Тяжелые сны

Глава шестая

Утро у Логина, по случаю праздника, было свободно. Лежал на кушетке, мечтал. Мечты складывались знойные, заманчивые, мучительно-порочные. Иногда вдруг делалось радостно. Аннин образ вплетался в мечты, и они становились чище, спокойнее. Не мог сочетать этого образа ни с каким нечистым представлением.

Досадно стало, когда услышал звонок. Поспешно спустился вниз, чтоб не успел ранний гость подняться к нему. В гостиной увидел Юрия Александровича Баглаева, который в кругу собутыльников обыкновенно именовался Юшкою, хотя и занимал должность городского головы. Он был немного постарше Логина. Румяный, русый, невысокий да широкий, со светлою бородою, очень почтенного вида, казался весь каким-то мягким и сырым. Трезвым бывал редко, но и бесчувственно пьяным редко можно было его увидеть; крепкая была натура – много мог выпить водки. Средства к жизни были сомнительные, но жил открыто и весело. Жена его славилась в нашем городе гостеприимством, обеды у нее бывали отличные, хоть и не роскошные, – и в доме Баглаева не переводились гости. Особенно много толклось молодежи.

Теперь от Баглаева уже пахло водкою, и он не совсем твердо держался на ногах. Облапил Логина и закричал:

– Друг, выручай! Жена водки не дает, припрятала. А мы ночь прокутили, здорово дрызнули, Лешку Молина поминали.

Логин, уклоняясь кое-как от его поцелуев, спросил:

– А что с ним случилось?

– С Лешкой Молиным что случилось? Аль ты с луны слетел? Да разве ж ты ничего не слышал?

– Ничего не слышал.

– Эх ты, злоумышленник! Сидишь, комплоты сочиняешь, а делов здешних не знаешь. Да об этом уж целую неделю собаки лают, а вчера его и сцапали.

Куда сцапали? Расскажи толком, и я знать буду. Друг сердечный, опохмелиться треба, ставь графинчик очищенной, всю подноготную выложу. Пей лучше вино, нет у меня водки. Как нет! Что ты, братец, – а кабаки на что? Знаешь, что заперты, – до двенадцати часов не откроют, а теперь всего десять.

Ах, мать честная! Как же быть! Не могу я быть без опохмелки, поколею без горелки!

У Баглаева было испуганное и растерянное лицо.

Логин засмеялся:

– Что, Юрий Александрович, стишки Оглоблина припомнил? Зарядишь ты с утра, что к вечеру будет?

– Что ты, что ты! Видишь, я чист как стеклышко, – а только пропустить необходимо.

– Вот, закусить не хочешь ли? – предложил Логин.

– Перекрестись, андроны едут, буду я без водки закусывать! Я не с голодного острова.

Водка, однако, нашлась, и Баглаев расцвел.

– То-то, – радостно говорил он, – уж я тебя знаю, недаром я прямо к тебе. Как в порядочном доме не быть водки!.. Да, да, жаль нашего маримонду.

– Это еще что за маримонда?

– И того не знаешь? Все он же, Лешка Молин.

– Кто ж его так прозвал?

– Сам себя назвал. Он, брат, всякого догадался облаять. Ты думаешь, тебя он не обозвал никак? Шалишь, брат, ошибаешься.

– А как он меня назвал?

– Сказать? Не рассердишься?

– Чего сердиться!

– Ну смотри. Слепой черт, вот как. Логин засмеялся.

– Ну, это незамысловато, – сказал он. – Ну а что же это значит, маримонда?

Баглаев меж тем наливал уже третью рюмку водки.

– А вот что значит, – принялся он объяснить, – он говорит: я некрасивый, в такую, говорит, маримонду ни одна девица не влюбится, не моим, говорит, ртом мух ловить. Но только он по женской части большой был охотник – ко всем невестам сватался. И за нашей Евлашей приударил. Он учитель, она учительница, он и вздумал, что они пара. Но он к ней всей душой, а она к нему всей спиной. А он не отстает. Ну, известно, она у нас живет, я обязан был за нее заступиться. Но только по женской части ему и капут пришел. Ау, брат, сгинул наш Лешка, а теплый был парень!

– Да что с ним случилось, скажи ты наконец толком, а не то я водку уберу.

Баглаев проворно ухватился за графин.

– Стой, стой! – закричал он испуганным голосом. – Отчаянный человек! Разве такими вещами можно шутить? Я тебе честью скажу: в тюрьму посадили! Ну, что, доволен?

И Баглаев принялся наливать рюмку.

– В тюрьму? За что? – с удивлением спросил Логин.

Ему приходилось встречать Алексея Ивановича Молина, учителя городского училища. Это был кутила и картежник. Но все-таки казалось странным, что он попал в тюрьму.

– Постой, расскажу по порядку, – сказал Баглаев. – Знаешь, что он жил у Шестова, у молоденького учителя?

– Знаю.

– А знаешь, почему он к Шестову переехал?

– Ну, почему?

– Видишь ты, его уж нигде не хотели на квартире держать: буянит, это раз.

– Ну, в а том-то и ты, Юрий Александрович, ему помогал.

– А то как же? Он, брат, мастак был по этой части, – такой кутеж устроим, что небу жарко. А другое, такой бабник, что просто страх: хозяйка молодая – хозяйку задевает; дочка хозяйкина подвернется – ее облапит. Ну и гоняли его с квартиры на квартиру. Пришло наконец так, что уж никто не хотел сдавать ему комнату. Ну, он и уцепился за Шестова: у тебя, мол, есть место, твоя, мол, тетка с сыном потеснятся. Ну, а Шестов уж очень его почитал, – он, брат, скромный такой, все с Молиным вместе ходили да водку пиля.

– Это ты, городская голова, и называешь скромностью?

– Чудак, пойми, от скромности и водку пил: другие пьют, а ему как отстать? Ну, вот он и не мог отказать, – пустили его, хоть старухе и не хотелось. Ну и что же вышло, – прожил он у них месяца четыре, и ведь какой анекдот приключился, так что даже очень удивительно!

– А ты, Юшка, в этом анекдоте участвовал?

– Стой, расскажу все по порядку. Я в худые дела не мешаюсь. Были мы на днях у Лешки в гостях. Собралась у нас солидная компания: я был, закладчик с женой, Бынька, Гомзин, еще кто-то, в карты играли, потом закладчик с женой как выиграли, так и ушли, а мы остались, и сидели мы, братец ты мой, недолго, часов этак до трех.

– Недолго!

– Главная причина, что хозяева так нахлестались, что и под стол свалились, ну, а мы, известно, дали им покой, выпили поскорее остаточки, да и ушли себе. А тут-то и вышел анекдот. Под самое под утро слышит старуха, что Лешка в сени вышел, а оттуда в кухню. И долго что-то там остается. А там у них в кухне прислужница спала, девочка лет пятнадцати… Чуешь, чем пахнет?

– Ну, дальше.

– Ну, старуха и начала сомневаться, чего он прохлаждается? Вот она оделась, да и марш в кухню. Только она в сени, а Лешка из кухни идет, известное дело, пьянее вина. Саданул плечом старуху и не посмотрел, прошамал к себе. Ну, а та в кухню. Видит, сидит Наталья на своей постели, дрожит, глаза дикие. Чуешь? Понимаешь?

Баглаев подмигнул Логину и захохотал рыхлым смехом.

– Этакая гадость! – брезгливо промолвил Логин.

– Нет, ты слушай, что дальше. Утром Наталья к своей бабке побежала, – бабка тут у нее на Воробьинке живет.

Воробьинкою называется в нашем городе небольшой островок на реке Мгле, который застроен бедными домишками.

– Отправились они с бабкой к надзирателю. Тот их спровадил, а сам к Молину. Ну, известное дело, тому бы сразу заплатить, – тем бы и кончилось. А он заартачился.

– Стойкий человек! – насмешливо сказал Логин.

– Прямая дубина! – возразил Баглаев. – Он думал, они не посмеют. Но не на таких напал. Вчера следователь к Лешке нагрянул, обыск сделали, да и сцапали. И ведь какие теперь слухи пошли, удивительно: будто это Наталью Шестов с теткою подговорили.

– Какой же им расчет?

– А будто бы из зависти, что Лешку хотели сделать инспектором, – Мотовилов хлопотал. И я а следователя сердятся, – говорят, что и он по злобе, из-за Кудиновой: он с нею амурился, а Лешка ее обругал когда-то, – так вот будто за это.