В этот день я возле лагеря даже не появлялся.
Оскорбили человека, так нечего туда и ходить!
После обеда опять к озеру пошёл.
Смотрю, тот же мальчишка в камышах стоит как ни в чём не бывало. Неужели с тех пор стоит?
Он сворачивал удочку, собирался уходить.
Когда он повернулся, я увидел, сколько у него за пазухой рыбы набито. Как будто огромный такой живот, он еле-еле шёл. Одной рукой он майку возле трусов поддерживал, а в другой руке у него удочки были.
Когда он на берег вышел, тут он и споткнулся. Вся рыба у него из майки выскочила и на траве прыгает. Я сразу бросился эту рыбу ловить.
Собрали рыбу, он майку снял, и мы всю рыбу в эту майку положили, как в мешок.
Я его спросил, неужели он так всё время стоял, никуда не уходил?
— Так и стоял, — сказал он,
— И обедать не ходил?
— Чего ж я без рыбы обедать пойду?
— Неужели нельзя без рыбы обедать идти? — удивился я.
— Разве же это рыбак, который обедать ходит, а рыбу не приносит? Это ж ушехлоп получается!
— Кто получается?
— Ушехлоп — сказано тебе? Ушами знай хлопает, а рыба от него топает.
— Где это ты такое слово только выкопал? — говорю.
— А чего его копать, если тот человек, который ушами хлопает, ушехлопом и называется. Как же его ещё назовёшь?
— Хлопоухом, — говорю, — ещё можно назвать. Ухохлопом можно…
— Да ты что, мне учитель, что ли, какой? Чего это ты меня учишь?
Очень уж он серьёзный человек был, я таких серьёзных ещё не видел.
— Поймал ты много! — сказал я.
— То всё коровы.
— Чего коровы?
— Коровы их шугают.
— Кого шугают?
— Рыб.
— Как?
— Вон в плёсе пасутся…
— Ну?
— И рыбу ко мне шугают. Куда коровы идут, туда и я иду. Они, значит, ходят и рыбу ко мне гонят. Ты только знай удочку закидывай да вытягивать успевай. Своим собственным соображением до этого дошёл! — Он тряхнул мешок. — Ишь сколько нашугали!
— Здорово нашугали, — сказал я, поражённый.
— Вот так-то!
Неужели коровы ему столько рыбы нашугали?
Кто бы мог подумать!