У каждой женщины есть прошлое

Матушка всегда говорит, что нужно слушаться своей интуиции. Вот мелькнула же у меня мысль, что не стоит браться за это дело. Так и надо было поступить.

Мне этот клиент не понравился, как только я увидел его на пороге с дверной ручкой в… щупальце, лапе, псевдоподии? Как это будет называться у существа, похожего на ожившую жижу?

— Покорнейше прошу простить, — застенчиво пробулькало существо.

Секретарша Пенни, сидевшая в другой части кабинета, перестала бросать в мою сторону кокетливые взгляды и сползла под стол в полуобмороке.

— Ой, — огорчился мистер Жижа, глядя на торчащие из-под стола ноги секретарши. — Это из-за меня?

— Нет, она просто легла подремать, — поспешно сказал я, прикидывая, что нужно этому существу и стоит ли отвечать на его вопросы.

— Дело в том, что… — Оно задумчиво уставилось на оторванную дверную ручку в своей конечности.

Входная дверь в нашу контору открывается внутрь, и это уже пятый инопланетянин за последний месяц, который не догадывается, что нужно толкнуть ее, а не дергать на себя до умопомрачения.

— Не волнуйтесь. Ручка одноразовая, — привычно соврал я.

— Можно забрать как сувенир?

Я почувствовал к нему непонятную симпатию.

С инопланетянами работать приходится на свой риск. Ни одна страховая компания не поручится за них. Например, кто знает, насколько они платежеспособны? У себя на планете он может считаться воротилой бизнеса и богатеем, а потом выясняется, что деньги у них — это соляные кристаллы. И куда мне девать эти пять тонн соли?

А, например, поделенное сознание, когда в башке живет сразу две, а то и три личности? И все они паспортизированы и имеют отдельные документы! Значит, заключаешь ты договор с одним, а как приходит время платить по счетам, так оказывается, что та личность уже давно не ощущается и куда она делась — никто не в курсе. А эти платить не будут: по документам они совершенно другие субъекты права.

— Моя жена, — грустно сказал мистер Жижа. — Вот.

И протянул мне фотографию.

По повисшей паузе я понял, что должен что-то сказать о миссис Жиже. Но… как вам объяснить… понимаете, сизая лужа, вольготно развалившаяся на кожаном диване, не вдохновляла меня на цветистые эпитеты.

— Вах! — сказал я, закатив глаза, и чмокнул кончики пальцев точь-в-точь как в каком-то старом фильме. — Белиссима!

— М-да? — с подозрением спросил мистер Жижа, пряча фотографию где-то в своих потеках. Я с удивлением припомнил, что на ощупь та была совершенно сухая.

— Я еще никогда не видел такой красивой, такой… — У меня вылетело из головы самоназвание жижоидов. — Ох, даже слов не подберу!

— Спасибо, — мистер Жижа горделиво выпрямился. Со стороны это выглядело так, словно из паркета забил канализационный фонтанчик. — Так вот, горе настигло меня. Моя жена пропала.

— Да вы что? — Я вложил в интонации всю палитру заинтересованности. — Вы уверены?

— Что значит «уверен»? — кажется, мистер Жижа оскорбился.

— Ну… Может быть, она вышла в магазин, встретила подругу и заболталась? Или уехала к маме и забыла вас предупредить? Сколько она отсутствует?

— Сутки, — холодно ответил мистер Жижа.

М-да, вариант с подругой отметаем. Теща-жижа тоже, кажется, ни при чем.

— Вы обращались в полицию? — спросил я, скорее чтобы продолжить разговор. Те, кто приходит ко мне, в полицию по дороге не заворачивают.

— Нет, — подтвердил мои догадки мистер Жижа. — Понимаете… мои уровень и статус… Я не могу допустить, чтобы информация о том, что моя жена исчезла, стала достоянием общественности.

— Вы думаете, ее похитили? — Магические слова «статус» и «уровень» затуманили мне мозги, и я решил брать быка за рога.

Информации из безутешной жижи удалось выудить немного. Огорченный муж с разной степенью элегантности обходил все вопросы, которые касались личности супруги. В итоге через час у меня на руках было только банальное: «Пришел домой, а ее нет, и все нет и нет».

Через два часа я сказал Пенни, чтобы она прекратила изображать обморок и тайком читать под столом книжку, а вылезла и принесла нам кофе.

«Особой заварки», — многозначительно уточнил я.

От кофе с ромом гость раздобрел, набух, как на дрожжах, и даже согласился на изрядно завышенную оплату моей работы.

И вот тут послушаться бы мне мамы и понять, что такие подарочки, как тройной тариф за плевое и безопасное, в общем-то, дело, судьба подкидывает неспроста. Но жадность всегда меня губила.

Мы ударили по рукам, и все завертелось.

Клиент возжелал, — а после заключения сделки он с каждой минутой становился все более и более напористым, — чтобы я немедля посетил его дом. Видите ли, каждая секунда на счету. Кто знает, а вдруг любое промедление станет — тут он как-то чересчур мелодраматично всхлипнул — роковым! Честно говоря, я не был настроен столь пессимистично. Наш городок довольно тихий, старомодный и миролюбивый. За годы детективной практики я ни разу не сталкивался с чем-то серьезным.

Украсть забор, написать на стене «Грибоиды рулят!», обнести сберкассу с помощью пчел-налетчиков — на это местные жители способны. Но вот убить сизую лужу — вряд ли. Кстати, а как это вообще можно сделать?

Уходя, я шепнул Пенни, чтобы она навела справки о нашем госте.

Я и так подозревал, что мистер Жижа не бедствовал, а лимузин с енотом-мигрантом за рулем убедил меня, что на этот раз в сети заплыла крупная рыба. Но окончательно я осознал масштабы того, во что вляпался, увидев дом клиента.

Это был весьма эклектичный особняк: восемь этажей, секвойи на крыше, колонны по периметру и огромная статуя на заднем дворе… Теперь я знал, куда делся пропавший из Гизы год назад Большой сфинкс.

— Весьма, — пробормотал я, стараясь не слишком завидовать. — Весьма.

— Ах, вы про это! — Мистер Жижа слегка махнул отростком. — Так, временное пристанище. У меня намечается крупная сделка, так что вскоре я собираюсь переехать в более приличное место. За Садом Камней, слыхали?

— Мнэ-э… — Я наморщил лоб, стараясь припомнить. — Но… я думал, там строят стадион.

— Ах, нет! — мистер Жижа повторил небрежный жест. — Это всего лишь фундамент для бальной комнаты.

Прежде чем дверь открылась, трель звонка проиграла «В пещере горного короля», и мистер Жижа с гордостью сказал, что для этого у него в стене замурован гномий оркестр из двенадцати персон.

— Робот? — не смог удержаться я от удивления, увидев дворецкого.

— Увы, — мрачно ответил мистер Жижа. — Моя поблажка супруге. Видите ли, она выросла у него на руках, так что он дорог ей как память. Хотя, будь моя воля, давно отправил бы в утиль. Он мне весь паркет исцарапал.

Внутри особняк казался еще просторнее, чем снаружи. Когда я отметил этот момент вслух, мистер Жижа напустил таинственного лилового тумана с легким ароматом земляники. Но это не помешало мне разглядеть утопленные в стены датчики Клаайфера-Дансена.

«Нелегальное расширение пространства — двадцать лет с конфискацией», — машинально отметил я в уме.

И тут же вскрикнул оттого, что кто-то сзади наступил мне на пятку.

— Извините… — прошелестел робот и попытался раствориться в тумане.

Если бы роботы могли испытывать эмоции, я бы сказал, что этот выглядел несколько растерянным. Он суетился, совершая множество каких-то непонятных мелких действий, и явно не хотел попадаться мне на глаза. А еще у него на совершенно гладкой лицевой панели присохло что-то белое.

— Вот комната моей жены, — мрачно сообщил мистер Жижа, открывая двойные двери. Я успел заметить бронированную вкладку, титановые петли и четыре потайные щеколды помимо огромного амбарного замка.

— Она несколько меньше, чем я ожидал, — мягко намекнул я.

Судя по всему, расширителей пространства на нее не хватило.

— А зачем моей жене большая комната? — мистер Жижа сделал волнообразное движение, которое я решил трактовать как пожатие плечами. — Большие пространства искушают, побуждая вольнодумствовать и желать чего-нибудь непонятного и ненужного.

— А что ваша жена делала в последние дни? — спросил я, достав блокнот. — Кому звонила, с кем встречалась?

— Никому и ни с кем, — жестко ответил мистер Жижа.

— Вы так уверены? — Я сделал пометку.

— Абсолютно. У нее нет телефона, нет друзей, и я ликвидировал ее старых подруг.

— Так. — Я сделал еще одну пометку. — То есть, когда вы отсутствуете, ваша жена занимается… ничем?

— Ну да. — Мистер Жижа снова пожал условными плечами. — А зачем ей чем-то заниматься? Она ждет меня, это и есть ее работа.

— Ну да, ну да, — пробормотал я.

Ничего нового — вечно пропадающий на работе муж, скучающая супруга. По идее, где-то поблизости должен обретаться волоокий красавец с литыми мускулами и одной извилиной в голове.

— А у нее был личный тренер? — пошел я по самому простому пути.

Мистер Жижа промолчал.

— Может быть, учитель музыки? Рисования?

— Вы намекаете, что у моей жены мог быть любовник?

— Ну, э-э-э…

— Вы хотите сказать, что женщина может предпочесть кого-то мне? Мне?!

Мистер Жижа начал угрожающе пухнуть. Со стороны казалось, что в комнате разрастается небольшая грозовая туча.

— Видите ли, — миролюбиво заметил я, — мы никогда не можем точно знать, что творится в голове у женщины. Равно как и у любого другого чело… э-э-э… сущест…

— Я точно знаю! — перебил меня жижоид. — Я каждую неделю делаю своей жене МРТ.

Гномий оркестр за стеной грустно заиграл «К Элизе».

— Кстати, — уходя, шепнул я закрывавшему за мной дверь роботу, — у вас клей присох.

— Ой-вэй! — причитала мама, накладывая мне третью тарелку рагу. — Сколько раз я говорила, что эта работа тебя погубит! Ну как, как можно приходить домой так поздно? Ты же знаешь, что отсутствие режима вредит пищеварению.

Матушкина кошка Царица Савская смотрела на меня так, что кусок застревал в горле. Совершенно голая, без единой шерстинки — у нас с мамой аллергия на кошачью шерсть, — она казалась посланником ада, назначенным напоминать мне о моих прегрешениях.

— Мама, я задержался всего лишь на полчаса. На полчаса!

— А я уже все глаза проглядела! — Мама всплеснула руками и присела на стул напротив меня. — Думала, что с моим мальчиком случилось?

Царица Савская повернулась ко мне спиной и стала вылизывать пузо. С такого ракурса она напоминала ощипанную тушку индейки.

— Сегодняшний клиент попросил найти его жену, — попытался я элегантно сменить тему.

— Держу пари, что он ее убил. — Мама повела плечами. — Ни одна женщина еще не доводила мужчину до добра.

— Кстати, мама… — Перед моими глазами встал волнующий образ Пенни в розовом пеньюаре. Пеньюар почему-то был матушкин, и Пенни приходилось поддерживать его обеими руками и даже зубами. — А ты не думаешь, что мне пора жениться?

Царица Савская резко обернулась. В ее желтых глазах плескался первобытный ужас.

Мама аккуратно взяла вилку и попробовала пальцем зубцы.

— А зачем моему сладкому мальчику жена, когда у него есть мама? — мягко спросила она. — У каждой жены есть прошлое.

— У меня оно тоже есть, — резонно попытался возразить я.

— Ну так мамочка же в курсе твоего прошлого, не так ли?

Я предпочел промолчать.

— А вот о прошлом всяких там проходимок мамочка не в курсе, — сказала она и резко воткнула вилку в столешницу.

Я мысленно вычеркнул Пенни из кандидаток в жены. Хорошие секретарши на дороге не валяются. А без глаза или с парой дырок в животе они несколько теряют свои профессиональные навыки.

Посреди ночи я вспомнил о задании, которое дал Пенни.

— Вы мне должны, — сонно пробормотала она по телефону.

— Я подниму тебе жалованье, — посулил я.

— Если бы всякий раз, когда обещаете, вы поднимали бы его хотя бы на процент, я уже давно выкупила бы нашу чертову контору с потрохами!

— Пенни! — шепотом возмутился я. — Не ругайтесь! Мама может нас подслушивать.

— Привет, миссис Ковальски! — мгновенно проснулась Пенни. — Хочу сказать, что ваше печенье невероятно вкусное, я всегда поражалась вашим кулинарным талантам.

— Очень приятно, — сухо заметила мама с другого аппарата. — Правда, я как-то не рассчитывала, что мой сын будет разбазаривать еду, над которой я трудилась не покладая рук, на каких-то проходимок!

В соседней комнате грохнула трубка, и мы услышали писклявые гудки.

— Вернемся к делу, — сказал я.

— Итак, наш клиент… — Тут, судя по звуку, Пенни стошнило.

— Отравились? — сочувственно спросил я.

— В смысле? С чего вы взяли? Итак, этот… — Тут ее снова стошнило.

— Пенелопа, дорогая! — Я заволновался. — Понимаю, что наш клиент не образец красоты и обаяния, но не надо принимать все так близко к сердцу.

— Вы не понимаете! — обиделась она. — Это его имя.

— Гм… А есть какой-то менее… звучный вариант?

— Его первый фальшивый паспорт, конфискованный Особым отделом, был на имя Яна Жижки.

Я хмыкнул:

— У того, кому он его заказывал, не было чувства ю… Подожди! Фальшивый паспорт? Особый отдел? Мы что, связались с…

— Да, с гангстером, — подтвердила Пенни. — Наш господин с труднопроизносимой фамилией — представитель крупнейшего мафиозного клана, которому принадлежат все торговые пути Восьмого космического сектора. Легальный грузооборот для прикрытия, а для кармана — котрабанда.

Я охнул. Котрабанда — контрабанда котов была грубейшим нарушением «лысого закона». Коты, еноты, кролики и морские свинки для некоторых инопланетян были чересчур умилительны. Всякие инсектоиды и крабообразные, поглаживая котика, впадали в наркотический экстаз. Достаточно было часа знакомства с обычным котом и полчаса — с «персом» или «британцем», как общество теряло еще одного полноценного члена и приобретало «загладного котомана».

— Мы покойники, — прохрипел я.

— Вы, — подчеркнула Пенни. — Покойник — вы. Я, если помните, при разговоре не присутствовала и ответственности не несу.

— Если меня убьют, ты потеряешь работу.

— Уйду к конкурентам, — безжалостно сообщила она. — Трехглазый Джордж давно переманивает меня к себе.

Я вздохнул:

— Ладно, давай, что там еще на этого нашего…

— Не так уж много, — скороговоркой продолжила Пенни. — О жене его никакой информации, что даже странно.

— Подтерто? — оживился я.

— Возможно. Причем везде. И в бумажной картотеке, и в электронных базах, и даже в памяти генномодифицированных червей-извилин. Словно у нее никогда не было прошлого.

— Но как…

— Извините, больше я ничего не знаю. Спокойной ночи.

И она положила трубку.

— Знаете, Пенелопа, — как бы невзначай начал я, придя наутро в офис, — моя мама говорит, что у каждой женщины есть прошлое.

Пенелопа слегка порозовела и пролила чай на клавиатуру.

— Ваша мама в высшей степени мудрая дама, — пискнула она.

— Не могу не согласиться, — кивнул я стоявшей на столе маминой фотографии. — Однако насколько это прошлое определяет дальнейшую жизнь женщины?

Пенни икнула и отвела взгляд.

— Ну-у… — протянула она, явно собираясь с мыслями. — Это зависит от женщины. Если она ведет достойную жизнь, на хорошем счету у работодателя, разве так важно, что было в ее далекой… то есть не совсем далекой… юности? Особенно если там ничего криминального и лишь чуть-чуть аморального.

— Чуть-чуть? — переспросил я.

Пенни задумалась.

— Знаете, — сказала она. — Одна моя подруга танцевала канкан…

— Не очень возмутительно, — пожал я плечами.

— На канате.

— Ну…

— Голая.

— Кхм. Продолжайте.

— Так нечего продолжать, — огрызнулась Пенни. — Ныне она приличная дама с повышенной социальной ответственностью и на хорошем счету у работодателя. Исправно платит налоги, вышивает крестиком и по воскресеньям поет псалмы.

— Голая? — пошутил я.

Пенни отчего-то густо покраснела.

Осьминоид герр Пауль плавал кролем в иссиня-черной воде своего личного бассейна. И одновременно личного офиса и склада нелегальных материалов.

— Я бесплатно никого искать не буду, — предупредил он, даже не поднимая клювастой головы.

— Обижаете, Паша, — сказал я, вытаскивая из кармана фотографию жены мистера Жижи и небольшой пузырек с валерьянкой.

— Ах, это вы! — сказал герр Пауль, оживившись и следя круглым карим глазом за пузырьком. — Давайте сюда объект.

Бросив взгляд на фото, он хмыкнул и протянул щупальце.

— Э-э, нет! — сказал я, пряча пузырек за спину. — Сначала объект.

— Объект у меня внизу, — ответил осьминоид. — Плату вперед.

— Э-э, не. — Я покачал головой.

— Э-э, да, — ответил герр Пауль и ткнул щупальцем куда-то мне за спину.

Я обернулся.

Там на стене висел лист бумаги с неровно выведенными буквами: «Плату впирет».

— А то много вас ходит таких, — пояснил осьминоид. — А потом ползи, мсти за обман, топи вас в вашей речке-говнотечке. Надоело.

Я вздохнул и протянул ему валерьянку.

Герр Пауль профессиональным движением отвинтил крышечку и опрокинул пузырек в ротовое отверстие.

— Ух! — одобрительно крякнул он и порозовел.

— Ну? — с нетерпением спросил я. — Ну что там?

— Айн момент, — отмахнулся он и нырнул в черные глубины.

«Айн момент» растянулся на минуту, потом на пять, затем на пятнадцать. Через двадцать минут я нетерпеливо похлопал ладонью по воде, а через полчаса снял ботинки, носки и сделал вид, что собираюсь устроить в бассейне постирушки.

Вода забурлила, и на поверхности показался осьминоид с чем-то, напоминающим полиэтиленовую книжонку.

— Ну и что это? — спросил я, разглядывая изображения каких-то клякс.

— Молодой человек! — назидательно поднял щупальце герр Пауль. — В вашем возрасте стыдно не знать, что мужские журналы есть у всех цивилизаций. Хотите, я покажу вам свою коллекцию? В ней есть весьма любопытные экземпляры.

Я вежливо отказался.

— Вот ваш объект, — герр Пауль ткнул щупальцем в одну из фотографий.

Наверное, у жижоидов это считалось очень эротичным. Возможно, судя по тому, как был залапан этот разворот, даже порнографичным. Но я уже сто раз оттирал ковер после того, как Царица Савская изволила переедать, так что цветное пятно на мебели меня не впечатлило.

— Ну как? — вкрадчиво спросил герр Пауль. — Вставляет?

— Что? — переспросил я.

— Вставляет? — повторил порномагнат. — Кирдячит? Дюдюкает? Хтангхн гтух? Хочется усики почесать?

— Э-э… — замялся я.

— Ах да! — махнул щупальцем герр Пауль. — Я забыл вашу анатомию и терминологию. Есть желание по…

— Нет! — быстро ответил я, вернул ему журнал и позорно сбежал.

— Между прочим, он очень обаятельный, — сказала Пенни, задумчиво разглядывая через лупу кулон с бриллиантом. — Обходительный, очаровательный, обворожительный…

— А еще округлый и обширный.

— А? — Она с удивлением подняла один глаз.

Вторым она продолжала разглядывать кулон. Бриллиант был размером с грецкий орех и даже сверкал как-то нахально и развратно.

— Я продолжаю ваш ряд прилагательных на «о», — сухо ответил я, делая вид, что меня не интересует ни этот щедрый дар для Пенни, ни сама Пенни.

— Ах да, от вас же и на день рождения если чего дождешься, так это коробку конфет, которую дарили еще вашей прабабке!

— Я не знал, что вы такая меркантильная.

— Пф! Меркантильная — это когда оказываешь услуги за деньги.

— Мне казалось, что это по-другому называется, — заметил я.

Пенни презрительно фыркнула.

— Для вас все услуги называются одинаково. Никакой личной жизни. И никакой доплаты, кстати!

— А кстати, зачем мистер Жижа приходил? — при упоминании доплаты я обычно сразу меняю тему.

— Просто так, — Пенни пожала плечами, примеряя кулон на грудь. — Хотел узнать, как движется дело.

Я поперхнулся.

— И что вы ему сказали?

— Как обычно, что все в порядке, у вас есть версии, вы их разрабатываете и в ближайшее время сможете представить ему результаты. Вы ведь сможете их представить?

— Ну, э-э…

— Я так понимаю, есть смысл звонить Трехглазому Джорджу?

— Пенни, — тоскливо попросил я, — не могли бы вы…

— Не могу.

— Буквально на пару часиков!

— Увы-увы.

— Я обещал маме!

— Я буду приносить цветы на вашу могилу.

— Я повышу вам зарплату!

— Ха-ха-ха! — произнесла она без улыбки на лице, однако махнула рукой.

Мама очень любит ходить со мной на культурные мероприятия: концерты классической музыки, гастроли театра кабуки, лекции приглашенных ученых и прочие облагораживающие действа. Она надевает свое лучшее леопардовое манто, вооружается моноклем и отгоняет от меня вертихвосток, которые хотят украсть у нее единственное сокровище. Тылы нам прикрывает сумка с Царицей Савской — о, сколько проходимок и профурсеток были вынуждены ретироваться, заслышав ее шипение!

В этот раз объектом нашего семейного променада стала выставка современного искусства. Вся она заключалась в одном-единственном экспонате, которому посвящался буклет на добрую сотню глянцевых страниц. Две трети его заполняли излияния восторга по поводу уникальности, невероятности, замечательности, великолепия — и всего прочего в высшей степени — этого экспоната. На оставшейся трети располагались фотографии во всех ракурсах и даже, кажется, снятые изнутри.

Признаюсь честно, хотя и со жгучим стыдом и с болью в сердце, что я не поклонник современного искусства. А уж этот экспонат — по сообщению буклета, любезно предоставленный для выставки таинственным меценатом — был больше всего похож на цветную бесформенную кучу.

Мама в таких ситуациях всегда сокрушается, что я пошел в отца — грубого, неотесанного мужлана, который не мог отличить Мане от Моне, Гегеля от Бебеля, а Эйнштейна от Эйзенштейна. А также мою маму — от той крашеной сучки, к которой впоследствии и ушел. Я обычно не перечу: в конце концов, стоит признать, папенька действительно не отличался тонким вкусом. Оставшаяся после него коллекция элитного алкоголя на деле оказалась омерзительной ядреной паленкой.

В общем, обычно на таких мероприятиях я тоскую и считаю минуты, но сегодня уныния как не бывало. Я просто не успел приуныть. Таинственный меценат скромно маячил в углу, прикрывшись буклетом, но эта маскировка его не спасла. Мама направилась в его сторону, тараном раздвигая посетителей и волоча меня за собой на буксире.

— О, это просто великолепно! — воскликнула она, подкравшись к меценату.

И оглушительно чихнула.

Тот вздрогнул и выронил буклет.

Его огромная непричесанная борода топорщилась во все стороны, напрочь скрывая лицо.

— Очень приятно, — невнятно пробормотал он.

Борода дрогнула и поползла ему на грудь. Он нервно схватился за нее рукой, затянутой в скрипучую лайковую перчатку.

Я чихнул тоже.

Ждать в темноте музейного зала мне пришлось недолго.

— И снова здравствуйте, — сказал я. — Я же предупреждал вас о присохшем клее. А постижерная смесь очень плохо ложится на свои же остатки.

Робот замер, выронив из манипуляторов накладную бороду.

— Тем более что вас надули, — продолжил я. — Вам продали бороду из запасников местного драматического театра рептилоидов. А у тех аллергия на синтетику и волосы гуманоидов. Вот и делают из кошачьей шерсти.

Робот как-то совершенно по-человечески вздохнул.

— Я так и знал, — печально сказал он. — Я так и знал, что у нас ничего не получится. Я же ей говорил!

— Не надо, Вольфганг, — вдруг прозвучал за моей спиной мелодичный голос.

Я вздрогнул и обернулся.

Уникальный, невероятный, замечательный, великолепный — и все прочее в высшей степени — экспонат медленно стекал со своего постамента, переливаясь всеми цветами радуги.

— Это была только моя идея, — сказал он. Или… она?

— Миссис… Жижка? — прохрипел я.

— Надеюсь, ненадолго, — ответила она. — Сколько требуется времени, чтобы пропавшего признали умершим?

— Человека — двадцать лет, но жижоида… я не знаю, не в курсе межпланетного права по таким вопросам. Да какого черта! Что вы тут делаете?

— Экспонируюсь, — она сделала то самое движение, которое я когда-то идентифицировал у мистера Жижи как пожатие плечами. Но у нее оно выглядело… элегантнее?

— Хорошо, будем продвигаться чуть медленнее, чем я планировал, — согласился я. — Какого черта вы экспонируетесь?

— Мадам, я не могу позволить, чтобы вы пострадали, — вмешался робот. — Я возьму всю вину на себя.

— Вольфганг, погодите. Молодой человек, вы знаете, кем я была до брака?

— Ну-у… — я замялся. — Порнозве… снимались для мужских журналов.

— Верно. А знаете почему?

— М-м-м… Деньги?

— Отчасти. Поначалу. Я же когда-то была балериной. Не смотрите так, — грустно рассмеялась она. В тишине зала словно рассыпались хрустальные шарики. — У нас тоже есть балет.

— Извините, — пробормотал я, представив балет жижоидов и содрогнувшись от столь ужасных видений.

— Я была балериной, но травма… А жить без сцены…

— Порножурналы, — вернул я нить беседы.

— А это тоже сцена. Почему нет? Это тоже искусство! Если можно красотой сделать кого-то счастливым хотя бы на пару секунд… А разве я не красива?

— Вы невероятны! — восхищенно пробормотал робот.

— А муж запретил вам это? — догадался я.

— Вы же были у нас дома, — грустно сказала она. — Он запретил мне все.

— И вы решили сбежать? Таким образом? Вы что, думаете, что ваш собственный муж не признает вас тут? Голой?

— Мадам не голая! — возмущенно воскликнул робот.

Я сделал ему знак замолчать.

— Не надо, Вольфганг, — сделала она успокаивающий жест. — Он не обязан разбираться в нашей одежде. Мой муж ненавидит искусство. Он никогда не увидит меня.

— А его… друзья? Ваши сородичи?

— У нас в мире нет скульптуры. А мои сородичи мало интересуются тем, чего нет в их мире.

— Но если вдруг?

— Поживем — увидим, — вздохнула она.

— Я должен отвести вас к вашему мужу, — сказал я.

— Но…

— Но?

Ее голос меня завораживал. Мне почему-то вспомнился несчастный гномий оркестр в стене.

— Вы еще стоите здесь и разговариваете, а не тащите меня к нему. Значит, есть какое-то «но». Но?

— Но я не знаю, — честно признался я.

Она снова поднялась на пьедестал.

— Скажите, разве это плохо? — спросила она, приняв позу. Это было похоже на радужный гриб-трутовик.

— Я ничего не понимаю в современном искусстве, — ответил я.

— А в красоте? — мягко спросила она. — Вы же не можете ничего не понимать просто в красоте?

— Я не знаю.

Она перетекла в скульптуру женщины с веслом.

— А так?

— Возможно, — согласился я.

— Вы ничего не понимаете в красоте, — подтвердила она. — Первый вариант был гораздо лучше.

Мистер Жижа недавно снова женился. Как оказалось, в двадцатый раз. По бывшей жене он горевал ровно неделю — до тех пор, пока не обнаружил, что кто-то взломал бульдозером стену его дома и выкрал гномий оркестр из двенадцати персон и старого робота-дворецкого.

К радости мамы, я теперь выписываю буклеты выставок современного искусства. И складываю в особую папочку те, где принимают участие экспонаты из коллекции таинственного мецената.

Контору свою я пока прикрыл. Думаю, что еще лет десять проживу на бриллианты, преподнесенные благодарным гномьим королем.

Тем более что этот мистер Жижа увел у меня Пенни.