Тысяча свечей

Глава 9

Прилетел и улетел врач. Он осмотрел Дома и сообщил, что отправлять его в Минту на «летающей скорой помощи» не требуется, не нужно даже вызывать медсестру. Чудом или необыкновенной ловкостью Дом избежал смертоносных копыт. Все, что с ним произошло, было реакцией на ужасные минуты, которые почти стоили ему жизни.

Все время, пока они несли Дома на импровизированных носилках, Рена держала его за руку, отпустив только у самой кровати, Пиппа и Крэг стояли с другой стороны… все трое молча ждали… вглядываясь в серое лицо.

Но постепенно цвет лица стал возвращаться, и ко времени отлета Л.В. Дом снова дышал нормально. Когда его глаза открылись, Пиппа поняла, что он видит только Рену, и когда Л.В. сказал, что пациента лучше оставить одного, а кто-нибудь пусть будет поблизости, чтобы помочь, если потребуется, то не возникло сомнений, кто это будет.

Пиппа вышла вслед за двумя мужчинами и смотрела, как Крэг усадил врача в джип и сел за руль. Когда они поехали к «остеру» доктора, она снова вспомнила о тревоге в голосе Рены, когда та стояла на коленях над Домом… затем Рена шла рядом с носилками, нежно держа Харди за руку. Потом – глаза Дома, когда к нему вернулось сознание, глаза, устремленные только на Рену.

Что произошло между ними? Что происходит сейчас? А главное, когда это случилось и что же Крэг?

Пиппа долго стояла на веранде, глядя в пространство. «Где теперь неукротимый?» – думала она. Пиппа надеялась, что жеребец вернулся в привычные места, так как почему-то не питала к нему неприязни и была рада, что Крэг его освободил.

Вошла с чаем миссис Кэссиди и, очевидно, тоже подумала о коне. Потому что сказала:

– Будем надеяться, что его свирепость не унаследуют жеребята будущего года. Такие всегда опасны.

– Жеребята будущего года?

– Сейчас весна, – напомнила миссис Кэссиди, – а весной… – Она улыбнулась Пиппе. Когда они кончили пить чай, она собрала пустые чашки и вернулась на кухню. Пиппа осталась на веранде.

Весна. Не может быть. Это неправда! Она тревожно огляделась, не находя признаков весны. Ничто не напоминало о весне, какую она знала в Англии. Пиппа вспомнила сад тети Хелен… подснежники, нарциссы, набухшие почки на деревьях, расцветающие в чудеса лепестков, пчел, обремененных сладкой тяжестью. Вот весна, а не эта убогость, и она раздраженно припомнила слова Крэга: «Наша весна – всем веснам весна».

Как он мог обмануть их, даже ради любви к маленькому мальчику, который пришелся ему по душе? «Маленький мальчик, – тупо думала она, – ставший теперь «импульсом», импульсом, который с появлением Рены «внес хаос в сердце».

Нет, весной и не пахнет.

Все же… «Сентябрь – первый месяц весны», – сказал Дэйви, и если Кэсс была права насчет сезона, то ради этой весны она покинула Англию. Это была последняя весна Дэйви. Она заняла для него австралийскую весну, и второго шанса не будет. Десять месяцев, сказал доктор Харрис. Неужели эта… эта пустыня была всем, что получит Дэйви.

Из-за сердитых слез она ничего не видела перед собой, пока искала календарь. Сбежав по ступенькам, она вошла в бухгалтерию. По крайней мере, следует узнать дату.

Дэйви снова помогал Рупи проверять счета; он очень серьезно относился к возложенным на себя обязанностям. Когда Пиппа вошла, он даже не поднял головы. Пиппа подошла к стенному альманаху, где еще одной добровольной работой ее маленького брата было вычеркивать каждый прошедший день. Стоя там, она услышала улетающий «остер» и знала, что Крэг стоит там, на поле, в широкополой шляпе, закрывающей глаза от солнца, и смотрит, как самолет исчезает в обширной перевернутой голубой чаше. Она повернулась к календарю и увидела, что последним вычеркнуто тридцать первое августа. Если у нее сохранялись какие-то сомнения, то пачки счетов на столе наглядно свидетельствовали о конце месяца. Итак, наступил первый месяц весны.

Она в отчаянии отвернулась, но тут ее окликнул Рупи:

– Вам что-то нужно, миссис Крэг?

Что он скажет, тупо подумала Пиппа, если я отвечу, что мне нужно время, больше времени для Дэйви может, достанет из шкафа немного времени, как достал старые школьные учебники Крэга?

– Вижу, ты не отменил тысячу свечей Крэга, – озабоченно сказал проверявший длинный список Дэйви, все еще не замечая сестры. – Говорил с ним об этой ошибке?

– Да, но он утверждает, что ошибки нет. Крэг объяснил, что ему нужна тысяча свечей, и другого пути нет, – почесал в затылке Рупи, и Дэйви сделал то же самое.

– Возможно, для праздника, – предположил Дэйви.

– Ну и праздник!

– «Ну и праздник», – передразнил Дэйви. – И еще, куда столько риса? – Мальчик неодобрительно воззрился на список, без сомнения, представляя множество нелюбимых им рисовых пудингов. Пиппу невольно одолел смех… но желание смеяться тут же исчезло. «Время истекает», – подумала она, повернулась и ушла.

Пиппа не знала, что бежит, пока не столкнулась с Крэгом. Он вернулся с летного поля, но джип все еще был на ходу, и, когда они столкнулись, он быстро довез ее до фургона, и в следующий миг они ехали к воротам.

– Крэг, – горько проговорила она, – почему ты сказал мне… нам…

– Прости, Пиппа, сначала я. Потому что должен кое-что тебе показать. Видимо, это произошло вчера. – Он остановил джип, вывел ее и повел к одному из немногочисленных маленьких оврагов. Раньше Пиппа не замечала этого углубления и вскрикнула от неожиданности при виде маленького блюдца воды, а в середине – одной розовой лилии, теперь уже отцветающей, почти поникшей… но она расцвела.

– Весна, – гордо заявил Крэг, – началась вчера. А теперь, Пиппа, что ты хотела сказать? Пиппа, Пиппа… О, моя маленькая любовь….

А Пиппа плакала, плакала навзрыд. Ей казалось горькой несправедливостью, что это было последнее, что увидит Дэйви.

– Ты сказал мне… нам… – Затем она лишилась дара речи от удивления, а не обиды. Крэг только что сказал «моя маленькая любовь»?

Пиппа испытующе взглянула на него. Значит, он тоже перехватил взгляд Дома и Рены, и сейчас, когда выбыл из гонки, из сердца милой девушки, пытается получить «вторую лучшую»?

– Что с тобой, скажи, Пиппа, – настаивал Крэг.

– Это не весна, – ответила она, возвращаясь к Дэйви, – а всего лишь один увядший цветок. Так что в конце концов Дэйви получил свою последнюю весну. – Она гневно взглянула на Крэга, словно это его вина.

– Прости, мне больше нечего предложить, – смиренно признал Крэг.

– Но ты сказал, что это лучшая весна в мире.

– Однажды… пять лет назад, – вспомнил он. – Ковры цветов, леса травы. В этой местности время от времени происходят такие чудеса. Кто знает, Пиппа, может, очередной взрыв произойдет на будущий год.

– Ты сказал, что это «всем веснам весна»… – упрямо повторила она.

– Я еще сказал «иногда», – вздохнул Крэг. Так как Пиппа все еще гневно смотрела на него, он продолжил: – Если не сейчас, дождемся следующего… затем следующего… Но пока мы ждем… все трое, Пиппа… врачи что-нибудь обязательно придумают для Дэйви. Рена передала мне слова Глена Берта, что может принести новый прорыв.

– Но это должно произойти сейчас, не потом, иначе…

– Ты не веришь!? Я помазал его землей, помнишь?

– Не говори глупостей, Крэг.

– Ты сама говоришь глупости, Пиппа. Мальчуган верит в эту землю, и я тоже. То есть я верю в его веру, и пусть он продолжает ждать весну. И мы сохраним это… – он сорвал лилию, – между нами.

– Но требуется нечто большее, – тупо проговорила она, – чем земля и вера.

– Тогда у меня есть для тебя хорошие новости. Дэйви регулярно осматривал Л.В. ты не знала? В последний раз он сказал: «Мальчик так быстро «возвращается», что я не могу его удержать».

– Крэг, неправда. Врачи так не говорят.

– Ладно, тогда он сказал: «Пульс… температура… дыхание… метаболизм…» Затем остальное. После чего заметил: «Я изумлен». Да, Пиппа, это правда.

Она бессловесно стояла, зная, что не должна верить, хотя и очень хотела. Затем прошептала:

– Крэг, это не продлится долго.

– Должно продлиться до весны. Одной из весен. И, думаю, «Падающая Звезда» может поддерживать это ожидание, пока мальчуган не выздоровеет и не будет готов. Смотри, что нам удалось за это время. – Он выронил увядшую лилию.

Пиппа смотрела, как цветок падает в блюдце воды, плавает по воде.

– Л.В. на самом деле сказал?..

– Что ты за неверующая! Хочешь позвонить ему сама? Не нужно, Пиппа, у тебя есть глаза.

Да, у нее есть глаза, и она видела глаза Дэйви, ярче и лучше, чем когда-либо прежде. Видела его маленькое тело, ставшее смуглым, крепким и сильным. Видела…

– Но сможет… сможет ли Дэйви ждать?

Руки Крэга обхватили ее… она не заметила… и Крэг прошептал, как обычно читая ее мысли:

– Он дождется, жена.

Пиппа напряглась в его объятиях, вспомнив «вторую лучшую», и холодно сказала:

– Нам надо поговорить об этом.

– Я сам собирался, миссис Крэг. Помнишь, когда мы впервые заключили это дурацкое соглашение…

Дурацкое соглашение. Значит, он собирается расторгнуть договор.

– Помню, – сказала она.

– Помнишь условия и как их можно нарушить?

– Да, – снова сказала она.

– Я не давал твердого обещания… Оставил вопрос открытым… но я также сказал, что последнее слово за тобой… – Крэг посмотрел на нее и ждал ответа, но Пиппа молчала.

После долгого ожидания, когда она так и не заговорила, Крэг вздохнул:

– Поскольку я оставил эту лазейку, Пиппа, не стану тратить времени зря. Ты миссис Крэг и останешься ею. Слышишь?

– Слышу, но не верю. Не с «импульсом» и «хаосом в сердце». – Так как он смотрел с недоумением, Пиппа сердито продолжила: – Крэг, разве ты не понял, я слышала. Слышала ваш с Реной разговор ночью на веранде. Крэг?

Но Крэг рассмеялся:

– Ах это! Эти слова, – продолжал он, – относятся к Рене. Что импульс, ее и Дома, сделал с ними обоими. Он внес хаос в сердце.

– Значит, имелся в виду не твой импульс любви к Дэйви?

– Ты с ума сошла.

– И не твой импульс принять меня?

– Пиппа, через минуту я…

– Но я должна знать. Должна знать о Рене. Ты ее любишь.

– Нет, – сказал Крэг.

– Значит, любил.

– Нет, – снова сказал он.

– Ты просил ее руки.

– Некоторым образом. После смерти отца… я возвращался в «Падающую Звезду» и подумал, что тоже хотел бы иметь сына… Ну, ты сама все знаешь. Возможно, мне и в голову бы не пришло делать предложение Рене, если бы она не попросила первой. Гнусно с моей стороны, признаю, но это правда. Ты наверняка увидела сама, что потом получилось с Гленом Бертом.

Пиппа помнила, поэтому не могла отрицать. Она беспомощно спросила:

– Почему, Крэг, почему она так вела себя?

– Потому что убегала. Из-за гордости, которой в Рене больше, чем в любом известном мне человеке, и которая стоит на ее пути.

– Убегала?

– От Домрея. Она любила Дома. С первого мгновения, как его увидела… полагаю, в Англии. Потому что Рена избалована и испорчена до мозга костей… да, Пиппа, испорчена… ей захотелось получить его немедленно или, по крайней мере, купить на деньги отца. Старый Франклин не возражал. Ему нравился Дом. – Крэг вытащил трубку. – А кому нет?

– Продолжай, – шептала Пиппа.

– Поэтому они купили «Вершины» и сделали Дома управляющим. – Крэг набил трубку табаком. – Конец известен. Но Харди не уступал Рене в гордости. Он любил ее так же сильно, как она его, но не мог принять благотворительности и не продавался. Итак…

– Итак, Крэг? Упрямство помешало ему просить того, о чем она мечтала, и когда Рена сама…

– Знаю, – ответил Крэг, – потому что был там. Тогда я не обратил внимания… и не очень задумывался позже. Но в конце концов до меня дошло, что для девушки, которая меня торопила… да, Пиппа, торопила… Я задался вопросом «почему?» и пришел к выводу: потому что на самом деле она не хочет и никогда не хотела замуж за меня. Она только хотела сбежать из «Вершин» подальше от Харди. Потому что Харди сказал неслыханное Реной слово: НЕТ.

– «Нет» чему?

– Папиному имению. Всему, что можно купить за папины деньги.

– Но, Крэг, как ты можешь это утверждать?

– Пиппа, говорю же, я сам слышал. Рену сбросила лошадь. Бантик, как помнится. Это произошло после ее обычной ссоры с Харди о верховой езде. Похоже, эти двое всегда будут помешаны на лошадях. Я ехал вместе с ними. Но именно Харди поднял ее, и именно на Домрея она посмотрела и сказала: «Вот так это и будет, верно?» Он отвернулся и покачал головой. Тогда это мне ничего не сказало, но потом, когда она приклеилась ко мне… потом к Глену Берту, я понял, что она от чего-то убегает. Ох уж эта гордость! – Крэг пожал большими плечами.

– Да, но у Дома она тоже была, – лояльно сказала Пиппа, оправдывая Рену.

– Но Харди отбросил ее, когда приехал за ней. А за это мы должны благодарить старого Франклина. Если бы он не изменил завещание… Правда, я часто думаю, он ведь так обожал Рену, почему же…

– Думаю, – сказала Пиппа, – могу объяснить. Она рассказала о последнем дне в комнате дяди Престона и как она описала Дома – упрямого, гордого и решительного. Как позднее, когда она спросила дядю Престона, чем ему помочь, тот ответил: «Ты уже очень много для меня сделала».

– Значит, старик связал их этим завещанием, – задумался Крэг. – Он знал, что Дом не примет наследство и через тысячу лет, поэтому заготовил бомбу. Хотя, думаю, Пиппа, все это могло продолжаться и продолжаться, если бы не жеребец. Знаешь что, я рад, что так произошло с неукротимым, Бобби и всеми прочими. В конце концов, Бобби не стало хуже, у него полно времени в Минте, так что дикарь, можно сказать, сэкономил Рене и Дому эту тысячу лет, – рассмеялся он.

Пиппа задумчиво проговорила:

– Тебе нравится это число? Рупи и Дэйви снова волнуются по поводу заказа на тысячу свечей.

– В гроссах это выглядит действительно безумно, – шутливо признался Крэг. – Извини, что побеспокоил двух наших бухов.

– Рупи не столько обеспокоен, сколько озадачен. По его словам, ты сказал, что всегда хотел только их.

– Иногда я так думал, Пиппа, – печально сказал Крэг. – Мне казалось, что это только для таких людей, как мои родители, помнишь?

– Их любовь была тысячью свечей, – вспомнила Пиппа. Она ждала продолжения.

– Я знал, что первая свеча загорелась в тот день, в поезде. С тех пор новые загорались одна за другой. Но иногда гасли… – он вздохнул, – ты отталкивала меня.

– Ты сам отворачивался, – горячо возразила Пиппа. – Говорил: «никаких обязанностей»… «ничего не меняет»… «успокойся».

– И каждое слово иссушало, убивало меня. Но что еще я мог, зная…

– Зная что, Крэг?

– Что между нами стоит мальчуган. Я люблю его, Пиппа, но…

– Но ты не прав, – тихо сказала она. – Дэйви совсем ни при чем. О, Крэг, с ума сошел?

Так как смуглый человек считал вслух, крепко прижимая ее к себе, пропуская сотни; ведь ему нужно быстрее досчитать до 999.

– Тысяча, Пиппа. Тысяча свечей. Она поверила. Свет был везде.