Ты, уставший ненавидеть

Глава 2. Новое место службы

– Значит, Пусте́льга Сергей Павлович…

– Пустельга́, товарищ полковник. Ударение на последнем слоге…

Поправлять старшего по званию, да еще в кадровом отделе Центрального Управления НКВД, в общем-то, не следовало, но Сергея всегда раздражало, когда его фамилию коверкают. На Украине, откуда он родом, никому не нужно объяснять, что «пустельга» – название маленькой сильной птицы, степного сокола.

Впрочем, пожилой полковник-кадровик, полный лысый мужчина, был настроен вполне благодушно.

– Ну-с, я вас слушаю, товарищ Пустельга́…

Вызов в Столицу был для Сергея полной и неприятной неожиданностью. Сюда его не тянуло. В Ташкенте, где он служил уже пятый год, работа ему нравилась. Пустельга, несмотря на свой возраст, был на хорошем счету и считался первым кандидатом на вакантную должность начальника Иностранного отдела Среднеазиатского управления. Оставалось лишь получить чин капитана, однако нежданно-негаданно, в самый разгар давно задуманной им операции по внедрению агентуры в Восточный Синьцзян, он получил приказ немедленно сдать дела и ехать в Большой Дом.

О причинах Сергей догадывался. После ликвидации банды врага народа Ягоды в Столичном управлении образовалось немало вакансий. Мысль служить в Столице не вызывала энтузиазма. Сергей уже работал там полгода, после окончания училища, и служба в огромном городе, под самым оком высшего начальства, оставила неприятные воспоминания. Ташкент нравился больше, но мечтой оставалась служба на родине – на Украине, лучше всего – в знакомом с детства Харькове. Увы, выбирать ему не приходилось.

– Я вас слушаю, – повторил толстяк-полковник и поднял на Сергея удивленный взгляд. Надо было отвечать. Командировочное предписание он уже успел вручить, поэтому оставалось повторить уже известное. Он, старший лейтенант Сергей Павлович Пустельга, украинец, 1913 года рождения, из рабочих, член ВКП(б), до недавнего времени заместитель начальника Иностранного отдела Среднеазиатского управления, прибыл по вызову…

Кадровик удовлетворенно кивнул и начал неторопливо рыться в горе папок, загромождавших огромный стол. Сергей еле заметно поморщился: людей из отдела кадров он всегда недолюбливал. Даже в бумагах не могут навести лад, будто это не их работа! Оставалось ждать – и, заодно, рассматривать кабинет. Ничего в нем особенного не было: непременные шторы, закрывавшие окна, высокая ажурная лампа синего стекла, громоздкие стулья, шкаф с нечитанными белыми томиками сочинений Ленина. И полковник-кадровик тоже был самым обычным. Но вот некто, сидевший в углу и внимательно читавший бумаги из старой пожелтевшей папки…

Этого человека Сергей заметил с порога. Неудивительно – на неизвестном были петлицы комбрига. Однако тот сразу махнул рукой, приглашая не обращать на него внимания. Несмотря на то, что гость почти утонул в огромном кресле, можно было понять, что он очень высокого роста, худ и широк в плечах. Лицо – красивое, хотя уже немолодое, вначале показалось Сергею загорелым дочерна, но затем он сообразил, что оно пунцово-красное, точно от ожога. Глаза же были странными, какими-то бесцветными.

Имелась во всем этом еще одна странность. На комбриге была гимнастерка, но не с привычными эмблемами, а почему-то с саперными топориками. Понять, что делает краснолицый комбриг-сапер в кабинете Центрального Управления НКВД, было достаточно сложно.

– Ну-с, – заметил кадровик, – кажется нашел!

Зашелестели бумаги.

– Пустельга Сергей Павлович… Тэк-с, Тэк-с…

Он углубился в чтение. Очевидно, это было личное дело Сергея – папка, в которую он давно мечтал заглянуть.

– Тэк-с, тэк-с… Учились в колонии имени Дзержинского… Похвально, похвально, товарищ старший лейтенант!.. Это у Макаренко?..

– Так точно!

Пустельга у невольно улыбнулся. Колония имени Дзержинского – высшая аттестация для молодого чекиста.

– Отец – член партии с 1915-го. Погиб под Орлом… Вы, стало быть, бывший беспризорник…

Кадровик не спрашивал, а просто проговаривал вслух то, что записано в бумагах. Сергей вновь усмехнулся: несколько лет голодной, но бесшабашной жизни на околицах Харькова теперь воспринимались как странный, хотя и увлекательный сон. А ведь было! И скажи тогда кто, что Сережка Крест станет через несколько лет сотрудником ВЧК!..

– Училище, стажировка в Столице… У Фриневского стажировались?

– Так точно!

Фриневский, как уже успел узнать Сергей, был теперь крупной фигурой – заместителем самого товарища Ежова.

– Ташкент… Сами попросились. Хорошо, хорошо!.. Узбекский выучили, уйгурский… Но вы же, извините, на узбека не похожи!..

Сергей лишь вздохнул. Очевидно, кадровик прочитал, что его, тогда еще лейтенанта, внедряли в эмигрантскую военную организацию.

– Это было в Яркенде, там много русских. Белогвардейцев… Я занимался ими. Националистическим подпольем ведал другой отдел, товарищ полковник. Я же из Иностранного…

– Знаю, знаю!

Толстяк махнул рукой, и Сергей вновь сдержал усмешку, подумав, скольких шпионов удалось тому раскрыть за свою жизнь. Сам же старший лейтенант мог гордиться – и было чем. Две медали – не шутка, а за агента БШ-13, он же курбаши Шо, его благодарил лично нарком…

– …Смел, инициативен, особо успешно работает при планировании и проведении сложных, неординарных операций…

Очевидно, это было из его последней, еще неизвестной Сергею характеристики. Слова были обычными, казенными, но все-таки слышать такое было приятно.

– Обладает особыми природными способностями, помогающими в работе…

Полковник пробежал глазами только что прочитанную фразу и удивленно поднял глаза на Сергея. Тот замялся.

– Ну, понимаете… Я почти всегда чувствую, если люди говорят неправду. Когда ведешь допрос, очень помогает. И я иногда могу угадывать, что человек думает. Не всегда, конечно…

– А-а-а, – протянул кадровик. – Это понятно, это правильно!..

Пустельга облегченно вздохнул. Хорошо, что толстяк не стал расспрашивать дальше, иначе Сергею пришлось бы продемонстрировать сеанс угадывания мыслей на самом полковнике. Сделать это было крайне нетрудно.

– Но здесь написано… – пухлый палец ткнулся в бумагу, а в голосе вновь прорезалось удивление, – «Особенно успешно работает с фотографиями…»

Значит, написали и об этом. Пришлось пояснять, хотя сделать это в двух словах было крайне нелегко:

– Это… это у меня с детства, товарищ полковник. Если я взгляну на фотографию, то почти всегда могу сказать, жив человек или нет. А иногда – далеко или близко.

…Впервые он понял это в шесть лет, когда посмотрел на отцовскую фотографию и вдруг понял, что его бати, Павла Ивановича, командовавшего батальоном на Юго-Западном фронте, нет в живых…

– И вы можете сказать, где находится этот человек?

Старший лейтенант удивленно повернул голову. На этот раз спрашивал не полковник, а неизвестный сапер.

Сергей несколько растерялся. Странный комбриг старше по званию, но отвечать ли ему – чужаку в Центральном Управлении?

– Да-да, отвечайте! – понял его кадровик, и по тому, как заторопился полковник, Сергей сообразил, что краснолицый – никакой не чужак, а саперные петлицы, скорее всего, обычный маскарад.

– Нет, не могу, товарищ комбриг, – Пустельга на всякий случай встал, хотя оставался в положении «вольно». – Я лишь могу понять – далеко ли он.

– Интересно… – по пунцовому лицу пробежала короткая, жесткая улыбка. – Вы смотрите или подносите руку?

По тому, как был задан вопрос, Сергей вдруг понял, что неизвестный комбриг понимает, о чем идет речь.

– Смотрю. Пробовал рукой, но не всегда получается.

– Вот как?.. – неизвестный тоже встал и внимательно поглядел на полковника. Тот внезапно вскочил и неуверенно проговорил, что ему срочно надо в хозяйственное управление. Краснолицый нетерпеливо кивнул, и Сергей окончательно понял, кто здесь главный. Хлопнула дверь. Комбриг усмехнулся, на этот раз весело и добродушно, и протянул широкую сильную ладонь:

– Волков Всеслав Игоревич…

…Рука краснолицего была отчего-то холодной, как лед.

– Садитесь, Сергей, поговорим.

– Так точно, товарищ комбриг!

Сапер покачал головой:

– Мы не в строю. Зовите по имени.

Это было уже чересчур, и Сергей решил называть комбрига по имени и отчеству, тем более произносить «Всеслав Игоревич» было приятно.

– Значит, смотрите на фотографию, глядите прямо в глаза, затем начинаете чувствовать глубину…

– Да, – не удержавшись, перебил Сергей. – Если он жив, то я слышу что-то похожее на эхо. А если нет – то только пустоту…

– Понял, – кивнул краснолицый. – Сами выучились? Неплохо! Экзамен желаете?

Слово «экзамен» всегда вызывало у Сергея зубную боль.

– Ну, тогда зачет… – на красном лице вновь мелькнула улыбка, и Сергей поневоле улыбнулся в ответ.

Всеслав Игоревич раскрыл папку и достал оттуда десяток фотографий. Сергей, сообразив, что «зачета» не избежать, сел на стул, собираясь с силами. Надо закрыть глаза, подождать несколько секунд, выровнять дыхание…

Комбриг не торопил. Наконец, когда Сергей почувствовал, что готов, Всеслав Игоревич кивнул и положил на стол первое фото.

Задание оказалось несложным. Сергей, вглядываясь в незнакомые лица, откладывал снимки налево и направо. Большая часть тех, чьи лица он рассматривал, были давно мертвы, а немногие живые находились очень далеко от Столицы.

Наконец он положил направо последнюю фотографию, произнес: «Жив. Очень далеко», – и выжидательно поглядел на Волкова. Тот покачал головой:

– Здорово, Сергей! Зачет принят. Поздравляю. Почти все правильно!..

– Почти?

Сергей невольно огорчился и даже обиделся. Ошибался он редко, особенно в таких простых случаях.

– Последний, – кивнул краснолицый.

Пустельга взял фотографию и вновь всмотрелся, на этот раз очень внимательно. Молодой симпатичный парень в красноармейской форме весело улыбался в объектив. На шинели темнел орден, на рукаве – широкая треугольная нашивка. Сергей еще раз попытался проверить: взгляд в глаза, затем ощущение пустоты, но следом – эхо, легкое, еле заметное…

– Он жив, Всеслав Игоревич! Только такое впечатление, что он либо болен, либо очень далеко.

– Дайте сюда!

Широкая красная ладонь на несколько секунд задержалась над снимком. Волков задумался, покачал головой:

– И все же он мертв, Сергей. То, что вы называете эхом, говорит о другом. Просто люди могут умереть по-разному.

Спорить было неразумно, но Сергей понимал, что эти фотографии – не случайный набор для импровизированного «зачета». Дело есть дело!

– Всеслав Игоревич, извините, – Сергей встал, разложив снимки живых веером по столу. – Здесь три фотографии, у которых одинаковое эхо. Эти люди находятся в одном месте или, по крайней мере, на одинаковом расстоянии от нас…

– Покажите!

Пустельга легко нашел нужные снимки: молодой девушки в нелепых железных очках и юноши, тоже очкарика.

– Берг и Богораз… – негромко проговорил комбриг и скривился. Лицо его внезапно потемнело, став почти бордовым. – Черт… Заходите!

Последнее относилось к полковнику, который приоткрыл дверь и мялся на пороге. Волков быстро сложил фотографии в папку и завязал тесемки. Сергей, не зная, что ему делать, продолжал стоять у стола.

– Товарища Пустельгу никуда не отпускать! Я буду здесь в одиннадцать вечера.

Кадровик послушно кивнул.

– В последний раз, товарищ старший лейтенант… Вы уверены в том, что говорили?

Пустельга не колебался. Он привык отвечать за свои слова.

– Хорошо. Тогда отдыхайте. И учтите: о нашем разговоре – никому. Ни сейчас, ни через десять лет!

Можно было и не предупреждать. О том, где он находится, старший лейтенант Пустельга имел полное представление. Комбриг пожал руку Сергею, и тот ощутил внезапный холод, словно Волков держал все это время пальцы на льду…

Дальнейшее было еще более странным. Кадровик велел подождать за дверью, но через минуту вышел, сообщив, что старшему лейтенанту надлежит пройти в комнату № 318 и находиться там впредь до дальнейших распоряжений. Спорить не приходилось. Вскоре явился молчаливый сержант из внутренней охраны и, кивнув, предложил следовать за ним. Комната № 318 оказалась этажом ниже. Там было пусто, у стены стоял диван, в углу поблескивал умывальник, а на маленькой тумбочке выстроились бутылки «Боржоми». Оставалось одно – точно выполнить приказ, то есть отдыхать и ждать вечера.

Волков зашел за ним в начале двенадцатого. На этот раз комбриг был хмур и неразговорчив. Он коротко бросил: «Пошли!» – и быстро зашагал по пустынному в этот поздний час коридору. Во дворе ждал автомобиль – огромный черный «паккард» с зашторенными окнами. Молчаливый шофер завел мотор, и машина нырнула в подземный тоннель, выводящий на улицу…

Столицу Сергей помнил плохо и сообразил лишь, что они миновали центр и направлялись куда-то к югу, переехав через один из огромных широких мостов с мощным чугунным парапетом. Комбриг молчал и смотрел прямо перед собой. Молчал и Пустельга. Он попытался «прислушаться» к своему спутнику. Ощущение было странным: Волков явно взволнован и, как показалось, напуган. Но больше всего Пустельгу поразил холод, исходивший от краснолицего. Такое Сергею не приходилось чувствовать ни разу, и он тут же вспомнил ледяную руку, протянутую для рукопожатия. Казалось, тело комбрига не излучает тепло, а жадно поглощает его, замораживая все вокруг…

Машина, вынырнув из лабиринта улиц, помчалась вдоль высокого мрачного забора, за которым проглядывали верхушки недвижных в безветренную ночь деревьев. «Паккард» свернул в широкие ворота, за которыми в свете фар проступили мрачные силуэты каменных крестов. Сергей вспомнил, что уже бывал в этом невеселом месте, но, конечно же, не ночью. Донской монастырь. Кладбище…

У ворот какие-то личности в штатском загородили проход, но комбриг выглянул из машины и путь тут же стал свободен. «Паккард» проехал еще сотню метров мимо молчаливых тихих оград и затормозил.

– Выходим, – коротко распорядился Волков.

Он подождал, покуда Сергей выйдет из машины, с силой хлопнул дверцей и кивнул на боковую аллею. Идти пришлось недалеко. Впереди показались какие-то темные силуэты, Волков вгляделся и, бросив: «Стойте здесь!» – заспешил навстречу.

…Сергей уже начал догадываться, что именно можно искать здесь ночью, и почти не удивился, когда различил, что стоявшие неподалеку фигуры в штатском держат в руках лопаты…

Волков вернулся скоро, причем не один. Его сопровождал крепкий широкоплечий человек в плаще с капюшоном, зачем-то наброшенным на голову, хотя ни дождя, ни ветра не было и в помине.

– Вот он, – комбриг кивнул на ставшего по стойке «смирно» Сергея. Неизвестный подождал мгновенье, затем протянул Пустельге короткую сильную ладонь.

– Иванов.

Сергей попытался представиться по всей форме, но человек в капюшоне нетерпеливо кивнул:

– Подробности после… Сергей Павлович, вы настаиваете, что человек на фотографии – жив?

– Да. Так точно! – отступать было некуда.

Незнакомец вновь кивнул и задумался.

– Товарищ Иванов, но вы же помните… – подал голос комбриг. – Я был на похоронах… Я видел тело!..

– Знаю… – голос прозвучало равнодушно и тускло. – Я читал заключение экспертизы.

– Дело не в экспертизе! – Волков повысил голос, и Сергей вдруг сообразил, что комбригу действительно страшно. – Я лично всадил ему две пули – в затылок и сердце! Разрывные! В морге, после вскрытия…

– Вы писали об этом в рапорте. Ладно, если товарищ Пустельга настаивает…

Сергей не знал, что сказать. Кажется, история с погибшим красным командиром не так и проста. Впрочем, ответа от него и не ждали.

– Пойдемте! – Иванов повернулся и зашагал по аллее. Через минуту они оказались возле небольшой ограды, которую окружал десяток крепких парней с лопатами и ломами. Тьма скрывала лица, но Пустельге почему-то показалось, что все они какие-то одинаковые: высокий рост, широкие плечи, ленивые, словно нарочито замедленные движения. И вновь повеяло холодом…

– Вот!

Луч фонарика скользнул по серому камню. Сергей тут же узнал фотографию – та же самая, только обведенная потемневшим от времени золоченым ободком. Ниже проступала полустертая надпись:

Теперь многое стало понятнее. Многое – но не все. Например, две разрывные пули…

Товарищ Иванов коротко бросил: «Начинайте!» Одинаковые парни с лопатами с неожиданной ловкостью начали перелезать через ограду, даже не подумав о запертой калитке. Волков потянул Сергея за рукав, и они отошли в сторону. Краснолицый достал пачку папирос, нервно щелкнул зажигалкой, затем протянул пачку Пустельге. Сергей, бросивший курить еще в колонии, вежливо поблагодарил. Комбриг дернул плечами и отвернулся.

Старшему лейтенанту приходилось бывать на ночных эксгумациях. Правда, сейчас речь шла не о бандите или покончившем с собою шпионе. К тому же его весьма удивил его новый знакомец. Чего боится этот странный комбриг с саперными петлицами?

Волков и вправду нервничал. Недокуренная папироса упала на землю. Краснолицый тут же закурил новую и нервно хмыкнул:

– Чушь! Его хоронили на глазах у сотен людей, Сергей. Мы держали пост у могилы два года!

Пустельга чуть было не спросил: «Почему?», но вовремя прикусил язык.

– Говорил я им! – Волков затянулся и вновь бросил папиросу. – Говорил я им, что его трогать нельзя!..

Теперь все стало ясно. Товарищ Косухин, командир полка и орденоносец, погиб не от вражеской руки. Вот только две разрывные пули по прежнему выпадали из расклада.

Внезапно послышался негромкий свист. Волков дернулся и быстро подошел к могиле.

– Сюда! – позвал он через секунду. – Скорее!

Подойдя к разрытой яме, Пустельга первым делом заметил вывороченный из земли памятник. Затем черные спины расступились, на дно упал луч фонаря. Сергей невольно вздрогнул: из земли выступала темная крышка гроба.

Волков, стоявший рядом, сунул руку в карман, и через мгновенье луч фонаря упал на тускло блеснувший черный ствол. Пустельга только вздохнул. Интересно, в кого краснолицый собрался стрелять?

Лопаты сбросили землю с крышки. Снова послышался свист, на этот раз полный удивления. Волков чертыхнулся, а Сергей лишь покачал головой – по дереву змеилась широкая трещина.

– Доставайте! – комбриг дернул револьвером. Пустельга постарался незаметно отодвинуться в сторону – от греха подальше. Мертвецов он не боялся, а вот от сумасшедших, особенно с оружием, старался держаться подальше.

Пространство за оградой было узким, мешая развернуться. Наконец, удалось поддеть веревки, и гроб медленно выполз наружу. Кто-то притоптал землю. Мрачную находку поставили рядом с ямой, впритык к ограде.

– Двоим остаться, остальные – прочь!

По этой команде парни один за другим стали выбираться на дорожку. На Сергея вновь повеяло холодом, и вдруг он ощутил странную вещь – молчаливые землекопы тоже боялись…

Двое оставшихся взялись за крышку.

– Открывайте! – выдохнул Волков. Голос его звучал странно, словно он уже знал, что он увидит через секунду.

…Расколотые доски упали на землю, луч фонаря скользнул по истлевшим клочьям ткани, присыпанным комьями глины, затем дернулся в сторону и вновь вернулся, неуверенно дрогнул…

– Значит, все-таки правда… – товарищ Иванов стоял рядом и смотрел на пустой гроб. – Не думал…

– Я же предупреждал! – повторил Волков. – Его нельзя было трогать, он же видел Большой Рубин!

– Отставить! – голос человека в плаще прозвучал словно удар бича. Комбриг вздрогнул и отвернулся.

– Не паниковать! Прикажите осмотреть гроб…

Один из парней нагнулся, светя фонарем, и вдруг, вскрикнув, отскочил в сторону. Второй тоже наклонился, но, не удержав равновесия, сполз в вырытую яму. Иванов покачал головой.

– Сергей Павлович, прошу вас!

На миг старшему лейтенанту стало холодно, затем – жарко. Он на всякий случай расстегнул кобуру и быстро перелез через ограду.

От гроба пахло гнилым деревом и мокрой землей. Кто-то подал фонарь. Сергей склонился, осторожно отбрасывая рукой засохшие куски глины, лежавшие на истлевшей обложке. Ничего… Но вот тут рука коснулась чего-то холодного, прямоугольной формы.

Сергей быстро счистил налипшую глину. Кристалл – правильная призма, тщательно отшлифованная и ограненная. Свет фонаря приблизился, камень заиграл темно-красным светом. Пустельга внезапно заметил, что боковые грани покрыты небольшими странными значками. Буквы, не русские, не латинские, но все-таки знакомые…

– Что у вас? – голос Иванова вывел его из задумчивости. Сергей быстро закончил осмотр, убедившись, что больше в гробу ничего нет, зажал кристалл в руке и перелез обратно через ограду.

– Вот, товарищ Иванов… Больше ничего.

Человек в плаще осторожно взял темно-красный кристалл и поднес к самому лицу. Волков подвинулся поближе и вдруг, охнув, отшатнулся.

– Не ожидали? – понял Иванов и негромко хмыкнул. – Я тоже… Прикажите навести здесь полный порядок. Составите рапорт и перешлете ко мне. Все!

Волков козырнул и повернулся, чтобы отдать приказ парням с лопатами. Товарищ Иванов отошел вглубь аллеи и кивнул Сергею. Тот понял и, подойдя поближе, стал по стойке «смирно».

– Что ж, Сергей Павлович… Ваши подозрения оправдались. От имени правительства выражаю благодарность. Все, что видели сегодня, – забыть. Вопросы?

– Что мне делать, если я его встречу? – ляпнул Сергей, тут же сообразив, что сморозил что-то не то.

В ответ послышался легкий, необидный смех:

– Кого? Косухина Степана Ивановича? Не думаю, что у вас появится такая возможность, товарищ старший лейтенант… Впрочем, ежели встретите, передайте ему от меня привет. Еще вопросы?

Сергей на миг замялся, но затем все же решился.

– Товарищ Иванов! Я по поводу этого камня… рубина. Там есть надпись. Это какой-то восточный язык, буквы похожи на уйгурские…

– Вы специалист? – Иванов явно удивился. – Ах да, вы же служили в Туркестане! В таком случае спасибо за консультацию…

Он кивнул, прощаясь. Сергей поспешил подбросить ладонь к фуражке. Иванов повернулся, но, внезапно остановившись, заговорил, не оборачиваясь:

– Чтоб вас не мучило любопытство, товарищ старший лейтенант… Это не рубин. Это вообще не камень. А оказался он здесь, потому что тот, кто провернул это дельце, хотел оставить нечто вроде визитной карточки. Надпись действительно на восточном языке. Это бхотский, одно из тибетских наречий. Все ясно?

– Т-так… – сказать «точно» Сергей не успел. Темная фигура, стоявшая перед ним, исчезла, словно осенняя ночь поглотила странного незнакомца в плаще…

Через час Пустельга вновь оказался в комнате № 317, правда на этот раз без караула у дверей. Он повалился на диван и мгновенно заснул, решив начисто забыть об этом неприятном деле. Одно было плохо. Сергей понимал, что краснолицый комбриг и таинственный товарищ Иванов едва ли забудут его самого – излишне бдительного старшего лейтенанта из Ташкента.

Второй визит к кадровику прошел совсем иначе. Тот, ни о чем не спрашивая, сразу же направил Сергея к одному из заместителей наркома. Фамилия не была названа, и Пустельга почувствовал себя неуверенно. Приятно, что обыкновенного старшего лейтенанта принимает столь высокий чин, но лучше бы обойтись без этого.

Впрочем, на этот раз Сергею повезло. Заместителем наркома оказался не кто иной, как сам товарищ Фриневский – давний знакомый, когда-то руководивший его стажировкой в Столице. Фриневский, теперь уже комиссар госбезопасности, не только узнал Пустельгу, но, казалось даже обрадовался. Во всяком случае, в его привычном: «Чего стал? Садись!» – звучал тот максимум радушия, который был возможен для руководителей такого ранга.

– Все еще старший лейтенант? – покачал он головой, бегло просмотрев документы Сергея. – Ты чего там, проштрафился? Да тебе уже пора майором быть!

Пустельга искренне удивился. Его карьера шла вполне нормально, без всяких сбоев. Правда, он сам неоднократно был свидетелем внезапных «взлетов», но хорошо знал им цену, а главное – последствия.

– Ну что, много басмачей поймал?

Фриневский улыбался. Можно было не отвечать. Заместитель наркома, конечно, представлял, чем занимается Иностранный отдел НКВД.

– Ладно… – продолжал замнаркома. – Небось на Украину тянет, домой?

Сергей поспешно кивнул. Сердце екнуло и замерло. Неужели? И в самом деле, зачем он тут нужен, в Главном Управлении?

– Нет, дорогой, не выйдет! Послужишь в Столице. Комнату дадим, паек. По театрам походишь… Не робей, Пустельга, привыкнешь!

Он постучал карандашом по крышке стола, помолчал минуту.

– Для начала направляешься в группу майора Айзенберга. Пока рядовым сотрудником. Вопросы?

Сергей растерялся. Уж чего-чего, а подобного он не ожидал. Было ясно, что здесь он не получит высокой должности, но идти рядовым сотрудником в группу какого-то майора! Ему, в одиночку занимавшемуся всей иностранной агентурой в Туркестане!.. Пустельга понял, что не зря его не тянуло в Столицу.

– Обиделся! – понял замнаркома. – В Ташкенте ты был кум королю, а тут – чуть ли не рядовым «наружником»? Эх ты, провинция! Ладно, слушай…

Фриневский закурил и начал говорить – негромко, почти шепотом. Сергею приходилось напрягаться, чтобы расслышать слова, гаснувшие в пустоте огромного кабинета.

– Про твои подвиги в Туркестане все знаю, и зря бы тебя с места не сдергивал. Группа Айзенберга – одна из самых ключевых в Главном Управлении. Айзенберг занимается только одним делом, но таким, что тебе еще и не снилось. Месяц поработаешь с ним, а потом…

Он замолчал, словно не решаясь закончить. Наконец заговорил вновь, но еще тише:

– Потом ты его заменишь. Кинем тебе «шпалу», возглавишь группу. А за месяц ты должен полностью войти в курс дела. Учти, Айзенберг ничего не знает и знать не должен. Все понял?

– Так точно! – выдохнул Сергей. Хотелось расспросить про саму группу, но он чувствовал: сейчас не время.

– Все! – подытожил замнаркома. – Беги к Айзенбергу, он в 542-й комнате. Приказ на тебя уже есть. Действуй, дзержинец!

Очутившись в коридоре, Пустельга перевел дух. Хотелось посидеть где-нибудь в укромном уголке, выпить зеленого кок-чая, к которому успел привыкнуть в Ташкенте, и не спеша все обдумать. Но времени не было, и Сергей поспешил в загадочную 542-ю комнату.

Дверь была приоткрыта, оттуда слышался гул голосов. Тянуло табачным дымом, да так, что отвыкший от этого зелья Пустельга затосковал. Он неуверенно тронул дверь рукой и заглянул внутрь.

Здесь действительно курили. Пятеро крепких мужчин, сидели вокруг стола, уставленного стаканами с чаем. При виде Сергея, разговор смолк, и старший лейтенант поспешил отрекомендоваться по всей форме.

– А, товарищ Пустельга! – высокий здоровяк с майорскими петлицами неторопливо вышел из-за стола. Фамилию он произнес правильно, и старший лейтенант сразу же почувствовал себя увереннее.

– Майор Айзенберг, – представился здоровяк. – В курс дела вас ввели?

– Никак нет! – выдохнул Сергей. – Мне товарищ Фриневский… То есть, он сразу послал меня сюда…

– Ага!

Пустельгу усадили за стол и угостили чаем. Начало ему понравилось.

– Ладно, перерыв! – решил майор. – Ну вот, товарищ старший лейтенант, вы теперь полноправный сотрудник группы «Вандея». Поздравляю!

Странное название резануло слух. В памяти забродили полузабытые с училищной скамьи имена и названия: Робеспьер, Марат, федераты и почему-то герцог де Шуазель…

– Группа занимается поисками антисоветской террористической организации, действующей как в Столице, так и в ряде районов СССР, – продолжал Айзенберг. – По агентурным данным, эта организация носит название «Вандея» по имени французской провинции… Пояснять не нужно?

– Н-нет, насчет Вандеи я помню, – поспешно подтвердил Сергей.

– Как видите, наши отечественные вредители и террористы решили подражать своим давним коллегам… Ну, группа у нас молодая, существуем недолго, так что вы, товарищ старший лейтенант, не опоздали…

Айзенберг говорил уверенно, твердо и, одновременно, доброжелательно. Его тон понравился Сергею, да и сам майор пришелся по душе. И тут он вспомнил, что руководить группой товарищу Айзенбергу остался лишь месяц. И хорошо, если после этого майора пошлют куда-нибудь «на укрепление», хотя бы в тот же Ташкент…

– После поговорим подробнее, а пока – в самых общих чертах… «Вандея» действует в трех направлениях. Первое – диверсии и террор на оборонных и народнохозяйственных объектах. Второе – распространение за пределами СССР порочащей информации о положении в стране. И третье – агентурная разведка. Работают скрытно, грамотно и очень профессионально. По мнению руководства, «Вандея» сейчас представляет наиболее серьезную опасность из всех подпольных организаций на территории СССР…

Сергей ждал продолжения, но Айзенберг явно не спешил, занявшись чаем и с удовольствием затягиваясь «Казбеком».

– Товарищ майор, а если проглядеть кадры наркомата путей сообщения? Я имею в виду сибирские отделения, а также все командировки туда за последние полгода, – вмешался один из сотрудников, коротко стриженый щекастый лейтенант.

– Почему путей сообщения? – оживился Айзенберг, похоже, забыв о новичке.

– Они же должны как-то добираться до места диверсий! Я бы на их месте действовал через железные дороги.

– Уже, – покачал головой майор. – Этим занимаются, товарищ Каганович создал специальную комиссию. Если что-то будет, нам сообщат. Какие еще соображения?

– Так перерыв же, Аркадий Иосифович! – заметил один из любителей чая.

– Верно, – спохватился майор. – Вот видите, товарищ Пустельга…

Похоже, майор собирался пошутить, но оценить начальственный юмор Сергею не пришлось. Дверь – внутренняя, ведущая, очевидно, в другую комнату – отворилась, и на пороге вырос невысокий чернявый парень с мрачным нахмуренным видом.

– Товарищ майор!.. – крикнул он. – Товарищ…

– Что с вами, Карабаев? – удивился Айзенберг. – Чай стынет!

– Корф в Столице! – выдохнул чернявый Карабаев. – Звонили… Только что…

– Как?

Майор вскочил, вслед за ним – все остальные. Кто-то опрокинул стул, послышалась негромкая ругань. Сергей остался сидеть, ничего, естественно, не понимая.

– Звонил Лихачев… только что… – продолжал чернявый. – Корф собирается уезжать… Мещанская, 8, пятнадцатая квартира… Лихачев говорит, что через час Корф…

– Едем! Сватов, машину!

Майор уже пришел в себя и теперь деловито пристегивал к поясу кобуру. Кто-то, очевидно, упомянутый Сватов, уже снял телефонную трубку и кричал в нее: «Алло, алло? Коростылев, ты?»

В комнате закипел водоворот. Сергей поспешил отступить к стене, чтобы не мешать. Впрочем, все было готово за несколько секунд. Сотрудники проверили оружие, Сватов докричался до Коростылева, потребовав у него не один, а целых два автомобиля, и Айзенберг уверенно бросил: «Пошли!»

Сергей втиснулся во вторую машину. Рядом с ним оказался тот самый невысокий чернявый парень. Сергей поспешил представиться.

– Лейтенант Карабаев, – с достоинством ответил чернявый и, подумав, добавил: – Прохор Иванович…

Сказано это было с нескрываемым самоуважением. Сергей безошибочно определил, что молодой лейтенант явно из деревни, в город попал недавно, вдобавок, судя по выговору, сибиряк.

– Прохор Иванович… – Пустельга не удержался, чтобы не назвать парня по имени-отчеству, даже скопировав его интонацию. – А кто этот… Корф?

– Ну… в розыске он, – нахмурившись, пояснил лейтенант. – Во всесоюзном… В общем, вражина.

Он помолчал, давая Пустельге время оценить, какой вражиной является этот самый Корф.

– Есть мнение, – еще более веско добавил он, – Корф в «Вандее» – первый человек. Мы по его связям прошли. Лихачев вот позвонил – сосед его бывший… Проявил сознательность…

Кое-что прояснилось. Итак, группа собирается задержать предполагаемого руководителя террористической организации «Вандея» Корфа, которого, как уточнил Карабаев, звали Владимиром Михайловичем.

Автомобили мчались, не обращая внимание на светофоры. Постовые на перекрестках спешили пропустить авто с приметными номерами. И вот наконец за окнами замелькали оживленные тротуары большой, наполненной людьми улицы.

– Туточки он, – неодобрительно заметил Карабаев. – И название какое – Мещанская! Чистый капитализм!..

Сергей уважительно поглядел на молодого лейтенанта. Сам он в значительной мере уже утратил подобную непосредственность.

Первая машина пристала к обочине, следом за ней затормозила вторая. Сотрудники уже выскакивали наружу, на ходу доставая оружие.

– Этот подъезд?

– Нет, этот!..

Нужный подъезд был найден быстро. Квартира номер 15 оказалась на четвертом этаже.

– Карабаев, на пятый! Никого не пропускать! Но только тихо, тихо… – распорядился майор. Лейтенант откозырял и пропал в темноте подъезда. Айзенберг оглянулся:

– Пустельга! Останетесь у подъезда. Никого не пускать! Будет стрельба – оставайтесь на месте. Ясно?

– Есть!

Кажется, Сергея принимали здесь за желторотого стажера. Но не спорить же в подобной ситуации! Тем временем майор собрал у входа четверых оставшихся сотрудников.

– В дверь звонить не будем. Сразу же выбиваем и врываемся. Берем всех – живыми! Алексеенко, готов?

Алексеенко – румяный здоровяк метра два ростом повел могучими плечами и кивнул. Очевидно, вышибание дверей входило в его обязанности.

– Повторяю: всех – живыми! Поняли? Ну, вперед!

Группа исчезла в подъезде. Пустельга вздохнул и на всякий случай проверил револьвер. Он не обижался на майора. В конце концов, кто-то должен стоять у подъезда, и вполне логично поручить это сотруднику, который числится в группе меньше часа. Но все равно, такое начало было не по душе старшему лейтенанту. Ему, лично пробравшемуся в Яркенд, завербовавшему самого атамана Юровского, создателю агентурной сети в китайской Кашгарии, стоять «на стреме» и вежливо просить бабушек не входить в подъезд, объясняя, что идут газосварочные работы!… Что ни говори, положение не из завидных. Правда, Сергею нечего было и думать, чтобы высадить дверь, подобно розовощекому Алексеенко. Но как врываться под выстрелами в квартиры и брать ополоумевших врагов живьем, Пустельга знал и умел не хуже прочих.

Минуту-другую наверху было тихо. Затем послышался грохот и треск – вероятно, товарищ Алексеенко приступил к выполнению своих прямых обязанностей. Сергей поморщился. Будь он на месте майора, то предпочел бы обойтись без излишнего шума. Дверь следовало открыть тихо и аккуратно, а еще лучше – обойтись без вторжения и проследить за квартирой, пока таинственный Корф пожелает выйти. Пустельга проводил бы Корфа до вокзала, подождал пока тот сядет в поезд, и даже тут не спешил бы арестовывать…

Грохот наверху усилился. Сергей машинально отметил, что дверь, вероятно, попалась с характером. Он с тревогой ожидал выстрелов, но кроме грохота и треска ничего пока было не слыхать. Пустельга отошел на пару шагов, попытавшись определить, какие из окон – те, нужные. Он заметил пожарную лестницу, прикинув, что надо проследить, дабы Корф не попытался уйти подобным романтическим, но порой достаточно эффективным способом. В практике Сергея такие случаи бывали. Однажды самому пришлось удирать – правда, не по лестнице, а по старой, распадающейся под руками веревке. И уходил он не из окна четвертого этажа, а с верхней площадки старинной, сложенной из серого камня, башни…

…Удар пришелся по глазам. Сергей зажмурился – и тут же ударило по ушам, беспощадно, страшно. Пустельга, едва устояв на ногах, поспешил разлепить веки. Из окон проклятого дома медленно-медленно, словно в неудачной киносъемке, выпадали стекла, а там, где был четвертый этаж, не спеша вздувался огромный черно-оранжевый волдырь, разбрасывая во все стороны бесформенные ошметки и клочья. Из подъезда ударил зловонный дым, земля дрогнула, откуда-то раздался первый, еще неуверенный крик…

Пустельга прислонился к стене и несколько секунд просто ждал, пока отзвенят выбитые окна, перестанет трястись тротуар, пока не станет ясно главное: устоял ли дом и не поглотит ли его потревоженная земная твердь.

…Пахло гарью. Где-то наверху уже горело, вокруг кричали люди, а Сергей медленно, сжимая в руке совершенно бесполезный револьвер, поднимался по лестнице. Он дошел лишь до третьего этажа и остановился. Дальше дым стоял сплошняком, слышался треск огня, что-то шипело, булькало. Внезапно мутная стена дыма на миг разошлась, и сквозь нее рухнул кто-то в знакомой светлой форме, покрытой грязными черными пятнами.

– Лейтенант?

Узнать в этом задымленном, чуть живом человеке Прохора Ивановича Карабаева было мудрено. Тот замотал головой, прислонился к стене, прохрипел:

– Они… все… там! Командуйте, товарищ старший…

И тут Пустельга понял все. Ни майора Айзенберга, ни его группы больше нет. Остался лишь этот серьезный не по годам лейтенант, контуженный, но все же живой – и он сам. И теперь именно он, старший по званию, должен расхлебывать это адское варево.

– Телефон… – негромко проговорил Сергей, а затем, закричал обращаясь к обгорелым мрачным стенам:

– Телефон! Товарищи, у кого есть телефон?!

В квартиру номер 15 удалось зайти только через два часа, когда пожарные уже собирали свои шланги, а эвакуация жильцов разоренного подъезда подходила к концу. Первым в пролом, оставшийся на месте двери, вошел мрачный Фриневский, приехавший почти сразу же и неотлучно находившийся возле дома все это время. Пустельга шел следом, остальные, в том числе вызванные эксперты – за ними.

Под ногами дыбился обгорелый кирпич, поперек прохода лежала рухнувшая балка. Люди, которые совсем недавно врывались в эту квартиру, полные сил и уверенности в себе, сгинули. Лишь через несколько минут кто-то наткнулся на высунувшуюся из-под обломков почерневшую руку…

– Адская машина… – пожилой эксперт быстро огляделся и дернул щекой. – Хитро придумали, сволочи! Стояла не у входа, а в конце коридора. Чтобы всех сразу…

Фриневский велел разбирать руины. Надо было определить хотя бы основное – был ли в квартире кто-нибудь в тот момент, когда силач Алексеенко принялся взламывать дверь.

– Ну, вот вам и боевое крещение, – замнаркома невесело усмехнулся, протянув Пустельге пачку «Казбека». Тот помотал головой, хотя курить захотелось сильно – впервые за несколько лет. – Что, старший лейтенант, в такое дерьмо еще не вляпывались?

– Нет, не вляпывался… Как же это?

– А вот так! – жестко отрезал Фриневский. – Товарищ Айзенберг не справился с заданием. Теперь придется справляться вам.

Сергей удивленно взглянул на замнаркома.

– Что? Забыли? – удивился тот. – Наша договоренность остается в силе. Теперь, товарищ Пустельга, вы – руководитель группы «Вандея». Насколько я понял, с обстановкой вы уже ознакомились?

– Да, – кивнул Сергей, бросив взгляд на черный провал в стене, откуда еще шел дым. – Ознакомился…