела перед зеркалом и небрежно водила щеткой по волосам. Сооружать сложную прическу не хотелось, поэтому Наама просто потянулась к шкатулке и извлекла двух бабочек, чтобы подколоть волосы с одной и с другой стороны…

– Торвальд! – она впервые назвала его по имени, но не заметила этого, захваченная пугающей мыслью. – Послушайте! Я почти уверена, что бабочек было две…

***

Вторая бабочка нашлась в гараже. Лежала, поблескивая золотыми крыльями под лестницей, ведущей в дом. Судя по всему, заколка слетела, когда Равендорф с Наамой на руках поднимался по ступенькам, а взбудораженная встречей демоница этого просто не заметила.

Безопасник поднял украшение, провел над ним раскрытой ладонью и негромко выругался.

– Маяк? – с упавшим сердцем спросила Наама.

Он кивнул.

– Вы можете убрать его?

– Могу. Но ситуацию это не исправит. Последний раз сигнал был зафиксирован в этом районе. На месте ди Небироса я бы после пропажи утроил усилия и проверил каждый дом. Нет, я сделаю умнее…

***

На следующий день предательская бабочка покинула дом Равендорфа. Наложенное заклинание рассеивало сигнал и по-прежнему не давало установить ее точное местоположение, но не мешало фиксировать вектор перемещения. Для наблюдателя, следившего за маяком с помощью сканирующих чар, это должно было выглядеть, как спешный отъезд Наамы из пригорода.

Бабочка добралась до центрального вокзала, где и осела в руках карманника, стянувшего ее с головы спящей в зале ожидания женщины. Дальнейшая судьба женщины терялась где-то в паутине бесчисленных железнодорожных путей, сетью вен и капилляров пронизывающих Империю, и отследить ее не представлялось возможным.

– Думаете, он в это поверит? – с сомнением спросила Наама, когда Торвальд набросал ей свой план.

Тот пожал плечами.

– Это лучшее, что мы можем сейчас сделать, чтобы увести ищеек от этого района. Но я бы все равно на вашем месте не стал рисковать и покидать этот дом в ближайшее время.

– Как долго?

Изначально Мэл говорил о двух неделях. Но это было до того, как ее небрежность привлекла к дому сыщиков Андроса.

– Месяц. Возможно, два-три.

Еще три месяца взаперти, вздрагивая от каждого шороха?! Ей захотелось завыть.

Выражение ее лица не укрылось от Торвальда.

– Вам так плохо в моем доме?

Не плохо. Дом напоминал самого Равендорфа: удобный, лишенный внешнего лоска и пафоса. И таящий в себе опасные секреты, как выяснилось.

Плохо было от постоянно снедающей душу тревоги. От страха перед окнами и соседями, ощущения себя внутри осажденной крепости. И от неприятного понимания, что с каждым проведенным здесь днем ее долг перед бывшим безопасником неуклонно растет. Непонятно, чем и как возвращать одолженное.

– Ваш дом не хуже любого другого, скорее даже лучше, – с грустным смешком ответила Наама. – Проблема во мне. Я так устала быть слабой, – против воли в голосе прорезалась звериная тоска. – Все на свете отдала бы за возможность снова принимать боевую форму.

Странно, но Равендорф вздрогнул и виновато отвел взгляд.