4

25 октября 1917 года, посетив Лувр во время увольнительной, я записал свои впечатления в блокнот (впоследствии эти строки будут напечатаны):

«Лувр. Я просто болен от такого скопления красоты. Меня лихорадит, я весь в поту и вдруг чувствую ледяной озноб: не было бы бронхита (так). Я так дрожу, что трясется витрина, к которой я прислоняюсь.

Нет, я ни за что не смогу постичь все в одно мгновение. Ни за что не смогу в одно мгновение охватить умом все возрасты людей, все наслаждения людей, все грани человеческой красоты.

Мучительное чувство обделенности. Мне всегда будет чего-то недоставать. Даже если бы я смог завладеть всеми произведениями искусства, какие вижу здесь, на свете есть еще и другие, и они никогда не будут моими. Болезненная потребность сплавить все воедино — переживать все заново. Я растерялся и чувствую себя несчастным.

Выйдя отсюда, я ощутил потребность в физическом удовольствии и выпил кружку пива, просто чтобы на секунду испытать удовлетворение…»

Ах, как это на меня похоже! Вплоть до кружки пива десятилетней давности, перекликающейся с лимонадом «затравленного скитальца». Лучшее лекарство — ощущение, причем самое доступное и простое. То cure the soul by the senses (Лечить душу ощущениями (англ.).). Сегодня я обращаю особое внимание на слова «постичь» и «завладеть»: они ясно показывают, что чувство обделенности было двойственным — я жаждал одновременно обладания интеллектуального и материального.

Через несколько дней, снова побывав в Лувре, я написал о богах-животных:

«Лувр. Я чувствую себя равным в компании этих чудовищных богов (ассирийских, финикийских и пр.). Они мне как приятели. Я для них свой. Даже чересчур свой, я чуть ли не пугаюсь самого себя».

Полагаю, никто не усмотрел здесь прообраза «Бестиариев».

Загрузка...