Можно ли собрать себя в единое целое, когда какие-то минуты назад ты встретилась лицом к лицу со своим прошлым: безумным, взрывным, одержимым? Слезы, которые катились по ее щекам беззвучным потоком, капали на платье, оставляя мокрые и черные следы на светлой ткани. Безупречная и струящаяся ткань безвозвратно испорчена. Стоит ли приводить себя в порядок, когда глаза стали нездорового красного цвета? На лице не осталось и следа от косметики, только болезненная бледность и усталость. Не физическая, когда с ног валишься и готова на все, лишь бы упасть замертво на кровать и забыться мертвым сном. Это усталость моральная, в которую погружаешься из-за нахлынувших воспоминаний и постоянно сбивающегося с нужного ритма сердца.
Если бы нашу жизнь можно было бы поставить на паузу или отмотать важные моменты, а может быть стереть самые плохие минуты, то Полина непременно бы этим воспользовалась. Стерла бы их последнюю встречу, чтобы больше никогда не видеть Сашу в своей жизни, не знать, что он принадлежит теперь другой, что планирует создать с ней семью, растить детей, делиться радостями и переживаниями. Все то, что ни раз прокручивала Полина в своих мыслях. Стереть этот наполненный презрения и брезгливости взгляд, а еще стереть свои воспоминания о нем.
Но это все игра воображения, желание оказаться в фильме “Клик”. А реальность такова, что хочется, с*ка, сдохнуть.
– Полина, тебя Галина разыскивает. Она рвет и мечет. Ты должна начать показ, – в туалет забегает помощница ее руководителя. – Боже, с тобой все хорошо? Выглядишь, мягко говоря, хреново.
– Ам… да, дай мне еще пять минут, и я выйду.
– Что с тобой? Ты ела те канапе с тунцом, да? Мне вот после них тоже как-то не очень хорошо. Так и знала, не надо было их заказывать, странное сочетание рыбы и тыквы с оливками. У меня есть таблетки обезболивающие, хочешь принесу?
– Нет, все хорошо. Просто сильно переживаю.
– Блин, Полинка, а тебе же сейчас выступать? Текст дать? Я захватила, на всякий случай.
То, что Полина должна сказать пару слов перед началом показа, она уже забыла. Слишком незначительным и неважным казалось сейчас это. Несмотря на большую нелюбовь к толпе и публичным выступлениям, Руслан ее заверил, что будет рядом и в случае чего поддержит. А если надо и выйдет с ней на сцену. Как никак он имеет прямое отношение не только к показу, но и к фотографиям.
В зале все так же было шумно и весело. Уместно ли будет выражение “шампанское лилось рекой?” В любом случае, происходящее очень близко к этому. Никто не замечал ее, худую, бледную, приосанившуюся фигуру, которая шла между группками людей. Никому нет дел, что косметика смылась полностью, оставляя только большие болезненно горящие голубые глаза и яркие губы, со следами постоянных покусываний.
Только подходя к сцене легкий мандраж вернулся, мелкие-мелкие мурашки расползались паутинкой по ее молочной коже. В толпе она пытается выцепить хоть одно знакомое лицо, пусть это будет тот же Толик, милый толстячок. Ей просто необходим зрительный контакт, увидеть поддержку.
В конце зала Руслан разговаривает с какой-то блондинкой, они о чем-то весело спорят, смеются и отпивают по небольшому глотку из фужеров. Даже если в легкие набрать много воздуха и окликнуть его, то он не обернется. Музыка слишком громко играет, а Руслан слишком увлечен беседой. Ему нет дела до Полины, нет вопросов, куда она так стремительно убежала и где пропадала все это время. Об этом Полина решает подумать потом. Только Полине все равно обидно. Она опять одна. Грош цена всем обещаниям.
Небольшой кусок бумаги с напечатанным текстом. Она читала его много раз, еще репетировала у зеркала, как учили, запоминала высокопарные слова. Только все это ей чуждо. Притворство, от которого она всегда бежала. Выдуманная история без грамма истины и намека на подлинные чувства.
– Уважаемые дамы и господа, – Полина взяла в руки микрофон, свет направлен прямо на нее, а шум в зале начал смолкать с каждым произнесенным словом. – Сегодня мы вам представим эксклюзив, который был придуман и сделан для нашей женской исключительности….
Полина окинула взглядом наполненный зал. Ей видны только силуэты и смытые краски нарядов. Ни одного взгляда, ни одних глаз. Толпа. Безликая. Сердце так колотится, что действительно готово выпрыгнуть в руки ближе стоящим. Непонятная, тягучая и неприятная субстанция распространяется по всему телу, от сердца, там, где, возможно, живет душа.
– Знаете, к черту, – она демонстративно разорвала бумажку с текстом, с тупыми и заунывными словами.
По залу прокатился легкий шорох. Недовольство? Где-то в углу замаячила фигура ее руководителя. Полина поняла это по яркому комбинезону, которые она так обожала.
– Не замечали, мы всегда готовы читать написанный кем-то текст, лишь бы не говорить то, что действительно думаем и чувствуем? Что это, если не лицемерие. По плану я должна была сейчас в красках представить вам коллекцию, с каким трудом она была сделана и бла-бла-бла. А потом под ваши аплодисменты Арсен выйдет с моделями, чтобы показать все, к чему он готовился долгие месяцы.
Полина видит, как помощница Галины делает знаки закончить то, о чем она говорит. В ее взгляде паника, а жесты нервные, беспокойные. Но публика ее слушает. Тихо. Нет ни шепота, ни раздражающих вдохов.
– Все заботятся о внешней оболочке. Чем она круче, тем выше человек, получается так? Идея этих фотографий изначально была другая. Я думала показать исключительность и причастность к высшему обществу. Эти фотографии вы не увидите в каталоге или в рекламе. Они единственны. Исключительны. Как и мы сейчас с вами, потому что только мы можем смотреть на них. Но сейчас они о другом…
Полина взглядом обводит все фотографии в зале. Она не видит деталей на них, но прекрасно знает их. А еще свои чувства и эмоции, когда только увидела. Руслану надо отдать должное. Он увидел то, что творилось у нее в душе, когда даже сама Полина не могла сформулировать всю бурю внутри нее.
– О женской душе. Она такая же хрупкая, как и ее тело. Что проще сломать: тело или душу? Хм… Мы все думаем о том, что тело это всего лишь оболочка. Все может зажить, зарубцеваться. Не останется ни следа, а чтобы вылечить душу – можно пойти к психологу. Кажется, все просто. Но так ли это? И если нам дадут выбрать, что погубить: тело или душу? Что выберете вы? На фотографиях девушка с израненной душой, но здоровым телом. Только она никогда не покажет того, что внутри нее. Общество привыкло, что все переживания надо держать внутри, ведь это никого не касается. Когда умирает тело, мы начинаем бороться с этим, искать лечение. А что происходит с нашей душой, когда умирает она? Вот вы видите, как умирает ее душа? – Полина показывает на одну фотографию, где волосы развеваются по ветру, скрывая ее лицо, но даже так можно прочитать легкую улыбку и наслаждение, только все это напускное, сплошное притворство. – Нет, никто из вас не увидит… Каждая женщина уникальна, так же уникальна и ее душа. Нет деления на тех, кому что-то доступно, а кому-то нет. Если душа болит – она болит у каждой, невзирая на то, сколько денег у нее в кошельке и какое количества белья она может себе позволить. Может, стоит оберегать нашу душу больше, нежели тело? У меня все, – попыталась улыбнуться и снять градус напряжения, – Арсен, твой выход.
Полина только успела спуститься с подиума, когда зал погрузился во тьму, а потом под музыку замигали огни, покрывая сцену яркими лучами.
Саша стоял в самом темном углу, со сцены его не было видно. Руки сложены в карманы и Полина знала, что он с остервенением сжимает ладони в кулак, его поза – это поза хищника перед прыжком. Вот только кто Полина? Его жертва или уже такой же хищник, который готов рваться в бой?
Между ними несколько метров, но кажется, будто целая пропасть. Слишком много между ними обид, ненависти и злости.
“А что же моя душа, Полина? Ты плюнула в нее своим ядом”
“Уверена, у тебя есть противоядие”
“Какая же ты сука”
“У суки не может быть души, у меня же она есть”
“Я заберу ее обратно себе”
“Она – только моя”
“Ты – только моя”
– Полина, что это сейчас было? – Руслан подошел к ней незаметно, так подкрадываются, чтобы совершить удар.
– Ты о чем?
– О твоем выступлении. У тебя же был текст. В чем проблема была просто выучить его и сказать в микрофон? Никому нах*р не нужны твои размышления о женской душе и ее теле. Люди пришли смотреть на красивую оболочку, чтобы потом эту оболочку обернуть в красивый фантик.
– Это нужно было мне. Как никак, я – часть того, что сейчас происходит, – она пальцем обводит все пространство вокруг, совершая круг.
Саши в том углу больше не было. А та незримая ниточка, что помогала ей быть на сцене, оборвалась, оставляя маленькие лоскутки без возможности прошить их обратно к сердцу. Она так и стоит с кровоточащим сердцем, где все ранее сделанные заплатки пропитаны ее кровью.
– Полин? Ты меня слышишь?
– Да.
– Хорошо. Не обижайся. Это мой проект и мои деньги. Мне важно, что ты чувствуешь и что ты думаешь. Но говори это мне. Не залу, а мне, – уже смягчается Руслан.
– Прости. Ты прав. Был порыв.
– Поехали отсюда? Я хочу тебя увезти.
– Куда? – глупый вопрос, Полина это знает, но тем не менее задает.
– К себе. Домой.
Руслан убрал прядь ее выбившихся волос за ушко, а потом пальцем запрокинул голову наверх, чтобы посмотреть ей в глаза. И прижимается своими губами к ее. Мягкие губы на вид мягкими и оказываются. Такие должно быть приятно целовать. Поцелуй с привкусом шампанского и желания. Руслан усиливает напор, когда понимает, что Полина не отворачивается. Проникает в ее рот языком, который должен быть ей знаком. Он никогда не вызывал отторжения или непринятия. Он просто стал привычным. Поцелуй, который со стороны выглядит страстным началом перед бурной и продолжительной ночи. Его руки сильнее прижимают к себе Полину, а поцелуй становится еще глубже.
– Я тебя хочу, Поль… – тихо на ушко сказал он.
Он ждет лишь одно ее слово. Ее согласие быть с ним. Что может быть проще. Вот он выход – начать все заново, с чистого листа. Он такой свежий и белоснежный до рези в глазах, что рука так и тянется оставить на нем свой отпечаток, написать первое слово, да хоть просто ничего не значащую букву. Например, С. Саша. Или сука. Слезы. Сумасшествие.
– Да.
У их почти безмолвной сцены был незримый свидетель. Он стоял поодаль. Видно, не любит быть в центре прожекторов. Он выглядит, как хищник после поражения. Избитый и израненный. Только его ран не видно. Они внутри, на его душе, на его сердце. Почему тогда стоит оберегать только женскую душу? Его душа она тоже есть, ей тоже нужно спасение, лечебная таблетка. Эту душу тоже надо беречь. Но все это полная х*йня. Душу никак не уберечь. Когда ее открываешь – ты прямым текстом говоришь “Пли”.