Весной 1945 года капитан Балкан вместе со своим танковым батальоном вел ожесточенные бои всего в 75-80 километрах от Берлина. Немцы сражались за каждую пядь земли, совсем как советские воины под Москвой и Сталинградом. Их игры давно закончились, не сегодня-завтра Гитлер сдастся и попросит пощады. Германия была похожа на огромного дракона, которому отрубили голову, поэтому те, кто сейчас вел последние бои, не зная, что дракон уже обезглавлен, напоминали отчаянно бьющихся за жизнь, из последних сил цепляющихся за нее людей. Воздух вокруг напоен пыльно-пороховым запахом, настоянным на благоухании ежечасно распускающихся цветов. Берлин был похож на загнанного в угол зверя, совершившего страшый проступок и не знающего, куда спрятаться, поэтому те, кто вел последние бои, были настолько озлобленны, что готовы камнями и палками добивать врага.
В середине апреля советское командование срочно отозвало несколько сражающихся за Берлин воинских частей. Стало ясно, что сюда подоспели союзнические американские и английские войска.
Но, по мнению Кремля, Берлин должен быть взят не какой-то только что вступившей в войну страной, а вынесшими на своих плечах все тяготы этой войны советскими войсками. Однако и союзники предпочитали, чтобы их солдаты вошли в Берлин первыми, опередив армию Сталина. Надо было срочно что-то предпринимать, в противном случае может именно так и произойти, потому что немцы отдадут свой главный город скорее англичанам и американцам, чем русским. Советские военачальники, не желая уступать свою победу кому-то другому, пришли к решению окружить Берлин плотным кольцом войск.
Танковый полк Балкана был одним из отступивших от Берлина воинских подразделений. В тот же день они пошли в окружение Берлина и заняли указанное им место в 45 километрах позади города.
Местом, которое должен был занять батальон Балкана, оказался небольшой аккуратный немецкий городок, в который ни разу не попадал снаряд.
Война превратила этот городок в пристанище стариков и детей, женщин и девушек, забывших, какими бывают мужчины, и жаждущих их любви. Они со страхом и недоверием смотрели на солдат, пришедших сюда со своими танками. Они знали, как их собственные солдаты, когда топтали Россию, бесчинствовали там. Поэтому считали, что теперь русские солдаты непременно отомстят за поруганную землю свою, за бесчинства фашистов, и очень боялись этого.
По приказу командиров наши солдаты помнили о том, что, хотя жители городка и являются прямыми соотечественниками тех, кто топтал их землю и причинил народу неимоверные страдания, их не было среди воевавших с русскими, поэтому старались вести себя с местными жителями вежливо, не проявляя к ним враждебности. Но раны были свежими, слишком свежими, чтобы можно было все забыть. Да, были среди советских солдат и те, кто, одурманив себя немецким шнапсом, начинали вспоминать своих загубленных войной близких, и тогда они хватались за оружие.
– Вот я вас, фашистов… Вас надо на корню истребить… Вам нет места на этой земле, ваше место – в могиле…
Поэтому командиры частей были вынуждены то и дело одергивать таких парней, напоминать им, что они не банда разбойников, а разумные советские воины, что они солдаты Победы, сумевшие пригнать немцев в Берлин и затолкать в их логово, что от немецких солдат они должны отличаться не просто мужеством и отвагой, но еще и настоящим человеколюбием.
В первые дни жители городка вели себя так, будто их вытащили из укромного места в лесу, где они прятались, привели сюда, поставили перед ними целый котел еды и сказали “Ешьте!”, и теперь, когда все съедено, они не знали, что их ожидает, и со страхом думали, что будет с ними дальше. Эти люди переживали непонятные чувства, замешанные на страхе и сомнениях, ведь они были земляками тех извергов, которые истребляли русских на их земле.
Но человек всегда остается человеком, независимо от того, где он находится и в каком положении оказался, какую религию исповедует и на каком языке говорит. Всего, того, что присуще человеческой природе, не были лишены и эти люди.
Вскоре стало ясно, что солдаты потихоньку привыкают к окружающей их необычной тишине, порядку, к несколько виноватым, но вместе с тем и любопытным взглядам девушек и молодых женщин, к бушующей в природе весне. Теперь их сердца жаждали любви.
Воинам, столько лет шагавшим дорогами войны и забывшим, что такое женская ласка, собственно, у них и возможности помнить о ней не было, в эти дни немецкие женщины с их вздымающимися грудями и жадными взглядами напомнили о существовании любовных утех, которых они были лишены все эти годы.
Впервые Балкан увидел Берту на вечеринке, которую устроил его замполит капитан Астахов, она предназначалась для хорошего отдыха. Астахов как-то говорил ему о своем желании при первом же удобном случае устроить такие посиделки с выпивкой, ему даже удалось уговорить своего друга Балкана, обычно избегающего таких мероприятий, присоединиться к ним. Балкан тогда сказал ему: “Хорошо. Если мы будем устраивать застолье, то я еще раз обойду занятые нами посты, посмотрю, все ли там в порядке, а потом, уж коли так надо, приду”. Правда, при этом предупредил: “Только пусть там не будет лишних людей”.
Астахов устроил вечеринку в двухэтажном доме, перед которым был разбит цветник. По виду этого дома можно было сделать вывод, что человек, которому он принадлежал, когда-то жил здесь в свое удовольствие. Напитки и закуски уже заняли свое место на столе. А из кухни доносился запах чего-то вкусного, приготовленного на основе консервов.
Балкан не заставил себя ждать, пришел очень скоро. Войдя в дом, он остановился, пораженный видом трех очаровательных женщин в нарядных одеждах. На диване у противоположной от входа стены рядком сидели три красавицы, все они словно невесты были одеты в светлые платья. Конечно, Балкан сразу же сообразил, что это дело рук капитана Астахова. Капитан Астахов отличался не только остроумием и находчивостью, но и умением на самом высоком уровне организовывать подобные мероприятия. Войдя в гостиную, Балкан окинул взглядом собравшихся и по-командирски оценил здешнюю обстановку. Увидев его, сослуживцы вскочили с мест и, одергивая полы гимнастерок, по-военному встретили своего командира.
– Ого, что у вас тут происходит, ребята!
– Сердце жаждет веселья, товарищ комбат!– улыбаясь, ответил Астахов, после чего подмигнул стоящему рядом с ним невысокому крепышу капитану, словно спрашивая его: “Не правда ли?”. Капитан молча улыбнулся, а вместо ответа погладил усы, по-своему подтвердив слова Астахова.
– Товарищ капитан, так на чью свадьбу мы пришли? – этот вопрос Балкан задал, глядя в сторону молодок.
Прежде чем ответить командиру, Астахов радостно засмеялся, потом сказал:
– Товарищ комбат, все ждут вас, проходите, садитесь за стол, ну а с женихом мы как-нибудь потом разберемся.
Когда Астахов, повернувшись к сидевшим на диване женщинам, повторил только что сказанные комбату слова на немецком языке, они встрепенулись, смущенно заулыбались, и всем своим радостным видом подтвердили свое согласие с ним.
После этого все дружно перешли за накрытый стол и принялись за еду, женщины переговаривались друг с другом, улыбались мужчинам, перекидывались с ними нежными взглядами.
Прямо напротив Балкана расположились Астахов и высокая, худощаво-стройная, не уступавшая ему в остроумии, Луиза. Вытягивая свою длинную лебединую шею, Луиза поворачивалась то к одной, то к другой из своих подруг, которые были менее разговорчивы и сидели с видом загнанных в клетки птиц, что никак не соответствовало обстановке, а если и говорили что-то, то им казалось, что их все равно никто не слушает. Луиза всем своим видом подгоняла их: “Ну а вы что притихли, давайте, начинайте!”
После того, как несколько раз подняли бокалы с крепким немецким шнапсом “За Победу!”, “За наступившую буйную весну!”, “За девушек, по которым так сильно соскучились за четыре года!”, застолье, начавшееся так скучно и даже несколько формально, постепенно ожило, стало веселее. Взгляды затуманились, шума прибавилось. Теперь рядом с ним, рассыпав волосы по плечам, сидела средняя из трех девушек с дивана в нарядном белом, как у невесты, платье, ее любознательный взгляд то и дело останавливался то на одном, то на другом. Как только приступили к угощению, Астахов встал с места, взял эту необщительную девушку за руку и усадил рядом с ним. Балкан вначале думал, что его друг избрал эту девушку для себя.
Луиза с легкостью вспорхнула с места и завела стоявший на соседнем столике патефон, комната наполнилась звуками приятной музыки, чувствовалось, как тронула она сердца собравшихся, никого не оставила равнодушным. После этого кавалеры, с трудом подбирая немецкие слова, стали приглашать своих дам на танец. Еще через какое-то время собравшиеся поверили в то, что они находятся не в обычном доме, а, сидя на широком плоту и оторвавшись от берега, плывут в неизвестном направлении… В комнате, наполненной табачным дымом, девушки, волоча за собой полы просторных белых платьев, довольно улыбаясь, бросая на парней жаждущие взгляды и всем своим видом показывая, что их желания ничуть не меньше, чем у ребят, обнимая их за шеи, извивались в танце.
Положив голову на грудь Балкана и жадно вдыхая исходящий от него смешанный запах табака и пота, тот мужской запах, который не оставляет равнодушной ни одну женщину, Берта мечтательно двигалась в танце, обняв напарника, и сейчас была похожа на женщину, которая наконец-то встретила свою долгожданную любовь. Танцевавшие рядом с ней две другие девушки отпускали в ее адрес шпильки: “Не выпускай из рук капитана, как только ты отпустишь, его у тебя сразу же заберут, или ты уснула, девушка?”
Однажды во время танца Берта вдруг остановилась, приподнялась на цыпочках и спросила у Балкана:
– Ну и чего мы теперь боимся?
Балкан сразу понял, что хотела сказать девушка. Подняв на руки, он крепко прижал ее к груди и страстно поцеловал в губы.
* * *
По обыкновению Балкан проснулся рано утром. Берта еще сладко спала на просторной двуспальной постели, которую они так страстно утрамбовывали всю прошедшую ночь. В комнате стоял терпкий запах мужского и женского тел, ничем не уступавший цветочному, приятный запах мускуса висел в воздухе. Мускус появляется всегда, когда желания мужчины и женщины совпадают, когда они соединяются друг с другом, как мед и масло. Такая страсть источает из тел только что нашедших друг друга женщины и мужчины приятный запах цветущего клевера. Но если брать в целом, то эти счастливые мгновения похожи на вспышку яркой радуги на небе после дождя, которая так же быстро и гаснет. Может поэтому опьяненные любовью и сами не замечают этого мгновения. Теперешний сон Берты был похож на сон пьяного от любви человека.
Одевшись, Балкан направился к выходу, мысленно разматывая клубок служебных забот. Перед дверью он остановился. Бросив короткий взгляд на Берту, подумал: “Как же она хорошо спит! Разбудить ее или не стоит?”
Рядом с Бертой лежало ее вчерашнее платье, просторное белое платье, оно было ей немного великовато, как все свадебные платья, которые, тем не менее, кажутся сшитыми по фигуре. Платье лежало скомканным и было похоже на белую пену, выброшенную морской волной на берег.
Он вдруг вспомнил один шутливый рассказ, услышанный недавно от своего сослуживца туркмена, и подумал, что сейчас и сам он похож на того простодушного юношу, над которым потешались все вокруг. Это воспоминание вызвало у него улыбку.
В том рассказе говорилось об одном сельском парне, который после многих лет войны вернулся домой, а следующим утром, после ночи, проведенной с женой, он на полном серьезе стал ее благодарить: “Спасибо, Алтынджемал!” Да, это было уже время, когда воины, как и тот парень – герой юмористического рассказа, страстно мечтали попасть домой, встретиться со своими любимыми. Балкан потоптался немного у выхода, но потом, велев себе: “А ну давай, коли ты тоже не собираешься говорить спасибо, двигай отсюда!”, – решительно вышел из дома.
В штабе комбат принял рапорт младшего чином дежурного командира, сообщившего, что ночь в основном прошла спокойно. Как доложил дежурный командир, несколько воинов из второй роты провели шумную ночь с фрау-мадамами, веселились с ними, громко смеялись, и это напомнило Балкану, как они стояли под Сталинградом, как разрывали утреннюю тишину доносящиеся с другого берега Волги веселые голоса девушек, проведших ночь с немецкими солдатами. И хотя он их тогда не видел, но по голосам отчетливо представлял, как они бегают по лесу по-двое,
по-трое, босые, с непокрытыми головами и в тонких платьицах, вертят хвостами перед своими заморскими кобелями.
В голову Балкана вдруг пришла мысль, как эти события похожи между собой, он задумался: “Да, наверно, это и есть тот случай, когда мудрые туркмены говорят: “Сядешь на ту постель, которую сам же и расстелишь”…
Но сейчас здесь не было большинства из тех парней, которые стояли под Сталинградом, которые были готовы в любую минуту ринуться в атаку после приказа “Вперед!”, они полегли в разных уголках своей земли, навсегда ставших теми, кто так и не дошел до Берлина.
Никогда ему в голову не приходила мысль о том, что спустя несколько лет все может повториться с точностью до наоборот, когда на месте немецких воинов будут советские солдаты, а русских женщин им заменят немки.
Ознакомившись с общей обстановкой, Балкан не стал задерживаться в штабе, взял с собой Астахова, примчавшегося туда следом за ним, и отправился к занятым танками позициям. Танковая часть стояла на окраине города, боевые машины были спрятаны в небольшом лесочке.
Дойдя до позиции, Балкан выслушал рапорт выскочившего ему навстречу старшего лейтенанта второй роты. Это был приземистый, квадратный человек с покрасневшими глазами и желтой кожей. Здесь положение было неплохим. Воины ждали победы. По мнению танкистов, вырванных из боевых действий, Берлин уже должен был пасть на колени, время пришло. Война еще шла, но уже было ясно, что день ее окончания не за горами.
Балкан неторопливо беседовал у костра со знакомыми воинами 1-й роты, которой командовал до того, как стал комбатом. Говорили о том, о сем, и как-то незаметно темой разговора опять стала победа, которая почему-то задерживалась.Старший лейтенант из Воронежа, бывший воронежский тракторист Евгений Новичихин, считавшийся самым старым солдатом батальона, почесывая только что тщательно выбритую щеку и всем своим видом показывая, что хочет что-то сказать, посмотрел на комбата:
– Товарищ комбат, что-то слишком тяжелой на подъем оказалась победа, о которой так много говорится. Парни генерала Чуйкова до сих пор месят грязь в предместьях Берлина, они, словно вхолостую работающие колеса машины, никак не могут сдвинуться с места!
– Всему свое время. Потерпите немного!– успокаивающим тоном произнес Балкан, хотя и сам был того же мнения, что и эти воины. Поэтому в голосе его прозвучали тревожные нотки, беспокойство о том, что победа все никак не дается.
– А может, им нужна наша, танкистов, помощь?– включился в разговор и Саша Лисняк, который до сих пор стоял, прислонившись к дереву и молчал, скрестив руки на груди. Как у всех школьных учителей, его вопрошающие глаза излучали доброту.
– Если будет надо, позовут,– коротко ответил ему Балкан, а потом добавил: – Ай, вряд ли мы теперь там очень-то и нужны будем,– тем самым дав понять, что верит в недалекую победу.