Ты найдешь – я расправлюсь

1

Жарким июльским днем я дремал у себя в кабинете. Заняться было нечем, и никто меня не беспокоил. Внезапно зазвонил телефон, и я поднял трубку.

— Да, Джина?

— Звонит мистер Шервин Чалмерс, — прерывающимся от волнения голосом произнесла Джина.

У меня тоже перехватило дыхание.

— Чалмерс? Господи! Он что, здесь, в Риме?

— Он звонит из Нью-Йорка.

— О'кей, соедини его со мной.

Я в течение четырех лет заведовал корпунктом «Нью-Йорк вестерн телеграм» в Риме, и впервые мне звонил Чалмерс, владелец газеты. Он был мультимиллионером, газетным магнатом и большим докой в наших делах. Звонок Шервина Чалмерса означал для меня примерно то же, что и приглашение от президента на чай в Белом доме.

В трубке послышались обычные щелчки, и затем строгий женский голос произнес:

— Это мистер Доусон?

— Да.

— Вы можете сейчас поговорить с мистером Чалмерсом?

Я ответил, что могу, и подумал: интересно, как бы она отреагировала на мой отказ?

Послышались еще щелчки, и потом голос, звучавший как удары молота по наковальне, пророкотал:

— Доусон?

— Да, мистер Чалмерс?

Последовала пауза. Я сидел, ожидая взбучки.

— Слушай, Доусон, — сказал Чалмерс, — завтра в Рим в одиннадцать пятьдесят прилетает моя дочь. Я хочу, чтобы ты ее встретил и отвез в отель «Эксельсиор». Моя секретарша забронировала для нее номер. Встретишь?

Мне было известно, что он женат четвертым браком, но известие о дочери стало для меня новостью.

— Она собирается учиться в университете, — продолжал он, выдавливая из себя слова так, как будто весь этот разговор ему предельно надоел. — Я ей сказал, чтобы, если у нее будут какие-нибудь проблемы, она звонила тебе. Только не давай ей денег. Она будет получать от меня шестьдесят долларов в неделю, и этого для молодой девушки вполне достаточно. Но ты можешь понадобиться, если она заболеет или еще что-нибудь случится.

— Так у нее здесь совсем никого нет? — поинтересовался я. Свои способности быть нянькой я оценивал не слишком высоко.

— Она найдет с кем пообщаться, — ответил Чалмерс. В его голосе слышалось нетерпение.

— О'кей, мистер Чалмерс. Я ее встречу, и, если ей что-нибудь понадобится, я этим займусь.

— Это мне и нужно. — Снова последовала продолжительная пауза, и мне стало слышно его тяжелое дыхание. Перед моим мысленным взором предстал невысокий, полный человек с подбородком, как у Муссолини, глазами, как острие стилета, и ртом, как медвежий капкан.

— Хаммерсток говорил со мной о тебе на прошлой неделе, — отрывисто сказал Чалмерс. — Он подумывает, не вернуть ли тебя обратно.

Я сделал глубокий вдох. Эту новость мне очень хотелось услышать уже десять месяцев.

— О, это было бы очень здорово.

— Я подумаю.

На этом он прервал разговор. Я повесил трубку, немного отодвинул свое кресло, чтобы мне было легче дышать, и стал смотреть на противоположную стену, размышляя над тем, как хорошо было бы вернуться домой после четырех лет работы в Италии. Нельзя сказать, что мне не нравился Рим, но пока я был здесь, мне не светили ни прибавка жалованья, ни повышение в должности.

Встав со своего кресла, я направился к Джине в приемную.

Джина Валетти, симпатичная жизнерадостная брюнетка двадцати трех лет, с самого начала моего пребывания в Риме была моей секретаршей и доверенным лицом. Женщины с такими линиями тела и таким взглядом, да еще умеющие элегантно одеваться, всегда сильно на меня действовали.

Она оторвала руки от пишущей машинки и вопросительно на меня посмотрела.

Я рассказал ей о дочери Чалмерса.

— Все это ужасно, не правда ли? — спросил я, присаживаясь на краешек ее стола. — Какой-то напыщенной толстушке студентке нужны мои советы и забота — и все это во имя «Вестерн телеграм».

— Она может оказаться очень симпатичной, — холодно заметила Джина. — Если вы влюбитесь и женитесь на ней, то наверняка будете счастливы.

— У тебя только свадьбы на уме, — сказал я. — Все вы, итальянки, одинаковые. Ты не видела Чалмерса — а я видел. Она никак не может быть симпатичной, если он ее отец. Кроме того, вряд ли он захочет сделать меня своим зятем.

Она смерила меня долгим, внимательным взглядом.

— Подождем, пока вы ее увидите.

Оказалось, что Джина не права, но и я был не прав. Хелен Чалмерс не отличалась особой красотой, но не была и напыщенной толстушкой. Она носила очки в роговой оправе и была скучна так, как может быть скучна только с головой ушедшая в учебу примерная студентка колледжа.

Я встретил ее в аэропорту и повез в отель «Эксельсиор». Мы обменялись обычными при таких встречах любезностями, и на подъезде к отелю я уже только и думал, как бы поскорее от нее отделаться. Я сказал ей, чтобы она звонила мне в офис, если ей что-нибудь понадобится, дал свой номер телефона и откланялся. Не приходилось сомневаться, что она мне не позвонит. Судя по всему, она, при ее деловитости, сможет справиться с любой неожиданно возникшей проблемой без моей помощи или совета.

Джина послала в отель цветы от моего имени. Она также телеграфировала Чалмерсу, что его дочка долетела благополучно. Через некоторое время я стал забывать о мисс Чалмерс.

Дней через десять Джина высказала предположение, что мне следует ей позвонить и узнать, как у нее дела. Я так и сделал, но в отеле мне ответили, что она оттуда шесть дней назад уехала, а нового ее адреса они не знают.

Джина сказала, что мне надо узнать ее адрес на случай, если он понадобится мистеру Чалмерсу.

— О'кей, — парировал я, — так и найди его сама. Я занят.

Джина навела справки в полицейском управлении. Ей сказали, что мисс Чалмерс сняла трехкомнатную меблированную квартиру на виа Каву. Джина узнала ее телефонный номер, и я по нему позвонил.

Судя по ее голосу, она была весьма удивлена, и мне пришлось дважды повторить свое имя. Кажется, она так же быстро забыла меня, как и я ее, и это почему-то вызвало у меня раздражение. Хелен поблагодарила меня за звонок и сказала, что у нее все в порядке. Она беседовала со мной тем вежливым голосом, которым дочки богатых родителей говорят с наемными работниками их отцов, и это привело меня в ярость.

Я стал сворачивать разговор, напомнив в конце еще раз, чтобы она звонила, если ей что-нибудь понадобится, и повесил трубку.

Джина, которая была свидетельницей этого разговора, тактично заметила:

— В конце концов, она дочка миллионера.

— Да, знаю, — сказал я. — С этого дня пусть сама собой занимается.

В течение следующих четырех недель я о ней ничего не слышал. У меня было много дел, так как я скоро уходил в отпуск и должен был все подготовить для Джека Максвелла, который собирался меня заменить.

Я хотел провести неделю в Венеции, а потом поехать на три недели на юг, в Ишию. Это был мой первый большой отпуск за четыре года, и я его очень ждал. Мне хотелось отправиться в путешествие одному. Я любил уединение, и мне нравилось пользоваться полной свободой передвижения.

Через месяц после телефонного разговора с Хелен мне позвонил Джузеппе Френзи, мой старый приятель, работавший в «Л'Италиа дель Пололо». Он предложил мне пойти вместе с ним на вечеринку к кинопродюсеру Гвидо Лучано, организованную в честь одной кинозвезды, пользовавшейся большим успехом на Венецианском кинофестивале.

Мне нравились итальянские вечеринки. На них царила веселая и непринужденная атмосфера, а угощенье всегда было великолепным. Я сказал Джузеппе, что заеду за ним около восьми часов.

Лучано жил в большой квартире около порта Пинчиана. Когда мы подъехали, у дома уже теснились «кадиллаки», «роллс-ройсы» и «бугатти», и мой «бьюик» 1954 года выпуска вздрогнул от смущения, когда я его припарковал в конце этой череды автомобилей.

Вечеринка вышла замечательная. Большинство гостей я знал лично. Половина из них были американцы, а Лучано, чтобы им угодить, выставил большое количество спиртного. Около десяти часов вечера, порядочно нагрузившись виски, я вышел во дворик, чтобы полюбоваться луной и немного освежиться.

Недалеко от меня стояла женщина в белом вечернем платье. В лунном свете ее обнаженные спина и плечи выглядели как драгоценный фарфор. Она оперлась руками на балюстраду и любовалась луной, откинув назад голову.

— Как красиво, особенно после этих джунглей внутри, — промолвил я.

— Да.

Она не обернулась, и я украдкой взглянул на нее.

У женщины было маленькое симпатичное личико. Ее глаза сверкали в лунном свете.

— Мне казалось, что я всех знаю в Риме, — сказал я. — Но почему я не знаю вас?

Она повернула голову, посмотрела на меня и улыбнулась.

— Вы должны были меня узнать, мистер Доусон, — заметила она. — Неужели я так изменилась?

Я присмотрелся к ней повнимательнее и почувствовал, как у меня вдруг учащенно забилось сердце, а в груди что-то сжалось.

— Не могу вас узнать, — сказал я, думая про себя, что это самая симпатичная женщина из когда-либо виденных мною в Риме и что она необыкновенно молода и привлекательна.

Она рассмеялась:

— Вы уверены? Я — Хелен Чалмерс.

2

Моей первой реакцией, когда я это услышал, было желание сказать ей, как она изменилась и как меня поразила ее красота, но, заглянув в ее светящиеся глаза, я решил повести себя по-другому.

Мы простояли во дворике около получаса. Эта неожиданная встреча вывела меня из равновесия. Я прекрасно понимал, что Хелен — дочка моего босса. Она держалась осторожно, но была явно не глупа. Мы вели ничего не значащие разговоры. Обменялись мнениями по поводу вечеринки и гостей, решили, что оркестр неважный и что ночь великолепна.

Меня тянуло к ней, как тянет к магниту железный гвоздь. Я никак не мог представить, что это очаровательное существо было той же женщиной, которую я встречал в аэропорту.

Неожиданно для нашего натянутого диалога она спросила:

— У вас здесь есть машина?

— Ну конечно. Стоит на дороге у дома.

— Вы не отвезете меня домой?

— Что — прямо сейчас? — Я был несколько разочарован. — Вечеринка только набирает обороты. Вы не хотели бы потанцевать?

Она посмотрела на меня. В ее голубых глазах было странное вопросительное выражение.

— Извините. Я вовсе не хотела забирать вас отсюда. Не беспокойтесь — я возьму такси.

— Если вы действительно хотите уехать, я буду счастлив отвезти вас домой. Я думал, что вам самой здесь нравится.

Она пожала плечами и улыбнулась.

— Где ваша машина?

— В самом конце — черный «бьюик».

— Тогда встретимся у него.

Я дал ей возможность уйти одной, а сам закурил сигарету. Какая неожиданная конспирация! Я заметил, что мои руки слегка дрожат. Подождав пару минут, я прошел в полную народу гостиную, поискал глазами Лучано, но не нашел его и решил, что сумею поблагодарить его завтра утром.

Когда я вышел из дома, она уже сидела в «бьюике». Мы выехали на виа Витторио Венето. Дорога была почти пуста, и мне хватило десяти минут, чтобы доехать до дома Хелен. В пути ни я, ни она ничего не говорили.

— Пожалуйста, остановите здесь, — попросила она.

Я подрулил к тротуару, остановил машину и вышел. Обойдя «бьюик», я открыл для Хелен дверь. Она вышла и оглядела пустынную улицу.

— Вы подниметесь? Думаю, нам найдется о чем поговорить, — сказала она.

Я снова вспомнил, что она дочка моего босса.

— Я бы мог подняться, но, наверное, лучше не надо, — сказал я. — Уже поздновато. Не хочу никого беспокоить.

— Вы никого не побеспокоите.

Я выключил фары и пошел за ней.

Необходимо все детально объяснить, потому что я не хочу, чтобы возникло ложное впечатление о моей первой встрече с Хелен. В это трудно поверить, но если бы я знал, что у нее в доме никого нет — ни подружки, ни слуги, — меня бы на аркане было не затащить внутрь. Но мне казалось, что там есть хотя бы слуга.

Мое будущее и все мое благосостояние были в руках Чалмерса. Одно его слово — и я вылечу из газеты как пробка. Забавляться с его дочерью было так же опасно, как играть с гремучей змеей.

Размышляя над этим, я понял, что и Хелен все предусмотрела. Она все устроила так, чтобы нас не видели вместе в доме Лучано, и сознательно предложила мне остановить машину в двухстах ярдах от входа в ее дом. Если кто-нибудь из моих лучших друзей и увидит здесь машину, это не наведет его ни на какие ненужные мысли о нас двоих.

Мы поднялись на лифте, не встретив никого в вестибюле. В квартиру мы тоже вошли так, что нас никто не видел.

Когда она закрыла входную дверь и ввела меня в большую гостиную с затененными лампами, у меня вдруг возникло ощущение, что мы в квартире одни.

Она бросила накидку на кресло и подошла к искусно отделанному коктейль-бару.

— Как насчет рюмки хлебной водки или джина? — поинтересовалась она.

— Мы что, здесь одни, да? — спросил я.

Она повернулась и посмотрела на меня. В полумраке она выглядела ошеломляюще.

— Ну да — а что в этом криминального?

Я почувствовал, как мои ладони вспотели.

— Я не могу здесь оставаться. Вы знаете почему.

Она продолжала смотреть на меня, подняв брови.

— Вы так боитесь моего отца?

— Дело не в том, что я боюсь вашего отца. — У меня вызвало досаду то, что она так точно попала в цель. — Я не могу оставаться здесь наедине с вами, и вы должны это знать.

— О, не будьте таким глупым, — нетерпеливо сказала она. — Если мужчина и женщина остаются наедине в квартире, разве они обязательно должны плохо себя вести?

— Дело не в этом, а в том, что подумают другие.

— Какие другие?

Здесь она меня поймала. Я знал, что никто не видел нас входящими в квартиру.

— Кто-то мог видеть, как я уходил. Кроме того, все дело в том…

Внезапно она рассмеялась.

— О, ради всего святого! Перестаньте вести себя как викторианская недотрога.

Мне надо было надеть шляпу и выйти. Если бы я так сделал, то, безусловно, избежал бы многих неприятностей. Но мне иногда свойственны опрометчивость и безответственность, и именно они руководили мною в те минуты.

Итак, я сел, взял рюмку крепкой ржаной водки и положил туда лед, который мне дала Хелен.

Я работал в Риме уже четыре года и отнюдь не вел монашеской жизни. Итальянки — очень привлекательные женщины. Я провел с ними немало приятных минут, но, сидя здесь и смотря на Хелен в ее белом платье, понимал, что меня могут ждать лучшие из лучших минут; это было нечто особенное, от чего у меня перехватывало дыхание.

Она подошла к камину и прислонилась к стене рядом с ним, с полуулыбкой смотря на меня.

— Ну, а как дела в университете? — спросил я, не желая добровольно лезть в петлю.

— О, он был только уловкой, — беззаботно ответила Хелен. — Я должна была что-то выдумать для отца, иначе он не пустил бы меня сюда одну.

— Вы хотите сказать, что не ходите в университет?

— Конечно, не хожу.

— А он об этом не узнает?

— А почему он должен узнать? Он слишком занят своими делами, чтобы беспокоиться обо мне, — ответила Хелен, и я почувствовал горечь в ее голосе. — Он интересуется только самим собой и своими женщинами. Он решил отправить меня сюда, так как Рим находится за много миль от Нью-Йорка и я, находясь здесь, уже не смогу вдруг войти в его комнату, где отец может в этот момент пытаться убедить очередную юную красотку, что он намного моложе, чем выглядит.

— Так, значит, очки в роговой оправе, туфли на плоском каблуке и собранные в узел волосы были уловкой, не так ли? — спросил я.

— Ну конечно. Дома я всегда так одеваюсь. Это убеждает моего отца, что я примерная студентка.

— Вы все очень хорошо рассчитали, не так ли?

— А почему бы и нет? — Она отошла от камина и села в роскошное кресло. — Моя мать умерла, когда мне было десять лет. После этого у моего отца было три жены. Первые две были всего на два года старше меня, а третья — моложе. Я была им нужна, как больная полиомиелитом. Мне нравится самой решать свою судьбу — и я люблю пошутить.

«Судя по всему, она действительно любит пошутить, возможно даже слишком», — подумал я.

— Вы совсем как ребенок, но вообще так жить нельзя, — заметил я.

Она рассмеялась:

— Мне двадцать четыре года, я совсем не ребенок, и мне хочется жить именно так.

— Почему вы все это мне рассказываете? Что мне стоит отправить вашему отцу телеграмму?

Она покачала головой:

— Вы не сделаете этого. Я поговорила о вас с Джузеппе Френзи. Я бы не привела вас сюда, не будь я в вас уверена.

— А почему вы привели меня сюда?

Она посмотрела на меня, и от ее взгляда у меня внезапно перехватило дыхание. Выражение ее глаз не давало усомниться в том, что она делает мне приглашение перейти к активным действиям.

— Вы мне понравились, — сказала она. — От итальянских мужчин можно и устать. Они так горячи и так прямолинейны! Я попросила Джузеппе, чтобы он пригласил вас на вечеринку, и вот мы здесь.

Не подумайте, что я не почувствовал искушения. Я понимал, что все, что мне надо сделать, — это встать и заключить ее в объятия. Но это было слишком вульгарно, слишком просто. К тому же вставал вопрос о моей работе. Он интересовал меня больше, чем роман с Хелен.

Я поднялся на ноги:

— Понимаю. Что ж, становится поздно. Я должен, перед тем как ложиться спать, кое-что сделать. Мне надо идти.

Она посмотрела на меня, а ее губы сжались.

— Но вы не можете уйти сейчас. Вы только что пришли.

— Сожалею. Мне надо идти.

— Вы хотите сказать, что не желаете оставаться?

— Дело не в том, что я хочу, а в том, что собираюсь сделать.

Она подняла руки и пробежалась пальцами по волосам. Возможно, это самый провокационный жест, на который способна женщина. Я был почти побежден, но все-таки не совсем.

— Я хочу, чтобы вы остались.

Я отрицательно покачал головой:

— Мне действительно надо идти.

Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня ничего не выражающим взглядом. Затем пожала плечами, опустила руки и встала.

— Что ж, если вам так хочется. — Она подошла к двери, открыла ее и вышла в переднюю.

Я не хотел уходить. Мне пришлось сделать усилие, чтобы выйти в коридор.

— Может быть, вы согласитесь как-нибудь поужинать со мной или сходить в кино?

— Это было бы очень приятно, — вежливо ответила она. — Всего доброго.

Она слегка улыбнулась и захлопнула перед моим носом дверь.

3

Конечно, все это не могло так оставаться. Отношения между таким мужчиной, как я, и такой женщиной, как Хелен, рано или поздно должны были стать более сложными.

Я пытался выбросить ее из головы, но безуспешно. Перед моим взором стояло выражение ее глаз, когда я уходил. Я знал, что меня ждут неприятности, но она была такой притягательной, что любые проблемы казались несущественными. В моменты просветления я говорил себе, что, судя по всему, она сильно развращена, но потом думал — ну и что?

В следующие пять или шесть дней она не выходила у меня из головы. Я не говорил Джине, что видел Хелен на вечеринке, но моя секретарша была слишком догадлива, и я стал ловить на себе ее загадочные вопросительные взгляды.

К шестому дню я уже почти дошел до ручки. Эта симпатичная блондинка заняла в моей голове столько места, что я не мог сосредоточиться на работе. Я решил вырвать эту занозу и, придя домой, позвонил ей.

Ответа не было. Я звонил три раза за вечер. На четвертый раз, около двух часов ночи, трубку сняли, и я услышал ее голос.

— Алло?

— Это Эд Доусон, — проговорил я.

— Кто?

Я усмехнулся в трубку. Все было шито белыми нитками. Мне стало ясно, что она так же интересуется мною, как и я ею.

— Давайте вспомним. Я тот парень, который работает в римском офисе «Вестерн телеграм».

Она рассмеялась:

— Привет, Эд.

Это было уже лучше.

— Мне как-то одиноко, — сказал я. — Могу я надеяться, что мы встретимся завтра вечером? Мы могли бы поужинать у Альфредо, если у вас нет других дел.

— Вы не подождете минутку? Я загляну в свою записную книжку.

Я стал ждать, зная, что это игра, и особенно не беспокоясь. Через две минуты она снова взяла трубку.

— Завтра вечером я занята. У меня встреча.

Надо было сказать, что мне очень жаль, и повесить трубку, но я был на это не способен.

— А когда мы сможем встретиться?

— Ну, я свободна в пятницу.

Впереди было три дня.

— О'кей, давайте в пятницу вечером.

— Мне как-то не хочется к Альфредо. Нет ли местечка поспокойнее?

Мне и самому следовало об этом догадаться. Если я не подумал об опасности, что нас увидят вдвоем, то она об этом подумала.

— Что ж, ладно. Как насчет маленького ресторанчика напротив фонтана Теви?

— Можно там. Да, это будет замечательно.

— Буду вас там ждать. Во сколько?

— В полдевятого.

— О'кей, а пока до свидания.

До пятницы я ни о чем другом и думать не мог. Было заметно, что Джина беспокоится обо мне. Она впервые за четыре года видела меня в таком состоянии. Все мои мысли были заняты Хелен, и у меня все валилось из рук.

Мы встретились в небольшом ресторанчике. Хелен была холодна, держала дистанцию, но в то же время меня провоцировала. Если бы она пригласила меня к себе домой, я бы послал ко всем чертям Шервина Чалмерса, но она не пригласила и сказала, что возьмет такси. Когда я намекнул, что мог бы поехать вместе с ней, она дала понять, что этого делать не нужно. Я стоял рядом с рестораном, наблюдая, как такси удаляется по узкой улице, потом в сильном возбуждении пошел домой. Встреча с ней не помогла: после этого мне стало еще хуже.

Через три дня я снова ей позвонил.

— Я очень занята, — сказала она, когда я пригласил ее сходить в кино.

— Я так надеюсь, что вы сможете! Через две недели я ухожу в отпуск и не смогу вас увидеть в течение месяца.

— Вы уезжаете на месяц?

Тон ее голоса повысился, и я почувствовал ее интерес.

— Да. Я уезжаю в Венецию, а потом в Ишию. Я собираюсь провести там около трех недель.

— А с кем вы едете?

— Я еду один. Но об этом не стоит говорить — как насчет кино?

— Что ж, может, и получится. Пока не знаю. Я сама вам позвоню. А сейчас мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. — И она повесила трубку.

Она не звонила мне пять дней. Затем, когда я уже сам подумывал ее побеспокоить, она позвонила мне домой.

— Вы сейчас заняты чем-нибудь важным? — спросила она.

Было двадцать минут первого ночи. Я как раз собирался спать.

— Нет. Я собирался ложиться спать.

— Вы не могли бы ко мне приехать? Только не оставляйте машину рядом с домом.

Я не колебался.

— Конечно, сейчас приеду.

Я въехал в ее квартал, как змея-воровка, стараясь, чтобы меня никто не заметил. Ее входная дверь была приоткрыта, и все, что мне нужно было сделать, — это проскочить по коридору от лифта до ее прихожей.

Я нашел Хелен в гостиной. Она перебирала долгоиграющие пластинки. На ней была белая шелковая накидка, светлые волосы рассыпались по плечам.

— Ну как, все свои дела закончили? — спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь.

— Это было несложно. — Я закрыл за собой дверь. — Вы знаете, нам не следовало этого делать: так и начинаются серьезные неприятности.

Она пожала плечами:

— Вы не обязаны здесь оставаться.

Я подошел к ней:

— А я и не собираюсь оставаться. Зачем вы меня пригласили?

— Ради всего святого, Эд! — нетерпеливо воскликнула она. — Вы не можете хоть на минуту расслабиться?

Я был наедине с ней, и моя судьба зависела только от меня самого.

— Я могу расслабиться, — сказал я, — но должен думать и о своей работе. Если ваш отец когда-нибудь обнаружит, что я кручусь рядом с вами, он сразу меня выгонит. Причем он позаботится, чтобы я до конца своих дней не устроился ни в одну газету.

— А вы что, крутитесь рядом со мной? — Она сделала удивленные глаза.

— Вы знаете, что я имею в виду.

— Откуда он узнает?

— Если меня видели, когда я входил к вам или выходил отсюда, он может об этом услышать.

— Значит, вам надо быть осторожным, чтобы вас не видели. Это не так трудно.

— Моя работа очень много для меня значит, Хелен. Это моя жизнь.

— О вас нельзя сказать, что вы человек романтического склада, не так ли? — рассмеялась она. — Мои итальянцы не думают ни о какой работе, а думают только обо мне.

— Не хочу разговаривать о ваших итальянцах.

— О, Эд, ну сядьте же, расслабьтесь! Сейчас-то вы здесь, и стоит ли так напрягаться?

Я сел, думая про себя, что совсем сошел с ума, если сюда приехал.

Она подошла к бару:

— Как насчет рюмки виски или водки?

— Виски, пожалуй.

— Кстати, пока не забыла: вы не посмотрите эту кинокамеру? Я купила ее вчера и что-то не могу с ней справиться. Вы разбираетесь в камерах?

Она махнула рукой в сторону кресла, на котором лежала в кожаном футляре дорогая шестнадцатимиллиметровая кинокамера. «Пэйлэрд болекс» с тремя сменными объективами.

— О! Вот это вещь! — воскликнул я. — Что вы хотите с ней делать, Хелен? Она стоит кучу денег.

Хелен рассмеялась:

— Действительно, она недешево мне обошлась, но я давно хотела иметь кинокамеру. У женщины должно быть хотя бы одно хобби, как по-вашему? — Она бросила в стаканы лед. — Хочу запечатлеть на память свое пребывание в Риме.

Я повертел камеру в руках. Мне вдруг пришло в голову, что она живет слишком хорошо при тех небольших деньгах, которые ей высылает отец. Судя по ценам на жилье в Риме, эта квартира должна ей обходиться примерно в сорок долларов в неделю. Я посмотрел на бар, заполненный разными напитками. Как она зарабатывает себе на такую роскошную жизнь? И эта дорогая кинокамера…

— Вам кто-то оставил наследство?

Ее глаза блеснули, и она немного смутилась, но только на мгновение.

— Я бы этого очень хотела. А почему вы спрашиваете?

— Не мое дело, но все это достаточно дорого стоит, не так ли? — Я обвел рукой комнату.

Она пожала плечами:

— Наверное, да. Отец мне помогает. Ему хочется, чтобы я так жила.

Говоря это, она не смотрела на меня. Даже если бы я не знал, сколько на самом деле дает ей отец, ее ложь была видна невооруженным глазом. Хотя я и оставался в недоумении, но понял, что это не мое дело, и переменил тему разговора.

— А что случилось с вашей камерой?

— Она не включается.

Ее палец коснулся тыльной стороны моей ладони, когда она показывала камеру.

— Дело в предохранителе, — сказал я. — Вот здесь. Нажимаете вниз, и камера начинает работать. Предохранитель нужен для того, чтобы моторчик случайно не включился.

— О господи! Я уже собиралась нести ее обратно в магазин. Наверное, мне надо было повнимательнее читать инструкцию. — Она взяла у меня камеру. — Никогда не разбиралась во всей этой механике. Смотрите, сколько я купила пленки. — Она показала на коробки, лежавшие на столе.

— Вы ведь не собираетесь все это использовать в Риме, не так ли? — спросил я. — Здесь достаточно пленки, чтобы снять всю Италию.

Она посмотрела на меня немного странно и, как мне показалось, не без коварства во взгляде.

— Большинство из них я приготовила для Сорренто.

— Сорренто? — удивился я. — Вы собираетесь в Сорренто?

Она улыбнулась:

— Не только у вас каникулы. Вы никогда не были в Сорренто?

— Нет. Так далеко на юг я никогда не ездил.

— Я сняла виллу неподалеку от Сорренто. Она очень симпатичная и совершенно уединенная. Два дня назад я летала в Неаполь и все устроила. Даже наняла одну женщину из ближайшей деревни, чтобы она мне прислуживала.

У меня вдруг возникло ощущение, что она не может говорить мне все это без причины. Я пристально посмотрел на нее.

— Любопытно, — сказал я. — Когда вы уезжаете?

— Тогда же, когда вы уезжаете в Ишию. — Она положила кинокамеру на стол, подошла ко мне и села рядом на диван. — И, как и вы, я отправляюсь одна.

Она посмотрела на меня. Ее призывный взгляд заставил мое сердце стучать быстрее. Она потянулась ко мне, ее большие красные губы раскрылись. Не успел я понять, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я начал ее целовать.

Вдруг я почувствовал, как ее руки отталкивают меня. Я отстранился и встал.

— Это сумасшествие, — сказал я, дыша, как старик, только что поднявшийся по лестнице, и стер ее помаду со своих губ.

— Это сумасшествие в Риме, — ответила она, — но не в Сорренто.

— Но послушайте… — начал было я, но она подняла руку, чтобы остановить меня.

— Я знаю, что ты думаешь обо мне. Но я не ребенок. Я чувствую то же, что и ты, — сказала она. — Поехали со мной в Сорренто. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шерард. Ты будешь мистером Шерардом, американским бизнесменом в отпуске. Неужели ты не хочешь провести месяц со мной — чтобы мы были только вдвоем?

— Но мы не можем это сделать, — сказал я, зная, что нет никаких причин, которые могли бы этому помешать. — Мы не можем бросаться в этот омут…

— Не будь таким осторожным, дорогой. Мы никуда не бросаемся. Все хорошо продумано. Я отправлюсь туда на своей машине. А ты приедешь через день на поезде. Это очень симпатичное местечко. Вилла стоит на холме и смотрит на море. По крайней мере на четверть мили вокруг других вилл нет. — Она поднялась на ноги и взяла крупномасштабную карту, которая лежала на столе. — Сейчас я тебе покажу, где это. Видишь отметку на карте? Место называется Белла Виста — красиво звучит? Там с террасы виден залив. В саду растут апельсины, лимоны и виноград. Тебе там понравится.

— Я поеду, Хелен, — промолвил я. — Наверное, мне там понравится. Надо быть совсем идиотом, чтобы отказаться, но что с нами будет через месяц?

— Если ты беспокоишься, не жду ли я, что ты на мне женишься, то можешь не волноваться, — рассмеялась она. — На ближайшие несколько лет замужество у меня не запланировано. Я даже не могу сказать, что люблю тебя, Эд, но точно знаю, что хотела бы провести с тобой этот месяц.

— Мы не можем это сделать, Хелен. Неправильно…

Она прикоснулась пальцами к моему лицу.

— Оставайся лучше сейчас моим дорогим, а? — Она погладила меня по щеке. — Я только что вернулась из Неаполя и очень устала. Здесь больше не о чем говорить. Я обещаю, что ты будешь в безопасности. До двадцать девятого нам встречаться больше не надо. Я буду ждать тебя в три тридцать на станции в Сорренто, когда прибудет поезд из Неаполя. Если ты не приедешь — я все пойму.

Она прошла в прихожую и приоткрыла на несколько дюймов входную дверь. Я подошел к ней.

— Но подожди, Хелен…

— Пожалуйста, Эд. Не надо больше ничего говорить. Ты или приедешь на этом поезде, или нет. Вот и все. — Ее губы прикоснулись к моим. — Доброй ночи, дорогой.

Мы посмотрели друг на друга.

Идя по коридору, я знал, что приеду на этом поезде.