Я шла к себе. За годом год
Разменивая на минуты.
За поворотом поворот,
Не зная карты и маршрута.
Сгорая, падала звезда,
Летела, покидая небо:
Из ниоткуда – в никуда,
Так обречённо и нелепо.
И заволакивало тьмой
Мои дороги и пейзажи…
А я всё шла. К себе самой.
И уходила. От себя же.
В тёмном небе взошёл месяцем,
Приказать не смогла сердцу я.
Да осталась твоей пленницей
За закрытой тобой дверцею.
Смертных клятв не давал – верила,
Было зябко – в печаль куталась.
Мыслью тешилась, что – первая,
С нелюбовью любовь путая.
Говорил: «Не держу», – плакала,
Уходила ночной странницей.
Возвращалась порой слякотной,
Чтобы только с тобой маяться.
А теперь говоришь – лучшая.
А теперь говоришь – любая.
Мне б не слушать, да вот, слушаю,
Потому что люблю, глупая.
Апрельский снег похож на соль.
Душе и холодно, и колко.
Уже которая весна
Приходит как-то невпопад.
А я не знала, что любовь
Живёт невыносимо долго.
Намного дольше, чем о том
Я думала сто лет назад.
Вновь – тот же день… И тот же снег…
И та же рыхлая дорога…
Из поворота в поворот —
Рябин обочинных кусты.
А я не знала, что любви
Бывает непосильно много.
Делить со мною этот груз
Однажды отказался ты.
Застыл подтаявший сугроб…
Луна плывёт по крыши краю,
Без опасения упасть,
Глядит, не отрываясь, вниз.
А я не знала, что любовь
Как ведьма, в муках умирает.
И умирание длинней,
Чем ей отпущенная жизнь.
Истончился, по капле истёк на три четверти год.
Не успев надоесть, за порог собирается осень.
Мы прощаемся с ней, на часах без пятнадцати восемь,
И за прошенной гостьей захлопнутся двери вот-вот.
Но расстаться нам вовсе не просто, таков ритуал:
Только слёзы утрём, и в объятья кидаемся снова.
Мы с ней – два сапога, две сестры, две законченных рёвы.
И от этого «мокрых» страстей не стихает накал.
Нам на год нареветься – как минимум, пара недель,
Облетевшей листвы увлажняя багряный пергамент.
До минуты, пока, календарный нарушив регламент,
Без пятнадцати восемь в окно не ворвётся метель.
Закручинилось небо
Накануне рассвета.
Всем дождям на потребу
Это стылое лето.
Всем ветрам на забаву
Снов тревожных лохмотья.
Не найти переправы
В непролазном болотье.
Переполненной чашей
Опрокинуты выси.
И хоронится в чаще
Лист оранжево-лисий.
Подарила осень красный полушалок,
Да ещё на платье золотой отрез.
Я ещё колечко попрошу, пожалуй,
С камнем цвета бледно-голубых небес.
Щеголихой знатной выйду на крылечко,
Да неторопливо – по ступенькам вниз.
Онемеют злые языки у встречных,
Не понять им этот поздний мой каприз.
Пусть теперь соседки за спиной судачат:
От кого обновки, для кого фасон?
Подмигнёт мне осень и улыбку спрячет,
Нашу с нею тайну знать им не резон.
Постою у речки, гляну на водицу,
До чего в наряде новом хороша!
Удружила осень, поняла сестрица,
У неё ведь тоже женская душа.
Словно шаль – огромное,
Звёздной гладью вышито
Небо сине-тёмное
Над косыми крышами.
По-над быстрой речкою
Берега сутулятся.
Я сегодня вечером
Не пойду на улицу.
Некуда донашивать
Мне наряда летнего,
По мосту не хаживать
К берегу соседнему.
Там гармошка песнями
Рвёт меха – без устали.
Гармонисту весело,
Вьются кудри русые…
…Не жених с невестою,
Не держались за руку.
Только песня дерзкая
Поманила за реку.
Полоснула по сердцу,
Обожгла трёхрядная…
Но одна околицей
Шла домой обратно я.
Стебельки примятые
У травы некошеной…
Не была засватана,
Да осталась брошенной.
Лишь вчера целована
Над губами родинка,
Нынче смотрит в сторону
Гармонист молоденький.
Душу переливами
Рвёт гармошка звонкая
Под густыми ивами
Да с другой девчонкою.
Вновь заря рассветная
Красит небо синее.
Провожала летнюю,
А встречаю зимнюю…
Говорила – убегу. Не сбежала…
В несусветную грозу рядом шла.
До земли летело молнии жало,
Бились вдребезги небес зеркала.
Говорила – улечу. Не взлетела…
Да и как же мне, бескрылой, взлететь.
Хохотал в лицо октябрь оголтелый
И бросал на бедность под ноги медь.
Говорила – уплыву. Встала речка,
Манит чёрною водой полынья.
Берестой сухою в старенькой печке
Догорает нынче радость моя…
Твой характер несносен:
То ты неговорлив,
То, как поздняя осень
На слова вдруг дождлив.
Хлещешь ливнем упрёков,
Всё на свете браня.
Только «око за око» —
Это не для меня.
Встречу в полном смиренье
Наш «ненастный сезон»,
Хоть и тонок терпенья
Износившийся зонт.
В потаённую нишу
Уведу разговор,
Разудало-мальчиший
Твой приглажу вихор.
Непослушную проседь
На пробор разделю…
…Я и позднюю осень
Почему-то люблю…
Если хочешь, поспорь, кто из нас эта самая ноша.
Только вряд ли теперь будет к месту полётов разбор.
Нас когда-то весной поманила зелёная роща,
Но в осеннем лесу мы плутаем с тобой до сих пор.
Ни к чему запоздалых признаний брусничная россыпь.
Я была в трёх шагах… Ты моё не услышал «ау».
В заповедную глушь манит осени тихая поступь,
Я уйду вслед за ней. Я тебя больше не позову.
Ночь прошла – поутру не собрать подмороженных ягод.
Облетает с деревьев и стелется под ноги грусть.
Ты надеешься зря, что я где-то по-прежнему рядом,
Я ушла. Я уже далеко. Я к тебе не вернусь.
Ты услышишь мой голос в полуденном шорохе листьев,
Ты увидишь мой след на краю уходящего дня.
И в полночной тиши позабытое имя, как выстрел,
Прозвучит и напомнит – такую родную – меня.
Приведёт на заброшенных нами дорог перекрёсток,
Где окажутся истины на удивленье просты…
Где сентябрь, запоздало согрев опустевшие гнёзда,
Золотистые платья берёз будет рвать в лоскуты…
Где рассвет, второпях застыдив обнажённую рощу,
Пожалеет потом, посулив ей наряд по весне…
Где простуженно ветер вздохнёт, будто старый извозчик…
…Ты иди по любой. Все отныне дороги – ко мне.