Позвонил Вовка Абрамушкин. Я сразу догадался, что это он, потому что из телефонной трубки раздалось громкое овечье блеяние:
— Бе-е-е-е! Бе-е-е-е-е! Бе-бе-е-е-е-е!
Вот, думаю, молодец Вовка, не забывает!
— Привет, — отвечаю, — у меня всё в порядке!
И немедленно решил выучиться хрюкать, как дикая пятнистая свинья.
Три дня у меня на такое дело ушло, ни единого человеческого слова за это время, а только: хрю-хрю! хрю-хрю! хрю-хрю-хрю!
Когда понял, что настоящим свиньям до меня далеко, я набрал Вовкин номер и ка-ак захрюкаю!
Вовка прислушался, а затем неуверенно так спрашивает:
— Витёк, ты? Или Глеб?.. Может, Антон?..
Я обиделся и бросил трубку. Тоже мне, гусь, лучшего друга по голосу не узнал!
Мы с Вовой Абрамушкиным разучили «Песню без слов» собственного сочинения.
— Разучили, значит, давай споём, — решил Вовка.
Только мы затянули первый куплет, кто-то начал стучать по батарее отопления, а потом вышибли дверь и вбежали вооружённые соседи.
— Держись, ребята! — наперебой отважно кричали они. — Помощь идёт! Кого здесь мучают и убивают?!
— Да никого здесь не мучают и не убивают, — сказали мы с Вовкой соседям.
И отправились во двор. Уселись на скамеечку и запели нашу «Песню без слов».
Что тут началось! Завыли сирены, во двор одна за другой въехали двенадцать машин скорой помощи, а за ними пожарные и милиция.
— Пойдём отсюда, — сказал я Вовке. — Песню спеть спокойно не дадут!
Мы отправились на пустырь за железной дорогой. И под грохот проезжающего поезда запели «Песню без слов».
Минуты две ничего не происходило. Затем небо загудело и одна за другой на пустырь стали опускаться марсианские летающие тарелки.
— Держись, ребята! — окружили нас зелёные и оранжевые марсиане. — Помощь пришла! Мы вас в обиду не дадим! Мы всё слышим! Командир марсианского десанта взял под козырёк и обратился к нам с моим лучшим другом Вовкой Абрамушкиным:
— Что случилось? Зачем вы нас звали?
— Да ничего такого особенного, — переглянулись мы с Вовкой. — Первый в истории человечества межгалактической контакт. Не отпирайтесь, все видели: вот вы же сами к нам на Землю и прилетели!
Вовка застенчиво улыбнулся и добавил:
— В честь этого важного события мы вам сейчас споём «Песню без слов» собственного сочинения!
Мы с Вовкой Абрамушкиным пили чай у меня в кухне. Было слышно, как под окном дворничиха подметает тротуар: шир-шир, шир-шир-шир!
— Судя по звуку, — сказал вдруг Вовка, — метла у нашей Лидии Васильевны совсем новая, берёзовая, ровно тридцать шесть прутиков!
— Разве это можно определить по звуку? — удивился я. — Особенно насчёт количества прутьев!
Вовка в ответ снисходительно хмыкнул и наморщил лоб, опять прислушиваясь.
— Берёза, от которой наломали веток, старая, растёт на опушке, отдельно от других деревьев, — сообщил Вовка. — Одинокая, значит, такая берёза! И в ней большое дупло… Судя по звуку!
— Ух, ты! — заинтересовался я. — А где она растёт, эта берёза? То есть где находится опушка, как далеко отсюда?
Вовка Абрамушкин ещё раз сосредоточился, даже ладошку локатором приложил к правому уху.
— Село Подгорицы Белгородской области, — наконец определил он. — Судя по звуку, почти девятьсот коренных жителей, много коров, овец и другой живности… Судя по звуку!
— Село Подгорицы! — радостно повторил я. — Слушай, а речка там имеется? Рыбалка хорошая?
Вовка отхлебнул чаю, тщательно сжевал подряд три или четыре сушки с маком и в который уже раз начал сосредоточенно вслушиваться, как под окном шуршит метла.
— Мелочь разная, окуньки да плотва, — покачал он головой. — Судя по звуку…
Я живо представил себе чудеснейшее живописное село Подгорицы в Белгородской области, хотя никогда там не был. Весело журчала небольшая речушка, а на огромном лугу паслись бесчисленные коровы и овцы, от которых почти все девятьсот коренных жителей дружно отгоняли ветками назойливых мошек и комаров.
А отдельно от других деревьев на опушке стояла огромная старая берёза с чёрным дуплом, из которого к тому же кто-то лохматый, с длинным носом насмешливо мне подмигивал.
Я распахнул окно и закричал нашей замечательной дворничихе Лидии Васильевне Ковтанюк:
— Тётя Лида, какая у вас, оказывается, необыкновенная метла! Судя по звуку!
Добродушная Лидия Васильевна очень удивилась.
— Да разве можно судить о метле по звуку? — развела она руками. — А метла что надо, это точно! Метёт — во!
И показала мне большой палец.
Звонит как-то мой друг Вовка Абрамушкин по телефону и радостным таким, почти счастливым голосом спрашивает:
— Привет! Не знаешь, что это у меня тут на столе такое? В природе бывают, к примеру, жёлтые буретковые катусы?
— Чего-чего? — отвечаю. — Чего бывает в природе?
— Ну, значит, это просто не буретковый катус, — вздохнул Вовка и положил трубку.
А ровно через пять минут звонит снова.
— Слушай, — говорит, — а бывают одновременно мягкими и холодными гудковые чумчики?
— Какие ещё, — отвечаю, — гудковые чумчики?!
— Выходит, на столе у меня и не гудковый чумчик, — сообщил Вовка и опять положил трубку.
А ещё через пять минут, конечно же, опять звонит.
— Как ты думаешь, — говорит, — кукаевские босики — вот они-то как раз холодные и сладкие, да?
— Кукаевские… кто? — переспросил я.
— Кукаевские босики, — почти по слогам повторил Вовка Абрамушкин. И печально закончил:
— Нет, судя по всему, это у меня и не кукаевские босики.
И, конечно же, положил трубку.
Но теперь не прошло и минуты, как телефон у меня зазвонил в очередной раз.
— Всё, разобрался! — заорал в трубку Вовка. — Сам во всём разобрался! Это у меня раньше, пока не съел, было ананасное мороженое! Здоровенная такая банка, целый килограмм!
Тогда уже я бросил трубку и обиделся.
Тоже мне, друг называется! У него была полная большая банка ананасного мороженого, а он с ним в одиночку разбирался, без меня.
От обиды я пошёл в магазин, купил себе тоже пластиковую коробку мороженого, только земляничного.
И, понятное дело, позвонил Вовке Абрамушкину.
— Слушай, — говорю, — как ты думаешь, чем могут пахнуть дуньдуньские буньки?
Через минуту Вовка примчался ко мне.
— Осторожно! — с порога закричал он. — Только не подходи к ним близко! Стой подальше от стола! Держись за моей спиной! Сейчас разберёмся с твоими дуньдуньскими буньками!
Нет, что бы там ни говорили, Вовка Абрамушкин — настоящий друг!
Вовка Абрамушкин изобрёл специальное колдовское слово для сбора грибов.
Я сразу понял: теперь не нужно долго ходить по лесу и заглядывать под каждый кустик. Достаточно поставить на середину поляны большую корзину и громко сказать:
— Цыц-па-цыц!
Все съедобные грибы, прежде всего грузди и боровики, конечно, как только услышат это слово, сразу же сбегутся со всех сторон и сами начнут укладываться в корзину.
— Здорово! — сказал я, потому что Вовкина придумка мне очень понравилась. — Пойдём в лес, немедленно проверим твоё изобретение на практике, а?
— Пошли, — согласился Вовка.
Мы захватили каждый по огромной плетёной корзинище, отправились в лес и быстро нашли подходящую солнечную полянку.
— Цыц-па-цыц! — что было мочи заорал я.
— Цыц-па-цыц! — подхватил Вовка. — Цыц-па-цыц!
Крошечная пёстрая пичуга испуганно вспорхнула с ветки и, недовольно щебеча, улетела прочь.
— Что-то не бегут твои грибы, — сказал я моему другу Вовке.
— Не бегут, — согласился Вовка. — Всё правильно. Моя теория действует.
— А что тут правильного? — не понял я.
— У грибов ушей нет, — объяснил Вовка. — Вот они колдовского слова и не слышат! Услышали бы — сразу прибежали!
Грибов мы с Вовкой в тот день много насобирали — море, две полные огромные плетёные корзины. Под каждый кустик заглядывали.
Преувлекательнейшее занятие, я вам скажу!
Я никогда не был футбольным фанатом, это всё Вовка Абрамушкин.
Прибегает ко мне, глаза выпучил:
— Включай скорее телевизор, футбол начался!
Уселись мы на диване, а Вовка не унимается:
— Ты за кого болеть будешь? Выбирай! Я — за «полосатых»!
Мне было всё равно, и я сказал:
— Хорошо, я тоже за «полосатых»… А как команда называется?
— Нетушки, нетушки! — заспорил Вовка. — Я первым выбрал, за «полосатых» я! А ты давай за других болей, за «синих»! Ну выбирай!
— Ладно, — согласился я. — Тогда я болею за тех, которые в жёлтых трусах… За «синих», одним словом…
— Та-ак, против «наших», значит, — осуждающе кивнул Вовка. — Вот ты какой, оказывается!..
И отодвинулся от меня на другой край дивана.
— Ну-ну, сейчас мы тебе шарик-то в ворота закатим!
Тут как раз футболисты в жёлтых трусах и синих майках забили «полосатым» гол со штрафного.
Вовка насупился и начал кусать нижнюю губу.
— Вовка, не переживай, — сказал я ему. — Всякое бывает…
Игра продолжалась, а Вовка Абрамушкин угрюмо пыхтел почти до конца первого тайма. Как раз пока «полосатым» не забили второй гол. Тогда Вовка вскочил с дивана и стал метаться по комнате, сжав ладонями подбородок и громко мыча, будто у него сильно болел зуб. Нет, громче — словно у него внезапно разболелась вся нижняя челюсть сразу.
— Вов, — пробовал я утешить друга. — Чего ты?! Они отдохнут чуток, а потом возьмутся и такое моим устроят!
— У-у-у-у! — стонал в ответ Вовка. — У-у-у!
Во втором тайме команда Вовчика пропустила ещё один гол.
Ах, да на загляденье! Наш защитник прошёл с мячом через всё поле, в одиночку обыграл человек шесть «полосатых», всех по очереди!
А затем метров с двадцати, пушечным ударом загнал мяч под самую перекладину! У меня аж дух захватило…
А потом всё, 3:0, матч закончился.
Вовка, мой лучший друг, был серый, как стена.
— Вова, — сказал я ему. — Считай, что у нас ничья. Боевая ничья! Каких-то три гола разница, чепуха, почти поровну…
Вовка, немного поломавшись для виду, в конце концов со мной согласился. И, чтобы развеять последние сомнения, съел большое яблоко.
А я про себя подумал: «Да чтобы „наши“, „синие в жёлтых трусах“, каких-то там „полосатых“ под орех не разделали?!»
Вышел я прогуляться, смотрю: посреди двора Вовка Абрамушкин на стуле верхом уселся, спинку стула двумя руками ухватил, подпрыгивает и кричит:
— Но-о-о-о!
А потом вдруг:
— Тпру-у-у-у!
— Ты чего это? — удивился я. — Ты зачем вынес во двор стул и здесь на него взгромоздился? Что, нельзя было дома на стуле посидеть?
— Ничего ты не понимаешь, — гордо и даже немого свысока ответил Вовка. — Это я верховой езде обучаюсь! На лошади! Понял?!
И сразу же снова заорал:
— Но! Но!! Но-о-о-!!!
И запрыгал вместе со стулом.
— Ничего себе! — задумался я. — Вовка, есть ведь некоторая разница — на стуле ездить или на лошади!
— Тпру-у-у! — рявкнул Вовка в ответ.
Затем перевёл немного дух и объясняет:
— Да никакой, собственно, разницы! Главное — хорошо запомнить, когда «тпру» сказать, когда «но»!
— Э-э, дорогой мой, — оглядел я со всех сторон Вовкин стул. — Многого ты, похоже, в этой жизни ещё не понимаешь! «Тпру» и «но»! С живым конём всё не так просто: и удила потянуть, когда требуется, и пришпорить его нужно вовремя…
— Да знаю! — отмахнулся Вовка Абрамушкин.
И как пришпорил вдруг свой стул что было сил!
Стул под Вовкой тут же взбрыкнул, поднялся на дыбы — наездник едва на стуле удержался! — да как помчит, не разбирая дороги!
— Помогите! Помогите!!! — заорал Вовка на весь двор.
Про «тпру» свои даже не вспомнил — не до того было!
Вижу я, дело плохо, друга спасать нужно.
Вскочил я, не седлая, на дворовую скамейку, шлёпнул её ладошкой и помчался Вовку догонять.
Ясно, верхом на стуле от скамейки далеко не уйти, догнал быстро, ухватил за спинку.
Так и едем рядышком, один на стуле, другой на скамейке верхом.
Я Вовкин стул не выпускаю, рукой его ласково по спинке поглаживаю.
— Нет, — говорю, — не «тпру» и «но» в этом деле главное! Важнее — хорошее обхождение!
Моей младшей сестрёнке Таньке купили пианино. А в придачу ещё толстенную кипу нотных книг и тетрадей.
Понятно, что в тот же день пришёл к нам в гости Вовка Абрамушкин.
— Ух ты, пианинка! — радостно сказал он. — Можно на нём поиграть?
— Можно, — разрешил я. — А ты, разве, умеешь?
— Вот как раз и проверим, умею или нет, — пожал плечами Вовка.
Он раскрыл самый толстый нотный сборник и начал его листать.
— Хочешь послушать «Ноктюрн» композитора Шопена? — наконец остановился он.
— Конечно, — согласился я.
— Нет, лучше что-нибудь из Бетховена, — передумал Вовка. — Вот, пожалуйста, «Виртуозная пьеса»!
— Давай Бетховена, — не стал я спорить.
Вовка подозрительно посмотрел на меня и странно хмыкнул:
— Такое впечатление, что тебе всё равно! Тогда уж я для начала сыграю произведение Антонио Вивальди! Чудное название — «Времена года. Осень. Переложение для фортепиано»!
Мне стало как-то неловко, что я едва не обидел своего друга равнодушием.
— Ясное дело, сыграй сначала «Осень» Вивальди! — горячо поддержал я Вовку. — Понимаешь, сам хотел тебя об этом попросить!
Вовка открыл крышку пианино, поставил ноты на пюпитр, осторожно дотронулся пальцем до какой-то чёрной клавиши.
— Слушай, — спросил он, — а что, сестра твоя, Танька, всё вот это запросто может сыграть? Вивальди, скажем, или… даже Бетховена?
— Хи-хи! — вежливо ответил я. — Нет, конечно! Татьяне ещё сто лет учиться и учиться, а ноты на всю жизнь впрок закупили!
Вовка покачал головой в задумчивости, а затем потрогал пальцем ещё одну клавишу, белую.
— Обидно, наверное, будет, если пьеса Бетховена у меня не очень хорошо получится, как ты думаешь? — спросил вдруг он. — Или даже Шопена какого-то не одолею? Может, и не пробовать, чтобы лишний раз не огорчаться?
— Да ну, чепуха какая! — стал я переубеждать моего лучшего друга. — У тебя обязательно получится! Хочешь, Вовка, я тебе «Чижика-пыжика» покажу? Одним пальцем? Или «Чебурашку»? Я умею!
Вовка Абрамушкин встал из-за пианино, решительно тряхнул головой.
— Нет уж! — заявил этот гордый человек. — Если играть, так обязательно Бетховена, а не какого-то там «Чебурашку»!
Вовка положил мне руку на плечо:
— Пойдём во двор, футбол погоняем! Вот это я точно умею лучше всего на свете, проверено!
— Вот здорово, — сказал мне однажды мой друг Вовка Абрамушкин. — Мы в школе начинаем изучать иностранный язык! Английский!
— А меня записали на французский, — ответил я Вовке.
— Французский?! Странно, — Вовка задумался. — Если так дело пойдёт, скоро мы с тобой друг друга понимать перестанем…
Ни свет, ни заря заявился мой друг Вовка Абрамушкин. Он был в красивом спортивном костюме и с секундомером в руке.
— Быстро умывайся! — с порога объявил он. — Мы с тобой идём бить мировые рекорды в лёгкой атлетике!
— Ладно, — согласился я.
— В беге на сто метров сначала, — уточнил Вовка. — Затем в тройном прыжке и спортивной ходьбе. Для первого раза этого, мне кажется, достаточно!
Я умылся, и мы вышли на пустырь за домом. Вовка щёлкнул секундомером, и я побежал.
— Да, бегаешь ты так себе, — вскоре подвёл первый итог Вовка. — Теперь прыгай! В длину три раза, без остановки!
Я разбежался и запрыгал, как заяц.
— Бегаешь ты лучше, чем прыгаешь, — сообщил мне Вовка. — Ладно, теперь спортивным шагом к подъезду!
У самой двери нас встретил сосед дядя Миша Рабаданов.
— Откуда это вы в такую рань? — поинтересовался он.
— Да вот, на мировые рекорды замахнулись, — гордо сообщил ему Вовка Абрамушкин. И пояснил:
— В лёгкой атлетике.
— Ну и как успехи? — заинтересовался дядя Миша. — Рекорды пали?
— Нормальные наши успехи, в целом, если на двоих взять, — улыбнулся Вовка Абрамушкин. — Вот у Серёги только…
Вовка вздохнул и кивнул на меня:
— У Серёги результаты пока не очень…
Мы с Вовкой Абрамушкиным, моим лучшим другом, играли в морской бой, у него в комнате.
Сначала Вовка стрелял хорошо, но затем стал всё чаще и чаще мазать, да при этом ещё постоянно поглядывал на часы.
— Ты чего, торопишься куда-то? — не выдержал наконец я.
— Проверить нужно… одну очень важную вещь! — ответил Вовка. — Вот как раз сейчас начнётся!
И он включил телевизор. На экране показался симпатичный пожилой дядька, который всегда всё знает про погоду.
Дядька приветливо улыбнулся, поздоровался и начал свой рассказ.
— Помогай! — толкнул меня в бок Вовка.
И показал дядьке в телевизоре язык.
Но этого Вовке показалось мало. Он схватил себя за уши, далеко оттянул их и стал корчить рожи, одну смешнее другой:
— Ме-е-е! У-у-у-у! Хр-р-р!
Я не слишком решительно поддержал Вовку и тоже сказал:
— Хрю-хрю!
Дядька строго посмотрел на нас, но продолжал говорить о погоде в Хабаровске и на Дальнем Востоке.
Вовка опустился на карачки, стал прыгать по ковру, как собачка, вдруг загавкал, а затем ещё и поскулил. И даже сделал вид, что вот возьмёт сейчас да укусит за край тумбочку под телевизором.
Я подумал и начал изображать орангутанга, который ни за что не желает превращаться в человека.
Я стучал себя в грудь кулаками, дрыгал ногой и приговаривал:
— Э-гы-гы! Э-гы-гы!
Голос у дядьки в телевизоре сделался деревянным, он старался на нас не смотреть, а побольше внимания уделил циклонам над Центральной Европой.
Вовка Абрамушкин перестал гавкать. Зато он пальцем сплющил себе нос и от этого стал похож на молочного поросёнка. Я сделал то же самое. Так мы и пялились в телевизор, как две милые свинюшки.
Дядька тем временем закончил своё сообщение, коротко сказал о погоде в Москве, сделал паузу…
— Ну? — напрямик спросил его Вовка.
Дядька посмотрел на нас с приятелем долгим внимательным взглядом, понимающе хмыкнул.
— Благодарю вас за внимание, — сказал он тихим усталым голосом. — И желаю всего доброго! Успехов вам во всех ваших делах!
Тут даже Вовка Абрамушкин не выдержал.
— Дяденька! — закричал он в телевизор. — Вы очень воспитанный и культурный человек! Вы — настоящий джентльмен!
Идём мы как-то с Вовкой Абрамушкиным по лесной тропинке, возвращаемся на дачу с полными корзинами грибов.
Смотрим — впереди на ёлке белый хохлатый попугай сидит!
Мама родная, не чижик какой-нибудь!
Увидал нас попугай, крыльями захлопал, подмигнул и сочувственно так спрашивает:
— Заблудились, голубчики? Заблудились? Немудрено…
Мы Вовкой переглянулись. А затем молча, не сговариваясь, развернулись и пошли по тропинке в противоположную сторону.
Идём, идём, идём…
Глядь: снова ёлка, а на ёлке такой же белый хохлатый попугай, будто нас дожидается!
— Заблудились, голубчики! — говорит. — Понимаю, понимаю…
И нахально так подмигивает.
Мы с Вовкой свернули в сторону, пошли напрямик, сквозь чащобу.
— Попугаев в лесу всё больше и больше! — бурчит себе под нос друг Вовка. — Неспроста это! И не к добру!
А я стиснул зубы и молчу.
Вышли мы на поляну, видим: за поляной ёлка стоит, а на толстой еловой ветке белый хохлатый попугай раскачивается.
Увидал нас с Вовкой попугай, обрадовался.
— Заблудились, голубчики! — говорит.
Потом зябко поёжился и заскрипел противным ябедным голосом:
— Прохладненько сегодня! Бр-р! Мороз и солнце, день чудесный! Не простыть бы!
Жара стояла страшная, тут уж Вовка не выдержал.
— Сам ты заблудился! — ответил он попугаю.
Попугай как-то сразу сник.
— Да, — признал он честно. — Заблудился… И где она теперь, эта наша Африка, в толк не возьму…
А потом добавил:
— А вот вы — молодцы! Третий раз к одному и тому же месту выходите!
Мой друг Вовка достал из кармана компас и быстренько объяснил глупой птице, в какой стороне север, а где и вовсе юг.
— Спасибо! — поблагодарил попугай и полетел к себе, в тёплые края.
А мы с Вовкой Абрамушкиным отправились искать в нашем лесу тропинку, которая привела бы нас прямиком к даче.
Лето мы с Вовкой провели на даче, у нас и там домики по соседству.
Как-то собрались на рыбалку.
— Выйдем до рассвета! — предложил Вовка. — Самый клёв спозаранку!
— Хорошо, — согласился я. — Поставлю будильник…
— Правильно! — продолжал Вовка. — Потом зайдёшь за мной и тихонечко мяукнешь под окном!
— Зачем это? — удивился я. — Проще постучать в дверь… Или, если уж тебе больше нравится окошко, ногтем поскребу стекло…
Вовка Абрамушкин грустно покачал головой, мол, вот ведь с какими людьми ему приходится иметь дело!
— Зачем-зачем! Для романтики! — объяснил он. — Это будет тайный сигнал, известный только нам двоим! Придёшь и мяукнешь!
— Хорошо, — согласился я. И задумался:
— Вов, а вдруг ты решишь, будто под окном у тебя просто орёт какая-то незнакомая бездомная кошка?
— Не подумаю! — даже не дал мне договорить Вовка. — Мяукнешь, а после свистни два раза!
Я всё так и сделал.
Поставил будильник на четыре часа утра, а когда будильник прозвонил, мигом оделся, схватил удочки и бросился к Вовке.
Свет у того не горел ни в одном окне.
— Мяу, — негромко сказал я. — Мяу!
И свистнул два раза.
Никто не отозвался.
Я замяукал громче. В ответ — тишина. Тогда я свистнул от души.
Вдруг окно распахнулось настежь, и мимо моего уха просвистел Вовкин ботинок.
— Глупая кошка! — услышал я недовольный и сонный голос моего лучшего друга. — А ну брысь! Рассвистелась тут!
Как-то мы с моим другом Вовкой Абрамушкиным прогуливались в лесу.
— Слушай, Серёга, — спросил вдруг Вовка, — а ты умеешь свистеть, как соловей?
— Нет, — честно ответил я.
Вовка понимающе хмыкнул.
— А я вот — запросто! — сообщил он.
Вовка затолкал в рот четыре пальца, надул щёки — и как засвистит!
Берёзки вокруг задрожали, а из кустов вдруг выскочил крупный бурый медведь.
Мишка тоненько взвизгнул и, стуча зубами от страха, умчался прочь.
— Вов, не надо больше, — попросил я.
Мой друг проводил медведя взглядом и покачал головой.
— Кто бы мог подумать, что медведи так не любят соловьиного пения, — грустно вздохнул Вовка.
Как-то мы всем классом готовились к походу с ночёвкой в лесу.
Вовка Абрамушкин первым уложил свой рюкзак, приподнял за лямку и уважительно произнёс:
— Тяжёлая штука!
— А ты думал! — поддержал я друга.
Вовка отмахнулся:
— Я пока ещё не думал, только собираюсь!
И убежал куда-то.
Вернулся Вовка через час, с красным воздушным шариком на верёвочке.
— Видал?
Мой друг отпустил верёвочку, красный шарик плавно и неторопливо, чуть покачиваясь, поднялся к высокому потолку спортзала.
— Ух ты! — сказал я, провожая шарик взглядом.
Вовка ласково шлёпнул себя ладошкой по лбу и сообщил:
— Не голова — компьютер! Всего полчаса размышлений — и проблема решена!
Вовкина идея оказалась просто гениальной! Как мне самому такое в голову не пришло?!
— Привяжем всего один шарик к рюкзаку — уже нести легче… — продолжал мой лучший друг. — А если пять шариков?! Или десять?! Самый тяжёлый рюкзак становится просто невесомым! Идёшь себе по лесной тропинке с неподъёмным рюкзачищем на спине — и хоть бы хны, весело посвистываешь и только шишки пинаешь!
Я вспомнил, как утром шёл в школу и видел, что на углу продавали разноцветные надувные шарики. Шариков было много, в огромной связке штук сто, наверное, или даже двести, — сразу и не сосчитать.
Вовка понял меня без слов.
— Можно не то что рюкзак, можно диван с собой в поход взять, — продолжал он. — Нужная вещь в лесу — диван! Представь себе картинку!
Я зажмурился и, конечно, совершенно замечательную картинку тут же представил.
По лесной опушке шёл мой лучший друг с рюкзаком необъятных размеров за плечами. Одной рукой Вовка Абрамушкин держал конец тонкой бечевы, изредка подёргивая её, и следом за Вовкой на разноцветных шариках по воздуху плыли кожаный диван, телевизор и даже неглубокая ванна.
— Вовка! — закричал я, потрясённый увиденным. — Отчего же диван, телевизор и даже ванна летят у тебя по воздуху на шариках, а сам ты идёшь по земле, да ещё с тяжеленным рюкзаком за плечами?!
Мой друг на секунду задумался, звонко хлопнул себя ладошкой по лбу и объяснил:
— Шариков не хватило! Во всём городе…
Мы с Вовкой как-то устроили соревнование: кто громче мяукнет.
Победил соседский кот Мурзик.
Мы с приятелем ещё только начали разминку, а Мурзик с перепугу вдруг заверещал так, что в соседнем дворе было слышно!
Ирина Ивановна объясняла новый материал.
Вовка Абрамушкин вдруг толкнул меня локтем в бок и шёпотом спросил:
— Ты бы хотел прокатиться верхом на кенгуру?
— Конечно, кто же откажется! — так же шёпотом ответил я.
Вовка вытянул шею, посмотрел в окно и продолжал:
— На Камчатке вчера два вулкана проснулись! Знаешь, как удобно яичницу жарить! Поставил сковородку на склон, две минуты — и всё готово!
— Ага! — поддержал я друга. — С ветчиной и зелёным лучком!
Отличница Сыроедина обернулась к нам с Вовкой и выразительно покрутила пальцем у виска.
А подслушивать, между прочим, нехорошо!
— В Тихом океане есть такая Марианская впадина, — не обращая внимания на Сыроедину, опять зашептал Вовка. — Одиннадцать километров глубиной!
— Вот бы туда нырнуть! — размечтался я. — С маской и в ластах!..
Ирина Ивановна замолчала и подошла к нам:
— О чём это вы всё время болтаете?
— Есть такая Марианская впадина, — честно ответил я. — В Тихом океане… Глубоченная!
— Понятно, — печально вздохнула добрая Иринушка. — У нас сейчас, между прочим, урок математики, а не географии!
Вовка виновато развёл руками: что уж тут говорить, понимаем!
Ирина Ивановна продолжила объяснение нового материала.
Вовка Абрамушкин какое-то время молчал, молчал… а потом вдруг толкнул меня локтем в бок и шёпотом спрашивает:
— Слушай, а ты хотел бы прокатиться верхом… на синусе?
На уроке географии мы изучали устройство компаса и как этим замечательным прибором пользоваться.
Вовка Абрамушкин во всём первым разобрался.
— Школьные ворота, — объявил он, — азимут 42! Газетный киоск — азимут 16!
Затем мой лучший друг положил компас на карту Европы и уверенно продолжил:
— Азимут 223 — Париж! Азимут 291 — Копенгаген!
— Молодец! — похвалила способного ученика Феоктиста Анисимовна. — Теперь ты, Абрамушкин, нигде не пропадёшь и уж точно не потеряешься!
После уроков Вовка остановил меня и предложил:
— Приходи вечером ко мне в гости! Я тебе научно объясню, как меня найти…
— Чего там искать?! — удивился я. — Да все в классе прекрасно знают, где ты живёшь!
— Вот теперь и ты будешь знать! — мой лучший друг протянул бумажку с точными географическими координатами своей квартиры. — Азимут 178, всё прямо и прямо! Мой дом… ещё не доходя до Африки… Да я тебя встречу!
Утром по дороге в школу Вовка Абрумушкин спросил у меня:
— Знаешь, чего нам с тобой в жизни немножко не хватает?
И сам же ответил:
— Всеобщего почёта и уважения!
— Да, — согласился я. — Нам бы это не помешало! И что нужно предпринять?
— Давай, что ли, заделаемся чемпионами мира по лыжам! — предложил Вовка. — На дистанции, скажем, пятьдесят километров!
— Это вариант! — поддержал я друга.
— Плохой вариант… — огорчённо махнул рукой Вовка. — За тебя обидно! Там ведь сразу вдвоем чемпионами не станешь, верно? Скажем, займу я первое место, а ты всего лишь второе — уважать тебя будут гораздо меньше…
— Что же делать? — задумался я.
— Остаётся одно: станем с тобой чемпионами мира по футболу! — тут же придумал Вовка.
— А что, неплохо! — согласился я.
— Неплохо-неплохо! — передразнил меня лучший друг. — Разбежался! Нужно сначала ещё девять человек уговорить, чтобы полная команда была! Мяч купить! А после у сборной Испании выиграть!
Мы уже подошли к школьным воротам, и в голове моей неожиданно почти всё прояснилось. Я вдруг понял, на какие великие подвиги способен Вовка ради нашей с ним дружбы.
— Вов, не юли! — сказал я тогда напрямик. — Скажи честно, ты домашнее задание не сделал? Задачи не решил? По алгебре или по физике?
Вовка Абрамушкин остановился, огляделся по сторонам и грустно кивнул:
— Да ну, ерунда! По математике, конечно…
— Там одна очень трудная была! — поддержал я друга. — Номер 816! Пойдём, я тебе ещё успею объяснить до начала урока! Мы же с тобой одна команда! Чемпионы мира по футболу!
Позвонил Вовка Абрамушкин и без лишних предисловий спрашивает:
— Ты все задачки решил?
— Нет, конечно, — отвечаю. — Только те, которые на дом задали!
— Правильно! — обрадовался Вовка.
— Если бы ты решил все задачи, ты уже был бы величайшим математиком в мире!
— Ха! — возразил я Вовке. — Все задачи на свете никто решить не может! К примеру, возьмём Лобачевского! Вот уж точно великий математик! Ты думаешь, он все-все задачки решил?! Ничего подобного, ещё и нам с тобой осталось!
Вовка задумался.
— Получается, — наконец сказал он, — между тобой и Лобачевским нет никакой разницы? Он не все решил, и ты не все?
— Получается, так… — согласился я.
Вовка ещё подумал, а затем тяжко вздохнул.
— Между тобой и великим математиком Лобачевским, понятное дело, разницы уже никакой… — наконец объяснил он. — А вот у меня с вами почти ничего общего! Я и в домашнем-то задании ни в зуб ногой! Так что выручай, Лобачевский!
Вовка Абрамушкин спустился с крылечка и встал посреди двора, величеств венный, будто памятник императору Петру Первому. Только с большой лопатой в руке.
— Ты чего это?! — окружили мы Вовку. — Зачем тебе лопата?
— Метро вот задумал построить, — просто объяснил мой лучший друг. — Тоннель прокопаю от центра города до… хотя бы до клумбы с календулами!
Все посмотрели на энтузиаста с большим уважением.
Вовка поплевал на ладони и неглубоко копнул мягкую землю. Получилась ямка.
— Начало положено! — сказал я.
Вовка тщательно обмерил ямку пальцем. И остался очень доволен результатом.
Затем он закинул лопату на плечо и направился к своему подъезду.
— Эй, ты чего?! Вовка! Абрамушкин! — закричали мы вслед уходящему метростроевцу. — А метро?!
Вовка остановился, обернулся, оглядел нас всех по очереди и объяснил:
— Не волнуйтесь, с метро полный порядок! Теперь в нашем дворе уже есть метро, хотя, правда, и недостроенное… Но всего десять минут назад и такого не было!