Ты станешь моей

7

Джо в недоумении уставился на нее, потирая указательным пальцем переносицу. Он хотел было что-то сказать, но тут открылась дверь и он лишь закурил. Пат закусила губу. И зачем она поддалась на эту провокацию?! Кто ее дернул за язык? На что она надеялась? Он все равно не поверит ни единому ее слову! Был только один способ доказать, что она целомудренна, но и это могло не принести никакого результата.

Боже мой, а зачем, собственно говоря, она вообще стремится доказать ему что-то? Этот человек откровенно презирал ее. Те нежные чувства, которые, возможно, он испытывал к ней много лет назад, превратились сейчас в ироничное презрение. Все было бесполезно и абсолютно безнадежно. Она отвернулась, чтобы помешать в камине угли. Когда вернулся Питер, Джозеф сидел в кресле с сигаретой в руке. Его взгляд, обращенный в камин, был глубок и задумчив. У Пат даже зародилась слабая надежда, что ей удалось хоть немножко изменить его представление о ней.

— Нет слов, эта женщина — непроходимая тупица, — раздраженно сказал Питер, опускаясь в кресло. Стакан в его руке был пуст. — Думаю, вчера ты была права относительно Элизабет. Вероятно, она слишком усердствует… Но не будем о ней. — Пит подлил себе виски. — У меня слишком хорошее настроение, чтобы портить его пустяками. — Он залпом выпил и протянул стакан невесте. — Налейка-ка мне еще, дорогая.

Она была рада заняться хоть чем-то, хотя хорошо помнила слова миссис о том, что нельзя позволять Питеру помыкать собой. Но приготовить виски со льдом не так уж сложно. Несколько кусочков льда и «бурбон». Пит любил дорогие вещи, невзирая на расходы.

— Джо рассказал уже тебе, что мы заключили сделку о покупке земли? — обратился он к невесте, принимая из ее рук стакан.

Даже не поблагодарил! — с раздражением отметила она. Питер ничего не заметил, зато заметил Джозеф. Он выразительно поднял брови и нахмурился. Пат все больше и больше казалось, что он по-особому присматривается к ней и взгляд его смягчается. Неужели он перестал считать меня авантюристкой, охотницей за чужими деньгами, как раньше?

— Мы подписали договор, — торжественно произнес жених. — Мы согласовали окончательную цену: я заплатил не больше, чем хотел, а Баркер получил не меньше, чем намеревался.

— Значит, ваш совместный бизнес закончен? — спросила Пат, презирая себя за то, что не может сдержать любопытства. Минуту назад она бы с облегчением восприняла эту новость, а сейчас совсем не была уверена в том, что ей хочется, чтобы Джозеф уехал. Сейчас, когда она увидела, что в нем что-то изменилось.

— Да. Наш гость завтра возвращается к себе, — подтвердил Питер, и сердце Патрисии упало. — Я посоветовал ему перенести свой офис поближе, но он не соглашается — отшучивается, говорит, что любит маленькие города. Твой знакомый, Патрисия, упрям и тверд как скала. Готов поклясться, что больше никому не удалось бы уговорить меня заплатить такую большую сумму.

— Не льсти мне, Питер, — вмешался Джо. — Я просто должен был показать тебе некоторые преимущества, неучтенные в твоем расчете, и ты был мудр, увеличив цену. Одно из преимуществ — железная дорога, которая проходит поблизости. Ведь транспортные расходы весьма значительны. Нынешняя ситуация с перевозками не очень-то благоприятна для железнодорожных компаний, поэтому они с радостью заключат с тобой договор на выгодных для тебя условиях. Ты не проигрываешь, купив землю.

Все, что от тебя сейчас требуется, — это найти толкового управляющего.

— В этом ты смыслишь больше меня. Патрисия говорила, что ты был когда-то фермером.

— Не по своей воле. И с тех пор не занимался этим. Муж моей младшей сестры занялся фермерством и, слава Богу, снял с меня эту обузу, а мне предоставил осваивать более широкие горизонты.

— Беверли вышла замуж? — не сразу сообразив, что допускает оплошность, спросила Пат.

Джо с удивлением взглянул на нее. Тень недоумения пробежала по его лицу: она сказала что-то не то, но что именно, он не мог понять. Пока не мог.

— Да, — ответил он, — у нее четверо детей: два мальчика и две девочки. — Джозеф слегка наклонил голову и пристально взглянул в глаза Патрисии. — Я и понятия не имел, что ты знаешь, как зовут мою сестру.

— Майкл рассказал мне, как он гостил в вашем доме, — успела придумать Пат. — Я… гм… упоминала об этом вчера вечером.

Хвала небесам! Раньше Джо довольствовался убеждением, что она не осуждает Бина за растление несовершеннолетних девочек и что сама она — весьма распутная особа. Но что он думает о ней сейчас, когда узнал, что она и не думала спать ни с кем, включая и Майкла? Конечно, при условии, если он поверил ей.

— Но я думал… — начал Джо и осекся.

Он криво улыбнулся.

— Что думал? — спросила Пат.

Джозеф рукой откинул волосы назад, и Патрисия заметила испарину на лбу.

— Ничего, — пробормотал он. — Не возражаете, если я сниму пиджак? Становится жарко.

— Пожалуйста, но имей в виду, что в столовой еще теплее, — предупредил Пит. — Я схожу и посмотрю, все ли готово к ужину. — Он ушел.

Патрисия осталась сидеть в кресле. Во рту у нее пересохло. Джозеф встал, снял пиджак. До чего же хорошо он был сложен! Завтра он снова исчезнет из ее жизни и никогда не вернется. Она же спокойно выйдет замуж. Было бы сумасшествием с ее стороны даже думать о том, что что-то изменится сейчас, что они вдруг объяснятся друг другу в любви и все хорошо закончится. Джо вполне определенно заявил, что не любит ее. Что касается ее чувств к нему… это тоже не любовь, твердила себе Пат, глядя на гостя. Нет, не любовь она испытывала тогда, в саду Бина, и вчера вечером. Ее просто влекло к этому человеку. Пора взрослеть, твердил ей разум. И надо позволить ему спокойно уехать. Он приносит с собой дурные вести.

— Скажи мне что-нибудь, Пат, — тихо произнес Джо, стоя лицом к камину.

— О чем еще мы можем говорить? — вздохнув, отозвалась она.

— Я не знаю, — задумчиво сказал он, — я просто не знаю.

— Минуту назад ты уже сказал обо всем.

— Возможно, я говорил не то.

— Возможно, так. — Она с трудом подбирала слова, все еще помня его несправедливые обвинения. В ней еще оставались и горечь, и досада. — Ты сказал, что веришь только фактам. Что же, факт — это то, что я была девственницей, когда впервые встретила тебя, и осталась таковой поныне. Как же это вяжется со всем тем, в чем ты меня обвиняешь?

— В самом деле, когда я думаю об этом, картина складывается совсем иная.

Потрясенная Пат устало посмотрела на него: его глаза были холодными и непроницаемыми. Где, откуда появляются ростки его неверия и цинизма? Ошиблась ли она насчет перемены в его отношении к ней?

— Я слышал о девушках, подобных тебе, — тщательно подбирая слова, начал Джозеф. — Их называют «динамо». Они сохраняют девственность до наиболее подходящего и выгодного момента, когда предоставляется возможность сделать правильное вложение этого «капитала». Как я понимаю, Майкла вполне устраивала целомудренная жена, которая закрывает глаза на его похождения. Что касается старины Питера, мне представляется, что подобная ситуация его тоже вполне устраивает. Не думаю, чтобы у него был широкий выбор для сравнения.

Пат могла только покачать головой в ответ: откуда он все это берет? И когда закончатся его дурацкие домыслы и намеки? Что заставило его так скептически относиться к ней и придумывать объяснения, которые становятся все гнуснее?

— Любопытно, а как я сам вписываюсь в эту схему? — продолжал Джо с грустью. — Был ли я твоей ахиллесовой пятой? Действительно ли ты в тот вечер потеряла контроль над собой, или мне только показалось? А может, ты и раньше применяла этот прием, подогревала других, а сама получала удовольствие, храня свою прекрасную девственность?

— Ты болен, ты знаешь об этом? — Пат встала, чтобы уйти, но Джо схватил ее за руку, повернув лицом к себе.

— По правде говоря, ты права, — прорычал он прямо ей в лицо. — Я болен. Весь день болен. Но хорошо скрываю это, правда? Мне следовало бы вернуться обратно в гостиницу, наглотаться аспирина и обложиться грелками, но я притащился к вам на ужин. Я должен был вновь увидеть тебя. О какой болезни может идти речь? Я говорил себе, что ты не принадлежишь мне и никогда не принадлежала, но ничего не мог поделать… Господи, помоги мне! — простонал Джо, крепко прижав Пат к своей груди. — Я хочу тебя, — едва выдохнул он. — Я отдам все, чтобы обладать тобой. Если ты разорвешь помолвку и уедешь со мной сейчас, я положу на твой счет в банке завтра утром миллион долларов. Да, я настолько богат, — добавил он, увидев, как она удивилась. — Подумай об этом. Миллион — чего еще может желать девушка, такая, как ты?

Действительно, чего еще?.. Слезы навернулись ей на глаза. Слезы обиды и унижения. Опять Джозеф искушает ее. Но не деньгами, а самим собой. В его душе, наверное, царит дьявол. Однако в этот раз дьявол проиграет. Пат вытерла глаза.

— Ты опять все не так понял, — сказала она. — Я избегала тебя пять лет не оттого, что у тебя нет денег, а от стыда. Меня привлекло не состояние Керисдолла, а его порядочность. Что ты знаешь об этом? Мне искренне жаль тебя.

Но больше всего Патрисии было жаль себя. Она любила Джозефа, и вряд ли эта любовь исчезнет, когда он уедет. Эта любовь будет отравлять ей и жизнь с Питером, и ее будущее счастье. Она вдруг отчетливо поняла, что не сможет выйти замуж за Керисдолла, это было бы нечестно по отношению к нему. Он заслуживал лучшей жены, чье сердце и душа не были бы заняты другим мужчиной. И завтра же она ему об этом скажет. Или послезавтра. Как только наберется мужества…

Этот ужин стал настоящим кошмаром, полным неловких моментов и ответов невпопад. В сущности Патрисия ничего и не слышала. Она почти не притронулась к еде, машинально пригубливая вино.

Джозеф неоднократно пытался поймать ее взгляд, но тщетно. Все сказанное ею явно взволновало его и, возможно, изменило мнение о ней. Но Пат не рисковала встретиться с ним глазами. Он настоящий человек-искуситель. Он весь был опасность, и Патрисия могла не устоять перед ним.

И все же она не поддалась соблазну и не посмотрела на гостя, хотя он, естественно, очень ждал. После ужина они вновь перешли в гостиную, где угасал камин. Пат чувствовала себя обессиленной.

— Похоже, ты сегодня будешь отлично спать, — сказал жених, когда она села в кресло и, склонив голову, вперила взгляд в тлеющие угли.

Пат не сразу поняла, что эти слова относились совсем не к ней, а к их гостю. А у того и впрямь был больной вид: под глазами круги, щеки ввалились от усталости, лоб покрылся испариной, на скулах играл нездоровый румянец. Вряд ли ему было просто жарко, поскольку пиджак он давно снял, огонь в камине потух и в комнате оставалось лишь приятное тепло.

— Если честно, я всегда реагирую на изменение погоды, — признался Джозеф.

Внимательный и пытливый взгляд Патрисии безошибочно определил, что он был совершенно болен. В ней вспыхнуло природное сочувствие, но она тотчас подавила его: Джозеф не заслуживал заботы. С годами этот человек стал циником, уверенным, что за Деньги можно купить все. Возможно, раньше он мог полюбить ее, но теперь им владеет просто похоть. Он превратился в черствого и бездушного обольстителя и не нуждался в чьем-либо сочувствии. Если он болен — тем хуже для него.

— Может быть, это — грипп, — предположил Питер. — В этом году в Америке ожидают эпидемию. Я слышал, она идет из Европы. Ты когда был в Европе последний раз?

— Я прилетел из Барселоны три дня назад, — задумчиво ответил Джозеф и потер переносицу указательным пальцем. — Наверное, лучше будет, если я поеду в гостиницу.

— Хорошо, — согласился Питер, — я вызову такси.

— Думаю, что мне тоже пора к себе. — Пат встала, не желая вновь оставаться с гостем наедине. — Спокойной ночи, Джозеф, рада была вновь повидать тебя, надеюсь, все обойдется, ты не заболеешь. — Она старалась говорить как можно спокойнее. Пусть ты второй раз разрушил мое счастье, я никогда не забуду тебя, сказала она про себя.

— Прощай, Патрисия, — откликнулся он. — Счастья и удачи тебе…

Искренность, прозвучавшая в его голосе, заставила Пат взглянуть на Джозефа. Сердце ее сжалось: его глаза выражали горечь и сожаление. Ей показалось, что он понял, что навсегда потерял ее, и страдает. Но тут же Патрисия одернула себя. Страдает, возможно, лишь потому, что не может исполнить вожделенную мечту самца — лишить ее целомудрия. Она рассмеялась почти сквозь слезы.

Патрисия круто развернулась и быстро пошла к лестнице, спеша поскорее укрыться в спальне.

Прошло минут десять, она без сил лежала на постели, обнимая Раггеди Энн и Раггеди Энди, и едва сдерживала слезы обиды и отчаяния.

— Вам хорошо, вы нашли друг друга, такие полосатенькие, мягонькие, с тряпичными головками, понимаете друг друга… — Вдруг она замолчала, услышав пронзительный крик Питера. Вздрогнув от ужаса, она отбросила кукол и выбежала из комнаты.

— Пат! — вновь раздался снизу взволнованный голос жениха. — Скорее, ради Бога!

Неужели Джозеф решил объясниться с Питером и смутил его своими откровениями? Неужели он опять разрушил ее свадьбу, но уже другим способом?

— Я иду! — Патрисия бросилась вниз по лестнице. Господи, что еще стряслось?

В голосе Питера была паника.

То, что она увидела, повергло ее в смятение. На нижней ступени лестницы сидел Джо, обхватив руками резную колонну балюстрады. Услышав ее шаги, он поднял голову — словно марионетку в кукольном театре дернули за веревочку, — на секунду остановил на ней взгляд. Вдруг руки его разжались, и он, качнувшись, бесформенной кучей рухнул вперед, гулко ударившись головой о мраморный пол.

Питер в ужасе смотрел на распростертое тело. Пат вмиг слетела вниз.

— Что здесь произошло? — спросила она.

— Когда приехало такси, Джозефа вдруг вырвало. Я сказал, что ему нельзя никуда ехать. Ему надо остаться у нас на ночь, а завтра, если ничего не изменится, мы вызовем врача.

Вероятно, лицо Патрисии выражало крайнюю растерянность, потому что Питер прибавил:

— Послушай, я знаю, что ты его недолюбливаешь, но ведь он наш гость! Было бы преступно отпустить его в гостиницу!

— Ты прав, — согласилась она.

— Я повел его наверх, когда он неожиданно упал. Я испугался. Попытался поднять его, но он тяжелый как скала. Давай вдвоем попробуем отнести его в гостевую спальню.

— Скоро Джо очнется и будет способен идти сам, — сказала Пат. — Это, должно быть, обморок. Вот смотри, он уже приходит в себя.

— Ч-что с-случилось? — дрожащим голосом спросил Джо.

Его трясло.

— Все в порядке. Небольшой обморок. Ты потерял сознание и упал на лестнице, — мягко отозвалась Пат. — Ты можешь подняться наверх?

— Вы предлагаете мне ос-статься? — заикаясь, спросил он, переводя замутненный взгляд с Питера на Патрисию.

Ее сердце болезненно сжалось снова: будто испуганный ребенок в чем-то оправдывался перед мамой.

— Да, да, — сказала она, вытирая его лоб.

Озноб не проходил. Пора действовать. Пат решительно поднялась. Лежание на мраморном полу к добру не приведет.

— Поддержи его под правое плечо, Питер, — скомандовала она, — мы вместе поднимем его. Ты готов?

Вдвоем с Питером они подняли Джозефа, и он уже не казался очень тяжелым, тем более что начал приходить в себя. Они осторожно поднялись по лестнице, отвели его в гостевую комнату и опустили на кровать. Больной застонал и бессильно рухнул на белоснежные простыни.

— Ты принесешь свою пижаму, Пит? — спросила Патрисия. — Ему обязательно нужно переодеться в сухое.

— Пойду спрошу миссис Мэппл. У нее есть белье для гостей. А ты пока начинай раздевать его. — Питер вышел из комнаты, не заметив, как исказилось лицо Патрисии.

Она перевела дыхание и медленно принялась за дело. Управлялась она легко, жалея только об одном: Джозеф ничем не помогал ей. Она раздела его до трусов и плотно укрыла одеялом.

— Пожалуй, не стоит ждать с врачом до утра, — заявил Питер, входя в комнату. Он принес фланелевую пижаму в полоску. — Миссис Мэппл говорит, что она совершенно новая. Я попросил вызвать нашего семейного врача.

— Да, так будет спокойнее нам всем, но не думаю, что пижама понадобится ему сегодня. — Пат нахмурилась. — Джозеф совершенно мокрый, и у него очень высокая температура.

— Он похож на призрак. Надеюсь, мы не заразимся, — с тревогой произнес Питер.

— У меня никогда не бывает простуд и гриппа, а у тебя?

— У меня тоже. Наверное, потому, что когда я был моложе, то переболел всеми болезнями. Вероятно, у меня выработался иммунитет… Кажется, подъехала машина. Да, вот и свет фар. Возьми пижаму, а я пойду встречу нашего доктора.

Человек, о котором говорил Питер, был доктор Вудворт, терапевт, лечивший его отца. Он был единственным частным врачом в городе, принимавшим вызовы на дом ночью. Его честность и большой опыт ценились на вес золота.

Патрисия положила пижаму на комод у дальней стены. Затем аккуратно развесила одежду гостя, убрала ботинки в низ встроенного шкафа и бросила носки в корзину для белья в ванной.

Гостевая комната была очень уютной, выдержанной в светлых тонах. Простая сосновая мебель придавала спальне вид загородного дома. Единственным неудобством, по мнению Пат, было большое широкое окно, выходившее на улицу. Сквозь него доносился шум от проезжающих машин. Правда, дом Керисдоллов стоял отнюдь не на оживленной улице, движение на ней было минимальным. Просторная ванная комната облицована бледно-голубым кафелем с рисунком из ракушек и рыб, что навевало мысли о море. Пат любовалась этим рисунком, когда утром драила плитку.

— Патрисия, кому же плохо? — спросил Вудворт, входя в сопровождении испуганного Питера. Это был невысокий мужчина с заметным животиком, абсолютно седой. Он выглядел лет на шестьдесят, а было ему около пятидесяти.

Патрисия показала глазами на постель.

— Давайте осмотрим больного и определим, что же с ним случилось, — сказал, нахмурившись, врач.

Вудворт был дотошным лекарем, от взгляда которого не ускользало ничего. Он проверил пульс и температуру, обследовал глазное дно, уши, внимательно послушал дыхание — и со стороны груди, и со спины. Пациенту было приказано произнести несколько слов, глубоко вздохнуть, задержать дыхание и выдохнуть.

— Стакан воды, — попросил врач.

Пат принесла воду и увидела, как доктор заставил Джо выпить таблетки, а затем сделал укол.

Во время обследования больной снова стал бредить, он метался по кровати, сбрасывал одеяло.

— Оставьте его, — сказал Вудворт, когда Пат подошла, чтобы укрыть его. — У него жар.

Закончив осмотр, врач попросил Питера и Патрисию выйти с ним в холл.

— Ваш гость серьезно болен. Похоже на гонконгский грипп. В прошлом месяце у меня было нескольких подобных случаев. Он протекает по-разному. Чаще всего нет ни кашля, ни насморка, но, несмотря на это, болезнь протекает тяжело: лихорадка, боли, ломота в суставах и мышцах, головная боль, бред и галлюцинации. Я сделал ему инъекцию антибиотика, он получил жаропонижающее и успокоительное. Когда проснется, давайте ему вот эти таблетки через каждые четыре часа.

Патрисия понимающе кивнула, а врач повернулся к Питеру.

— Честно говоря, я бы отправил его в больницу, но знаю, что даже в самой лучшей частной клинике невозможен индивидуальный уход… А, кстати, кто ваш гость?

— Мой деловой партнер, — ответил Питер. — Его зовут Джозеф Баркер.

— Если у него опять будет жар, придется сбивать температуру обтиранием. Душ, конечно, был бы лучше, но в таком состоянии, в каком он сейчас, я бы не рискнул поднимать его с постели. Больной может упасть и потерять сознание, а он достаточно крупный мужчина. Я заскочу к вам завтра утром по дороге в больницу, скажем, в семь тридцать, идет?

— Отлично, — поблагодарил Питер. — Я уже уеду, но Пат, естественно, будет дома.

— Пат весь день будет с ним одна? — нахмурился доктор. — Мне это не совсем нравится. Может быть, прислать вам сиделку?

Патрисии тоже это не нравилось, но совсем по другой причине.

— Миссис Мэппл будет здесь, — сказала она. — И приходящая горничная тоже, если мне понадобится помощь.

— А, тогда все в порядке. До завтра.

Питер пошел провожать доктора, а Патрисия осталась наедине со своими мыслями и смущением. Врач приедет теперь нескоро. Часы показывали полночь. День выдался очень тяжелый. И все же, несмотря ни на что, ее охватили странные ощущения. Многие годы она не испытывала ничего подобного. Но сегодня не одного гостя лихорадило в этом доме.

Патрисия подошла к кровати, посмотрела на распростертое тело. Джозеф выглядел абсолютно беззащитным: огромная постель, а на ней обнаженный человек, который и не ведает, где он, что здесь делает. Он что-то бормотал в бреду, но очень невнятно. Пат ничего не смогла разобрать. Она наклонилась и приложила ухо к его сухим приоткрытым губам. И неожиданно откуда-то из глубины донесся сначала хрип, а потом едва различимое:

— Патрисия…

Она отпрянула, словно ее ударили, и стала внимательно вглядываться. Его глаза по-прежнему закрыты. Вероятно, он даже и не подозревает о ее присутствии. Но она-то здесь, наедине с ним и своими воспоминаниями. Патрисия сделала жалкую попытку отгородиться от них, но это было равносильно попытке в жаркий летний день закрыть ладонью солнце. Сердце ее стремительно забилось, во рту пересохло. Она в волнении провела языком по пересохшим губам, не в силах отвести от него взгляд.

— Патрисия! — вскричал неожиданно Джозеф, и этот крик громким эхом отозвался в ее душе.

В следующий миг она совершила нечто необъяснимое: наклонилась и прикоснулась языком к губам Джо. Она несколько раз лизнула его, как котенка, и он вдруг открыл глаза. Патрисия затаила дыхание, сжалась в комок. Сознание на миг вернулось к больному, во взгляде его было что-то очень похожее на любовь.

— Пат… — Он слабо улыбнулся, поднял руку, стараясь дотронуться до ее щеки, но снова уронил руку. Взгляд потух. Лоб покрыла испарина.

Патрисия в панике бросилась проверять его пульс. Он был неровный, но вполне четкий. Она облегченно вздохнула: больной просто уснул.