Мы с отцом всегда жили слишком тихо, слишком скучно, чтобы с нами могло что-либо произойти. Никаких событий, никаких волнений, никаких происшествий, тишь да гладь, Божья благодать. В результате этого я вообразила себе, что вся жизнь похожа на это плавное, однообразное существование. Но это было не так. И узнать это мне пришлось в самом недалеком будущем. А пока мы жили, как обычно живут в деревне. У меня даже не было подруг за исключением дочери одного из соседей, с которой мы встречались только по торжественным случаям. Все остальное время я была одна, если не считать моей верной служанки Эмили, простой и ограниченной девицы, и разумеется, отца. Но с другой стороны, свободу деревенской жизни нельзя сравнить ни с чем. Все время я была предоставлена самой себе. Отец был слишком озабочен положением наших дел, все больше приходящих в упадок, чтобы интересоваться, чем я занималась. И последствия не замедлили сказаться. Я росла как сорная трава в поле, делала все, что хотела и никогда не встречала сопротивления. В результате этого воспитания, точнее, отсутствия всякого воспитания мои многочисленные учителя, проходящие бесконечной чередой через наш дом, стонали от моих выходок. Причем, стонали в прямом смысле этого слова. Я никогда не любила учиться. А если быть точной, не любила сидеть неподвижно и слушать очередного преподавателя, пытающегося вдолбить в мою голову хоть крупицу знаний. Я предпочитала читать все это самостоятельно, пропуская особенно неинтересные моменты. Я много читала, буквально глотала все книги, которые попадали мне в руки, так что моя голова была набита разнообразными и противоречивыми сведениями, почерпнутыми из книг. Что было, когда я пыталась использовать их на практике, можно себе представить. Как-то раз я нашла в библиотеке очень старую и полуразорванную книгу, которая едва не развалилась у меня в руках и впервые узнала о черной магии. Собственно говоря, книга была запрещенной и неизвестно, каким образом она попала в дом моих благопристойных родителей. Но если учесть, с каким рвением они занимались домашним хозяйством, то все становится понятным. Вероятно, книга завалялась в библиотеке с незапамятных времен, о чем говорил ее внешний вид и немедленная готовность обратиться в прах.
Итак, я прочла этот опус и тут же решила применить полученные знания на практике. Причем, я с презрением проигнорировала простенькие заклинания, они казались мне слишком легкими, и замахнулась сразу на вызов демона. Мне это показалось особенно значительным. Я отодвинула стулья и тяжелейший стол и освободила середину комнаты. Нарисовала мелом кривой круг (уж как сумела) и расставила зажженные свечи. Не знаю, как далеко бы я зашла в чернокнижии, но следующий пункт говорил, что я должна перерезать горло черному петуху и это меня остановило. Во-первых, у нас не было петухов, особенно черных, а во-вторых, я всегда любила животных и просто не представляла, как смогу это сделать. Так что, на этом все и закончилось.
Меня наказали, это был один из редчайших случаев, когда отец счел нужным обратить внимание на то, что я вытворяю. Книга была безжалостно сожжена, а я не жалела о содеянном. Литература, рекомендующая перерезать горло петухам, даже если они черные, не вызывала во мне интереса.
Помимо чтения всего, что придется, я любила кататься верхом, причем, легкая трусца меня не прельщала. Нет, я обожала мчаться галопом, чтобы ветер свистел в ушах, а волосы бешено развевались за спиной. При этом я, конечно, частенько падала, но это был неизбежный результат таких прогулок. Впрочем, я скоро приноровилась держаться в седле как следует и падения стали очень редки.
Несчастные создания, которых угораздило наняться в наш дом учителями, с причитаниями каждый вечер извлекали меня из какого-нибудь интересного с моей точки зрения, а стало быть, ужасно опасного места, отмывали, переодевали и врачевали многострадальные коленки и локти.
Когда я подросла, буйства почти прекратились, что неизбежно происходит всегда, когда человек взрослеет. Но кое-что осталось. Я по-прежнему много читала, каталась верхом в сопровождении верного пса, великолепного дога черного окраса по кличке Кадо, с которым я практически не расставалась, и была ужасно упряма и своевольна. Конечно, была, если мне практически никогда не говорили "нет".
Когда мне исполнилось шестнадцать, отец все чаще стал заговаривать о моем замужестве. Надо заметить, что с младенческих лет я была помолвлена с сыном герцога де Каронака, который в данный момент уже умер. Я имею в виду, умер отец, а сын, разумеется, жив и здравствует. Ему сейчас около двадцати трех лет. Все это я знала понаслышке, лишь из рассказов отца, а самого молодого герцога никогда не видела. Должно быть, его родители опасались сводить нас вместе, зная о моем чудном нраве. Уверяю вас, я бы его непременно поколотила, я всех колотила тогда за малейший пустяк. А дралась я в детстве больно и свирепо, словно древний викинг. Но сейчас должно быть отец решил, что сыну его друга уже ничего не грозит.
Мне не нравились эти разговоры о замужестве. Думаю, не нужно пояснять, почему. Не понимаю, как можно выходить замуж за абсолютно незнакомого человека. Но отец постоянно твердил о богатстве семейства де Каронак и напоминал, что мы сами не можем этим похвастаться, пусть даже и не уступаем ему в происхождении. Правда, к чести отца, это была не единственная причина. Другим, не менее веским было то, что прежний герцог де Каронак и мой отец были старинными приятелями и с незапамятных времен мечтали породниться. Похвальное желание и нет в нем ничего предосудительного, если б не маленькая, незначительная деталь: я была одной из главных спиц в этом колесе.
Всю неделю я чувствовала себя отвратительно. С батюшкой я не разговаривала, демонстративно отворачиваясь, когда он обращался ко мне с вопросом. Было заметно, что он очень переживал, но мнения своего не переменил, по-прежнему считая, что поступил правильно. Более того, что это был единственный выход. Я злилась еще больше, так как сама понимала это. Если отбросить личности и представить, что на моем месте находится, к примеру, Элоиза, моя подруга по торжественным случаям, то я считала, что решение правильное. В самом деле, что еще остается, когда ты балансируешь на грани банкротства? Не будучи уверен в завтрашнем дне, ты выдаешь единственную дочь замуж за богатого человека. А если учесть, что этот человек - сын твоего лучшего друга, то вариант идеальный.
Но повторяю, благоразумно и логически я была способна рассуждать лишь о других. А когда дело касалось меня, действовал лишь один довод: нравится мне это или нет. И если не нравится, то путь это тысячу раз благоразумно и правильно, все равно это отвратительно, подло и гадко.
Альфред пытался настроить меня на миролюбивый лад всеми своими силами. Подозреваю, что именно для этого он и остался у нас погостить. А вовсе не для того, чтобы присутствовать на свадьбе. Можно представить, как меня это злило!
Кузен использовал для моего убеждения все средства вплоть до самых вероломных. Он, негодяй, знал, как я люблю верховую езду и практически каждый день, когда выпадала свободная минутка, звал меня прокатиться. Я не могла в этом ему отказать. Отец тоже не препятствовал этому, хотя в любое другое время стал бы причитать, что я слишком злоупотребляю прогулками, и что рано или поздно сверну себе шею. Но так как до сих пор этого не произошло, ограничивался лишь замечаниями. А в свете последних событий вообще делал вид, что ничего не видит, не слышит и не понимает.
Накануне самого отвратительного события в моей жизни, вновь будучи на прогулке верхом, Альфред продолжал действовать мне на нервы, свято уверенный в том, что еще немного - и я соглашусь, что меня ожидает великое счастье.
- Изабелла, - говорил он чрезвычайно мягким тоном, которым разговаривают с маленькими детьми и душевнобольными, - не стоит так расстраиваться. Все девушки выходят замуж. Рано или поздно это случается со всеми.
До сих пор мне удавалось как-то терпеть это, но в тот день я была чрезмерно агрессивно настроена, вероятно, потому, что время моей казни стремительно приближалось.
- Прекрати! - рявкнула я, - прекрати, прекрати! Если ты и дальше будешь говорить со мной, как с буйно помешанной, я тебя стукну, как в старые, добрые времена.
- Не знаю, для кого они были добрыми, - насупился кузен, - но для меня это были темные времена. Я был весь в синяках. До сих пор не осмеливаюсь поделиться своими переживаниями с друзьями. Они ведь поднимут меня на смех. Какая-то маленькая, сопливая девчонка затерроризировала меня до потери сознания.
- Не преувеличивай, - фыркнула я раздраженно, - вовсе не до потери сознания.
- Да? Я боялся тебя до судорог.
- Ну надо же, - произнесла я вполголоса, - вот уж не думала, что способна на такое.
- Ты еще и не на то способна, - хмыкнул он, - как вспомню, что ты устроила неделю назад, так волосы дыбом встают. Взрослая, умная девушка, а такое сотворить! Неужели, тебе не было стыдно?
- Нет, - отрезала я, - я еще и не то сделаю.
- Ну, Изабелла, не надо! - взмолился он, - представь, что будет! Соберутся уважаемые люди, родственники, знакомые…
- Кто о чем, а ты опять о свадьбе, - вновь разозлилась я, - и слышать об этом не хочу. А если вы так боитесь, что я вновь наряжусь пугалом, то успокойтесь. Это не производит на герцога никакого впечатления. Такое ощущение, что ему это доставляет удовольствие.
Тут Альфред расхохотался.
- Ну, если быть честным, то это было забавно, - откровенно заявил он, - чего у тебя не отнять, так это чувства юмора. Но, боюсь, у дядюшки для этого его явно недостаточно.
- Ну и что, - фыркнула я, - надоело это выслушивать. Всю неделю ты твердишь мне о том, чтоб я примирилась со своим положением. И ни слова сочувствия, словно ты не понимаешь, как это отвратительно. Довольно, Альфред. С меня хватит. Я выйду замуж, черт возьми! Ясно?
Из всей моей речи его возмутило лишь то, что я выругалась. И кузен принялся читать мне длиннейшую нотацию о том, что хорошо воспитанные девушки не произносят таких выражений в приличном обществе. Не знаю, что разозлило меня больше: его занудность или то, что он до сих пор не понял, как я отношусь к подобным заявлениям. Так что, терпение дало трещину и развалилось в считанные секунды.
- Оставь меня в покое! - вскричала я, - нотации будешь читать своей супруге, если только найдется девушка, способная это выносить.
С этими словами я подхлестнула лошадь и помчалась напрямик, не разбирая дороги. Сперва позади слышались крики кузена, но потом они затихли. Видимо, он не смог меня догнать. Впрочем, это было неудивительно. До сих пор я еще не встречала человека, способного нестись сломя голову за мной и не свернуть себе шею. Так что, может быть батюшка и был прав, когда запрещал мне прогуливаться подобным образом.
Прошло три дня и герцог заявил о своем желании уехать домой. Это было еще одним неприятным для меня сюрпризом. Не то, чтобы я не была к этому готова, но я не ожидала, что это произойдет так скоро. Мне очень не хотелось покидать дом, хотя все эти три дня отец дулся на меня за то, что я вновь поступила по-своему. Как будто, он не привык к этому за те шестнадцать лет, что я прожила с ним.
- Это уже никуда не годится, - говорил он мне накануне отъезда, - разве так поступают? Нехорошо, Изабелла, некрасиво. Ты меня очень расстроила.
- Вы меня тоже, - не смолчала я.
- Чем это? - удивился он.
- Отлично. Вы даже не помните, что именно сделали.
- И что же я сделал? - спросил он, начиная сердиться.
- Выдали меня замуж.
- Ну, что ж теперь с этим поделать, - батюшка вздохнул.
- Ничего, - подытожила я.
- Все равно, ты могла бы попытаться жить жизнью замужней дамы. Это теперь твоя жизнь, глупо противиться. Мне бы очень хотелось, чтоб ты была счастлива.
- А для этого, батюшка, вам следовало повременить с женитьбой, - заявила я.
Он вздохнул.
- Когда ты перестанешь твердить об этом? Я знаю, ты не хотела выходить замуж. Но ты уже вышла и довольно об этом.
- Хорошо, - я пожала плечами.
- Я слышал, ты хочешь взять с собой свою служанку, - перевел отец разговор на другую тему.
- Да, - согласилась я с очевидной вещью.
- Но зачем? Уверен, в доме твоего мужа будет достаточно слуг для тебя.
- Мне нужен человек, к которому я привыкла.
- Но это всего лишь служанка.
- Ну и что?
- Господи, Изабелла, когда ты прекратишь спорить! - воскликнул он, - если бы ты знала, сколько денег было потрачено на твое воспитание! И после всех моих усилий ты отвечаешь "Ну и что", хотя прекрасно знаешь, как это некрасиво.
- Вы сами говорите "Ну и что", - отозвалась я.
Батюшка сел на стул и обхватил голову руками.
- Нет, это просто невыносимо! Что подумают люди, когда увидят тебя? Неужели, трудно быть благовоспитанной девушкой? Постоянно споришь со старшими и не слушаешь, что они тебе говорят. А ведь я старше тебя и умнее. И в конце концов, я твой отец!
- Уверяю вас, я никогда об этом не забывала.
Но он, не слыша меня, продолжал:
- И еще хочешь взять с собой эту девицу! Она совершенно не знает, как себя вести в порядочном доме. Что подумает герцог?
- Какая разница? - осведомилась я, - это моя служанка.
- Изабелла, я тебя умоляю! Оставь ее!
- Нет, я ее возьму.
- Нет, ты ее оставишь!
- Нет, возьму, иначе вообще никуда не поеду!
Разговор давно уже велся в повышенных тонах. Мы оба были раздражены и каждый хотел настоять на своем. Мой отец тоже упрям, хотя в нем это не проявляется так, как во мне. По сути, он производит впечатление мягкого и уступчивого человека. Но если на него найдет, то сам черт не сумеет его переспорить.
- Ты поедешь!
- Не поеду!
- Я силком запихну тебя в карету!
- А я оттуда выпрыгну на ходу и сверну себе шею, и все из-за вас! - выдала я напоследок.
Тут открылась дверь и в комнату вошел герцог.
- Я не помешал? - спросил он чрезвычайно учтивым тоном.
- Нет, - тяжело дыша, отозвался батюшка.
- А еще, я возьму с собой Кадо, - заявила я громко, специально для того, чтоб отец не позабыл ненароком, что именно мы обсуждали.
- Что? Эту ужасную псину? Только через мой труп!
- Вовсе он не псина! А хороший, воспитанный пес.
- Там достаточно собак и без него.
- Ну и что?
- Нет, я этого не вынесу! Опять "ну и что"?
- Если вы имеете в виду того дога, которого я видел на прогулке, - заговорил герцог, - то я не против его присутствия в доме.
Батюшка посмотрел на меня тяжелым взглядом.
- Говори сразу, что еще ты хочешь взять с собой? Свою любимую лошадь? А может быть, и конюха впридачу?
- Нет, конюха я оставлю вам, - съязвила я.
- Бери, кого хочешь, - сердито отозвался отец, - хоть весь дом. Я устал с тобой спорить. Иди к себе.
Я демонстративно пожала плечами и развернувшись, вышла. Я все равно возьму, кого хочу. Не понимаю только, почему батюшка так заупрямился. Или ему тяжело расстаться с Эмили, он так к ней привязался, что не в силах пережить разлуку?
Когда я, вдоволь наговорившись с Эвелиной, вернулась к себе, было уже довольно поздно. Кстати, я без особого труда смогла отыскать обратную дорогу, должно быть, уже немного научилась ориентироваться в этих коридорах.
В моих покоях было пусто, если не считать Кадо, который при появлении хозяйки поднял голову и несколько раз приветливо взмахнул хвостом. И тут же вновь закрыл глаза и блаженно засопел. Кажется, ему понравилось новое место жительства. Еще бы, ковер здесь не в пример мягче.
Эмили не вышла меня встречать, но я на это и не рассчитывала. Эмили - великая соня и поднять ее с постели после десяти часов вечера было практически невозможно, разве что, вылить на нее ведро воды. Но к столь кардинальным способам я прибегать не стала. Честно говоря, устала и было безумно лень. К тому же, я не знала, где в этом доме мне достать ведро воды.
Так что, я решила обойтись собственными силами, благо, что опыта у меня была предостаточно. Уж что-что, а самостоятельно переодеться я сумею.
Потрепав Кадо по голове напоследок, я задула свечу и легла в постель. Не знаю, сколько прошло времени, наверное, очень много, я уже почти заснула. А может быть, как раз наоборот, несколько минут. Иногда я засыпаю практически мгновенно. Но неожиданно какой-то посторонний звук нарушил тишину. Я с трудом разлепила глаза и приподнялась на локте, прислушиваясь. Что это было?
И тут в дверь кто-то нетерпеливо постучал. Так стучат люди, желающие, чтоб их немедленно впустили. Не понимая, в чем дело, я тяжело вздохнула, встала и, накинув на плечи большую шаль, вышла в приемную. Интересно, сколько сейчас времени? Непроглядная темень за окном. Что, в этом доме принято будить людей среди ночи?
- Господи, кто там? - зевая, спросила я.
- Изабелла, ради Бога, пожалуйста, впустите меня! - скороговоркой прозвучало из-за двери.
- Эвелина? - изумилась я, выглядывая наружу? - что случилось?
Ненадолго замолчала. Потому что, девушка выглядела, мягко скажем, нетипично. На ней было забавное ночное одеяние до пят и чепец, сбившийся на правое ухо. Волосы растрепаны, лицо бледно, а глаза сверкают полубезумным огнем с примесью страха и паники.
- Можно к вам? - спросила она, заметно дрожа и обхватывая себя руками, - простите, умоляю, я понимаю, как нелепо это выглядит и вообще… Я все объясню.
- Входите, - я посторонилась.
Все равно, я уже не сплю. А раз так, то почему бы и не узнать, какая бешеная муха укусила Эвелину, что она врывается ко мне посреди ночи.
Девушка молнией метнулась внутрь и тут же, развернувшись ко мне, вскричала:
- Закройте дверь, пожалуйста, закройте!
С сумасшедшими не спорят, и с временно помешавшимися тоже. Я послушно выполнила ее просьбу, но Эвелине этого было мало.
- Не так! - с отчаяньем продолжала она, - заприте ее! Тут есть замок?
- Не знаю. Наверное, - я пригляделась и обнаружила требуемое.
Раз ей от этого спокойнее, то нужно сделать это. Тем более, что мне, собственно, было все равно, заперта дверь или нет.
Когда я задвинула засов, Эвелина облегченно вздохнула и без сил опустилась в кресло. Я повернулась к ней, твердо намеренная выведать все, что можно.
- Слава Богу, - выдохнула девушка, - я понимаю, глупо, никакие двери не остановят это, но все-таки… Так спокойнее, правда?
Ничего не понимая, я тем не менее кивнула. Эвелину била дрожь, она стучала зубами, съежившись в кресле и похожая на забитого ребенка.
- Дать воды? - спросила я.
- Нет. Да, благодарю вас.
Я принесла графин и стакан, налила воду и протянула ей. Эвелина взяла его и поднесла к губам. Руки у нее тоже дрожали, так что несколько капель воды пролилось на пол. Но стакан она осушила в два глотка.
- Сядьте к камину, - предложила я, - правда, он уже потух, но тепло сохранилось.
Она, как послушная девочка пересела в другое кресло.
- Простите, Изабелла, - сказала она уже не столь дрожащим голосом, - мне очень жаль, что я вас разбудила. Я понимаю, что веду себя ужасно. Приличные девушки не врываются к людям посреди ночи.
Тут я фыркнула.
- Ничего страшного.
- Вы так добры. Конечно, я должна была пойти к Огюстену, но.. Сейчас это будет не совсем... и потом, он очень не любит, когда его будят.
Можно подумать, я это обожаю! Странная у некоторых людей логика. Хотя, откуда мне знать привычки герцога. Возможно, он имеет обыкновение швырять в разбудивших его графином или еще чем. Тут, конечно, сто раз подумаешь, прежде чем будить.
- Это ужасно, - Эвелина искоса посмотрела на меня, проверяя, не сильно ли я злюсь, - я хочу попросить вас… но моя просьба… Заранее простите, Изабелла. Но не могли бы вы разрешить мне спать сегодня здесь?
На следующий день после завтрака Эвелина выдумала новое развлечение. Должно быть, посещение приема вдохновило ее на это. Она предложила прокатиться на лошадях по окрестностям. Впрочем, я не возражала. Я ведь любила кататься. Для пущего удовольствия прихватила с собой Кадо. Собаки не должны весь день сидеть в четырех стенах. Им нужно разминаться, бегать. Особенно, для таких пород, как доги. У них длинные ноги, сама природа предназначила их для бега.
Когда я вышла во двор, там была одна Эвелина. Она тут же подбежала ко мне и попросила:
- Покажите, что умеет Кадо, Изабелла. Пока никого нет.
Почему бы и нет? Как и любая владелица породистой собаки, я обожала демонстрировать его умения и навыки.
- Сидеть, - сказала я Кадо.
Он исполнил мою команду.
- Лежать. Сидеть. Дай лапу.
- Какая прелесть! - ахнула Эвелина, - а мен он даст лапу? Можно, Изабелла? Ну пожалуйста!
Трудно было отказать такой просьбе. Я согласилась, хотя Кадо не любил выполнять команды, отданные чужими.
- Дай лапу, - попросила Эвелина робко.
Кадо посмотрел на меня.
- Протяните руку, - велела я девушке, - Кадо, дай ей лапу.
Она осторожно вытянула руку вперед. Кадо нехотя протянул ей лапу и тут же убрал. Но Эвелине этого было более, чем достаточно.
- Какой умница! - заахала она, - а что он еще умеет?
- Сейчас подойдет Этьен и мы продемонстрируем вам команду "Фас", - съязвила я.
Судя по всему, Эвелина не понимала шуток. Она испугалась.
- Ой, нет! Что вы, Изабелла! Так нельзя!
- Конечно, - согласилась я, пожимая плечами, - я пошутила.
- И потом, я уже видела, как Кадо исполняет эту команду.
- Когда? - удивилась я.
- Забыли? По дороге домой, когда на нас напали грабители.
Я и в самом деле, забыла об этом пустяке.
- Он умеет носить в зубах палку? - продолжала выспрашивать девушка.
- Он носит мои туфли.
Эвелина засмеялась и захлопала в ладоши.
- Как мило!
- Развлекаемся? - прозвучал насмешливый голос Этьена, - катанье на лошадях отменяется? Эвелина, ты вполне можешь оседлать этого пса. Он домчит тебя быстрее ветра.
- Разве что, тогда, когда впереди будешь бежать ты, - заметила я.
- Поехали, - это подошел герцог, - тут такое солнце, что мы изжаримся заживо.
Можно подумать, за воротами нет никакого солнца. Там ходят по небу низкие тучи и хлещет дождь. Странная у некоторых людей логика.
Судя по всему, остальные привыкли, что герцог постоянно командует. Послушно расселись по своим лошадям и взяли в руки поводья.
- Команда "вперед" будет? - вполголоса спросила я у Эвелины, - или это каждый решает индивидуально?
Этьен услышал это и захихикал. А Эвелина нахмурилась.
- Здесь нет ничего смешного, Этьен, - сказала она, - Изабелла, почему вы все время так зло шутите?
- Это не шутка, - я пожала плечами, - это ехидная реплика "в сторону".
Разумеется, Этьен снова захихикал. Чего еще от него ждать!
Окрестности были очень живописными. В том смысле, что если б я была художником, то непременно запечатлела это на холсте. Но способностей к рисованию у меня не было. Вообще никаких. От моих рисунков у учителя рисования волосы вставали дыбом. А отец долго гадал, что же я хотела изобразить.
- Сегодня тепло, - заметила Эвелина, поднимая лицо к небу и щурясь от яркого солнца, - Огюстен, - она обернулась к брату, - может быть, пройдемся пешком?
- Я знаю, тебе не терпится заняться псом.
- Нельзя? Почему же? Мне нравится играть с Кадо. А ему нравится со мной играть, Изабелла? - это она сказала, конечно, мне.
- Кадо любит побегать, - признала я очевидную вещь.
- Ну еще бы, - вставил Этьен, - с такими длинными лапами, как у него, он и минуты на месте усидеть не сумеет. Вон, носится.
Кадо и в самом деле, разминал косточки, носясь по окрестностям, задрав хвост. За то время, пока мы ехали, он успел совершить пробежку до лесочка и обратно раз десять, не меньше.
Мы остановились и спустились на землю. Живая и подвижная Эвелина тут же отыскала на земле какую-то палку и развлекалась тем, что бросала ее в разных направлениях, а Кадо с веселым лаем бегал за ней и приносил назад. В эту игру он готов играть с кем угодно. И потом, Кадо до такой степени любит играть с палкой, что сам частенько отыскивает их и приносит мне, виляя хвостом и всем своим видом говоря: "Брось ее, хозяйка. Ну, брось! А я принесу". Если же у меня нет настроения этим заниматься, то он сам развлекается, как может, прыгает на палку и лапами отталкивает подальше, а потом бросается на нее и хватает зубами.