Оля
Прошло три дня: Соня снова больше не выходила на связь, только вечером, когда от меня уехала с отцом, написала «спокойной ночи, мама». Вчера я спросила, как дела, но она не ответила. Сообщение в принципе висело не прочитанным.
Звонить Руслану и спрашивать, все ли нормально, не стала. Обвинения Алисы зудели в голове. Она не права: мне не нужен мой пока еще муж. С ним контактировать радости не было. А с ней? Алиса позвонила мне снова. Я не стала прятаться за молчаливым игнором. Я ответила.
— Слушаю?
— Это Алиса, — тон надменный, но без агрессии как прошлый раз. — Нам нужно поговорить. Лично.
— С какой это радости? — иронично удивилась. Мне от этой особы ничего хорошего ждать не приходится.
— Ради Сони, — как-то нехотя проговорила. — Ты долго была для нее матерью. Нам с тобой нужно как-то сосуществовать ради нее.
— Что ты предлагаешь? — осторожно поинтересовалась.
— Давай встретимся и попробуем что-то придумать. Ради Сони. Думаю, она должна увидеть нас вместе и понять, что мы не враги. Что общаясь со мной, она не придает тебя и наоборот.
Я задумалась. Что ей в действительности нужно? Вероятно, через меня хочет подружиться с Соней. Других причин не вижу. Нужно ли мне ей помогать? Я бы плюнула и послала эту Алису, но Соне с ней жить. Если отношения ужасные — это стресс и нервы. Дочери я такого не желала.
— Хорошо, давай встретимся.
— Приезжай к нам сегодня, — довольно предложила она.
— Домой? — хрипло переспросила. Видеть ее хозяйкой в моем доме… Это перебор!
— Соня приболела, температурит… — вздохнула Алиса. Вот, видимо, почему я не могла с ней связаться. Бедная моя девочка. — Как раз навестишь. Уверена, она будет рада, — подозрительно мило добавила.
Я чувствовала в этом всем какую-то нечистоплотную каверзу, но все-таки поехала. Поскольку была середина дня и самый разгар рабочей недели, дороги были прилично загружены. Я буквально продиралась через потоки мчащих в центр и реки дождя, неожиданно рухнувшего на Москву. Дворники едва успевали размазывать по лобовом стеклу следы влажной серой хмари. Мое настроение было созвучно с буйством дождливой природы. В висках билось предчувствие катастрофы, но я упорно двигалась ей навстречу. Откуда столько негатива? Наверное, мне просто не нравился дождь…
Я остановила машину на свободном месте у самого дома. Раньше заезжала на подземный паркинг, но сегодня я здесь совсем чужая. Даже в воздухе что-то чужеродное. Возможно, ее запах. Власть другой женщины над моим мужем, домом, ребенком. Она фанила в каждой детали: чем ближе подбиралась к двери квартиры, тем больше чувствовала. Я ведь толком и не видела бывшую Руслана, но почему-то на языке тошнотворный привкус слишком сладких духов. Ими он, мой муж, пах. Теперь чудилось, что они всегда были на нем, въелись в кожу, жили в мыслях, а я принимала это, потому что любила. Шесть лет теперь казались чем-то другим, иначе, суррогатом…
Нянька… Черновик… Замена…
Эти неутешительные знания прибивали к земле, но в дверь я стучала гордой и равнодушной. У меня перед глазами много лет кружил арктический холодный ветер, научилась.
— Здравствуй, Оля… — Алиса распахнула дверь и замерла, рассматривая меня, не приглашая в дом. Я тоже изучала эту женщину. Она явно постаралась для меня: талантливый макияж с эффектом натюрель, платье обтягивающее, с двумя разрезами по бокам, но домашней расцветки, черные волосы уложены в изящный пучок. Красивая, но искусственная. Брови, ресницы, губы и скулы. Такая же, как тысячи современных молодых женщин определенного склада характера и стремлений. Они не становились учителями или врачами, они для другого созданы. Официальные и не официальные спутницы богатых мужчин. Конечно, я обобщала, но разве можно меня за это судить? Мой муж ушел именно к ней. Или вернулся? Да, именно вернулся. Раньше мне казалось, что Руслану не нравится искусственная красота. Сейчас вижу, что это я со своей естественной случайный эпизод в его жизни. Брючный костюм, волосы увлажнились и распушились, макияж утренний, чуть поблекший.
— Проходи, — она отступила, пропуская меня, а в глубине глаз огонек недовольства. Я может быть не такая яркая, но я моложе и свежее в своей естественности. Без морщинок, тонны скульпторов и хайлайтеров. Когда умоюсь, меня всегда узнает мой мужчина.
— Так вот ты какая, Ольга, — услышала, когда закрылась дверь. — Мы разные, не находишь? — и игриво провела ладонями по фигуре с весьма аппетитными изгибами. — Видимо, Рус так оголодал, что начал на кости бросаться.
Так, это не очень похоже на конструктивный диалог о Соне. Алиса вызвонила меня, чтобы попытаться унизить и поупражняться в остроумии?
— Конечно, мы разные, — снисходительно улыбнулась. — Я моложе. Тебе сколько? Сорок?
Конечно, она выглядела максимум на тридцать с коротким хвостиком, но я не девочка-ромашка, которая молча сглатывает.
— А ты стерва, — сузила глаза.
— Зато ты сущий ангел.
— Только попробуй к моему мужу…
— Моему, — поправила с милой улыбкой, затем строго произнесла: — Мне эти танцы с бубном не интересны. За Руслана я в рукопашную с тобой не пойду.
— Конечно, он ведь уже выбрал меня.
Я промолчала. Она права.
— Ты так безвкусно обставила квартиру, — поджала губы, брезгливо осматривая интерьер мною подобранный. — Ничего, я сделаю тут все по высшему разряду. Хорошо, хоть на что-то сгодилась, — и победно улыбнулась, выплюнув: — Нянька!
— Ладно, мать года, — я отмахнулась от ее назойливых оскорблений. Это даже не обидно, смешно. Такое идет от неуверенности в себе и прочности своего положения, — Соня у себя?
— Соня, доченька, спустись, пожалуйста, — елейным голосом. Я обернулась к входу в гостиную, смотрела на лестницу, от которой исходила вибрация шагов.
— Ты… — Соня застыла на предпоследней ступеньке и смотрела на меня как чужая. — Зачем ты здесь? — сложила руки на груди, а в глазах слезы.
— Соня… — я опешила. — Что случилось?
— Скажи ей, доченька. Скажи, что знаешь правду! — Алиса к чему-то ее подначивала.
Я резко обернулась, пыталась понять, что происходит, но на меня посыпался шквал обвинений. Со всех сторон.
— Я знаю, что это ты развела маму с папой! Что со мной доброй была, чтобы папу удержать! Что хотела потом меня в детдома отдать! Я тебе всегда мешала! — высказалась Соня, одновременно злясь и плача.
— Да-да, — дополнила Алиса. — Мы могли быть счастливы все вместе, а эта женщина все разрушила! Она забрала у меня тебя Сонечка и папу, — и, театрально заломив руки, начала громко рыдать.
— Ненавижу тебя! Уходи! — Соня топнула ногой. — Ты мне ни мать! Ты никто! — и убежала наверх.
— Соня… — шепнула одними губами. Как же так… В голове болезненным набатом билось:
Ты — ни мать. Ты — никто…
Я никто. Никто для мужа. Никто для дочери. Лишняя. Нянька. Замена. Черновик. Я жила с ними, пока была нужна. Теперь не нужна: ни ему, ни ей.
— Услышала? — озлобленно скривила губы Алиса. — Держись подальше от моей семьи! Моя дочь больше не твоя забота. Про Руслана вообще забудь!
Я не стала отвечать. Просто бросила на стол ключи. Как-то забыла отдать. Теперь все, баста. Нужно иметь силу прошлое оставить в прошлом. Если нужно с мясом отодрать, буду отдирать. Жить любовью к людям, которым ты не нужен — самое бездарное как можно прожить жизнь.
— Скатертью дорога, — услышала в спину.
Я спустилась вниз, села в машину, на автомате ехала в сторону дома. Не было слез, только глухое тихое оцепенение.
Доехала удивительно без происшествий: скинула обувь, пальто на пол, не раздеваясь, забралась на кровать и накрылась одеялом с головой. Разбудил звонок. В комнате мрак, за окном дождь, вокруг тихо и уныло. Я ответила на автомате.
— Оля, что случилось у вас с Соней? — и такая холодная строгость в голосе. Конечно, ему наплели, что я главное зло семьи Гордеевых! Ну и пошли они! Все! Такая ярость меня взяла, что я не сдерживалась и не пыталась привычно сгладить ситуацию. Я не буду больше удобной для них.
— Да оставьте меня в покое! Все, я вам никто! Сами живите, сами разбирайтесь! Мне на вас плевать!
Я отключилась и отправила Руслана в черный список. Завтра же выброшу сим-карту. У меня будет новый номер, новый дом (да, это уже решила) и новая жизнь. Настоящая! Я больше не буду заменой и черновиком. Я буду жить для себя! Осталось развестись. Неделя — и я полностью свободна!